Царевич повернул голову и в удивлении вскинул брови.

— Ты здесь, Леонтиск!

— Да, государь. Только что из Афин, и с новостями.

Пирр шагнул вперед и хлопнул Леонтиска по плечу, весело сверкнув белыми зубами.

— Сначала повыбьем наглость из этих леотихидовских шавок. Потом я выслушаю твои новости.

Люди Эврипонтидов уже потянулись навстречу «белым плащам», когда раздался громкий окрик:

— Всем остановиться!

Агесилай поднялся с трона. Его лицо хранило обычную невозмутимость, разве только было несколько более бледным.

— Приказываю всем разойтись!

Две группы, стоящие друг против друга, заколебались. Не так-то просто отказаться от боя, когда в душе все кипит и просит хорошей драки!

— Немедленно! Того, кто ослушается, отведут на плац и будут бичевать, пока мясо не отстанет от костей!

Из-за трона выступили, во всем своем жутком великолепии, шестеро номаргов. На голову выше любого из присутствующих, в полтора раза шире в плечах далеко не дохлых Агесилая или Пирра, эти воины одним своим видом могли внушить к себе уважение. Под их взглядами самые отчаянные драчуны почувствовали слабость в коленях. Скривившись, Леотихид отозвал своих людей и, повернувшись, пошел с агоры прочь. Леонтиск смотрел на него во все глаза, и заметил, что перед тем, как затеряться в толпе, Рыжий обернулся и послал старшему брату многозначительный, полный сдерживаемого торжества взгляд. Причину этой радости Агиада Леонтиск понял лишь несколько мгновений спустя, когда Пирр, увидев, что судьи поднялись и покидают свои места, вскричал, обращаясь к Агесилаю:

— Государь, а как же мое дело?

— Я откладываю заседание, — бросил царь. — И если ты не перестанешь мутить народ, окончания процесса тебе не видать. Берегись, Эврипонтид! Не думай, что я буду долго сносить твои выходки!

Агесилай повернулся спиной и, окруженный номаргами, двинулся прочь. Пирр, сжав кулаки, уже открыл рот, чтобы крикнуть ему вслед, но тяжелая ладонь опустилась ему на плечо, удерживая от глупой выходки. Крепкий, увенчанный сединами пожилой военный с красным и грубовато слепленным лицом, рявкнул:

— Остынь, сынок, если не хочешь отправиться куда-нибудь на границу с Арголидой командовать эноматией инвалидов. Хромой вполне в состоянии тебе это устроить, ведь он как-никак царь, кур-рва медь.

Эврипонтид резко обернулся, но, узнав стратега Брасида, полемарха Питанатского отряда и верного соратника его отца, выдохнул через ноздри, плюнул и махнул рукой.

— Пусть его собаки заберут! — процедил он. — Мы все равно доведем дело до конца.

— Разумеется, — пожал круглыми плечами полемарх. — Могли бы сделать это уже сегодня, если бы ты вел себя поспокойнее и не провоцировал Рыжего на свару.

— Клянусь богами, Леотихид все это спланировал с самого начала! — вмешался кудрявый Ион. — Вы видели, как он переглянулся с Агесилаем?

— Я видел, — отозвался Леонтиск.

Многие из товарищей только сейчас заметили афинянина.

— Ба-а, Леонтиск! — полетело со всех сторон. — Привет! Ты уже здесь? Когда прибыл?

Плечи заныли от крепких дружеских хлопков. Самые близкие из друзей были здесь — сквернослов и разгильдяй Феникс, мечник Антикрат, живой и опасный, как огонь, Лих-Коршун, могучий и верный Энет, твердый, как скала, Тисамен. И, конечно, олимпионик-возница Аркесил! Лучший друг, оскалив в улыбке идеально ровные, без малейшего изъяна, зубы, дождался своей очереди похлопать Леонтиска по плечу и потискать за загривок.

— Авоэ, чего уже теперь рассуждать, все вышло, как вышло, — со вздохом проговорил Пирр. — В следующий раз, раз нужно для дела, я буду молчать, даже если Рыжий будет мне под ноги плевать, и пусть сдохнут те, кто говорит, что у меня нет выдержки! А теперь — все ко мне. Послушаем, что за вести привез наш афиненок.

