Тавриз туманный

      - Совесть моя порукой, что я никогда не лгу.
      - Хорошо. Скажите, с каких пор вы держите связь с германским консульством?
      - Я начал служить немцам на второй год моей работы в русском консульстве.
      - Как это произошло?
      - На банкете, устроенном русским консулом по случаю-дня рождения царя, куда я, как и все работники, был приглашен, я познакомился с Абульфат-Мирзой. Куда бы я ни ходил, где бы ни сидел, с кем бы ни разговаривал, он, как тень, следовал за мною. После этого мы с ним встретились еще несколько раз. Консул знал об этом. Вскоре он вызвал меня к себе в кабинет и дал прочесть приказ о повышении моего жалованья на десять туманов. Я горячо поблагодарил его. В моем бюджете эта сумма играла немалую роль: в то время я получал всего двадцать пять туманов в месяц. В ответ на мою благодарность консул сказал:
      - Если вы будете добросовестно выполнять все мои поручения, с нового года вы станете получать пятьдесят туманов.
      - Премного благодарен. Да ниспошлет аллах его императорскому величеству здравие на многие лета. Под тенью его славы нам всегда будет лучше и легче, - ответил я ему.
      - Если вы любите императора, значит, вы хотите видеть его и его правительство сильным и влиятельным. Но желать этого мало. Надо помогать всеми доступными вам средствами русскому государству, - продолжал консул.
      Я все еще не понимал его намеков, не знал, что он потребуют от меня. Я снова поблагодарил его. Тогда он спросил:
      - Какие у вас отношения с Абульфат-Мирзой?
      - Да, как сказать, как будто приятельские.
      - Бываете ли вы друг у друга?
      - Да.
      - Почему же вы не приглашаете его сотрудничать с нами?
      - Он получает в немецком консульстве солидное жалованье, не думаю, чтобы он перешел к нам.
      - Это и не нужно, он может одновременно работать и у нас, и у них.
      - А что он будет делать у нас?
      - Его работа будет совсем незамысловатая. Он должен будет снимать копии с документов в немецком консульстве и передавать их нам. За это мы ежемесячно будем платить пятьсот туманов. Как видите, ничего трудного нет.
      - Что ж, я могу предложить ему это, - ответил я консулу, а сам подумал: "это совсем легко. И за такую работу пятьсот туманов в месяц?! Заманчиво. Если бы мне предложили это, я согласился бы, не моргнув глазом".
      - Скажите, как вы думаете, он согласится? - прервал мои раздумья консул.
      - Полагаю, что да, - ответил я.
      Я знал, что все принцы из рода Каджаров, в том числе и Абульфат-Мирза, невероятно жадны и никогда не гнушаются взятками.
      Консул дал мне задание:
      - Чтобы привлечь Абульфат-Мирзу к нам на работу, вы должны пойти к нему. Говорить ему об этом с бухты-барахты не следует. Надо сначала нащупать почву. Поговорите о себе, мол, жалованье маленькое, трудно сводить концы с концами. Нет сомнения, что и он начнет жаловаться, плакаться на недостатки. Тогда вы и намекнете ему, что есть возможность за несложную работу получать солидное вознаграждение. Если вы заметите (в этом я и не сомневаюсь), что он склонен принять мое предложение, расскажите ему все и постарайтесь получить его согласие.
      После беседы с консулом прошла неделя. Были траурные дни по пророку. Я пошел на кладбище помолиться на могилах родных. Возвращаясь оттуда, я встретил шах-заде Абульфат-Мирзу. Погода была хорошая и, отправив фаэтоны, мы пошли пешком. Пока мы дошли до крытого базара, не менее сотни сеидов, дервишей, нищих преграждали нам дорогу и, протянув руки, просили милостыню. Это и помогло мне выполнить поручение консула.
      - Видят, что опрятно одеты, и думают, будто карманы наши битком набиты. Получаешь всего двадцать пять туманов, как ни затягивай потуже пояс, все равно не хватает.
      Видно, я попал не в бровь, а в глаз.
