Та-Ро

      -Что случилось с тобой, костоправка Авдотья?
      -Не со мной, светлая госпожа. Не со мной.
      -За кого просишь?
      -За сынишку моей помощницы.
      Бабка ткнула рукой себе за спину.
      -Почему ты? А не она сама?
      -Язык у нее вырезан. Не сможет она воззвать к справедливости твоей. Не взыщи.
      Зима насупилась.
      -Хорошо. Говори за нее ты.
      Старуха начала долгую повесть о беде женщины, и воины понемногу собрались в плотное кольцо. Замерли, плечом к плечу, слушая пронзительно горькую историю жизни Клавдии. Младшая дочь в семье кузнеца. После его внезапной смерти (утонул - купаясь в проруби) семья лишилась кормильца. Он был женат на сироте. И мать Клавдии не могла обратиться за помощью ни к кому, со своей стороны. Родня мужа была бедной. Но все ж, четверых детей разобрали по домам. Растить. Вдова нанялась в услужение к десятнику. Еще двух сыновей пристроила, в учение к монахам. С ней остались две дочери. Клавдия и Прасковья. Обе рукодельницы, веселые и пригожие. Обеих десятник и приголубил. Прасковья вскоре пропала, было ей пятнадцать лет, неизвестно куда. Судачили, что утопилась в той же проруби, где канул отец. Клавдия пошла бы вслед. Да слегла от многих горестей мать... Девушке было - четырнадцать. Не так уж и мало. В деревне восемнадцатилетняя незамужняя считалась перестаркой. Ее собственная мать вышла за отца в шестнадцать. А в тридцать пять успела овдоветь. Клавдия осталась в услужении развратника, не смогла бросить беспомощную ополоумевшую мать. Это тянулось десять лет. Замуж опозоренную девку-бесприданницу никто не звал. Мать превратилась в беспомощное морщинистое дитя. Десятник натешился всласть. Долгие годы Клавдия благословляла Господа за свое пустое чрево. Вводить в этот мир незаконнорожденных никому не нужных младенцев? Или травить раз за разом, нежеланный плод у ведуньи? Бог спас. Ненависть к насильнику росла. Однажды, она взялась за нож... Но дюжий воин легко одолел женщину. И отобранным ножом воспользовался по собственному разумению.
      -Разинь рот, деточка. Покажи, что он с тобой сделал.
      Велела рассказчица. Клавдия покачала головой, отказываясь демонстрировать обрубок языка. Никто не настаивал. Старуха продолжила. Все узнали, что в тот же день искалеченную молодую женщину продали заезжим купцам. Они ехали к франкам, через степь. Незнамо какая дикая банда ограбила караван. Мужчин поубивали. Женщин изнасиловали и продали. Всех. Не только безъязыкую рабыню, но и молодых купеческих дочерей. Сам купец был типичным франком из Пари, франской столицы, но долго жил, торговал и женился в Моске. В меру оброссел. Воспитывал дочек на оба лада, они читали книги чуть не на всех европских языках. Не так давно овдовел. Наконец решил перевезти семью к своей родне. Намерение оказалось роковым.
      Одну дочь, высокую хмурую девицу, всегда сидевшую с молитвенником в руках - оставил себе вожак банды. Его прельстили длинные белые косы пленницы. Другая, маленькая и темноволосая (внешностью пошла в отца) была продана вместе с Клавдией. Ее звали Мария. Как выяснилось уже через месяц, бандиты забавлялись не зря. Мария понесла. За долгую дорогу подруги по несчастью сблизились. Потом попали к одному хозяину. Обеих приставили рабынями к его старшей жене. Степнячка была сущей мегерой. Била плетью по лицу, могла плеснуть на грудь кипятка, таскала за косы. Вскоре, в родах Мария умерла. Новорожденный сынишка, она даже не успела его увидеть, остался с Клавдией.
      -Она назвала его Неждан. Вернее, она придумала ему имя. И до поры оно оставалось личным секретом безъязыкой рабыни. Выпаивала младенца кумысом и разбавленным верблюжьим молоком. Позже, к счастью разродилась одна из младших наложниц. Тоже росская. Стала щедро делиться с невинным младенцем. К правой груди свою дочь, к левой Неждана.
