Рассказ об учёном и халифе аль-Мамуне (ночи 307—308)

Передают также, что не было среди халифов из потомков аль-Аббаса халифа более сведущего во всех науках, чем аль-Мамун[344].

И было у него каждую неделю два дня, когда он устраивал диспуты учёных, и садились в его присутствии состязающиеся, из числа законоведов и богословов, по разрядам и чинам. И однажды, когда он сидел с ними, вдруг вошёл в собрание чужой человек в белых изношенных одеждах и поместился среди последних людей, усевшись сзади законоведов, на незаметное место. И начались прения и приступили к затруднительным вопросам, – а обычай у них был таков, что вопрос задавали присутствующим на собрании по очереди, одному за другим, и всякий, у кого находилось тонкое словцо или диковинная шутка, говорил её. И вопрос ходил по кругу, пока не дошёл до того чужого человека, и он заговорил и дал ответ лучший, чем ответы всех законоведов. И халиф одобрил его слова…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что халиф аль-Мамун одобрил слова этого человека и приказал поднять его с того места на более высокое. И когда дошёл до него второй вопрос, он ответил ответом лучшим, нежели первый ответ, и аль-Мамун приказал поднять его на ещё более высокое место; когда же пошёл по кругу третий вопрос, этот человек дал ответ лучший и более правильный, нежели два первых ответа, и аль-Мамун приказал ему сесть к себе близко. А когда диспут кончился, принесли воду и вымыли руки, и подали кушанье, и поели, а затем законоведы поднялись и вышли. И аль-Мамун не позволил тому человеку выйти вместе с ними, и приблизил его к себе, и обласкал его, и обещал ему милость и благоволение. А затем приготовили покои пития, и явились прекрасные сотрапезники, и пошло по дугу вино. И когда дошла очередь до того человека, он вскочил на ноги и сказал: „Если позволит мне повелитель правоверных, я скажу одно слово“. – „Говори что хочешь“, – молвил аль-Мамун. И человек сказал: „Высокое мнение знает, – да увеличит Аллах его высоту! – что раб был сегодня в этом почтённом собрании, среди неведомых людей и низких собеседников, и что повелитель правоверных его призвал и приблизил из-за малой доли ума, который он проявил, и сделал его возвышающимся над степенью других, и привёл его к пределу, до которого не возносились его помыслы. А теперь он хочет разлучить его с той малой толикой ума, которая возвеличила его после униженности и дала ему изобилие после скудности. Но не будет того, и невозможно, чтобы позавидовал ему повелитель правоверных из-за той доли ума, проницательности и достоинства, которой он обладает, ибо, когда раб выпьет вина, удаляется от него разум, и приближается к нему неразумие, и похищается у него пристойность, и возвращается он на ту же презренную ступень, на какой был, и становится в глазах людей презренным, неведомым; и я надеюсь, что высокое мнение не похитит у раба этой жемчужины по своей милости, великодушию и величию и по прекрасной своей природе“.

И когда халиф аль-Мамун услышал от этого человека такие слова, он восхвалил его и поблагодарил, и усадил его на место, и почувствовал к нему уважение. Он приказал дать ему сто тысяч дирхемов и посадил его на коня и даровал ему роскошные одежды, и в каждом собрании он возвышал его и приближал к себе больше всех законоведов, пока он де стал выше их всех по степени и знатнее членом, а Аллах знает лучше.

Рассказ об Али-Шаре и Зумурруд (ночи 308—327)

Рассказывают, что был в древние времена и минувшие века купец из купцов в землях хорасанских, которого звали Маджд-ад-дин.

И имел он много денег, и рабов, и невольников, и слуг, но только достиг он шестидесяти лет жизни, и не досталось ему ребёнка. А после этого послал ему Аллах великий сына, и назвал он его Али. И когда мальчик вырос, стал он подобен луне в ночь полноты. Когда же он достиг возраста мужей и приобрёл все качества совершённых, его отец заболел смертельной болезнью и призвал к себе своего сына и сказал ему; «О дитя моё, приблизилось время моей гибели, и я хочу дать тебе наставление». – «А какое, о батюшка?» – спросил Али. И его отец сказал: «О дитя моё, завещаю тебе, – не общайся ни с кем из людей и сторонись того, кто навлекает вред и беду. Берегись злого собеседника – он подобен кузнецу: если тебя не обожжёт его огонь, повредит тебе его дым. А как хороши слова поэта:

И слова другого:

И слова другого:

Или слова другого:

«О батюшка, я выслушал и повинуюсь. А ещё что мне делать?» – спросил Али. И его отец сказал: «Делай добро, когда можешь, и постоянно твори с людьми благие дела. Пользуйся случаем и расточай милости – не во всякое время удаются стремления, и как хороши слова поэта:

И юноша сказал: «Я выслушал и повинуюсь…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша сказал своему отцу: „Я выслушал и повинуюсь. А что потом?“ И его отец сказал: «О дитя моё, сохраняй повиновенье Аллаху, он сохранит тебя; береги свои деньги и не будь неумеренным, если ты станешь неумеренно их тратить, будешь нуждаться в ничтожнейшем из людей. Знай, что человек стоит столько, сколько имеет его десница, а как хороши слова поэта:

«А потом что?» – спросил Али. И его отец сказал: «О дитя моё, советуйся с теми, кто старше тебя годами, и не спеши к тому делу, которого хочешь. Жалей того, кто ниже тебя – пожалеет тебя тот, кто выше тебя, – и не обижай никого – не то Аллах даст над тобою власть тому, кто тебя обидит. Как хороши слова поэта:

И слова другого:

Или слова другого:

И берегись пить вино – в нем начало всякого зла; вине прогоняет ум и бесчестит вьющего, и как хороши слова поэта:

Вот моё наставление тебе. Держи его у себя перед глазами, и Аллах преемник мой для тебя».

И потом он обмер и некоторое время молчал, а очнувшись, попросил прощенья у Аллаха и произнёс оба исповедания[345], и преставился к милости Аллаха великого. И заплакал о нем его сын и зарыдал, а потом принялся обряжать его, как подобает. И шли в похоронном шествии великие и малые, и чтецы стали читать, вставши вокруг гробницы, и сын не упустил ничего, что должно, и все сделал.

И затем об умершем помолились и похоронили его в земле, и написали на могиле такое двустишие:

Из праха создан, сделался живим ты, И научился ясности ты в речи.

Во прах вернувшись снова, стал ты мёртвым, Как будто праха и не покидал ты, И печалился по нем сын его Али-Шар сильной печалью, и принимал соболезнования, согласно обычаю знатных, и продолжал он печалиться по отце, пока не умерла его мать через малое время после отца. И он сделал для своей матери то же, что сделал для отца. И после этого он стал сидеть в лавке, продавая и покупая, и не общался ни с кем из тварей Аллаха великого, поступая по наставлению своего отца, и жид он так в течение года. А через год вошли к нему, с помощью хитрости, дети непотребных женщин и завели с ним дружбу, так что он склонился с ними к разврату и отвернулся от прямого пути. И стал он пить вино кубками, и ходил к красавицам и утром и вечером, и говорил про себя: «Отец собрал для меня эти деньги, и если я не буду их тратить, то кому же я их оставлю? Клянусь Аллахом, я буду делать лишь так, как сказал поэт:

Если будешь ты проводить весь век, Когда богатства, сбирая их, То когда же тем, что собрать успел И скопил себе, насладишься ты?»

И Али-Шар непрестанно сыпал деньгами, в часы ночи и часы дня, пока не извёл все свои деньги и не обеднел. И положение его ухудшилось, и ум его замутился, и он продал лавку и помещение и прочее, а потом после этого он продал носильное платье и ничего не оставил себе, кроме одной смены одежды. И когда минуло опьянение и пришло размышление, он впал в горесть.

И однажды он просидел от утра до вечера, не вкушая пищи, и сказал себе: «Я обойду тех, на кого я тратил своп деньги: может быть, кто-нибудь из них меня накормит в сегодняшний день». И он обошёл всех друзей, но всякий раз, как он стучался к кому-нибудь в дверь, хозяин оказывался отсутствующим и прятался от Али, так что его стал жечь голод. И он пошёл на рынок купцов…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста десятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Али-Шара стал жечь голод, и он отправился на рынок купцов и увидел толпу людей, собравшихся тесным кольцом. И он сказал про себя: „Посмотрю-ка, что за причина тому, что эти люди собрались. Клянусь Аллахом, я не двинусь отсюда, пока не погляжу, что в этом круге!“ И подошёл к кругу и увидел высокую девушку со стройным станом, розовыми щеками и крепкой грудью, превосходившую людей своего времени красотой, прелестью, блеском и совершенством, как сказал о ней один из описывавших её:

А имя этой невольницы было Зумурруд. И когда увидел её Али-Шар, он удивился её красоте и прелести и воскликнул: «Клянусь Аллахом, я не уйду, пока не увижу, до какого предела дойдёт цена за эту девушку, и не узнаю, кто её купил».