      - Не говорите! - ответил мне Абульфат-Мирза. - Вы думаете, если я шах-заде, я больше получаю? Всего пятьдесят туманов в месяц! Разве этого может хватить на семью? Все наше несчастье в том, что мы люди неумелые. Другие бы на нашем месте жили припеваючи и еще такие балы задавали, что чертям бы тошно стало!
      - А что мы можем сделать? Что можно сделать в консульстве? - наивно спросил я его.
      Шах-заде тихо ответил:
      - Если бы я знал, что вы доверяете мне, я помог бы вам без труда зарабатывать пятьсот туманов ежемесячно, и он заглянул мне в глаза.
      Только теперь меня осенило: я хотел завербовать его, а он - меня.
      - Если бы вы обещали мне это и в самом деле, я не остался бы у вас в долгу, - ответил я после недолгого раздумья. - Такую же сумму я мог бы предложить и вам. Я говорю это не для красного словца, это вполне реально.
      - Каким образом вы достанете такой заработок?
      - А как вы собираетесь обеспечить меня?
      - Не можете ли вы первый сказать мне?
      Сказать правду, я не решался говорить первым. Несколько раз мы повторили друг другу: "Сначала скажите вы, а потом я". "Нет вы". Наконец, шах-заде, наклонившись к моему уху, прошептал:
      - Если вы согласитесь помогать немецкому консульству, вы ежемесячно будете получать пятьсот туманов.
      - Это вы говорите от себя или имеете поручения от вашего консула? спросил я его.
      - Мне поручил это консул.
      - Если это так, я даю вам слово: из русского консульства вы будете получать столько же.
      Шах-заде в точности повторил мой вопрос:
      - Это ваше желание или поручение консула?
      - Поручение консула.
      Мы оба воскликнули одно и тоже:
      - Обязанности наши ясны!
      С этого дня началась наша тайная деятельность. Если бы Абульфат-Мирза не был русским шпионом, его арестовали бы вместе с другими сотрудниками германского консульства, - закончил свой рассказ Мирза-Алекбер-хан.
      - Какие у вас отношения с американским консульством?
      - Вначале я не был связан с ними. Фриксон давно получал от нашего консульства пятьсот туманов в месяц. Мне это было известно. За то, чтобы я молчал, он платил мне сто туманов. Впоследствии он потребовал, чтобы я выполнял его поручения. Я согласился.
      - За что Фриксон получает такую большую сумму?
      - Он выдает русскому консулу не только американские, но и французские, и английские секреты, которые добывает через сотрудников этих консульств. Как видите, все мы связаны одной веревочкой.
      - Есть у вас еще какие-нибудь связи?
      - Нет. Клянусь честью, нет!
      - Теперь вы должны дать обязательства.
      - Какое?
      - Возьмите ручку и пишите, что я буду диктовать!
      Он повиновался. Я велел ему написать следующее:
      "Я, Мирза-Алекбер-хан, этим письмом подтверждаю, что продавал германскому и американскому консульствам секретные документы. Обязуюсь делать это и впредь. Кроме того, обязуюсь все свои действия согласовывать с иранским Революционным комитетом, а также неизменно сообщать ему секреты царского и других консульств".
      Мирза-Алекбер-хан подписал обязательство и скрепил его своей печатью.
      Он умолял меня остаться обедать, но я не хотел ни минуты больше быть вместе с этим шпионом, а тем более есть с ним за одним столом.
      В ДОМЕ ФРИКСОНА
      К вечеру пошел снег. Он валил большими пушистыми хлопьями. На улицах никого не было. Взяв с собой Гасан-агу и Тутунчи-оглы, я направился в американское консульство.
      На мой стук дверь молниеносно раскрылась. Похоже было, что за ней кто-то стоял в ожидании нашего прихода.
      Несмотря на лютую стужу, Фриксон с непокрытой головой вышел мне навстречу.
      - В час ночи приезжайте за мной, - сказал я товарищам и отпустил их.
