А. Дюма. Собрание сочинений ("Мир книги") - Виконт де Бражелон или десять лет спустя

      – Вы думаете?
      – Я в этом глубоко убежден.
      – Но в таком случае, – молвил Портос, направляемый своим поразительным здравым смыслом, – если наше положение настолько определенно и ясно, как вы говорите, в таком случае почему мы готовим пушки, мушкеты и все остальное? Гораздо проще, мне кажется, сказать д'Артаньяну: «Милый друг, мы допустили ошибку; ее нужно исправить, откройте нам выход, дайте нам выйти и „будьте здоровы“!»
      – Ах, – покачал головой Арамис.
      – Неужели вы не одобряете моего плана?
      – Я вижу в нем одну трудность.
      – Какую?
      – Трудность в том, что д'Артаньян может явиться с такими инструкциями, что нам придется пустить в ход оружие.
      – Да что вы! Оружие против д'Артаньяна? Безумие! Против нашего любимого д'Артаньяна?!
      Арамис еще раз покачал головой.
      – Портос, – вздохнул он, – если я велел зажечь фитили и навести пушки, если велел бить тревогу, если я позвал всех на стены, эти превосходные стены Бель-Иля, которые вы так замечательно укрепили, и расставил защитников по местам, то все это я сделал с известным умыслом. Подождите, не осуждайте меня, или нет, лучше не ждать…
      – Что же делать?
      – О, если б я знал!
      – Но есть вещь гораздо более легкая, чем защищаться: это – взять лодку и пуститься во Францию, где…
      – Милый друг, – сказал с грустной улыбкой Арамис, – не будем тешить себя вымыслами, как дети; давайте будем мужчинами и в наших мыслях, и в наших делах. Погодите, из гавани окликают какую-то шлюпку. Минуту внимания, друг, погодите!
      – Это, наверное, д'Артаньян, – громовым голосом произнес Портос, подходя к парапету.
      – Он самый, – ответил капитан мушкетеров, легко выскакивая из шлюпки на ступеньки причала. И он начал быстро подниматься по лестнице, которая вела на небольшую площадку, где его поджидали двое друзей. Пока д'Артаньян поднимался по лестнице, Арамис и Портос заметили какого-то офицера, который неотступно следовал за капитаном.
      Д'Артаньян остановился на полдороге. То же сделал и его спутник.
      – Удалите ваших людей! – крикнул мушкетер Портосу и Арамису. – Пусть они отойдут настолько, чтобы не могли слышать нашей беседы.
      Приказание, отданное Портосом, было мгновенно выполнено. Тогда, повернувшись к своему спутнику, д'Артаньян резко произнес:
      – Сударь, здесь не корабль королевского флота, где, следуя данному вам приказу, вы так заносчиво разговаривали со мной.
      – Сударь, – отвечал офицер. – Я не разговаривал с вами заносчиво, я просто выполнял, правда, неукоснительно, приказание, которое получил при отъезде. Мне приказали следовать за вами повсюду. Я следую. Мне приказали не допускать вас до переговоров с кем бы то ни было без того, чтоб я не был осведомлен о содержании этих переговоров, и я вмешиваюсь в – ваши переговоры.
      Д'Артаньян задрожал от гнева; вздрогнули и Портос с Арамисом, слышавшие этот диалог от слова до слова; (т наполнил их души тревогой и опасениями. Д'Артаньян яростно покусывал ус, что выдавало негодование, предвещавшее, в свою очередь, взрыв; он подошел к офицеру.
      – Сударь, – начал он, тихо, по отчетливо выговаривая слова, и его голос прозвучал тем более грозно, что под спокойною внешностью капитана таилась едва сдерживаемая буря, – сударь, когда я отправлял сюда шлюпку, вы пожелали узнать, что я пишу защитникам Бель-Иля. Вы показали мне некий приказ, и в то же мгновение я показал вам записку, которую написал.
