Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

У Сун поклоном приветствовал старуху, а потом спросил:

– Куда брат девался? И почему не видать невестки?

– Присаживайтесь, почтенный, – молвила Ван. – Сейчас все расскажу. Как вы отбыли, брат ваш захворал и в четвертой луне помер.

– В какой день умер? От чего? Кто его лечил?

– В двадцатый день ни с того ни с сего начались нестерпимые боли в сердце, дней девять промучался. Всем богам молились, гадателей звали. Каких только снадобий ему не давали! Но ничего не помогло… Так и помер.

– Как же так вот и помер?! Он никогда на сердце не жаловался, – недоумевал У Сун.

– Как вы, начальник, легко рассуждаете! Небо не предупреждает, когда бурю нашлет. С утра человек счастьем наслаждается, а под вечер с горя убивается. Нынче разулся – не знаешь, придется ли завтра обуваться. Коли быть беде, ее не минуешь.

– А где ж его похоронили?

– Как брата вашего не стало, в доме ни медяка не оказалось. А хозяйка, – одно слово, баба! – куда пойдет? Где ей место погребения выбирать?! Спасибо, благодетель солидный отыскался, с покойником знакомство водил, – гроб пожертвовал. Что оставалось делать?! Через три дня состоялся вынос и сожжение…

– Ну, а невестка где ж?

– Невестка – женщина молодая, слабая. Без медяка в кармане перебивалась, а как кончился траур, мать уговорила ее выйти замуж. За приезжего вышла, с ним и уехала. А мне вот чадо свое на шею посадила, кормить-поить наказала до вашего приезда. Вот заботы дала…

Тяжело стало У Суну. Вышел он на улицу и побрел домой. Переодевшись в траур, он наказал солдату купить пеньковую веревку, чтобы препоясаться ею, пару мягких туфель и траурную шапку, а также фруктов, сладостей, ароматных свечей, жертвенных денег и прочие предметы.

В доме брата снова соорудили алтарь усопшего, расставив перед ним жертвенную снедь. На столе были зажжены светильники и благовонные свечи, поставлено вино и закуски, вокруг развешены траурные стяги. На приготовления ушло добрых две стражи.

Когда пробили первую стражу, У Сун возжег благовония, пал ниц и стал причитать:

– Пребудь рядом со мною, душа старшего брата моего! Человек ты был слабый и тщедушный. Как ты скончался, мне неведомо. Но знай, если тебя жестоко обидели и свели в могилу, явись мне во сне. Я отомщу за тебя насильникам.

И У Сун возлил вино, предал огню деньги и жертвенные предметы, затем, рухнув на пол, снова громко зарыдал. Вместе с ним скорбели и зашедшие в дом прохожие и растроганные соседи. Успокоившись, У Сун пригласил воинов и Инъэр разделить с ним поминальную трапезу, потом достал две циновки и велел солдатам укладываться на ночлег в соседней комнате. Инъэр легла в задней, а себе У Сун постлал циновку прямо у жертвенного стола.

Близилась полночь, но У Суну не спалось. Он тяжело вздыхал, ворочался с боку на бок. Солдаты, растянувшись во весь рост, спали как убитые – только храп раздавался. У Сун встал. На столе тускло мерцали свечи. Он сел на циновку и заговорил сам с собой:

– Брат был слабый и хилый. Как он умер?…

Не успел У Сун договорить, как из-под стола налетел порыв холодного ветра.

Только поглядите:

Без плоти и без тени, не мгла и не туман. Кружит как смерч, пронзает до костей. То холодом наскочит, душу леденя. Яркий огонь на жертвенном столе вдруг сник, померк. Едва-едва теплится светильник пред усопшего табличкой. Вдруг взметнулись жертвенные деньги на стене. Погребальный стяг затрепетал, отравленного душу сокрывая.

От леденящего ветра у богатыря волосы встали дыбом. Посмотрел он и видит: из-за стола появилась фигура. Раздался крик:

– О брат мой! Какую страшную я принял смерть!

