Та-Ро

Даниил легко мог угадать, по выражению лиц кто из присутствующих симпатизирует Степану. Эти люди его жалели. В победу никому неведомого худощавого парня не верил никто. Воевода и тот, при всем немалом опыте лишь допустил небольшую возможность иного исхода. А ведь разбирался в воинах и умел оценить бойца - каков будет в деле - по походке, движениям, манере себя вести. Даниил несомненно выглядел опытным и опасным. Но вот насколько? Лезет же в голову разная чушь. Поднял голову и посмотрел на небо. Холодное зимнее солнце посмеивалось с высоты.
      -Эй, чужеземец!
      Тонким голосом ЕГО окрикнул мальчик, видимо личный слуга кого-то из свитских. Он переминался с ноги на ногу, не зная как себя вести с человеком не испугавшимся выйти против Черта Онисима. Некоторые, мальчик слышал, сочли заступника Степки бесстрашным идиотом. Он тоже хихикнул издали, но сейчас в двух шагах от смуглолицего, с гладкими бритыми щеками, (смешные же обычаи бывают у иноверцев) воина, понял, что от недостатка ума или избытка самомнения этот парень не страдал. Конь, эх и конь, у князя похуже будет, ласкался точно умная сторожевая собака. Бросил на мальчика взгляд, счел его не стоящим внимания, и опять радостно переключился на любимого хозяина.
      -Господин.
      Улыбка тронула губы чужеземца.
      -Что тебе, малыш?
      -Может у тебя есть какая нужда? Можешь зайти в терем, подождать в тепле. Я провожу, покажу.
      -Спасибо. Ничего не нужно.
      -А моего отца зовут Даниилом.
      Вдруг сказал мальчик и застеснялся, даже кровь прилила к щекам. Опустил глаза, поддел мыском старого сапожка снег. Зверь фыркнул недовольный, что хозяин отвлекся и перестал ласкать его, слегка прихватил край капюшона, потянул к себе.
      -Не озоруй.
      Велел Даниил. Но в голосе не было строгости. И Зверь не послушался. Даниил шутя погрозил себе за спину кулаком. Никакого эффекта. Жеребец продолжал мешать. Юный слуга замялся, точно хотел спросить о чем-то, но не посмел. Быстро поклонился, признавая в Данииле знатного человека, и умчался прочь.
      -Хватит.
      Теперь хозяин действительно приказывал, пришлось отпустить капюшон. Зверь никогда не ошибался, Даниила это попеременно то забавляло, то удивляло. Суета вокруг стала пахнуть нервозностью и предвкушением зрелища. Пощекотать нервы видом чужой крови - древняя человеческая забава: жестокая и неизбежно популярная. Из конца в конец двора прошелестело имя Онисим... Онисим... Черт Онисим...
      Даниил посмотрел не глазами, так как ОН умел, сразу вокруг себя, сверху и отметил яркий грязно багровый всполох. Боец Карпа Петровича был не прост, очень непрост. Сила вихрилась над его головой, клокотала в огромной вибрирующей воронке, возносящейся неизвестно куда. Прожорливая труба требовала постоянной подпитки, а что может быть лучше чужой ослепляющей боли, предсмертного стона, переходящего в агонию? Человек прикормил, посадил себе на плечи жадного паразита, бесконечно требующего очередной порции. Вот где крылись истоки садизма и немереной жестокости Онисима. Он привык к заемной страшной мощи, уверенности, безнаказанности. Кто мог противостоять ему? Карп Петрович громко и радостно приветствовал своего любимчика, потрепал по щеке, посулил награду. Покивал в сторону Даниила, поганого чужеземца, ввязавшегося не в свое дело. Даниил уловил издали смятение и тоску