Тавриз туманный

      * * *
      Сегодня Нина впервые после Февральской революции пошла в консульство. Вечером она вернулась расстроенная. Я забеспокоился: "Может быть, консул в чем-то упрекнул ее, высказал недовольство нашим участием в революционном движении". После свержения Николая II обстановка стала напряженной. За малейшее подозрение военные власти десятками арестовывали местных жителей, жестоко их наказывали.
      Гладя ее по голове, я спросил:
      - Дорогой друг, чем ты расстроена? Не надо нервничать. Тебе нужен покой, ты только встала с постели и уже волнуешься! Никуда не годится! Лучше всего тебе оставить работу в консульстве. Для дела это уже не нужно, царского правительства больше нет, а то, что нам нужно будет, мы узнаем как-нибудь.
      Нина укоризненно посмотрела на меня:
      - Да, верно, царя больше нет, но колониальная политика продолжается. В консульстве ничего не изменилось. Сегодня из Петрограда поступила официальная информация: Россия по-прежнему верна своим союзникам и договорам, заключенным с ними. Война будет продолжаться до победного конца. Вот лозунг сегодняшнего дня. Правительство, составленное из членов Государственной Думы, во главе которого стоят махровые реакционеры, продолжает политику царя. Что может дать оно пролетариату? От Родзянко и его своры массы должны ждать свободы и счастья, так что ли? Временное правительство не желает признавать, что революцию совершили рабочие и солдаты, они не понимают и не хотят понимать, что привело солдат к революции. Они мечтают продолжать войну. Нищета, голод, разорение не тревожат их.
      Теперь я понял, что расстроило Нину. Она думала, что в России все так и останется. Она не знала, какую силу представляют большевики, не знала, что они готовятся к решительным схваткам. Необходимо было объяснить ей это.
      - Сведения, имеющиеся в консульстве, устарели. Временное правительство, во главе которого стоят реакционеры, хотело продолжать политику царя, но народ не желает мириться с этим. Нет сомнения, что массы пойдут за большевиками. Недалек час, когда в России будет создано новое правительство, правительство большевиков во главе с Лениным. Временное правительство действительно будет временным.
      Нина не успокаивалась;
      - Ленин не сумеет пробраться в Россию. Министр иностранных дел Временного правительства разослал инструкцию во все консульства России за границей, запрещающую давать ему визу.
      - Милюков может приказывать сколько ему угодно. Но его приказы не помешают Ленину приехать в Россию. Это точно!
      МИСС ГАННА ПОКИДАЕТ ТАВРИЗ
      В этот день я вернулся домой поздно, в одиннадцать часов. Не успел я переступить порог, как Нина спросила:
      - Ты не был у мисс Ганны? Она два раза посылала за тобой. Может быть, у нее случилось что-нибудь серьезное.
      Я сейчас же отправился к американке. Всю дорогу я думал о ней. Оставаться в Тавризе она не могла, вернуться в Америку не хотела. На приглашения отца она отвечала отказом.
      Подойдя к ее дому, я увидел, что она стоит на балконе с каким-то мужчиной среднего возраста. Как только Ганна увидела меня, она повернулась к незнакомцу со словами:
      - Вот он сам, - и она поспешила открыть мне дверь. Мисс Ганна поспешила представить мне своего гостя.
      - Познакомьтесь. Это мой отец!
      Я пожал ему руку, и все вместе вошли в комнату. Видимо, мисс Ганна до моего прихода рассказала отцу обо мне, потому что он был очень мил со мной.
      Он приехал для того, чтобы увезти дочь в Америку. Из Тегерана сюда он добирался на машине английского посольства, которая ждала его. В четыре часа утра они должны были выехать обратно, но Ганна категорически отказалась покинуть Тавриз. Отец ее обратился ко мне за помощью.
      - Поговорите и вы с ней. Сейчас такая обстановка, что ей больше нельзя оставаться тут. Вы и сами это понимаете, конечно.
      Я согласился с ним и стал убеждать Ганну уехать незамедлительно.
      - Что ж, если и вы настаиваете, я согласна. Только прошу, разрешите мне попрощаться с Ниной.
      Я попрощался с отцом мисс Ганны, и мы вместе с ней поехали к Нине.
      Не успел фаэтон отъехать от ее дома, как она положила свою руку на мою.
      - Клянусь честью и всей моей жизнью, моя любовь к тебе не погаснет никогда. Забыть тебя я не в силах.
      - Много раз мы с тобой говорили о любви. Да и знакомство наше началось с такого же разговора. Друг мой, я тебе верю, но учти: не всегда любящие могут соединиться на всю жизнь. Бывают препятствия, преодолеть которые невозможно. В таких случаях остаются приятные воспоминания о прошлом. Дороже этих воспоминаний ничего нет на свете. Кто знает, может быть, пройдут годы, развеются грозовые тучи, прояснится небосклон и мы встретимся вновь. Чего только не бывает в жизни.