У Сун не мог разглядеть говорившего, но только он метнулся в его сторону, как холод рассеялся и видение исчезло.

– Странно, – размышлял У Сун, поворачиваясь на циновке. – Сон это или явь? Ведь брат только что собирался мне все рассказать, а я своей ретивостью спугнул его душу. Ей-ей, что-то скрывают от меня о его кончине.

Пробили третью ночную стражу. У Сун обернулся. Солдаты крепко спали. Не по себе стало У Суну. Он ждал рассвета. Чтобы скоротать время, прилег. В пятую ночную стражу запели петухи. Светало. Встали солдаты и принялись греть воду. У Сун умылся и позвал Инъэр. Она осталась домовничать, а У Сун с солдатами отправился порасспросить соседей, как умер его брат и за кого вышла невестка. Соседи прекрасно все знали, да боялись Симэнь Цина и не желали вмешиваться в дело.

– К чему вы, начальник, нас спрашиваете? Тетушка Ван рядом живет, ее лучше спросите. Она вам все расскажет, – говорили они.

А один, поразговорчивей, добавил:

– Лучше всего, начальник, расспросите торговца грушами Юньгэ или следователя Хэ Девятого. Они-то всю подноготную знают.

У Сун пошел разыскивать Юньгэ, но нигде на улице его не было видно. Пострел между тем распродал рис и с пустой корзиной в руке возвращался домой.

– Братец, постой, – окликнул его У Сун.

– Опоздали вы, начальник, – проговорил Юньгэ, узнав У Суна. – Ничего теперь, наверное, не выйдет. Показания я бы дал, если б не старик отец. Ему шестьдесят. Кто кормить будет?

– Пойдем со мной, братец, – предложил У Сун и повел паренька в харчевню.

Они поднялись наверх. У Сун заказал две чашки рису и обратился к Юньгэ:

– Ты, братец, молодец! Такой молодой, а как об отце заботишься! Так и нужно! – он вынул пять лянов серебра мелочью и, протягивая их Юньгэ, продолжал: – На, возьми. Отцу на пропитание годятся. А поможешь мне, еще дам десять лянов. Настоящую торговлю откроешь. Только рассказывай все по порядку. С кем брат не ладил? Кто его загубил? Кто невестку взял? Все говори, ничего не скрывай.

Юньгэ взял серебро, а про себя смекнул: «Этих пяти лянов хватит отцу, пожалуй, месяца на три, а то и на все пять. Этак и в свидетели можно пойти».

– Так слушайте, что я вам скажу, – обратился он к У Суну. – Только тяжело вам будет, начальник!

И Юньгэ рассказал, как он торговал грушами и искал Симэнь Цина, как его избила старая Ван, когда он пытался проникнуть в чайную, как он помог У Чжи уличить любовников, как, наконец, Симэнь Цин ударил У Чжи под самое сердце и тот, пролежав несколько дней с сердечной болью, внезапно умер. Обо всем от начала до конца поведал У Суну уличный торговец.

– Правду ты говоришь? – спросил, выслушав его, У Сун. – Ну, а невестка с кем уехала?

– Ее Симэнь Цин взял. Хотите все до дна вычерпать, сами ее расспросите.

– Глупостей не болтай! – заметил У Сун.

– Глупости?! Да я и на суде то же скажу.

– Ну, если так, то ешь.

Вскоре на столе появились солидные блюда и чашки. Они принялись за еду. У Сун расплатился. Когда они спустились вниз, он наказал Юньгэ:

– Ступай домой и отдай деньги отцу, а завтра утром приходи к управе. Подтвердишь, что мне рассказал. Да… где живет следователь Хэ Девятый?

– И вы собираетесь отыскать Хэ Девятого? Да он за три дня до вашего приезда исчез.

У Сун отпустил парнишку, а на другой день с утра отправился к почтенному Чэню и попросил его написать жалобу. Когда богатырь подошел к управе, его уже поджидал Юньгэ. Они вместе вошли в приемную и встали на колени. У Сун подал жалобу.

– Что у тебя за жалоба? – удивился уездный правитель, увидев перед собой У Суна.