Степана. Мучается, бедолага, отчаянно злится на друга, клянет себя на чем свет стоит, ненавидит и боится Онисима и... радуется, радуется, что будет жить сам. Даже такой ценой. А признаться себе в столь подлом чувстве не хочет, вот и бесится еще больше. Дурачок. Ладно, не до него. Даниил старательно притемнился, чтобы не пугать противника до поры до времени. Но воронка невидимого обычным глазом силового смерча над головой Онисима тревожно вздулась, по ней прошла волна. Заметила непорядок? Уловила что-то? Даниил посмотрел на врага глазами, впервые. И откровенно удивился. Что там воевода советовал: не обманываться рожей защитника Карпа Петровича??? Рожей, значит? Ну и ну. Сколько же зла надо сотворить, чтобы заслужить прозвище черта и паническую ненависть при этаком ангельском личике? Онисим был великолепен. Ему еще не исполнилось тридцати лет. Гладкий, без морщинки лоб. Огромные синие глаза, густые соломенные кудри, бычья шея - богатырь из сказок да и только! Пышные ресницы кокетливо загибались вверх. На бледной коже, на щеке чернела родинка. Плечи невероятной ширины. Грудные мышцы выпирали тугими плитами. Руки толщиной едва ли не в бревно. Живое воплощение росской красоты и силы, а не злодей, которым детей пугают. Подмигнул Даниилу. Поприветствовал наклоном головы. Не дождался ответной любезности, пренебрежительно хмыкнул. Дескать, ладно, что ж взять с варвара, иноверца невоспитанного. Сила, которую он принес с собой ощутимо давила на людей. И воронка над головой Онисима жадно всасывала разлитый в толпе страх. Воевода сложил руки рупором, прокричал.
      -Князь говорить будет, слушайте князя!
      Молодой правитель немного нервничал. Но никто, кроме Даниила этого не заметил. Речь его была спокойной и четкой. Тон властным, не допускающим ослушания. Будет толк из мальчика, решил Даниил. Моску ждет расцвет.
      -Боярина Карпа Петровича и дружинного человека Степана сына Ильи рассудит честный бой. Без оружия в круге. До явной победы одной из сторон.
      Продолжил Владимир, впрочем, с небольшой заминкой.
      -Ты не считаешь унизительным... Даниил Ветров, господин в своих землях, биться с сыном купеческим Онисимом?
      -В круге все равны.
      Просто ответил Даниил. Почувствовал взгляд соперника, полный легкого недоумения.
      -Тогда начинайте. Пусть с победителем будет правда.
      Велел молодой моский повелитель. В абсолютной тишине, был отчетливо слышен скрип снега под ногами поединщиков, шагнувших через черту. Красивое лицо Онисима ничего не выражало. Он не торопился нападать. Осторожничал с незнакомым бойцом. Даниил внимательно смотрел, как кудрявый молодец ставит ноги: очень легкий, очень сильный, очень умелый. И не глуп. Не рвется на рожон. Выжидает. Сапоги и верно были специальные, с острой кромочкой по краю, с шипами на каблуках. Вот ведь говнюк... безоружный. А ногти? На больших пальцах немного длинноваты. Что там воевода говорил о яде? Странно, что поединщиков не осматривают, не обыскивают. Объяснение, разумеется есть. А может и не одно. Даниил решил не утруждать себя поиском причин вопиющих нарушений правил. В конце концов, ОН тоже не святой. У всех свои недостатки. Сосредоточился на моменте. Не был человеком, вот и увидел то, чего увидеть был не должен. Воронка втянулась в макушку Онисима. И глазами купеческого сына на Даниила посмотрела... бездна. Двое отпрянули друг от друга. Канал, соединяющий тень с основой запульсировал. Со стороны это выглядело странно: поединщики медленно идущие по кругу остановились, дернулись, покачнулись. Онисим прижал ладони к голове, Даниил к сердцу.