      После этого я пожал ему руку. Вдвоем мы прошли в гостиную и сели у круглого стола, уставленного напитками и закусками. Все было приготовлено, чтобы слуги не мешали нам. Сара-ханум принесла два стакана чаю, поздоровалась со мной и тут же вышла.
      Фриксон наполнил рюмки коньяком, поднял свою и сказал:
      - Я счастлив приветствовать вас у себя в доме. Я хочу пожелать вам здоровья и благополучия, - и он осушил рюмку.
      Я слегка пригубил коньяк, поставил рюмку на стол, и неторопливо помешивал ложечкой в стакане. Мы помолчали. Выпив третью рюмку, Фриксон с сожалением сказал:
      - Да, мисс Ганна, мисс Ганна... Бедная девушка запуталась. Мы никогда не ожидали от нее такого поступка, жаль, жаль...
      Я перебил его:
      - Что тут удивительного? Если так делают одни, почему же нельзя другим?
      Фриксон встрепенулся.
      - Сказать правду, я не могу понять значение ваших слов. И вчера на банкете вы на что-то намекали. Вы задали мне задачу со многими неизвестными.
      - Что поделаешь, пока вы своих секретов нам не раскроете, все наши разговоры будут носить характер намеков, недомолвок. По-моему, нам следовало бы познакомиться поближе, чтобы мы могли доверять друг другу, делиться всеми горестями и радостями. Не так ли?
      - Какие между нами могут быть секреты?
      - А разве их уже нет? Я не советую вам утаивать или отрицать то, что нам доподлинно известно. Этим вы лишь усложните положение, поставите себя под удар. Тогда не пеняйте на нас.
      - Не понимаю...
      - Если вы разрешите, я все объясню вам.
      - Прошу.
      - Хорошо. Но условимся - увертываться от прямых ответов вы не будете!
      - Даю слово.
      - Знаете ли вы Абульфат-Мирзу?
      - Да, знаю. Я с ним...
      - Распространяться не стоит. Вы его знаете - этого совершенно достаточно. Подробности ваших взаимоотношений нам и так хорошо известны.
      - Если вам все известно, что же я могу добавить?
      - А переводчика царского консульства Мирза-Алекпер-хана вы тоже знаете?
      - Да.
      - Вы получали от него по пятьсот туманов в месяц?
      Фриксон понял, что попал в капкан, и дрожащим голосом ответил:
      - Да, получал.
      - С немцами у вас были такие же взаимоотношения?
      - Да. Вы хотите погубить меня?
      - Боже упаси! Даже и не думайте ничего подобного! Наоборот, я хочу завести с вами теснейшую дружбу. Я и не мыслю лишать вас положения и чина. Вы не потеряете и денег, которые получали от русских и немцев и получаете по сегодняшний день. Возможно, благодаря нашей дружбе ваши доходы увеличатся. И это не исключено. Вы можете вполне верить мне.
      - Как мне благодарить вас?..
      - Прежде всего ответьте на один маленький вопросик. Скажите, какие у вас взаимоотношения с английским консульством?
      - Никто из его сотрудников ко мне не обращался. Но это не значит, что они не интересовались нашими секретами. По-моему, их любопытство удовлетворял сам консул, он частенько встречался со своим английским коллегой.
      - Теперь давайте решим, как быть с этой девушкой.
      - Какой девушкой?
      - Мисс Ганной.
      - А что вы имеете в виду?
      - Сообщали ли вам из русского консульства, что мисс Ганна являлась агентом немецкой разведки?
      - Стоит ли говорить об этой девочке? Она уехала в неизвестном направлении!
      - Я вас спрашиваю, сообщали ли вам о ней из царского консульства?
      - Да.
      - Вы писали о ней что-нибудь в Тегеран и Вашингтон?
      - Нет, пока никуда ничего не сообщал. Не до нее было. Правда, составили донесение, но не отправили.
      - А где это самое донесение?
      - В папке, хранящейся в моем письменном столе.
      - Принесите мне эту бумагу. Если с нее сняты копии для отправки в другие места, принесите и их. Если вы хоть слово кому-нибудь скажете о ней, я не обещаю, что вы не пострадаете.
