Его Величество был весьма задумчив. С противоположной стороны навстречу Его Величеству двигался подсудимый и сопровождавшие его лица. Его Величество принял к правой стенке, чтобы разойтись, но подсудимый продолжал идти по центру коридора, старательно загораживая его весь. Когда до их встречи оставалось около метра, подсудимый попытался ударить Его Величество ногой по голове. Не попав первый раз, он повторил удар, но Его Величество уже отвлёкся от своих дум, и опрокинул нападавшего на пол. Тогда подсудимый выхватил меч и попытался убить Его Величество, но был схвачен им за вооружённую руку. Сначала только схвачен. Не достигнув цели мечём, подсудимый выхватил кинжал и попытался ударить им Его Величество в грудь. Его Величеству пришлось усилить захват руки и сломать её, чтобы спасти свою жизнь. Когда подсудимый упал, несмотря на то, что уже звучал сигнал "покушение на Короля", трое из его свиты обнажили оружие и двинулись к Его Величеству. Наш окрик остановил их, а ещё через несколько секунд появился дежурный отряд. Во время всех этих событий мы не могли вмешаться, так как подсудимого от нас постоянно закрывал Его Величество. Мы боялись, протискиваясь мимо него, помешать ему защищаться, в этом узком проходе.
Лео внимательно посмотрел на них и только потом перевёл взгляд на свиту Вендера. Медленно оглядев их, Лео спросил:
— Кто-нибудь из вас имеет, что добавить к рассказу гвардейцев?
— Но герцог пытался убить какую-то собаку, а не Короля. — Подал голос старший из них. — С этой собакой он и дрался, гвардейцы ничего не видели, а мы прекрасно видели, как эта собака перегородила дорогу герцогу и собиралась на него напасть. Да, да, она сама собиралась напасть на герцога.
— Все ли подтверждают то, что только что прозвучало? — Мрачно спросил Лео у бывшей свиты бывшего герцога.
Среди них было замешательство. Потом другой дворянин робко сказал:
— Не совсем, я шел ближе к его светлости и видел, что собака хотела просто спокойно пройти мимо. Но его светлость всегда требует, чтобы ему уступали дорогу. Он требует это от людей, так мог ли он стерпеть, что ему не уступила дорогу какая-то собака.
— Не собака, а пёс и не какой-то, а Его Величество Истинный Король Кари. И почему это он в своём собственном дворце должен уступать дорогу приехавшему к нему вассалу? Мне кажется, что это высшая наглость приехать к кому-нибудь в гости и начать бить хозяина. — Лео вздохнул и спросил меня: — Так Вы, Ваше Величество, настаиваете на минимальном наказании виновных?
Я убрал заклинание отвода глаз и ответил:
— Гвардейцев вообще не за что наказывать, они действительно могли мне только помешать, так что они действовали правильно. Люди из свиты, обнажившие оружие, лично лишаются дворянства и свободны. Исключая лжеца. Того, кто перед троном осмеливается лгать, приговариваем к десяти годам тюрьмы или северных островов, на выбор. Его потомки лишаются титула, дворянства, всех наград и привилегий, если такие имеются у рода. А вот с Вендером надо решать более жёстко, прежде всего, я хотел бы услышать от него ответ на такой вопрос: "Почему ты без причины и, даже без предлога, напал на меня?" Отвечай.
— А… Ну, я… Я не думал… Простите меня, Ваше Величество! Не губите детей, не губите стариков родителей, они не переживут лишения титулов и дворянства. — Он уже не стоял на коленях, а ползал по полу. — Рабом Вам буду, на любую казнь готов, только не наказывайте род. Я и так всегда был позор семьи, меня не так пытались воспитать.
