Тавриз туманный

      - Что потерять?
      - Больше всего я боюсь потерять тебя! - сказав это, Нина горько заплакала.
      До этой минуты я никогда не видел ее в таком состоянии. В самые тяжелые дни, когда опасность стучалась к нам в дверь, Нина не теряла присутствия духа.
      - Ты что-нибудь узнала? Что случилось?
      - Разве мало случилось за последние дни?
      - Не волнуйся, дорогая! Все эти события нас не касаются, в нашей жизни ничего не изменится.
      - Сардар-Рашид сейчас самый влиятельный человек, - продолжала она, и слезы дрожали в ее голосе. - Он тебя ненавидит и при первой же возможности постарается убить. Что тогда со мной будет?
      - Будем надеяться, что такая возможность никогда не представится ему.
      - Ты наивный человек. Сардар-Рашиду сегодня ничего не стоит привести в исполнение его давние замыслы.
      - Поверь, Нина, мы не такие слабые, как тебе кажется. Да и Сардар-Рашид не так уж силен. Не обращай внимания на пустые разговоры, что ведутся в консульстве.
      - Мы должны были покинуть Тавриз, когда не стало Саттар-хана, но ты меня не послушался. Ну, скажи, почему мы тогда не уехали? - упрямо твердила она свое.
      - Ты же знаешь, для меня главное в жизни - борьба за счастье, за свободу угнетенного и обездоленного народа.
      - Да, да. А ты слышал, что замышляет Сардар-Рашид?
      - Да, Нина! Но ему не удастся даже волосок тронуть на твоей голове. Уверяю тебя, он своей цели не добьется.
      Видимо, Махру рассказала Нине о замыслах Сардар-Рашида, поэтому она была так встревожена и расстроена. Мы оба понимали, что Сардар-Рашид сможет осуществить свои гнусные планы только в том случае, если турки победят и посадят всех демократов, в том числе и меня за решетку.
      Мне хотелось рассеять тревожные думы Нины, успокоить ее.
      - Я знаю, о чем ты думаешь. Не беспокойся, дорогая. Наши враги мечтают захватить Тавриз, но неизвестно, что у них получится. Будущее покрыто мраком. Самый искушенный дипломат не может в точности определить ход событий. Мы ведем борьбу. Сегодня фортуна улыбается им, а завтра непременно улыбнется нам. Надо только иметь крепкие нервы и не терять голову. Склоняется перед судьбой тот, кто поддается панике. Пусть не пугает тебя сегодняшний успех Сардар-Рашида. Он недолговечен, как мыльный пузырь. Всего несколько дней назад он сам бежал из Тавриза, теперь его вернули, но неизвестно еще, сумеет ли он надолго удержать власть.
      Кажется, Нина немного успокоилась. Слезы высохли, глаза мягко светились. Она вышла в свою комнату, чтобы привести себя в порядок, а я задумался над тем, как лучше организовать оборону города. Несмотря на все ободряющие слова, которые я только что говорил Нине, на душе у меня было тревожно. Времени у нас было в обрез. Сражение под Савудж-булагом долго продолжаться не могло.
      ПАНИКА
      Весь город был объят ужасом. Кучки встревоженных горожан, шепотом рассказывавших друг другу о зверствах и жестокостях турок, все время собирались на улицах.
      Многие состоятельные семьи покинули Тавриз. С каждым днем беженцев становилось все больше. В автомобилях, на фаэтонах и даже арбах, нагруженных до отказа, они ехали в Джульфу, а оттуда дальше - в Россию.
      Караваны опасались выходить на дороги, прекратился подвоз продовольствия. Купцы, старались припрятать продукты, запечатали закрома. Русские подданные, до сих пор под покровительством царского правительства занимавшиеся торговлей, закрывали свои лавки, а то и вовсе уезжали, уходили из города. Цены на рынках поднялись неимоверно высоко, населению грозил голод.
      Революционный комитет, занятый организацией обороны, вынужден был принять срочные меры, чтобы предотвратить продовольственный кризис. Вместе с товарищем Алекпером я убеждал немногих купцов, состоявших в партии, не впадать в панику и продолжать торговлю. С большим трудом нам удалось уговорить их. Все отказывались, ссылаясь на то, что наш ближайший друг Мешади-Кязим-ага тоже закрыл свою контору. Необходимо было в первую очередь уломать упрямого старика. Последние дни он сидел дома, уныло глядя в одну точку, словно справлял траур по близкому родственнику.