— Командир, я хотел бы представить тебе Эвполида, сына нашего доброго друга Терамена. — Леонтиск не забыл о своем спутнике. — Отец отправил его помочь в наших трудах и боях, и… можешь доверять ему, как мне. Я обязан этому человеку жизнью, а когда выслушаешь мой рассказ, то, возможно, скажешь, что и ты тоже.

— Вот как? — странные желтые глаза царевича изучающе уставились на Эвполида. — Если правда, что ты спас моего друга, благодарю тебя, сын Терамена. Я постараюсь, чтобы ты не разочаровался в благодарности Эврипонтидов. Добро пожаловать, мне нужны крепкие руки и бесстрашные сердца.

— Я буду счастлив служить тебе, Пирр, сын Павсания! — выпалил Эвполид, упав на колено и прижав кулак к груди.

— Ну, не нужно этих церемоний! Ты в Спарте, городе простых солдат, — Пирр повернулся к остальным. — Ну же, идемте. Похоже, наш Львенок снова наловил себе на задницу приключений, и мне не терпится послушать его историю. Однако улица — не место для таких разговоров. Вперед!

Вся окружавшая царевича группа, человек пятнадцать ближайших друзей, сплошь молодых воинов, за исключением увенчанного сединами стратега Брасида, вышла с агоры улицей Медников, и вскоре достигла небольшого особняка, окруженного стеной и изрядно одичавшим садом. Этот дом принадлежал тетке Пирра, и потому не был конфискован вместе с другим имуществом царя Павсания.

Раб-привратник, издали завидев господина и его гостей, заранее распахнул двери, и все прошли прямиком в андрон, главный зал дома. Здесь их ожидал еще один старый товарищ царя ПавсанияЭпименид, оставленный царем в качестве наставника старшего сына. Эпименид занимал должность младшего казначея-лафиропола при герусии, но большую часть времени посвящал, как и прежде, служению Эврипонтидам. Теперь, когда сын Павсания возмужал, Эпименид сменил роль наставника на статус главного советника. Умный и мягкий, он любил Пирра почти с такой же силой, как своих собственных детей, и приложил немало сил к тому, чтобы смягчить неукротимый с отрочества нрав наследника. Завидев Леонтиска, советник дружелюбно подмигнул ему и с удивлением приподнял бровь при виде незнакомого лица Тераменова сына.

Царевич предложил всем пройти в гостиную-экседру, единственное помещение в доме, оборудованное камином. Расположившись кто где, спартиаты приготовились слушать рассказ Леонтиска. Арита, младшая сестра покойной царицы, матери Пирра, повелела рабам вынести гостям лук, лепешки, маслины и подкисленную воду — простое спартанское угощение.

Леонтиск начал свое повествование с момента приезда в Афины, скромно умолчав про свои аргосские увеселения. Пирр и все остальные слушали внимательно, лишь время от времени задавая краткие уточняющие вопросы. Сообщение о заговоре Пирр воспринял спокойно, в отличие от остальных товарищей Леонтиска, отметивших предложение стратега Никистрата сыну и самого стратега весьма хлесткими эпитетами. Рассказ о пребывании в темнице архонта стоил лишь мимолетного сочувствующего взгляда, брошенного царевичем на «спутника»-афинянина. Немного оживило спартанцев живописание сцены побега и боя под землей. Тихо сидевший в стороне Эвполид заработал несколько одобрительных реплик.

Рассказ занял часа два, в течение которых никто не поднялся с места даже для того, чтобы размять ноги. Когда Леонтиск закончил, в экседре повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь тихим журчанием воды из фонтанчика, исполненного в виде стоящей на высокой ножке морской раковины.

Первым молчание нарушил сам Пирр:

— Что скажешь, полемарх? — обратился он к старшему из присутствующих.

Брасид вздохнул, потер узловатой рукой заросшую седеющей бородой щеку.

— Скажу, курва медь, что опасность нешуточная. И хвала ловкачу-афиненку, сумевшему вовремя предупредить о ней.