– Злодей Симэнь Цин в сговоре с моей невесткой Пань, своей любовницей, ударил моего брата ногой в грудь. Потом по наущению старой Ван они загубили брата, а Хэ Девятый, не разобравшись, поспешил предать тело огню, чтобы скрыть следы отравления. Невестку забрал в наложницы Симэнь Цин. Вот Юньгэ все подтвердит. Только на вашу милость уповаю.

У Сун вручил жалобу.

– А где ж Хэ Девятый? – спросил правитель, принимая жалобу.

– Хэ Девятый учуял недоброе и скрылся, – ответил У Сун.

Правитель допросил Юньгэ и вместе со своими помощниками удалился на совещание.

Надобно сказать, что и сам правитель, и его помощники, и архивариус, и писарь – все сверху донизу поддерживали с Симэнем Цином дружбу, а потому единодушно решили дело замять.

– У Сун, – заявил вошедший в приемную правитель, – ты же служишь старшим в уездной страже, а порядков не знаешь. Чтобы уличить прелюбодеев, их надо застать на месте, чтобы обвинить в воровстве, нужно предъявить награбленное, а когда подозревают убийство, осматривают раны. Так ведется исстари. В данном же случае нет даже трупа твоего брата, да и прелюбодеев никто не застал. Сам посуди, могу ли я разбирать дело об убийстве, полагаясь только на показания этого подростка? Можно ли допустить такую несправедливость?! Не торопись и подумай, стоит ли затевать дело.

– Ваше превосходительство! – сказал У Сун. – Это не моя выдумка, а сущая правда.

– Встань! – прервал его правитель. – Я еще раз обдумаю. И если сочту нужным, арестую кого следует.

У Сун встал и пошел домой, а Юньгэ задержали в управе.

Кто-то уже успел донести о случившемся Симэню. Известие о возвращении У Суна, его жалобе в управу и вызове Юньгэ в качестве свидетеля привело Симэня в замешательство. Он немедля выделил толику серебра и с доверенными слугами Лайбао и Лайваном отправил его уездным властителям.

На другой день У Сун ранним утром явился в управу и просил правителя арестовать преступников. Ему и в голову не приходило, что правитель получил взятку и не думал заниматься его жалобой.

– У Сун, – начал он, – не слушай, что тебе наговаривают болтуны. Они захотели поссорить тебя с Симэнь Цином. Дело тут темное, в нем нелегко разобраться. Как говорил мудрец: сомневаюсь даже в том, что вижу своими глазами, как же поверю тому, что говорят за спиной. Не горячись!

– Начальник! – вмешался в разговор стоявший рядом писарь, обращаясь к У Суну. – Ты же сам служишь в управе и должен знать порядок. Когда дело касается убийства, должны быть все улики налицо: труп, раны, причина смерти, орудия убийства и его следы. Только в таком случае ведется дознание. У нас нет даже тела твоего брата.

– Если вы не желаете браться за дело, я разберусь в нем сам, – заключил У Сун и, взяв обратно жалобу, покинул управу.

Юньгэ он отпустил домой, а сам невольно обратил свой взор к небу и тяжело вздохнул. Зубовный скрежет то и дело прерывался проклятиями, которые он посылал в адрес невестки-преступницы. Чтобы дать выход гневу, У Сун бросился прямо к лавке Симэня с намерением избить насильника, но за прилавком стоял только приказчик Фу Второй.

– Хозяин дома? – крикнул ворвавшийся в лавку У Сун.

– Хозяина нет, – ответил приказчик, узнав У Суна. – Что ему передать?

– Поди сюда! Мне с тобой поговорить нужно.

Фу Второй не посмел ослушаться. У Сун отвел его в сторону и схватил за шиворот. Глаза у него зловеще сверкали.

– Выбирай – жизнь или смерть?

– Пощади, начальник! – взмолился приказчик. – Что я тебе плохого сделал, начальник? С чего так разгневался?