      -Что за хренотень?
      Вслух спросил Сила Куприяныч. Никто само собой не ответил. В круге творилось неладное. Внезапно Онисим выставил перед собой руки и бросился к смуглому чужеземцу. То ли царапаться собрался, наподобие базарных торговок, позабыв воинские умения, то ли душить врага вздумал. Он визжал, красивый рот исказился, из него капала слюна. Брюнет с длинными волосами танцевал вокруг, не давая дотронуться до себя. Руки Онисима хватали воздух. Сила Куприяныч понял, что не успевает уследить за движениями обоих. Противники двигались быстро. Очень быстро. Невероятно быстро. Еще быстрее.
      -Ты!
      Завывал Онисим.
      -Ты! Ненавижу!
      Брюнет не отвечал, ускользал с грацией непостижимой, нереальной. Вот на какое-то неуловимое мгновение враги соприкоснулись. Раздался отвратительный хруст, левая рука Онисима повисла, неестественно вывернутая в локте. Жуткий вой взорвал тишину. Брюнет, оказавшийся за спиной купеческого сына, теперь все видели, удерживал его за правую кисть. Последовал короткий толчок. Светловолосый красавец уткнулся лицом в снег, невольно навалившись на сломанную руку, что вызвало новый страшный вопль. Поверженный, беспомощный, Онисим отказывался угомониться, яростно скреб сапогами и рычал.
      -Говори или шею сверну.
      Спокойно велел Даниил.
      -Не-не-нет!
      -Говори. Я все знаю. А князь нет.
      Онисим выл, захлебываясь слезами, глотая снег, отплевываясь. Там, где не было свидетелей, в слепящей синеве, таяла, захлестнутая фиолетовой нитью, дымилась и исчезала, сворачиваясь внутрь себя черная воронка. С тихим хлопком она исчезла. Силы оставили купеческого сына. Он дернулся, жалобно заскулил. Перекошенное лицо казалось безобразным.
      -Говори. Если хочешь жить.
      Он был упрямым, этот парень. Но пальцы Даниила, причиняли совершенно непереносимую боль, а воля давила, вынуждая подчиниться. Есть особые приемы. И правильно заданный, правильным тоном в правильное время вопрос - редко остается без ответа. К тому же, не чинясь, Даниил взломал сопротивление Онисима хорошим ментальным пинком.
      -Виноват. Мой боярин виноват. Ты прав. Ты. Доволен?
      -Нет.
      -Что тебе еще?
      По огромной спине пробегала дрожь. Голос больше не напоминал рев обезумевшего медведя. В нем прорезались плаксивые нотки. Просто удивительно, но в каждом подонке дремлет этакое зареванное ни в чем не виноватое чадо. Обиженное, несчастное, жадное до удовольствий и панически не выносящее СВОЕЙ боли.
      -Хочешь жить - говори.
      -Это все боярин. Это все он проклятый. Он.
      -Дальше. Что он?
      -Ему платили свеи... Я не виноват. Свейское золото. Измена.
      Извернувшись, Онисим снизу покосился на окаменевшее лицо князя.
      -Измена. Твоего отца... отравили. Я все расскажу. Все!
      В толпе охнули. Карп Петрович затравленно огрызнулся.
      -С ума сошел! Что несешь?! Что ты несешь?!
      Даниил с удовольствием увидел шустро повинующихся командам воеводы дружинников, берущих боярина и его людей в кольцо. Князь встал.
      -Вы все слышали, люди. Наговор это или правда... мы узнаем. Я узнаю.
