Сны чужие

      Крайт осекся и с опаской покосился на вожака, но тот остался спокоен, никак не выказав недовольства его последними (чересчур вольными, пожалуй) словами. Осмелев, Крайт продолжил:
      - Свеорх, вон тот малый, с царапиной на подбородке. Жил в самом Арк-Хорл, служил в городской страже, был настолько верен прежней власти, что после памятной всем ночи оказался среди тех, кто покинул город. Тогда, слышал, почти все стражники ушли, вместе с их старшим…
      - Нье-Ру, - буркнул Эрхал.
      - Что? - удивился Крайт.
      - Меот-кортэга городской стражи звали Нье-Ру.
      - Э-э… говорят, он все еще прячется в горах со своими ребятами и нападает на патрули "пятнистых". Свеорх, правда, этого не знает, его полусотня сама воевала, без других. Они прятались в этих самых лесах, где и мы сейчас обретаемся, только отсюда подальше к северу. Семнадцать дней назад устроили засаду на армейский обоз, а тот обоз сам оказался ловушкой - на возах под мешковиной вместо тюков сидели лучники, а в стане позади шли три сотни спир-хэдов. Дальше продолжать?
      - Не надо, - Эрхал скривился и потер шрам, разрезающий правую бровь. - Отряд побили, а парню повезло.
      - Это еще как поглядеть, ведь он оказался среди выживших. Он и еще тот, с седыми прядями на лбу. На деле ему, думается, лет сорок, не боле. Зовут Луском. Где судьба его так потрепала - одна Тши-Хат знает, сам же он не говорит. Проболтался только, что стражником не был, как Свеорх, а в его полусотню попал уже когда они вместе из столицы нашей достославной ноги уносили. На солдата он и верно не больно-то похож. По повадкам скорее вор, но определенно городской, хмурый какой-то, нет в нем нашей ватажной удали.
      - Фрая и Камира, - как кого зовут из женщин - это в ватаге наверняка знали все, однако Крайт все же решил пояснить: - Та, что повыше и поплотнее - Фрая, та, что пониже и… э-э… поуже в бедрах - Камира. Фрая говорит про себя, что она дочь деревенского плотника и, кажется, не врет. Замашки у нее мужицкие, а ручка… ух! (Крайт невольно потер правое запястье, все еще ноющее после знакомства с "ручкой" Фраи). Неудивительно, что парень, которого она приложила сгоряча в родной деревушке, упал и уже не поднялся. Похоже, сельчане на нее за это шибко обиделись, потому как вовсе не возражали, когда ныне покойный Ураз-Таш забрал ее с собой.
      - Я помню, - заметил Эрхал, - в то время я уже был с вами.
      "Значит, все же притворялся, - развеял для себя последние сомнения Крайт. - Ну и ловок же ты, приятель…"
      - Камира тоже деревенская, из семьи старосты. Папаша привечал у себя всякую шальную братию, навроде Альха или Свеорха. Когда открылось, успел удрать прямо из под носа у "пятнистых". Камиру с братом забрали в назидание отцу и другим. У брата на второй день пути жар начался, а на третий он после ночёвки в снегу не проснулся. Девчонка же выдюжила… крепкая, хоть так, по виду, и не скажешь.
      Девицы, инстинктивно старавшиеся держаться поближе друг к другу, натаскали к костру свежего лапника, постелили поверх веток свернутое вдвое одеяло и с удобством расположились на нем. Сейчас Фрая с заметной радостью взялась помогать Альху в готовке. Камира дремала, свернувшись калачиком и натянув на голову капюшон меховой куртки. Намаялась, бедолага… Крайт поймал себя на какой-то особенной, непривычной жалости к худенькой дочери деревенского старосты и поспешно загнал сомнительное чувство туда, откуда оно выползло навроде пронырливого болотного гада. Чтобы отвлечься, поспешил продолжить изложение собранных сведений.
      - Вурт, - Крайт кивком указал на привалившегося к дереву молодого барска с некрасивым, сильно скуластым лицом, - сын кузнеца из Вала-Сорд. Не поладил с родителем, сбежал из дома и прибился к какой-то лихой кампании. Парень многого недоговаривает, но думается мне - это была ватага Тарака Рваное Ухо, которую еще весной посек на постоялом дворе под Реска-Рэх один бешеный законник…
      Что-то дрогнуло в лице Эрхала. Он странно пошевелил губами, будто хотел о чем-то сказать или задать вопрос, но в последний момент передумал и промолчал.