– Умереть захотел, так молчи, скажешь правду, будешь жить. Где этот Симэнь, я тебя спрашиваю? Когда к нему невестка ушла? Ну! Все как есть говори, тогда пощажу.

Приказчик Фу был человек робкий. При одном виде богатыря он весь затрясся со страху.

– Успокойся, начальник. Я ведь всего только служу у него. За два ляна серебром месячного жалованья в лавке торгую. Знать не знаю, какие дела делает хозяин. Его нет дома. Он недавно ушел с приятелем в кабачок на Львиную. Честно вам говорю.

У Сун отпустил приказчика и вихрем помчался на Львиную, а перепуганный Фу Второй долго еще не мог двинуться с места. Когда У Сун очутился у моста на Львиной перед самым кабачком, Симэнь Цин, оказывается, угощал местного посыльного Ли. Этот Ли только тем и занимался, что обивал пороги управы, совал нос в казенные дела, пронюхивал везде и всюду. Так и наживал деньги. Его подкупали и истец, и ответчик, он же оказывался посредником того и другого, когда требовалось подмазать власти. Потому-то его и прозвали в уезде Ли Доносчик.

В тот же день, только узнав, что правитель вернул У Суну жалобу, Доносчик немедленно доложил об этом Симэню. Тот на радостях пригласил его в кабачок и одарил пятью лянами.

Пир был в самом разгаре, когда Симэнь случайно выглянул в окно и увидел У Суна. Вид у богатыря был свирепый. Он бежал от моста прямо к кабачку. Почуяв недоброе, Симэнь вышел, будто за нуждой, сам же выпрыгнул в заднее окно на гребень прилегавшей к кабачку стены, а с нее в соседний двор.

В это время в кабачок ворвался У Сун.

– Симэнь Цин здесь? – спросил он слугу.

– Господин Симэнь наверху. Со знакомым пируют.

У Сун скинул одежду и стрелой взлетел по лестнице. За столом сидел один посетитель, сбоку расположились две певички. Узнав в посетителе Доносчика Ли, У Сун сразу понял, кто донес Симэню, и бросился прямо к нему.

– Куда делся Симэнь Цин?

У Ли от испуга язык отнялся.

У Сун пинком опрокинул стол. Вдребезги разбились тарелки и чашки, напуганные певички застыли на месте. У Сун бросился к Доносчику и саданул его кулаком. Доносчик с криком вскочил на скамейку, пытаясь спастись через заднее окно, но У Сун схватил его обеими руками, подтащил к переднему окну и выбросил на самую середину улицы. Он так грохнулся, что у него помутился рассудок. Никто не решался к нему подойти. Наблюдавшие буйство У Суна слуги в кабачке трепетали, охваченные страхом. Вытаращив глаза, стояли, как вкопанные, прохожие. Кипевший от гнева У Сун бросился вниз. Доносчик, полумертвый, распластался на самой дороге и только шевелил глазами. У Сун раза два пнул его в живот. Тот застонал и испустил дух.

– Ты обознался, начальник, – заговорили в толпе, – ведь это не Симэнь Цин.

– А чего он молчал, когда его спрашивали?! Ну, и ударил. Я убивать не собирался. Так вышло, – сказал У Сун.

Околоточный видел убитого, но забрать У Суна не решался, потом осмелел, потихоньку подошел к нему и ловким движением скрутил У Суну руки. Вместе с хозяином кабачка Ван Луанем и певицами Бао и Ню его отвели в управу, где они предстали перед правителем.

Между тем бурлила Львиная улица, волновался весь уездный центр Цинхэ. На улицу валом валили зеваки. Шли настойчивые слухи: Симэнь Цин, мол, остался невредим и где-то скрывается, а этот погиб ни за что ни про что.

Да,

Чжан пьет вино, а Ли пьянеет живо;

Тутовник гнут, а рушится-то ива!

И так случается: один крадет, другой под суд идет.

О том же говорят и стихи:

Осудят героя, что выместил злобу в досаде, –

Не вступятся и Небеса справедливости ради.