Взгляды всех присутствующих на мгновенье скрестились на Леонтиске. Он почувствовал, что к лицу прихлынула краска, но тем не менее был весьма горд собой.

— Не стоит забывать, — чувствуя, что должен что-то сказать, произнес он, — что я не один совершил это. Кроме храброго Эвполида, который сидит перед вами, были и другие, уплатившие жестокую цену за то, чтобы о злодеянии стало известно: Каллик, сын моего друга Менапия и вольноотпущенник Эхекрат погибли, отважный Гилот ранен в подземелье клоаки, моя возлюбленная Эльпиника схвачена, и неизвестно, какова ее судьба. Благодарности стоят эти люди, а я… я легко отделался, и…

Не найдя слов, Леонтиск только махнул рукой. Поврежденное ребро ответило на это резким всплеском боли и юный афинянин, побледнев, едва не свалился с лавки.

— Вижу, что не так уж и легко, — заметил Пирр. — Тетушка, пригласи Агамемнона, пусть посмотрит нашего доброго афиненка. Сдается мне, он ранен, но изо всех сил пыжится и прикидывается героем.

Тетка Арита, дородная черноволосая женщина, исчезла во внутренних помещениях и вскоре появилась в сопровождении Агамемнона, старого врача Эврипонтидов. Лекарю было уже под сотню лет, он помнил еще рождение и детские хвори самого Павсания, но двигался и разговаривал на удивление бодро. Отозвав Леонтиска в сторону повелительным движением руки, велев снять гиматий и хитон и улечься на холодную каменную лавку, эскулап начал изучать синюю опухоль на ребрах чуткими твердыми пальцами. Поворчав немного под нос, он достал из большой прямоугольной корзины несколько мелких сосудов с незнакомыми Леонтиску и крайне вонючими ингредиентами и принялся смешивать их в блестящей медной чашке, составляя, по всей видимости, целебную мазь.

Тем временем остальные продолжали разговор. Спартанцев было трудно удивить ранами.

— Прав Терамен Каллатид, сказав, что вы, Эврипонтиды, окончательно допекли римлян, — продолжал свою мысль Брасид. — За маской этого «альянса» я вижу длинные римские уши. И теперь они решили избавиться от вас раз и навсегда, как это часто бывает — чужими руками, кур-рва медь.

— Пусть меня бесы заберут, если мы это допустим! — воскликнул, сверкнув глазами, крючконосый и скуластый Лих.

— Сказать это легко, малыш… — буркнул Брасид. — Бесы-то тебя не слышат.

Лих, отвернувшись, чтобы полемарх не видел его лица, беззвучно прошептал ругательство.

— Не скажу, что сильно обеспокоен этой угрозой, — пожал литыми плечами Пирр. — Агиады давно мне угрожают, урод Леотихид так каждый день, и что? Вы, мои друзья, со мной, многие граждане Спарты нас поддерживают, и пока будет так, враги до нас не доберутся.

— Полагаю, на этот раз все много серьезнее, — нахмурив брови, произнес Эпименид. — Все мы слышали, наследник, что сказал твой друг афинянин — они наняли какого-то знаменитого убийцу… Тут не поможет храбрость и поддержка людей, враг нанесет удар исподтишка…

— Я не боюсь… — презрительно скривил губы царевич.

— Ну и дурак, — бросил Брасид. Щеки Пирра вспыхнули, но осадить старого военачальника, товарища отца, он не посмел. — Надо бояться. И если не за себя, то за всех спартанцев и прочих греков. Сейчас вы, Эврипонтиды, являетесь их единственной надеждой, символом и знаменем в стремлении освободиться от римской падали. Что, кур-рва медь, будет со всеми этими людьми, если вы с отцом позволите какому-то подлому псу отправить вас в царство теней? Кто поднимет этих людей, кто заставит их биться за свою свободу? За кем они пойдут? За мной, что ли, или за ним, или за ним?

Кривой палец ткнул наугад в сторону молчавших «спутников».

— А? Молчишь? То-то и оно. Твоя жизнь, волчонок, тебе уже не принадлежит. Она принадлежит всему народу и изволь оберегать ее как самое ценное народное достояние! Усек?

