Постижение России; Опыт историософского анализа

И подобно тому, как локальная цивилизация есть феномен, результирующий в себе все основные потоки истории - социогенеза, культурогенеза, этногенеза, есть их историческое слагаемое, так и цивилизационные законы истории есть исторический синтез социогенетических, культурогенетических и этногенетических законов. Цивилизационная реальность - это реальность, синтезирующая в себе всю историческую реальность, цивилизационные законы - это законы, синтезирующие в себе все законы истории. Это в новой связи и в новом аспекте вскрывает фундаментальный статус локальной цивилизации в истории в качестве ее абсолютного максимума, ибо таковым может быть только один феномен в истории - синтезирующий в себе все номологическое многообразие и мощь истории.
      Одним из специфических проявлений цивилизационных законов истории являются геополитические законы. Их нет у формации. Она геополитически совершенно нейтральна. Существуя в историческом пространстве, формация совершенно не ощущает его как геополитическое. Геополитическая реальность это пространственная реальность бытия в истории локальной цивилизации. Любая локальная цивилизация может существовать и гармонично развиваться только как геополитический феномен, только в контексте определенных географических условий, ландшафта и климата, насыщенности минеральными ресурсами и исторически сложившегося политического окружения, только в социальном, экономическом и, главное, культурном, духовном и историческом пространстве, имеющим границы, до которых она есть и после которых ее уже нет.
      Локальная цивилизация имеет выраженную геополитическую логику существования и развития, она есть реальность только как геополитический феномен, а потому, сколько бы ее ни выталкивали за ее геополитические границы существования или, напротив, ни пытались связать с чуждой ей геополитической реальностью, она, в конечном счете, будет возвращаться в свои геополитические пределы. Внешние границы локальной цивилизации - это границы существования той этнокультурной общности, которая идентифицирует себя с данной локальной цивилизацией, ее генетическим кодом истории, это пределы распространения в пространстве архетипов социальности, культуры, духовности данной цивилизации, самого способа их проживания в истории, это пространство, в пределах которого локальная цивилизация находит свою историческую, культурную и духовную Родину.
      И последнее. В цивилизационной логике истории четко просматриваются два уровня цивилизационных законов - общецивилизационные и специфические, локально цивилизационные. Если первые отражают законы, общие всем локальным цивилизациям, цивилизационной реальности как таковой, то вторые - не только их конкретно цивилизационное воплощение, но и специфическую конкретность самой локальной цивилизации. Каждая локальная цивилизация - это целая Вселенная со своим миром социальности, культуры, духовности, со своим способом их проживания в истории, со своим миром человеческой субъективности. Все это с ними рождается и вместе с ними умирает, рождается, развивается и умирает как по общим законам исторического развития локальных цивилизаций, так и по специфическим, только им присущим, которые с ними рождаются и с ними умирают.
      Тем самым не следует впадать в крайности при интерпретации номологической природы локальных цивилизаций - крайности предельного универсализма и предельной спецификации тех законов, на которых базируют свое бытие локальные цивилизации. Если в случае предельного универсализма, признания реальности лишь универсальных законов исторического развития локальных цивилизаций теряется сам феномен локальности цивилизации, то во втором явно преувеличенное значение приобретает как раз феномен локальности. В этой связи история человечества предстает как история ничем и никак не связанных локальных цивилизаций, каждая из которых живет по своим абсолютно уникальным законам.
      Очевидно, истина, как всегда, где-то посередине. Общие цивилизационные закономерности никак не отменяют реальности специфически локальных, как и они, в свою очередь, не переставая быть локальными, никак отрицательно не сказываются на реальности общих законов истории. И те, и другие сосуществуют в реальности одной и той же локальной цивилизации, с одной стороны, связывая ее с другими, с другой - специфицируя ее в ряду всех остальных. Единство общего и специфического, универсального и локального вот что образует действительную реальность любой локальной цивилизации.
      Все вышеизложенное о цивилизационной исторической реальности, субъекте и цивилизационной логике истории создает условия для подведения итогов позволяет вплотную подойти к определению сущности феномена локальной цивилизации. Очевидно, в определение сущности локальной цивилизации не может войти все богатство содержания этого феномена, а только то, которое имеет непосредственное отношение к его сущности. Если исходить из того, что локальная цивилизация базирует свое бытие на основе генетического кода истории, этнокультурный субъект является главным субъектом локальной цивилизации, а формы его исторического творчества образуют основы цивилизационной логики истории, то есть все основания сущность локальной цивилизации попытаться вывести из этих базовых структурных элементов, из которых слагается любая локальная цивилизация.
