Та-Ро

      -Степан, значится. Сын.
      Он был потрясающе похож на деда. Только веснушек не доставало. И Даниллин вспомнил.
 

* * *

 
      Пудовые кулаки коренастого крепыша ритмично погружались в пузо упавшего боярина.
      -На. На. На, погань.
      Даниил не без труда оттащил сопротивляющегося дружинника.
      -Хватит, убьешь. Перестань. Хватит, Степан!
      Молодой мужчина вырвался из рук друга, зло плюнул в окровавленное лицо толстяка. Коротко пнул в бок, медвежья шуба смягчила удар. Из канавы показались две щекастых морды. С хрюкающим испуганным возгласом нырнули обратно. В самом начале схватки Даниил сцапал за широкие пояса коротких тулупчиков обоих охранников Карпа Петровича, стукнул лбами, да и зашвырнул подальше, чтоб под ноги не лезли. Рослые парни уяснили что по чем и притворились полумертвыми. Благоразумно не встревая. Боярин может потом еще и не убьет, а этот степняк запросто. Пикнуть не успеют. Ой, что творится. Что творится! Тем временем Даниил обнял друга за талию и повел вдоль по улице. Размышляя, во что может вылиться сегодняшнее безрассудство для худородного, бывшего холопа, поднявшего руку на росского вельможу. Невеселая думка думалась.
      Серое месиво чавкало под ногами. Мягкие сапоги, пригодные для боя и скачек, совсем не годились для моской зимней улицы, тонули выше щиколоток, промокали. У россичей обувь была иной. Даниил уже переговорил с мастером, заказал себе две пары новой, по образцу дружинной. На широком твердом каблуке, прошитую снаружи, из особым образом выделанной кожи.
      Вдруг Степан крепко взял друга за ворот иноземного кожаного кафтанчика. Пошел снег, крупный, мягкий. Белые хлопья падали на макушку отчаянного дружинника, запутывались в золотых кольцах бородки и пышных усах. От этого вид у россича был забавный. Плюшевый мишка, да и только. Но голос дрожал от ярости.
      -Скажи, скажи мне. Не прав я? Да? Смолчать должен был? Он бабу мою принародно опозорил, а я утереться и все?
      Рукавицы Степан потерял, шапку тоже. Даниил провел ладонью по волосам друга, стряхивая снег, не торопясь отцепил палец за пальцем его руки.
      -Меня то чего хватаешь? Олух. В терем пошли.
      -Жалиться? Кляузу подавать?
      Даниил легко постучал пальцами по упрямому лбу друга.
      -Точно говорю, олух. Безо всякого суда засекут плетьми. К князю надо, на суд. Он боярин. А ты?
      Степан рванулся зло.
      -Рылом не вышел, да? Худородный.
      -Ой, олух. То не я придумал. Мне ты друг. Пойду с тобой. Выручать. Мое слово против боярского.
      Происходящее ни капли не нравилось Даниилу. Лезть в драку с Карпом Петровичем для простого дружинника было смерти подобно. Но кто ж виноват, что жена у Степана хороша, как сказка? Только не друг воин из далекой восточной страны. Приехавший в моские земли по делам личным, секретным. ОН волок отчаянного бородача в терем. Чтобы как положено по местным обычаям объявить обиду. Княжеский суд не всегда справедлив, но он много лучше тайного самоуправства озверевшего оскорбленного боярина. Пришла на ум зеленоглазая, с аппетитными ямочками на щеках Катерина, дочь Василия. Первая красавица среди местного купечества, вышедшая замуж не по родительскому мудрому сговору, по своей воле. Как она лукаво и тонко улыбаясь подавала восточному гостю пряный горячий мед, ставила на стол пироги.
      -Откушайте, чем Бог послал.
      Коса мела чуть не по полу, край сарафана обшитый атласной лентой, колыхался заманчиво, ямочки на щеках исчезали и появлялись.
      -Спасибо любезная хозяюшка.
