Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тысяча и одна ночь

ModernLib.Net / Древневосточная литература / без автора / Тысяча и одна ночь - Чтение (стр. 48)
Автор: без автора
Жанры: Древневосточная литература,
Сказки

 

 


И Кан-Макан увидал высокий дом и заметил, что в него входят люди и бьют Сасана по лицу, и тот глотает муку гибели. И юноша поднялся и прошёл до этого дома с куполом и увидел, что там есть, а потом он вернулся на своё место и, сев за еду, поел немного и положил остаток мяса в пищевой мешок. А затем он сел и сидел на месте до тех пор, пока не настала тёмная ночь и не заснул юноша, который его угостил.

После этого Кан-Макан пошёл в дом, где находился Сасан. А вокруг были собаки, сторожившие его, и одна из собак прыгнула на Кан-Макана, но тот бросил ей кусок мяса, бывшего у него в мешке, и все время бросал собакам мясо, пока не дошёл до дома с куполом. И он пробрался к царю Сасану и положил ему руку на голову, и Сасан спросил его громким голосом: «Кто ты?» А КанМакан отвечал ему: «Я – Кан-Макан, которого ты стремился убить, но Аллах направил на тебя твоё же злое измышление. Разве не достаточно было тебе взять моё царство и царство моего отца и деда, что ты старался убить меня?»

И тогда царь Сасан стал клясться ложными клятвами, что он не старался его убить и что это слова неправильные, и Кан-Макан простил его и сказал: «Следуй за мною!» Но Сасан ответил: «Я не могу сделать ни одного шага по слабости моих сил». – «Если так, – сказал КанМакан, – возьмём пару коней, сядем на них, ты и я, и поедем в пустыню».

Потом он сделал так, как сказал, и сев на коня, вместе с Сасаном, ехал до утра, а затем они помолились и снова отправились и ехали так, пока не достигли одного сада. И они посидели там, беседуя, и Кан-Макан обратился к Сасану и сказал ему: «Осталось ли в твоей душе из-за меня что-нибудь неприятное?» И Сасан отвечал: «Нет, клянусь Аллахом!» И тогда они сговорились, что вернутся в Багдад. И Саббах, бедуин, сказал им: «Я опережу вас, чтобы порадовать людей».

И он поехал вперёд, оповещая женщин и мужчин, и люди вышли к ним с бубнами и флейтами, и выехала вперёд Кудыя-Факан, подобная луне, сияющей светом во мраке неба. И Кан-Макан встретил её, и душа устремилась к душе, и тело стосковалось по телу, и у людей этого времени не было иных разговоров, как о Кан-Макане, и витязи засвидетельствовали, что он храбрейший из людей того времени, и говорили: «Неправильно, чтобы был над нами султаном кто-нибудь, кроме Кан-Макана, и должно, чтобы вернулась к нему власть его деда, как было!»

Что же касается Сасана, то он пошёл к Нузхат-аз-Заман, и она сказала: «Я вижу, люди только и говорят, что о Кан-Макане, и они наделяют его такими свойствами, каких не в силах выразить язык». – «Слышать – не то, что видеть, – отвечал Сасан. – Я видел его и не увидал в нем ни одного качества из качеств совершённых, но не все говорят, что слышат. А люди подражают один другому, расхваливая его и выражая любовь к нему. И Аллах вложил в уста людей такие похвалы Кан-Макану, что сердце жителей Багдада склонились к нему. А везирь Дандан, предатель и обманщик, собрал для него войска со всех земель, но кто будет владеть землями и согласится быть под началом правителя-сироты, у которого нет сана?» – «На что же ты вознамерился?» – спросила его Нузхат-азЗаман, и он сказал: «Я намерен убить его, и везирь Дандан уйдёт назад ни с чем, не достигнув своей цели; он признает мою власть и подчинится мне, и ему не останется ничего иного, как только служить мне». – «Дурно обманывать даже посторонних, так как же можно это делать с близкими? – сказала Нузхат-аз-Заман. – Правильно будет, чтобы ты женил его на твоей дочери Кудыя-Факан. Послушай, что сказано было в минувшие времена:

Возвысит когда судьба над тобой другого,

А ты, хоть высок и знатен он стал, достойней, —

Отдай ему то, что должно ему по месту,

И даст он тебе, далёк будешь ты иль близок.