Леонтиск видел краску на лице царевича и разозлился на Брасида: «Ты прав, прав, старый солдафон, но зачем отчитывать сына царя перед всеми нами, это же удар по его авторитету! Никакого такта, никакой тонкости!» Впрочем, Брасид, сколько его помнил Леонтиск, всегда был таким — твердым и прямолинейным до грубости.

Пирр облизал верхнюю губу, опустил на мгновенье глаза, потом снова поднял их.

— Я и сам не тороплюсь умирать, — откашлявшись, чтобы скрыть неловкость, произнес он. — В этом мире еще слишком много чего нужно исправить, прежде чем приняться за царство мертвых.

Напряженные лица смягчились ухмылками. Леонтиск улыбнуться не успел, зашипев от внезапной боли: старикашка-доктор плотно приложил к опухоли пропитанную снадобьем тряпицу и начал прибинтовывать ее узким куском полотна.

— Но, может быть, — продолжил царевич, — заговорщики теперь, когда им известно, что Львенок сбежал, и план их, стало быть, раскрыт, откажутся от него?

— Маловероятно, кур-рва медь, — покачал головой Брасид.

— Нет, не думаю, — вторил советник Эпименид.

— И я тоже, — кивнул Тисамен. — Они уже слишком многое поставили на кон, чтобы отказаться на полпути. Да и не те это люди.

— Однако мы теперь предупреждены, а значит, вооружены, — сказал Ион. — И сумеем защитить командира от любой опасности. Хорошо бы выяснить, как и когда собирается злодей провернуть это дело. Задача у него, прямо скажем, не из простых.

— Убийца будет скрываться среди ахейцев, что приедут на переговоры, — задумчиво повторил сказанное Леонтиском Брасид. — Но как же узнать, курва медь, кто именно?

— Да, как? — поддакнул Эпименид. — Их там будет, говорят, человек сто, а то и больше.

— Нужно отлавливать их всех по очереди, подвешивать за яйца и спрашивать: «Ты не убийца, дядя?» — с энтузиазмом предложил Феникс.

— После первого же тебя отыщут Триста и подвесят самого, — усмехнулся Тисамен. — И проследят, чтобы ты висел, пока твое хозяйство не растянется до земли.

— Да, охрана у иноземцев будет серьезная, — кивнул головой Антикрат. Он служил в Священной Море, храмовом отряде, сопровождавшем посольства и прибывавших в город чужеземцев, и потому был осведомлен о предстоящем визите ахейцев лучше других. — Вы знаете, что вместе с ахейцами, возможно, приедут римляне и македонцы? Командир?

Царевич утвердительно кивнул, но остальные удивленно загалдели.

— Римляне?

— Македошки?

— Чего этим псам здесь надо?

— Эфоры попросили их быть третейскими судьями при наших переговорах с ахеянами. Говорят, царь Агесилай, узнав об этом, орал и бранился.

— Я слышал об этом, — мотнул седой бородой стратег Брасид. — И не мудрено: щенок Агида и так неуютно чувствует себя на лакедемонском троне, а при римлянах его царское достоинство будет равно нулю.

— В задницу его достоинство, и римлян туда же! — ощерился рыжий Феникс. — Вот среди кого нужно пошукать как следует, вот кто наверняка знает и о заговоре, и о том, кто этот поиметый убийца.

Эпименид недовольно покосился на молодого сквернослова, но тот сделал вид, что не заметил. Советник поглядел на полемарха, но Брасид, и сам уважавший крепкое солдатское словцо, не торопился приструнить распоясавшегося эфеба.

— Это все болтовня, — резко заметил Лих. — Что мы можем решить по делу?

Все на минуту замолчали. Стратег Брасид, переведя взгляд на Антикрата, спросил:

— Ахеян и прочих гостей разместят в Персике, как обычно?

Персикой в Спарте назывался богатый комплекс зданий для приема иностранных делегаций, стоящий между агорой и площадью Хоров.

— Да, господин полемарх.

— А охранять послов будет Священная Мора?