      - Вурт единственный, кто спасся, потому как с ватагой его тогда не было - продырявили плечо при налете, отлеживался в схроне… Так он сам, конечно, сказывает. Потом, когда узнал о конце дружков, долго прятался, боялся, что тот законник будет его искать, чтобы дело закончить. Несколько раз примерялся пристать к разным ватагам, да все не решался, а недавно его узнали в какой-то деревеньке. Крестьяне сами же и повязали, а после передали с рук на руки "пятнистым". Обычное дело: больших шаек боятся, а то и для своей пользы шалых прикармливают. Одиночек же никто не любит.
      - Есть у нас, впрочем, и не одиночки: тот, что дрова рубит - это Нерб, а вон тот, что болтает с Фраей - Ашер. Про них и говорить особо нечего, довольно того, что Нерба я раньше знавал, он в ватаге Иривая-Топора ходил. Неплохой, вроде, парень. Надежный. Ашера не знаю, но его хорошо знает Нерб. Думаю, такие как он не станут ручаться за кого ни попадя. А история у них простая: половину ватаги побили, половину из тех, что выжили по дороге Седобородый прибрал - их косточки теперь под снегом мерзнут.
      - Кто там еще остался… - взглянув по сторонам, Крайт фыркнул. - Э-э… Цирга и э-э… Хинш - вон та парочка здоровяков с руками, что твоя лопата. Братья. Про этих тоже ничего толкового не скажешь, ибо по рожам видно, что с детства в земле ковырялись. Пахари… Р-ронтова кровь, сам не пойму, чего с нами-то увязались. Не иначе - умишка Тши-Хат в их деревянные головы слишком уж много вложила. Хотя это - вряд ли, потому как оказались они здесь по собственной дурости. Отдали бы сборщику из крепостного гарнизона половину собранного осенью урожая, так сидели бы теперь дома, в тепле, жёнок по углам тискали. Нет - эти дурни мало что зерно отдавать отказались, так ещё, пока солдаты из охраны к старосте ходили за повозками, того сборщика заперли в амбаре, дверь подпёрли снаружи колами, а амбар подпалили. Собственный. Сбежать уже не успели, солдаты, как дым увидели, повозки побросали и обратно бросились, а там эти двое вокруг своего амбара бегают, соломы подкладывают, чтоб горело жарче. Охранники, видать, не больно-то своего сборщика любили, потому как на месте вершить расправу не стали, а только избили обоих дурней хорошенько, на воз вместо зерна бросили и живьём на заставу увезли, а уж оттуда их первым же конвоем в крепость отправили. В Брук-хад, стало быть.
      - У тебя злой язык, парень.
      Крайт пожал плечами и усмехнулся:
      - А я вообще не больно-то добрый.
      - Что ж так?
      - Жизнь не выучила, доброте-то.
      - Вот и рассказал бы про себя.
      - Про себя? - Крайт сложил губы трубочкой и тоненько свистнул. - Я как ветер - то там зашумит, то тут завоет… А про себя и говорить нечего. С малых лет по лесам мотаюсь. Вольпом жил, вольпом в землю уйду.
      - Спирово дерьмо.
      - Что? - не ожидавший подобных слов Крайт даже немного растерялся.
      - Дерьмо, - холодно бросил Эрхал, - бравада разбойничья. Для простачков вроде тех деревенских увальней, может, и сгодится, а только мне этого трёпа не надо. Не люблю. Вижу, хочешь стать моим ближником, или как там ещё у вас таких называют… альвашем.
      - Кто? Я?…
      - Может, и станешь, - глаза у Эрхала были - ровно две колючие бирюзовые льдинки, - только для начала расскажешь о себе побольше, без пустого бахвальства и увёрток. Я хочу знать всё о том, кому буду доверять больше других. И не ври мне, приятель. Поверь - я это сразу узнаю.
      Эрхал сделал короткое и быстрое движение, вроде как пальцами щёлкнул. Наконечник стрелы пролетел над костром и воткнулся в дерево. Из-за треска горящих дров и шума голосов никто этого не заметил, кроме Крайта, который только и смог, что изумлённо моргнуть. Он молчал довольно долго, а Эрхал не торопил его, позволив собраться с мыслями.
      - Что ж рассказывать-то? - пробурчал он, наконец.
      - Для начала скажи откуда ты.
      - Откуда… оттуда, куда ты, шаваш, думается, по жизни и носа не совал.

