Балаустион

— Этой ночью, — убийца пропустил тираду стратега мимо ушей, — ко мне прибыл человек от одного из членов «альянса» с просьбой о стандартной услуге. Мои вероятные клиенты — обрати внимание, стратег, что я решил не принимать заказ, не поговорив с тобой — это небезызвестный в Спарте афинянин Леонтиск, сын Никистрата, и новый человек Эврипонтидов, недавно прибывший из Афин вместе с вышеупомянутым Леонтиском под именем Пилона.

— Если я правильно тебя понял, ему поручили порешить того молодчика, сына этого афинского деятеля… э-э…

— Терамена Каллатида, — подсказал Леотихид, задумчиво поправив кончиком кинжала фитиль масляной лампы.

— Интересно, кому так насолили эти беспокойные искатели приключений? — поинтересовался царь.

— Самому Демолаю, афинскому архонту, — хмыкнул младший Агиад. — Сын Терамена и знакомый тебе афиненок Леонтиск, дружок Пирра Эврипонтида, удирая из Афин, покалечили сына архонта, поэтому папаша не пожалел денег, чтобы им отомстить. Однако Горгил не смеет приступить к делу без нашего… э… без твоего разрешения.

— Что, и афиненка тоже? — хмуро спросил Агесилай.

— И его, — Леотихид пожал плечами. — Впрочем, тебе нет нужды соглашаться. Я и сам не питаю, как ты знаешь, любви ко всей шайке Эврипонтидов, но избавляться от них подобным способом… как-то подловато, нет?

Царь вдруг изменился в лице, как будто его озарила неожиданная мысль.

— Погоди…— невнятно пробормотал он. — Похоже, сами боги посылают эту возможность…

— Что? — не понял элименарх.

— Тихо, дай подумать, — Агесилай надолго замолчал, уставившись на вертикальный язычок пламени. Леотихид, несколько удивленный реакцией брата, не стал мешать ему размышлять. Откинувшись на спинку стула, он терпеливо ждал. Мысли элименарха вернулись к разговору с Горгилом. По завершении беседы, уже собравшись уходить, он все-таки сказал убийце, что хотел.

— Господин Горгил, с момента нашего прошлого разговора меня мучает одна сумасбродная идея…

— Слушаю внимательно, — голос из-под маски показался настороженным.

— Ты заявил, как бы между прочим, что мог бы побить меня в поединке…

— Да. И что же? Я задел твою воинскую честь?

— Дело не только в этом… Я, знаешь ли, страстный почитатель воинского мастерства, особенно того раздела, который зовется гопломахией или, иначе, фехтованием. Как ты отнесешься, если я предложу поединок, по завершении твоей миссии, разумеется. О, конечно, не насмерть — скажем, тупым оружием?

Несколько мгновений висело молчание. Золотая маска была неподвижна.

— Невозможно, — ответил, наконец, Горгил. — Я не занимаюсь искусством из любви к искусству. Бесцельная победа — это почти поражение.

— Хорошо, — молодой стратег почувствовал азарт. — А если организовать заклад? И зрителей — разумеется, ограниченное количество, из высшей прослойки? Ручаюсь, все спартанцы поставят на меня. В случае победы ты мог бы уехать из Спарты с увесистым мешочком золота.

— Предложение заманчивое, но неисполнимое. Я не могу сражаться в маске, — убийца небрежно взмахнул у щеки. — И тем более не могу открыто показать свое лицо.

— Столько отговорок не придумает и пугливая девственница, — насмешливо улыбнулся Леотихид. — По-моему, ты просто боишься биться.

Неожиданно убийца расхохотался. Эти скрипучие и гортанные звуки были довольно жуткими, особенно в сравнении с мягким кошачьим голосом.

— Хорошо, молодой человек, — просмеявшись, выдохнул Горгил. — Будь по-твоему. Только не льсти себе надеждами, что я купился на твои дешевые уловки. Меня интересуют только деньги. Итак, если тебя устроит заклад в талант золотом, я согласен на поединок.

— Талант? — Леотихид был ошеломлен аппетитами мастера убийств.