— И мы тоже, конечно, — пожал плечами Антикрат. — Но у них будет и своя стража, и в помещения, где будут размещены члены посольства, мы доступа иметь не будем.

— Плохо, кур-рва медь. Не мешало бы покопаться в вещичках у этих послов. Думаю, убийцу можно было бы опознать по его багажу.

— Но, господин полемарх, это против всяких… — нахмурился Антикрат, но Лих не дал ему докончить:

— А это идея! Нужно подкупить рабов, хоть из илотов, что будут прислуживать в помещениях ахейцев, хоть их собственных. А еще лучше — пошлем кого-нибудь из агелы распотрошить сундуки и сумки чужеземцев. Эти голодранцы везде пролезут, мимо любой охраны. Да с них и спрос меньше, если поймают, ну всыплют розог, конечно, и этим дело кончится. Всем ведь известно, что в агеле сопляков жизнь заставляет воровать.

— Да что ты, в самом деле, рассказываешь? — хмыкнул Тисамен. — Давно, что ли, мы сами оттуда?

— Может, и сработает, — кивнул царевич. — Только послать нужно не абы кого. Кто найдет толковых парнишек в агеле и поговорит с ними? Хм, а может, поручить это дело Оресту?

— Прошу прощения, наследник, но только не Орест! — вскинулся Эпименид. — Если твоего брата схватят, сказка о банальном воровстве не пройдет. Тем более, если вспомнят твои собственные геройства в Олимпии… Боюсь, что ахейцы болезненно воспримут, поймав в своих покоях ночью еще одного сына Павсания.

— Верно говоришь, Эпименид, — молвил Брасид, с хрустом откусив луковицу и зажевав ее доброй половиной лепешки. — Нельзя давать Агиадам такой замечательный повод вновь восстановить народ против дома Эврипонтидов.

— Пусть пойдут другие мальцы, не имеющие к дому Эврипонтидов никакого отношения, — настаивал Лих. — Если повезет, обнаружим убийцу сразу; он и оглянуться не успеет, как окажется в Эвроте с камнем на шее.

— Попробовать стоит, — согласился Пирр.

— А заняться этим может Галиарт, — добавил Ион. — Он сейчас служит при агеле, ему нетрудно будет найти кого-нибудь посмышленее, чтобы устроить дело.

— Э, хм, точно, — таким образом Энет принял участие в обсуждении. На советах партии Эврипонтидов, подобных тому, что проходил сейчас, здоровяк подавал голос чрезвычайно редко, уступая это право своим товарищам. Перемолчать его мог только Аркесил, всегда решительный там, где нужно было выполнять приказы, и беспомощный, когда необходимо принять собственное решение.

— Пацанам нужно лишь дать задание осмотреть вещи, — никаких подробностей, никаких специальных предметов поиска. Чего не знаешь, о том не сможешь рассказать, если тебя схватят за шкирку, — продолжал развивать тему Тисамен.

— Ха, не так-то просто расколоть сопляка из спартанской агелы! — хохотнул Феникс. — Вспомните, мы сами когда-то в чем-то признавались? Нет, даже когда нам жопы на полоски рвали!

— Придется рискнуть, — Эпименид снова строго посмотрел на Феникса. — Дело необходимое, хоть и опасное. Нужно все же хорошо проинструктировать мальчишек…

С улицы донесся размеренный топот — куда-то к восточной окраине промаршировала целая мора гоплитов. Деревянные подошвы военных сапогов-эндромидов выбивали из утоптанной тверди улицы глухую дробь. Сквозь нее, едва слышная, долетела резкая отрывистая команда.

Брасид прокашлялся:

— Мы так и не знаем, что может предпринять убийца, как бишь его… Горгил. Что он придумает? Вооруженное нападение, яд, «несчастный случай»? Чего ожидать, от чего беречься — вот, что хотелось бы знать, кур-рва медь.

Леонтиск, поперек торса которого красовалась свежая повязка, пропитанная пахучей Агамемноновой мазью, кивком поблагодарил доктора и присоединился к прочим:

— Этого мне выяснить не удалось. Но, думаю, опасаться следует чего угодно. Этот Горгил, повторяю, не обычный убийца, его называют мастером смерти. Мы должны охранять царевича и днем, и ночью, пробовать его еду, проверять его одежду, в нужник ходить вместе с ним, если потребуется…

— Авоэ, афиненок, ты еще под одеяло ко мне залезь, когда я буду с девицей барахтаться! — оскалился Пирр.

