Тавриз туманный

      - Только бы ничего с тобой не случилось. Я этого не переживу! - и она заливалась слезами.
      События, сменяющие друг друга, как волны, закалили ее. Эта самоотверженная неустрашимая женщина встречала все трудности с исключительной стойкостью отважного солдата революции. Это была не та Нина, которую я когда-то встретил по дороге в Тавриз. Теперь часто не я ее, а она ободряла меня. Она стала подлинным источником моего вдохновения. Глядя на нее, я делался настойчивее, смелее.
      Случалось иногда, я принимал решение прекратить борьбу и уехать из Тавриза совсем. И тогда перед моими глазами, улыбаясь, вставали Махру и Нина. Мне казалось, они упрекают меня: "Что, брат, струсил? Предаешь революцию? Боишься за свою шкуру?" И я тотчас же отказывался от этого решения, оставался на своем посту.
      Отогнав от себя все эти мысли, я поднял голову. Взяв их руки в свои, я сказал:
      - Всеми нашими достижениями, всеми нашими успехами мы обязаны стойкости народных масс. В истории нашего революционного движения рядом с именами шестидесяти азербайджанцев, погибших на баррикадах, будут вписаны имена Зейнаб, Махру и Нины. Если бы я был поэтом, я слагал бы о вас стихи, поэмы и романы. Я был свидетелем подлинного героизма наших женщин. Порою в борьбе с врагом они оказывались решительнее и бесстрашнее мужчин, отважнее их. В дни защиты Тавриза я видел мужчин, содрогавшихся от собачьего лая, и женщин, равнодушно слушавших свист пуль, рев пушек и грохот разрывающихся гранат. Они ни под какой угрозой не покидали свои боевые позиции. Это было давно, но и сейчас передо мною стоит светлый образ Зейнаб, бросающей гранату. Своей отвагой и неустрашимостью она подстегивала мужчин в самые трудные минуты схватки.
      Махру заговорила снова:
      - Они погибли с честью. Вечная им слава! А те, кто остался в живых, смогут ли до конца пройти смело, не зная страха, не чувствуя усталости?
      - Махру, в тебя я верю, ты свою жизнь проживешь честно и еще немало сделаешь для народа.
      - Ох, нет у меня надежды на это, - вздохнула Махру. - Наследник престола должен приехать в Тавриз, Сардар-Рашид собирается в Тегеран. Все это усложняет и без того тяжелую мою жизнь. Брат мой, не верь словам этого лживого человека. Он обманывает тебя, усыпляет твою бдительность. Он собирается уехать в Тегеран. Если ему не удается продать вас в Тавризе, он это сделает там.
      - Большое тебе спасибо, Махру. Я тоже боюсь этого. Надо как следует обдумать, как предотвратить это. Будь бдительна. О всех мероприятиях и приготовлениях его сообщай мне немедленно. Ты с ним никуда не поедешь! День твоего спасения близок.
      Мы попрощались, и Махру уехала, успокоенная.
      * * *
      Царские дипломаты не сумели предотвратить приезда наследного принца в Тавриз. Теперь они решили столковаться с ним, сделать его своим помощником.
      Русский посол в Тегеране Эттер в своей телеграмме на имя министра иностранных дел России Сазонова писал:
      "Наследник едет в Тавриз. Его надо склонить к дружбе с Россией. Необходимо оказать ему всякие знаки внимания и почета. Кроме того, надо учесть, что расходы у него большие, а жалованье, назначенное ему тегеранским правительством, незначительное. Надо любыми способами оказать ему материальную помощь. Если в бюджете нет средств на это, надо будет выделить ему часть доходов, получаемых от русских подданных в Иране".
      Пока в Тавризе не было заметно никаких приготовлений к предстоящему приезду принца. Никто как будто не собирался устраивать ему встречу, подобную той, какая была организована, когда вступал в Тавриз Сардар-Рашид. Купцы и аристократы ожидали указания царского консула.
