Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Балаустион

ModernLib.Net / Альтернативная история / Конарев Сергей / Балаустион - Чтение (стр. 26)
Автор: Конарев Сергей
Жанр: Альтернативная история

 

 


За дверями вороньим карканьем раздались слова команды: номарги сменяли караул. Звякнул металл, тяжелые подошвы затопали по полу. Внутри приемного зала охраны не было: разговор двух братьев не предназначался для чужих ушей. На этом настоял Леотихид, подозревавший, что матерые политиканы, вроде эфора Анталкида, были вполне способны склонить к наушничеству кого-нибудь из отборного отряда телохранителей. Хотя Триста славились традиционными верностью и неподкупностью, рисковать не стоило. Леотихид не верил в широкое распространение подобных добродетелей.

— И последнее, — произнес тем временем Агесилай. — Ты не забыл, что завтра очередное заседание суда по делу об имуществе царя Павсания?

— Э-гхе-гхе, помню, — закашлялся младший брат. На самом деле у него совершенно вылетел из головы этот столь животрепещущий еще недавно вопрос. Теперь Леотихиду было почти все равно, отсудит Пирр старый особняк Эврипонтидов или нет — какая разница, если и ему и его мерзавцу-папаше жить осталось считанные дни или, максимум, недели?

Агесилай этого не знал и все еще был озабочен возможным торжеством вражеского лагеря.

— Заседание пройдет завтра днем. Я присутствовать на нем не смогу, как и большинство остальных магистратов: второй день переговоров будет, похоже, не менее напряженным, чем первый. Председательствовать будет кто-нибудь из геронтов, а тебе я поручаю следить за порядком. Следить за порядком, ты слышишь, а не устраивать потасовки!

— Я все понял, — кротко сказал Леотихид.

— Возьмешь своих стражников и будешь спокойно, не вмешиваясь, наблюдать за процессом.

— Совсем не вмешиваясь? — Леотихид посмотрел брату прямо в глаза.

Агесилай, отвел взгляд, помолчал, потом ответил:

— По крайней мере, никаких выходок, подобных той, что ты устроил в прошлый раз. Если возникнет возможность отложить заседание каким-то другим способом: плохая погода, или дурные результаты жертвоприношения… Но это зависит от председателя суда, а его изберет жребий. Не забывай, что большинство геронтов стоит за Эврипонтидов.

— Я знаю и тех, кто верен нам, — вставил Леотихид.

— Если председателем будет кто-то из наших друзей, ты знаешь, что делать. Но не более того! Говорю тебе совершенно серьезно, приказываю — никакого насилия, никакого оружия. Ты меня понял?

— Абсолютно. Будь спокоен, брат, я не подведу тебя. Не пикну, даже если Эврипонтид выиграет дело. Плевать! Пусть порадуется перед… — Леотихид прикусил язык, поперхнулся, проглотив слово «смертью».

— Перед чем порадуется? — от Агесилая не укрылась эта заминка.

— Перед поражением в синедрионе геронтов. Пирру никогда не вернуть Павсания в Спарту, — нашелся Леотихид.

— Мне бы твою уверенность, — Агесилай подозрительно поглядел на младшего брата. — Что-то ты больно оптимистичен сегодня, братец… Наверняка затеял какую-то большую гадость.

— Клянусь богами, ты всегда недооценивал добродетельность моей натуры! — весело воскликнул Леотихид, тряхнув рыжей гривой.

Впервые за все время разговора Агесилай улыбнулся.

— Не заговаривай мне зубы, паршивец! — погрозил он брату. — И не думай, что твои добродетели останутся безнаказанными.

— К слову, о добрых делах, — Леотихид решил, что настал удобный момент. — Не мог бы ты, милостивый государь мой, отправить под каким-нибудь предлогом из города «спутников» нашего любимого Пирра, сына Павсания? Уж больно чутко они его охраняют…

Улыбка на лице молодого царя потухла мгновенно, как задутое пламя свечи.

— Ты с ума сошел! — со злобой закричал он. — Я не намерен принимать участие в твоих грязных играх, идиот! Не знаю и не желаю знать, что ты затеял, но берегись: если что-то вскроется, наказание примешь в полной мере. Не посмотрю, что брат, клянусь трезубцем Посейдона!