Безвинному к желтым истокам пришлось удалиться;

Виновница смерти его между тем веселится…

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

У СУНА ССЫЛАЮТ В МЭНЧЖОУ

ЖЕНЫ СИМЭНЬ ЦИНА ПИРУЮТ В ЛОТОСОВОЙ БЕСЕДКЕ.[185]

То он священные каноны все твердит,

То от напастей заклинания творит.

Сажаешь тыкву – тыкву уберешь,

Бобы посадишь – вырастут бобы;

Затеешь зло – спасенья не найдешь,

Жестокому помогут ли мольбы?

Спуститься ль в ад, подняться ль к Небесам –

Любой себе готовит участь сам.

Так вот. О том, как У Суна отвели в управу к уездному правителю, мы уже говорили.

А теперь расскажем о Симэнь Цине. Выпрыгнул он из окна кабачка на гребень стены и, спустившись по ней, очутился на чужом дворе, где и спрятался. А двор, надобно сказать, принадлежал почтенному Ху, местному врачу. В то самое время вышла за нуждой толстая служанка. Только она присела, как видит: у самой стены притаился человек.

– Воры, караул! – что есть силы закричала служанка, не будучи в состоянии бежать.

На крик тотчас же вышел хозяин.

– А, это вы, ваша милость! – сказал он, узнав Симэня. – Как я рад, что вы спаслись от У Суна. Он убил другого, и его забрали в управу. Смерти ему не миновать, а вы, сударь, можете преспокойно идти домой. Симэнь поблагодарил врача Ху и с беззаботным видом отправился к себе. Дома он подробнейшим образом рассказал о случившемся Цзиньлянь. На радостях они даже в ладоши захлопали, полагая, что избавились от беды. Цзиньлянь подговорила мужа денег не жалеть, чтобы покончить с У Суном раз и навсегда. Симэнь послал преданного слугу Лайвана поднести уездному правителю серебряный винный прибор с позолотой и пятьдесят лянов серебра высокой пробы. Щедро одарил он и его помощников, чтобы судили У Суна без снисхождения.

На другой день утром в приемной зале появился правитель. Выведенный под охраной У Сун, а также свидетели – хозяин кабачка и певицы – стояли перед уездным правителем на коленях. Подкупленный Симэнем тот заговорил совсем другим тоном:

– У Сун! – воскликнул он. – Как ты смеешь преступать закон?! Вчера ты оклеветал ни в чем не повинных, сегодня ни за что ни про что убил человека. Отвечай!

– Будьте, ваше превосходительство, мне судьею, – взмолился У Сун, склоняясь в земном поклоне. – Я хотел отомстить Симэнь Цину, да как на грех мне попался под руку этот. Спрашиваю, где Симэнь, он не отвечает. Зло меня взяло, ну, и убил сгоряча.

– Как это так?! – прервал его правитель. – Разве ты не знаешь, что Ли служил посыльным в управе? Нет, ты убил его с умыслом. Будешь говорить правду, а? Подать орудия пыток! – приказал он подручным. – Этого злодея избить мало!

Тотчас же явились подручные, неся с собой разнообразные орудия пытки. На лежавшего ничком У Суна градом посыпались удары. После двух десятков палочных ударов У Сун стал просить пощады:

– Ваше превосходительство, неужели у вас нет жалости? Ведь я вам одолжение делал. Пощадите!

Мольба У Суна привела правителя в еще большую ярость.

– Сам человека убил, да еще препирается, пощады просит! Надеть тиски! – распорядился он.

Пальцы У Суна зажали в тиски. После пятидесяти палочных ударов его заковали в тяжелую шейную колодку и повели в тюрьму. Там при проверке присутствовало несколько человек, среди которых были помощник правителя и более низкие чины. Они знали, что У Сун – человек честный и справедливый, и сочувствовали ему. Им хотелось как-то ему помочь, но что они могли сделать?! Ведь их одарил Симэнь, и они языки прикусили, не решаясь слова вымолвить.