      - Хорошо, хорошо, сейчас принесу и подлинник и копии.
      - Посидите. Я еще не кончил. Чтобы обеспечить будущее этой девочки, вы должны выдать на ее имя удостоверение.
      - Какое?
      - Пишите:
      "Мисс Ганна честно и безупречно работала в американском консульстве, все поручения выполняла быстро, аккуратно и показала себя преданной американкой. Оставила работу в консульстве по своему желанию".
      Когда Фриксон кончил писать, я продолжал:
      - Если, паче чаяния, мисс Ганна захочет, вы должны будете принять ее на работу и сотрудничать с ней. Я думаю, это вас не затруднит.
      - Конечно, я сделаю все, как вы скажете.
      - Нам остается решить последний вопрос. Вы должны выдать нам обязательство, примерно, такого содержания:
      "Я, старший секретарь американского консульства, Фриксон, обязуюсь сохранить свои связи с немецким и русским консульствами и в дальнейшем обо всех своих действиях ставить в известность Иранский Революционный комитет".
      Фриксон долго думал, принять или отвергнуть это требование. Подписать такое обязательство значило целиком и полностью отдать себя в наши руки, судьба его теперь зависела от нас. Но другого выхода у него не было. Он попал в расставленный нами капкан. После долгих раздумий он сказал:
      - Нельзя ли мне до завтра подумать?
      - Нет, сегодня с этим надо покончить. Другие вопросы, менее значительные, можно оставить на завтра-послезавтра.
      - А у вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?
      - Да, например, о сорока тысячах долларов.
      - Какие сорок тысяч долларов?
      - Которые вы получили для пропаганды в пользу Германии.
      - А что я должен делать с ними?
      - Сдать в кассу подпольного Революционного комитета.
      Фриксон снова погрузился в думы. Он был бледен, как полотно, руки его тряслись, а губы шевелились, шепча что-то невнятное. Покачав головой, он сказал:
      - Что я могу поделать? Мне остается согласиться на все ваши требования. Я должен буду оставить вас и пойти в свой рабочий кабинет, чтобы приготовить документы и деньги. Я попрошу Сару-ханум, она не даст вам скучать в мое отсутствие.
      Фриксон вышел. Через несколько минут в комнату вошла Сара-ханум в пестром шелковом платье, мягкими складками спадавшем до самого пола. Острый запах французских духов "Лориган" ударил мне в нос. Она была очень красива, эта американка иудейского происхождения. Несомненно, Фриксон прислал ее ко мне нарочно. Он рассчитывал, что ее чары заставят меня смягчиться, и я откажусь от сорока тысяч долларов.
      Она подошла ко мне и поднесла свою нежную ручку прямо к моим губам.
      - Эта рука долго искала вас, - кокетливо проворковала она. - Потом она придвинула почти вплотную ко мне кресло и села.
      - Чтобы дружить с людьми, их надо искать не руками, а чистым искренним сердцем, без всяких предвзятых намерений.
      - Я не могу забыть вас с тех пор, как увидела у мисс Ганны.
      - Очень жаль, что я причиняю беспокойство столь нежной и прелестной даме, как Сара-ханум, - галантно возразил я.
      - Все это время я думаю о вас, но, чтобы не обидеть девушку, которая вас любила, я не решалась искать встречи с вами. Наконец, банкет, данный консулом, явился удачным моментом для встречи с вами. Не будь этого банкета, мы, очевидно, не имели бы счастья видеть вас у себя. Я льщу себя надеждой, что теперь вы хоть изредка будете посещать нас и доставите мне удовольствие беседовать с вами.
      - Вы правы! Слушать вас - громадное удовольствие. Трудно придумать что-нибудь более приятное.
      Опустив длинные черные ресницы, она кокетливо возразила:
      - Слушать меня мало, надо еще выполнять то, о чем я говорю!
      - Торжественно обещаю это очаровательной Саре-ха-нум. Я исполню все ваши желания, все приказания.