— Но воспитали именно так, а не иначе. Дворянство, а особенно титулованное дворянство, это опора короля и гарант безопасности королевства. Эта высшие люди страны, предки которых заслужили своё высокое положение делами, но если одна из опор оказывается с гнильцой, её требуется заменить, чтобы не подвела в тяжёлый момент. Как герцог, ты должен был бы прекрасно знать закон, так как следить за его соблюдением на своей территории — это одна из важнейших задач титулованного дворянства. Далее, ты должен был бы знать правила вежливости, не говоря уж о том, что это просто неприлично кидаться на кого-либо в чужом доме. И научить тебя этому должны были твои родители. Они этого не сделали. Я не люблю наказывать кого-либо за чужую вину, но их вина достаточно велика. Каждый дворянский род должен в каждом поколении подтверждать своё право на те права и льготы, что им предоставлены. Твоё поколение не подтвердило это. Жаль, но род прервался. Лишать твоих родителей и братьев, если они есть, дворянства я не буду, только титула и привилегий, а вот потомки твои отныне не дворяне. Единственное, что я могу предложить твоим детям, это возможность военной карьеры и, соответственно, больше шансов вернуть себе дворянство, потерянное из-за тебя. Ты приговорён к наилегчайшей смерти за данное преступление, к повешенью. Уведите осуждённого и остальных. Гвардейцы свободны.
Лео был недоволен, он попенял мне за мягкий приговор, но смирился.
К счастью подобных происшествий было не много, чаще случались забавные. Например, как-то молодой не титулованный дворянин, прибывший во дворец и ожидавший быть представленным нам, встретив своего сверстника, одетого не на много богаче него, подошёл к нему, представился и немножко помявшись, попросил какую-то мелочь в долг. Его собеседник дал ему денег и поинтересовался причиной столь тяжелого положения своего собеседника. Оказалось, что тот из обедневшего дворянства. Хозяйство его рода приходило в упадок из-за преждевременных смертей четырёх поколений его предков на военной службе. Таким образом, четыре поколения хозяйством занимались вдовы, имеющие на иждивении ещё и детей, которых надо было обучить, а тому, чему должен учить отец, нанимать учителей. Ну и, конечно, "бескорыстная помощь" соседей ускоряла разорение. Молодой человек прибыл ко двору без протекции, то есть сам и, как оказалось, не мог попасть на приём. Денег у него и так было в обрез, а, проведя в столице лишнюю неделю, он остался совсем без когтя денег. Собеседник спросил его, где тот ночует, оказалось, что на улице. Больше всего нам не понравилось, что кто-то начинает ставить препоны между нами и желающими нас видеть. Выяснилось, что этим занимается старый церемониймейстер, определяющий количество посетителей за день и выбирающего, кого пригласить, а кого нет. Возникло предположение, что решает он это совсем не бескорыстно. Лео, а с молодым человеком познакомился именно он, провёл того малыми ходами в нашу столовую и накормил его. Даже там тот не понял, с кем разговаривает, подумаешь какой-то придворный юноша по имени Лео. А собеседник ещё раз подробно расспросил его о жизни семьи, о мытарствах матери и о невозможности устроить троих его младших братьев в какое-либо училище, приличествующее их происхождению. Поскольку парень имел небольшие магические способности, Лео вызвал меня, при нём рассказал его историю и попросил совета. Надо заметить, что я как раз тренировался сохранять облик человека длительное время, то есть ходить на задних лапах и не спотыкаться на каждом шагу. Когда Лео спросил моего совета, я предложил:
— Надо дать им денег, пусть привезут детей сюда, может быть куда более интересный талант. В любом случае, здесь легче определить училище, куда их устроить на казённый счёт. Долги семьи, съедающие процентами почти весь доход, погасить беспроцентным займом. Теми ростовщиками, что требуют такие проценты, займёмся чуть позже. Мать и сестра могут приехать сюда, посмотрим, что для них сможем сделать. Только сначала есть одно важное дело. Ты не сможешь нам помочь?
— Конечно, помогу.
— Мы сейчас с тобой подойдём ко дворцовому церемониймейстеру, ты представишь меня своим кузеном, прибывшим в столицу с такими же проблемами, как у тебя и тоже желающего попасть на приём к их Величествам. Договорились?