      В самом деле, именно на основе генетического кода истории осуществляется социальная, культурная и духовная идентификация общества и его истории, которая воспроизводит цивилизационно центрированную социальность, культуру и духовность, идентичные своим архетипам - основам локальности цивилизации. В итоге мы имеем не социальный хаос и поток истории, а цивилизационно центрированное общество и историю, которые в каждом акте своего бытия воспроизводят свою цивилизационную идентичность, себя не как общество и историю вообще, а как общество и историю определенной локальной цивилизации. В итоге мы имеем локальную цивилизацию, целую историческую Вселенную - мир объективной и субъективной человеческой реальности со своим особым и неповторимым содержанием, в частности, со своими символами Веры, со своей иерархией ценностей, со своими социальными, культурными и духовными доминантами, со своими историческими целями и смыслами бытия, со своей исторической харизмой и миром экзистенциальных проблем - жизни и смерти, свободы и несвободы, правды и лжи, любви и ненависти, добра и зла, святости и греха, истины и заблуждения, бытия для себя и для других, подлинного и не подлинного, гармоничного и дисгармоничного, трагического и комического...
      Все это и многое другое и в своей сущности, и в своем существовании восходит и определяется сущностью и содержанием генетического кода истории. А потому он и есть сущность локальной цивилизации, ее неуничтожимая основа в истории, в пределах которой она есть и вне которой ее нет, нет ни как цивилизации, ни, тем более, как локальной. Больше того, вне генетического кода истории нет самой истории, ибо нет ее основы, духовной основы истории в основах человеческой души, нет самой души и, следовательно, самого человека, а вместо всего этого энтропия духа и истории, духовная дыра в истории - сход истории в небытие.
      Но локальная цивилизация - это не только генетический код истории и обусловленные им архетипы социальности, культуры, духовности. Это не только специфическое содержание социальности, культуры, духовности, самой истории - целый мир объективной и субъективной цивилизационно центрированной реальности, но это и специфический способ объективации всего этого в истории и самой истории. Всякая локальная цивилизация - это всегда особый, только ей присущий способ бытия в истории и истории в себе, специфический способ проживания социальности, культуры, духовности, благодаря которому они становятся своими, своей социальностью, своей культурой, своей духовностью, а в итоге - своей историей, непохожей на все остальные.
      И это происходит потому, что всякая локальная цивилизация по-своему субъективирует мир природы и мир человека, по-своему одухотворяет их, творит мир своей культуры и духовности и на этой основе по-своему объективирует мир своей субъективности, своей души в своих, только ей присущих традициях, стереотипах поведения и образе жизни, во всей системе отношений человека к природе, обществу, другому человеку, самому себе. Каждая локальная цивилизация есть то, что есть способ ее бытия в истории, она тождественна своему бытию, способу опредмечивания и объективации своей сущности.
      Наконец, локальная цивилизация - это еще и специфический цивилизационный субъект, специфический как по составу, так и по формам своего исторического творчества. По своему составу это этнокультурная общность. Только такая общность может претендовать на то, чтобы быть цивилизационной. При этом, не достигая этнического единообразия, она стремится к культурному, к тому, чтобы на единой культурной и духовной основе объединить как можно большее количество людей. Этнокультурная общность - это общность по самым глубоким и фундаментальным основам бытия человека в истории и истории в человеке - по основам человеческой души. И даже тогда, когда она не достигает полного культурного и духовного единства, этнокультурная общность стремится достичь его по основным цивилизационнообразующим основаниям и, прежде всего, по языку, основным проявлениям культуры, системе базовых ценностей, утвердить свое геополитическое, экономическое единство, единство на уровне осознания общности своей исторической судьбы. В противном случае она просто не соответствует своей сущности, не существует как цивилизационная общность, ибо не способна стать субъектом локальной цивилизации и в формах своего исторического творчества творить цивилизационную историческую реальность.
      А она потому и является цивилизационной, что в одном из главных своих сущностных измерений слагается как результат синтеза социогенеза, культурогенеза и этногенеза - всех основных составляющих исторического развития. Творить такую реальность по силам только особому субъекту, который способен соединить в своей этнической и культурной природе этногенез и культурогенез с социогенезом и на этой основе соединить их еще и в своем творчестве и, соответственно, творить цивилизационную историческую реальность. Таким субъектом в истории может стать только этнокультурная общность. Только она соединяет в себе, в своей этнической и культурной природе этническое, культурное и социальное начала истории, живет не частью истории, а целым, всей исторической реальностью, а потому только она и именно на этой основе способна в формах своего исторического творчества соединить социогенез с этногенезом и культурогенезом и тем самым творить историю, как историю локальной цивилизации.