* * *

      - Ах ты, гадёныш!… Маленькое ничтожество! Ублюдок!
      - Прости меня, георт, я не… Ой!
      - Я тебе покажу "прости"! Дрянь! Спиров выкормыш! Ты у меня эту грязь с сапога языком слижешь! Совсем ведь новые сапоги! Я не для того их покупал, чтобы какой-то мелкий проходимец заляпал светлую кожу дерьмом из канавы!
      - Ой-ей!… Не крути ухо, ми-илостивый георт! Бо-ольно же!…
      - Больно?! Ты еще не знаешь, что такое "больно", гадёныш! Я бы точно заставил тебя слизать эту грязь, если бы не знал, что твой мерзкий язык изгадит сапоги ещё больше! Вот тебе! Получи! На!…
      - Не бей меня, не надо! Смилуйся!…
      - Получи!…
      - Не на-а…

* * *

      Крайт зябко поежился. Копаться в своей прошлой жизни не было никакой охоты. Всё равно, что разгребать голыми руками мусорную кучу. Когда-то ему было не привыкать - рыться в слежавшихся полусгнивших отбросах. Мальчишке Крайту приходилось проделывать такое мало не каждый день.
      - Знаешь, каково это - жить на улице?
      - Знаю. Мне… рассказывал один друг.
      - Рассказывал? - Крайт громко фыркнул. - Значит, не знаешь. По тебе видно, что ты не из простых. Родовитый, небось, да и железкой крутишь… в вольнице такому не выучишься. Хороших бойцов в лесных ватагах по пальцам можно счесть, а уж таких как ты, и вовсе, небось, не сыщешь. Среди городских, правда, попадаются неплохие умельцы, но, думается мне, ты не из таковских. За цирхи чужие головы резать не станешь.
      - Мне уже однажды говорили такое, - глухо вымолвил Эрхал.
      - Один друг? - не удержался от ехидства Крайт и осекся, получив ответ, полный скрытой горечи:
      - Да… друг. Я ответил… ему примерно то же, что скажу сейчас тебе: ты не знаешь меня, не знаешь что у меня за душой.
      - Это и ни к чему. Стоит только посмотреть в твои глаза. Оттуда глядит благополучное детство, сытная еда и хорошее воспитание. У тебя наверняка был собственный наставник, а может даже не один. Ты привык повелевать - может статься, тебя даже учили этому. А вот меня с самого рождения учили пресмыкаться, ползать червем в грязи, уворачиваясь от ног, которые хотят раздавить. Я не ел досыта, спал вполглаза, а все благородные наставления мне заменяла палка покойного папаши. Когда он был трезв, то бил меня этой самой палкой по хребтине и заставлял запоминать: как незаметно увести из под навеса соседского спира, кому его продать, сколько заплатить "торговцу снами" за порцию литтилка. Бьяни он мог выпить несколько кувшинов и остаться трезвым, но нажевавшись "дури", хмелел сразу. Тогда я старался не попадаться ему на глаза, потому что ему было уже все равно чем меня бить - палкой, медным котелком или топором для колки дров. Однажды он насмерть забил черенком лопаты нанятую в "вёселом доме" девку. За это стражники приволокли его на городскую площадь и палач оттяпал ему кредэком обе руки. Я смотрел как он умирает и мне не было его жалко.
      Крайт украдкой взглянул на Эрхала. Тот сидел, задумчивый и суровый. В пальцах у него снова что-то вертелось. Сначала показалось - комочек глины. Всмотревшись, Крайт обомлел: это была не глина. Шаваш держал небольшой медный слиток - всё, что осталось от нескольких мелких монет, вынутых из кошеля. Эрхал без видимого усилия сплющивал пальцами медяшку, затем скатывал ее в шарик и снова сплющивал, повторяя это раз за разом, с завораживающей монотонностью. Крайт попытался представить, во что бы превратилась живая рука, попав в тиски таких пальчиков. Ему стало не по себе.
      - Продолжай, - спокойный голос Эрхала вернул чувство реальности. Крайт помотал головой, отгоняя видение раздробленных костей и раздавленной плоти. Чтобы скрыть пробившуюся в голосе предательскую дрожь, он подпустил туда немного сарказма.
      - Палка больше не грозила моей спине, но я в одночасье потерял крышу над головой и ежедневный кусок лепешки. Хотя эта лепешка редко когда была мягкой, все же лучше иметь чёрствую лепешку, чем вовсе не иметь никакой. Было от чего впасть в уныние. В больших городах частенько находят мёртвых сирот. Они ломают шеи, падая в рвы для отбросов, тонут в сточных канавах, замерзают насмерть с наступлением холодов. Могли бы и меня однажды выловить из какой-нибудь выгребной ямы, если бы не случай. Великая Хозяйка иногда странно благоволит к нам… и то, что я сейчас говорю об этом тебе, а не лежу с разрубленной головой в каком-нибудь сугробе - верное тому доказательство.