      Когда возвратился старший отправленной мною шлюпки, когда я получил ответ от этих господ (и он указал офицеру рукою на Портоса и Арамиса), вы слышали рассказ посланного мною человека от первого и до последнего слова. Все это было предусмотрено вашим приказом, и все было неукоснительно исполнено мною без какого-либо противодействия с моей стороны. Так или не так?
      – Так, сударь, – пролепетал офицер, – разумеется, так, но…»
      – Сударь, – продолжал д'Артаньян, горячась все больше и больше, – сударь, когда я объявил о своем намерении покинуть корабль, чтобы переправиться на Бель-Иль, вы потребовали, чтобы я взял вас с собой; я ни секунды не колебался, я привез вас сюда. Ведь вы на Бель-Иле? Так или не так?
      – Так, сударь, но…
      – Но… мне нет больше дела ни до господина Кольбера, от которого вы получили этот приказ, ни до кого-либо другого, чьим указаниям вы неуклонно следуете; мне есть дело, однако, до человека, который стесняет д'Артаньяна и находится с д'Артаньяном один на один на ступенях лестницы, омываемой соленой водой, причем глубина ее здесь не меньше тридцати футов. Этот человек занимает плохую позицию, сударь, очень плохую… и я вас предупреждаю об этом.
      – Но, сударь, если я вас стесняю, – смущенно и почти застенчиво отвечал офицер, – поймите, что меня понуждает к этому моя служба…
      – Сударь, вы или те, кто послал вас, имели несчастье нанести мне оскорбление. Так или иначе, но я оскорблен. Я не могу отомстить предсказывая вам ваши действия: я их не знаю, и к тому же они – чересчур далеко.
      Но вы у меня под рукой, и, клянусь богом, если вы сделаете хотя бы еще один шаг вперед, чтобы подслушивать, о чем я буду говорить с этими господами, я размозжу вам голову и сброшу вас в воду. О! Пусть будет что будет! В течение всей моей жизни я только шесть раз был разгневан по-настоящему, и в пяти предыдущих случаях дело кончалось смертью того, кто разгневал меня.
      Офицер не пошевелился; выслушав эту угрозу, он побледнел, но произнес спокойно и просто:
      – Сударь, вы не правы, поскольку противодействуете мне в исполнении полученного мною приказа.
      Портос и Арамис, взволнованные этой сценой, которую они наблюдали сверху, стоя у парапета своей площадки, крикнули капитану:
      – Дорогой Д'Артаньян, берегитесь!
      Д'Артаньян показал им жестом, чтобы они замолчали; с ужасающим спокойствием занес он ногу над следующей ступенью и со шпагой в руке оглянулся, чтобы узнать, следует ли за ним офицер. Офицер осенил себя крестным знамением и двинулся за капитаном.
      Портос и Арамис, зная д'Артаньяна, вскрикнули и бросились вниз, чтобы остановить удар, звук которого, как им показалось, они уже слышали. Но Д'Артаньян, переложив шпагу в левую руку, растроганно обратился к офицеру:
      – Сударь, вы – порядочный человек. И вы, наверное, лучше поймете то, что я собираюсь сказать, чем то, что говорил прежде.
      – Говорите, господин Д'Артаньян, говорите, – ответил храбрый офицер.
      – Эти господа, которых мы имеем удовольствие видеть и против которых направлены ваши приказы, – мои друзья.
      – Я это знаю, сударь.
      – Как вы думаете, могу ли я поступать по отношению к ним в соответствии с данными вам инструкциями?
      – Я понимаю трудность вашего положения.
      – В таком случае позвольте нам переговорить без свидетелей.
      – Господин Д'Артаньян, если я уступлю вашей просьбе, если сделаю то, чего вы домогаетесь, я нарушу слово, которым связан; но если я не сделаю этого, я стану вам поперек дороги. Первое я предпочитаю второму. Разговаривайте, сударь, со своими друзьями и не презирайте меня за то, что из уважения и любви к вам… не презирайте меня за то, что для вас, ради вас одного, я совершаю бесчестный поступок.
      Растроганный д'Артаньян стремительно заключил молодого человека в объятия и тотчас же поднялся к друзьям. Офицер, закутавшись в плащ, сел на степени, покрытые влажными водорослями.