По кругу собравшихся пролетел хохоток.

— Хи да ха, пустая голова! — зло бросил Брасид, глядя на царевича. — Между прочим, очень даже вероятно, что убийца, курвин сын, использует девку, чтобы подобраться к тебе. Все знают, что у вас, юнцов, один блуд на уме!

— Полно, господин полемарх, какой блуд? — возмутился Пирр. — Я и женщин-то не вижу. Они от меня шарахаются, как от чумного — шутка ли, сын изгнанника, сам почти изгнанник.

— Не бзди, — состроил кислую мину Брасид. — Видел я, как они шарахаются, только не от тебя, а к тебе. Шутка ли — сын царя, наследник престола. Царицей-то, небось, каждая мечтает стать.

— Господин полемарх прав — не нужно исключать никакую возможность, — серьезно произнес Тисамен. — Придется тебе, командир, на время воздержаться от женщин.

— Хорошо, тогда я перейду на мальчиков, то есть на вас, — тут же нашелся царевич, снова вызвав взрыв общего смеха.

— Хе, ему вот-вот голову скрутят, а он веселится, как котенок, — раздраженно уронил полемарх. — Будь ты серьезным, наконец!

— Хорошо, я серьезен, — тряхнул волосами царевич. — Итак, я не должен принимать пищи, спать с девами, ходить по нужде без сопровождения. Что еще?

— Есть ты можешь, — подал голос Феникс. — Только сначала кто-нибудь будет пробовать — вдруг там отрава?

— И кто будет пробовать? Ты?

— Я, — спокойно ответил Феникс.

— И я тож, — вскинулся Энет.

— И я, — посмотрел командиру в глаза Лих.

Пирр молча обвел «спутников» взглядом, на его смуглых щеках заалели красные пятна.

— Я слышал, что яды бывают разные, — заметил Тисамен, нарушая возникшую неловкую паузу. — От некоторых человек умирает лишь через месяц, причем все выглядит как сердечный удар.

— Хм, не это ли имел в виду отец, когда говорил, что Горгил — «специалист по естественным смертям»? — прошептал Леонтиск.

— В таком случае, клянусь богами, нужно исключить доступ посторонних к пище, — взволнованно заявил Эпименид.

— Повару я доверяю, — веско сказал Пирр. — Он служит нам уже больше двадцати лет. Мне доподлинно известно, что к нему уже не раз обращались с просьбами подсыпать разную дрянь отцу в еду. Предлагали очень приличные деньги, обещали защиту… Пинар отказался.

— Да, я знаю Пинара, — кивнул советник. — Это верный человек.

— Хорошо, но подсыпать что-нибудь могут и по дороге, когда рабы несут продукты с рынка. Ты ведь не можешь быть уверен во всей домашней челяди, — проговорил стратег Брасид, внимательно взглянув в лицо царевича.

Пирр усмехнулся.

— После того, как отец был осужден, мы не можем позволить себе держать много прислуги, полемарх. Повар, привратник, ключница, старая кормилица, да четверо рабов для прочих нужд — вот и вся челядь.

— Ну, не так уж и мало, — не согласился Коршун. — Восемь человек, и, значит, восемь тайных ходов, которые могут привести злоумышленников в твой дом. Итак, доставкой провизии с рынка теперь будем заниматься мы, твои «спутники». Тем более что ртов вашем доме прибавится.

— Э? — поднял темную бровь царевич.

— Потому что мы переезжаем к тебе, все семеро, — просто ответил Лих. — Будем нести дежурство по ночам, днем всюду тебя сопровождать.

— Вполне разумно, — одобрил Эпименид.

— Ух, и пробовать твою еду! — с энтузиазмом вскричал Феникс. — Думаю, теперь я буду питаться значительно лучше, чем дома. Моя бабка от дряхлости совсем потеряла аппетит и нам готовит соответственно.