* * *

      - Эй, малой!… Да, ты. А ну-ка, поди сюда. Не боись, не обижу… Ну, что глядишь, ровно зверёныш какой? Бьют часто? Это нам знакомо. Небось, подзывают, как я сейчас, а затем - подзатыльника, аль пинка, так ведь? Вижу, что так. Да подойди же ты, не буду я тебя трогать. А ну-ка…
      - У-уй! Пу-усти-и, ми-илостивый георт!
      - Хватит выть. Замолкни, тебе говорят! Вот то-то же… Это тебе урок, малой: доверять нельзя никому. Доверчивых всегда обманывают. Уяснил?
      - Уяснил, георт…
      - Бурш. Называй меня Бурш. Можешь еще добавлять "достойный". Так вот, малой, доверять никому нельзя, и все же кому-то доверять нужно, ибо слишком недоверчивых обманывают так же часто, как и слишком доверчивых. Ясно тебе?
      - Ясно, достойный Бурш.
      - Хм… Я сразу понял, что ты парнишка смышленый. Есть хочешь?
      - Хочу. А ты не будешь больше драться?
      - На сегодня одного урока хватит. Да не жмись ты, не так уж сильно я тебе ухо крутнул. Сейчас набьем твой живот какой-нито снедью и я подыщу тебе место для ночлега.
      - Благодарствую… Только зачем я тебе, достойный Бурш?
      - Ага, ты даже смышленее, чем я полагал вначале. Спрашиваешь, зачем… Я ведь тебе говорил, что никому лучше не доверять?
      - Говорил, достойный Бурш.
      - А насчет того, что кому-то доверять всё равно нужно?
      - Говорил.
      - Так вот, я и есть тот, кому нужно доверять, малой. С этого самого мгновения ты начнёшь доверять старику Буршу, и тогда старик Бурш поставит тебя на ноги к нашей с тобой обоюдной выгоде. Понятно?
      - Не очень.
      - Это не беда. Как-нибудь объясню поподробнее, а пока - тряхнём мошной. Эй, трактирщик!…