      – Ну вот, дорогие друзья, вот мое положение; судите сами о нем, сказал Д'Артаньян Портосу и Арамису Они втроем обнялись и долго не разжимали объятий, как некогда в дни юности.
      – Что означают эти строгости? – спросил Портос.
      – Вам подобает, дорогой Портос, все же кое о чем догадываться.
      – Да не очень-то, дорогой капитан. Ведь в конце концов я решительно ничего не сделал… И Арамис тоже, – поторопился добавить добрейший Портос.
      Д'Артаньян бросил на прелата укоризненный взгляд, пронзивший даже это закаленное сердце.
      – Милый Портос! – воскликнул ваннский епископ.
      – Вы видите, до чего дошло: перехватывание всего, что исходит с Бель-Иля, и всего, что сюда направляется. Ваши лодки задержаны. Если б вы попытались бежать, вас поймали бы корабли, которые бороздят море, подстерегая вас. Король желает вас взять, и он добьется своего.
      Д'Артаньян яростно дернул свои седые усы и вырвал несколько волосков.
      Арамис стал мрачен, Портос сердит.
      – У меня был такой план, – продолжал Д'Артаньян, – я хотел взять вас обоих к себе на корабль, хотел иметь вас возле себя и затем возвратить вам свободу. Но теперь кто мне поручится, что, вернувшись к себе, я не найду нового начальника над собой и тайный приказ, отнимающий у меня командование и передающий его другому лицу, тайный приказ, расправляющийся и со мною и с вами без малейшей надежды на возможность спасения?
      – Надо оставаться здесь, на Бель-Иле, – решительно заявил Арамис, – и я ручаюсь, что сдамся, лишь твердо зная, на что я иду.
      Портос ничего не сказал. Д'Артаньян обратил на это внимание.
      – Я хочу попробовать расспросить кое о чем этого офицера, этого храбреца, который сопровождает меня и чье мужественное сопротивление меня очень обрадовало, как оно показывает, что он человек честный, пусть он наш враг, но он стоит в тысячу раз больше, чем какой-нибудь подлый угодник. Попробуем и узнаем, какими он располагает правами и что именно разрешает или запрещаем приказ.
      – Попробуем, – согласился Арамис.
      Д'Артаньян наклонился к ступеням и позвал офицера, который тотчас же поднялся на площадку. После обмена самыми изысканными любезностями, естественными между знающими друг друга и исполненными взаимного уважения порядочными людьми, д'Артаньян обратился к этому офицеру:
      – Сударь, если бы я захотел увезти отсюда этих господ, что бы вы сделали?
      – Я бы не воспротивился этому, но, имея прямой и не допускающий никаких иных толкований приказ взять их под стражу, я, безусловно, сделал бы это.
      – А-а! – произнес д'Артаньян.
      – Кончено! – глухо проговорил Арамис.
      Портос не пошевелился.
      – Во всяком случае, возьмите с собою Портоса, – попросил ваннский епископ, – он сумеет доказать королю – и я помогу ему в этом, да и вы также, дорогой д'Артаньян, – что он к этому делу, в сущности, не причастен.
      – Гм! – промычал д'Артаньян. – Хотите уехать? Хотите последовать за мною, Портос? Король милостив.
      – Я хотел бы подумать, – ответил Портос.
      – Значит, вы остаетесь?
      – До нового приказа! – воскликнул Арамис.
      – До тех пор, пока нас не осенит какая-нибудь удачная мысль, – снова заговорил д'Артаньян, – и мне кажется, что теперь этого ждать недолго, так как у меня такая мысль уже родилась.
      – Ну что ж, попрощаемся в таком случае, – вздохнул Арамис, – по, право же, Портос, вам было бы лучше уехать.
      – Нет, – лаконично заявил Портос.
      – Ваша воля, – проговорил Арамис, несколько обеспокоенный суровым тоном своего сотоварища. – Все же меня успокаивает мысль, на которую намекнул д'Артаньян, и мне кажется, я уже угадываю ее.