      Итак, одна локальная цивилизация отличается от другой своим цивилизационным основанием - генетическим кодом истории, ценностями идентичности, являющими себя через архетипы социальности, культуры, духовности, своим цивилизационным субъектом и формами его исторического творчества, конкретным способом объективации истории в человеке и человека в истории. Это базовые, ключевые отличия локальных цивилизаций друг от друга, над которыми надстраиваются все остальные спецификации. Справедливость сказанного позволяет именно их положить в основу определения сущности локальной цивилизации и одновременно с этим понять, чем завершаются все отличия локальных цивилизаций друг от друга: духовными основами истории в основах человеческой души, особенностями духа и души, аксиологией - разной системой ценностей и иерархией смыслов бытия. Во всем этом любая локальная цивилизация находит последнее и самое фундаментальное прибежище своей исторической спецификации.
      Таким образом, локальная цивилизация - это конкретный культурно-исторический тип общества, взятого в единстве всех его сторон на базе господствующего генетического кода истории и обусловленной им доминантной этнокультурной общности со своим специфическим способом бытия в истории - объективации истории в человеке и человека в истории.
      5. ГЕНЕЗИС ЛОКАЛЬНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
      Предложенное понимание сущности локальной цивилизации и связанного с ним цивилизационного подхода к истории имеет многоаспектное значение, одно из которых никак нельзя обойти вниманием. Формационный подход к истории, при всех его достоинствах, содержит в себе радикальный недостаток навязывает предельно универсалистские схемы в понимании логики исторического бытия и развития. Вскрывая единство мировой истории, логику этого единства, восходящего к биогенетическому единству человечества, к единству материальных основ его бытия в природе и законов саморазвития этих основ, выражающихся в общих для всего человечества стадиях исторического развития, он вместе с тем до конца не справляется с объяснением причин вариативности истории.
      В частности, не до конца объясняет, почему один и тот же способ производства материальных благ, один и тот же экономический базис не только сами приобретают существенные спецификации, но и на этой основе порождают колоссальное многообразие во всех других проявлениях исторической реальности, во всех ее свойствах, связях и отношениях. Не объясняет, откуда такое многообразие вариантов исторического развития одной и той же формации, такое многоцветие национальных культур, духовности, такие различия во всем, что подлежит различению, начиная от Богов и символов Веры и кончая образа жизни и способов выражения эмоций - жестами, мимикой лица, тональностью голоса. Не объясняет, почему, к примеру, у китайцев высовывание языка означает удивление, расширение глаз - гнев и возмущение, царапанье ушей и щек - радость, хлопанье руками - горе и разочарование, а белый цвет - цвет не чистоты и невинности, а смертельной скорби.
      Все это - следствие того, что формационная историческая реальность не существует сама по себе и уж тем более не исчерпывает собой всего богатства содержания исторической реальности в целом, которая слагается еще и из цивилизационной исторической реальности. Больше того, именно формационная историческая реальность погружена в цивилизационную, а не наоборот. А потому в самой формационной исторической реальности реальностью становится только то, что способно стать элементом цивилизационной и, следовательно, лишь в той связи и мере, в какой видоизменяется и приобретает цивилизационно обусловленные формы исторического бытия, обусловленные спецификой данной локальной цивилизации и ее истории.
      Именно в этой связи и на этой основе цивилизационный подход позволяет понять, почему вариантов исторического развития сложилось ровно столько, сколько сложилось локальных цивилизаций - конечные причины многовариантности исторического развития. Они находят свое естественное объяснение в том, что именно локальная цивилизация адаптирует к своему генетическому коду истории, к своим архетипам социальности, культуры, духовности формационную историческую реальность, превращая ее из просто формационной в цивилизационно обусловленную, то есть в такую, которая начинает жить не сама по себе, а как неотъемлемая часть данной локальной цивилизации, в рамках которой она только и может стать элементом исторической реальности вообще. Именно локальная цивилизация превращает всякое формационное бытие в цивилизационно центрированное, в определенный способ бытия формации в истории, тот, который соответствует способу бытия самой локальной цивилизации, ее социальности, культуры, духовности способу бытия истории в человеке и человека в истории в пределах данной локальной цивилизации.