      Старуха на мгновение умолкла. Многие воины, непонятно почему, потупили взоры. Дальше история сделалась совершенно фантастичной. Клавдию и приемного сына (она вцепилась в малыша мертвой хваткой) перекупил писец и толмач хана с Мавританского Востока. Его звали Ибрагим абу Али. Хозяин был только рад отделаться от мальчишки, но непомерно взвинтил цену. Почувствовал, что покупатель не отступит. Тот с удивленным цоканьем трогал пальцем светлую щеку женщины. Качал головой. Улыбался ласково. И Клавдия не успела опомниться, как поменяла хозяина. Он учил ее читать и писать на нескольких языках. Своему новому хозяину, росская женщина, была благодарна не только за избавление от колотушек злой степнячки. За то, что пусть и каракулями, но вывела на листе бумаги - имя мальчика. Который прежде слышал от людей лишь унизительные клички и брань; а от немой любящей женщины только невразумительное мычание. Ибрагим, удивляясь, прочел.
      -Неждан? Это что такое? Это по-росски? Ты хочешь, чтобы все величали его так?
      Клавдия, стесняясь, кивнула.
      -Будь по твоему. Мне все равно.
      Неждан начал откликаться на имя через неделю. Оно ему понравилось. Клавдия ликовала. Через год Ибрагим назвал ее своей второй женой. Старшая была уже пожилой, не любила кочевую жизнь, а хан - хозяин Ибрагима, много ездил, воевал, не давая своим подданным засидеться. Клавдии было двадцать шесть, но годы и тяжелая работа не оставили следов на ее лице. Она выглядела молодой, много моложе своего тридцатилетнего мужа. Первая жена была вдовой его старшего брата. Трое племянниц, трое общих дочерей. В эту веселую кучу попал и Неждан. Усыновленный Ибрагимом по всем правилам. Почему писец поступил так? Вовсе не из душевного благородства. Как можно было подумать со стороны. Ларчик открывался просто. Мальчик оказался на редкость смышленым. И уже в возрасте пяти лет начал проявлять недюжинные способности к языкам. Ибрагим же нуждался в ученике. О племянницах и дочках, он в силу обычаев своей страны и не помышлял. Так Неждан обрел наставника. Которого абсолютно во всем превзошел уже к четырнадцати годам. Ибрагим называл приемного сына Ниидан. Так диковинное росское имя приобретало привычное звучание. Сестры и старшая мать, так именовалась первая жена, обожали веселого и умного мальчишку. Жизнь вошла в свою колею. Ничего не предвещало беды... В пятнадцать лет (год с половиной назад) хан призвал Неждана пред свои очи. Объявил, что Степью россами заключен мир. Что не худо бы и ему полюбопытствовать, подумать. Что он отправляет скромное, из тридцати человек, посольство в Моску, дабы разузнать, чем можно поживиться мирным путем - купеческим. Прежде Восток не торговал с Россами из-за Степи, через которую единственно и можно было добираться караванам. Новый мир многое обещал торговым людям. Вот Мавританские купцы и зашевелились. Молодого толмача, хану присоветовал Ибрагим... Неждан не огорчился оказии, давно хотел повидать родину матери. Он уже умел неплохо говорить по-росски.
      -Каким образом? Ведь Клавдия немая.
      Перебила княгиня.
      -Как?
      Переспросила старуха. Усмехнулась, пояснила, что Клавдия, конечно, не могла научить сына росской речи, столь любезной ее сердцу. Но один из старых рабов Ибрагима тоже был родом из Моски. Иной раз он приходил, с попустительства добросердечного хозяина, к его младшей жене. Попеть тягучие росские песни, рассказать сказку, другую, третью. Мальчик быстро понял, чем может обрадовать мать. А способности к языкам у него были удивительные. Когда однажды, (свое общение со старым рабом, он держал в большом секрете) он заговорил с мамой по-росски, та упала в обморок. Холодной водой пришлось отливать.