Все замолчали, ожидая ответа царевича.

— Ну что ж, семерых мы как-нибудь прокормим. И даже восьмерых: тебя, доблестный сын Терамена, я тоже приглашаю быть моим гостем, — Пирр наклонил голову. — Раз так надо, придется потерпеть вас возле себя.

— Днем и ночью, — улыбнулся Ион.

— И в нужнике! — осклабился Феникс.

— Согласен, чертяки. Но если кто полезет ко мне под одеяло, держитесь. Выбью мужеложцу зубы, не погляжу, что давно с вами знаком.

Взрыв хохота.

— Хо! Теперь Горгилу к тебе не подобраться, будь он даже невидимкой! — Леонтиск ликовал. Теперь он сможет всегда быть подле своего друга и господина, быть его щитом и братом, настоящим «спутником». Шестеро остальных: решительный и жесткий Лих-Коршун, могучий Энет, рассудительный Тисамен, веселый и поганый на язык Феникс, возвышенный Ион и стеснительный Аркесил выражали такие же чувства. Каждый по-своему.

— Думаю, всем следует принести свои тряпки и оружие уже сегодня, — подвел итог Коршун, поднимаясь на ноги. — С твоего позволения, командир. Ахейцы прибывают завтра, и нам будет недосуг отрываться на такие мелочи.

— Не возражаю. Эй, тетушка, распорядись, чтобы отвели место и приготовили постель для восьмерых. Мои друзья… погостят у нас.

Леотихид, весело потирая руки, прохаживался по небольшому прямоугольному залу, служившему ему приемной и одновременно оружейной комнатой. Длинный стол, на нем ворох свитков, придавленных изящным кинжалом, тяжелый стул с высокой спинкой, почти трон, вдоль стен щиты и копья, по обе стороны от главного входа — два комплекта доспехов. Его собственные: боевые — темные, поношенные, покрытые десятками вмятин и рубленых отметин, и парадные — зеркальные, с золотым львом на груди, за них пришлось выложить коринфским мастерам целый талант серебра. В дальней стене два дверных проема: левый в кабинет и библиотеку, правый через короткий коридор в спальню. Вот и все апартаменты, совсем негусто для высокой должности стратега-элименарха. После получения этого поста молодой магистрат вполне мог переселиться в особняк, более соответствующий его новому положению, но не захотел. Он предпочел остаться в этих покоях в старом царском дворце Агиадов, поближе к брату и средоточию высшей власти в лакедемонском полисе. Кроме того, дворец охраняли Триста, что, при всем уважении к собственным «белым плащам», тоже немало значило.

Леотихид вздохнул. Эх, если бы его ребята были такими, как Триста! Увы, лучших воинов Спарты традиционно забирал к себе царский отряд телохранителей, и Священная мора — во вторую очередь. Леотихид, стремясь собрать в отряд личной стражи оставшихся из лучших, многих переманил к себе — кого по старой дружбе, кого деньгами и уговорами. Лучшим из этих был, без сомнения, Полиад — талантливый фехтовальщик, обладавший, кроме этого, ясным умом и немалым организаторским талантом. В свое время в агеле он был эномархом у ирена Второго лоха Гилиппа. Леотихиду стоило немалого труда отговорить способного молодого человека от вступления в Священную Мору, соблазнив постом командира своей личной охраны. Для этой должности в чине лохага с более чем сотней людей в подчинении и обязанностями куда более широкими, нежели обычное обеспечение безопасности, требовался человек незаурядных качеств. Время показало, что Леотихид не ошибся в выборе: трудно было найти человека, который сумел бы лучше, чем Полиад, претворять в жизнь планы младшего Агиада, являясь не только командиром телохранителей, но и умным советчиком.

Как будто услышав эти мысли, в приемный зал заглянул Полиад.

— Пришел? — вскинулся Леотихид.

— Пришел, куда ж он денется, — тонкие губы лохага искривились в усмешке. Посвященный в большинство тайн своего начальника, Полиад позволял себе отступать от субординации, когда они оставались наедине. — Звать?

— Зови.