      - Приказывать я вам не стану и не смею. Но умоляю вас, не откажите в моей просьбе.
      - Приказывайте - и я все сделаю. Неужели вы считаете меня таким некультурным? Я не допущу, чтобы женщина меня просила, а тем более умоляла.
      - Вы обещаете исполнить мою просьбу?
      - Дорогая Сара-ханум, я давно мечтал поближе познакомиться с вами и мистером Фриксоном. Благодарю создателя вселенной, теперь мы, надеюсь, будем дружить. Я самый счастливый человек сейчас. Беседовать с вами - о, эта честь не всякому доступна, и это не может не радовать меня.
      - Я тоже безмерно счастлива. От радости сердцу тесно в груди, оно бьется так часто, так сильно, я не в состоянии унять его. Боже, как волнуюсь...
      Сказав это, она взяла мою руку и приложила к своей груди. Действительно, ее сердце билось тревожно и часто. Но я прекрасно понимал, что не от любви, а от страха, порожденного возможностью потерять сорок тысяч долларов.
      - Сара-ханум! Возьмите себя в руки. Успокойтесь. Не сомневайтесь в моей неподдельной искренности, наша дружба может и будет продолжаться.
      Она опять взяла мою руку и крепко прижала к груди, так, что я почувствовал ее упругость и теплоту. Тихим ласковым голосом, отчеканивая каждое слово, она сказала:
      - Я еще раз прошу: дайте мне слово хоть одну мою просьбу выполнить непременно.
      Я прекрасно понимал, что она имеет в виду. Я не мог сразу резко отказать и старался намеками дать ей понять, что эту просьбу я выполнить не смогу. Я говорил:
      - Очаровательная Сара-ханум не должна сомневаться, что я готов выполнить все ее желания, поскольку они касаются меня лично. Но удовлетворить просьбу, затрагивающую общественные интересы, я, конечно, не смогу, это не в моих силах. Я уверен, что вы с вашей деликатностью не будете касаться подобных вопросов и не поставите меня в неловкое положение.
      - А я бы для любимого человека не пожалела не только своей жизни, я перевернула бы весь мир, - возразила она.
      В таком духе наш разговор продолжался еще довольно долго. Сара-ханум убедилась, что чары ее на меня не действуют и положительного ответа она от меня не добьется. С глубоким вздохом она проговорила:
      - Эх вы, мужчины, мужчины! - и взяв конфету, начала лениво ее жевать.
      Через некоторое время вернулся Фриксон. Увидев, что мы оба молчим, он сказал:
      - Очевидно, Сара-ханум не смогла вас как следует развлечь, - и уселся в кресло.
      Сара-ханум под предлогом подготовки к ужину вышла. Фриксон выполнил все мои требования. Положив документы передо мною, он трагическим голосом произнес:
      - Вручаю свою судьбу в ваши руки.
      - Если бы я хотел причинить вам зло, я не пришел бы сюда и не вступал бы с вами в переговоры. Я никогда не хотел делать вас несчастным. В Революционном комитете предлагали сурово наказать вас, но я убедил товарищей, что сначала надо побеседовать с вами и постараться прийти к соглашению
      В ответ Фриксон рассыпался в благодарностях:
      - Нет предела моей признательности вам. Как смогу я вам услужить? На всю жизнь я ваш должник.
      Через несколько минут вошел слуга и пригласил нас к столу.
      За ужином Фриксон и его жена опять начали просить меня отказаться от сорока тысяч долларов, но я стоял на своем.
      - Это не мое личное желание, таково решение Революционного комитета, твердил я
      Только мы кончили ужинать, постучали в дверь. Горничная доложила, что Тутунчи-оглы и Гасан-ага приехали за мной.
      Я поднялся, тепло попрощался с Сарой-ханум и с Фриксоном. Пожимая мне руку, он сказал:
      - Я надеюсь на вас!
      - Все зависит от вас самого. Пока вы не нарушите свои обещания можете быть уверены - мы свое слово сдержим.