      – Посмотрим, – сказал мушкетер, подставляя свое ухо к губам Арамиса.
      Прелат торопливо прошептал несколько слов, на которые д'Артаньян тихо ответил:
      – Это самое.
      – Значит, без промаха! – радостно вскричал ваннский епископ.
      – Используйте сумятицу, которую вызовет осуществление этого плана, и уладьте ваши дела, Арамис.
      – О, на этот счет будьте спокойны.
      – А теперь, сударь, – обратился д'Артаньян к офицеру, – примите от нас тысячу благодарностей. Вы приобрели трех друзей, готовых служить вам до гробовой доски.
      – Да, – подтвердил Арамис.
      Портос промолчал; он только кивнул головой.
      Нежно поцеловав на прощание друзей, д'Артаньян, сопровождаемый своим неразлучным спутником, которого приставил к нему Кольбер, покинул Бель-Иль.
      Таким образом, кроме того объяснения, которым пожелал удовольствоваться достойный Портос, ничто, казалось, не изменилось в судьбе трех старых товарищей, очутившихся во враждующих станах.
      «Впрочем, – усмехнулся Арамис, – существует еще мысль д'Артаньяна».
      Д'Артаньян, возвращаясь к себе на корабль, всесторонне обдумывал эту самую идею, совсем недавно пришедшую ему в голову. Что до офицера, то он хранил почтительное молчание, не мешая д'Артаньяну предаваться своим размышлениям.
      Поднимаясь на борт корабля, стоявшего на якоре на пушечный выстрел от бастиона Бель-Иля, капитан мушкетеров, подводя итог своим размышлениям, перебирал в уме имеющиеся в его распоряжении средства нападения и защиты. Немедленно по прибытии он созвал военный совет, который состоял из офицеров, находившихся в его подчинении.
      Их было восемь: начальник морских сил, майор, командовавший артиллерией, инженер, известный уже нам офицер и четверо лейтенантов.
      Собрав их всех в кормовой каюте, д'Артаньян встал, снял шляпу и начал в следующих выражениях:
      – Господа, я побывал на Бель-Иле и видел там хорошо обученный и значительный гарнизон в полной готовности к обороне, которая может стать для нас крайне затруднительной. Поэтому я намерен послать за двумя главными офицерами этой крепости, предполагая вступить с ними в переговоры.
      Оторвав их от войск и от пушек, мы легче сможем найти приемлемое для обеих сторон соглашение, особенно если поставим себе задачу воздействовать на них разумными доводами. Согласны ли вы со мной, господа?
      Поднялся артиллерийский майор, который почтительно, но твердо сказал:
      – Сударь, из вашего сообщения я узнал, что крепость готовится к затруднительной для нас обороне. Итак, вы положительно знаете, что крепость решается на мятеж?
      Д'Артаньяна явно раздосадовал этот вопрос, но он был по из тех, кого легко сбить подобной безделицей, поэтому мушкетер ответил:
      – Сударь, ваше замечание соответствует истине. Но вам, конечно, известно, что Бель-Иль-ан-Мер – вассальное владение господина Фуке и что короли Франции еще в очень давние времена пожаловали сеньорам Бель-Иля право вооружаться в своих владениях.
      Майор хотел возразить.
      – Не перебивайте меня, – остановил его д'Артаньян, – вы, разумеется, скажете, что право вооружаться против англичан не есть право вооружаться против своего короля. Но ведь мы имеем дело не с господином Фуке, и не он в данный момент заперся на Бель-Иле, поскольку третьего дня он был арестован мной. Жители и защитники Бель-Иля ничего не знают, однако, об этом аресте. И объявлять им о нем было бы совершенно бесполезной затеей.
      Это такая неслыханная, неожиданная и необыкновенная вещь, что они все равно не поверили бы нашему сообщению. Бретонец служит своему господину, пока не увидит его покойником. Бретонцы же, сколько я знаю, не видели трупа господина Фуке. Поэтому совсем не удивительно, что они сопротивляются всему, что не является господином Фуке или его собственноручной подписью.
      Майор поклонился в знак того, что соглашается с капитаном.