      Наконец, именно локальная цивилизация превращает субъектную базу формации в элемент своей собственной субъектной основы. Любое социально-стратификационное многообразие формации, прежде чем стать им, должно стать частью этнокультурной общности людей. Нельзя стать русским или английским буржуа или пролетарием, предварительно не став русским или англичанином. Классовые различия являются видовыми по отношению к национальным как родовым, не говоря уж о том, что национальные и онтогенетически и филогенетически предшествуют класссовым. Уже только поэтому классы не доминируют в субъектной основе истории, которая живет формационными субъектами лишь только постольку, поскольку они утверждают себя в качестве субъектов локальной цивилизации. А потому формы исторического творчества субъектов формации не являются произвольными или только формационно центрированными, а всегда такими и только такими, которые определяются нормами исторического творчества данной локальной цивилизации, ее субъекта - доминантной этнокультурной общности.
      И как следствие всего этого, основной вектор исторического творчества формационных субъектов истории оказывается цивилизационно центрированным, детерминированным формами исторического творчества цивилизационного субъекта истории, включенностью формационных субъектов в логику исторического творчества цивилизационного. Ведь классы не творят феодализма или капитализма вообще, они творят их лишь как часть цивилизационной исторической реальности, к примеру, как русский или английский феодализм или капитализм, лишь, следовательно, будучи не просто классами определенной локальной цивилизации, но и выражая в своем историческом творчестве свою этнокультурную суть, себя как часть цивилизационного субъекта данной локальной цивилизации. В итоге и сама формационная логика истории приобретает историческую вариативность, так как становится частью цивилизационной, логики исторического развития данной локальной цивилизации, специфицируется законами ее исторического бытия и развития.
      Таким образом, многовариантность развития истории - это не простое следствие того, что историческая реальность есть единство формационной и цивилизационной исторической реальности, а логика истории - единство формационной и цивилизационной логики истории, не просто следствие их взаимосвязи, а такой, при которой в итоге доминирует цивилизационное начало истории. В конечном счете, именно потому, что локальная цивилизация есть абсолютный максимум истории и на этой основе превращает формационную реальность в часть цивилизационной, формационного субъекта и формы его исторического творчества - в неотъемлемую и производную часть цивилизационного субъекта и форм его исторического творчества, а формационную логику истории - в инобытие цивилизационной, мировая история не может развиваться "единым строем", а только через множество локально цивилизационных вариантов исторического бытия и развития.
      Многовариантность развития истории имеет место лишь там и постольку, где и поскольку есть центры этой многовариантности, а они есть там и только там, где есть цивилизационнообразующие центры, локальные цивилизации - они тождественны им. Феномен многовариантности развития мировой истории становится не больше и не меньше, как способом утверждения в истории реальности локальных цивилизаций. Каждая из них живет логикой своей локальности, своим генетическим кодом истории, творит историю в соответствии со своими архетипами социальности, культуры, духовности реализует свой исторический вариант бытия в мировой истории, свой путь к ее высшим ценностям, целям и смыслам.
      Иного не дано, ибо история, ко всему прочему, это еще и историческое творчество, вечное утверждение человеком себя в истории и истории в себе посредством развития самой истории, вечный поиск форм социальности, культуры, духовности адекватных возможности бесконечного развития сущности человека, вечное движение к высшей мере человечности в истории. И как всякий поиск, и как всякое творчество исторический поиск и творчество не могут быть одновариантными. Уже только поэтому историческое развитие обречено на многовариантность.
      Имея в принципе единую формационную направленность и стадии в своем историческом развитии, человечество реализует их в множестве вариантов своего цивилизационного творчества. Неисчерпаемость человека и его истории просто нельзя исчерпать каким-то одним вариантом исторического творчества. Ни социальность, ни культура, ни духовность не могут реализовать себя в каком-то одном варианте своего бытия и развития в истории. Это просто противоречило бы их сущности, в частности, неисчерпаемости их содержания. Поэтому история обречена на многовариантность и исторического творчества, и исторического развития и, следовательно, на цивилизационное многообразие, на сохранение истории как истории локальных цивилизаций. Они есть не просто персонифицированный результат синтеза социогенеза, культурогенеза и этногенеза, но и их неисчерпаемого многообразия, многообразия не только каждого из генезисов, но и способов их синтеза в истории. Локальные цивилизации и их история предстают одновременно и как конечная причина порождения, и как конечный итог воплощения многообразия истории и многовариантности исторического развития. За ними уже нет никаких причин, нечего и не в чем воплощать.