      * * *
      Утром того дня, когда принц въехал в Васминдж, на казармах, занятых русскими войсковыми частями, развевались русские и иранские государственные флаги, над входом висел портрет молодого наследника, украшенный живыми цветами. Два казачьих эскадрона с музыкой и флагами были направлены в Васминдж. Это означало, что русские доброжелательно относятся к его приезду. Простой народ густыми толпами валил к Васминджу навстречу принцу. Только, когда караван его приблизился к Тавризу, появились представители аристократии и духовенства. Список их был составлен царским консулом.
      Вдоль дороги выстроились русские воинские части, готовые отдать честь наследному принцу.
      Я, Нина и Махру на новеньком фаэтоне Мешади-Кязим-аги выехали на дорогу. Сардар-Рашид и русский консул были тут. Наконец, появилась открытая машина наследного принца, окруженная царскими казаками и многочисленными нищими. Когда он проезжал мимо нас, я уловил на лице принца неудовлетворенность. Видимо, он был недоволен тем, что его встречали лишь царские казаки, да голодные нищие. Поэтому русского консула и Сардар-Рашида он встретил довольно холодно.
      Убогая процессия медленно двинулась по улицам Тавриза.
      ПОСЛЕДНЯЯ АВАНТЮРА САРДАР-РАШИДА
      Сардар-Рашид сдал дела заместителю наследного принца Низамульмульку. Он больше не был правителем Азербайджана. Если даже у него и было желание получить какую-нибудь должность, можно было не сомневаться, что ни наследный принц, ни его заместитель на это не согласятся.
      Сардар-Рашид собирался покинуть Тавриз, но почему-то медлил. Я понимал, что напоследок он хочет сделать какую-нибудь пакость. Последние дни он все время вертелся в обществе высших царских чиновников и офицеров, приглашал их к себе, сам ходил к ним в гости. Он познакомился с полковником Березовским, они вместе обедали, выпивали. Это значило, что Сардар-Рашид плетет нити заговора против нас, хочет предать нас царской жандармерии.
      Первой своей жертвой он избрал Тутунчи-оглы. Сардар-Рашид хотел увезти Махру-ханум в Тегеран, но прекрасно понимал, что пока Асад жив, она никуда не поедет. Выдав его полковнику Березовскому, смещенный правитель надеялся одним выстрелом убить двух зайцев. Во-первых, по его расчетам, после ареста Тутунчи-оглы Махру не останется ничего другого, как уехать в Тегеран. Во-вторых, он был уверен, что после некоторого нажима Тутунчи-оглы раскроет тайны подпольного Революционного комитета.
      Поэтому во время обеда с Березовским Сардар-Рашид положил перед ним на стол письмо следующего содержания:
      "Господин полковник!
      Невзирая на то, что я больше не стою у кормила власти, все же, как и раньше, я остаюсь верным слугою его императорского величества. Если по сей день я не сумел выявить членов подпольного Революционного комитета, то в этом виновно царское консульство, которое не оказало мне надлежащей помощи. Тем не менее пользуясь услугами моих друзей, занятых разведкой, я раскрыл некоторые секреты подпольной организации. По сведениям, добытым мною, ее возглавляет некий Асад Тутунчи-оглы. Если вы прикажете арестовать его и подвергнуть пытке, он раскроет все тайны. В этом можете не сомневаться".
      Сардар-Рашид все еще надеялся, что за эту услугу царские власти помогут ему спастись. Он до сих пор не понимал, что на них нельзя полагаться, они, как из лимона, выжимают сок из своих жертв, а потом выбрасывают их в сорный ящик. Ни один агент работавший в пользу царского правительства, хорошо не кончал. Такая участь ждала и не в меру ретивого Сардар-Рашида.
      С первого дня приезда в Тавриз наследного принца, русский консул перестал замечать Сардар-Рашида, избегал его, хорошо зная, что принц терпеть его не может. Консул усиленно искал новых агентов в свите принца, а старые за ненадобностью были забыты. Такова участь всех предателей. Враг, пользующийся их услугами, не может их уважать. Пока они нужны, вокруг них создают видимость почета, но стоит агенту потерять свое значение, как вчерашние хозяева, выпивавшие с ним не один бокал вина, делают вид, что не знают его. Так получилось и с Сардар-Рашидом, предававшим за гроши свой народ.