      Тем временем Ибрагим взял третью жену, молодую, смешливую, проказницу. С длинными, до пола, смоляными косами. От нахлынувшей страсти слегка помрачился рассудком. Ему пригрезилось, что красавица слишком любезна с неблагодарным Нииданом... Вот почему, он при первом же удобном случае, поспешил отделаться от мальчишки. В сердцах, не то отпустил, не то прогнал и Клавдию. Повелев обоим через некоторое время вернуться. Думали все решится в год, полтора. Впрочем, так же мыслил сам хан, снарядивший посольство в далекую непонятную Моску. Разве мог кто предугадать, что в Чуйке Залесском, через который въехали в росскую страну люди хана Исмаила, уже пять лет воеводой сидит Савва Игнатьич...
      -Что еще за Игнатьич?
      Потребовала объяснений, разрывая молчание своим сильным голосом, княгиня. Повторила суровее.
      -Что еще за Савва Игнатьич?
      -Из десятников за эти годы он вырос. Сначала в сотники... Потом, в воеводы.
      По рядам дружинников пролетел удивленный ропот.
      -Тот самый десятник, обидчик? Теперь воеводой сидит в Чуйке Залесском?
      -Да. Светлая госпожа. Он отпустил посольство к князю, но без толмача и его матери.
      Зима только плечиками пожала. Этой истории она не помнила. Ездили в Моску после договора со Степью десятки посольств. Из далеких Синских земель, с Мавританского Востока тоже. Виру никто вроде бы не подавал...
      -Неждан в погребе. А Клавдия, чудом, успела спастись. Скиталась по окрестным деревням. Потом обреталась в обители. Вот, столкнулась со мной. Я и присоветовала. Твоей заступы искать. Твоего суда просить.
      -Как ты сумела узнать всю историю, а? Ведь она не может говорить?
      Княгиня посмотрела на искалеченную Клавдию. Та коротко и горько усмехнулась.
      -Ее историю знают все, госпожа. Она ведь умеет писать. Хотя ее росский и составлен из романских букв. Муж выучил многим языкам, чтобы помогала ему в походах. Клавдия, начертала свою исповедь, подбирая романские буквы, составляя из них росские слова. Некому было преподать ей росскую грамоту. Ну да, для образованного человека, это не трудность. Ишь, как извернулась. Мне прочел ее письмо священник. Он неудачно вывернул локоть. Послали за мной. В такие моменты никто не брезгует лекарскими умениями ведьмы.
      Старуха усмехнулась с привычной гримасой пренебрежения. Махнула костлявой дланью. Не то похлопала, не то погладила свою спутницу по руке.
      -Клавдия пришла в обитель в поисках братьев. Своих, давно потерянных. Помогала священникам переписывать разные книги. К слову сказать, росскую грамоту за эти месяцы она постигла. Так что, если велишь, напишет тебе все сама - честь по чести!
      Княгиня обратилась к немой.
      -Верно ли поведала дело костоправка? Кивни коли так.
      Женшина медленно и с достоинством наклонила голову.
      -Ясно. Мы выслушали одну сторону. Надо спросить и другую. Обе женщины поедут с нами, в Чуек. Сейчас накормить их. С расспросами не лезть. Не велю.
      -Прости, Светлая госпожа. Кто сидит по левую руку от тебя?
      Все посмотрели на Ли. Княгиня ответила неохотно.
      -Заморская гостья.
      -Береги ее.
      Опять зашептались дружинники. Зима остановила пересуды запрещающим жестом. Добавила для старухи громко.
      -Завтра после ужина буду беседовать с тобой. Сейчас иди. Вас обеих проводят.
 

* * *

      На ведьму коситься не перестали, но теперь преобладало любопытство, а не страх. Одному из молодых воинов она свела уродливую бородавку на щеке. Трижды дунула, осенила знаком, ухмыльнулась довольно гнусно. И велела убираться.
      -Сама отвалится.
      Друзья спервоначалу потешаться стали.
      -Что Вань, помогла тебе ведьма?!
      А через малое время, кто-то удивленно охнул.
      -Вань, Вань! Пропала твоя бородавка. Ей, Богу, пропала!
      Он недоверчиво пощупал лицо. Ни следа на то, что еще в полдень ее "украшала" большая волосатая блямба.
      -Ой, Господи. Помогла. Бабка, то помогла!!!
      Побежал к ведунье - в пояс поклониться.