— Конечно. А зачем вам это нужно?
— Этот старый хитрец на приёмах каждый раз говорит, что больше желающих нет, и не было, а выясняется, что были. Вот я и хочу, чтобы он при мне это сказал.
Мы отправились к этому старому чиновнику. У дверей его кабинета толпились полтора десятка людей. Он специально затягивал приём их, чтобы они охотнее платили мзду за право попасть к нам на аудиенцию. Наша очередь подошла только через три часа, всего за пятнадцать минут до начала приёма. Очень важный царедворец осуждающе взглянул на нас и лениво поинтересовался, что нам надо. Эрлих, так звали молодого дворянина, изложил всё так как я просил. В ответ мы услышали следующее:
— Мне очень жаль, но на сегодня всё время приёма расписано до предела, подойдите послезавтра примерно в это же время, я попробую вам помочь. Хоть это и трудно, даже не знаю, что вам делать.
Мы очень «расстроенные» вышли из его кабинета в приёмную, где к нам подошёл его секретарь и, открытым текстом, сказал, что мы не попадём на приём к королю, пока не заплатим по короне. Мы огорчённо признались, что у нас "нет таких денег" и пошли прочь. Я едва успел спрятать Эрлиха за портьерой близь трона и велеть ему не высовываться, пока его не позовут. Сам же успел проскочить в свою комнату, скинуть облик человека и приготовиться к торжественному выходу. Приём тянулся в тот день удивительно долго. Наконец старый церемониймейстер заявил, что больше нет желающих, обратиться к Их Величествам. Лео недовольным тоном спросил:
— Что, больше сегодня ни один человек не захотел представиться нам?
— Больше ни одного, Ваше Величество, клянусь Вам.
— Дежурный десяток! — Крикнул Лео и когда, буквально через мгновение, в зале возникли солдаты, приказал десятнику: — Сержант, я приказываю арестовать клятвопреступника и вымогателя, занимавшего пост нашего церемониймейстера. Его место в тюрьме до ближайшего судебного заседания. Эрлих, зайди сюда, пожалуйста.
Тот находился за портьерой примерно на нашем уровне, даже чуть со спины, поэтому, неудивительно, что до этого момента он не узнал нас. Да и одежды на Лео были несколько более помпезные, чем при их знакомстве. О своей смене внешности я уже говорил. Поэтому парень дошёл до трона, поклонился, изложил свои проблемы и свою просьбу. Он осмелился поднять глаза только тогда, когда Лео слово в слово повторил ему всё то, что мы уже решили при нём. Сначала его глаза выразили дикое недоумение и даже подозрение на розыгрыш, затем в них мелькнул страх, а только потом благодарность. Меня он, конечно же, не узнал.
Глава 5 Офицерское училище.
Вот в таких мелких делах и прошли две недели, пока собирались и отправлялись эскадры судов из разных портов. Наконец приблизилось время, на которое было назначено отплытие сборной эскадры. Когда до неё оставалось несколько меньше двух недель, мы решили, что нам пора отправляться в путь, тем более что по дороге нам надо было проверить одно училище для молодых дворян, будущих офицеров. Финансирование училища было весьма велико, а качество преподавания, судя по выпускникам очень низкое. Мы сперва хотели отправиться прямо в него, тем более что располагалось оно в старом замке, имеющем сознание, но не сумели связаться с ним. Мы предположили, что замок перестраивался без участия мага, и расположение заклинаний было сильно нарушено. Отправились мы в развалины другого замка, расположенного поблизости и совершенно заброшенного.