      Полковник Березовский последовал совету Сардар-Рашида и подписал приказ об аресте Тутунчи-оглы. К счастью, я узнал об этом заблаговременно и, велев Асаду не показываться на улице, бросился искать Березовского. Я знал, что в последние дни он арестовал многих противников русской ориентации, но, получив тысячу туманов, освободил их. Об этом говорил весь Тавриз. Фамилия Березовского стала до некоторой степени символом алчности и продажности. Естественно, такой человек не мог вызвать к себе уважения, но ради спасения Тутунчи-оглы я решил встретиться с этим беззастенчивым взяточником. Я попросил Мешади-Кязим-агу разнюхать в городе, на что более всего падок полковник. Джавад, ведавший снабжением русского консульства, мог встретиться с ним в любое время, но вряд ли он сумел бы дать ему взятку. Тем не менее Мешади-Кязим-ага решил поговорить с Джавадом и вечером рассказывал мне:
      - Полковник успел в короткий срок так набить кошелек золотом, что теперь мечтает только о бравом коне обязательно белой масти.
      - Почему белой, а не другой?
      - Говорят, у него был красивый белый конь. Он захворал и околел. К тому же в его полку у всех офицеров кони белые.
      Несколько дней подряд я был занят только тем, что искал повсюду белого коня, притом упитанного, хорошей породы. Наконец, мне сказали, что у некоего Мешади-Гаджи с Кавказа, известного в Тавризе по имени аробщик-Гаджи и имевшего немалые боевые заслуги во времена Саттар-хана, есть конь, такой, какой мне нужен. Я послал за ним слугу и просил прийти в гости. Он тут же пришел и предложил мне своего коня в дар.
      - Я, - пошутил он, - делаю это от всей души, а не как тавризцы: коня ни за что не отдадут, а языком болтают без конца только из показной вежливости.
      Мы все расхохотались.
      На утро он прислал коня. Действительно, во всем Тавризе равного ему нельзя было сыскать. Я не сомневался, что жандарм клюнет на эту приманку.
      * * *
      На следующий день я получил письмо от полковника Березовского. Он приглашал меня к себе в одиннадцать часов. Я поехал на фаэтоне Мешади-Кязим-аги. Денщик сообщил ему о моем приезде, и он очень быстро принял меня. Войдя, я поздоровался, снял папаху и остановился в ожидании приглашения сесть.
      Березовский окинул меня любезным взглядом и вежливо сказал:
      - Очень извиняюсь, но вынужден просить вас немного подождать. Я должен принять одного иранского купца по очень важному делу. Я быстро кончу с ним, а потом внимательно выслушаю вас.
      Выходя из его кабинета, я слышал, как он позвал денщика и приказал пригласить к нему иранского купца. Что ответил денщик, я не расслышал, но только через несколько секунд сам Березовский вышел в коридор, взял меня под руку и ввел в кабинет.
      - Пойдемте, я вам очень рад, дорогой друг.
      Он снова начал благодарить меня за помощь его семье, потом заметил:
      - Мне известны ваши героические заслуги перед родиной и императорским правительством. Я знаю, как мужественно вы вели себя, когда турки временно оккупировали Тавриз. Но мне очень жаль, что ваш брат позорит ваше имя. Он состоит членом подпольной революционной организации, и военные власти вынуждены арестовать его.
      Я попросил разрешения закурить. Березовский протянул мне свой портсигар. Я поблагодарил за любезность, закурил свою папиросу и задал ему вопрос:
      - У вас есть соответствующие доказательства о предательстве моего брата?
      - Пока нет. Нам еще не удалось задержать его.