      Я отлично понимал, о чем он горюет: он опасался разгрома своих амбаров, доверху набитых товарами. Я решил поговорить с ним.
      - Что вы так пригорюнились, ага?
      - Да так... сам не знаю...
      - Что значит "так"? Не без причины же вы расстроились? О чем вы думаете?
      - Я ведь революционер, как же не задумываться? Можно ли быть спокойным в такое тяжелое время?
      - Поклянитесь, что вас беспокоят только судьбы революции.
      - Вот это да! Если мы не будем верить своим товарищам по оружию, кому же можно доверять?
      - Я вам верю, а вы мне?
      - Клянусь торжеством революции, вам верю, как самому себе.
      - Если так, выслушайте меня и успокойтесь: даже в случае вторжения турок в Тавриз вы не потеряете ни гроша!
      Мешади-Кязим-ага почесал концом своего чубука затылок и многозначительно посмотрел на меня.
      - Что ж, охотно поверил бы этому, но...
      - Клянусь жизнью ваших сыновей, я говорю серьезно, а не просто ради того, чтобы уговорить вас.
      - Да здравствует революция! Все мое состояние я готов отдать вам и Нине-баджи. А их вы видели?
      - Кого это их?
      - Ну их... да...
      - У них нет имен, что ли?
      Мешади-Кязим-ага посмотрел на меня, потом на товарища Алекпера. Я понял, что он хотел говорить со мной наедине.
      - Ничего, ничего, от товарища Алекпера у меня нет тайн.
      Мешади-Кязим-ага помялся еще немного, но в конце концов заговорил:
      - Женщина, которая живет в армянском квартале со своими дочерьми... Они решили уехать. Не знаю как быть?
      - Откуда вы это узнали?
      - Вчера она прислала мне письмо.
      - И что же вы ответили?
      - Ничего, хотел потолковать с вами.
      - Ну, ладно. Через час я буду недалеко от них на совещании, потом зайду и к ним, узнаю, что с ними, что их тревожит. А вы, Мешади-Кязим-ага, не бойтесь. Идите и открывайте свою контору.
      - А что мне там делать?
      - Мои советы когда-нибудь приносили вам вред?
      - Нет. Да сохранит вас бог для революции!
      - Сейчас время такое, что покупателей не будет.
      - Где уж там покупатели! Все только продают, да как? За бесценок готовы все отдать, лишь бы избавиться.
      - Почему же ты не покупаешь?
      - А к чему мне накапливать товары? Если бы от этого была выгода, люди не продавали бы.
      - Русские подданные тоже продают?
      - Да не только они. И американцы, и англичане, и французы. Каждый спешит сбыть с рук все, что у него есть, но только за наличные деньги.
      - А у вас нет наличных?
      Мешади-Кязим-ага помешкал немного, посмотрел по сторонам, ерзая на стуле, потом все-таки ответил:
      - Почему же нет, с помощью революции пять-шесть тысяч туманов у меня найдется.
      - Вот и покупайте все, что вам предлагают. Не бойтесь. Тавриз не будет разграблен. Не бывать этому.
      - Что ж, сделаю, как вы советуете.
      С этими словами Мешади-Кязим-ага ушел. Я велел запрягать фаэтон и поехал в армянскую часть города. До совещания у меня было немного свободного времени, и я приказал кучеру остановиться у дома Тимуряна.
      * * *
      Елену Константиновну с дочерьми я застал сидящими на узлах. У них был такой вид будто они уже давно готовы в дорогу, но кого-то ждут. Поздоровавшись, я сел на единственный свободный стул.
      Увидев меня, Ксения расплакалась то ли от горя, то ли от радости, вызванной моим появлением.
      - Куда это вы собрались?
      Все молчали. Через минуту заговорила Елена Константиновна.
      - Мы причинили вам столько хлопот. Вы сделали всё, чтобы скрасить нашу жизнь, но, видно, если счастье отвернулось от человека, умилостивить его нельзя. Только-только стали мы приходить в себя, отдохнули от горя, обогрелись. Мы обучали русскому языку восемь армянских детей. На двадцать туманов можно жить безбедно. Я купила швейную машину, собиралась портняжничать. Но злой рок не оставляет нас в покое. Надо же было туркам наступать на Тавриз! Все покидают город и мы решили уехать, пока не поздно. Да не можем достать лошадей, денег нет.