Другим не скажи, что знаешь о нем дурного —

Ты будешь из тех, кто блага творить не хочет.

Ведь сколько скрыто лучших, чем невеста,

Но только судьба невесте пришла на помощь».

Когда Сасан услышал от неё такие речи и понял эти нанизанные стихи, он поднялся в гневе и воскликнул: «Если бы убить тебя не было позором и бесчестием, я бы скинул тебе голову мечом и остыло бы твоё дыхание!» А она сказала ему: «Раз ты на меня гневаешься, то знай, – я шучу с тобой!» И она вскочила и стала целовать ему голову и руки и сказала: «То правильно, что ты думаешь, и скоро мы с тобой измыслим хитрость, чтобы убить его».

И, услышав от неё такие слова, Сасан обрадовался и сказал: «Поторопись с этой хитростью и облегчи мою горесть! Ворота хитростей стали тесны для меня». – «Я скоро придумаю тебе, как погубить его душу!» – сказала она, и Сасан спросил: «Чем?» И она отвечала: «С помощью нашей невольницы, по имени Бакун. Она в коварстве знает много способов. А эта невольница была одна из сквернейших старух, чья вера не позволяла не делать скверного. Она воспитала Кан-Макана и Кудыя-Факан, и Кан-Макан питал к ней большую склонность, и от крайней любви к ней он спал у её ног».

И царь Сасан, услышав от своей жены эти слова, воскликнул: «Поистине, это решение будет правильно!» А потом он призвал невольницу Бакун и, рассказав ей, что случилось, велел ей постараться убить Кан-Макана и обещал ей все прекрасное. И старуха сказала: «Твоему приказанию повинуются, но я хочу, о владыка, чтобы ты дал мне кинжал, напоённый водой гибели, и я потороплюсь погубить его». – «Пусть добро сопутствует тебе!» – воскликнул царь и принёс ей кинжал, который едва ли не опережал приговор судьбы.

А эта невольница слышала рассказы и стихи, и запомнила диковины и повести, и она взяла кинжал и вышла из дома, раздумывая, в чем будет для Кан-Макана гибель, и пришла к нему, когда он ждал исполнения обещания госпожи Кудыя-Факан. А этой ночью он вспомнил о дочери своего дяди, Кудыя-Факан, и в его сердце вспыхнули огни любви к ней.

Когда он сидел так, вдруг входит к нему невольница Бакун и говорит: «Пришла пора единения и миновали дни разлуки!» И Кан-Макан, услышав это, спросил её: «Как поживаете, Кудыя-Факан?» И Бакун отвечала: «Знай, что она охвачена любовью к тебе». И тогда КанМакан поднялся и пожаловал ей свою одежду и обещал ей все прекрасное, а она сказала ему: «Знай, что я буду у тебя сегодня ночью и расскажу тебе, какие я слышала речи, и развлеку тебя рассказом о всех влюблённых, которые заболели от страсти». – «Расскажи мне историю, которая обрадует моё сердце и от которой пройдёт моя скорбь», – сказал Кан-Макан, и Бакун ответила: «С любовью и удовольствием».

И она села с ним рядом (а тот кинжал был у неё в одежде) и сказала: «Знай, вот самое усладительное, что когда-либо слышали мои уши».

Рассказ о любителе хашиша (ночи 142—143)

Один человек предавался любви к красавицам и тратил на них деньги, пока совсем не обеднел и у него совершенно ничего не осталось. И мир сделался для него тесен, и стал он ходить по рынкам и искать, чем бы ему прокормиться, и, когда он ходил, вдруг острый гвоздь воткнулся ему в палец и оттуда потекла кровь, и тогда он сел и, вытерев кровь, перевязал палец и потом поднялся на ноги, крича.

И он проходил мимо бани и вошёл туда и снял с себя одежду, а оказавшись внутри бани, он увидел, что там чисто, и сел возле водоёма и до тех пор поливал себе водою голову, пот не устал…»

И Шахразаду застигло утро, и от прекратила дозволенные речи.