* * *

      - Бурш заменил мне отца. Он стал мне наставником и другом. Заботился обо мне, защищал меня, одевал и кормил. Бурш сделал меня таким, какой я есть.
      - Полагаешь, он сделал тебе подарок?
      - Я вовсе не наивен, - проворчал Крайт, отвернувшись в сторону. - Таких как я у Бурша было еще семеро. Вместе мы сколотили неплохую ватагу. Обчищали одиноких путников на дорогах, забирались в богатые дома, срезали кошели на рыночной площади. Потом дела пошли веселее - торговцы, крестьянские обозы, большие охотничьи артели. Поднатаскались махать железом, перестали бояться стычек со стражей и наёмной охраной купцов. Добычу сбывали через Бурша. Он с нас, думается, недурной доходец имел, но и помогал чем мог: оружие давал, провиант, спиров отборных, от облав прятал, опять же - про выгодные дела всегда загодя говорил.
      - Использовал вас, ровно скотинку домашнюю, - Эрхал презрительно сплюнул, губы его зло кривились. - Подставлял под чужие мечи, а сам грёб потихоньку от "обоюдной выгоды".
      - Он нас подобрал из грязи, отмыл и обогрел. Я от него слова бранного, почитай, и не слышал вовсе, а уж чтобы палкой по спине - того и в гадком сне не виделось. Срам мне на старика пенять… тем паче, что нет его уже.
      - Давно?
      - Третий год пошел. Какая-то лихая болячка прицепилась - высох за одно лето, точно палый лист. А ведь не такой уж старый был, только-только седьмой десяток разменял. Осиротела тогда наша ватажка. Бурш умел всех в кулаке удержать, и на верную добычу нюх имел необычайный. Без него все не так стало. Удача начала к нам все больше задом поворачиваться, а неудача - так прямо в глаза заглядывала. Редеть стала ватага. Сперва одного потеряли, после - еще двоих. Потом и до шаваша нашего, Сарува-Ловкача, смерть дотянулась. Что обидно: не стражники, не законник какой, а свои же собратья, воры флаваркские в драке ножом ткнули. Четверо - уже и не ватага вовсе. Широко не разгуляешься вчетвером-то. Пораскинули мы умишком, да и прибились к вольнице Гувора-Беды. С нами у него шестнадцать мечей стало - сила немаленькая, скажу я тебе. На большие дела ходили, добычу брали втрое против прежнего. Так промышляли, почитай, год с лишком, пока в одной гнилой деревеньке нас фарсахары всех разом не накрыли. С большого веселья мы тогда были, едва на ногах стояли, но резня жуткая получилась. Четверых, может пятерых "пятнистых" насмерть… ну и наших, конечно, кого посекли, кого живьём скрутили. Двое моих прежних товарищей в той деревеньке навечно остались. Третьего ранили крепко. Он на другой день умер. Перестал дышать, лежа на прелой соломе в вонючем амбаре, где нас перед отправкой в Брук-хад держали. Из питомцев Бурша я один ещё жив. Гувор был тем самым невезунчиком, кого Ураз-Таш искромсал на давешней поляне, прежде чем ты из него самого кровушку выпустил. От ватаги его только трое и осталось: я, да та парочка недотеп, что решили идти своей дорожкой - Смух и Юки.
      Крайт потянулся и с показным небрежением заявил:
      - Вот и вся история. Доволен?
      Эрхал молча кивнул, не показывая вида, доволен ли на самом деле услышанным от Крайта или нет. Казалось, шаваш потерял к рассказчику всякий интерес. Оно и понятно - история как история, ничего особенного. Таких историй - по несколько сотен на каждый город наберется, ежели с умом поспрашивать. Что ему…
      - Я тебе верю, - произнес Эрхал, - хоть ты и не рассказал мне всего.
      "Чего это - всего?" - хотел спросить Крайт. Не спросил. Прав ведь шаваш - не сказал он ему многого. Зато всё, что сказал - истинная правда.
      - К чему мне врать? - буркнул он сердито. - Никакой пользы в том для себя не вижу. Ну, а если что и умолчал, так разве малость какую, пустяк. Ты-то, небось, о себе не более расскажешь.
      - О себе? - Эрхал, казалось, удивился. - Незачем тебе обо мне что-то знать. Уж во всяком случае - пока незачем. Если расскажу правду, ты все одно не поверишь. Ещё лжецом сочтешь, а то и вовсе сумасшедшим. Хочешь, могу небылицей позабавить? Я, веришь ли, когда-то мастак был на них, на небылицы-то.
      Крайт посмотрел недоверчиво: не шутит ли шаваш? А то, может, того хуже - издевается. Тот будто мысли его подслушал, усмехнулся и успокоил:
      - Шучу. Не обижайся, альваш. Знать про меня лишнее тебе и впрямь пока ни к чему. Придет время, может и расскажу. Поглядим ещё как дело обернется.
      - Ладно уж, поглядим, коли так…
      - Готово! - возглас Альха прорвался сквозь ровный гул голосов. - Эй, худосочные, кто охоч до жратвы?! Уж мы с Фраей вас порадуем!
      Встрепенулись даже самые уставшие, досель казавшиеся дремлющими и неподвижными. Сразу зашевелились, потянулись к котлу. Голоса зазвучали громче и веселее. Двое парней подхватили с жердины котел с бурлящей похлёбкой и пристроили его на краю кострища, одним боком поближе к огню, чтобы не остывал слишком быстро.