— Хочешь сказать, что это для брата царя это невероятная сумма? — с легким презрением спросил Горгил.

— Хм, я смогу достать эти деньги, — решительно тряхнул гривой стратег.

— Прекрасно! В таком случае в последний день моего пребывания в Спарте я освобожу тебя от них. Условия: бьемся без панцирей и щитов затупленными мечами одинаковой длины до тех пор, пока один не признает своего поражения. С собой возьмем только по одному человеку. И по мешочку с монетами. Уединенное место — за тобой, господин элименарх.

— Идет! Талант! За такие деньги я перевооружу половину своих телохранителей! — зло усмехнулся Леотихид, протягивая руку для формального заключения заклада.

— Уверяю, им не на что рассчитывать, — спокойно произнес убийца, принимая рукопожатие.

— Я принял решение, — подняв голову, медленно произнес Агесилай. — Пусть мастер смерти выполнит свой новый заказ.

— Вот как? — Леотихид и в самом деле не ожидал, что брат даст согласие. — Я могу знать, почему?

Царь бросил на него тяжелый взгляд.

— Иноземцы затеяли вокруг Спарты поганые игры. И раз мы тоже начали в них играть, будем играть хорошо…

— Я не совсем понимаю, при чем здесь…

— Думай, Лео, думай… Афиненок Леонтиск и этот лже-Пилон, которых должен убрать Горгил, совсем недавно были замешаны в одном скандале…

— Драка с римлянами! С ними находился еще возничий Аркесил, которому, говорят, отхватили ногу. Римляне требовали их выдачи, даже явились к Эврипонтидам, но толпа, что охраняет дом Пирра, прогнала послов консула. Великие боги, ну и бесился он, наверное!

— Я не имею ничего против того, чтобы дать ему настоящий повод побеситься, — негромко произнес Агесилай.

Глаза Леотихида расширились — он наконец-то понял.

— Так ты хочешь свалить все на римлян! — воскликнул он и тут же, одумавшись, понизил голос. — Чтобы сторонники Эврипонтидов, да и все спартанцы, ополчились против них.

— И вынудили их убраться из города, — добавил царь. — Как ты знаешь, переговоры о морских базах подходят к концу, и очень скоро Фульвий Нобилиор собирается предпринять то, ради чего он сюда явился — «предложить» Спарте присоединиться к Ахейскому союзу. Разумеется, я, царь Лакедемона, буду всецело содействовать замыслу квиритов…

— Но если народные массы, возмущенные убийством, вышвырнут римлян прочь, тебе придется «смириться с волей народа». А сами ахейцы не осмелятся предложить нам такое! Ха! Гениально! — расхохотался элименарх.

(Побледневший Леарх, притаившийся за стеной, вовсе не разделял этого мнения. По лбу шпиона струился липкий холодный пот.)

— Конечно, сенат вздует Нобилиора за проваленную миссию — ведь именно посол будет нести ответственность за то, что допустил инцидент, в то время как власти Лакедемона были всей душой на стороне римлян. Без сомнений, рано или поздно Рим пришлет другого «наблюдателя», — продолжал размышлять вслух медноволосый стратег. — Но второго удобного момента им придется ждать долго, а когда дождутся, то и мы что-нибудь придумаем! Хо, слава Агиадам! А еще говорят, что отец не передал тебе своих мозгов! Да еще пара-тройка таких акций, и ты его переплюнешь. И заслужишь обожание народа и лесть историков. Агесилай Великий — хм, звучит!

(«Как бы не так, безумцы!» — дрожа, подумал Леарх.)

— Ладно, не трепись! — Агесилай усмехнулся, но глаза его остались серьезны. — Пока это всего лишь планы. Судьба дает нам возможность, а вот используем ли мы ее, будет зависеть от нас самих.

— О, вот теперь ты говоришь «мы», — заметил Леотихид. — Это должно означать…

— …что ты возьмешь на себя контроль за этой акцией, — кивнул царь. — Во-первых, я не очень доверяю профессионализму этого Горгила, он уже столько времени пытается избавиться от Пирра, но убивает кого угодно, только не его. Не исключено, что слухи о выдающихся достоинствах мастера смерти несколько преувеличены.