Оставив распоряжаться вместо себя Крона и Тумана, мы отправились в наш кабинет, где и провели слияние. Переноситься довольно нелёгкое дело. В конечный пункт своего путешествия Я прибыл выжатый, как лимон. После переноса Я сразу же произвёл разделение. Почти сутки мы отдыхали и обсуждали наши планы на ближайшее время. До назначенного времени сбора всех судов оставалось больше десяти дней, поэтому, мы решили не торопиться и провести ревизию училища максимально тщательно. Лучше всего понять уровень обучения можно только находясь на положении учащегося. Особенно, если преподаватели не догадываются, что этот ученик знает много больше их самих.
Но сначала мы решили потратить ещё один день на ремонт того замка, в который мы прибыли на этот остров. В образе Карлеона, Я легко справился с этой работой за каких-то пол дня. До вечера мы опять отдыхали, а утром отправились в дорогу.
На подходе к училищу, мы решили, что нам стоит разделиться. Сын бедного дворянина, которого решил изображать Лео, не мог рассчитывать на приём в училище с собакой. Но для одинокой собаки был большой шанс, что её пожалеет кто-нибудь из служащих училища. Прибегать к невидимости я не хотел без острой необходимости. Лео, решили мы, задержится на один день, чтобы спрятать свои вещи и приобрести какую-нибудь одежонку, более соответствующую его легенде, чем та, что была на нём.
Так что я отправился в училище, а Лео в ближайшую деревню. Прежде чем подходить к воротам училища, мне надо было придать себе соответствующий вид. Потребовалось немного магии и немного грязи из канавы, и меня не мог не пожалеть любой мало-мальски совестливый человек. Ворота училища оказались заперты, хотя было уже позднее утро. Пришлось ждать. Я свернулся клубком на подъёмном мосту, вблизи ворот и изобразил глубокий сон. Тем временем я вступил в контакт с сознанием замка и пришёл в ужас от того жалкого состояния, в котором оно находилось. Замок несколько раз перестраивался, камни перекладывали с места на место. Были перенесены и реперные камни, на которые ориентировалось и опиралось сознание замка. Оно всё оказалось перекошенным и в значительной части не дееспособным. Надо было срочно начинать лечение.
Первых пять реперных заклинания я перенёс достаточно легко, а вот следующие заставили меня помучиться. Сознание замка боролось за свою жизнь и пыталось перестроиться, опираясь на новое положение реперных заклинаний. Возникло много новых связок, которые так переплелись, что распутать их представлялось довольно затруднительным. Приходилось постепенно прослеживать каждую нить и часть их заново присоединять, часть просто распутывать, а некоторые и ликвидировать. Эта работа могла занять неделю и больше, но я надеялся справиться дней за пять. Быстрее было нельзя, так как сознание замка должно было приходить в себя постепенно. Часа через три, закончив очередной этап работы, я заснул, но очень скоро проснулся от лязга засовов. Я вскочил, ворота медленно приоткрылись и застряли. С той стороны раздалось несколько крепких выражений и грубых команд, ворота дрогнули и с противным скрипом начали открываться. Полностью открылась только одна створка, а вторая лишь на пару локтей. Из ворот появилась толпа учеников, должная изображать строй. Её вёл краснолицый, полупьяный сержант. От его воплей, заменяющих команды, гнулась трава.
Мальчишки от двенадцати до двадцати лет, выглядели голодными, забитыми и какими-то ожесточёнными. Компания старших парней вела себя с сержантом с подхалимским пренебрежением, а он это терпел. Проходя мимо меня, сержант попытался дать мне пинка, просто так, для развлечения. Я слегка отодвинулся в сторону, и он промахнулся. Из ворот выглянул старшина с довольно приятным лицом и окликнул сержанта:
— Ты сдурел? А если тебя капитан увидит? Давай, двигай на занятия, и так полдня потерял. — Он неодобрительно посмотрел на сержанта, а потом, повернувшись ко мне, ласково сказал: — Пытался обидеть тебя, дядька нехороший? Заходи, покормим хоть. Вон, какой ты голодный. Капитан наш любит собак, только не везёт ему всё, может быть с тобой хоть посчастливится.