— Да я…

— Все, довольно! Я от тебя устал! Ступай, занимайся делами.

— Ухожу, — вскинул руки ладонями вперед элименарх.

— Чтоб вечером доложил мне все о лазутчике, забравшемся к Эврипонтидам.

— Сделаю, — вздохнул Леотихид.

Резким взмахом руки Агесилай сделал ему знак удалиться. Пожав плечами, Леотихид молча повернулся и пошел к выходу. У самых дверей его настиг оклик.

— Зайди к матери, — в голосе Агесилая уже не было ни злости, ни раздражения. — Она спрашивала о тебе, жалуется, что совсем ее забыл.

— Зайду обязательно, — Леотихид обернулся, взмахнул рукой. — Счастливого тебе отдыха, грозный государь брат!

— Иди прочь! — Агесилай сел на трон, откинулся и скрестил руки на груди. Хлопнула створа двери, в коридоре затихли энергичные шаги. Длинный пустой зал заполнила звонкая тишина.


Выйдя от царя, Леотихид направился на свою половину. Номарги-Триста у дверей даже не повернули голов, когда он проходил мимо них. Высокие, мощные, они казались каменными статуями древних героев. Впрочем, эта вышколенная неподвижность была обманчива — Леотихид знал, как быстро могут двигаться эти великаны.

У входа в его покои стратега поджидала Арсиона-Паллада. При виде Леотихида ее лицо, обычно обездвиженное маской презрительного бесстрастия, расцвело улыбкой.

— Привет тебе, милый!

— Здравствуй, моя амазонка, — Леотихид обнял ее за талию, привлек к себе и вдумчиво, не торопясь, поцеловал. Стражи в белых плащах, стоявшие по обе стороны двери, многозначительно переглянулись.

— Отпусти, — она толкнула его в грудь, но голос просил продолжать, глаза искрились. — Ты меня компрометируешь перед подчиненными. Как прикажешь потом заставить их слушаться, если они видят, что я обычная слабая женщина.

— Ха! — не снимая руки с ее талии, он провел ее в свои апартаменты. — Ты ведь в любой момент можешь попросить любого из них взять меч в руки и подтвердить, что он мужчина. Доказательство от противного.

— Тогда начнем с тебя! Докажи мне… ах-а! — она расхохоталась, когда он подхватил ее на руки и бегом понес в спальню.

— Сейчас, за этим дело не станет! — прорычал он ей на ухо, затем повернул голову и бросил через плечо:

— Полиад, в течение ближайших двух часов меня ни для кого нет. Я уехал, пропал, умер.

— Есть — умер, — подтвердил приказ вскочивший с софы Полиад, провожая стратега и его возлюбленную тоскливым взглядом. Не только он, но любой из гвардейцев элименарха отдал бы руку за право вкусить любви Арсионы. Увы, каждый из них понимал, что эта цена явно недостаточная.

Леотихид пронес девушку в спальню, мягко, встав на колено, опустил на широкую, застеленную пурпуром кровать. Она поймала его ладонь, поцеловала. Он провел пальцами по ее шее, затем рука пошла ниже, пробежала по белым эмалированным чешуйкам панциря.

— Что-то твердовато, — пожаловался он, пощупав выпуклую поверхность брони, под которой скрывалась грудь.

— А у тебя — мягковато, — тут же парировала Арсиона, положив руку ему на пах. Ее глаза смеялись.

— Не лги, несчастная! — он передвинул ее кисть дальше.

— О-о! Беру свои слова обратно. Это что, рукоятка кинжала?

— Нет, черенок от лопаты, — шутливо огрызнулся он, протянув руку и принявшись распускать застежки ее панциря.

— У меня тоже кое-что есть! — она подняла свою мускулистую, изумительной формы, ногу, выпрямила ее в колене. — Нравится?

— Р-р-р! — зарычал он, левой рукой он притянул ее бедро, запечатлел на нем горячий поцелуй.

— О чем ты рычишь, господин лев?

— Р-р-р! Это значит — не просто нравится, а очень нравится.

— Представляешь — и не только тебе!