— Сам он заявляет, что это дело — из ряда вон выходящее, Эврипонтида как будто охраняет какая-то незримая сила. Впрочем, мастер клянется, что ни боги, ни демоны не заставят его отступиться от задания.

— В любом случае, нужно проследить, чтобы оба молодых негодяя попали в его руки. Ставка слишком велика, чтобы доверять все случайности или счастливой звезде господина Горгила.

— Быть может, потребовать у него половину гонорара? — хохотнул младший Агиад.

— Попробуй, — старший повел плечом. — Проси две трети, потому что, клянусь богами, он и то, первое дело, не может довести до конца без нашей помощи. Кстати, человек, на которого он возлагает надежды… готов сотрудничать?

— Да, у них все готово. Я выяснил это лично.

— В таком случае и я выполню то, о чем договорено, при первом удобном случае. Но вернемся к нашим играм. Итак, ты, не привлекая внимания, тихо и тайно доставляешь афинян Горгилу. Это первое. Второе, — это уже исключительно наше дело — необходимо обставить дело так, чтобы не было сомнений в причастности римлян к убийству. Как — подумай, уверен, что твой извращенный ум изобретет что-нибудь простое и убедительное.

— За «извращенный ум» — спасибо, — ухмыльнулся элименарх. — Могу сказать, что из тебя тоже получится превосходный интриган. Ты совершенно зря пытался столько времени быть честным и справедливым.

— Иногда справедливости можно добиться только коварством, — вздохнув, прошептал Агесилай, вставая.

Когда царь ушел, Леотихид запустил в покои Арсиону, молча поднял ее на руки и отнес в спальню.

— Что поскучнели, господин элименарх? — она шутливо щелкнула его по носу. — Царь нашел тебе невесту, и ты теперь не знаешь, как мне сказать?

— Нет, он хочет, чтобы я женился на тебе, — рассеянно ответил Леотихид, занятый своими мыслями.

— Ха-ха-ха! — закатилась она. — Да какая из меня жена, клянусь собакой! Неужели меня можно представить сидящей дома, нянчащей сопливых детей и ткущей пряжу! Ха-ха-ха!

На раму раскрытого окна присела, привлеченная светом, черно-пегая каменка, но тут же, испугавшись собственной храбрости, выпорхнула в ночь. Стратег положил руку девушке на бедро. Она, перестав смеяться, потянулась к нему, но глаза у него были далекие-далекие…

— Послушай, помнишь, я просил тебя приглядеться к одному иноземцу… афинянину, что приставал к тебе…

— Ну?

— Ты его встречала, говорила с ним?

— Да на кой ляд он мне нужен? — она резко выпрямилась, сверкая глазами. — Если мне вдруг понадобится мужчина, я поищу из настоящих, из наших.

— Клянусь богами, ты что-то заигралась, детка, — сильным толчком Леотихид повалил ее обратно на кровать. — Закрой рот. И научись слушать то, что я тебе говорю. И выполнять, не раскидывая своими куриными женскими мозгами.

Увидев, что Леотихид не на шутку разозлился, Арсиона поспешно сбавила тон. Приводить младшего Агиада в ярость было небезопасно.

— Какие-то планы? Что я должна сделать?

9

(30 декабря 697 г)

Вечер выдался на редкость теплым и погожим, даже для мягкой пелопоннесской зимы. Высокие древние платаны мягко шумели листвой над древней кровлей святилища Киниски. Она была дочерью спартанского царя Архидама, и первой из женщин одержала победу на колесницах на Олимпийских играх. Арсиона, почитавшая древнюю героиню своей покровительницей, решила устроить «засаду» именно в этом месте. Мечница заняла заранее продуманную позицию у источника Доркея и теперь, украдкой поглядывая в сторону переулка, откуда должна была появиться жертва, с задумчивым видом сидела на краю каменной чаши источника и вылавливала из нее налетевшие янтарные листья. Что объект охоты появится, сомнений не было: малолетний нюхач по имени Зик, лопоухий и лохматый, которому Арсиона оказывала свое покровительство, три минуты назад прибыл с новостью, что «он» покинул дом Эврипонтидов на улице Медников и движется по обычному маршруту, то есть в скором времени появится здесь, перед святилищем героини Киниски. Быстроногому Зику, знающему лабиринты Спарты как содержимое своего вечно грязного носа, хватило времени, чтобы обойти иноземца кругом, доложить Арсионе и убрать свою неумытую физиономию с глаз долой.