      - А ну-ка, придержите руки! - осадил Альх самых нетерпеливых. - Голод голодом, а обычаи забывать не след!
      - Верно, - отозвался Вурт, - почтить бы нужно.
      Некоторые из ватажников (в основном бывшие вольпы) одобрительно закивали, остальные недоуменно переглядывались. Взгляды и тех, и других постепенно сосредоточились на молчащем Эрхале. Тот, заметив всеобщее внимание, недоуменно нахмурился.
      - Что там ещё?
      - Первый кус - старшому, - Альх смотрел с хитроватым прищуром. - Так уж издавна повелось.
      - Ну да, - пробормотал шаваш, - как это я позабыл…
      Он поднялся и подошел к исходящему вкусным паром котлу. Перед ним расступались.
      - Бери по силе, - произнес Альх со значением, протягивая вожаку кинжал.
      Эрхал взял клинок. У него было странное выражение лица - будто вспомнил нечто забавное, что его сейчас вовсе не забавляло. Он заглянул в котел, поколебался, потом решительно сунул в варево кинжал и тут же вытащил.
      Крайт мысленно выругался: на острие висела полоска мяса, толщиной чуть поболе самого лезвия. Либо Эрхал не был знаком с обычаем "первого куска" (что вряд-ли), либо… дальше мысли путались. Для чего шавашу могло понадобиться намеренно выказывать свою слабость Крайт не мог даже предположить.
      Тот, между тем, отправил мясной ошметок в рот, немного пожевал (не иначе - больше для виду) и проглотил.
      - Сила - не главное, - бросил Эрхал примолкшим, обескураженным ватажникам. Нагнувшись, он воткнул кинжал в снег, счищая с лезвия остатки жира. Подал клинок обратно.
      - Кхм… - кашлянул Альх, принимая оружие. Похоже, он был смущен, однако сумел быстро совладать с эмоциями и вернул на лицо обычную хитроватую усмешку.
      - Ну, вольница, теперь можно и нам силенки подкрепить.
      "Вольница" снова зашумела, загомонила. Два десятка рук в момент расхватали подпеченные на угольях лепешки, ножи и кинжалы поочередно зазвенели о стенки котла. Альх и Фрая внимательно следили, чтобы никто не остался обделённым, не забывая, впрочем, и о себе.
      Крайт поспешил присоединиться к общей трапезе. Ел быстро и жадно, изредка прихлебывая из пущенного по кругу черпака обжигающий травяной отвар. Пища была довольно скудной, но изголодавшемуся барску казалось, что он давно не едал ничего вкуснее. Уминая за обе щеки, всё косился на Эрхала. Тот вернулся на прежнее место и погрузился в собственные мысли. В пальцах его вновь заблестела смятая медяшка. Трапезничать он, похоже, не собирался.
      - Чудной какой-то, - буркнули рядом с Крайтом. Повернувшись, он увидел Вурта. Барск перехватил его взгляд и состроил гримасу, отдаленно напоминающую улыбку.
      - О чем это ты с ним болтал всё время? Я смотрел, смотрел…
      - Смотрелки не намозолил? - огрызнулся Крайт. - Чем смотреть, да гадать, подошел бы и спросил прямо. Мы в разговоре не секретничали. И ещё запомни на будущее: болтают бабы на базаре, а стоящие фэйюры между собой беседуют по-умному.
      - Ага, - гримаса Вурта стала недоброй. - Так может и мы с тобой маленько побеседуем? Как стоящие фэйюры. По-умному.
      - Завсегда пожалуйста, - Крайт прищурился и смерил барска пренебрежительным взглядом. - Хотя с тобой умной беседы может и не выйти. Скорее уж болтовня пустая получится.
      Глаза Вурта от злости сузились в узенькие щелки. Он набрал в грудь побольше воздуха, но ответить не успел - сильная жилистая ладонь с размаху хлопнула его по спине, разом сбив с дыхания. Вурт распахнул глаза во всю ширь и закашлялся, давясь невысказанной бранью. Над его правым плечом ухмылялся Альх.
      - Славный отварчик получился, - проворковал он добродушно, - бодрит посильнее перебродившего бьяни. Вон как вас, молодых, проняло-то. Хлебните-ка ещё чуток, ребятки.
      - Попозже, - просипел Вурт, с трудом откашлявшись, - побеседуем ещё.
      Крайт ему не ответил. Отпив из протянутого черпака, он облизал губы и благодарно кивнул Альху. Потом пошёл устраиваться спать. В сон, надо сказать, клонило изрядно, а ноги буквально подкашивались от усталости. Он по примеру женщин нарезал побольше лапника, разложил его рядом с костром, бросил поверх одеяло - получилось роскошное ложе. Завернувшись в теплый плащ, Крайт улегся спиной к огню и закрыл глаза.
      Вурт его волновал мало. Открытая стычка с ним была бы даже полезной - стоило подкрепить своё положение "ближника" (пусть Эрхал пока не объявил этого вслух - дело казалось уже решённым) небольшой демонстрацией силы.
      "А Альх непрост, - думал Крайт, засыпая. - Хитер, как торгал. Да и обычаи лесной "вольницы" что-то уж слишком хорошо знает для простого торговца… Эрхал всё же молодец, хоть Вурт и верно бурчал - чудной он какой-то. Зато с ним не страшно… Куда-то шаваш нас ведёт?…"
      С этой мыслью он заснул.