      - По-моему, данные надо иметь до ареста и на основании их принимать решение посадить человека за решетку. Вы должны были потребовать документы, веские доказательства у тех, кто оклеветал моего брата. Поверить голословному заявлению его врага и отдать приказ об аресте? Считает ли господин полковник удобным это? Конечно, вы меня простите, не мне вас учить!
      - Нет, документов у меня не имеется. Сведения о вашем брате сообщило мне такое лицо, у которого я неправомочен требовать документы и доказательства.
      - Откуда вам известно, что сообщение это не имеет под собой личной почвы?
      - А чем вы докажете, что оно вызвано личными мотивами?
      - Никто во всем Тавризе, кроме Сардар-Рашида, не мог сочинить такую мерзкую клевету на моего брата. И это потому, что мой брат мешает ему жениться на собственной сестре.
      При этих словах полковник вскочил с кресла, потом сел обратно.
      - Он хочет жениться на своей сестре?
      - В свое время она была замужем за командиром Апшеронского полка покойным Смирновым. После его смерти она долго переживала, потом немного успокоилась и полюбила моего брата. Но Сардар-Рашид чинит всевозможные препятствия их браку и заявляет, что без нее не может жить. Она его двоюродная сестра, но весь Тавриз считает их детьми одних родителей. Сейчас Сардар-Рашид хочет насильно увезти ее в Тегеран. Она же всей душой любит моего брата и не хочет расставаться с ним. Вот уже год она отвергает все наглые попытки Сардар-Рашида насильно овладеть ею. Прошу вас, потребуйте у него доказательства. Если он сможет доказать свою наглую клевету, я обещаю вам взять брата за руку и привести сюда. Господин консул очень хорошо знает меня и, насколько мне известно, верит мне. Надеюсь, и вы мне поверите.
      Березовский задумался. Он казался злым и раздраженным.
      - Да, я вам верю, - наконец, сказал он. - Сардар-Рашид нечестный и беспринципный человек. Он пользовался покровительством царского правительства и в то же время служил всем, кто ему платил. Этот человек враг царского правительства и считает это своей заслугой перед народом, но в то же время он враг своего народа и этим хочет заслужить ваше доверие. Такие изменники, как Сардар-Рашид, продают свое отечество оптом и в розницу. Они никому и никогда верными быть не могут. Им ничего не стоит оклеветать невинного.
      - Уверяю вас, господин полковник, я не осмелился бы беспокоить вас, если бы мой брат был в чем-нибудь замешан. Это все выдумки и ложь.
      - Я вам верю, но Сардар-Рашид ничего не должен знать о нашем разговоре.
      - Об этом можете не беспокоиться, а теперь разрешите спросить, по какому делу вы изволили пригласить меня?
      - В полку, где я имею честь служить, все лошади белой масти. У меня тоже был белый конь, к сожалению, он пал. Мне сказали, что у вас как раз есть такой конь. У вас существует такой обычай: нельзя просить в дар любимого коня и законную жену. Следуя этому правилу, я не должен был просить вашу лошадь, но соблазн слишком велик, я ничего не могу с собой поделать. Если вы не очень привязаны к этому коню, продайте его мне. Я буду вам бесконечно признателен.
      - У нас, мусульман, есть еще такой обычай: для хорошего друга ничего не жаль. С этой минуты конь ваш!
      Березовский от радости не мог усидеть на месте, подбежал ко мне, схватил меня за руку:
      - Я уверен, что мы в самом деле будем хорошими друзьями. Только, пожалуйста, скажите, сколько стоит конь?
      - Господин полковник, дареное не продают. Этого коня я получил в дар от моего закадычного друга, а я в свою очередь дарю его своему другу. Разрешите, я напишу записку и сейчас же пошлем за конем, - сказав это, я достал блокнот и написал:
      "С подателем этой записки пришлите моего белого коня.
      Абульгасан-бек".
      Я отдал листок денщику полковника. В это время Березовский тоже протянул мне свою записку:
      "Донесение о брате Абульгасан-бека не подтвердилось, а потому считаю его невиновным и не подлежащим аресту и взысканиям.
      П. Березовский".