Авоэ, ну вот и он! Девушка притушила взгляд длинными ресницами и сильнее оперлась о мшистый камень, чтобы подчеркнуть округлость бедра, обтянутого белизной пеплоса.

Афинянин шагал по кривому неширокому проулку, весело насвистывая под нос. Создавалось впечатление, что он уже совершенно обвыкся с этими грязными, незамощенными улицами, с серыми, совершенно невыразительными по сравнению с афинскими, храмами, с вековыми платанами, торчащими едва не из-за любого забора. И даже с горожанами, безошибочно, с одного взгляда выявлявшими в нем иноземца и по этому поводу глядевшим с легким презрением. Похоже, Пилон готов был простить спартиатам их косность и ксенофобию за их прекрасных девушек. Даже идя на свидание к ласковой молоденькой Софилле, афинянин пожирал взглядом прелести других красавиц, которых он встречал чуть ли не на каждом шагу. Однако то ли друзья-спартиаты смогли втолковать ему, что на улицах Спарты следует держать себя в руках, то ли существовали какие-то иные причины, но к молоденьким девицам афинянин приставать не пытался, ограничиваясь жгучими взглядами.

Арсиона терпеливо дождалась, пока иноземец ее заметит. Вот оно! ее продуманно-небрежная поза, белый пеплос из полупрозрачного амаргина (первое женское платье, одетое мечницей за много лет), обрисовывавший достоинства ее стройной фигуры, каскад черных волос, обрушивающийся на плечи в кажущемся беспорядке, — все это произвело надлежащий эффект, и даже сверх того. Афинянин остановился, будто налетел на стену, едва сдержал отвалившуюся челюсть и заметно побледнел — Арсиона заметила это даже с расстояния в тридцать локтей. Их он проделал неуверенными, почти робкими шажками, разительно отличавшимися от молодецкой поступи минутной давности.

Амазонка продолжала сидеть у источника, опустив голову и кусая губы, чтоб не расхохотаться — так ее веселила ситуация. Афинянина девушка упорно «не замечала», пока он не приблизился вплотную.

— Приветствую тебя, прекрасная Арсиона! — его голос прозвучал чуть надтреснуто.

Только теперь Арсиона подняла голову, посмотрела в его глаза и… смешалась, не найдя в них того, чего ожидала. Этот афинянин глядел на нее открыто, пронзительно и тепло, и вовсе не снизу вверх, а так, словно знал о ней то, чего она и сама о себе не знала, как будто шел именно к ней, как будто и вправду имел право так на нее смотреть.

Что за глупости? Слегка досадуя на себя за это свое смущение, длившееся всего лишь — или целый? — миг, Арсиона произнесла, постаравшись, чтобы это прозвучало доброжелательно и в то же время нейтрально:

— Привет и тебе, храбрый Пилон!

— Мы давно не встречались, — «но ты все так же прекрасна» — должен был добавить он, но его взгляд сказал куда больше. Настолько, что она не поняла всего. Настолько, что она даже засомневалась, что поняла хоть что-то. Что за наваждение?

— О, да. Я не успела поблагодарить тебя в прошлый раз.

— Великие боги, за что? — натурально изумился он, на миг опустил свой странный взор, и это принесло ей облегчение.

— Как — за что? Ведь в драке на площади это ты помог избавиться от того черномордого мерзавца, что схватил меня.

— Пустое. Ты и сама бы справилась. Хм, не хотел бы я, чтобы меня так ударили, — покачал головой он.

Мечница звонко рассмеялась, вспомнив выпученные глаза и раскрытый в беззвучном крике рот бедолаги, и протянула афинянину руку.