Опустив голову и хвост, всем своим видом изображая нерешительность и страх, я робко зашёл в ворота. Одна из башен попыталась поднять королевские штандарты и дать звуки фанфар. Я едва успел пресечь это самовольство. Старшина попытался закрыть ворота, но вскоре отказался от этих попыток. Он позвал меня к небольшому, отдельному строению во дворе. Приказав мне сидеть, он зашёл в него и, через пару минут, вышел на крыльцо в сопровождении пожилого военного. Тот был полуодет, без кителя и головного убора, в довольно грязной рубашке.
— Вот, господин капитан, смотрите какая собака. Сам к нам пришёл. Умный, видать, я ему скомандовал «сидеть», так он до сих пор и сидит. — Старшина расхваливал меня, как торговка залежалого товара.
Встав, я продемонстрировал своё дружелюбие вилянием хвоста, опущенным между ног. (Как все-таки трудно притворяться)! Капитан внимательно оглядел меня и, подойдя поближе, попытался погладить по голове. Это я ему, естественно, не позволил, изобразив испуг.
— Да, досталось тебе, бедняга. — Оценил мои актёрские старания капитан. — Ну да ладно, поживи пока у нас, а там видно будет. Покормите его и попробуйте посадить на цепь.
Это меня не устраивало, как бы я смог прикрывать Лео, если бы оказался на цепи? Еду, принесённую старшиной, я с жадностью съел. (Ну и гадость, но, по легенде, я умирал от голода, и должен был не есть, а жрать). Когда же он приблизился ко мне с ошейником и цепью, я начал бегать по двору, уворачиваясь от него, при этом я всем своим видом показывал, что не позволю надеть на меня ошейник, но убегать не собираюсь. Через час подобных упражнений, старшина отчаялся и пошёл к капитану за дальнейшими инструкциями.
Капитан, уже одетый по форме, вышел на крыльцо и задумчиво уставился на меня. Через несколько минут невесёлых размышлений, он произносит:
— Поди сюда, собачка. Попробуем устроить тебя пока у меня дома.
Он открыл дверь в свой дом и отодвинулся от неё, опасаясь меня напугать. Я зашёл к нему и огляделся. После небольшого коридора, тёмного, грязного и неприятно пахнущего, я зашёл в жилую комнату. Грязь, беспорядок и, неожиданно, какой-то уют. Капитан взял с кресла одеяло, сложил его пополам и положил на пол в углу. Я, с удовольствием, занял это место и, наконец, нашёл время внимательно рассмотреть его магическую ауру. Оказалось, что он может стать магом, и даже немножко стал им, видимо самостоятельно развил некоторые свои способности. Я решил пока не трогать его магией. После этого я связался с Лео и коротко рассказал ему обо всём, что со мной произошло. Он должен был появиться на следующий день. Капитан куда-то ушёл, а я продолжил лечение магического сознания замка. Работа была, конечно, занудная и тяжелая, в образе Карлеона, я провозился бы всего один день, а потом бы неделю, или чуть меньше, только контролировал бы пробуждение сознания. Но в одиночку мне приходилось действовать медленно и постепенно, приноравливаясь к бодрствующему сознанию и стараться не причинять ему лишних мучений. Усыпить его, в отличие от Карлеона, сил у меня бы не достало. Легче было бы работать, если бы можно было свободно перемещаться по замку, но этой возможности у меня не было.
Примерно через час, когда я, совершенно вымотавшись, сделал перерыв, вернулся начальник училища. Чтобы выяснить некоторые вопросы, я осторожно подсунул ему заклинание правды. Человеку он просто ничего не стал бы рассказывать, а вот "бессловесной твари" излил душу.