Кивнув, Полиад скрылся за лакированной створкой высокой двери. Насвистывая сквозь зубы, Леотихид подошел к парадным доспехам, заметив пятнышко, подышал и протер блестящую поверхность рукавом хитона. Он поймал себя на том, что волнуется как молодой актер, впервые выступающий в заполненном зрителями большом театре. Нужно взять себя в руки. Предстоящий разговор очень важен, и многое будет зависеть от того, насколько уверенно он поведет себя с человеком, которого пригласил.

Снаружи раздались тяжелые шаги, рука Полиада отворила дверь, и в зал вошел грузный муж в белоснежном шелковом хитоне, разительным контрастом которому являлся наброшенный на плечи лаконский плащ-трибон. Маленькие свинячьи глазки черными буравчиками впились в лицо Леотихида.

— Ты хотел меня видеть, стратег? Чем обязан? Мы ведь уже виделись сегодня на агоре.

— О, оно закончилось так внезапно, что я не успел лично пригласить тебя, господин эфор.

— Полагаю, не для того, чтобы добиться похвалы за прекрасно реализованный срыв заседания суда?

Молодой стратег-элименарх улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой.

— О, произошедшее на агоре — только неприятный инцидент, и моя вина лишь в том, что до сих пор не научился держать себя в руках, даже перед лицом наглости и беззакония. Мой порок — несдержанность, а не изощренное хитроумие. Ах, что же это я… Проходи, господин Архелай, и устраивайся поудобнее, да, вот на этом диване. Нам предстоит долгий разговор, а в ногах, как всем известно, правды нет.

Возраст эфора Архелая стремился к шестидесяти годам, но его медвежья фигура, хотя и несколько оплывшая, еще хранила отпечаток звериной мощи в круглых плечах и выпуклой грудной клетке. Широкое лицо эфора было нездорового землистого цвета, нос прорезала сеть проступавших кровеносных капилляров, а низкий лоб был почти надвое разделен глубокой вертикальной морщиной, доходившей до самой переносицы. Маленькие, блестящие, будто стеклянные, глаза Архелая смотрели подозрительно, почти враждебно.

— А что, и вправду было заметно, что я намеренно расстроил судебный процесс? — доверительно спросил Леотихид, усаживаясь на край невысокого мраморного столика.

— Дело благое, — пожал плечами Архелай, — но бесполезное. Разбирательство невозможно откладывать вечно, а позиция младшего Эврипонтида в этом вопросе настолько сильна, что судьи рано или поздно примут решение в его пользу.

— А, может быть, не успеют? — Леотихид хитро посмотрел на собеседника. — За отсутствием истца?

— Что ты имеешь в виду? —выпятил нижнюю губу эфор. — Это пока еще пролог, или уже начинается обещанный долгий разговор, молодой человек?

— Пусть тебя не смущает моя молодость, господин эфор, на серьезность и продолжительность разговора она не повлияет. Как и на тот факт, что разговор этот должен — и завершится — обоюдовыгодным результатом, — Леотихид еще раз улыбнулся. Эта улыбка бросила бы в холодный пот людей, знавших его ближе. Эфор к этому числу не относился, но, похоже, угроза, заключенная в простом движении мышц лица, дошла и до него. Молча проследовав к указанному ему дивану, Архелай опустил на него свое грузное тело и снова настороженно посмотрел на стратега, давая понять, что готов слушать.

— Не отвлекаясь на светские разговоры, я хотел бы перейти к делу, — начал Леотихид, усаживаясь напротив. — Мы с тобой спартанцы, и лишние словеса нам ни к чему.

— Как тебе, без сомнения, известно, достойный Архелай, завтра в наш славный город прибывает делегация Ахейского союза, подкрепленная представителями великих держав-союзников — Македонии и Рима. Нам стало известно, что в числе уважаемых участников переговоров будет один человек, не имеющий к предстоящим переговорам о разделе морского влияния ни малейшего отношения. Мы даже знаем точно, зачем этот человек приезжает в Лакедемон, — на слове «зачем» Леотихид сделал значительное ударение.

Ни один мускул не дрогнул на лице эфора, но кадык нервно дернулся, и Леотихид понял, что пустил стрелу точно в цель.