— Все равно, спасибо.

Его ладонь была крепкой и влажной. Все происходящее было настолько нереально, что Арсионе захотелось проснуться, оказаться рядом со своим неукротимым львом и все рассказать ему. Или не нужно… рассказывать?

— Я хотела сказать тебе… — раз уж это сон, можно себя не сдерживать.

— Что? — его пугающие глаза сузились.

— Я не встречала людей… таких необычных, как ты, — в следующее мгновенье она готова была откусить себе язык. Проклятье, это ведь не сон, а реальность!

— А я не встречал девушки на свете… такой красивой, как ты, — выдохнул Эвполид в ответ.

«Чудесное начало! — Арсиона избегала взгляда афинянина, он выбивал ее из колеи. — Что-то сказал бы мой элименарх, услышь он эти нежности?»

— Быть может, ты расскажешь мне о своем городе? — Как будто ничего не было сказано мгновенье назад. — Я ведь никогда не была в Афинах.

Афинянин вдруг оказался близко, очень. Его темные глаза-воронки снова впились в ее сознание, выворачивая, лишая воли, его холодные пальцы сжали ее запястья, а хриплый шепот — так близко — зачастил:

— Ты уедешь со мной. Я давно искал такую. Как ты. Именно такую. Мы уедем отсюда, — его губы потянулись к ее, мир закружился.

«Столько народу вокруг! Меня, Арсиону-Палладу, увидят на улице целующейся с этим… иноземцем», — паника захлестнула, разорвала морок, окатила злостью. Она с силой вырвала руки, кажется, даже оттолкнула его, да, наверняка, ведь он только что был так близко, а теперь… Арсиона поймала себя на том, что ищет на поясе рукоять спаты.

— Ты с ума сошел! — сотни слов рвались у нее с губ, но выговорить она смогла только это. — Ты…

Афинянин невыразимо долго и как будто отдаляясь, глядел на нее, затем сжал губы, словно не позволяя вырваться тому, что не должно прозвучать, повернулся и медленно пошел прочь. Мечница, не в силах отдышаться, словно после долгого бега в доспехах, глядела ему вслед, чувствуя нарастающую злость. На него, на себя, на случайных прохожих, хотя вряд ли кто из последних мог что-то увидеть и понять, так быстро произошло все изложенное выше.

Через минуту-другую, окончательно придя в себя, Арсиона уже нашла в себе силы изумиться. «Что он такое сделал? Морок навел, или амулет какой афродизийный носит? Демоны их разберут, иноземцев проклятых!» Мечница шепотом добавила еще кое-что, покрепче, но даже самые черные проклятия не смогли бы изменить того факта, что задание Леотихида выполнено не было. Нервно закусив губу, Арсиона огляделась по сторонам. Из-под стены святилища Киниски тут же вынырнул и вальяжно направился к мечнице мелкий мальчишка лет тринадцати-четырнадцати в латаном-перелатаном трибоне, одетом на голое тело, и разбитых деревянных сандалиях. Шея пацана была тонкая, как у воробья, в мятом вырезе одежды виднелись острые выпирающие ключицы. Бело-розовые царапины на руках и шее разительно контрастировали с покрывавшими кожу бурыми разводами грязи. Тем не менее вид это дитя улиц имело весьма наглый и самоуверенный.

Девушка указала на удаляющегося афинянина.

— Подслушаешь, когда они договорятся встретиться снова. Смотри, чтобы не заметили.

— Все понял, госпожа Арсиона, — закивал патлатой головой пацан.

— Гляди у меня, Зик, — она погрозила мальчишке пальцем. — Я буду в «Белой рыбе», у театра. Придешь, когда все выяснишь.

— Будет сделано, — подросток растянул грязный рот в щербатой улыбке. — Дай монету?

— Когда сделаешь дело, шельма!