Выяснилась очень неприглядная картина. Этот капитан был начальником училища для всех, кроме него самого и ещё двоих офицеров. Эти два лейтенанта, один, формально, заместитель капитана по общим вопросам, а другой — по финансовой части, были, по сути, его тюремщики. Сам же капитан оказался завуалированным заключённым. Оказывается он несколько лет назад, ещё при прошлом наместнике, поссорился с младшим Бондезийским, и его очень ловко загнали в ловушку. Приказом наместника он был отправлен в это училище, а, тем временем, его семья была куда-то вывезена. К нему были приставлены эти два лейтенанта, которые предупредили, что семью ему в жизни не найти, а если попробует сопротивляться, то за это поплатится не сам он, а его жена, дети и родители. Бондезийские достигли этим двух целей, во-первых, отомстили тому, кто осмеливался им перечить. А, во-вторых, и в главных, получили возможность прикарманивать огромные деньги, выделяемые казной на училище, а если бы это открылось, свалили бы всё на капитана.
Издевательства лично над ним были, скорее всего, на совести исполнителей, так же как бессмысленные издевательства над безответными мальчишками. Из них старались воспитать подонков, преданных лично Бондезийским, точнее, боящихся тех более всех остальных. Над капитаном тюремщики издевались особо. При посторонних выражали полное почтение, а без свидетелей, рассказывали, что они делали, или ещё сделают с его семьёй, травили его собак, руками других учащихся едва не довели до самоубийства мальчишку, с которым капитан как-то случайно подружился. Только чудом начальнику училища удалось убрать его отсюда и, тем самым, спасти.
Я тут же связался с дворцом и навёл справки о его семье. Выяснилось, что она впроголодь живёт на окраине столицы и считает, что его давно нет в живых. Тут же отдав приказ заняться ею, я торопливо снял заклятие с капитана, который опять куда-то уходил, опасаясь, что он что-нибудь не то скажет кому не следует. Пока его не было, я опять занялся лечением замка. В перерывах, в качестве отдыха, навел справки об этих лейтенантах, а заодно и обо всех остальных офицерах и сержантах училища. Потом я надумал проделать то же самое с учащимися. Выяснилось, что и здесь присутствует ложь. По официальным отчётам, в училище обучается почти в три раза больше курсантов, чем их есть в наличии. Подавляющее большинство из них — это мальчишки из бедных дворян, чаще всего сироты. Жизнь их здесь очень скверная. При норме довольствия в одну золотую корону в месяц на одного учащегося, их кормят и обеспечивают чуть больше чем на один перстень в год. То есть почти в сто двадцать раз меньше, удивительно, что они ещё с голоду не померли, бедолаги. А Бондезийские себе хороший источник доходов придумали, ну да теперь всё.
В течение дня, я несколько раз выходил во двор, под вполне очевидным предлогом, а, в действительности, для того, чтобы оказаться поближе к особо «тяжёлым» заклинаниям, которые надо было перенести. Вечером же я имел возможность лицезреть обоих лейтенантов, когда они пришли поиздеваться над своим подопечным.
Их гаденькие шуточки сводились, в основном, к тому, что новая собачка капитана, такая бедняжка, скоро подохнет, а дальше шли рассуждения о том, как можно официально представить её смерть. Капитан тихо зверел, но сдерживал себя. Наконец, вволю натешив своё самолюбие, эти двое ушли, а капитан напился и лёг спать.
Почти всю ночь я работал и к утру уже мог пользоваться сознанием замка, хотя работы предстояло ещё очень много. А утром в ворота училища постучал Лео. Одетый почти как крестьянин, с ржавой железкой, изображающей меч, на боку и с безграмотно написанным прошением о принятии в училище молодого дворянина Лигера. Приняли его в училище без вопросов, выделили койку и приписали к какой-то учебной роте. Я тут же приказал пробуждённой части сознания замка присматривать за ним и при первых же тревожных сигналах, сообщать мне.