Сто сорок третья ночь

Когда же настала сто сорок третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что бедняк сел возле водоёма и до тех пор поливал себе водой голову, пока не устал. И тогда он подошёл к холодному бассейну, но не нашёл там никого, и, оставшись один, он вынул кусок хашиша и проглотил его.

И хашиш растёкся у него в мозгу, и он покатился на мраморный пол, и хашиш изобразил ему, что знатный начальник растирает ему ноги, а два раба стоят над его головой – один с чашкой, а другой с принадлежностями для бани – всем тем, что нужно банщику. И, увидев это, бедняк сказал про себя: «Эти люди как будто ошиблись насчёт меня, или они из нашего племени – едят хашиш».

Потом он вытянул ноги, и ему представилось, что банщик говорит ему: «О господин мой, подходит время тебе подниматься: сегодня твоя смена». И бедняк засмеялся и воскликнул про себя: «Чего Аллах захочет, то будет, о хашиш!» – а потом он сел молча. И банщик взял его за руку и повязал ему вокруг пояса чёрный шёлковый платок, а рабы пошли сзади него с чашками и его вещами, и шли с ним, пока не привели его в отдельную комнату, и зажгли там куренья.

И он увидел, что комната полна всяких плодов и цветов, и ему разрезали арбуз и посадили его на скамеечку из чёрного дерева, и банщик, стоя, мыл его, а рабы лили воду. А затем его как следует натёрли и сказали ему: «О владыка наш, господин, будь здоров всегда!» А после того все вышли и закрыли за собой дверь, и, когда бедняку представилось все это, он поднялся и отвязал платок с пояса и так смеялся, что едва не потерял сознание. И он продолжал смеяться некоторое время и сказал про себя: «Что это они обращаются ко мне, как к везирю и говорят: „О владыка наш, господин?“ Может быть, они сейчас напутали, а потом узнают меня и скажут: „Это голыш!“ – и досыта надают мне по шее!»

Затем он выкупался и открыл дверь, и ему представилось, что к нему вошёл маленький невольник и евнух, и невольник был с узлом. И невольник развязал узел и вынул три шёлковые салфетки, и одну из них он накинул ему на голову, другую на плечи, а третью повязал ему вокруг пояса. А евнух подал ему деревянные башмаки, и он надел их, и к нему подошли невольники и евнухи и стали поддерживать его, и, пока это происходило, он все смеялся. И он вышел и вошёл под портик и увидел там великолепное убранство, подходящее только для царей, и к нему поспешили слуги и усадили его на сиденье и до тех пор растирали ему ноги, пока сон не одолел его.

А заснув, он увидел у себя в объятиях девушку, и поцеловал её и положил её себе между бёдер и сел с нею, как мужчина садится с женщиной, и, взяв в руку свой закар, он притянул к себе женщину и подмял её под себя…

И вдруг кто-то говорит ему: «Проснись, голодранец, уже пришёл полдень, а ты спишь!» И он открыл глаза и увидел себя у холодного бассейна, и толпа вокруг него смеялась над ним, а его айр поднялся и салфетка на поясе развязалась. И ему стало ясно, что все это пучки сновидений и привиделись они из-за хашиша. И он огорчился и, взглянув на того, кто его разбудил, сказал ему: «Ты бы подождал, пока я вложу его». И люди закричали: «Не стыдно тебе, пожиратель хашиша, ты спишь, а твой закар поднялся!» И его колотили, пока у него не покраснела шея, и он был голоден и попробовал вкус счастья во сне».

И Кан-Макан, услышав от невольницы эти речи, так засмеялся, что упал навзничь и сказал Бакун: «О нянюшка, это удивительный рассказ, и я не слышал такой истории, как эта. Знаешь ли ты ещё другие?» И она отвечала: «Да». И невольница Бакун продолжала рассказывать Кан-Макану всякие небывалые рассказы и смешные диковинки, и сон одолел его, а эта невольница до тех пор сидела у его изголовья, пока не прошла большая часть ночи.

И тогда она сказала про себя: «Вот время поймать случай!» И, поднявшись, обнажила кинжал и подскочила к Кан-Макану, желая зарезать его, но вдруг вошла к ним мать Кан-Макана. И, увидав её, Бакун поднялась и пошла ей навстречу, и её охватил страх, и она стала трястись, словно её забрала лихорадка.