И он встал среди купцов, и те подумали, что он покупает, так как знали, что он богат деньгами, которые получил в наследство от родителей. И посредник встал подле невольницы и сказал: «О купцы, о люди с деньгами, кто откроет ворота цены этой девушки, госпожи лун и блестящей жемчужины, Зумурруд изготовляющей занавески, желанной для ищущего, услады для желающего? Открывайте ворота – нет ни упрёка на тех, кто откроет их, ни укора».

И один из купцов сказал: «За мной пятьсот динаров». А другой сказал: «И ещё десять». И сказал один старик по имени Рашид-ад-дин, – а он был голубоглазый[346] безобразный по внешности: «И ещё сто». А другой сказал: «И ещё десять». И тогда Рашид-ад-дин воскликнул: «За тысячу!» И купцы заперли свои языки и замолчали. И посредник посоветовался с владельцем девушки, и тот сказал: «Клянусь, я продам её лишь тому, кого она выберет! Посоветуйся с нею».

И посредник подошёл к девушке и сказал: «О госпожа лун, этот купец хочет тебя купить». И девушка посмотрела на него и увидела, что он такой, как мы упомянули, и сказала посреднику: «Меня не продадут старику, которого дряхлость ввергла в наихудшее состояние. От Аллаха дар того, кто сказал:

И когда посредник услышал её слова, он сказал ей: «Клянусь Аллахом, тебе простительно, и цена за тебя десять тысяч динаров!»

И он осведомил хозяина девушки о том, что она не согласна быть проданной этому старику, и хозяин сказал: «Предложи ей кого-нибудь другого».

И выступил вперёд другой человек и сказал: «Продай мне её за ту цену, которую давал старец, неугодный ей!» И девушка посмотрела на него и увидела, что у него крашеная борода, и сказала: «Что такое этот порок и бесславье и чернота лика седины!»

И она выразила удивление и произнесла такие стихи:

А как хороши слова поэта:

И посредник, услышав её стихи, воскликнул: «Клянусь Аллахом, ты сказала правду!» А купец спросил: «Что она сказала?» И посредник повторил ему стихи, и купец понял, что правда против него, и отказался от девушки.

И выступил вперёд другой купец и сказал: «Предложи ей меня за ту цену, которую ты слышала». И она взглянула на него и увидела, что он кривой, и сказала: «Это кривой, и поэт сказал о нем:

«Будешь ли ты продана этому купцу?» – спросил девушку посредник. И она посмотрела на него и увидела, что он короткий, а борода у него свисаес до пупка, и молвила: «Это тот, о ком поэт сказал:

И тогда посредник сказал ей: «О госпожа, посмотри, кто тебе нравится из присутствующих, и скажи, чтобы я продал тебя ему». И девушка посмотрела на кружок купцов, и стала вглядываться в одного за другим, и её взор упал на Али-Шара…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста одиннадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда взор девушки упал на Али-Шара, она посмотрела на него взглядом, оставившим после себя тысячу вздохов, и её сердце привязалось к нему, так как он был редкостно красив и приятнее» чем северный ветерок.

И она сказала: «О посредник, я буду продана только этому, – моему господину, чьё лицо прекрасно и стан строен, и сказал о нем один из описывающих:

Никто не будет владеть мною, кроме него, так как щеки его овальны, а влага уст его – Сельсебиль и слюна его излечивает больного, а прелести его смущают нанизывающего и рассыпающего, как сказал о нем поэт:

Он обладатель кудрявых волос и розовых щёк и колдующих взоров, о которых сказал поэт:

А другой сказал:

Услышав, какие стихи произнесла девушка о красоте Али-Шара, посредник удивился её красноречию и сиянию её блеска, и владелец её сказал ему: «Не удивляйся её блеску, который позорит дневное солнце, и тому, что она хранит в памяти нежные стихи: вместе с этим она читает великий Коран по семью чтениям[350] и передаёт благородные предания в правильных изводах, и пишет семью почерками, и знает из наук то, чего не знает учёный пресведущий. Её руки лучше золота и серебра, – она делает шёлковые занавески и продаёт их и наживает на каждой пятьдесят динаров, и она изготовляет занавеску в восемь дней». – «О, счастье тому, у кого она будет в доме и кто сделает её своим тайным сокровищем!» – воскликнул посредник. И владелец девушки сказал: «Продай её всякому, кого она захочет!» И посредник вернулся к Али-Шару и поцеловал ему ругай и сказал: «О господин, купи эту невольницу – она тебя выбрала».