      Глаза мисс Ганны были полны слез, она плакала, как ребенок, и прижалась ко мне. Я нежно гладил ее по голове, стараясь успокоить. Она обняла меня и крепко поцеловала.
      - Страницы моей любви я закрепила последним поцелуем.
      МИТИНГ НА КЛАДБИЩЕ
      Пропаганда, проводимая демократической партией, дала очень скоро заметный результат. В Тавризе и других городах Азербайджана русские солдаты начали брататься с населением. Солдатские комитеты совместно с демократической партией предлагали бороться за свободу. На площадях, в людных местах происходили митинги, на которых представители воинских частей резко критиковали Временное правительство и требовали прекращения военных действий.
      Сегодня с утра делегация русских солдат должна была возложить венки на могилы героев, павших на баррикадах в дни Иранской революции.
      Вернувшись домой, я застал Нину, Тахмину-ханум, невесток Мешади-Кязим-аги, Махру-ханум и Набат-ханум одетыми.
      - Куда это вы собираетесь? - спросил я.
      - Все это время, боясь реакционеров, царских и английских шпионов, мы не могли посещать могилы героев, павших за революцию. Теперь мы хотим пойти на могилы Зейнаб и Джавад-аги, - ответила Нина.
      Принесли букеты цветов, заказанные Ниной. Взяв с собой Меджида, женщины уехали. Я последовал за ними. Толпы народа направлялись к кладбищу.
      Когда мы пришли туда, митинг еще не начинался. Подошли солдаты с цветами в руках, митинг был открыт.
      Представители местной революционной организации и солдаты выступали с пламенными речами. Митинг явился подлинной демонстрацией дружбы революционных солдат и местного населения. Над могилами, украшенными живыми цветами, реяли красные флаги. Крики "ура!" раздавались все громче. Такого энтузиазма, подлинного народного ликования не помнил седой Тавриз. Когда члены Революционного комитета и представители солдат обнялись и расцеловались, многие в толпе заплакали. Было похоже, что братья, давно потерявшие друг друга, наконец встретились.
      И тавризцы и солдаты радовались свободе, тому, что агрессивное правительство, натравливавшее народы друг на друга, пало. При царе местное население смотрело на русских солдат, как на своих заядлых врагов, как на угнетателей. Это было вызвано колониальной политикой царского правительства. Теперь все изменилось. Русские солдаты стали братьями, которые могли помочь тавризцам бороться за свободу.
      На обратном пути Нина и ее спутницы остановились у могилы Зейнаб. Вместо памятника здесь лежало ружье. Плача, Нина говорила:
      - Зейнаб, дорогая! Встань, возьми свое ружье! Настали дни народной свободы, встань!
      Многие солдаты, проходившие мимо, увидев ружье, удивились. Они спросили у меня, что это значит. Я ответил:
      - Это могила женщины-революционерки. Она погибла в боях с войсками шаха, а это ее боевое ружье.
      Солдаты расчувствовались. На могиле Зейнаб состоялся второй митинг. Большевики ружейным залпом почтили ее память.
      У ворот кладбища, я оглянулся. Могилы революционеров утопали в цветах.
      * * *
      Мы вернулись домой в восемь часов вечера. Дома мы устроили настоящий праздник. Мы радовались наступившим светлым дням.
      Во время ужина почтальон принес письмо из Швеции от Ираиды. Она писала:
      "Дорогая сестра Нина! Семья, в которой я живу, очень культурная и хорошая, ко мне относятся, как к родной. Я думаю, в связи с коренным изменением политической обстановки Абульгасан-бек разрешит мне вернуться в Тавриз.
      Ираида".
      Мы тут же решили: не позднее завтрашнего дня Мешади-Кязим-агу и Тутунчи-оглы послать за Ираидой.
      ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
      Октябрьская революция в России сделала возможным возвращение в Тавриз эмигрантов и членов демократической партии, скрывавшихся в подполье. На партийном собрании, созванном в конце октября 1917 года, на повестке дня стоял вопрос о тактике нашей партии после Октябрьской революции. Выступали многие, последним слово взял я:
      "Дорогие товарищи, в России нет больше царского правительства, кануло в вечность Временное правительство Керенского. Власть в России перешла в руки Советов. Азербайджанские крестьяне больше не будут изнывать под пятой русского империализма. Захватническим стремлениям царского правительства пришел конец. Рабочие и крестьяне России окажут нам братскую помощь. Мы с вами были свидетелями братания солдат с населением Тавриза. Еще вчера русские солдаты под командованием генералов и офицеров держали под смертельным страхом наш народ, а сегодня эти солдаты повернули свое оружие против оккупантов и колонизаторов. Они восстали против своих поработителей и стали нашими друзьями.