      Она умолкла. Пока она говорила, я успел разглядеть ее и девушек. Мать выглядела усталой, Ксения, перестав плакать, прятала глаза, словно хотела скрыть свои мысли, Сильва безучастно стояла в стороне. У меня мелькнула мысль дать им немного денег, найти фаэтон или телегу и отправить их в Джульфу, но потом я подумал: "Куда денутся эти три беспомощные женщины в лютый мороз? Куда они поедут, к кому? Ведь у них здесь никого нет".
      - Не вижу никакой необходимости в вашем отъезде, - решительно сказал я. - Распаковывайте веши и живите по-прежнему. Никто вас не тронет. Вы не одни, по соседству сотни таких, как вы. Не волнуйтесь, я о вас позабочусь, все, что надо, будет сделано. Но, может быть, люди, которым я вас поручил, невнимательны к вам, скажите откровенно, я приму меры.
      Теперь ответила Ксения. Она уже успокоилась и овладела собою.
      - Нет, они внимательны даже больше, чем нужно. Но нам очень неприятно, что за бесконечные услуги, мы ничем не можем отплатить.
      Я укоризненно покачал головой.
      - Никто не ждет от вас отплаты. Я помогаю вам не по обязанности, а потому, что так велит мне моя совесть. Мне надо идти, а вы располагайтесь тут, как раньше, в ближайшие дни я навещу вас.
      Удостоверившись, что они начали распаковывать свои скромные пожитки, я попрощался.
      ВОЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ ГАДЖИ-САМЕД-ХАНА
      Мобилизация, которой руководил Гаджи-Самед-хан, проходила довольно успешно. Многие ханы и вожди племен с отрядами вооруженных всадников уже прибыли в Марагу, другие были в пути. Со всех сторон - Ардебиля, Сераба, Гярмуруда, Оджана, Аббаса и Чардовлу - спешили они на призыв Гаджи-Самед-хана. Всего под его знамена собралось около тысячи русских пехотинцев и десять тысяч иранских всадников. Силы врага, сосредоточенные в Савудж-булаге, были значительно меньше.
      Гаджи-Самед-хану не терпелось вступить с ними в бой, он мечтал одержать победу, от которой зависела его судьба. Кроме того, он боялся, что турки, узнав о многочисленности его войска, вызовут подкрепление. Поэтому он решил начать военные действия, не дожидаясь прибытия отряда шахсеванского и карадагского ханов.
      Обо всем этом сообщал нам Тутунчи-оглы. Дальше он писал:
      "Жители Савуджбулага не верят в победу турок. Однако, не желая оставаться на поле боя, они целыми караванами покидают город. Здесь не найдешь ни одного купца, ни одного более или менее состоятельного человека. Лишь бедняки сидят взаперти в своих жалких домишках.
      По слухам, Гаджи-Мирза-ага и Кербалай-Гусейн Фишенкчи возлагают большие надежды на Тавриз. Они уверены, что, как только их отряды появятся на подступах к городу, население восстанет против русских.
      Они неизменно повторяют это в своих обращениях к иранским муджахидам. В одном из них они писали:
      "Муджахиды Ирана! Сомкните свои ряды, день победы не за горами. Население Тавриза с нетерпением ждет вас. С оружием в руках горожане готовы вместе с вами подняться на защиту Родины от царской оккупации".
      Однако отклика эти призывы не имеют, и руководители в тревоге. Насколько мне известно, из Тавриза им тоже ничего обнадеживающего не сообщают. Сегодня Гаджи-Мирза-ага Биллури отправил гонца с письмом в Тавриз. Я посылаю своего человека, который будет следить за ним и сообщит вам, кому было адресовано письмо Биллури".