      Как бы боком не вышла Степану его горячая любовь. Слишком хороша, для простого дружинника, оказалась купеческая дочь. Нраву веселого, избалованная чадолюбивым батюшкой. Улыбнулась на базаре важному боярину, засмотревшемуся на нее. Да и пошла дальше. Не послушалась окрика, не остановилась. Показалось боярину это оскорбительным. Народ захихикал. Догнал он с холопами красивую молодую бабу. Разговор у них не заладился. Оттолкнула Катерина боярские жадные руки. Вспыхнул Карп Петрович уже не от вожделения, от обиды. Да и велел холопам подсобить. Навалились, схватили бабу. Самолично боярин по личику прошелся, кулаком. Дорогим перстеньком рассадил соболиную бровь. Сорвал платок, намотал на запястье длинную косу, оттаскал истово, с удовольствием, с приговорами.
      -Знай холопка свое место.
      Отпустил наконец, ушел довольный. В толпе Катерину конечно узнали. Кто пожалел, а кто и посмеялся. Подобрала она платок, прикусила распухшую губу, да и бросилась домой к заступнику мужу. И вот, что из всего этого вышло. Хорошо еще удалось приволочь дружинника в терем, предстать пред очами господина.
      -Не стерпел я того. Суди меня батюшка князь. Суди, как положено.
      Молодой, строго насупившийся, мужчина в дорогом платье, окруженный советчиками и близкими боярами велел.
      -Завтра до полудня. На моем дворе. Быть и тебе и Карпу Петровичу.
      Круто повернулся, ушел. Степан вздохнул.
      -Зря я тебя послушался. Чего добились?
      -Не подпалят тебя ночью. Понял? А утро вечера мудреней, как у вас говорят.
      Дома было тихо. Катерина с подвязанным чистой тряпкой опухшим от побоев и слез лицом, подала щи. Дети не шумели. Спрятались у старой няньки. Прибежали проведавшие про беду от разговорчивых соседей старшие братья Степана.
      -Уж натворил дел, натворил. Всем достанется. Карп Петрович злопамятен, богат, вхож к молодому князю.
      -Удружил, неча сказать.
      -С ума спятил.
      Даниил слушал почти что бабские причитания в пол уха. В семейные ссоры лучше не лезть. Это ОН еще лет триста назад понял. Обнял друга.
      -Завтра дождись меня. Вместе пойдем.
      Вежливо попрощался со всеми и отправился к себе. Хорошенько выспаться. Приключение так приключение. В первый раз, что ли?
      С утра начал собираться голодным, только и выпил кружку теплой воды. Тщательно пригладил волосы. Протер ножны мечей. Надел под кафтан дорогую рубашку. Повесил на шею толстенную цепь с амулетом. Нацепил на пальцы золотые перстни. На княжеское окружение следовало произвести впечатление. Оседлал злющего вороного жеребца, на которого завистливо косились все здешние витязи. Вдова, с ней ОН провел не одну жаркую ночь, повалилась в ноги с воем. Тоже прослышала про суд. Про то, что ее касатик ненаглядный к злодейству причастен. Осенила знаком. Хотела руку поцеловать, Даниил не позволил. Выбежала со двора следом, не стыдясь соседей, простоволосая и заплаканная. Причитая в пол голоса, прижимая к лицу мягкие ладони, прикусывая пальцы. Вот она - длина бабьего счастья - с воробьиный клювик. Отнимает судьба касатика! Злодейка!
      -Ой, горе мне, горе!
      Жеребец пританцовывал на пушистом свежем снегу. Капризно выгибал шею, грыз удила. День обещал быть ясным, приветливым. На бледно голубом небе ни клочка. Даниил обернулся к расстроенной вдове, махнул на прощание.
      -Не поминай лихом, Анна Тимофеевна! Если что... Вперед, Зверь.
      Поселяне, по большей части кузнецы и купцы из небогатых, приветливо раскланивались. За те несколько месяцев, что провел в Моске, вежливый и невероятно сильный воин успел нажить доброжелателей. Зверь гарцевал под всадником, притворялся сердитым, коротко фыркал. Даниил ласково погладил крутую гладкую шею. Похлопал ладонью. Сжал бока коленями, ОН не любил без нужды понукать коня, не носил шпор. Зверь и так ЕГО боготворил, бегал по пятам точно собачка. В бою или грозной ситуации слушался беспрекословно. А в свободную минуту, по дороге просто, отчего ж и не пошалить? При всем при том, вид он имел донельзя гордый. Даниил подозревал, что смышленый жеребец прекрасно понимает сущность горячо обожаемого всадника.