      – Вот почему, – продолжал д'Артаньян, – я хочу пригласить к себе на корабль двух старших офицеров бель-ильского гарнизона. Они побеседуют с вами, увидят силы, находящиеся в нашем распоряжении; они, следовательно, узнают, какая участь ждет их в случае сопротивления. Мы поклянемся им честью, что господин Фуке действительно арестован и что всякое сопротивление с их стороны может лишь повредить ему. Мы заявим им также, что, дав хотя бы один-единственный пушечный выстрел, они не смогут рассчитывать на милосердие короля. Тогда – по крайней мере, я на это надеюсь они не станут сопротивляться. Они сдадутся без боя, и мы мирным путем овладеем крепостью, взятие которой может стоить нам весьма дорого.
      Офицер, сопровождавший д'Артаньяна при посещении Бель-Иля, попытался что-то сказать, но д'Артаньян перебил его:
      – Я знаю, с чем вы собираетесь выступить, сударь; я знаю, что есть приказ короля, воспрещающий тайные сношения с защитниками Бель-Иля; зная об этом, я предлагаю вести с ними переговоры в присутствии всего моего штаба.
      Офицеры переглянулись, как бы затем, чтобы прочитать мысли друг друга и, если их мнения совпадут, молчаливо договориться между собой, а затем поступить согласно желанию д'Артаньяна. Охваченный радостью, он думал уже о том, что в результате согласия с их стороны можно будет послать судно за Портосом и Арамисом, как друг офицер короля вынул из-за пазухи запечатанный пакет и вручил его д'Артаньяну.
      На нем под адресом стоял N 1.
      – Что тут еще? – пробормотал застигнутый врасплох капитан.
      – Прочтите, сударь, – попросил офицер с не лишенной грусти учтивостью.
      Д'Артаньян недоверчиво развернул бумагу и прочел следующие слова:
 
       «Запрещение г-ну д'Артаньяну собирать какой бы то ни было совет или вести какие бы то ни было переговоры до тех пор, пока Бель-Иль не сдастся и все пленные не будут расстреляны.
       Подписано: Людовик».
 
      Д'Артаньян сдержал негодующее движение и сказал с самой любезной улыбкой:
      – Хорошо, сударь. Будет сделано в соответствии с приказом его величества.

Глава 25.
СЧАСТЛИВЫЕ МЫСЛИ, ОСЕНИВШИЕ Д'АРТАНЬЯНА, И СЧАСТЛИВЫЕ МЫСЛИ, ОСЕНИВШИЕ КОРОЛЯ

      Удар был нанесен метко; он был жестоким, он был роковым. Д'Артаньян, взбешенный тем, что ему помешала счастливая мысль, осенившая короля, не впал, однако, в отчаяние и, вспомнив о счастливой мысли, осенившей его самого на Бель-Иле, придумал еще один способ спасения своих попавших в беду друзей.
      – Господа, – внезапно сказал он, обращаясь к собравшимся офицерам, раз пополнение своих тайных приказов король поручил не мне, а другому лицу, это значит, что я больше не пользуюсь королевским доверием, и я действительно был бы недостоин его, если бы имел смелость и впредь сохранять за собою командование, сталкиваясь на каждом шагу со столь оскорбительными для меня подозрениями. Поэтому я решаю немедленно отправиться к королю и попросить его об отставке. Итак, заявляя об этом в вашем присутствии, приказываю отступить к берегам Франции, чтобы не рисковать силами, которые мне вверил его величество. Возвращайтесь на свои корабли и готовьтесь к отплытию! Через час начнется прилив. По местам, господа, по местам! Полагаю, – добавил он, видя, что все, кроме бдительного офицера, готовы повиноваться ему, – полагаю, что на этот раз у вас нет никакого приказа, который давал бы вам основание возражать.