— Вот как? Кому же еще? О, знаю, знаю. Половине мужей города, которые только и мечтают о том, чтобы раздвинуть эти точеные ножки…

— Половине спартанцев — возможно. И одному иноземцу — это точно.

— ???

— Новый дружок Эврипонтидов, афинянин, уже второй раз мостки подбивает. Даже как-то приятно, право слово — я уже от этого так отвыкла. Удивительно, что кто-то не боится подойти ко мне познакомиться… Поэтому я не стала его убивать — от изумления…

— Так-так, интересно… — Леотихид даже перестал возиться с застежками ее панциря. — Ну-ка, расскажи подробнее.

Пока она рассказывала, молодой стратег внимательно слушал, время от времени кивая головой. Когда девушка закончила, он вернулся к прерванному было процессу раздевания.

— Хорошо, что ты это мне рассказала, — в его зеленых глазах она заметила отражение какого-то только что возникшего замысла. — В следующий раз, когда этот иноземец захочет познакомиться с тобой, прояви больше спартанского гостеприимства и не отказывай ему в этом, договорились?

— В чем еще ему не отказывать? — она глянула вызывающе, но послушно приподнялась, позволяя снять и вытащить из-под спины наконец-то расстегнутую броню.

— Это мы посмотрим. Позже. Сначала нужно выяснить, что он за гусь, этот путешественник, — Леотихид отбросил в сторону снятую с девушки митру.

— Но он, возможно, больше не подойдет, — усмехнулась она. — Я была с ним не слишком вежлива.

— Тогда нужно сделать так, чтобы подошел, — в этот момент нетерпеливые руки бастарда сорвали с нее последний предмет одежды — теплый белый хитон. Его глазам, уже помутненным возбуждением, представилась божественная нагота: сильные, округлые плечи, крепкая, совершенной формы, грудь, плоский живот с прямоугольниками пресса, переходящий в выпуклый, аккуратно подстриженный холмик лобка. — Слава богу, у тебя в достатке того, чем можно привлечь мужское внимание.

Ее протестующий возглас Леотихид заглушил, накрыв губы быстрым жадным поцелуем. Следующий поцелуй достался прямому розовому шраму, пересекавшему скулу и щеку. Дрожащие ладони молодого стратега поползли по ее плечам вниз, скатились по ключицам, накрыли напрягшиеся соски… Поддаваясь его ласке, девушка застонала.

— Люблю тебя, мой единственный мужчина, мой герой, мой лев… — сладко прошептала она ему в ухо.

Несколько минут спустя до слуха Полиада донесся первый страстный вскрик, за ним — другой, и третий, с нарастающей громкостью. Нервно кинув на столик изучаемый им свиток Ксенофонта, начальник личной охраны стратега-элименарха резко поднялся на ноги, несколько мгновений постоял, уставившись в пространство, затем, закусив губу, стремительно вышел из кабинета. Избегая встречаться глазами с подчиненными, несшими охрану у главных дверей, Полиад подошел к выходившему во двор окну, но, не в силах оставаться на месте, пошел к лестнице и сбежал по ней вниз. Даже оказавшись на первом этаже дворца, он не мог избавиться от ощущения, что продолжает слышать эти страстные, переворачивающие душу стоны наслаждения.


— Нету их нигде, — упрямо сдвинув брови, повторила тетка Арита. — Как сгинули оба, клянусь прялкой, и Килик, и Грания, ключница. С обеда никто их не видел, как за шерстью ушли к Галиду, за лесху.

— Тут всего-то час ходу туда и обратно, — заметил Леонтиск, поглядев на Пирра, застывшего со скрещенными на груди руками. — Ну полтора от силы. Не нравится мне это все.

— Особенно после сегодняшней истории с подменой корзин, — добавил Тисамен, сидевший у стены справа от Леонтиска.

— Без сомнения, продолжение сюрпризов от паскуды Горгила. Ну, дайте только боги, чтобы он попал ко мне в руки живым. Буду выдавливать из него жизнь по капле. Позавидует, пес, любой из своих жертв, молить будет о смерти… — выражение костистого лица Лиха могло напугать кого угодно.