      Ехать по мохнатому белому покрывалу, наброшенному на улицы щедрой рукой зимы, было приятно. Ни предстоящее испытание, ни тревога за друга не смущали покой, разлившийся в душе воина. ОН с удовольствием дышал, легкий мороз пощипывал щеки. Зверь игриво взбрыкивал. Огромные, как суповые миски - копыта, оставляли отпечатки на снегу.
      Возле дома Степана собрались любопытные. Просто удивительно, с какой скоростью распространяются между людьми плохие вести. Вся окраина уже знала: про позор Катерины, про избитого боярина, про предстоящий суд. Друзей дружинников Даниил не увидел. Оно и понятно. Если оправдают Степана, во что никто не верил, враз сбегутся. А так? Не гоже светиться. Легко самому в чужой беде замараться. Даже братья на глаза не попались. По своим углам отсиживались? Спрыгнул на снег. Приказал дорогой зверюшке.
      -Стой здесь. Жди.
      Привязывать коня Даниил не любил. Оставлял ему простор для маневра. Не кляча тяжеловозная. Не сбежит от хозяина. Зато на свободе обученному боевому жеребцу удобнее будет возможного вора прибить. Ежели какой дурак польстится. Пока таковые не сыскивались. Он скорее опасения внушал, чем желание приблизиться. Молодец! Погладил по морде, не удержался поцеловал в теплые раздувающиеся ноздри. Повторил строго.
      -Жди.
      Зверь прихватил хозяйское ухо. Подержал мгновение, отпустил. Как не любить такого озорника? В доме никого кроме хмурого Степана не оказалось. Он сидел на дубовой скамье, обувался. На побледневшем лице ярче проступили веснушки.
      -Привет, дружище.
      -Здрав будь.
      -А!
      Тяжело отмахнулся. Встал. Поникшие плечи, тусклый взгляд. Даниил понял - друга мучил страх. Страх, переходящий в отчаяние. Сошел вчерашний задор, ни капли не осталось. Все выпила бессонная ночь, до донышка. Даниил одновременно испытал легкую брезгливость и жалость. Порой ОН забывал о своей сути, чувствовал себя отчаянным воином и только. Тот, кто не умел отогнать панику, скрутить в кулаке, вызывал ЕГО неприязнь. Несправедливую неприязнь бессмертного.
      -Пошли.
      -Спасибо, что не оставил. Я ведь не ровня тебе. Ты ж, вроде наших бояр.
      Даниил не стал сейчас уточнять, что выше, на много порядков выше. Хлопнул друга по широкому плечу.
      -Пора.
      Странный каприз памяти подбросил картину знакомства с бравым дружинником.
 
      Подгулявшие молодцы, наемники, решили потесать кулаки о непривычно выглядевшего красавчика. Даниллин был в Моске хорошо если третий раз, каждый не больше чем пара недель, обычаев толком не ведал, старательно впитывал язык, слушал. Когда отшвырнув столы, к НЕМУ пошли две четверки пьяных и глупых бугаев. ОН быстро вскочил, прислонился к стене, потянул из ножен мечи. Досада какая! Отдохнул незаметно, называется. Неожиданно услышал в стороне веселое, разрезавшее тишину восклицание.
      -Во, ироды! Восьмером на одного. Это не по-нашему.
      -Я тоже не ваш.
      С трудом выговаривая росские слова Даниллин посмотрел в лицо парня, вставшего рядом. А дальше болтать стало некогда. Неведомо почему ввязавшийся в драку крепыш засучил рукава, демонстративно не трогая топорика на поясе и пошел месить нападающих. Меткий пинок в колено, четкий и сильный удар в подбородок. Даниллин убрал ладони с рукоятей мечей, подхватил тяжелую табуретку. И составили они вдвоем с коренастым россичем прекрасную пару, слаженно усмирявшую разгулявшихся наемников (понадеялись выродки на количественный перевес).
      -Мы вас не числом, умением возьмем.
      Задорно пообещал веснушчатый бородач главарю. Спустя короткое и очень оживленное мгновение крикнул Даниллину.
      -А ты подраться не дурак, иноземец!