      Все это актуализирует рассмотрение более общего вопроса - об основных моделях мирового исторического процесса в целом. Все они, так или иначе, но укладываются в формационную и цивилизационную модели развития, отражая, соответственно, формационную и цивилизационную историческую реальность и логику их развития. В последнем случае, естественно, по-разному складываются представления об этой логике и, главное, с разными акцентами в понимании основной направленности исторического развития. Для формационной исторической реальности она приобретает явно линейный характер, а для цивилизационной - подчеркнуто циклический. Это дает основание для идентификации формационной модели с идеей "вечного прогресса", а цивилизационной - "вечного возвращения".
      Действительно, с позиций формационной логики истории история предстает как естественноисторический процесс смены общественно-экономических формаций, который, в зависимости от теоретических, а большей частью политических предпочтений, теряется либо в постиндустриальном, технотронном, постэкономическом или коммунистическом будущем. Но в любом случае оно есть, и есть как полное торжество подлинной истории над всей ей предшествующей, рассматриваемой в этом контексте в качестве ее предыстории. Собственно, мировой исторический процесс предстает как процесс последовательной смены формационных стадий истории в ее движении к своей подлинности, к торжеству истинной человечности, социальности, культуры, духовности, к их совпадению со своей сущностью - к совпадению сущности человека с его существованием. В любом случае у истории есть будущее с тенденцией к вечному прогрессу, в любом случае ее осуществление приобретает вектор линейности, в любом случае это достаточно оптимистический сценарий исторического развития.
      Несколько иначе выглядит модель исторического развития с позиций цивилизационной логики истории. В этом случае история предстает как история локальных цивилизаций, их смены в мировой истории, в частности, в качестве цивилизационного лидера мирового исторического процесса. И в том и в другом случае в истории усиливается вектор цикличности, повторяемости, но не самой истории, а ее естественноисторических циклов. Каждая локальная цивилизация когда-то возникает в истории, проходит через свое историческое детство, отрочество, юность - эпоху "бури и натиска", достигает зрелости и расцвета, вступает в полосу старения, исторической деградации и сходит с авансцены мировой истории, не переставая быть фактом истории, перестает быть носителем исторически актуального бытия. Весьма симптоматично, что стадии становления и развития локальной цивилизации в тенденции совпадают с таковыми этногенеза. По Л.Н. Гумилеву, это стадии: пассионарного подъема скрытый и явный период; акматическая фаза; надлом; инерционная фаза; фаза обскурации; мемориальная; гомеостатическая; наконец, вырождения.
      И это совпадение неизбежно, так как в случае становления и развития этноса мы имеем дело со становлением и развитием неотъемлемой части локальной цивилизации - ее субъектной базы, этнокультурной общности. А часть не может развиваться иначе, чем целое, и только так, как развивается само целое, в связи и на основе его развития. Тем более что это субъектная часть локальной цивилизации, ее историотворящая часть, превращающая историю в то, что есть формы ее активности в истории. Ведь история, в конечном счете, есть то, что есть ее субъект, она является такой, какой является ее субъектная база. Ее качество определяет качество самой истории. В связи с этим симптоматично и другое: история человечества, как история локальных цивилизаций, чем-то аналогична жизни отдельного человека - шире, бытию всего сущего. Всякое нечто когда-то возникает, проходит все стадии своего развития до своего расцвета и после него, до своей гибели. Все, что существует и, следовательно, когда-то возникло, обречено не только на существование и его неизбежные циклы, но и на прехождение. В бытии начала содержится не только бытие его развития и расцвета, но и бытие его конца.
      Следовательно, феномен локальной цивилизации, ни в каком смысле не выбивается из общих законов бытия всего сущего. В своих циклах бытия и развития он лишь воспроизводит общие циклы бытия и развития всего сущего. Но это означает, что у истории, как истории локальных цивилизаций, нет будущего с тенденцией к вечному прогрессу, а скорее с тенденцией к вечному возвращению, к повторению основных, полных, завершенных или нет, но циклов любой другой локальной цивилизации. В итоге это завершается тем, что в цивилизационной логике истории начинает доминировать вектор цикличности с выраженным эсхатологическим сценарием исторического развития. И самое главное, это хорошо ложится на саму историческую реальность.