      Произнося эти слова, д'Артаньян был почти уверен, что победа осталась за ним. Этот план приносил спасение его несчастным друзьям. Блокада будет снята, и они смогут сесть на корабль и спокойно отплыть на всех парусах в Англию или Испанию, и никто им в этом не воспрепятствует. И пока они будут плыть, находя спасение в бегстве, он, д'Артаньян, предстанет пред королем и объяснит свое возвращение негодованием, в которое его повергло недоверие, оказываемое ему Кольбером. Король отправит его назад, снабдив на этот раз неограниченной властью, и он овладеет Бель-Илем, то есть опустевшею клеткой, из которой птички выпорхнули на волю.
      Но этому плану офицер противопоставил новый королевский приказ, приказ N 2, гласивший:
 
       «Будет г-н д'Артаньян изъявит желание сложить с себя свои полномочия, не считать его с этого момента и впредь начальником экспедиции; всем подчиненным ему офицерам предлагается в этом случае оказывать неповиновение его воле. Кроме того, вышеупомянутый г-н д'Артаньян, утратив звание командующего войсками, посланными против Бель-Иля, обязан немедленно возвратиться во Францию в сопровождении офицера, которым поучит этот приказ. Этот офицер будет рассматривать его как арестованного, за которою он отвечает».
 
      Д'Артаньян, смелый и беспечный д'Артаньян побледнел. Вое было рассчитано с таким глубоким предвидением, что впервые за тридцать лет ему вспомнились непогрешимая предусмотрительность и неумолимая логика великого кардинала.
      Он опустил голову на руку, задумавшись, едва дыша.
      «Если я положу этот приказ в карман, – подумал он, – кто узнает о нем и кто сможет этому помешать? И прежде чем король будет об этом осведомлен, мои бедные друзья успеют спастись. Смелее, побольше решительности!
      Моя голова не из тех, которые падают за ослушание под топором палача.
      Была не была, ослушаюсь!»
      Но когда он готов был уже принять это решение, он увидел, что все офицеры вокруг него читают тот же приказ, только что розданный им – этим адским исполнителем воли Кольбера. Случай ослушания был предусмотрен, как и все прочие.
      – Сударь, – поклонился подошедший к нему все тот же роковой офицер, сударь, я жду, когда вам будет угодно отправиться вместе со мной.
      – Я готов, – со скрежетом зубовным проговорил капитан.
      Офицер тотчас же приказал подать шлюпку, прибывшую за д'Артаньяном.
      При виде ее д'Артаньян чуть не обезумел от бешенства.
      – Но кто же, – пробормотал он, – кто возьмет на себя руководство всей экспедицией в целом?
      – После вашего отъезда, сударь, – отвечал командир эскадры, – начальствовать над экспедицией поручается мне. Такова воля его величества.
      – В таком случае, сударь, последний из имеющихся прет мне приказов предназначается вам. Соблаговолите предъявить свои полномочия, – попросил посланец Кольбера.
      – Вот они, – ответил моряк, показывая доверенному лицу Кольбера бумагу за подписью короля.
      – Возьмите ваши инструкции, – сказал офицер, вручая ему пакет.
      И, повернувшись к д'Артаньяну, он не без волнения в голосе – настолько трогало его отчаянье этого железного человека – молвил:
      – Сделайте одолжение, сударь, поедем!
      – Сейчас, – произнес убитым голосом побежденный, поверженный наземь неумолимой судьбой д'Артаньян.
      И он сошел на небольшое суденышко, которое стремительно понеслось к берегам Франции, подгоняемое приливом и свежим попутным ветром.
      Несмотря на все происшедшее, мушкетер не терял надежды, что им удастся очень быстро добраться до короля и что он успеет еще, употребив все свое красноречие, склонить короля, чтобы он пощадил его несчастных друзей.
      Шлюпка летела, как ласточка. На фоне белых ночных облаков д'Артаньян ясно различал уже черную линию французского берега.
      – Ах, сударь, – обратился он к офицеру, с которым за целый час не обменялся ни словом, – что бы я дал, лишь бы знать инструкции, полученные новым командующим. Надеюсь, что они проникнуты стремлением к миролюбию, не так ли?.. И…
      Он не кончил. Над морем прокатился далекий пушечный выстрел, за ним второй, потом еще два или три более сильных.