      Отчетливо проступили желваки на скулах. Даниил мимолетно подумал, что мальчик крут, и не стоит завидовать участи боярина. Прежде, чем отпустить Онисима, победитель быстро прижал точку на бычьей шее. Потерявший сознание богатырь притих. Даниил, как положено, поклонился князю.
      -Вы все слышали. На Степане нет вины.
      Вышел из круга. Сейчас ЕМУ хотелось отдохнуть, но пришлось выдержать жесткий разговор с молодым правителем. Почему заподозрил, да как? Не поведаешь же правду - мысли прочел.
      -Прости, князь. Я сказал тебе то, что мог сказать.
      -Степь всегда воевала и с нами, и со свеями. Кто прислал тебя?
      -Никто. Я сам по себе.
      Мудрый воевода бросился на выручку. Сверкнул льдистыми глазами из-под мохнатых бровей.
      -То, что мы узнали очень важно. Парень нам помог.
      Фамильярно, успокаивающим жестом положил ладони на плечи князя.
      -По рождению он ровня тебе. Ну?
      -Ладно. Пусть идет. Позже поговорим.
      Владимир торопился поспрашивать Карпа Петровича об обстоятельствах смерти отца. Кивнул, если и не как равному, то как боярину точно. Резко развернулся, пошел прочь. По бокам доверенные дружинники, рослые, молчаливые. Воевода заговорил быстро и сухо.
      -Держи свои перстни, Данила. Эх, кабы знать!!! Маловато серебра я на тебя поставил, пожадничал старый дурень. Теперь вали отсюда. Сейчас велю, чтобы тебя пропустили через южные ворота. Ни к чему тебе лезть в эту кашу. Ну и заварил. Ну и натворил дел. Бояре за своего горло рвать готовы. Держатся друг за дружку. Деньги у них, много денег. А мой... крестник начнет немедля разбираться. Полезет без штанов в осиное гнездо. Тьфу. Не вовремя как. Дали бы годок еще укрепиться князю.
      -Помогай ему, Сила Куприяныч.
      -Да уж. Спасибо за совет.
      -Не за что.
      Ответил Даниил, возвращая все, кроме одного, перстни на законное место. На его пальцах они точно ожили, заиграли ярко. Сила Куприяныч покачал головой, вздохнул. Пробурчал неожиданно.
      -А за Онисима считай меня должником. Проси чего хочешь. Живо.
      -Князь, я чаю, попрет Степана из дружины?
      -Провидец безбородый!
      Но по тому, как воевода отвел глаза в сторону, Даниил понял, что не ошибся.
      -Передай ему от меня перстень. На счастье. Скажи, что он поет лучше всех. Что я его никогда не забуду. Если сможешь, воевода, защити моего друга. Не дай сожрать. Это и будет моя просьба. Исполнишь?
      Сила Куприяныч промычал невразумительное подтверждение, покряхтел, вдруг добавил внятно, точно в голову к счастью пришла удачная мыслишка и он ее вслух обмозговывал.
      -Чего уж там. Тесть у него, кстати, Василий Андреич, купец не из последних. Хоть они и не ладят. Потолкую со стариком. Меня он послушает. Ну, иди. Что глазищи таращишь?! Слово тебе даю. Пригляжу за Степаном. Подожди.
      -То вали, то постой. Ты уж определись, Сила Куприяныч!
      ОН еще продолжал что-то беспечно и легко говорить, а седой воин, притянул к себе, прижал к выпуклой мощной груди. Вздохнул.
      -Сделал ты мне подарочек сегодня. Век помнить буду! Уляжется буря, сможешь вернуться, приму в своем доме, как родного! Как свою кровь! Понял ли? В том тебе мое слово.
      Даниил с трудом мог поверить в происходящее. Не самый сентиментальный человек на свете, а сдерживает слезы, целует чужеземца в висок, точно сына.
      -Иди с Богом.
      Даниил уехал из Моски в тот же вечер.
 