Глава пятая

      Разбудили Крайта странные звуки. Помнилось: кто-то стонет совсем рядом. Негромко так стонет, чуть слышно. Первая мысль была об Ашере и Фрае - эти двое уж очень приветливо болтали вечером у костра. Нашли время для баловства! Чтоб их Тши-Хат… В отчётливо донесшемся новом стоне не было и тени любовной страсти. Скорее уж страдание, да такое, что колючий озноб пробрал до костей. Сон слетел вспугнутой птицей. Крайт приподнялся на локте, тревожно озираясь по сторонам.
      Костер давно прогорел, лишь груда углей еще светилась в темноте, переливалась живыми огненными прожилками и изредка потрескивала. Вокруг вповалку лежали ватажники. Кто-то сопел во сне, кто-то выводил простуженным носом замысловатые немузыкальные рулады. Из глубины бездонно-чёрного леса доносились тоскливые крики незнакомой Крайту птицы. Среди этих многочисленных ночных звуков казалось невероятным различить то, что, как ему показалось, он услышал вполне отчётливо.
      "Верно, приснилось", - подумал Крайт… и тут же получил ответ: нет, не приснилось. Стон послышался вновь. Совсем близко, руку протянуть! Крайт всмотрелся в темноту и даже дышать перестал.
      Вот тебе и Эрхал! Вот тебе и несгибаемый шаваш!
      Барск лежал на спине, обратясь лицом к холодному звездному небу. Его черты казались спокойными, почти застывшими… Один миг казались. Потом их до неузнаваемости исказила страшная болезненная судорога и с дернувшихся губ сорвался негромкий, но полный невыразимой муки стон.
      Крайту стало не по себе. Что же может такое сниться, от чего боец с железной волей вроде Эрхала… Рука поневоле потянулась к плечу лежащего - разбудить, вытрясти из вожака неведомый ночной морок. Не дотянулась. Шаваш открыл глаза и его взгляд мигом остудил порыв Крайта.
      - Я… - Крайт запнулся, пытаясь сообразить, что бы ему такое сейчас сказать.
      Эрхал сел. В его глазах гасла только что пережитая боль, уступая место настороженности.
      - Я что-нибудь говорил во сне?
      - Э-э… нет.
      - Хорошо.
      Эрхал зажмурился и резко мотнул головой, встряхнулся… а затем вдруг быстро повернулся и схватил Крайта за отвороты куртки.
      - Не лги мне, - прошипел он в лицо ближнику и его голос обжег неприкрытой угрозой. Уже во второй раз с момента своего пробуждения Крайт почувствовал озноб. Он даже не пытался вырываться, прекрасно осознавая бессмысленность подобной попытки.
      - Я говорю правду, - зашептал он с горячей убежденностью, - никаких слов я не слышал. Только э-э… стоны. Верно, тебе что-то скверное снилось. Это бывает. Я и сам иногда вижу кошмары. Обычное дело, ничего странного. Иной раз такое привидится, что хоть вой! Вот, скажем, снится мне снова папаша с палкой, а то стражники гонятся и бежать уж мочи нету никакой. У тебя, небось, тоже всякое было…
      - Было? - Эрхал разжал пальцы, отпуская Крайта. - Может, и было. Только мне прошлое не снится.
      - Но тогда… От чего еще можно так…
      Он благоразумно проглотил слово "мучиться". И без того следовало бы укоротить свой чересчур длинный язык.
      - От того, чего не было.