— На дворе ночь, придется ждать до утра. Если не вернутся, ты, Леонтиск, и ты, афинянин, организуете поиски.

Эвполид спокойно кивнул. Леонтиск расстроился — он собирался присутствовать вместе со всеми на завтрашнем заседании суда — но виду, естественно, не подал. Приказ прозвучал и его нужно выполнять, не мудрствуя лукаво. Леонтиск с досадой заметил брошенный на него сочувственный взгляд Тисамена. Ион, Энет и Феникс в полном вооружении дежурили во дворе — после происшествия нынешней ночи было решено выставлять караул не только в доме, но и на улице.

Распахнулась створа входной двери. Язычки масляных светильников, освещавших покой царевича, в котором, по обыкновению, собрались на вечерний совет Пирр и его товарищи, дрогнули, поколебленные ворвавшимся сквозняком. В зал заглянула стриженая голова невольника Офита.

— Хозяин, к тебе господа Эпименид и Брасид.

— Наконец-то! Пусть проходят, — возбужденно махнул рукой царевич. Появления Эпименида, который должен был рассказать, чем закончился его визит к эфору Фебиду, ждали весь вечер.

Спустя минуту гости показались на пороге. Вслед за одетым, по своему обыкновению, в белое Эпименидом двигалась приземистая квадратная фигура полемарха Брасида. Молодые воины при виде полководца проворно поднялись на ноги — полемарх был их вышестоящим командиром, главой Питанатского отряда, к которому все они были приписаны. Леонтиск был рад видеть Брасида: в присутствии этого грубоватого, мощного, излучающего жизненную силу старика он всегда чувствовал себя намного увереннее.

Когда отзвучали приветствия и старшие товарищи заняли почетное место у трещавшего поленьями камина, Пирр попросил Эпименида приступать к рассказу.

— Эфор принял меня сразу, но разговаривал сначала довольно сухо. Однако после того, как я поведал о том, что удалось узнать Леонтиску, Фебид оживился. Подробно расспросил меня обо всем, поинтересовался, какие улики и подозрения у нас имеются на данный момент.

— Теперь бы ты мог предоставить больше улик, — Пирр вкратце рассказал об инциденте с подменой корзин и о пропаже раба и ключницы.

— Вот кур-р-рва медь! — выругался Брасид.

— С ума сойти! — вторил полемарху Эпименид. — Впрочем, эфору было достаточно и того, что я ему поведал. Он обещал во всем разобраться и наказать виновных, если то, что мы сообщили, окажется правдой. Если же выяснится, что мы пытаемся оговорить своих противников, то нам придется об этом горько пожалеть. Еще он добавил, что пока он является главой эфорской коллегии, в Спарте будет править закон, а не интриги.

— Это все? — несколько разочарованно спросил Пирр.

— В целом, да. На прощанье эфор Фебид попросил держать его в курсе наших поисков хозяина лазутчика, а он, в свою очередь, сообщит нам, если что-то удастся выяснить ему.

— Не очень-то много он пообещал, э? — пренебрежительно хмыкнул Лих. — Я сразу не верил в эту затею.

— Не болтай, эфеб, — крякнул полемарх Брасид. — Старый пес Фебид, язви его в душу, обещает редко, но делает обычно больше, чем обещает, клянусь щитом Арея. Он, конечно, упертый старый мерин, но слов на ветер не бросает, не то что остальная эфорская шелупонь…

— Я тоже склонен думать, что эфор Фебид может помочь нам, — осторожно проговорил Эпименид. — Он не станет молчать или бездействовать, если узнает о чем-то… противозаконном… Но вот узнает ли? Почему-то меня, клянусь богами, снедают сомнения по этому поводу.

— Расследовать это дело мы сумеем сами, — твердо сказал Пирр. — И предоставим ему для суда.

— Фебиду потребуются железные доказательства, — вздохнул Леонтиск. — Он действительно, как сказал господин Брасид, человек недоверчивый и упрямый…

— Я сказал — упертый старый мерин, — поправил его Брасид.

— Ха, если единственным веским доказательством для него является мой окоченевший труп, то, пожалуй, обойдемся без доказательств, — усмехнулся царевич.