Почти неделю Лео присматривался, стараясь не вступать ни в какие конфликты. Безропотно вымыл туалет и почти всю казарму, чистил чужие сапоги, получал еду на кухне на всю роту и последним мог к ней прикоснуться. Он изучал обстановку и людей. Конфликт начался на день раньше, чем мы планировали. Старший курсант, внебрачный сын Бондезийского, находящийся в училище на весьма привилегированном положении, двадцатилетний подонок, случайно заметил у Лео мешочек с перстнем и захотел его получить. Отдавать перстень нам не хотелось. Сначала Лео пытался перевести разговор, но тот не поддавался, заставить его забыть о мешочке было затруднительно, так как за развитием конфликта наблюдало слишком много курсантов. Лео решил плюнуть на этот лишний день и начать конфронтацию теперь.
— Ну, так долго мне ждать? — Капризным тоном спросил Ондезийский.
— Я думаю, что всей жизни твоей не хватит. — Спокойно ответил Лео и, повернувшись к нему спиной, отошёл к своей койке, на которую и уселся. Днём это позволялось только курсантам, особо приближённым к Ондезийскому.
— Эй, ты, стоять! Я кому говорю? — Молодой подонок прямо побледнел от злости. — Ты что, бунтовать против меня надумал?
— А ты кто такой? Может быть, ты король, что против тебя надо бунтовать? — Лео оставался издевательски спокойным. — Мне думается, что ты просто зарвавшийся нахал, которого надо немножко проучить.
— Та-а-ак, мальчик решил получить хорошую трёпку. — Произнёс тот, стараясь, чтобы его слова прозвучали максимально зловеще. — Я, граф Ондезийский, приговариваю этого бунтовщика к двум неделям лазарета. Обеспечить!
Это означало, что его подручные, а у него было их восемь человек, должны были избить Лео так, чтобы он недели две провалялся в лазарете. Четверо из них тут же с довольными улыбками двинулись к Лео. Он спокойно поднялся к ним навстречу и несколькими точными движениями сменил их улыбки на гримасы боли. Сделав это, он отправился к бывшему графу Ондезийскому, приветливо спрашивая его:
— Так значит, ты хочешь пару недель проваляться в лазарете? Ты так любишь там бывать?
— Остановите его! — Испугано приказал тот.
Оставшиеся на ногах, четверо из его подручных двинулись на перерез Лео, но весьма неуверенно и робко. Семь блоков и четыре удара живо убедили их больше не вмешиваться. Лео подошёл к бывшему графу и, не торопясь, задал тому трёпку. Когда тот, после всего нескольких затрещин, начал ползать по полу, вымаливая прощение, Лео пинком отшвырнул его к стене и, вернувшись к своей койке, сел на неё.
Минуты через три в казарму вбежали двое сержантов и с ужасом уставились на побоище.
— Что здесь произошло? Что случилось? — Испугано возопил один из них. — Курсант Лигер, я вас спрашиваю!
Лео безмятежно посмотрел на него и, чуть улыбнувшись, ответил:
— Мне очень не нравится, когда меня пытаются избить, а так же, я не люблю тех, кто приказывает это сделать другим. Мы с этими… обсудили этические нормы поведения в коллективе и мои доводы произвели на них такое огромное, прямо сногсшибательное, впечатление, что некоторые из них всё ещё в себя придти не могут.
— Так ты что, избил своих товарищей и спокойно в этом признаёшься? — Изумился второй сержант. — А ты хоть представляешь, что с тобой теперь будет?
— Вполне представляю. Ничего особенного со мной не произойдёт. Закон обязателен для всех, а по закону "о самозащите", и по закону "об адекватном действии", я поступил правильно и законно.
— Ну, это ты так думаешь, а вот посмотрим, что скажет господин начальник училища, когда узнает о твоих действиях. Да ты хоть знаешь, кого ты избил?
— Девятерых подонков.
— Да ты просто слабоумный! Надеюсь, капитан тебя сумеет вразумить.
— Сомневаюсь, но сходи, доложи ему. — Спокойно ответил Лео.