      Шаваш рывком поднялся и Крайт увидел в его руке ножны с мечом. Похоже, тот даже ночевал в обнимку с клинком. Это бывалого ватажника не удивило. Он и сам не любил оставлять оружие далеко от себя.
      - Отдыхай, - бросил Эрхал, поправляя сбившуюся одежду, - утром двинемся дальше.
      Крайт решил не спорить. К тому же шаваш прав - следовало набраться сил перед трудной дорогой. Откинувшись на жесткое и колкое ложе, он плотнее закутался в одеяло и смежил веки, слушая скрип удаляющихся шагов. Эрхал, верно, решил немного проветрить голову, а может просто отошел по нужде.
      Сон, между тем, не спешил возвращаться. К ночи подморозило и, несмотря на близость остывающего костра, лежать на снегу стало довольно-таки неуютно. Но не холод был главной причиной того, что сон упорно бежал Крайта. Перед глазами все стояло искажённое мукой лицо Эрхала. Ему снится "то, чего не было". Что же это на самом деле? То, чего не было, но будет ? То, чего не было, но может быть ? То, чего не было, и не будет уже никогда ?
      Скрип наста под ногами послышался вновь. Он приближался, потом затих, так и не добравшись до лагеря. Спустя какое-то время возобновился, но как-то странно, неровно - то быстрее и громче, то тише и медленнее. К чему бы это? Шаваш приплясывает на морозе, пытаясь согреться?
      Крайт приоткрыл один глаз. Широко распахнул другой. Моргнул…
      Эрхал и впрямь будто приплясывал. Ноги его двигались непрерывно и замысловато: два шага вперед, шаг назад, плавный отскок влево, поворот… Не менее затейливо двигались и руки шаваша: то взмахнут птичьими крыльями, то изовьются змеиными телами, то хлестнут живыми плетями хищной брицы - хват-дерева. Красив был "танец" Эрхала. Красив и страшен. Крайт только головой покрутил, не переставая удивляться поразительным странностям вожака. Вон, и меч уже в дело пошел: вырвался из ножен, сверкнул в темноте, ударил, вернулся, закрутил вокруг хозяина шипящие круги.
      Шаваш гнал прочь остатки ночных кошмаров, вытряхивая их из себя в буйной боевой пляске. Снег белыми фонтанами взлетал из под его ног, искрясь в призрачном свете Белой Шами. Полюбовавшись немного, Крайт перевернулся на спину. Уснуть под скрип шагов и шелест рубящей "впустую" стали навряд ли уже удастся. Лежи вот теперь, слушай…
      Скрип… Ш-ш-шух… Скрип… Скрип… Ш-шух… Ш-шух… Ш-ш-шу-ух…
 
      Скрип шагов по насту снега,
      Шелест мечущейся стали…
      Глаз взирал с ночного неба,
      Мы под сталью засыпали…
 
      Засыпали… стали… па… ли…

* * *

      Ближе к утру его поднял мороз. Седобородый разошелся не на шутку, выстудив за ночь лес до стеклянного звона в ветвях промерзших насквозь деревьев. Ругаясь шепотом и непрерывно стуча зубами, Крайт выбрался из под одеяла и поплелся к куче дров, сваленной неподалеку от костра, давно остывшего и присыпанного свежим снегом. Где-то между закоченевшими ушами злорадно чирикнула вредная мыслишка: "чего стоило назначить дежурство, чтобы поддерживать ночью огонь?" Никто ведь не подумал, а если и подумал, то скромненько промолчал. Самые умные легли вплотную, одной кучей и грели друг дружку теплом собственных тел. Остальные, окоченевшие и невыспавшиеся, начинали понемногу просыпаться и подниматься на борьбу с Седобородым.