Зик, он же Зикратионид, сын вольноотпущенника Ойота, мотнул головой, показывая, что не ожидал ничего другого, и припустил вслед за уже скрывшимся из виду Эвполидом. Арсиона удовлетворенно улыбнулась, зная, что пацан, плоть от плоти цепкой и вечно голодной мальчишеской голытьбы, своей цели не упустит. Считая дело наполовину сделанным, она неторопливо направилась в сторону театра. Там, по соседству с библиотекой и замаскированным под баню публичным домом, находился трактир «Белая рыба», пристанище музыкантов, актеров и поэтов. Среди этой шумной и самодостаточной публики мечница надеялась избежать знакомых, которых мог бы удивить ее необычный наряд. Кроме того, одноглазый Тифон, держатель «Рыбы», был давним знакомцем Арсионы и всегда держал для нее столик в зале для «приличных» посетителей.

Тем временем Зик, без труда нагнав высокого молодого мужчину, по виду — явного иноземца, не спеша пошел за ним следом, успевая через шаг сплевывать себе под ноги и время от времени деловито кивать знакомцам, таким же уличным мальчишкам, как он сам. В их среде Зикратионид пользовался авторитетом, проистекавшим из его знакомства с Палладой, живым кумиром большинства юных сорвиголов. Зик старательно подпитывал этот авторитет, распространяя истории (по большей части выдуманные) о тайных поручениях, исполненных им по приказу Арсионы. Настоящие задания он получал от мечницы нечасто, зато они приносили настоящее серебро, на которое можно было, рисуясь перед дружками, заказать в корчме кувшин мессенского, или купить сестренке разноцветных лент. Отец Зика, когда-то известный резчик по камню, в последние годы пристрастился к зелью Бахуса и все свои случайные заработки пропивал подчистую, оставляя семье вести полуголодное существование. Так что Зикратионид, как старший и единственный сын, оказался единственным же кормильцем матери и троих сестер. Нетрудно догадаться поэтому, что любую просьбу Паллады отрок выполнял безукоризненно.

Иноземец остановился, встретившись с какой-то девицей, и мальчишка замедлил шаг, сделав вид, что дразнит собаку, рвущуюся из-под ближайшего забора. Вскоре парочка стронулась с места, двинувшись по редко застроенной улочке, взбиравшейся своим дальним концом на склон Торакса и терявшейся в покрывавшей склон горы густой роще. Когда иноземец и девушка скрылись под крышей древесных крон, Зик пошел, уже не скрываясь. Заросли, хоть и истонченные зимой, все же давали достаточное укрытие от глаз, и, кроме того, те двое тратили свое внимание только друг на друга. Прошло немного времени, и они устроили привал: голоса больше не перемещались. Зик, будучи человеком, умудренным опытом, не сомневался в том, ради чего мужчина и женщина могут желать скрыться от людских глаз. Присев на поваленный ствол, он некоторое время посидел, давая им приступить к делу, затем, решив, что пора, поднялся и осторожно двинулся вперед. Найти влюбленных было нетрудно — по характерным стонам, доносившимся от крохотной полянки, на которой они устроились. Присев на корточки, юный шпион втиснулся в окружавший полянку кустарник и немного раздвинул руками ветки, чтобы улучшить обзор. Посередине поляны полуоткрытая, почерневшая от старости заброшенная беседка. Иноземец и девица, без сомнения, находились в ней. Взяв немного левее, Зик осторожно, стараясь не шуршать устилавшей землю палой листвой, подкрался к ветхому строению с тыльной стороны и, наклонившись, заглянул в щель между трухлявыми, черными от влаги досками. Его любопытным глазам предстала весьма пикантная картина.

Эвполид сидел на низких перилах с открытой стороны беседки, придерживая рукой подол задранного хитона. Другой рукой молодой человек придерживал за голову девушку, стоявшую перед ним на коленях и энергично, с причмокиванием, сосавшую его коричневый детородный член. Ее длинные волнистые волосы колебались в такт движениям головы, тонкая кисть крепко сжимала объект ласки у основания. Софилла самозабвенно работала языком и губами, Эвполид, зажмурив глаза, сладострастно стонал. Несомненно, он избрал не худший способ избавиться от потрясения после встречи с Арсионой. Окружающий мир для этих двоих не существовал, если бы в этот момент началась гроза и в крышу беседки ударила молния, они бы этого попросту не заметили.