И когда мать Кан-Макана увидала её, она изумилась и пробудила от сна своего сына, а тот, проснувшись, нашёл свою мать сидящей у него в головах, и приход её был причиной его жизни. А пришла его мать потому, что Кудыя-Факан слышала тот разговор, когда сговаривались убить Кан-Макана, и сказала его матери: «О жена моего дяди, иди к своему сыну, пока его не убила распутница Бакун». И она рассказала старухе обо всем, что случилось, от начала до конца, и та пошла, ничего не понимая и не ожидая, и вошла в ту минуту, когда Кан-Макан спал, а Бакун бросилась к нему, желая его зарезать.

А Кан-Макан, проснувшись, сказал своей матери: «Ты пришла, о матушка, в хорошее время, и моя няня Бакун у меня сегодня ночью». И он обернулся к Бакун и спросил: «Заклинаю тебя жизнью, знаешь ли ты сказку лучше тех, которые ты мне рассказала?» И невольница ответила: «И куда тому, что я тебе рассказала раньше, до того, что я тебе расскажу теперь? Оно ещё лучше, но я расскажу тебе об этом в другое время».

И Бакун поднялась, не веря в спасенье, и Кан-Макан сказал ей: «Иди с миром!» – а она догадалась по своему коварству, что мать Кан-Макана осведомлена о случившемся. И Бакун ушла своей дорогой.

Тогда родительница Кан-Макана сказала: «О дитя моё, сегодня благословенная ночь, так как Аллах спас тебя от этой проклятой». – «Как так?» – спросил КанМакан, и она рассказала ему, в чем дело, с начала до конца, а Кан-Макан воскликнул: «О матушка, для того, кто останется жив, нет убийцы, и если его убивают, он не умрёт. Но осторожнее всего будет нам уехать от этих недругов, и Аллах сделает, что хочет».

Когда же настало утро, Кан-Макан вышел из города и встретился с везирем Данданом, а после его ухода у царя Сасана случилась размолвка с Нузхат-аз-Заман, которая заставила и Нузхат-аз-Заман тоже выехать из города. И она съехалась с Кан-Маканом, и возле них собрались все вельможи царя Сасана, которые были на их стороне, и они сидели, измышляя хитрости, и мнения их сошлись на том, чтобы идти походом на царя румов и отомстить ему.

И тогда они пошли походом на румов и после многих дел, рассказ о которых долог, попали в плен к царю Румзану, царю румов. И когда настало некое утро, царь Румзан приказал привести Кан-Макана и везиря Дандана с их людьми и, когда они явились, посадил их с собою рядом и велел принести столы. И столы принесли, и они поели и попили и успокоились после того, как были уверены, что умрут, когда он велел привести их, и они говорили тогда друг другу: «Он послал за нами только потому, что хочет нас убить».

И после того, как они успокоились, царь сказал им: «Я видел сон и рассказал его монахам, и они сказали: „Тебе не растолкует его никто, кроме везиря Дандана). И тогда везирь Дандан спросил: „Добро ли ты видел, о царь времени?“ И царь сказал: „Я видел, о везирь, что был я в яме, подобной чёрному колодцу, и люди пытали меня, и я хотел встать, но, поднявшись, упал на ноги и не мог выйти из той ямы. А потом я обернулся и увидел в яме золотой пояс и протянул руку, чтобы взять его, а подняв его с земли, я увидел, что это два пояса, и я обвязал ими свой стан, и вдруг они превратились в один пояс. Вот, о везирь, мой сон и то, что я видел в сладких грёзах“. – «Знай же, о владыка султан, – сказал везирь Дандан, – твой сон указывает на то, что у тебя есть брат, или племянник, или двоюродный брат, или кто-нибудь из твоей семьи, от твоей крови и плоти и во всяком случае он из начальников“.

Услышав эти слова, царь посмотрел на Кан-Макана, Нузхат-аз-Заман, Кудыя-Факан и везиря Дандана и всех пленных, что были с ними, и сказал про себя: «Когда я отрублю этим головы, сердца их войск разорвутся из-за гибели их товарищей, а я скоро вернусь в мою страну, чтобы власть не ушла у меня из рук». И он твёрдо решился на это и позвал палача и велел ему отрубить КанМакану голову в тот же час и минуту, но в этот миг появилась нянька царя и спросила его: «О счастливый царь, что ты намерен сделать?»