      – По Бель-Илю открыт огонь, – проговорил офицер.
      Суденышко причалило к французской земле.

Глава 26.
ПРЕДКИ ПОРТОСА

      Расставшись с д'Артаньяном, Арамис и Портос, желая все сверить без стеснения, ушли в главный форт. Озабоченность, в которой все еще пребывал Портос, повергала в смущение Арамиса. Что до него, то после свидания с д'Артаньяном у него отлегло от сердца, и он был спокойнее, чем когда бы то ни было за все последнее время.
      – Дорогой Портос, – начал он, внезапно нарушая молчание, – я хочу рассказать вам о плане, придуманном д'Артаньяном.
      – О каком плане, друг Арамис?
      – Плане, которому мы будем обязаны нашей свободой; ее мы обретем не позже чем через двенадцать часов.
      – А, вот вы о чем! Ну что ж, говорите!
      – Вы заметили, наблюдая сцену, имевшую место между нашим другом и офицером, что существуют известные приказы, стесняющие действия д'Артаньяна по отношению к нам?
      – Заметил.
      – Так вот, д'Артаньян хочет заявить королю об отставке, и во время замешательства, которое будет вызвано его отъездом, мы выйдем в море или, вернее, вы, Портос, выйдете в море, если окажется, что бежать можно лишь одному.
      Портос, покачав головой, ответил:
      – Мы спасемся вместе, друг Арамис, или вместе останемся.
      – У вас благородное сердце, – сказал Арамис, – но ваше мрачное беспокойство огорчает меня.
      – Я не обеспокоен.
      – В таком случае вы сердитесь на меня?
      – Нисколько.
      – Тогда, дорогой друг, откуда этот унылый вид?
      – Сейчас объясню: я составляю свое завещание.
      И с этими словами славный Портос с грустью посмотрел в глаза Арамису.
      – Завещание! – воскликнул епископ. – Неужели вы считаете себя погибшим?
      – Я чувствую усталость. Это со мною впервые, а в моем роду обычно бывало… Мой дед был втрое сильнее меня.
      – О, значит, ваш дед был Самсон.
      – Нет, его звали Антуан. Однажды, приблизительно в моем возрасте, собравшись на охоту, он почувствовал слабость в ногах, чего никогда до этого с ним не случалось.
      – Что же означало это недомогание, друг мой?
      – Ничего хорошего, как увидите. Все еще жалуясь на слабость в ногах, он встретился с вепрем, который пошел на него; дед выстрелил из аркебузы, но промахнулся, и зверь распорол ему живот. Дед умер на месте.
      – Но из этого вовсе не следует, что и вы имеете основания тревожиться за себя.
      – О, сейчас вы поймете. Мой отец был вдвое сильнее меня. Это был суровый солдат, служивший Генриху Третьему и Генриху Четвертому; звали его не Антуан, а Гаспар, как господина де Колиньи. Всегда на коне, он не знал, что такое усталость. Однажды вечером, вставая из-за стола, он почувствовал, что у него подкашиваются ноги.
      – Быть может, он за ужином чуточку переусердствовал и потому немного пошатывался?
      – Что вы! Друг господина де Бассомпьера? Да разве это возможно? Нет, говорю вам, совсем не то; он удивился и сказал матери, которая посмеивалась над ним: «Может быть, и я также увижу вепря, как мой покойный отец, господин дю Валлон». И, преодолев эту слабость, он пожелал сойти в сад, вместо того чтобы лечь в постель; на первой же ступеньке у него опять подкосились ноги; лестница была крутая; отец ударился о каменный выступ, в который был вделан железный крюк. Крюк раскроил ему череп, он умер на месте.
      – Тут и в самом деле два поразительных случая рокового стечения обстоятельств, но давайте не будем делать из этого вывод, что нечто подобное может иметь место и в третий раз. Человеку вашей физической силы, Портос, не к лицу быть столь суеверным. К тому же совсем не заметно, чтобы ваши ноги подкашивались. Никогда еще вы не держались так прямо и не имели такого великолепного вида. Вы могли бы снести на плечах целый дом.