      * * *
      Прогулки Тутунчи-оглы около дома Сардар-Рашида убедили последнего в том, что его мерзкая затея не увенчалась успехом. Но не желая признавать себя побежденным, он решил выдать Махру замуж за шурина эмира Ашаир Халхаского Мукеррамиссолтана. Этим он хотел заручиться помощью матерого шпиона, чтобы с его помощью выкарабкаться из трудного положения, в котором очутился. Но Мукеррамиссолтан, узнав, что Махру помолвлена с Асадом, отказался от брака. Тогда Сардар-Рашид позвонил мне и попросил назначить час встречи. Больше нечего было с ним церемониться, и я сердито ответил:
      - У меня нет времени!
      Видимо, он струсил, потому что больше не осмеливался мешать встречам Махру с Асадом. Они ежедневно говорили по телефону, катались на фаэтоне Мешади-Кязим-аги. Иногда Махру оставалась ночевать у Нины. Сардар-Рашида вполне удовлетворяло объяснение, что она у нас.
      Он по-прежнему собирался бежать в Тегеран. Несомненно, если бы он добрался туда, он погубил бы нас, сообщив все, что знал, русскому послу. Поэтому подпольный комитет решил казнить его, как провокатора, предателя и изменника родины, но только не в Тавризе. Уничтожить его здесь значило бросить вызов царскому, правительству, ибо консул мог счесть этот акт походом тавризцев на шпионов России. Это могло вызвать карательные меры против населения. Поэтому мы ожидали отъезда Сардар-Рашида. Дни и ночи наши товарищи дежурили у его дома. Две лошади все время стояли оседланными. В какую бы сторону он ни поехал, вооруженные всадники последовали бы за ним и привели бы приговор в исполнение, не допустив его даже близко к Тегерану.
      * * *
      15 апреля Джумшид, несший караул ночью, сообщил, что в одиннадцать часов вечера из дома Сардар-Рашида вышла неизвестная женщина и уехала. Я немедленно позвонил туда. К телефону подошла Махру.
      - Где Сардар-Рашид?
      - Его нет. Час тому назад он сказал, что поедет в русское консульство.
      - Говорят из вашего дома вышла женщина и, сев в фаэтон, уехала?
      - Ни сегодня, ни вчера у нас в доме никакой женщины не было.
      - Хорошенько осмотри весь дом. От вас вышла женщина в чадре и уехала в неизвестном направлении. Это точно. Жду у телефона.
      - Хорошо, сейчас проверю!
      Около пятнадцати минут я ждал ответа Махру. Наконец, она вернулась.
      - Этот изменник, предатель удрал, - взволнованно сказала она. - Он закутался в мою чадру и скрылся, захватив с собой английские и американские деньги. На столе негодяй оставил письмо. Пошлите фаэтон за мною, я привезу его вам.
      Я тут же отправил Асада на фаэтоне Мешади-Кязим-аги в дом Сардар-Рашида. Вскоре он вернулся вместе с Махру. Вот что писал подлый предатель:
      "Дорогая Махру!
      Никогда и ни при каких обстоятельствах не оставил бы я тебя на произвол судьбы и не уехал бы отсюда. Но меня окружили враги, и ты примкнула к ним. Заодно с ними ты готовишь мне гроб и стараешься меня уничтожить, поэтому оставаться в Тавризе я не могу. Я захватил с собою только немного денег. Все остальное завещаю тебе. За кого хочешь выходи замуж, но ни в коем случае не за этого грабителя. Ни его, ни его друзей я не оставлю в покое. Они лишили меня счастья, сана и положения, и я уничтожу их. Если хочешь счастья, не выходи за Асада. Учти, его ждет неминуемая гибель. В Тегеране я найду сторонников. Следи за домом и имуществом. Нукерам-ардебильцам не доверяйся! Скоро получишь от меня письмо, тогда решится и твоя судьба".
      Все было ясно: Сардар-Рашид удрал в Тегеран. Необходимо было срочно снарядить погоню. Я вызвал Джумшида и Фарамарза. Оба они могли с успехом выполнить приговор. На прощание я сказал им:
      - Если Сардар-Рашид успеет доехать до Тегерана, вы должны покончить с ним в самом городе!