— Точно, — поддержал командира Лих. — Сами найдем убийцу, вздернем его, и дело с концом. А если возьмем живым, приведем к эфору с повинной и искренним раскаянием.

— Уж больно вы уверены, молодежь, — покачал головой Эпименид. — Я слышал, что этот Горгил — жуткий тип.

— Клянусь богами, самый жуткий тип на свете — это я! — оскалился Коршун. — Я держу это в тайне, но если бы люди узнали об этом, они бы содрогнулись…

Спустя какой-то год это утверждение ни у кого не вызвало бы и тени улыбки, но тогда все только сдержанно посмеялись.

— Дядя Эпименид, ты обещал выяснить, что с моим братом, — напомнил Пирр. Царевич сказал это нарочито небрежно, чтобы не дать повода заподозрить себя в недостойной мужчины чувствительности, но Леонтиск заметил глубоко спрятавшуюся в волчьих глазах Эврипонтида тревогу. — Эта неприятность как-нибудь разрешилась?

— Частично, — поскреб бородку Эпименид. — Я разговаривал с одним из помощников педонома Пакида, и он уверил меня, что ни в чем, кроме обычного воровства, мальчишек не подозревают. Ахейцы все еще держат их у себя, но уже сегодня или завтра отправят в агелу. К сожалению, этот человек не смог сказать, какое наказание им грозит. К самому Пакиду я не пошел из этических соображений, хотя очень переживаю за мальцов. Не забывай, юноша, что мой младшенький, Критий, попался вместе с твоим братом.

— Быть может, ты, господин полемарх, поговорил бы с педономом? — осторожно спросил Леонтиск.

— И не подумаю! — раздраженно тряхнул лохматой бородой предводитель Питанатского отряда. — Еще чего не хватало — чтобы я просил за соплезвонов, попавшихся на воровстве. Пусть, курвины дети, попробуют на шкуре плетей, в следующий раз осторожнее будут. Агела — эта школа воинов, а не евнухов, так что нечего поднимать бучу из-за такой малости, как наказание. Не стали их колоть на политику, пристегивать к делам взрослых — и то ладно. А все остальное стерпят, засранцы, не рассыплются.

По выражению лица Эпименида было заметно, что он не согласен. Все знали, как он обожает своих сыновей, относясь к ним с трепетом и нежностью, которые более пристали матери, чем отцу. Впрочем, характер Эпименида вообще отличался мягкостью и миролюбием, вовсе не присущими суровому племени дорийцев.

— Авоэ, пусть терпят, — нахмурившись, согласился Пирр. Он не любил уступать никому и ничему, в том числе и обстоятельствам.

— Шкуру настоящего спартанца должны украшать следы плети, — веско добавил Брасид. — Мальцы получат их несколько раньше, только и всего. И довольно об этом! У нас еще, кур-рва медь, целая куча вопросов. Главный из них — завтрашний суд.

— А что суд? — пожал плечами Лих. — Приходим, выигрываем, и завтра-послезавтра Эврипонтиды переезжают во дворец.

— Так и будет, шустряк, — зыркнул на него полемарх. — Если только наш петушок опять не обосрет все дело своим гонором. А, юнош, чего молчишь?

— Я же пообещал в прошлый раз, дядя Брасид, — в голосе Пирра прозвучало раздражение. — Буду спокоен, как засохшая в паутине муха.

— Но-но, ты не гоношись! На них вон глазенками зыркай, на меня не смей. Знаю я твой характер, кур-рва медь, он что надутый бычий пузырь: любая соломинка, шпилька, он и лопнул, аж брызги полетели. А за узду тебя держать в сей раз не смогу, обязан присутствовать на переговорах с ахейцами, язви их в печень!

«Как он разговаривает с будущим царем! — возмущенно подумал Леонтиск. — Или надеется не дожить до момента, когда Пирр займет свое место на троне?»

— Рыжий наверняка опять попытается сорвать заседание, — в первый раз за весь вечер подал голос Аркесил. На советах он обычно предпочитал скромно отмалчиваться, да и тушевался перед могущественными мужами, как полемарх Брасид, искренне поражаясь, как смеют его друзья свободно говорить при таких значительных персонах.