Коль скоро У Сун требовал тщательного разбирательства, правитель несколько дней повременил, а потом кое-как составил показание. Он же направил одного из своих подчиненных на Львиную, чтобы тот в присутствии следователя, околоточного и свидетелей на месте осмотрел тело убитого Доносчика Ли. Заключение обследования гласило: обвиняемый У Сун, де, в самом деле искал встречи с Ли, дабы потребовать с него деньги, но договориться по-хорошему им не удалось. Злость охватила У Суна. Он поднял драку, пустил в ход кулаки и ноги, а потом выбросил избитого Ли из окна, отчего тот скончался. На груди слева, под самым сердцем, на лице и в паху убитого заметны раны и кровоподтеки.

Заключение передали в управу, а через день в областное управление Дунпина была направлена бумага для дальнейшего разбирательства и окончательного решения.

Правителем области Дунпин был в то время Чэнь Вэньчжао, уроженец Хэнани, человек честный и неподкупный. Как только поступило дело, он без промедления явился в управление. Вот какой это был правитель!

Только поглядите:

Во всем правдив он и тверд. За добродетель и ум его чтут. Он с малых лет над книгами сидел, а возмужавши, пред государем блистал познаньями своими. Он верности исполнен и почтенья, гуманен к людям и милосерд в делах. И множатся подвластные ему, не в тягость им его умеренный налог. Как правителя, славят его на всех перекрестках. При нем не затевают больше тяжб, а про воров-грабителей совсем уже забыли. Старцы на рынках и у колодцев слагают гимны в его честь. Не отпускают со службы – толпою держат оглобли, срезают стремена. Имя его в анналы внесут – оно прогремит в веках. Ему, достойному, плиты и стелы будут петь постоянно хвалу. Правдивый и неподкупный, он народу как мать и отец. Ясным небом за ум и за честь величают его.

Как только правитель Чэнь Вэньчжао узнал, что случилось, он распорядился ввести задержанных. Первым делом прочитал бумагу из уездной управы, потом просмотрел показания допрошенных. Что ж там было написано?

Доклад гласил:

«ПРАВЛЕНИЮ ОБЛАСТИ ДУНПИН

дело об убийстве в уездном центре Цинхэ.

Настоящим докладываем, что обвиненный У Сун, двадцати восьми лет от роду, уроженец уезда Янгу, за могучее сложение назначенный главным в страже Цинхэ, возвратясь из служебной поездки и совершая поминальные обряды по своему умершему брату, обнаружил, что его невестка, урожденная Пань, без соблюдения положенного траура самовольно вышла замуж. То же он прослышал и на улице, что привело его в ярость. В кабачке у Ван Луаня на Львиной улице ему подвернулся неизвестный, в котором опознали впоследствии посыльного управы Ли по прозвищу Доносчик. Пьяный У Сун потребовал с него триста медяков, которые когда-то дал взаймы, но Ли денег не возвратил. У Сун рассвирепел. Завязалась драка. Не уступал ни тот, ни другой. У Сун повалил Ли и ударил ногой, отчего тот вскоре и скончался, что подтвердили очевидцы сего происшествия – певицы Ню и Бао.

У Суна арестовал околоточный. Направленным на место убийства должностным лицом со следователем и околоточным в присутствии свидетелей было произведено тщательное обследование обстоятельств дела, результаты коего, а равно и показания очевидцев, скрепленные подписями и печатями, прилагаются. Дальнейшее расследование подтвердило их достоверность.

Полагаем, что У Сун начал драку не из-за денег, но с целью убийства, а потому подлежит по закону казни через повешение. Как выяснилось на допросе, Ван Луань и певицы Ню и Бао к делу не причастны.

Настоящим ожидаем дальнейших распоряжений, дабы иметь основание для завершения дела.

Составлен в 3 году правления под девизом Мира и Порядка, восьмой луны … дня.

Ли Датянь, правитель уезда.

Юэ Хэань, помощник правителя.

Хуа Хэлу, архивариус.

Ся Гунцзи, секретарь.

Цянь Лао, тюремный надзиратель».

Правитель области прочитал документ и позвал У Суна.