      Во всяком случае, большая часть локальных цивилизаций во всемирной истории либо прекратили свое существование, либо стали цивилизационной основой - культурной и духовной "куколкой" для возникновения новых. И лишь в нескольких случаях - индийская, китайская, японская цивилизации - можно говорить о цивилизационной непрерывности истории, в которой в той или иной мере и форме нашла отражение и формационная непрерывность. Последнее обстоятельство требует особого внимания к логике взаимодействия формационных и цивилизационных начал истории, как лежащей в основе логики развития мирового исторического процесса.
      Именно через логику их взаимодействия просматриваются две тенденции в логике развития локальных цивилизаций. Первая - не всякая локальная цивилизация гибнет вместе с гибелью той или иной формации, продолжая существовать в других, более развитых формационных формах своего исторического бытия. Вторая - не всякая локальная цивилизация может и продолжить формационную логику истории, стать цивилизационной основой для исторического освоения новых, более развитых форм формационного бытия и развития. Именно в этом случае она гибнет, а вместе с ней и всякая формационная историческая перспектива. Она может вновь возникнуть на базе новой локальной цивилизации с новой цивилизационной исторической перспективой. Но это уже будет цивилизация с основами новой локальности, по отношению к которой ей предшествующая и исчерпавшая себя выполняет в лучшем случае роль своеобразной цивилизационной и культурной "куколки".
      Примером такого взаимодействия цивилизаций могут служить две ветви христианской цивилизации - западная и восточная. Их основные локально-цивилизационные формы и вектор исторического взаимодействия могут быть представлены следующим образом. Древнегреческая ? древнеримская ? западноевропейская цивилизация. Древнегреческая ? византийская ? российская цивилизация. Но в любом случае, как мы видим, в цивилизационной логике истории, по сравнению с формационной, момент прерывности исторического развития представлен самым непосредственным и фундаментальным образом. Он образует основание прерывности самой истории в целом, которая, следовательно, живет прерывностью истории локальных цивилизаций.
      Таким образом, первое, что подлежит констатации: локальная цивилизация существует лишь до тех пор, пока в состоянии продолжить формационную логику истории, опираясь на свои собственные цивилизационные основы бытия и развития - генетический код истории. Но в силу каких причин она оказывается не в состоянии продолжать формационный прогресс истории и в этой связи свой собственный прогресс? В чем причина кризиса локальных цивилизаций? Почему их прехождение в истории - выраженная тенденция? Оставим в стороне причины внешнего происхождения: уничтожающие нашествия иных цивилизаций, из-за которых погибли, к примеру, все американские цивилизации; природные катаклизмы самого различного происхождения - землетрясения, наводнения, резкое изменение климата, эпидемии, экологические катастрофы?
      Сосредоточим внимание на внутренних причинах. Их анализ сразу же обнаруживает весьма показательную закономерность: кризис существования локальной цивилизации, ее уход из истории оказывается тесно связан с ее началом. Причины гибели локальных цивилизаций завязаны в один тугой узел с причинами их возникновения, продолжения и завершения того, что было в их начале, что обусловило само их начало. Поэтому для того, чтобы понять феномен исторической смерти локальной цивилизации, необходимо понять феномен ее исторического рождения.
      Одним из вариантов решения этой проблемы стала концепция пассионарности Л.Н. Гумилева. Она является составной частью более общей авторской концепции этноса и этногенеза. Этнос - "это коллектив людей (динамическая система), противопоставляющий себя всем прочим аналогичным коллективам ("мы" и "не мы"), имеющий свою особую внутреннюю структуру и оригинальный стереотип поведения". Именно он - стереотип поведения, как система специфических правил, стандартов поведения членов этноса, передаваемых по наследству, и выступает в качестве главного системообразующего признака этноса, его сущностью. По этой причине его возникновение - начало этноса и этногенеза, его исчезновение - конец данного этноса и его этногенеза. Наличие или отсутствие стереотипа поведения - это факт наличия или отсутствия самого этноса, а в этногенезе его главного эволюционирующего начала, ибо в качестве этногенеза он сводится к смене господствующего стереотипа поведения, вслед за которым меняется и сам этнос, возникает новый.
      При этом этнос - биосоциальная система, в эволюции которой особую роль играют энергетические импульсы природы. В связи с этим этногенез предстает в качестве процесса, напрямую зависящего от биогеохимической энергии биосферы и источников энергии даже космического происхождения.