— Это уж точно, — кивнул Тисамен.

— Не выйдет, — усмехнулся царевич. — В первый и последний раз позволю ему надрываться безнаказанно. Отыграюсь еще. Позже.

— Выдержишь, не сорвешься? — продолжал сомневаться Брасид. — У вас, Эврипонтидов, не кровь, а огонь в жилах. Причем перемешанный с мочой, которая чуть что стукает в голову.

Хвала богам, царевич сдержался и в этот раз, только глаза его, поднявшиеся на полемарха, изменили цвет, сделавшись из желтых почти белыми. «Спутники» искоса переглянулись, Эпименид зябко передернул плечами, и даже толстокожий полемарх Брасид почувствовал, что хватил лишку, и натужно закашлялся, скрывая непривычное смятение, спазмом сжавшее горло.

— Я приду поддержать, — быстро нарушил возникшую неловкую тишину Эпименид. — К счастью, мои обязанности не предусматривают участия в переговорах.

— Было бы неплохо, если бы стратег Никомах тоже пришел, — сказал Тисамен.

— Придет обязательно, — улыбнулся Эпименид. — Мы говорили с ним вчера, он обещал, что будет.

— А кто председательствует? — поинтересовался полемарх. — Агиаденок-царь ведь тоже на переговорах будет.

— Кто-нибудь из геронтов, — ответил советник. — Кто — неизвестно, жеребьевка только утром.

— Ну и хорошо, клянусь круглой задницей Анталкида, — хмыкнул Брасид. — Тем меньше возможности нашим «друзьям» подкупить председателя или как-нибудь по-иному «убедить» его провалить заседание.

Какую-то минуту все молчали, было слышно только потрескивание дров в камине и отдаленная перекличка собак. Рыжие всполохи огня отбрасывали на стены комнаты гигантские тени присутствующих, но уже едва волновали сгустившуюся под высоким потолком темноту. «Поздно уже, — подумал Леонтиск. — Пора бы в постель, тем более что еще стоять последнюю, четвертую стражу».

— Все будет хорошо, у меня предчувствие, — с энтузиазмом заявил Эпименид. — Пакуй вещи, юноша! Скоро будем отмечать новоселье во дворце Эврипонтидов!

— Из него еще мусор с месяц вывозить, — усмехнулся, пытаясь скрыть довольную улыбку, царевич. — Надо бы успеть до возвращения отца.

— Так держать, юнош! — взревел стратег Брасид. — И верно, при правильном поведении завтрашний бой можно считать выигранным, даже Агиады уже не надеются что-то здесь изменить. Пора, кур-р-рва медь, думать о главном суде, синедрионе геронтов. Это битва, я вам скажу, посерьезнее!

— И мы ее выиграем! — в блестящем зраке Эврипонтида всполохом мелькнул демонический красный огонь. Шокированный Леонтиск оглянулся — видели ли другие? Или это было всего лишь отражение пламени камина?

— Напомни-ка мне, на какой день назначено заседание? — полемарх наморщил лоб, пересеченный полудюжиной горизонтальных морщин. — Помнится, самый конец месяца…

— Двадцать третьего посидеона, полемарх, — уточнил Лих.

— Двенадцатый день января, — тут же подсчитал Леонтиск.

— И ты туда же, молокосос, со своим римским календарем! — взбеленился старый полководец. — Он у меня уже вот где сидит, кур-рва медь! Хотя бы здесь не вспоминайте, хватит с меня того, что мы теперь годы считаем не по Олимпиадам, а от основания Рима. Позор, дожились!

— А по мне так и ничего, удобно… — пробурчал под нос Эвполид. Афиняне, чей полис был центром иноземной торговли, давно переняли стремление торгового люда всех обитаемых земель к унификации календаря и валюты.

— Итак, двадцать седьмое, — повторил Эпименид. — Через двадцать и один день. Переговоры с ахейцами уже должны будут завершиться.

— Было бы неплохо, если бы они уже к этому времени убрались из города, причем забрали с собой двух главных ублюдков — римлянина и македонца, — зло проговорил царевич.