      Дорогие товарищи! Отныне земля иранская должна принадлежать крестьянам, они настоящие ее хозяева. В связи с последними событиями наша партия наметила новую программу, выработала новую тактику. Мы будем вести решительную борьбу за передачу всей власти народу, земли крестьянам, фабрики и заводы рабочим. Но пока существует шах и его правительство, пока у нас в стране феодализм, мы не сумеем отнять у иранских помещиков землю, а у капиталистов фабрики и передать их народу. Ни на минуту мы не должны забывать, что самыми крупными феодалами в Иране являются сам шах и его продажные министры. Наша партия должна крепить союз крестьян и рабочих. В этом залог нашей победы над шахским абсолютизмом.
      Мы должны коснуться еще одного, очень серьезного вопроса, а именно борьбы с суевериями. До сих пор суеверия были весьма опасным оружием в руках шаха, - его правительства, феодалов и реакционного духовенства. Ими пользовались и чужеземные захватчики, несущие нашей стране голод, бесправие и нищету. То, что не в состоянии сделать пушки, пулеметы, пистолеты, делает суеверие. Мы с этим столкнулись при Саттар-хане. То же самое наблюдаем и теперь. Мы должны выбить это ружье из рук наших врагов, мы должны открыть глаза народу. Мы должны вести беспощадную борьбу с невежеством, темнотой, безграмотностью. Вот одна из актуальных задач, которую должны разрешить мы, революционеры, наша демократическая партия.
      Азербайджанские рабочие и крестьяне под руководством демократической партии рано или поздно сбросят с себя ярмо шаха. Нашу борьбу с английским, русским, немецким и турецким империализмом нельзя отделить от борьбы против местного феодального режима. Мы не должны забывать, что все иностранные колонизаторы опираются на шаха и его министров. Шах и окружающие его чиновники за ничтожные взятки продают страну оптом и в розницу. Мы могли добиться успеха, нам необходимо оздоровить ряды нашей партии, очистить ее от сомнительных элементов. Все мы знаем, что в поисках личной выгоды в партию вошли многие купцы. Они и сейчас продолжают оставаться в наших рядах. Бок о бок с ними мы не сумеем вести борьбу с шахским режимом, с феодалами.
      Я должен добавить, что работу, которую мы ведем среди крестьянских масс, надо признать недостаточной. Во времена Саттар-хана агитация крестьян велась неплохо, а сейчас она заметно ослаблена. В течение нескольких лет мы вели отчаянную борьбу с внешними и внутренними врагами нашего народа. Это тяжелая, опасная борьба. Нашим товарищам постоянно грозила гибель, но они не отступали ни на шаг. Конечно, в этих условиях заниматься политическим и общественным воспитанием нашего крестьянства мы не могли, а если занимались, то очень слабо. Надо честно заявить, что это серьезный недостаток в нашей работе".
      Когда я кончил, началось оживленное обсуждение моей речи. Товарищи вносили предложения, соглашались с моими словами. Мы наметили план нашей работы среди крестьян.
      После этого было принято решение: часть денег, оставшихся в кассе партии, израсходовать на организационные нужды, а остальные раздать семьям погибших товарищей, голодающим крестьянам. Большую сумму мы отвели на борьбу с эпидемиями, широко распространившимися в последнее время.
      ЭПИЛОГ
      На этом записи Абульгасан-бека закончились. Я с увлечением прочел все, до последней странички. Эти воспоминания, в которых сохранены даже мельчайшие детали, произвели на меня ошеломляющее впечатление.
      Возвращая тетрадь учителю Меджиду Джавад-оглы, я спросил его:
      - Абульгасан-бек был вашим отцом?
      - Нет, он не был моим родным отцом. Я тот самый мальчик Меджид, о котором он пишет.
      - Абульгасан-бек это его настоящее имя?
      - Нет. Родом он из Тавриза, в молодости работал механиком на Раманинских промыслах в Баку. Его настоящее имя Нусрет Гусейнов.
      - Нусрет Гусейнов? - с удивлением спросил я. - Где его можно найти. Наверное, он расскажет гораздо больше, чем тут написано. Это замечательный человек, я очень хотел бы встретиться с ним.
      - Очень жаль, но его больше нет в живых. За участие в революционном движении, возглавлявшемся Шейх-Мохаммедом-Хиябаны, он казнен правительством шаха в 1921 году в Тавризе.
      - А что стало с его любимой женой Ниной Никитиной?
      - Это моя приемная мать. Она сейчас работает воспитательницей в детском приюте, содержащемся на средства Аршака Суренянца.
      Мы простились. Учитель положил тетрадь воспоминаний в свой портфель и ушел.
      Конец