Сержант, который разговаривал с Лео, быстро выскочил за дверь, а второй остался в казарме. Он осмотрел поверженных курсантов, некоторые из которых уже пришли в себя, но подниматься не спешили, опасаясь новых побоев. Приказав другим учащимся переложить их с пола на койки и вызвать врача, сержант опять подошёл к Лео. С минуту он внимательно рассматривал его, а потом спросил:
— Курсант Лигер, а почему вы, разговаривая с сержантом королевской армии, обращались к нему без должного уважения и на "ты"?
— Потому что на «вы» я обращаюсь только с теми, кто вежлив со мной, а он сам позволял себе подобное обращение, значит другого он и сам не заслуживает.
— Вы очень странный молодой человек, — задумчиво проговорил его собеседник. — У вас, безусловно, есть в рукаве какие-то козыри. Но помните, они должны быть очень и очень крупные, иначе вас просто сожрут и не заметят.
— Подавятся. — Усмехнулся Лео. — В рукаве у меня пара джокеров и козырной туз.
Тем временем, второй сержант побежал сначала не к капитану, а к его заместителю, лейтенанту и всё ему рассказал. Тот дико испугался происшедшего, поскольку происшедшее касалось сына герцога Бондезийского о «свержении» которого в училище ещё не знали, побежал ко второму лейтенанту, и они уже вместе отправились к капитану. Тот, под их неприкрытым давлением, вынужден был назначить на следующий день суд. Он хотел отправить Лео в карцер, но лейтенанты, гаденько улыбаясь, категорически запретили ему это. Я тут же предупредил Лео, что ночью будет "тёмная".
Оставшееся до отбоя время всё училище гудело как потревоженный улей. Все обсуждали происшествие, но к Лео ни один из учащихся не подошёл. Среди подпевал Ондезийского шли перешёптывания. Если бы взглядом можно было убивать, без магии, то Лео принял бы очень мучительную смерть. Сам он, делая вид, что ничего не произошло, спокойно поужинал и лег спать, сразу после отбоя. Он даже спокойно заснул, зная, что я и замок не пропустим угрозы. Действовать мерзавцы начали через час после полуночи. Вместе с Ондезийским и восемью его прихлебателями, к Лео направлялись ещё трое сержантов. Я тут же разбудил Лео и предупредил его о количестве нападающих и о том, что среди них трое вооружены чем-то пострашнее простых палок, что взяли курсанты.
Драки опять не было. Лео, разъярённый подлостью подобных действий, расправился с нападавшими безо всякой жалости. Особенно досталось сержантам, им, в отличие от курсантов, он нанёс довольно тяжкие повреждения, заключающиеся, в первую очередь, в переломах конечностей при помощи тех самых металлических палок, обёрнутых тряпками, что принесли с собой они сами.
Когда офицеры, ночные дежурные по училищу, прибежали на шум, они увидели двенадцать тел на полу и заспанные удивлённые лица мальчишек, разбуженных шумом и светом. Все нападавшие были без сознания. Дежурные бросились к Лео, вытащили его из койки и растеряно отпустили. На нём не было ни единой царапины, он был такой же сонный и растерянный, как и остальные учащиеся, кроме избитых. Тех пришлось приводить в себя, а сержантов отправить в лазарет, где с ними до утра возился лекарь. Придраться к Лео было невозможно, его, правда, попытались отправить в карцер, но не решились, когда он стал решительно возражать.
Суд состоялся на следующий день, через полчаса после полудня. Поскольку суд назывался военным трибуналом, судьями были старшие офицеры училища. Председателем, как полагается, был капитан, а двое других, уже знакомые мне лейтенанты. Поскольку решение такой суд выносит большинством голосов, то судьба курсанта Лигера была решена. Так они по крайней мере считали.
Мне удалось попасть в зал, не прибегая к магии, и тихонечко улечься в уголке. Зал был переполнен курсантами, офицерами и сержантами.
Первым вызвали курсанта Лигера, предъявили ему обвинение и, посадив на скамью подсудимых за загородкой, запертой на замок, велели молчать.