«Я намерен убить этих пленных, которые в моих руках, и потом кинуть их головы их товарищам, – отвечал царь, – а потом я с моими людьми брошусь на них единым скопищем, и мы перебьём тех, кого перебьём, а остальных обратим в бегство. И это будет решительная битва, и я вскоре вернусь в мою страну, раньше, чем случатся у меня в царстве одни дела после других».

И, услышав эти слова, нянька обратилась к царю и сказала на языке франков: «Как можешь ты убить сына твоего брата, твою сестру и дочь твоей сестры?» И когда царь услышал от няньки такие речи, он разгневался сильным гневом и сказал: «О проклятая, не знаешь ты разве, что моя мать убита, а отец мой умер отравленным, и ты дала мне ладанку и сказала: „Эта ладанка принадлежала твоему отцу“. Почему ты не рассказала мне правду?»

«Все, что я тебе рассказывала, – правда, – ответила старуха, – но только моё дело диковинно и наша повесть с тобою удивительна.

Моё имя Марджана, а имя твоей матери – Абриза, и она была красива и прелестна. О её доблести слагаются поговорки, и доблестью своей она прославилась среди храбрецов. А что касается твоего отца, то это царь Омар ибн ан-Нуман, властитель Багдада и Хорасана, и это можно сказать без сомнения и колебания, не бросая камней в неизвестное. Он послал своего сына Шарр-Кана в один из походов, вместе с этим везирем Данданом, и с ними было то, что уже было, и брат твой Шарр-Кан поехал впереди войск и удалился один от воинов, и оказался у твоей матери, царицы Абризы, в её дворце. А мы вошли с нею в уединённое место, чтобы побороться, и он встретил нас, когда мы были заняты этим делом, и тогда он поборолся с твоей матерью, и она одолела его своей блестящей красотой и доблестью. И мать твоя принимала его, как гостя, пять дней в своём дворце. Но до её отца дошла весть об этом от её матери, старухи Шавахи, по прозванию Зат-ад-Давахи.

А мать твоя приняла ислам благодаря брату твоему Шарр-Кану, и он взял её и тайком отправился с нею в город Багдад, и я с Рейханой и ещё двадцать невольниц были с нею, и мы все приняли ислам благодаря царю Шарр-Кану. И когда мы вошли к царю Омару ибн ан-Нуману и он увидал твою мать, царевну Абризу, и любовь к ней запала в его сердце, и однажды ночью он вошёл к ной и остался с нею один, и она понесла тебя.

А с твоею матерью были три ладанки, которые она отдала твоему отцу, и одну ладанку он дал своей дочери Нузхат-аз-Заман, другую твоему брату Дау-аль-Макану, а третью он отдал твоему брату, царю Шарр-Кану, и царица Абриза взяла её у него и сохранила для тебя.

А когда приблизились роды, твоя мать затосковала по своей семье и сообщила мне свою тайну. И она свиделась с чёрным рабом, по имени аль-Гадбан, и тайком рассказала ему все дело и соблазнила его деньгами, чтобы он с нами отправился. И раб взял нас и вывез из города и убежал с нами (а роды твоей матери приблизились). И когда мы приехали в уединённое место, в начале нашей страны, у неё начались потуги, чтобы родить тебя. И душа раба подсказала ему постыдное, и он подошёл к твоей матери и, подойдя к ней, стал склонять её на мерзость, а она закричала на него великим криком и испугалась его, и от сильного испуга тотчас же родила тебя.

А в это время в пустыне, со стороны наших земель, поднялась пыль, которая взвилась и полетела, застилая небо со всех сторон, и раб испугался, что погибнет, и ударил царицу Абризу мечом и убил её от сильного гнева, а потом сел на коня и отправился своей дорогой.