      В коридоре Фриксон передал Гасан-аге сверток и обратился ко мне:
      - Уж не взыщите. Сара-ханум истратила тысячу долларов, и мне нечем доложить.
      ЕЩЕ ОДНА БЕСЕДА С САРДАР-РАШИДОМ
      Постепенно мы убедились, что Сардар-Рашид о своих взаимоотношениях с царским консульством информирует нас не совсем верно. Чаще всего он ограничивался краткими сообщениями: "Сегодня консул вызывал меня к себе". "Сегодня консул спросил: "Как поживает ваше превосходительство?" "Сегодня консул поздравил меня с праздником".
      Мы сравнивали его донесения со сведениями Мирза-Алекбер-хана, который аккуратно пересылал нам важнейшие документы, и каждый раз убеждались, что Сардар-Рашид верен себе и по-прежнему ведет двойную игру. Многие его сообщения оказывались ложными.
      Некоторые члены комитета предлагали сообщить в Тегеран центральному правительству о двурушнической политике Сардар-Рашида и переслать туда документы, которые попали в наши руки. Но я этому категорически воспротивился. Я знал, что в правительстве есть сторонники и англичан, и русских, и немцев. Все наши донесения немедленно стали бы известны английскому и русскому послам и таким образом они установили бы, что в Тавризе существует конспиративная политическая организация, о чем они до сих пор и не подозревали.
      * * *
      В Тавризе ожидали наследного принца. Сразу зашевелились притихшие было в последнее время представители реакционного духовенства. Они толпами ходили по улицам, выкрикивали в экстазе "Йа Сахибаззаман! Йа Сахибаззаман!" Готовилось какое-то новое наступление на народные массы. Не было никакого сомнения, что Сардар-Рашид в курсе дела. Возможно даже, ему принадлежала руководящая роль. Конечно, он скрывал от нас значение этой возни, и выспрашивать его было бесполезно. Ничего не могли мы узнать и через Махру-ханум. Последние дни она лежала в постели больная и даже не могла позвонить мне по телефону. Я решил позвонить Сардар-Рашиду и назначить с ним свидание, другого выхода не было.
      Сардар-Рашид был как будто рад моему звонку Он сказал, что собирается после завтрака ехать в Савудж-булаг и хотел бы перед отъездом повидаться со мной
      Я тут же поехал к нему. Меня провели в столовую. Его еще там не было. У стола сидела Махру Она передала мне большое письмо, но читать его сейчас было некогда, с минуты на минуту должен был войти Сардар-Рашид
      Не успел я положить конверт в карман, как он вошел и по привычке, появившейся в последнее время, заключил меня в объятия и поцеловал
      - Клянусь здоровьем Махру, этой ночью я видел вас во сне. Я очень беспокоился о вас, вы были больны. Хвала аллаху, что я вижу вас здоровым и цветущим. А вот я болен. Видите, глаз, - и он указал на повязку, закрывавшую половину лица.
      Он выказывал мне всевозможные знаки внимания, наговорил уйму комплиментов, изливался в самых теплых чувствах и кончил приглашением к чаю. Потом он обратился к Махру:
      - Сестренка, врачи предписали тебе не покидать постели. Пойди ляг и до моего возвращения из Савудж-булага не вставай. Не дай господь, тебе станет хуже, тогда горе нашему роду. Ведь в живых остались только ты да я.
      Махру, поняла, что он хотел остаться со мной наедине, и вышла. Несколько минут прошло в молчании. Мы пили чай. Наконец Сардар-Рашид начал:
      - Вчера вечером я хотел позвонить вам, но потом подумал, что беседу конспиративного характера вести по телефону не следует. Сказать правду, ночные выкрики "Йа Сахибаззаман!" стали меня нервировать. Господин консул вызывал меня к себе и поручил положить конец этим безобразиям, иначе могут быть неприятности.
      Несомненно, он хотел выпытать у меня, как я реагирую на эти события. Но я сказал лишь:
      - Да, и я слышал эти выкрики. Мое посещение его превосходительства связано именно с этой возней на улицах Тавриза. Хотел бы знать, чем вызвано это движение и какую оно преследует цель.