* * *

 
      -Ну, попарь меня, Степан. Потешь.
      Он вошел боком, немного стесняясь странного гостя. Отца ослушаться не решился. Раскормленная копия забытого друга. В его деде, в том молодом, которого знал Даниил, не было ни капли лишнего веса. Но внук часами не прыгал с тяжелым мечом, исполняя зверски трудное воинское правило. Сытно и много ел. Ни один шрам не портил свежей гладкой кожи.
      -Ты один у отца?
      -Пятеро нас. Четыре сестры и я, последыш.
      Пухлые губы растянулись в широкой улыбке. Любимец семьи. Балованное долгожданное чадо.
      -По стопам родительским пойдешь?
      -Надо. Но не охота. Мне бы в купцы, как дед мой.
      -А он купец у тебя? Не воин?
      -В молодых годах дружинником был, послужил князю Владимиру. После в купцы пошел, тесть его, мой прадед помог, гильдию в Моске основали. Новую. Дед придумал чай возить. Не пили мы до этого степных напитков. Слова такого никто не знал - чай. А теперь и жизнь не в жизнь без него. Эх, и дед у меня был!
      Он говорил с гордостью.
      -Чуть не весь мир повидал. Со степью много торговал. Язык их выучил. До последнего - дед преставился, царствие небесное, год назад - к нему приезжали гости оттудова. Но париться, как ты, господин, никто не ходил, никогда.
      Даниил сел на полке, наблюдая как парень вытягивает из горячей воды веник.
      -Березовым господин?
      -Давай. Что так смотришь?
      -Картинка на плече. Как живая.
      -...
      -Таких красивых у нас в Моске не делают. Значит что-нибудь?
      -Да.
      ОН ничего не стал объяснять, но Степан оказался хорошо воспитанным парнем. С расспросами больше не лез.
      Многое отступило, сделалось неважным, растаяло. Под размерянными и умелыми похлопываниями, кожа зажглась, натянулась. Через малое время Степан начал охаживать гостя всерьез. С оханьями и приговорами. Сладкая боль вытеснила из сердца тоску, пусть всего на несколько мгновений.
      -Хорош. Обливаться будешь, господин?
      -Да.
      Степан помог - еще не шлепнулся бы гость с непривычки - слезть с полки. Выскочили в моечную.
      -Холодненькой?
      -Да.
      Целое ведро ледяной воды обрушилось ЕМУ на макушку. За ним второе, третье!
      -Ух!!! Ох!!! О...
      -Теперь обратно, согреться.
      Даниил давно не получал такого острого телесного удовольствия. Кожу кололо точно иголочками, а легкая посветлевшая душа норовила взлететь. Размахалась ангельскими добела отмытыми крылышками - зараза непоседливая.
      -Хорошо то как! Чудо!
      Выскочило само собой. Точно похвала для заслужившего ее юноши. Он так и счел. Не скромник, нет. Радостно оскалился в улыбке. Ответил почти комплиментом.
      -А ты крепок, господин.
      У Даниила чуть не вырвалось, что париться ЕГО учил Степан. Великий охотник до этого росского национального время провождения. Как они вдвоем ходили в маленькую баньку? Со жбаном кваса, сушеной рыбкой и миской горького меда - растираться.
      Забытый и потерянный друг. Судя по всему - более, чем настоящий. Помнил. Помнил до последнего. Торговал со степью? Выучил язык? Искал. Хотел увидеть. Грусть была пронзительной, но светлой.
      -Еще будем париться?
      -Пожалуй. Разочек.
      Внук взялся за веник, промурлыкал под нос.
      -Затопилася банька, заладилась...
      Голос. Сквозь Даниила точно ток пропустили. Почти что тот самый голос. Богатый и красивый. С особенным, свойственным только россичам, грудным теплым звуком.
      -Ты поешь?
      -Я то?
      Степан хохотнул, вопрос его позабавил.
      -Мяукаю, точно кот, которому хвост прищемили. Вот дед у меня пел! Как затянет, до слез прошибает. Прадед - Василий Андреич говорил, что у зятя глотка луженая. Это если злился. А в иное время соловьиным горлом звал. Дюже ему нравилось как дед выводит песни. Сядет, вздыхает, умиляется. Чай пьет с вареньем. Я маленький был, но помню. Прадед по всей Роси ездил. В многих городах бывал, везде певунов прославленнх выискивал. Бабка шутила, что он все поначалу не верил насколько дед хорош. Думал встретить кого получше. А после, перед смертью баял, что далеко всем до его Степана. Бабка шутила, что он с вредности характера не мог поначалу понять. Не люб ему дед был. Вначале. А отец рассказывал, что старый воевода - Сила Куприяныч, частенько заходил послушать. До утра случалось засиживался. Дружили они с прадедом моим.