      Лошади были оседланы. Все было готово. В половине первого они уже мчались по Тегеранской дороге.
      * * *
      Впервые за долгое время Махру легко и свободно вздохнула. Я никогда не видел ее такой оживленной и в то же время взвинченной. Вдруг она заплакала. Прижимаясь к Нине и всхлипывая, она говорила:
      - О боже, неужели я свободна?
      - Да, да, дорогая, верь этому. Сегодня кончились твои долголетние переживания, Махру-баджи! Ты сама освободила себя. Надеюсь, и впредь ты будешь активно бороться за счастье всех женщин, за свободу твоих сестер-соотечественниц.
      Махру никак не могла успокоиться. Даже когда умер ее муж Смирнов, которого она любила, и тогда, когда она впервые подвергалась оскорблениям Сардар-Рашида, она не плакала так. Весть о свободе словно прорвала плотину, и слезы хлынули рекой.
      Нина ни на секунду не отходила от Махру. Она гладила ее черные, как смоль, волосы и тоже тихо плакала. Тутунчи-оглы стоял рядом, задумчиво глядя на любимую.
      От этой картины щемило сердце. Я решил разрядить атмосферу.
      - Хочешь остаться в этом доме? - спросил я Махру.
      - Сегодня или вообще?
      - В будущем. Я говорю о твоем устройстве. Какие у тебя планы?
      - У Сардар-Рашида есть наследники. Претендовать на его имущество у меня нет прав.
      - Тогда ты должна быть готова ко всему.
      - Нет сомнения, что его наследники потребуют моего ухода из его дома.
      - Я хочу вот что тебе посоветовать: не позже завтрашнего дня рассчитай всех слуг и отпусти по домам. Если они останутся, ты ничего сделать не сумеешь. Ты поняла меня?
      - Да.
      - Сейчас же с Тахминой-ханум садитесь в фаэтон и поезжайте туда. Пока слуги там, Тахмина-ханум будет с тобой, потом решим, как быть дальше!
      САРДАР РАШИД ПРОДАЛ НАС
      За два часа до своего побега в Тегеран Сардар-Рашид записал полковнику Березовскому письмо.
      "Господин полковник!
      В своем первом письме, я вам сообщал об одном члене подпольного Революционного комитета, действующего против царского правительства. Если бы вы его своевременно арестовали, вы могли заставить его назвать всех членов этого комитета. Почему-то вы пошли на уступки одному из подпольщиков, Абульгасан-беку. Но я таким добрым не буду. В Тегеране я добьюсь приема у его превосходительства царского посла и расскажу ему обо всем. Со времени Саттар-хана Абульгасан-бек работает в революционной организации. Все манифестации, направленные против царского правительства, организованы им. Рафи-заде, Рза-бала были казнены по его приказу. Во всех консульствах у него есть шпионы. Он вовсе не купец, а профессиональный революционер. Это он, Абульгасан-бек, подослал людей, которые выкрали вещи Рахнума, представителя шейха Абуль-Азала. Это он, осквернитель мечетей, разоблачил самого шейха. Это его люди крадут и скрывают противников подпольной организации. Несколько лет назад он увез куда-то мою законную жену Ираиду, и с тех пор никто не знает, где она.
      Все это я пишу вам вкратце. Чтобы пересчитать все злодеяния Абульгасан-бека, нужно много времени. Я надеюсь, что пока я успею сообщить о нем и его организации в Тегеране, вы переловите их всех и накажете по заслугам. Если не примете меры, отвечать придется вам..."
      В таком духе было написано еще десять страниц. Получив это письмо, полковник Березовский вышел из себя. Он трясся от злости, не зная, как быть, что делать. Несколько минут он нервно шагал по комнате, потом упал в кресло, опустил голову на руки, задумался. Так сидел он довольно долго. Потом решительно выпрямился, подошел к телефонному аппарату и хотел звонить в штаб полка, чтобы приказать немедленно арестовать меня и Тутунчи-оглы.