      Сардар-Рашид немного подумал, потом, подняв голову, озабоченно ответил:
      - Ума не приложу, кто этим занимается. Это не члены партии "Интизариюн". Все они отправились в паломничество к святым местам. По-моему, разъяснить нам могут все моллы и мучтеиды, движение носит, как вы видите, чисто религиозный характер. Вы ведь знаете, все эти моллы - изрядные плуты. Не успеешь им слова сказать, как они сейчас же прикажут закрыть магазины, лавки, базары, соберут всех в мечети и начнут вопить, что правительство святотатствует, наступает на религию, а чернь сразу готова забросать нас камнями. Не знаю, как быть, что предпринять? Проклятые ублюдки, каждый день выдумывают что-нибудь новое, а царский консул требует: "Уйми свой народ".
      Я понял, что он не хочет раскрывать мне тайну, а разными увертками старается успокоить меня. Я тоже прикинулся наивным, сделал вид, что ничего не понимаю и верю ему. Я надеялся, что из письма Махру узнаю правду. Поэтому я больше ни о чем его не спрашивал и сказал:
      - Его превосходительство должен держать связь с духовенством, чтобы узнать у них обо всем.
      После этого я хотел откланяться, но Сардар-Рашид удержал меня.
      - Турки ушли, но порядок в Савудж-булаге и Мяндабе еще не установлен, всюду царит неразбериха, население не признает правительства, - заговорил он. - Оно думает, что турки через несколько дней опять вернутся. Грабеж, убийства продолжаются.
      - Вы едете один? - спросил я.
      - Нет. Со мной едет назначенный в Савудж-булаг консул. Его сопровождают войсковые части. Дай бог ему здоровья! Он приложит усилия, чтобы водворить порядок и покой, ничего для этого не пожалеет.
      Все было ясно: царские войска должны были оккупировать Савудж-булаг. Сардар-Рашид добровольно сопровождал чужеземных захватчиков.
      Я снова хотел встать и уйти, но он сказал:
      - Садитесь. Я хочу поговорить с вами об одном очень важном деле - о Махру.
      - О Махру-ханум?
      - Да, она очень заботит меня. Теперь вы не посторонний мне человек, большие тайны роднят нас. Я хочу с вами говорить откровенно.
      - Прошу. Ваше превосходительство всегда можете быть откровенны со мной.
      - Вы не задумались, почему она заболела?
      - Коль скоро его превосходительство не поставил меня об этом в известность, я даже не знал о ее болезни.
      - Вот как обстоит дело. Девушка до сего времени ничего не говорила мне о вашем брате Асаде. Сказать правду, я замечал, что она увлечена им, и всегда предостерегал ее, не давал согласия на брак с ним. Я хотел выдать ее замуж за кого-нибудь из нашего круга. Не было случая, чтобы она возразила мне. Она мне не перечила. Несколько дней назад опять зашла речь об этом. И вдруг она заговорила: "Теперь уже поздно! Дело сделано!" Что греха таить! В состоянии аффекта я ударил ее. Конечно, я не должен был допускать этого. С того дня она захворала. Господин Абульгасан-бек, очень прошу вас, помогите мне.
      - Я готов сделать для вас все. Но я не понимаю, чем могу быть полезен?
      - Вы человек культурный, уважаемый всеми нами. Ага-Асад тоже парень хороший, застенчивый, воспитанный, благородный. Передайте ему мой привет и скажите, что я очень прошу его оставить нашу семью в покое. Пусть выберет себе невесту в другом месте. Как только найдет, я устрою ему свадьбу в два счета, все расходы беру на себя, как родной отец. Пусть он откажется от Махру. Поймите: нельзя игнорировать традиции, сложившиеся веками. Если простой купец женится на сестре губернатора, это может вызвать кривотолки в народе. Такое родство ляжет пятном на вашего брата, и он никогда ничем не сможет смыть его.