      – В данную минуту я чувствую себя хорошо – это верно, но только что я пошатывался и колени у меня подгибались, и за короткое время это случилось со мною четыре раза. Не сказал бы, что это пугает меня, но – черт возьми! – это чрезвычайно досадно. Жизнь – приятная вещь У меня есть деньги, есть прекрасные земли, есть любимые лошади, есть друзья, которых я очень люблю: д'Артаньян, Атос, Рауль и вы.
      Чудесный Портос даже не считал нужным скрывать, какое в точности место занимает Арамис в его сердце.
      Арамис пожал ему руку.
      – Мы проживем еще долгие годы, – сказал ваннский епископ, – дабы сохранить для мира образцы редкостных ныне людей. Доверьтесь мне, дорогой мой друг» У пас нет ответа от д'Артаньяна, и это хороший знак. Он, должно быть, приказал уже кораблям собраться всем вместе и очистить море.
      Что до меня, то я только что отдал распоряжение перекатить на катках баркас к выходу из большого подземелья Локмария, того самого, вы его знаете, где мы столько раз устраивали засаду на лисиц.
      – Да, помню; оно выходит к небольшой бухточке, к которой ведет узкий и тесный проход, открытый нами в тот день, когда от пас ускользнула га восхитительная лисица.
      – Вот именно: в этом подземелье и будет укрыт, на случаи несчастья, баркас; он должен быть уже там. Мы дождемся благоприятною момента, и этой же ночью – в открытое море!
      – Мысль хорошая, но что она даст?
      – А вот что: никто на всем острове, кроме нас с вами да еще двух-трех охотников, не знает этой пещеры или, вернее, выхода из нее; и, таким образом, в случае занятия острова разведчики, не обнаружив ни одного судна, решат, что бежать с острова невозможно, и перестанут охранять берега.
      – Понимаю.
      – Ну, как ваши ноги?
      – О, сейчас превосходно!
      – Вот видите, все за то, чтобы к нам возвратились спокойствие и надежда; д'Артаньян очищает море и предоставляет нам свободный проход. Теперь можно не опасаться ни королевского флота, ни высадки на Бель-Иль десанта. Ей-богу, Портос, пас ожидает еще целых полвека чудеснейших приключений! И если я доберусь до испанской земли, – добавил епископ с небывалой энергией, – клянусь вам, ваше герцогство не так уж фантастично, как это может казаться.
      – Будем надеяться, – ответил Портос, несколько приободренный тем, что его товарищ обрел прежний пыл.
      Вдруг раздался крик:
      – К оружию!
      Этот крик, повторяемый сотнею голосов, долетел до слуха обоих друзей, посеяв в одном из них изумление, в другом – беспокойство.
      Арамис отворил окно; он увидел толпу бегущих с факелами людей. Женщины торопились уйти подальше, вооруженные мужчины занимали свои места.
      – Флот, флот! – крикнул, узнав Арамиса, пробегавший мимо солдат.
      – Флот?
      – Па пушечный выстрел! Где там, на половину его!
      – К оружию! – закричал Арамис.
      – К оружию! – громовым голосом повторил Портос.
      И оба бросились к молу, чтобы укрыться от неприятеля на батарее. Они увидели, как приближались шлюпки с солдатами, эти шлюпки шли в трех направлениях, очевидно, с тем чтобы начать высадку сразу в трех пунктах острова.
      – Что прикажете предпринять? – подбежал к Арамису офицер-артиллерист.
      – Предупредите их и, если они не пожелают остановиться, открывайте огонь.
      Через пять минут началась канонада. Это и были те самые выстрелы, которые услыхал д'Артаньян, приближаясь к берегам Франции.
      Шлюпки, однако, находились на таком близком расстоянии от батареи, что ядра не причиняли им никакого вреда; они причалили; завязался бой, местами переходивший в рукопашную схватку.
      – Что с вами, Портос? – спросил Арамис своего Друга.
      – Ничего… ноги… это совершено непостижимо… но это пройдет, когда мы начнем стрельбу.