      -Дай Бог тебе здоровья, бабушка.
      -Ступай, милок. На все воля Господа.
      Теперь вокруг Авдотьи слонялись не только шустрые отроки, но и опытные дружинники, а изредка подходили ветераны. Одному из них она полечила спину. Сухие желтые пальцы долго бегали по коже, покрытой шрамами. Осторожно разминая жесткие мышцы.
      -Да у меня шкура дубленая, не дрейфь, бабуля!
      Авдотья, не обращая внимания на глупые советы, продолжала свое дело. Потом, как-то исподволь, незаметно сменила позу, налегая всем телом, с шумным выдохом, плавно и сильно надавила. Воин чуть охнул, скорее от неожиданности, чем острой боли. В спине громко щелкнуло.
      -Вот и все. Первое время, охламон, поберегись. Обвяжись широким поясом, наклоняйся медленно. Дня три, более не надо.
      Ветеран встал. Недоверчиво потрогал спину ладонью. По загорелому, с рассеченной бровью лицу, расплылась восхищенная улыбка.
      -Не больно. Ей Богу, не больно. Ну, бабуля! Удружила. Чем тебя отблагодарить?
      -Меня твоя госпожа не погнала, выслушала болтливую древнюю старуху. Служи ей верно, вот и все, что ты мне должен.
      -Ну, бабуля.
      Она зашмыгала огромным носом. Сказала мечтательно.
      -Кашкой то как сладко пахнет.
      -Пойдем к нашему костру. Угостись.
      После ужина, как и было обещано, костоправку пригласили к госпоже. Пришел за ней сам Хмур. От услуг Клавдии отказался, строго объяснив.
      -Госпожа велела звать к себе одну...
      Тут он несколько замялся. Ведьмой назвать неудобно. Бабушкой тож.
      -Одну ведунью Авдотью.
      -Не тревожься, Клавдия. Не обидит меня никто.
      Закудахтала бабка, поднимаясь. Зашарила слепо руками. Хмуру показалось, что старуха притворяется. А сама прекрасно знает, где он стоит. Вон уши у нее какие, лучше кошкиных поди. Однако - догадки, догадками, а потянулся, взял бабку под локоток.
      -Ну, пошли что ли.
      Она радостно повисла не сгибе его руки.
      -Ой, спасибо, милок. Спасибо мой сахарный. Уж и не помню сколько годков не хаживала под руку с добрым молодцом.
      Кое-кто из подслушивающих отроков прыснул придушенным смехом. Седой и косолапый воин насупился, строго сдвинул брови. Медленно, чтоб окаянная бабка не спотыкалась, пошел к шатру госпожи. Авдотья посохом, невзначай, раз пять ткнула ему в бок. Испуганно и лицемерно извиняясь.
      -Не серчай, милок. Нечаянно я. Ополоумела уж давно. Руки-крюки.
      А у самого входа в шатер вдруг отстранилась. Встала независимо. Сказала бодрым голосом, куда только старческое дребезжание делось.
      -Довел ин и ладно. Спасибо. Далее сама, уж как-нибудь. А за синяки не взыщи.
      Хмур зашипел ошпаренным котом. Наглая бабка издевалась над ним. Замахнулся. Она стояла под его огромной рукой, не отшатываясь. Объяснила весело.
      -За ведьму я на тебя осерчала, ясный сокол. Но ты не пужайся. Ничего, окромя синяков не содеяла. А что такое для добра молодца лишний синец? Сегодня вскочил. Завтра сошел.
      И прошлепала мимо него вполне бодро. Отогнула угол полога. Воины, стоящие на страже пропустили. Серой тенью скользнула внутрь. Хмур злобно сплюнул себе под ноги. Зыркнул бешено - не смеются ли над ним? Парни закусили губы, стянули лица в похвальной маске бдения. Дескать, госпожу стережем, а более ничего не видали, не слыхали. С тем Хмур и пошел прочь. Когда его широченная - вдвое против обычной - спина исчезла за молоденькими елями, один из стражей сказал быстрой скороговоркой.
      -Эх и бабка! Ни черта не боится. Нарочно ж дразнила.
      Второй подтвердил.
      -Издевалась прямо. С характером, сразу видать.