      Тут же рявкнул: "Ого!" - быстро приседая, чтобы пропустить летящее и вопящее тело, отправленное Даниллином по отлогой дуге прямо в кухонную дверь. Оттуда как раз послышался шум удара, звон бьющейся посуды и громкие женские вопли.
      -Я воин.
      -Хо-ро-ший.
      В паузах веснушчатый бородач впечатал в бок одного из последних врагов локоть, подставил под лицо падающего свое колено, и от души пнул, чтоб под ногами не мешался.
      -Полежи в стороночке.
      Даниллин рассмеялся. Поле боя очистилось через малое время. За разгром в корчме заплатили пострадавшие. А набежавшая, после конца драки, стража, переговорила с обоими, расспросила хозяина - кто начал? Да и удалилась, прихватив присмиревших наемников. Степана стражники узнали. Один из них пошутил.
      -Лихо кулаками машешь, дружина!
      Тем самым невольно объяснив Даниллину откуда такое солидное умение крушить чужую плоть у заступника. Познакомились. Выпили хмельного кислого кваса. Пообедали. Даниллин был рад, что не пришлось убивать идиотов. Проблем ему в Моске не хватает лишних? В одиночку дел бы натворил.
      -Спасибо, Степан. Спас.
      -От них что ли?
      Заржал бородач.
      -Да ты едва ли не лучший боец, кого в жизни видеть довелось. Спас... Ой, не могу. Я его спас. Идиотов да, уберег. Согласен. Достал бы ты мечи, как пить дать, побил да покалечил. Как говоришь, зовут тебя?
      -Даниллин Дю Лой.
      -Не выговорю, прости. По нашему можно перекрестить?
      Даниллин задумался, улыбнулся.
      -Дю Лой будет, как у вас Ветер. Ветров, так?
      -О. Совсем другое дело. Данила Ветров. Значит Дюлой это ветер?
      -Лой.
      -А дю?
      -Титул.
      -Ты знатный?
      В вопросе парня проскрипело отчуждение. Даниллин легко преодолел обозначившуюся яму.
      -Моего племени больше нет. Ни единого человека. Никого из родни. Я один. А титул мой отец заслужил сам. Он был из простых воинов.
      -А.
      Так и познакомились, спились и спелись. У Степана оказался редкостный силы голос. Даниллин даже думать о себе стал исключительно как о Даниле, Данииле Ветрове. Все шло так замечательно. До вчерашнего дня...
 
      ОН посмотрел как друг встает на колени перед висящим в красном углу образом, торопливо и отчаянно шепчет короткую молитву, кладет земной поклон. Выпрямляется и заявляет внезапно.
      -Данила!
      -Да?
      -Не ходи со мной. Ты чужак у нас. А боярин скажет, да и люди его, что злодействовал, ихние хари крушил, вместе со мной.
      Даниил ласково взял крепыша за плечо. Сожаление, что этот короткоживущий слаб, растаяло. ОН почувствовал странную радость. Так приятно, что не смотря на страх, Степан ведет себя мужественно. О друге думает. Золотая душа у парня. Чистейшей пробы! Ответил спокойно, с тайной усмешечкой.
      -А я не бил? В стороне стоял? Или мимо проходил?
      Точно два подростка они уперлись лбами, нажали. Даниил был выше ростом, Степан шире в плечах. Пободались немножко, как задиристые телята. Вышли на улицу. Зверь, почуяв любимого хозяина, громко заржал, впечатал в снег копыто, выгнул шею, оглядываясь, не заденет ли? Ударил задними ногами взметывая белый фонтан. Брык! Вопль издал, оглушительный. Ржанием его назвать было трудно. Скорее трубный глас. Я! Это я! Вот я какой удалец молодой! В соседних дворах завистливо вздрогнули жеребцы, повели чуткими ушами жадно и радостно всхрапнули кобылы.
      -Ишь, разрезвился.
      Несерьезно укорил хозяин озорника. Похлопал по тугому крупу. Провел ладонью по гладкому боку. Друг позавидовал.
      -Эх, и коняга у тебя, Данила. Царская просто.
      Решив ответить шуткой Даниллин проворчал.
      -Ага. А где твоя кляча?
      -Туточки.