      Несколько минут он держал трубку в руках, поднес ее к губам, но потом опустил, снова поднял и, наконец, решительно бросил на рычаг. Сколько мыслей пронеслось в его голове за эти несколько минут!
      Он хорошо знал, что царская жандармерия вот уже семь лет бьется, лезет из кожи вон, но обнаружить подпольный Революционный комитет не может. Если он раскроет эту организацию, то получит высокую награду от правительства, его повысят в чине...
      С другой стороны, он не мог забыть о моем благородстве, о том, как я заботился совершенно бескорыстно о его семье. Он взвешивал все за и против ареста меня и Тутунчи-оглы. Он знал, что я не только давал деньги, содержал его семью, но спас его жену и дочерей от позора, бесчестья и распутства, сохранил его честь и достоинство.
      Березовскому казалось, что голова его раскалывается на части. Сколько бы он ни думал, он не находил выхода из этого трудного и щекотливого положения. Воздержаться и не арестовать меня, значило не раскрыть подпольную организацию. Он мог потерять не только большое вознаграждение, но и свою должность, положение. Хорошо, если этим дело и кончится, а то его могут и наказать. Он ставил на чашу весов человеческую совесть и жандармские обязанности. Последние перетягивали. Он убеждал самого себя:
      "Могу ли я рисковать своим чином, своим положением, добытыми в течение всей своей жизни из-за какого-то восточного человека? Какой дурак хладнокровно может пройти мимо такого успеха?" Он опять взял трубку, но не нашел в себе смелости дать приказ, слова застряли у него в горле. Снова он сел на свое место и задумался.
      "Абульгасан-бек - сын Востока. Мы считаем их дикими и некультурными. И этот дикий азиат спасает европейскую семью, барахтавшуюся в тисках нужды. Спасает без всякой корысти. Тратит на эту семью тысячи. А как должен реагировать на это европеец? Как он должен поступить в таком случае? Чем он должен его отблагодарить? Арестовать его? Смогу ли я потом смотреть ему в глаза? Смогу ли считать себя человеком после такого предательства? Не будет ли совесть мучить меня всю жизнь?"
      Он вспомнил свои слова, сказанные мне при первой встрече: "Я хотел бы жить столько, чтобы суметь отплатить вам за все ваши благодеяния, за вашу человечность!"
      Березовский застыл в кресле. Потом медленно достал из кармана часы (было двадцать минут первого), так же медленно положил их обратно и решительным движением снял телефонную трубку.
      - Абульгасан-бек дома? Это вы? Говорит полковник Березовский. Сейчас же приезжайте ко мне, нам нужно поговорить по очень важному и неотложному делу. Скорее! - и со вздохом облегчения он положил трубку.
      * *
      Я немедленно отправился к Березовскому. О моей поездке знали только Мешади-Кязим-ага и товарищ Алекпер. Когда зазвонил телефон, мы сидели втроем, мирно беседуя. По дороге я заехал к Аршаку, рассказал ему об экстренном вызове Березовского и просил на всякий случай быть готовым.
      Не успел я войти в дом, как почувствовал, что обстановка накалена до предела. Когда Березовский пожал мне руку, я заметил, что он трясется, как в ознобе. Его деланный смех и нервный разговор показывали, что он почти в невменяемом состоянии.
      Стараясь сохранить хладнокровие, я поздоровался и сел в кресло, как ни в чем не бывало. Я догадывался, в чем дело. Полковник стал ходить по комнате, иногда задумчиво поглядывая на меня, как на жертву, попавшую в капкан. Очевидно, он думал о том, какую выгоду будет иметь, если не арестует меня.