      Перебросились словечком-другим. Да вновь застыли, как подобает. Плечи расправлены, крепкие руки на рукоятках мечей. Начищенные кольчуги сияют, аж больно смотреть. На красных полусапожках с острыми, загнутыми кверху носами - ни пылинки. Все, как положено. Не купчиху какую стерегут - венценосную госпожу!
      В шатре дымила курильня - от назойливой мошкары и комаров. Расторопная служанка стелила походную постель. Зима, у складного столика, торопливо чиркала гусиным пером. Красивые, одна к другой округлые буковки споро выстраивались чередой строчек. Распущенные волосы стекали по спине, прядки шевелились, как живые. У ног дремала псица. Подняла остроухую голову, взглянула на костоправку, зевнула и отвернулась. Опасности для обожаемой хозяйки в этой жуткой старухе Лютая не почуяла.
      -Ну?
      -Ты звала меня, светлая госпожа. Я здесь.
      -Садись на подушки. Маланья, живо помоги, и не подслушивай, выметайся отсель. А ты, Авдотья, расскажи.
      -Что ты хочешь знать, госпожа?
      -Странные слова свои, о моей гостье растолкуй. Да поживее.
      -Ты знаешь то, что тебе надобно, госпожа. Все, что сверх этого, к чему?
      Повисло плотное, сильное молчание.
      -Пусть так. Что дальше?
      -Приглядись к Неждану. Может он тот, кто нужен.
      -Откуда знаешь. Ты ж, не видела его никогда.
      Княгиня осеклась. Последние слова были уж очень бестактны. А бабка, неведомо почему, начала внушать уважение. Но старуха на оговорку княгини внимания не обратила.
      -Видела, не видела. Я и так знаю. Мне о Неждане сон был. Сама я Клавдию нашла. Нарочно.
      -А то, что я сюда еду. То же пригрезилось? Клавдии небось сказала, что слухи идут.
      -Верно. Но пригрезилась мне твоя спутница. А уж после ты. Ей каждая ветка в этом лесу рада. Деревья мудрее, чем люди думают. Вон и сейчас, она с сосной обнимается. Весь Лес ажно мурлычет.
      Снова помолчали. Зима задумчиво, бабка с явной хитрецой.
      -Будь по твоему, ведунья. Пригляжусь к Неждану. Что нужно тебе?
      -Корочка хлеба, мисочка кашки. Доброго меда глоточек. Мое дело по дорогам бродить. Золота не жажду.
      -Мы еще вернемся к этому разговору. Ступай.
      Бабка поднялась уходить, обронила небрежно.
      -Спасибо на добром слове. Пойду погрею старые косточки. Отдохну.
      Добавила отчетливо, строго.
      -Среди твоих людей черная душа. Боярами приставлен. Указать кто?
      Зима швырнула перо. Отодвинула столик. Поднялась.
      -А не лжешь? Люди все проверенные.
      -Как знаешь.
      Поковыляла к выходу, мелко семеня скрюченными ногами. Лютая опять подняла голову. В шатер впорхнула улыбающаяся Ли. К щеке пристала капля смолы, в волосах зеленеют хвоинки.
      -Ой, хорошо то! Не поверишь, обняла я сосну, замечталась, час простояла, не заметила. А воздух сладкий какой! Благодать. Добрый вечер, бабуля.