И когда раб уехал, пыль рассеялась и показался твой дед, царь Хардуб, царь румов, и увидел твою мать, а свою дочь, в этом месте убитую, лежащую на земле. И это показалось ему тяжким и великим, и он спросил меня, почему её убили и отчего она тайком ушла из страны своего отца, и я рассказала ему обо всем, с начала и до конца, и в этом причина вражды между обитателями земли румов и обитателями земли багдадской. А после этого мы унесли твою мать, которая была убита, и похоронили её, а тебя унесла я и воспитала тебя и повесила на тебя ладанку, что была у царевны Абризы.

А когда ты вырос и достиг возраста мужей, мне нельзя было рассказывать тебе истину об этом деле, так как, если бы я рассказала тебе об этом, между вами наверное поднялись бы войны. Твой дед велел мне хранить это в тайне, и я не властна была нарушить приказ твоего деда, царя Хардуба, царя румов.

Вот почему я скрывала от тебя это дело и не осведомила тебя о том, что царь Омар ибн ан-Нуман – твой отец. А когда ты стал править независимо, я все рассказала тебе, и я могла осведомить тебя только теперь, о царь времени. Я поведала тебе тайну и разъяснение, и вот какие у меня вести, а ты лучше знаешь, как тебе поступить».

А пленные слышали все эти речи рабыни Марджаны, няньки паря. И Нузхат-аз-Заман в тот же час и минуту вскрикнула и сказала: «Этот царь Румзан – мой брат от моего отца. Омара ибн ан-Нумана, и мать его – царица Абриза, дочь царя Хардуба, царя румов, а эту невольницу, Марджану, я хорошо знаю!»

И когда царь Румзан услышал это, его охватила ярость, и он не знал, как ему поступить. И в тот же час и минуту он велел привести к себе Нузхат-аз-Заман, и когда он увидел её, кровь устремилась к родной крови, и он спросил Нузхат-аз-Заман, какова её история. И она рассказала свою историю, и слова её совпали со словами его няньки Марджаны, и царь узнал наверное, что он из людей Ирака действительно и без сомнения и что отец его – царь Омар ибн ан-Нуман, и он тотчас же поднялся и развязал верёвки на своей сестре Нузхат-аз-Заман. И она подошла к нему и поцеловала ему руки, и глаза её прослезились. И царь заплакал, и братская нежность охватила его, и сердце его устремилось к султану КанМакану.

И он поднялся на ноги и взял меч из рук палача, и пленные, увидав это, убедились, что погибнут. И царь велел поставить их перед собою и развязал их узлы, а потом он сказал своей няньке Марджане: «Расскажи этим людям то, что ты рассказала мне». И его нянька Марджана ответила: «Знай, о царь, что этот старец – везирь Дандан и что он лучший свидетель за меня, так как он знает истину в этом деле. И она тотчас обратилась к пленным и к тем, кто присутствовал из владык румов и франков, и рассказала им эту историю, а царица Нузхат-аз-Заман, везирь Дандан и бывшие с ними пленники подтверждали её правдивость в этом.

А в конце рассказа невольница Марджана бросила взгляд и увидела на шее султана Кан-Макана ту самую третью ладанку, подругу двух ладанок, что были у царицы Абризы, и она узнала её и издала громкий вопль, от которого загудело на равнине, и сказала царю: «О дитя моё, знай, что моё убеждение стало ещё вернее, так как ладанка на шее у этого пленного сходна с той ладанкой, которую я повесила тебе на шею, и подобна ей. А этот пленник – сын твоего брата, то есть Кан-Макан».

А затем невольница Марджана обратилась к Кан-Макану и сказала ему: «Покажи мне эту ладанку, о царь времени», и Кан-Макан снял ладанку с шеи и подал её той невольнице, няньке царя Румзана, и Марджана взяла её и спросила о третьей ладанке, и Нузхат-аз-Заман отдала её ей. И когда обе ладанки оказались в руках невольницы, она подала их царю Румзану, и тому стала явна истина и несомненное доказательство, и он убедился, что он дядя султана Кан-Макана и что отец его – царь Омар ибн ан-Нуман.

И в тот же час и минуту он поднялся к везирю Дандану и обнял его, а потом он обнял царя Кан-Макана, и поднялись крики великой радости, и в тот же час распространились радостные вести, и забили в литавры, и задудели в дудки, и великою стала радость.