— Это вряд ли, — скривился полемарх Брасид. — Ставлю свою правую ягодицу, что мудаки вроде Архелая и Анталкида наизнанку вывернутся, но удержат всю эту кодлу в городе. С одной-единственной целью: чтобы надавить на нас и дружественных нам геронтов.

— Значит, следует правильно использовать оставшееся время и постараться заручиться еще чьей-нибудь поддержкой, — сделал вывод Эпименид.

— Помнится, мы собирались побеседовать с эфором Полемократом, — напомнил Леонтиск.

— Со Скифом, этим тупоголовым дундуком? — поморщился стратег Брасид.

— Позволь, полемарх! — вскинулся Лих, видимо, вспомнив, что привлечь к сотрудничеству эфора-жреца было его идеей. — Ты знаешь лучше кого другого, что девять из десяти наших граждан-гоплитов регулярно посещают храмы и чтут богов-олимпийцев. Пусть, может быть, не с той верой, что в былые времена, но все же в достаточной мере. Поэтому сбрасывать со счетов наше, так сказать, духовенство никак не можно.

— Верно, — поддержал Леонтиск. — Если перетянуть Скифа на нашу сторону, и попросить его «толкнуть» пару проповедей в защиту царя Павсания, народ, который и так нас в большинстве поддерживает, будет полностью на нашей стороне. Тогда и геронты будут голосовать смелее…

— Дожил — цыплята учат меня жить, старого петуха, — проворчал полемарх и почесал седую гриву. — Хотя, хм, в чем-то афиненок прав. Но кто поговорит со Скифом? Меня не просите, у меня при одном только виде этой постной рожи в кишках колики начинаются. А если он заведет, как обычно, о своих гаданиях, прорицаниях и знамениях, то боюсь, кур-рва медь, душа не выдержит…

Пирр прокашлялся.

— Мы хотели попросить сходить к эфору Полемократу тебя, дядя Эпименид. У тебя куда больше терпения и любви к людям, чем у нашего доброго стратега Брасида.

Полемарх грозно зыркнул из-под густых бровей, сомневаясь, нет ли в словах царевича скрытой подначки, а Эпименид с готовностью отвечал:

— С удовольствием выполню это поручение, мой молодой вождь. Клянусь олимпийцами, роль парламентера всегда мне удавалась, и я готов и дальше служить дому Эврипонтидов в этом качестве.

— Было бы неплохо, если б ты прихватил с собой уважаемого стратега Никомаха, — добавил Пирр.

— С удовольствием. Не исключаю, что Никомах как военный может оказаться более стоек там, где я уже решусь отступить.

— Вдвоем будет легче противостоять шарлатану, когда он начнет задуривать вам головы своей кабалистикой! — захохотал полемарх.

— Эфор Фебид не отказал мне, будем надеяться, что и верховный жрец не откажет! — с улыбкой промолвил Эпименид. — Я постараюсь поговорить с ним максимально дипломатично. Выясню, можем ли мы рассчитывать на его поддержку, и если да, то в какой степени…

— У меня идея! Эфор Скиф будет невероятно счастлив, если ему в подарок будет преподнесена древняя книга пророчеств или свод инструкций по какой-нибудь хиромантии, — предположил Леонтиск.

— Недурственный совет, юноша! — осветился улыбкой Эпименид. — В моей библиотеке как раз пылится толстенный свиток иудейских прорицаний — о конце света, приходе мессии, и прочая. «Древний завет», или что-то в этом духе, как раз в стиле старого Полемократа.

— Прекрасно! Значит, считай, полдела сделано, — подытожил Пирр. — Приведи к нам Скифа, дядя Эпименид, и Эврипонтиды не забудут твоей службы.

Советник встал и склонил седую голову.

— Я приведу в армию Эврипонтидов столько скифов, сколько смогу, наследник.


5

(23 декабря 697 г)


Тело женщины было страшно изуродовано: ноги обуглены, сожжены до кости, грудь и живот словно исполосованы железными когтями. Лицо представляло собой страшную маску: глаза выколоты, уши превратились в бесформенные лохмотья, губы были вырезаны, обнажив зубы в дикой улыбке смерти.