 

* * *

      В Чуек Залесский приехали пополудни. У реки Лес словно нехотя расступался, открывая дивный вид. Деревянная крепость на холме, колокольни с выкрашенными в синий цвет куполами, угловые осанистые башни. Вокруг сотни маленьких изб. Предместья у города растекались вширь, вдоль реки, обходили острог с трех сторон. Крыши многих изб - соломенные. Те, что побогаче - из небольших плотно подогнанных деревянных чешуек. Высоченные, в человеческий и поболее ростом, заборы. Засеянные луком огороды сбегали к самой воде. На мостках удили рыбу пацаны, громко спорили. Застиранные желтые рубашки ярко выделялись на фоне воды. Вот, самый глазастый, заметил показавшийся на тракте обоз. Вернее первых всадников. На пиках - флажки с княжеским символом - красным солнцем о двенадцати лучах. Пацан так и подскочил, замахал руками, завопил, привлекая внимание товарищей. В крепости тоже увидели воинов. Бухнул - гулко, аж задрожал воздух в округе - сторожевой колокол на дозорной вышке. Между дружинников показалась княгиня, переодевшаяся полчаса назад в малое парадное облачение - алый, шитый золотом летник поверх (особым образом скроенной, чтоб на коне сидеть можно было, трехслойной, с разрезом спереди) парчовой юбки. Голова покрыта узорным платом с синей каймой, сверху водружена отороченная соболем, украшенная драгоценными самоцветами алая шапочка. Туго заплетенные косы свисают ниже седла. У бедра не ритуальный (таким и старайся не зарежешься), настоящий воинский меч. Губы плотно сомкнуты. Опушенные веерами черных ресниц, длинные сапфировые глаза мечут молнии. Алые сапожки с расписными каблучками плотно упираются в золоченые стремена. Через некоторое время звонкие, переливчатые храмовые колокола грянули здравницу князю.
      -Сообразили.
      Усмехнулась Зима. Покосилась на подругу. Ли, на которую тоже напялили богатое росское одеяние (чуть подкорректированное сметливой и практичной княгиней), глазела по сторонам. Через малое время въехали в предместья города. По улицам толпился смурной народ, княгиня отметила большое количество пьяных и нищих. Бабы в простых платках, выглядывали из калиток. Стайка шумных пацанов неслась впереди, выкрикивая.
      -Княгиня! Сама княгиня! Зима Мстиславна!
      Из крепостных ворот навстречу выползла торопливая процессия зажиточных горожан во главе с воеводой, несущим на белом полотенце, каравай. Высокий, плотный мужчина с густой черной бородой и пронзительным взглядом изрек, почтительно склоняя голову.
      -Здрава будь, госпожа! Прими хлеб-соль от людишек твоих.
      -От них приму. А тебе, воевода, придется оправдываться на моем суде.
      Зашумевших купцов мгновенно угомонил Хмур с десятком дружинников. Зима возвысила голос. Она поразительно умела владеть им. Вроде и не кричит, а слышно на соседней улице. Собравшаяся на маленькой рыночной площади толпа умолкла. Впитывая каждый звук.
      -Виру мне принесли на тебя, воевода. Винят тебя в насилии, в том, что покалечил беззащитную сироту, в том, что без суда заключил в погреб человека из степного посольства.
      -Облыжно, гавкают! Нет на мне таких злодеяний.
      Закричал бородач. Движением ладони Зима заставила его умолкнуть.
      -На суде Савва Игнатьич, будешь оправдываться. Сейчас, отдай меч моему дружиннику, иди рядом.
      Он был опытным воином, без сомнения отправившим к праотцам многих противников. Рука стиснула рукоять. Замешкался не из страха, мысли от неожиданности перепутались. Может и бросился бы яростно, рубанул от души. Черт с ней, с обученной псиной, которая глухо порыкивает, глаз не сводит. Что он с собакой не совладает? Дел куча. Да только увидел быструю усмешку княгини, радостного ожидания полную. Дескать, давай, доставай железо, замахивайся. Призадумаешься тут поневоле. А с хорошо вышколенного (послушно замер, не шелохнется) высокого коня, сейчас на него смотрела не просто очень красивая баба. В ее синих очах воевода увидел смерть. Эта не дрогнет, не завизжит испуганно. Не позволит стащить себя с седла, намотать белые косы, да поучить хорошенько. Вон как изгибает губы. И не в ее дружинниках дело. Войско городское уж всяко побольше этого отряда. Еще вопрос кому подчинится, начнись сумятица! Дело в ней! Княгиня... Воевода слышал все эти удивительные истории про честный бой со степными царями, но не верил. А сейчас, отразившись в расширившихся зрачках невероятной красавицы, понял - правда! Такая может и самого прославленного воина положить. И еще осознал с тоской, опередить - не выйдет. Выхватить меч и рубануть, даже одним плавным движением - не успеет. Смирил себя, рванул с пояса дорогие ножны. Протянул точно из под земли выскочившему дружиннику.
      -На.
      -Молодец.