И он рассказал Али-Шару, каковы её качества и что она знает, и промолвил: «На здоровье тебе, если ты её купишь, – одарил тебя тот, кто не скупится на дары». И АлиШар промолчал некоторое время, смеясь над самим собою и говоря про себя: «Я не имею пищи, но я боюсь дурного от купцов, если скажу: „У меня нет денег, чтобы купить её“.

И девушка увидела, что Али-Шар опустил голову, и сказала посреднику: «Возьми меня за руку и отведи меня к нему; я покажу ему себя и соблазню его меня взять – меня не продадут никому, кроме него». И посредник взял девушку и поставил её перед Али-Шаром и сказал ему: «Как ты думаешь, о господин?» Но Али-Шар не дал ему ответа. «О господин мой и возлюбленный моего сердца, почему ты меня не покупаешь? – спросила девушка. – Купи меня, и я буду причиной твоего счастья».

И Али-Шар поднял голову к девушке и спросил её: «Разве покупают по принуждению? Ты дорога, за тебя просят тысячу динаров». – «О господин, купи меня за девятьсот», – сказала девушка. И Али-Шар ответил: «Нет». И девушка сказала: «За восемьсот». И он ответил: «Нет». И она до тех пор сбавляла цену, пока не сказала ему: «За сто динаров!» И тогда он молвил: «Нет у меня полной сотни». И девушка засмеялась и спросила: «А сколько не хватает до твоей сотни?» И Али-Шар воскликнул: «Нет у меня ни сотни, ни сколько-нибудь! Клянусь Аллахом, я не владею ни белым, ни красным из дирхемов или динаров. Присмотри себе другого покупщика».

И когда девушка поняла, что у него нет ничего, она сказала ему: «Возьми меня за руку, как будто хочешь меня осмотреть в переулке». И Али-Шар сделал это, и тогда девушка вынула из-за пазухи кошель, где была тысяча динаров, и сказала: «Отвесь отсюда девятьсот в уплату за меня, а сотню оставь себе – она будет нам полезна».

И Али-Шар сделал так, как велела девушка, и купил её за девятьсот динаров, и отдал плату за неё из этого мешка, и ушёл с ней домой.

И, придя в его дом, она увидела, что это пустынная равнина, и там нет ни ковров, ни посуды. И она дала ему тысячу динаров и сказала: «Пойди на рынок и купи нам на триста динаров ковров и посуды».

И он сделал это, а потом девушка сказала: «Купи для нас кушаний и напитков…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста двенадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка сказала: „Купи для нас кушаний и напитков на три динара“. И он сделал это, а потом она сказала ему: „Купи нам отрез шелка величиной с занавеску, золотых и серебряных ниток и ниток цветного шелка семи оттенков“.

И он сделал это, и тогда девушка постлала в доме ковры и зажгла свечи и села с ним пить и есть, и затем они пошли к постели и удовлетворили друг с другом своё желание. И они провели ночь, обнявшись, за занавесками и были таковы, как сказал поэт:

И они пролежали, обнявшись, до утра, и в сердце каждого из них поселилась любовь к другому. А затем девушка взяла занавеску и вышила её цветным шёлком и украсила золотыми нитками и обшила её каймой с изображениями птиц. А по краям она вышила изображения животных и не оставила ни одного животного на свете, облик которого не изобразила бы на занавеске. И она провела, работая над занавеской, восемь дней, а когда занавеска была окончена, она скроила её и выгладила и отдала её своему господину и сказала: «Пойди на рынок и продай её за пятьдесят динаров купцу, но берегись её продать какому-нибудь прохожему – это будет причиной моей разлуки с тобой. У нас есть враги, которые о нас не забывают».

И Али-Шар сказал: «Слушаю и повинуюсь!» И пошёл с занавеской на рынок, и продал её купцу, как велела ему девушка, а затем он купил кусок материи и шёлк и золотые нитки, как обычно, и то, что им было нужно из пищи, и принёс это девушке и отдал ей остаток денег.

И каждые восемь дней она отдавала ему занавеску, которую он продавал за пятьдесят динаров, и так провели они целый год. А через год Али-Шар пошёл с занавеской на рынок, как обычно, и отдал её посреднику, и тому повстречался христианин, который дал ему шестьдесят динаров, но посредник отказался, и христианин все прибавлял, пока не сторговал занавеску за сто динаров, и он подкупил посредника десятью динарами. И посредник вернулся к Али-Шару и сообщил ему об этой цене, и стал хитрить с Али, чтобы тот продал занавеску христианину За такие деньги.