      Даниил молча вытянулся на полке. Простоватое и смешливое лицо друга, вечные подковырочки, шуточки-прибауточки. Как будто все было вчера. Долгие посиделки, запах свежеиспеченного хлеба, пирогов - Катерина любила побаловать свою семью вкусностями.
      -Бабка говорит, что я похож на деда, но не так хорош. Она не про рожу мою, конечно. Уходит, когда я пою. Мать сильно обижается. Ей нравится.
      Степан старался, парил от души, после спину потер, плечи.
      -Шкуру спустишь с меня!
      -Да я легонько.
      Снова окатил, как положено, тремя ведрами ледяной - только только из колодезя! - водички. Вместе одевались в прохладном предбаннике.
      -Баню дед сам строил. Как-то сказал мне, жаль, что друг его, чужеземец, не увидит, сколь здорово вышло.
      -Он часто вспоминал своего друга?
      -Ага.
      Степан потянулся, подобрал с полки и надел на мизинец... У Даниила дрогнуло сердце, тот самый бледного золота, с синим сапфиром перстень. Хорошо, что юноша был занят собой, не обратил внимание на странное выражение лица гостя, весело поинтересовался.
      -Это ж вроде, как твой дед, господин? С моим дружил?
      Даниил промолчал.
      -Чудно вышло, правда?
      -Очень.
      -Пойдем, батя зовет на ужин.
      Злющие сторожевые псы ластились к Степану, гостя деликатно обнюхивали. Бесшумными тенями стелились следом.
      -А ты не боишься собак. Со мной они не тронут, но обычно приходится долго убеждать, уговаривать. Просят, чтобы я их куда-нито загнал, закрыл.
      -Хорошие охранники у твоего отца. Серьезные и умные. А кто воспитывал?
      -Я.
      Парень зарделся от удовольствия. Стал объяснять.
      -У нас на низах, случается, пошаливают. Никак нельзя иначе.
      Даниил вспомнил встречу с бандой, пошаливают это слабо сказано.
      -Дед говорил, при Владимире было больше порядка. Даже двери не всегда запирали.
      Поднялись по светлому, широкому крыльцу. Степан распахнул дверь.
      -Входи.
      Дом наполнял аромат горячей выпечки. Даниил узнал запах. Горло сжалось.
      -Знатно пахнет пирогами. Кто пек? Твоя мама?
      -Не. Бабушка. Она старая совсем, но бойкая, спасу нет. А хлеб делает - лучше всех на нашей и соседних улицах. Вкуснотища. Я не хвастаю. Так все говорят. Батя! Мы пришли. Проходи в горницу господин.
      Дом был другим, совершенно. Чистым, просторным, но совсем не похожим на старый, тот, что помнил Даниил. От двери разбегались полосатые пестротканые коврики. Из-за занавеса быстро скрываясь обратно, выглядывали молодые миловидные женские лица. Наконец, появился хозяин. Поздравил с легким паром, предложил выпить чая с пирогами.
      -Щи задержались немного.
      -Прямо уж и задержались. Чуток не обождут! Сразу фыркают. Сейчас подам.
      К ним вышла старуха горделивого вида, сухая и опрятная. В красном платке, покрывающем голову, руки выпачканы мукой.
      -Познакомься, мама. Это Данила Ветров. Внук того самого.
      Она подслеповато прищурилась, вдруг вскрикнула, взялась за сердце, покачнулась. Матвей Степаныч едва успел ее поддержать за локоть. Старуха справилась с собой, выпрямилась, подошла вплотную.
      -Быть не может. Ты!
      Даниил молчал.
      -Как похож... Жаль, Степан не дождался. То-то была б ему радость. Жаль.
      Прижала к глазам уголок платка, покачала головой. Ничего не осталось в ней от прежней яркой Катерины, подвигнувшей боярина на глупое злодейство. Даниил низко поклонился.
      -Дед говорил, вы были первой красавицей в Моске. Коса до земли. И ходили плавно, как лебедушка.
      Старуха осталась, как почти каждая женщина, падкой на лесть. Заулыбалась смущенно и гордо одновременно, махнула на гостя рукой.
      -Такой же баловник, как дед. Наговорит разного. Проходи, не стой столбом, не чужой.
      Даниил вопросительно приподнял брови.
      -Дед твой спас всех нас. Бежать ему пришлось. Сила Куприяныч говорил про это. Ну да не моего бабского ума дело. Мы люди благодарные, и память у нас не отшибло. Ты - родной. Понял? То-то. Знай. Расскажешь про деда. Жив?
      -Его нет и уже давно.
      -Царствие небесное. Первосортный мужик был. Таких сейчас нет. Измельчали людишки.
      Матвей Степаныч и сын переглянулись. Судя по всему, бабка села на привычного конька.
      -Проводите человека. Чаю налейте.
      Она ушла. И мужчины вздохнули свободнее.
 