      Похвалила красавица. Вновь подарила недобрую, такой заморозить можно, улыбочку.
      -Иди следом.
      Обернулась к Хмуру. Велела.
      -Прими командование над гарнизоном. Шевелись.
      Позвала к себе купцов.
      -Здравы будьте, честные горожане.
      Те, хоть и пребывали в изрядном смятении, скоренько опомнились. Купцы - быстро соображать - жизнью приучены. Загомонили громко, хоть и вразнобой.
      -Здрава будь и ты, светлая госпожа.
      -Здрава будь матушка княгиня.
      Выслушала, милостиво склонила голову набок. Оглядела их, проворковала ласково, обращаясь к безошибочно угаданному старшему.
      -Кто ты?
      -Кузьма, Семенов сын. Торговый человек.
      -Созови народ на площадь.
      После еле заметной паузы поощрила.
      -Кузьма... Семеныч.
      Он аж вздрогнул. От такой неожиданной милости. По отчеству именовать изволила. Даже не сразу поверил в честь несказанную. Огляделся - все ли слышали??? Княгиня продолжала.
      -Объяви мою волю своим товарищам. Суд завтра утром. Потом, как известишь людей, приходи в крепость, Кузьма Семеныч. Хочу расспросить тебя о городских делах.
      Снова улыбнулась ласково. Купец дураком не был, в жизни много чего повидал, а вдруг почувствовал себя несмышленым мальчонкой. В груди потеплело. Господи, хоть бы раз в жизни еще довелось попасть под светящийся взгляд! Ли, наблюдавшая всю сцену подумала с толикой горечи.
      -Хорошо ей, с таким личиком, подданных очаровывать. Сам Бог велел. Блин!
 

* * *

      Хваленый на всю Россь толмач оказался древним старцем. Как и подозревала принцесса, мог он чуточку изъяснятся на сянском наречии. А о Синто и слыхом не слыхивал.
      -Да и откуда бы ему? Россь немного торгует с востоком. Сянские купцы еще забредают иногда. Синто дело иное. Закрытый народ, островная империя. Живут обособленно. За всю историюа, как сама и рассказывала, было в Моске посольство раза два, и то не договорились ни о чем.
      -Ты что, за толмача заступаешься?
      Меланхолично поинтересовалась Зима у подруги. Добавила мягко.
      -Не знает и не знает, что ж теперь.
      -Не пойму я тебя.
      -Думаешь, из-за одного толмача с тобой поскакала? Велика важность! Для того хватило бы моего повеления, с приложенной печатью. Мысли некоторые лелеяла. Нет, не все про тебя. Как видишь, дел с великим избытком. Захлебнуться можно. Старого воеводу вздернуть легко. Нового где взять? Кого ставить на это место? Чтоб не драл с людишек три шкуры. Границы держал крепко. Умел с купцами обращаться. Путь в Сян, а ведь это золотое дно! Перец, чай, шелк! Через эти места проходит. Да, видишь беда, пошаливают в лесах. Вот и размышляют гости торговые, морем им податься - к алийцам! али сушей, через мои земли в иные европские страны. Налог же с каждого купца. Да и товар неплохой они обратно везут. Прямая выгода.
      Замолчала, призадумалась. Свела брови над переносицей. Потом лицо ее разгладилось. Проговорила неожиданно для себя самой.
      -Утро вечера мудренее.
      -...
      -Было бы место, а человек найдется.
      Ли, не очень то и слушала. В мужских портах и свободной рубашке, босая прыгала с мечом. Зима присмотрелась, прокомментировала.
      -Неплохо. Можно сказать - мастерски. Хотя стиль у тебя далекий от тех, какие мне доводилось видеть.
      -Неплохо?
      -Конечно.
      -А я надеялась, похвалишь.
      Долгое молчание было заполнено размерянными вдохами-выдохами, шуршанием одежды и свистом воздуха.
      -Хорошо держишь меч, хорошо ставишь ножки, хорошо пьешь воздух, хорошо смотришь, хорошо двигаешься плавно и быстро. Мощная школа. Поклон твоему учителю. Мне с тобой пришлось бы повозиться... А если не кривя душой, то считаю, что у тебя есть реальный шанс против меня.