Леонтиск почувствовал, как его внутренности поднимаются к горлу. Несмотря на все эти увечья, он уже с уверенностью опознал это тело как принадлежащее Грании, старой ключнице Эврипонтидов. Изуверы не тронули ее рук — полных, покрытых брызгами пигментных пятен, рук, с такой почти материнской лаской зачастую трепавших сына стратега по волосам.

Утром, когда ни ключница, ни пропавший невольник по прозвищу Килик дома не появились, Леонтиск и Эвполид, выполняя приказ Пирра, принялись за поиски. По всей Спарте разошлись почти полсотни молодых людей из числа друзей Эврипонтидов, повсюду выспрашивая, не видел ли кто пропавших членов прислуги. Сами друзья-афиняне сидели дома, принимая сообщения и координируя поиски. Им повезло: уже к обеду были найдены рыбаки, заметившие из своей лодки застрявший на отмели труп женщины. Место находилось у впадения Тиасы в Эврот, чуть ниже моста, прилегающего к площади военных состязаний.


— Похоже, с этого моста ее и сбросили, — проговорил Эвполид. — Место безлюдное, жилья рядом нет, в ночную пору здесь, ручаюсь, живой души не встретишь.

— Ублюдки! — Леонтиск все еще не мог придти в себя, мучительно борясь со вставшем в горле комом тошноты.

— Эге, посмотри, на ноге обрывок веревки, — Эвполид, похоже, ничего подобного не испытывал. — Наверняка к нему был привязан груз, но оторвался при ударе об опору моста. Это значит, что второго тела мы, скорее всего, не найдем.

— Достаточно и этого, — сквозь зубы проговорил сын стратега. — Пойдем, сообщим командиру.

Они повернулись спиной к безразлично катящей воды реке и стали подниматься на холм, пробираясь по колено в мокрой прошлогодней траве. Пожухшие от холода ветви кустарника щедро делились с друзьями ледяными брызгами росы. Неприятных ощущений добавлял дувший с реки промозглый ветер.

— Доставьте тело в особняк, — отчужденно кинул Леонтиск ожидавшим на вершине холма парням, «львам» из агелы, готовящимся грядущей весной стать воинами. — Передайте госпоже Арите, пусть готовит к погребению.

«Львы» без особого энтузиазма начали спускаться к берегу.

— Поживее, олухи! — заорал Леонтиск. Эвполид с удивлением посмотрел на него. Сын стратега осекся и, резко махнув рукой, пошел к мосту. Он чувствовал жгучую ненависть к убийце, проклятому Горгилу — а в том, что это преступление его рук дело, молодой воин не сомневался. Боги, с каким наслаждением Леонтиск пустил бы ему кровь, уничтожил, изрубил в кровавую кашу… Все злило молодого афинянина — и необходимость быть дурным вестником, и этот пронизывающий ветер, и сырость, от которой вновь заломило уже было почти оставившее в покое колено.

До агоры они шли в молчании. Леонтиск предавался мрачным мыслям об отмщении, а Эвполид не трогал его, позволяя справиться со своими чувствами самостоятельно. К концу пути сыну стратега это почти удалось.

Агора снова встретила их тревожным гулом толпы и горячими страстями. Взвинченные зрители-лакедемоняне выражали свое отношение к происходящему громкими выкриками, кое-где кипели жестокие споры. На судейском помосте держал слово сухощавый и энергичный старик, сжимавший в руке короткий жезл. Леонтиск встрепенулся.

— Геронт Полибот… Кажется, мы вовремя! Слышишь, он объявляет вердикт суда! А ну, вперед…

Точно также, как и три дня назад, когда они только прибыли в город, афиняне ввинтились в толпу и принялись пробираться к трибуне. Незамедлительно посыпавшиеся на них окрики, тычки и проклятия они не воспринимали, стараясь скорее добраться до первых рядов, занятых друзьями.

—…богов и героев-покровителей достославного города Спарты, суд постановил: отменить решение синедриона геронтов от двадцатого гекатомбеона, то есть дня девятого месяца квинтилия года шестьсот девяностого от основания великого города Рима, постановлявшее лишить гражданина Павсания Эврипонтида принадлежащих ему земельных участков и особняка близ храма Ликурга.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63