* * *

      Ночью Даниил вышел в сад. Псы не бросались, недовольно ворчали и бродили по пятам. Вздумай гость тайком полезть в амбар, поднимут лай, а может, и налетят оскаленным вихрем. Но чужак не безобразничал, от НЕГО не пахло страхом, ОН не размахивал руками, не нервничал. Сел себе на лавочку под яблоней, вытянул ноги, задумался. Черно-белый мохнатый кобель, подошел поближе. Долго и внимательно смотрел на человека. Даниил приглашающим жестом хлопнул по бедру. Пес понял, отчего то доверился. Приблизился, влажным носом ткнулся в ладонь. Потом пристроился вплотную к Даниилу, прижался сильным телом к ноге. Вдвоем они встретили удивительный апельсиново-изумрудный росский рассвет. Гость росского дома ласково чесал монатый загривок четырехлапого охранника, гладил сильную широкую спину умного кобеля. Разговаривал сам с собой, вслух. Спрашивал совета у нечаянного товарища.
      -Что мне делать теперь, пес? Кто бы подсказал...
 

* * *

 
      Ответ пришел сам собой, через две ночи на третью. ЕМУ приснилась Ли.
      -Здравствуй.
      -Девочка моя!
      ОН вскинулся навстречу, обнял ее прежнюю. Некрасивую худенькую малышку. Притянул к себе.
      -Девочка моя. Я чуть не сошел с ума. Это в самом деле ты?
      Она не ответила. Вздохнула, положила голову на плечо Даниила.
      -Где ты? Где ты, Ли? Как мне найти тебя?
      -Достаточно глупостей. Я пришла попрощаться.
      -Что?
      -Я снюсь тебе не так как раньше. Я теперь не я. Днем ничего не помню. Не хочу жить.
      -Ли.
      -Мы больше не увидимся. Жаль, правда.
      Положила тонкий пальчик ему на губы.
      -Не знаю, что будет со мной. Просто какой то бред. Хранители. Вторичный временной поток. Дуэль. Мной пожертвовали. Ты знал?
      -Что?
      -Семья отдала меня в обмен за право переписать историю. Династические игры. Отец, дядя, мой старший брат - они все вместе и каждый в отдельности считали, что я ломаю их планы. Миром правят мужчины. Только корона Вечного Города осеняет женскую голову. Уже много веков. Удел всегда стоять лишь рядом с троном не устраивал моего отца, дядю, брата. Они много путешествовали, видели строгих королей и их запуганных жен. Возжелали того же для себя. Ан нет. Аэль не уступала. Потом родилась я. Меня назначили официальной наследницей. Вот чаша мужского терпения переполнилась. А я? Что я? Меня не должно было быть.
      -Ничего не понимаю.
      -Просто лишняя карта в колоде. Прости.
      -За что?
      -За то, что одного тебя я могла бы любить. За то, что ничего уже нельзя исправить.
      -Ли. Пожалуйста. Где ты? Я хочу найти тебя.
      -Ты не отразишься в мире, которого нет.
      -Ли, я что-нибудь придумаю. Верь мне!
      В ее улыбке была сводящая с ума безнадежная жалость.
      -Глупый.
      Потянулась, поцеловала в лоб, пальцы теребили тугой хвост на затылке мужчины. Тинэль на плече Даниила горела.
      -Твоя основа цела. Я ее чувствую. Она здесь.
      Постучала ладонью по груди Даниила.
      -Не знаю как такое могло случиться... Я не профессор астрономии. Ты можешь уйти к себе. Вернуться. Правда.
      -Ли, я хочу найти тебя!
      -Невозможно.
      -Ли. Девочка моя.
      -Прощай...
      ОН проснулся, взлетел с постели. В воздухе гасли лимонные искры. В комнате царил предутренний полумрак. За окном танцевал теплый дождь. Даниил улыбнулся яростно. ОН понял, что ЕМУ делать.
 

* * *

 
      Третий расклад.
 
      Колода ТА.
 
      МУДРЕЦ-ПРОСТАК,
 
      НАСТАВНИК и ЛЕСТНИЦА.
 
      Колода РО.
 
      ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ-ЗАКРЫТАЯ ДВЕРЬ в перевернутом положении,
 
      ЛОВЕЦ и ЗАПАДНЯ.
 