      Степан сумрачно улыбнулся. Его соловая лошадка с крепкой грудью и мохнатыми ногами была очень выносливой и резвой. Невзирая на неказистую внешность. Впрочем, знатоки кобылку хвалили. Он ее как раз вывел из конюшни. Зверь потянулся к доброй знакомой, всхрапнул ласково. Мила его внимание приняла снисходительно. Она вышагивала с достоинством. Всадники неторопливо поехали навстречу с судьбой. Степан снова нахмурился, завздыхал. Даниил жевал сосновую веточку, сорванную по дороге. Лично ЕМУ ничего не грозило. Что бы там ни думал несчастный россич.
      Во дворе они увидели боярские сани, десяток его холопов. Сам Карп Петрович был в тереме у молодого князя, не иначе. Степан совсем приуныл. Даниил смерил нагло скалившихся молодцев тем особенным взглядом, на которые был великий мастер. Холопы старательно поотворачивались, лыбиться перестали. А то эдак можно и до суда не дожить. Подумал каждый из них. И то верно!
      Призванные на княжий суд дружинник и его чужеземный товарищ спешились. Зверь злился, чувствуя плывущие в воздухе раздражение и агрессию, направленные на его обожаемого всадника. Бешено выдувал пар из расширившихся ноздрей, косил блестящим шоколадным глазом на людей.
      -Успокойся, милый. Никто твоего хозяина не обидит.
      Даниил обернулся к княжеским и боярским холопам, громко посоветовал.
      -Без меня к жеребцу не приближаться. Покалечит. Может и убить.
      Пустое пространство вокруг коновязи увеличилось вдвое. Холопы отпрянули, наблюдая как жуткого вида чужеземец со своим бешеным животным заговорил точно с человеком. Попросил.
      -Веди себя хорошо.
      Снял перевязь с мечами, приторочил к седлу. С оружием перед князем на суду не стоят. А доверять два драгоценных клинка старой булгарской стали кому чужому Даниил не собирался. Не совсем безмозглым был. Зверь прижался темной, прекрасно вылепленной головой к плечу человека. Даниил похлопал ладонью, погладил, ласково оттолкнул.
      -Все.
      Отбросил на спину капюшон. В Моске их изредка носили только священники. На странный головной убор многие косились. Но не здесь и не сейчас. Даже длинные волосы, затянутые в тугой гладкий хвост не спровоцировали насмешек. Характер чужеземца и причина ЕГО появления здесь, вызывали если не уважение, так справедливую опаску. Степан давно привязал кобылку. Неторопливо отряхивал рукавицей снег с обуви. Даниил спросил у друга.
      -Нас позовут? Здесь будем ждать?
      Бородач пожал плечами.
      -Откуда ж мне знать. Первый раз попал на суд.
      -Ты дружинник. Разве не видел судов ни разу?
      -Видел.
      -Ну и?
      Степан коротко вздохнул.
      -Князь выйдет сюда. Сам.
      -А говорил, не знаешь.
      В расслабленном поведении Даниила была некая нарочитость. Сейчас все во дворе молчали, слушали их разговор.
      -Спел бы что ли.
      -А?
      -Спой, говорю. Что-нибудь душевное.
      Степан посмотрел на друга, точно на спятившего. Покачал головой.
      -Ну, ты даешь.
      -Про ночь, например. Во всю глотку не ори, конечно. Не в чистом поле.
      Теперь Степан тоже улыбался. Белые крупные зубы, одного переднего не достает, борода в тугих колечках, пышные усы. Россыпь золотых крапин на лице, не исчезающих даже зимой. Зря ли жена дразнила его Солнцем Меченым? Эх!
      -Была не была!
      С размаха хлопнул себя по бедру отороченной мехом красной рукавицей. Снял шапку, запрокинул к небу голову.
      -Ой, разгулялись, разгулялись.
      В темном небе облака да тучи.
      Звезды сокрылись, мое сердце сжалось.
      Что добра молодца мучит?
      Что добра молодца мучит?
 
      Такого певца в Моске Даниил больше не встречал. Пока во всяком случае. Голос заполнил двор, не рвущийся в надсадном крике, спокойный, чистый. Верхние ноты певец брал легко, растягивая звонко, переливчато. Мелодия, полная скрытой страсти, расправила крылья, устремилась к небу. Даже враги невольно заслушались.