– Как ты убил этого Доносчика Ли? – спросил он, когда У Сун приблизился и встал на колени.

– Ваше высокопревосходительство! – У Сун отвесил земной поклон.

– Где судит ясное небо,[186] там я, ничтожный, найду справедливость! Позволите говорить, скажу.

– Говори! – приказал правитель Чэнь.

– Я мстил за старшего брата и разыскивал Симэнь Цина, а этот мне подвернулся по ошибке. – У Сун подробно изложил всю историю и продолжал: – Да, я был оскорблен и затаил месть. Но Симэнь Цин богат и его не смеют арестовать. Только брата моего загубили напрасно, и душа его взывает об мщении.

– Довольно, – прервал его Чэнь Вэньчжао. – Суть дела ясна.

Правитель вызвал тюремного надзирателя Цянь Лао и приказал дать ему двадцать палок в наказание.

– Недостоин своего поста ваш уездный правитель! – заявил Чэнь. – Как он посмел так беззастенчиво попирать закон?!

Затем Чэнь Вэньчжао допросил каждого и записал показания.

– Он мстил за брата, а Доносчика Ли убил по ошибке, – указав на У Суна, обратился к своим помощникам правитель Чэнь. – Это поборник справедливости и долга, и нельзя его судить как убийцу.

Чэнь Вэньчжао собственноручно исправил прежние «показания» У Суна и велел снять с него тяжелую колодку. У Суна заковали в легкую колодку, какие надевают за мелкие преступления и отвели в острог, а остальных распустили по домам до особого распоряжения.

В Цинхэ была направлена бумага, в которой предлагалось привлечь к делу злодея Симэнь Цина, а также невестку Пань, старуху Ван, подростка Юньгэ и следователя Хэ Девятого, дабы после беспристрастного допроса и выяснения обстоятельств дать делу дальнейший ход.

Все знали, что У Сун пострадал невинно, и ни один тюремщик из дунпинского острога не взял с него медяка. Ему даже носили вино и еду. Слух об это этом дошел и до Цинхэ, отчего Симэня бросило в дрожь. Чэнь Вэньчжао – правитель честный и неподкупный, серебром его не прельстишь, рассудил Симэнь и решил обратиться к свату Чэню. Тот, дескать, заступится по-родственному. И звездной ночью Симэнь снарядил в Восточную столицу своего слугу Лайбао с письмом к командующему придворной гвардией Ян Цзяню. Ян, в свою очередь, замолвил слово перед государевым наставником Цай Цзином, членом Государственной канцелярии. Опасаясь за репутацию уездного правителя Ли, государев наставник немедля отправил с нарочным тайное письмо правителю Чэнь Вэньчжао.

Чэнь Вэньчжао, надобно сказать, служил в свое время судьей в Высшей кассационной палате, потом при поддержке Цай Цзина получил повышение и стал правителем области Дунпин. И вот, коль скоро такова была воля Цая да и командующего Яна – тоже близкого к трону лица, то все, что мог сделать Чэнь Вэньчжао – это испросить согласие властей сохранить У Суну жизнь, наказать сорока палками и выслать за две тысячи ли. Хотя дело У Чжи вызывало сомнения, его, за отсутствием останков пострадавшего, пришлось прекратить. Остальных причастных к делу лиц выпустили на свободу. В дальнейшем дело велось в соответствии с поступившим сверху распоряжением.

В присутственной зале, куда из острога привели У Суна, Чэнь Вэньчжао огласил решение о высылке арестованного в Мэнчжоускую крепость. У Сун получил сорок палочных ударов, его забили в большую круглую колодку весом в семь цзиней, наполовину окованную железными обручами, на лбу выжгли два ряда знаков. Затем правитель передал У Суна двум служащим управления, которым было приказано конвоировать осужденного вплоть до Мэнчжоу.

В тот же день У Сун и конвойные покинули Дунпин и направились в Цинхэ. У Сун продал все свои пожитки, а деньги отдал конвоирам на дорожные расходы. Он попросил соседа Яо Второго присмотреть за Инъэр:

– Если удостоюсь высочайшего помилования и вернусь, не забуду благодеяния и щедро тебя вознагражу.