«О господин, не бойся этого христианина, тебе не будет от него беды», – оказал он Али. И купцы тоже напали на него, и он продал занавеску христианину, а сердце его было встревожено. И потом он взял деньги и пошёл домой и увидел, что христианин идёт за ним. «О христианин, чего ты идёшь за мной?» – спросил он. И христианин ответил: «О господин, у меня есть дело, и я иду в конец улицы. Аллах да не сделает тебя нуждающимся!»

И не подошёл ещё Али к своему дому, как христианин догнал его, и Али-Шар спросил: «О проклятый, почему ты За мной следуешь, куда бы я ни пошёл?» – «О господин, дай мне глоток воды, я хочу пить, а награда тебе будет от Аллаха великого», – сказал христианин. И Али-Шар подумал: «Это человек, находящийся под защитой[351], я он пришёл ко мне за глотком воды; клянусь Аллахом, я не обману его ожиданий…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста тринадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Али-Шар подумал: „Это человек, находящийся под защитой, и он пришёл ко мне за глотком воды; клянусь Аллахом, я по обману его ожиданий“.

И затем он вошёл в дом и взял кувшин и невольница Зумурруд увидела его и спросила: «О любимый, продал ли ты занавеску?» – «Да», – ответил АляШар. И она спросила: «Купцу или прохожему на дороге? Моё сердце чует разлуку». – «Я продал её только купцу», – ответил Али-Шар. И девушка воскликнула: «Расскажи мне правду об этом деле, чтобы я могла исправить положение! Что это ты взял кувшин с водой?» – «Чтобы напоить посредника», – ответил Али-Шар. И девушка воскликнула: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!»

И затем она произнесла такие два стиха:

А потом Али вышел с кувшином и увидел, что христианин входит в проход дома. «Как ты пробрался сюда, собака? – воскликнул Али-Шар. – Как ты смеешь входить в дом без моего позволения?» – «О господин, – ответил христианин, – нет различия между воротами и проходом, и я тронусь со своего места только для того, чтобы выйти, а от тебя будет милость, добро, щедрость и благодеяние».

И он взял кувшин с водой и выпил то, что в нем было, и после этого передал его Али-Шару, и Али-Шар взял кувшин и ожидал, что христианин уйдёт, но тот не поднимался. «Почему ты не встаёшь и не уходишь своей дорогой?» – спросил Али-Шар. И христианин оказал: «О господин, не будь из тех, кто сделал доброе дело и попрекает им, или из тех, о ком сказал поэт:

«О владыка мой, – сказал он потом, – я напился и хочу, чтобы ты дал мне поесть чего бы то ни было, что есть в доме – все равно, будет это ломоть хлеба, или сухарь, или луковица».

«Вставай и не затевай ссоры, в доме ничего нет», – сказал Али. И христианин молвил: «О владыка, если в доме ничего нет, возьми эти сто динаров и принеси нам чегонибудь с рынка – хотя бы одну лепёшку, чтобы у нас был хлеб и соль». – «Поистине, этот христианин сумасшедший! Я возьму у него эти сто динаров и принесу ему что-нибудь, что стоит два дирхема, и посмеюсь над ним», – подумал про себя Али-Шар. А христианин сказал: «О господин, я хочу только утолить голод, хоть бы сухой лепёшкой и луковицей. Лучшая пища та, которая отгоняет голод, а не роскошные кушанья, и как хороши слова поэта:

«Подожди здесь, я запру жильё и принесу тебе чегонибудь с рынка», – сказал Али-Шар. И христианин молвил: «Слушаю и повинуюсь!»

И Али вышел, и запер комнаты, и повесил на дверь замок, и, взяв с собою ключ, пошёл на рынок. Он купил поджаренного сыру, белого мёда, бананов и хлеба и принёс это христианину, и когда христианин увидел это, он воскликнул: «О владыка, этого много и хватит на десять человек, а я один. Может быть, ты поешь со мной?» – «Ешь один, я сыт», – ответил Али-Шар. И христианин воскликнул: «О владыка, мудрые сказали: „Кто не ест со своим гостем, тот дитя прелюбодеяния“. И когда Али-Шар услышал от христианина эти слова, он сел и поел с ним немного. И он хотел принять руку…»