      -Ой, мне есть повод закручинить
      Плетью коня погоняя.
      Не задержалась беда, приключилась.
      Коршун голубку терзает.
      Коршун голубку терзает...
 
      Из распахнувшихся дверей на крыльцо выплеснулась группа дружинников, вышел и сам князь. Степан то ли не расслышал, то ли хотел допеть.
      -Ой, я стрелу спущу заветную.
      Вострую, напиться черной кровушки.
      Ой, призову любодея к ответу.
      Не пожалею головушки.
      Не пожалею головушки.
 
      Ой, разгулялись, разгулялись.
      В темном небе облака да тучи.
      Звезды сокрылись, мое сердце сжалось.
      Что добра молодца мучит?
      Что добра молодца мучит?
 
      Странная вышла песня. Горькая до невозможного и сильная. Напоследок голос взметнулся яростно и неистово.
      -Мучи-и-и-и-ит...
      Нота тянулась невероятно долго и звонко, не теряя глубины, да откуда такой запас дыхания у парня? Даниил покрылся мурашками, так невероятно красиво закончил Степан петь. Даже головой встряхнул, отгоняя наваждение. Кто-то из свиты князя громко вздохнул в наступившей пронзительной тишине.
      -Ай да молодец, обидчик мой.
      Зло проскрежетал боярин.
      -Здоров глотку драть.
      Князь покосился на Карпа Петровича с толикой неодобрения. Сел в подставленное слугами креслице. Велел боярину коротко.
      -Стань там. Рядом. Судить вас буду. По завещанному дедами обычаю, по своему праву.
      Даниил рассматривал безусое почти мальчишеское лицо Владимира. Румянец на гладких щеках от мороза, или волнения? Прямая спина, гордо задранный подбородок. Щенок еще, совсем щенок. Хотя... От свеев отбился, задал перцу степным бандам на дальней границе, и если дружина не ворчит, слушается, если на улицах Моски порядок, может и не безнадежен юный правитель. Возмужает, наберется мудрости. Только доживет ли Степан, бывший холоп, поднявший руку на боярина до этого? Тем временем князь обратился к Карпу Петровичу.
      -Поведай, ближний боярин, что произошло между тобой и этими людьми.
      Слушая бредовый навет Степан покрылся красными пятнами сдерживаемой бессильной злобы. Даниил же, широко расставив ноги, улыбался безмятежно. ОН умел не мерзнуть, весьма полезное умение для степи или росских морозов. Не переминаться с ноги на ногу, не сутулиться. Выглядеть с достоинством. Ну и что, что голова не покрыта? ЕМУ не холодно. Блестят черные волосы. Рукавицы давно спрятал. Скрестил руки на груди, ярко засверкали перстни, прищурился. Зная, что выглядит опасно и внушительно.
      -Хорошо. Теперь пусть скажут мой дружинник и... воин-иноземец. Кто таков? Говоришь ли по-нашему?
      Даниил поклонился низко, с максимальной достойной дворянина вежливостью. Но не как холоп. В толпе прозвучал гул.
      -Меня зовут Даниллин Дю Лой. Я могу говорить на твоем языке, милостивый князь.
      -Кто ты?
      -Мое имя можно перевести на росский. Князь Даниил Ветров. Отец был правителем. Далеко отсюда. В степи. Моя страна погибла, когда я еще не родился.
      -Свеи?
      -Нет, желтая лихорадка, милостивый князь.
      -Кто-нибудь может подтвердить твои слова?
      -Здесь, нет. Только мои мечи. Но разве благородному правителю не достаточно честного слова воина?
      -Не на суде.
      -Хорошо. У меня есть монеты, которые чеканил отец. С его профилем и именем. Мы очень похожи.
      -Покажи.
      Даниил особым свистом позвал Зверя. Конь послушался мгновенно. Сквозь расступившуюся толпу он подбежал к хозяину. Застыл рядом.
      -У тебя великолепный жеребец, воин.
      -Он достоин меня.
      В свите князя заулыбались. Даниил вынул из сумки кошель, достал золотой блестящий диск, протянул подошедшему дружиннику. Князь задумчиво рассматривал монету с узнаваемым профилем. Длинный хвост, гладкий лоб, нос. Кто-то шепнул.