      -Комплимент?
      -Правда.
      -Что же плохо?
      -Дух. Самая суть твоя. То, что глубже сердца. Ты или раздражена, или печальна. А может червяк ненависти грызет, не дает покоя.
      Ли поморщилась и опустила меч.
      -Да, мне хреново.
      -Скверный ответ для воина.
      В дверь заглянул мальчик. Из числа свитских. Лицо горело от восторга.
      -Купцы пришли, госпожа.
      -Передай им, что я сейчас выйду. Хочешь со мной, Ли?
      -Пожалуй нет.
      -Дело твое.
      -Увидимся утром.
      Прошелестела подолом, выплыла из дверей. Ли вложила в ножны меч. Неплохо сбалансированный, из княжеской оружейной. Прошлась по залу. Вытерла потное лицо полотенцем. Позвала слугу.
      -Принеси мне умыться. Бадью, ведро воды, простыню. Живо. Одна нога здесь, другая там!
      Расторопный прислужник вихрем помчался, приказание княжеской заморской гостьи исполнять. Управился очень скоро. Всех приближенных к воеводе, княгиня, от греха, временно отстранила. Сейчас в тереме были только ее люди и самолично выбранные Хмуром из простой дворовой прислуги. Такое неожиданное возвышение одновременно и пугало (как еще дело повернется, вдруг простит воеводу), и наполняло гордостью. Небось, в родной деревне и не поверят, что саму Зиму Мстиславну видел, чай подавал, да по прочим разным поручениям ее собственным и ближних свитских, носился. А что заморская прынцесса по терему в мужской одежде скакала с мечом, и вовсе полной брехней обзовут.
      Ли окатилась ведром студеной, только-только из колодезя, воды. Растерлась грубой льняной простыней. Сказала сварливо.
      -Наждачная бумага и то нежнее!
      Неспешно оделась. Ох уж эти юбки-сарафаны. Прогнала Маланью.
      -Сама справлюсь.
      Вышла из светлицы. Пройтись. Тут же к ней подлетел дружинник, из числа приставленных Хмуром. На все попытки отделаться от навязчивой опеки, сурово повторял.
      -Дядько Хмур велел от заморской прынцессы ни на шаг! Мы свою службу знаем.
      Так и пришлось бродить по всей крепости в сопровождении молодого курносого бородача. Он, блин, шествовал важно, чуть позади и левее, насупившись зыркал по сторонам, руки с меча не снимал, в общем имел вид самый угрожающий. Типичная демонстративная охрана, как выразилась бы Тинэль. Ладно, потерпим. Может статься Хмур и прав. Кто знает, что на уме у преданных воеводских приспешников и слуг? То-то и оно.
      Крепость была небольшой, но ладно выстроенной. В центре крытый колодец. Рядом помещения для слуг, конюшня, поварня, продовольственный и хозяйственный склады, чуть в стороне оружейня и баня. Напротив подобие зверинца - клетка с огромным медведем. Столб для бичевания провинившихся. Неподалеку - за мирным временем пустующая, лекарня. Тут же - палата для самых приближенных воинов, только пройдя через нее, можно подняться в терем воеводы. Все устроено вполне разумно. Двор чисто выметен. Над поварней клубятся аппетитные запахи. В пустом животе громко забулькало, заурчало.
      -А где, здесь кстати погреб?
      Обратилась Ли к своему курносому охраннику. Уточнила вопросительно.
      -Не слышал?
      Тот осмотрелся, задумчиво поскреб в бороде и ответил.
      -Под нами.
      Для наглядности постучав сапогом по деревянному настилу, которым был крыт двор.
      -Откуда знаешь?
      -Дед мой и отец - знатные лозоходцы. Мне до них далеко, но пустоту под ногами почуять умею. Не скажу темница там, али просто схрон какой. Большая пустота.
      -А вход где?
      Восприняв последнюю реплику, как указание к действию, курносый дружинник подозвал слугу - шустрого дворового парнишку. Спросил требовательно.
      -Как звать?
      -Емеля.
      -Скажи, Емельян. У кого ключи от погреба?
      -От какого? От винного?
      -Который под нами?
      -Под вами не погреб.
      -А что?