Аура чувственного наслаждения, излучаемая ими, была так сильна, что налетела на затаившегося за стеной юного соглядатая словно шквальный порыв ветра. Его сердце застучало, кровь прилила к щекам, а едва начавший покрываться пухом мужской отросток немедленно задрался вверх. Спустя минуту рука мальчишки сама опустилась, досадливо откинула огрубевший от грязи край одежды и в лихорадочном ритме занялась привычным ей ремеслом. В следующий час или около того желторотый блудодей, не пропустивший ни одного движения резвившейся влюбленной пары, трижды оросил спрессованный ковер листьев у себя под ногами жидким отроческим семенем.

Наконец, все закончилось. Девушка и афинянин, обнявшись, лежали на его плаще, утомленные ласками. Зикратионид за стенкой отчаянно оттирал пальцы об одежду, не отрывая глаза от щели. В кронах деревьев пустельги суетливо ругались с жаворонками.

— Тебе понравилось? — прозвучал высокий голос девушки.

— О! это было божественно! — выдохнул мужчина.

— Неужто?

— Клянусь! Потрогай.

— О-о, верю! Что, хочешь еще?

— Нет, прошу тебя! — взмолился тот. — Мне еще стоять ночную стражу!

— А-а, стража, — разочарованно протянула она, убирая руку. — А это правда, что царевича Пирра хотят убить?

— Правда, котенок, правда.

— Но почему? — в ее наивном голосе было столько искреннего непонимания, что мужчина не выдержал, расхохотался.

— Честно говоря, этого я и сам точно не знаю. Не забивай себе голову, ребенок. Тебя это не коснется, обещаю.

— А тебя?

— Хм. Меня, надеюсь, тоже.

Некоторое время она молчала, потом решилась.

— Пилон?

— Да, котенок?

— Ты меня любишь?

— Конечно, — легко ответил он, как, наверное, множество раз до этого отвечал другим, задававшим этот вопрос.

— Тогда… пообещай мне, что выполнишь то, что я попрошу…

— Ну-у, смотря что… — в таких случаях действительно следует быть осторожным, дабы не угодить в западню.

— Пожалуйста! — захныкала она. — Это тебе будет совсем не трудно, клянусь Охотницей!

— Ну хорошо, обещаю. Знаю, что ты не попросишь ни о чем дурном.

Девушка положила руку ему на грудь, заглянула в глаза.

— Я хочу, чтобы на следующую встречу ты привел Леонтиска. Для Корониды. Она так соскучилась по нему, даже плакала, я сама видела…

— Ох, котенок, — он сел. — Это, наверное, не получится…

— Как? — она тоже села, плащ, доселе прикрывавший ее полную грудь, опал, явив подглядывающему Зику округлую белизну наготы. Впрочем, нагота сия почти не вызвала в парнишке реакции, — предыдущие три извержения опустошили даже его отроческое любострастие. — Ты обещал! Обещал!

— Да я-то ему скажу, — иноземец, названный Пилоном, развел руками. — Но вот он…

— Что он? — девушка глядела прямо ему в лицо. — Ему больше не нравится Коронида? Так?

— Да нет, что ты… — иноземец был в явной растерянности, и ответил не сразу. — Просто он сейчас очень занят. Ты ведь знаешь, он «спутник» царевича, то есть его друг, советник и телохранитель. И сейчас, когда Пирра… когда ему угрожает опасность, Леонтиск должен быть рядом с ним.

— Все равно, — упрямо сказала она. — Пусть выберет время. Хотя бы два часа, а? Уговори его, пожалуйста, а?

— Ну хорошо, — сдался молодой воин. — Я приведу его. Завтра… ведь завтра день начала Дионисий и большое гулянье. Мы с Леонтиском наверняка тоже будем свободны. Днем, по крайней мере.

— Ура! — девица захлопала в ладоши. — Договорились, встречаемся! Вот только где?

— Там, где поменьше народу. Ведь нам не нужны лишние глаза, моя развратница! — он не удержался, сладострастно провел ладонью по ее обнаженной ноге.