      -Похож то как...
      Еще бы! На самом деле двести лет назад Даниллин монеты и чеканил. Не лично, разумеется. Ювелиры его двора. Нечего сказать, покуролесил в одном из затянувшихся приключений.
      -Что на ней написано, на обратной стороне?
      Осведомился юный правитель.
      -Сила и честь.
      -Хороший был девиз.
      -Почему был? Есть. Я еще жив, светлый князь. Хоть и остался один от целого народа.
      Сурового вида воины в свите переглянулись одобрительно. Россичи ценили храбрость.
      -Ты путешествуешь без слуг?
      -Мне они не к чему. Я господин без подданных.
      -Расскажи, мне... чужеземец, называющий себя князем Данилой Ветровым, что произошло вчера.
      Говорить, судя по всему, следовало образно (россичи были весьма эмоциональным народом), но кратко.
      -Твой ближний боярин очень большой женолюб.
      ОН угадал тон, произнеся последнее слово так, что даже князь невольно, хоть и коротко улыбнулся.
      -Супруга твоего дружинника очень красива. Катерина дочь Василия. Боярин избил ее публично, на базаре, за то, что отказалась потешить его плоть. Но она верная мужняя жена, не девка из корчмы. Друг мой виновен, что впал в праведный гнев и наказал развратника сам, своей рукой, а не прибег к твоей власти, милостивый князь. Вот и все.
      -Лжу напускаешь!
      Крикнул озлобленно Карп Петрович.
      -Иноверец! Злодей!
      Даниил не ответил, поклонился князю, отошел к другу. Встал рядом с понурым Степаном.
      -Ответь и ты, мой дружинник.
      -Прости за самоуправство, господин. Если сможешь. Я в воле твоей. Данила все как было рассказал.
      Юноша, облеченный властью, подытожил.
      -Слово моего боярина против слова дружинника и его друга, иноземного воина, именующего себя князем Ветровым. Хорошо.
      К нему наклонились, Даниил таки вызвал в некоторых симпатию, зашептали, что можно допросить жену дружинника, поискать свидетелей сцены на базаре. Владимир отверг подсказку, поморщился, громко сказал.
      -Дружинные люди мои не считаются худородными, даже если вышли из такой семьи. Не холоп обидел боярина, а воин. Быть воинскому праву. Кто может постоять за честь твою, боярин? Сам не выйдешь?
      Пузатый и немолодой Карп Петрович нахмурился, посетовал.
      -Стар я и слаб. Давно не держал меча в руках. Мой доверенный человек - Онисим не даст погибнуть по клевете и лже.
      В толпе умолкли, словно прозвучало имя нечистого. Степан взялся рукой за ворот, точно ему стало труднее дышать. Князь посмотрел на своего дружинника.
      -А ты, Степан?
      Но Даниил не дал другу ответить.
      -Светлый князь, дозволь мне.
      Веснушчатый бородач рывком обернулся к товарищу.
      -Смерти ищешь? Не слушай его, княже. Он не знает наших обычаев. Моя вина мой и ответ.
      В его глазах черной стеной встала безысходная тоска. И Даниил решил, что слава неведомого ему бойца по имени Онисим - это слава убийцы. Князь приоткрыл рот. Но объявить ничего не успел. Даниил коротким толчком уронил друга в снег, стремительно пнул раз, другой. Степан застонал и скорчился. Все произошло необыкновенно быстро, вмешаться никто не успел. Дружинники только еще повытаскивали мечи из ножен, как сцена завершилась. Даниил отступил на шаг, от покалеченного им друга. Вскинул руки, показывая, что более ни на кого не собирается нападать - чтоб дурную стрелу не словить. Вон уже изготовились, хоть и с изрядным запозданием. Князь остановил своих людей.
      -Нет. Не трогать! Говори - зачем?
      Перекрыв возмущенный рев толпы чужеземец просто и спокойно объяснил.
      -У твоего дружинника сломаны два ребра, светлый князь, отбито бедро. Он не сможет выйти на поединок.