И воины Ирака и Сирии услыхали, как румы кричат от радости, и все до последнего сели на коней, и царь аэ-Зибликан тоже сел, говоря про себя: «Погляжу-ка, что за причина этих криков радости в войсках франков и румов!» А что касается войск Ирака, то они приблизились И вознамерились сражаться и выстроились на поле и на месте сражения и боя, а царь Румзан обернулся и увидел, что войска приближаются и готовятся к бою, спросил о причине этого. И ему рассказали, в чем дело, и тогда он велел Кудыя-Факан, дочери его брата Шарр-Кана, в тот же час и минуту отправиться к войскам Сирии и Ирака и уведомить их, что состоялось соглашение и выяснилось, что царь Румзан – дядя султана Кан-Макана.

И Кудыя-Факан сама отправилась, прогнав от себя злые мысли и печали, и по прибытии к царю аз-Зябликану приветствовала его и осведомила о том, какое произошло соглашение, и сказала, что царь Румзан, как выяснилось, её дядя и дядя султана Кан-Макана. И по прибытии к нему она увидела, что глаза царя плачут, и он боится за эмиров и вельмож, и рассказала ему всю повесть, с начала до конца, и они сильно обрадовались, и прекратились их печали.

И царь аз-Зябликан сел на коня, вместе со всеми сановниками и вельможами, и царевна Кудыя-Факан поехала впереди них и привела их к шатру царя Румзана. И они вошли к нему и увидели, что он сидит с султаном Кан-Маканом, и царь Румзан и везирь Дандан советовались с Кан-Маканом о том, как поступить с царём аз-Зябликаном, и сговорились, что отдадут ему город Дамаск сирийский, поставят его, по обычаю, над ним правителем, а сами уйдут в землю иракскую.

И они сделали царя аз-Зябликана наместником в Дамаске сирийском и велели ему отправиться туда, и он отправился в Дамаск со своими войсками, и его провожали некоторое время, чтобы проститься с ним, а после этого вернулись на своё место.

А затем кликнули среди войск клич о выступлении в страны Ирака, и оба войска собрались вместе, и цари сказали друг другу: «Наши сердца отдохнут, и мы утолим наш гнев, только если отомстим и снимем с себя позор, отплатив старухе Шавахи, по прозванию Зат-ад-Давахи».

И после этого царь Румзан уехал со своими вельможами и приближёнными, а султан Кан-Макан обрадовался, найдя своего дядю, царя Румзана, и призвал милость Аллаха на невольницу Марджану, которая осведомила их друг о друге. И они отправились и шли до тех пор, пока не прибыли в свою землю, и старший царедворец Сасан услыхал о них и вышел и поцеловал руку царя Румзана, и тот наградил его почётной одеждой.

А потом царь Румзан сел на престол и посадил сына своего брата, султана Кан-Макана, рядом с собою, и Кан-Макан сказал своему дяде, царю Румзану: «О дядюшка, это царство годится лишь для тебя», но тот отвечал ему: «Сохрани Аллах, чтобы я соперничал с тобою из-за власти!»

И тогда везирь Дандан посоветовал им, чтобы оба они были во власти равны, и каждый управлял бы день, и они согласились на это…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто сорок четвёртая ночь

Когда же настала сто сорок четвёртая ночь, Шахразада сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что цари сговорились, что каждый из них будет править день, а затем устроили пиры и закололи животных и великою стала их радость. И они прожили таким образом некоторое время, и при всем этом султан Кан-Макан проводил ночи со своей двоюродной сестрой Кудыя-Факан.

А после этого времени они сидели, радуясь тому, что их дела устроились и пришли в порядок, как вдруг показалась пыль, которая поднялась и полетела и застлала края неба, и к ним пришёл один купец, взывая и прося о помощи, и он кричал: «О цари времени, как мог я остаться цел в стране неверных, а в вашей стране меня ограбили, хотя эта страна справедливости и безопасности?» И царь Румзан обратился к нему и спросил его, что с ним, и купец сказал: «Я купец среди купцов и уже долгое время нахожусь вдали от родных мест. Вот уже около двадцати лет, как я углубился в чужие страны. Со мною есть письмо из города Дамаска, которое написал мне покойный царь Шарр-Кан, и случилось это потому, что я ему подарил невольницу. А когда я приблизился к этим странам, со мною было сто тюков редкостей из Индии, которые я вёз в Багдад, ваш священный город и место безопасности и справедливости, и на нас напали арабы кочевники, с которыми были курды, собравшиеся из всех стран, и они перебили моих людей и разграбили моё имущество, и вот рассказ о том, что со мною».