      Он умолк. Я давно знал, что он сам имел на Махру виды и ни за что не хотел отпускать ее из своего дома. Он не мог жить без нее. Я несколько раз обещал Махру вырвать ее из его цепких лап, но Революционный комитет считал, что еще некоторое время она должна жить у Сардар-Рашида, чтобы мы могли контролировать его действия. Несчастная женщина ради общего дела вынуждена была терпеть этого развратника, эту бесчестную тварь. В то же время брак Асада и Махру был уже совершен. Я не знал, что ответить Сардар-Рашиду и потому решил придраться к одной его фразе, смысл которой не совсем понял.
      - Мне непонятно, ваше превосходительство, что вы имели в виду, говоря о кривотолках в народе. Какие сомнения может вызвать женитьба молодого человека на любимой девушке?
      - В Иране испокон веков существует традиция, в силу которой девушка из аристократической семьи может выйти за простого человека лишь, скажу откровенно, в случае недозволенного, незаконного прелюбодеяния. Если какая-либо девушка будет обесчещена или забеременеет, не будучи замужем, родители вынуждены бывают выдать ее за простолюдина, чтобы замаскировать свой позор, или просто навязывают ее своему слуге, который ни сном, ни духом неповинен в ее позоре. Именно этого я и боюсь. Если Махру выйдет за Асада, ее заподозрят в бесчестии, об этом будут говорить по всему Тавризу. В результате мой авторитет среди населения будет сильно подорван, а на Ага-Асада ляжет несмываемое пятно позора. Скажите сами, так или нет?
      Я постарался его успокоить:
      - Ваше превосходительство сами знаете хорошо, что все можно уладить. К тому же свадьба Асада и Махру должна быть не сегодня и не завтра. Мне кажется, она ни в коем случае не повлияет на ваш авторитет. Вам не стоит заниматься столь незначительными делами. Перед нами большие и нелегкие задачи. Я верю, что наш договор о сотрудничестве ничем не может быть разрушен. Мы ограждаем вас от огромного несчастья. Каждый секретный документ, взятый в отдельности, представляет огромную опасность для вас, но мы щадим вас. Вы возглавили заговор против меня, хотели выдать меня Хелми-беку, хотели уничтожить меня его руками. Затея ваша позорно провалилась. Я мог бы свести с вами счеты. Мы имели и всегда имеем возможность отплатить вам. Но для счастья родины, я прощаю вашему превосходительству подобное коварство. Вы не можете сейчас расправиться со мной и моими друзьями. В ваших руках нет ни одного клочка бумаги, который мог бы свидетельствовать против нас. Мы спасли Тавриз от разгрома и разорения бандой Хелми-бека. Это делает нам честь. Мы спасли армян от погрома. Я полагаю, не найдется ни одного здравомыслящего человека, который бы не воздал нам должное за это...
      Сардар-Рашид прервал меня:
      - Ага, разве я не одобряю ваши действия? Разве я отрицаю ваши благодеяния в отношении меня?
      - Если это так, тогда вы должны быть искренны. Вы не должны подводить нас.
      - Уверяю вас, я до конца дней своих буду сотрудничать с вами, буду помогать вам. Но и вы в свою очередь должны помочь мне сохранить мое положение.
      На этом мы простились. Я сел в фаэтон. Как только мы завернули за угол, я достал письмо Махру и начал читать:
      "Дорогой друг!
      Мне стыдно писать вам обо всем, но я должна. Как жаль, что я не погибла вместе с матерью от руки отца этого изверга! Теперь меня мучает сын ее убийцы, дьявол в человеческом образе!
      Дорогой брат! Если бы не ваши поручения, я давно рассталась бы с жизнью. Ради нашего общего дела я терплю все, и каждый вечер до двух часов ночи наполняю его чарку. О! Как хотела бы я посыпать туда яду.
      Неделю назад он был вдребезги пьян. Завел речь об Асаде, а потом покушался на мою честь. Со всего размаху я бросила в него рюмку. Осколок попал ему в глаз. Чтобы в таком виде не показываться консулу, он уезжает в Савудж-булаг.