      Длинноносый седой воин со старым ужасного вида шрамом на подбородке и скуле, стоящий прямо за спиной князя хмыкнул, наклонился, шепнул на ухо что-то, не слышное никому кроме них двоих и... Даниила, который человеком не был и много чего умел невозможного.
      -Пусть.
      -Чудишь дядько.
      Ответил Владимир тоже шепотом, но после паузы громко провозгласил.
      -Что ж, раз мой дружинник... болен и не может выйти на бой, его место займешь ты, чужеземец.
      Степан, придерживая грудь рукой, уже поднялся на колени. Даниил приблизился, протянул руку - помочь встать. Бородач зло оттолкнул ее, зашипел от боли, выпрямился. Снег в бороде, на воротнике и холод в глазах. Даниил отвернулся. Это подождет. Не стал слушать обидных слов, отошел к Зверю. Заметив, впрочем, что кто-то из дружинников кинулся на выручку к Степану. Стоял себе, дышал ровно, заплетал косичку в шелковой гриве. За левым плечом кашлянули.
      -Ты вот что... Данила. Ты все правильно сделал. Молодец. Не по зубам Степке Онисим. Увы. А прищемить ему хвост давно пора. Ты меня старика послушай. Любит этот ирод бить подло, снизу в пах. Левша. Но начать может с правой, тебя путать будет. Сапоги с острой кромкой, как ножом брюхо вспорет. Не подпускай близко. Если схватит - сомнет. Думаю, ты побыстрее будешь. Живот у него крепче каменного, и лоб тоже. А еще он пускает в ход зубы. Гаденыш. Бают также, может и не врут, что мажет ядом ногти. Царапнет - ты и ослабнешь. Понял?
      -Спасибо. Помочь решил почему? Я ж чужой.
      -Ты против черта выходишь, парень. Не обманывайся его рожей. Ну, бывай.
      Он уже шагнул прочь, седой наставник молодого князя, да тихий голос чужеземца остановил.
      -Ты честен и не богат. Скажи, об заклад у вас, у россичей принято биться?
      -Да.
      -Если слава Онисима так велика и ужасна, а друзья боярина все при тугих кошелях - можешь хорошо заработать.
      Даниил бросил через плечо короткий и хитрый взгляд. Поблекшие, похожие цветом на лед, затянувший полынью, глаза седого воеводы потемнели.
      -Так ли?
      -Верь мне.
      Даниил небрежно стягивал с пальцев дорогие перстни.
      -Эти игрушки подержи пока, пожалуйста. Мешать будут.
      Старик посмотрел на переливающиеся в своей мозолистой ладони камни.
      -Как скажешь... Данила.
      -Спасибо, воевода.
      -Меня Силой Куприянычем величают.
      -Онисим убил близкого тебе человека?
      Воевода не ответил, насупился, седые брови соединились над переносицей, отвернулся, ушел. И ладно. Не до того. Был бы Дю Лой человеком - готовился, собирался с духом, возносил молитвы. Тревожно ждал - что же за Онисим такой? Старался собрать волю, настроиться должным образом... Вспотел бы наверно. Присутствовала во всех приключениях Даниила некая неправильность. ОН играл, всегда. В любой, самый отчаянный момент. И никогда не боялся. Что ЕМУ могло грозить? Ну убьют... Короткая вспышка боли? Отключение. А дальше по желанию, на выбор. Воскресать из мертвых, или лепить новое тело. ОН и к приятелям своим, самым лучшим, относился двусмысленно. Редкий раз, ненадолго забывая о пропасти, неизбежно разделяющей ЕГО и короткоживущих. Глупо, конечно. Влез в чужую шкуру - изволь соответствовать. Мерзни, испытывай голод и жажду, пробуй на вкус оттенки эмоций. ОН так и поступал обыкновенно, запрещая себе прибегать к сверхчеловеческим способностям. Намеренное самоограничение позволяло вжиться, и в самом деле начать чувствовать. А именно разнообразных переживаний искала ЕГО душа. Сейчас Даниил отстраненно наблюдал, как высыпавшие во двор дружинники расчерчивают место - круг диаметром в пять метров. Как воевода с длинным носом, было в его профиле нечто орлиное, не торопясь обходит пожилых осанистых бояр, коротко переговаривая с каждым. Взгляды россичей то и дело скрещивались на фигуре непонятного чужеземца.