— Да! — засмеялась она. — Тогда — здесь же, на нашем месте. А встретимся, как обычно, у храма Артемиды Ортии. Итак, после процессии, в полдень. Погуляем по лесу, Леонтиск с Коронидой поговорят. А если позволит погода, спустимся к реке и вы покатаете нас на лодке!

— А если нет, будем грести на берегу, правда? — он игриво потряс ее за сосок.

— Хи-хи-хи! Ой! — Порыв холодного ветра заставил ее зябко передернуть плечами.

— Замерзла? Укройся моим плащом.

— Все равно уже пора идти домой. Сегодня у нас в доме много работы — из-за завтрашнего праздника.

Девушка поднялась на ноги, и мужчина заботливо помог ей натянуть через голову двойной шерстяной хитон.

— А в Афинах справляют Дионисии? — спросила она, когда они уже направлялись прочь с поляны любви.

— Конечно, даже два раза в год. Великие Дионисии — один из самых пышных праздников в Афинах…

Дальнейших слов иноземца-мужчины Зикратионид уже не расслышал. Решив, что уже разузнал все, что хотел, сорванец не пошел вслед за девушкой и молодым человеком, а напрямки через лес спустился к городу. Он торопился: в «Белой рыбе» его ждала заслуженная награда.

— Ты прекрасно справилась, Арси! — Леотихид хищно улыбнулся, азартно потер руки. — Кто бы мог подумать, что оба петушка сами пойдут нам в руки? И так скоро! Операцию пришлось готовить в страшной спешке. Но теперь, клянусь богами, все получится превосходно. Дождаться, когда шлюшки заведут обоих кобельков подальше в лес — и они у нас в руках. Возьмем их без всякого шума, прямо в разгар развратных действий!

— Это жестоко! — ухмыльнулась Арсиона. — А если б тебя так…

— Думаю, мы с тобой могли бы отбиваться, и не прекращая наших забав, — ощерился элименарх. — Но у них это вряд ли получится, клянусь Ареем.

— Хм, я хочу поглядеть на это!

— Не получится. Птенчиками займется Полиад и его ребята, а мы с тобой в это время будем находиться у храма Диониса, где завтра состоятся торжества. Я должен быть на виду, пока все это происходит. И ты тоже. Потом, когда Эврипонтиды и боги знают, кто еще, начнут копаться в этом деле, может вызвать подозрение, почему обоих моих лохагов не было на церемонии. Все знают, что по крайней мере один из вас всегда находится возле меня. Ты, надеюсь, уже поняла, что не должна нигде, ни при каких обстоятельствах упоминать о нашей причастности к исчезновению этих двух олухов?

— Милый, я не дура…

Он сумрачно поглядел на нее.

— Ну и замечательно… — тон стратега демонстрировал, что у него имеются сомнения по поводу умственных способностей женщин.

Арсиона решила не заострять на этом внимания.

— Они их… Прямо там? — она нахмурилась, вспомнив обожание в глазах глядевшего на нее афинянина. Он должен умереть. Так нужно Леотихиду, значит, так правильно. Почему тогда ей так неприятно об этом думать?

— К сожалению, нет, хотя это было бы проще всего. Но мастер Горгил настаивает, чтобы получить их живыми. Какие-то занятные пунктики в его контракте. Ха, не думаю, что этим мерзавцам предстоит такая уж легкая смерть…

Теперь Арсиона уже явственно поморщилась. От взгляда Леотихида это не укрылось.

— Что, жалко иноземца? — проницательно усмехнулся он. — Неужели ему удалось тронуть твое каменное сердечко? Интересно, чем? Медовыми речами или пылкими взглядами?

— Глупости! — Арсиона досадливо тряхнула волосами, на миг опустила глаза, затем снова подняла их на стратега. — Я люблю тебя, ты это прекрасно знаешь. Дался мне этот афинский петушок! Если хочешь, могу сама перерезать ему горло. Да и второму, как бишь его, Леонтиску… Терпеть не могу его смазливую рожу.