Соседи прекрасно знали, какой справедливый человек У Сун и очень жалели, что он попал в такую беду. Те, кто с ним дружил, помогли ему серебром. Нанесли ему и вина, и снеди, и медяков, и рису. Зашел У Сун к себе домой, велел солдату собрать вещи и в тот же день расстался с Цинхэ.

Извилистыми тропками вышли они на большую дорогу, ведущую в Мэнчжоу. Стояла середина осени.

Да, этот путь одолеет лишь

От смерти чудом спасшийся бедняга,

Что даже голод впредь сочтет за благо.

О том же говорят и стихи:

По правде, тонко рассудил правитель,

Когда У Суна он не предал смерти,

Сослав под стражей в дальнюю обитель –

Так сохлый лист встречает теплый ветер.

* * *

Но оставим пока У Суна и расскажем о Симэнь Цине. Как прослышал он о высылке У Суна, у него будто от сердца отлегло, сразу на душе стало легко и приятно. Он велел слугам Лайвану, Лайбао и Лайсину подмести сад и накрыть стол в Лотосовой беседке, а вокруг нее расставить ширмы и развесить занавесы, да позвать труппу музыкантов, певцов и танцоров.

На радостях пировали всей семьей: старшая жена – У Юэнян, вторая – Ли Цзяоэр, третья – Мэн Юйлоу, четвертая – Сунь Сюээ и пятая – Пань Цзиньлянь. По обеим сторонам им прислуживали жены слуг, горничные и служанки. Славный был пир!

Только поглядите:

Курился аромат в треножниках Хуанди,[187] цветы стояли в вазах золотых. Вся утварь – сплошь редкости Сянчжоу.[188] Открылся занавес и заблистали жемчужины Хэпу.[189] На подносах хрустальных огненных фиников груды и цзяочжоуских.[190] груш. Нефрита зеленого кубики искрились вином – играющей яшмой текучей. Вот дракона вареная печень, рядом феникса жареные потроха[191] Что ни глоток – медяков десять тысяч. Вот лапы черного медведя и бурого верблюда копыта. Вин густой аромат поплыл над столом. Вот подали лотосом красным приправленный мягкий разваренный рис, потом изысканные лакомые блюда из рыбы – карпа из Ло-реки и леща ичуньаньского – каждое, точно, быка дороже или овцы. Вот «драконовы глаза»[192] и плоды личжи[193] – деликатесы Юга. Растерли плитки фениксова чая, и запенились волны в чашках из белой яшмы. Открыли вино, и нежное благоуханье заструилось из золотого кувшина. Роскошью мэнчанского господина[194] затмили, богатством самого Ши Чуна[195] превзошли.

Симэнь и Юэнян занимали почетные места. Ниже, по обеим сторонам от них, сидели остальные жены. Они передавали друг другу чарки, поднимали кубки и походили на купы цветов, какие вышивают на парче.

В разгаре пира появился слуга Дайань.

– От соседки, из усадьбы придворного смотрителя – евнуха Хуа,[196] сударыням цветы, – объявил он и ввел слугу и молоденькую служаночку с челкой до самых бровей. В руках она держала две коробки.

– Наша госпожа преподносит вам сладости, а здесь цветы для госпожи Старшей, – отвесив низко поклон, обратилась бойкая служаночка к Симэню и Юэнян и отошла в сторону.

Юэнян раздвинула занавеску и стала рассматривать коробки. В одной лежали пирожки с фруктовой начинкой и пряные сладости, какие готовят при дворе, в другой – только что срезанные туберозы.

– Сколько мы хлопот вашей госпоже доставили! – проговорила довольная Юэнян и одарила служанку платком, а слугу – сотней медяков.

– Передайте мою большую благодарность вашей госпоже. А как тебя зовут? – спросила она служанку.

– Меня зовут Сючунь, а его – Тяньфу.

Юэнян распорядилась, чтобы их покормили и угостили сладостями.