И купец заплакал перед царём Румзаном и стал жаловаться, восклицая: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!» И царь пожалел его, и смягчился к нему, и сын его брата, царь Кан-Макан, тоже пожалел купца, и оба дали ему клятву, что выступят против разбойников.

И они выступили против них во главе сотни всадников, каждый из которых считался за тысячу мужей (а тот купец ехал впереди них, указывая дорогу), и продолжали ехать весь этот день и всю ночь, до зари, и, приблизившись к долине с полноводными реками, изобилующей деревьями, они увидели, что разбойники рассеялись по этой долине и поделили между собою тюки того купца, но часть тюков осталась. И тогда сто всадников ринулись на них и окружили их со всех сторон, и царь Румзан закричал на них, вместе со своим племянником Кан-Маканом, и прошло не более часа, как всех разбойников забрали в плен, а было их около трехсот. И когда их взяли в плен, у них отобрали бывшее у них имущество купца и, накрепко связав их, доставили их в город Багдад.

И царь Румзан и его племянник царь Кан-Макан сели смеете на один престол, а затем всех разбойников поставили перед ними, и они спросили их, кто они такие и кто их начальник, и бедуины сказали: «У нас нет начальников, кроме трех человек, которые собрали нас всех со всех сторон и земель». – «Укажите нам этих самых людей», – сказали цари, и бедуины указали их. И тогда цари велели их схватить и отпустить остальных людей, отобрав у них сначала все бывшие с ними товары, которые и вручили купцу. И купец осмотрел материи и товары и увидел, что четверть их погибла, но ему обещали возместить все, что у него пропало.

Тогда купец вынул два письма, одно из которых было написано почерком Шарр-Кана, а другое почерком Нузхат-аз-Заман (а этот купец купил Нузхат-аз-Заман у бедуина, когда она была невинна, и подарил её брату Шарр-Кану, и у неё случилось с братом то, что случилось). И царь Кан-Макан прочитал оба письма и узнал почерк своего дяди Шарр-Кана и выслушал историю своей тётки Нузхат-аз-Заман. И он вошёл к ней с тем вторым письмом, написанным ею для купца, у которого пропали товары, и рассказал ей его историю с начала до конца. И Нузхат-аз-Заман узнала его и признала свой почерк, и она выставила купцу угощение и поручила его заботам своего брата, царя Рузмана, и своего племянника, царя Кан-Макана. И тот приказал дать ему денег, рабов и слуг, чтобы ему прислуживать, а Нузхат-аз-Заман прислала ему сто тысяч дирхемов денег и пятьдесят тюков товаров и одарила его подарками и послала за ним, требуя его, а когда купец явился, она вышла к нему и приветствовала его и осведомила его о том, что она дочь царя Омара ибн ан-Нумана и что брат её – царь Румзан, а сын её брата – царь Кан-Макан.

И купец сильно обрадовался этому и поздравил её с благополучной встречей и поцеловал её руки, благодаря её за её поступок, и воскликнул: «Клянусь Аллахом, доброе дело не пропадёт за тобой!» А потом Нузхат-аз-Заман вошла в свои личные покои, а купец оставался у них три дня, и затем он простился с ними и уехал в земли сирийские.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114, 115, 116, 117, 118, 119, 120, 121, 122, 123, 124, 125, 126, 127, 128, 129, 130, 131, 132, 133, 134, 135, 136, 137, 138, 139, 140, 141, 142, 143, 144, 145, 146, 147, 148, 149, 150, 151, 152, 153, 154, 155, 156, 157, 158, 159, 160, 161, 162, 163, 164, 165, 166, 167, 168, 169, 170, 171, 172, 173, 174, 175, 176, 177, 178, 179, 180, 181, 182, 183, 184, 185, 186, 187, 188, 189, 190, 191, 192, 193, 194, 195, 196, 197, 198, 199, 200, 201, 202, 203, 204, 205