* * *

      Она бесцельно слонялась по комнате. Аккуратно, но бездумно подобрала и сложила в косметичку разбросанные по столику тюбики губной помады. Заправила постель, которую с непонятно какой целью, вероятнее всего в силу привычки, разобрала пол часа назад. Лечь и выключить свет? Что она самоубийца?!
      Женщина существо забавное, очень постоянное в непостоянстве. Доходчиво, не без помощи страшилища с щупальцами объяснили, что по чем. Пригрозили смертью. И жить немедленно захотелось. Дела.
      Чего ж ты ныла много лет подряд? Проклинала свое бессмысленное существование. Призывала костлявую гостью в саване, с косой наперевес. Зачем? Стоило оказаться одной ногой на дороге в никуда, чтобы понять всю прелесть бытия. И твердо решить: жить хорошо! Раньше, все же культурная девушка, начитанная, кой-какие умные книги в руки попадали, она не вникала в смысл понятия - перерождение. Знала, что многие исцелившиеся смертельно больные, люди чудом выжившие в катастрофах, словом сбежавшие с виселицы приговоренные всякого сорта - кардинально меняли все абсолютно в судьбе: семью, работу, увлечения. Но сведения такого порядка оставались некой абстракцией. Никоим образом не имеющей прикладного смысла. И вот - сподобилась. Прониклась. На ум пришли мысли о воинской традиции в средневековой Японии и до христианской Руси. Классический завет - здесь и сейчас. Каждый миг, как последний. Ценность настоящего момента. И то, что превыше всего: долг, честь.
      Вышла на балкон, в теплую и вот прелесть, лишенную пронзительного комариного писка, ночь. Чем бы болгары ни травили летающих кровососов, результат себя оправдывал. Поздний ужин в ярко освещенном уличном кафе не грозил долгим зудом в искусанных руках-ногах. Здесь можно было спать с распахнутым окном, даже балконной дверью и не натягивать одеяло на голову в тщетной попытке спастись от пискливых извергов. Позднее купание в бассейне или море, не превращалось в серию шлепков и невероятно торопливое одевание. Для Лины, с ее крайне чувствительной тонкой кожей комариные укусы были нешуточной проблемой.
      Вечер, перетекал в ночь полную развлечений. У бара кучковались, пили и громко переговаривались постояльцы "Ясеня". Все без исключения, наряженные в объемные футболки. Чтобы скрыть изъяны телосложения? Или удобства ради? Гибкий веселый Георгий сновал между столиков, шутил по-немецки, подмигивал симпатичным дамам. Его отглаженная белая рубашка и темные брюки выглядели импозантно. Он скорее походил на преуспевающего молодого менеджера, чем на официанта.
      Чушь какая лезет в голову! Но чужое веселье сейчас казалось девушке неуместным, почти жестоким. Стоять на балконе, глупо пялиться на расцвеченный огнями бар, и не думать о плохом? Вообще, ни о чем не думать? Свернуться клубочком в углу номера? Плакать? Ничего решительно у нее не получалось никогда. Вот и сейчас ни за здорово живешь угодила в жуткую историю.
      Лина не собиралась паниковать, бежать в полицию, смешить парней в форме рассказом о чудовище и прожженной занавеске. Естественно, у нее поинтересуются, что именно она пила, в каком количестве да с кем. И потом, стены не препятствие для милого создания с щупальцами. Проверенный факт. В участке, в камере или больничной палате не отсидишься. Чем такую тварь проймешь? Из огнемета в нее палить, как в примитивных фильмах? Серебро... Серебро!
      Стремительно влетела в комнату. Схватила сумку, высыпала содержимое на покрывало. Где? Где же? Вот. Браслет, еще браслет, колечко. Только нацепив все сразу она немножко успокоилась. Залезла в стенной шкаф, уронила несколько вешалок. Вытащила и натянула черные брючки, белую маечку. Руки заметно дрожали. Как у алкаша, поморщилась Лина. Она не могла бы внятно объяснить даже себе самой внезапную спешку с переодеваниями. Арбитр, если можно верить хоть ему, говорил про завтрашний полдень. Телефонный звонок заставил девушку подпрыгнуть. Совсем психопаткой стала. Сорвала с рычажков трубку.
      -Алло!

* * *

 
      В двадцать четыре года, вернее в ночь перед днем рождением, он начал осознавать себя, даже вспомнил кое-что. И пожирающая Даниила безудержная ярость, и нежелание уступать ни в чем, никому и никогда получили интересное объяснение. Чтобы проверить себя, а вдруг банальный бред? Похмельный психоз? Он осторожно расспросил маму через несколько дней. Было ли что-нибудь необычное в его рождении?