      Наконец, он грузно опустился в кресло, протянул мне свой портсигар. Я закурил. Он тоже взял папиросу, затянулся и выпустил изо рта густой дым. После этого многозначительно, с пафосом заговорил:
      - Произошел курьезный случай, уважаемый господин! В течение ряда лет мы прилагаем все усилия, чтобы раскрыть нелегальную организацию, работающую против правительства его императорского величества, найти ее руководителя, а оказывается, мы не только знаем его, но даже дружим с ним. Я от души жалею, что наша дружба, только недавно начавшаяся, ни мне, ни вам ничего не дала и оборвалась так неожиданно. По сведениям, полученным мною из очень достоверных источников, человек который все время выдавал себя за друга императорского правительства, систематически подрывал его авторитет в влияние, руководил подпольной революционной организацией, был ее душой. Я сидел лицом к лицу с лидером революционного движения, имеющего семилетнюю давность, не знал ничего об этом. Выходит, я шел против своих убеждений, против своих обязанностей, в честном выполнении которых клялся. Конечно, что и говорить, вы настоящий джентльмен. Вы благородно и великодушно отнеслись к моей семье и ко мне лично. Но в то же время вы, оказывается, непримиримый враг нашего правительства, режима, которому я служу. Враг вы сильный, умелый и отважный. Я знаю совершенно точно, что именно вы, а не кто-нибудь другой организуете террористические акты. Людей, пытавшихся выдать вас и вашу организацию, вы уничтожали. Это вы составляете воззвания, прокламации, листовки, направленные против нашего правительства и его политики на Востоке. Вы увозите чужих жен и держите их по сей день неизвестно где. В Тавризе нет ни одного консульства, в котором вы не имели бы своих шпионов. Через них вы получаете нужные вам сведения. Вы, оказывается, были самым близким другом Саттар-хана, его доверенным лицом. И это вы, культурный, добрый, чуткий человек, защитник обездоленных. Надо честно сказать, вы исключительно благородно относитесь к женщинам. Я никак не могу примирить все эти качества с вашей деятельностью революционера-подпольщика. Теперь скажите, как должен поступить царский офицер, скажу откровенно, специально присланный для раскрытия этой организации?
      Мне было совершенно ясно, что эти сведения жандармскому полковнику мог дать только Сардар-Рашид. "Вы увозите чужих жен" - это относилось к Ираиде. Сардар-Рашид всегда считал меня виновником ее исчезновения. В то же время я знал, что у Сардар-Рашида не было никаких доказательств, даже клочка бумаги. Я всегда был осторожен в делах, тем более с Сардар-Рашидом. Несмотря на это, его донос мог иметь пагубные последствия для нас. Конечно, Березовский мог меня арестовать. Даже если бы ему не удалось доказать мою вину, я лишился бы возможности свободно ходить по городу. Меня могли выслать в Россию, то есть обречь на гибель. Нину, несомненно, уволили бы из консульства, возможно, и ее бы арестовали. Все близкие мне люди не миновали бы нашей участи: одних уничтожили бы, других выслали бы в глухую сибирскую тайгу.
      "Только не пугаться. Струсить, значит потерять все", - подумал я и задал полковнику вопрос:
      - Я понимаю, что вас так информировали, но меня интересует, верите ли вы этой версии? Мог ли один человек совершить все то, что вы перечислили? Да для этого надо быть виртуозом. Есть ли у вас документы, вещественные доказательства, способные изобличить меня? Говорить мало, надо доказать, не так ли?
      - Я не думаю ни о каких-либо документах, ни о правдоподобности полученных мною сведений. Не это важно, а то, что донос может иметь тяжелые последствия и для вас, а для меня, независимо от того - верен он или нет. Если бы подобные сведения доставил рядовой жандарм, можно было бы легко предотвратить опасность, бросив его письмо в сорный ящик. Но учтите, все это сообщил не какой-нибудь агент, с ним тоже можно было бы не считаться. Все несчастье в том, что эти сведения я получил от государственного деятеля. Через несколько дней он в Тегеране добьется моей и вашей казни. И будет иметь на это полное основание, ибо я пошел вам на уступки по поводу вашего брата и, таким образом, совершил огромное должностное преступление. Такие вещи не прощаются. Надеюсь, вы хорошо знаете Сардар-Рашида?