      Так мы узнали, что Гаджи-Мирза-ага и Кербалай-Гусейн Фишенкчи писали еще демократам, таким же, как они, авантюристам, принимавшим участие в революции в поисках личной выгоды. Некоторые письма были адресованы явным реакционерам. Не показывая вида, что мы знаем о предательстве друзей Биллури, мы приняли меры, чтобы обезвредить их. В дружины, составленными ими, вошли преданные революции товарищи. Если турки подойдут к городу, эти командиры останутся без солдат, и никакой помощи Гаджи-Мирза-аге оказать не смогут. Ни на минуту не прекращали мы разъяснительной работы среди населения. Мы были уверены, что Тавриз даст врагу должный отпор.
      Возвращаясь вечером из консульства, Нина рассказывала, что там началась паника. Консул был в курсе дел на фронте, но они мало огорчали его. Больше всего он боялся, как бы городское население не расправилось с ним раньше, чем подойдут турки, и начал потихоньку готовиться к эвакуации. Секретные документы были упакованы и подготовлены к отправке, как только враг приблизится к городу. Несколько связок с бумагами было перенесено в дом консульского переводчика Мирза-Алекпер-хана.
      Вскоре пришло известие с фронта, что сражение началось, а немного спустя разнесся слух, что Гаджи-Самед-хан потерпел поражение. Позже стали известны подробности.
      Командир турецкого отряда Хелми-бек, принимая во внимание малочисленность своих бойцов, решил отойти от Савудж-булага. Не успел он приступить к эвакуации, как Гаджи-Самед-хан перешел в наступление. Хелми-бек выслал ему навстречу небольшой заслон из четырехсот конников, которые заняли все проходы в горах, а основному отряду дал приказ отойти от города. Войска Гаджи-Самед-хана, перешедшие в наступление, были разбиты на три группы. Частями, шедшими в центре, командовал Гочали-хан Мувффишуддовле, гатырчи* и наиб**. Во главе отрядов на правом фланге был поставлен ферраш-баши*** Гаджи-Самед-хана Сеид-Гасан-хан Салари. Левым руководил Гаджи-Исмаил Амири-Туман.
      ______________ * Гатырчи - начальник шахской конюшни мулов. ** Наиб - командующий гвардии. *** Ферраш-баши - начальник милиции.
      С первых же минут впереди оказался Гочали-хан Муваффишуддовле. Он быстро форсировал реку Татау и вот-вот должен был взять город, но внезапно из-за укрытия навстречу ему выскочили конники Хелми-бека и подвергли его солдат интенсивному обстрелу. Не обращая внимания на пули, свистевшие вокруг него, Гочали-хан с обнаженной саблей скакал вперед, что-то бешено крича. Вдруг он умолк и свалился с лошади. В отряде началось замешательство, но уже через минуту, спасая положение, русский офицер, кандидат на должность савудж-булагского консула, со своими конниками перешел в наступление. Не успел он доскакать до первых рядов турок, как скошенный пулей, упал с коня. Отряд его обратился в бегство. Началась паника. Чардовские всадники отказались идти в наступление на Савудж-булаг. Их деревни находились неподалеку от города, и они, боясь мести савудж-булагцев, присоединились к туркам, оголив центр фронта Гаджи-Самед-хана. Части, оставшиеся в резерве, решили, что враг прорвал фронт и, бросив все снаряжение - снаряды, пушки, винтовки - в беспорядке бежали.
      Отряды Сеид-Гаджи-хана, находившиеся на правом фланге были окружены турецкой конницей. Увидев это, Гаджи-Исмаил-хан приказал шахсеванским всадникам, дошедшим почти до города, повернуть обратно и идти на выручку окруженным.
      Хелми-бек, понимая, что войска Гаджи-Самед-хана уже не смогут оправиться, снова вошел в Савудж-булаг и, оставив там несколько сот аскеров, начал преследовать отряды азербайджанских ханов, пустившихся в бегство.
      * * *
      Отступление продолжалось несколько дней. На всем пути от Савудж-булага до Минбара шахсеванская и халхалская конница не оставила ни одного города, ни одной деревни. Все было сожжено и разгромлено. Что не успели разорить свои, добивали турки. Дороги были усеяны трупами.
      Тутунчи-оглы писал, что "освободители" отбирали у населения последнюю рубашку, последнюю корку хлеба.
      В связи с этими событиями в Тавризе было тревожно. Как ни старался русский консул скрыть позорное поражение Гаджи-Самед-хана, горожане узнали об этом. Беспокойство усиливалось еще от того, что русские военные втайне эвакуировались. Было совершенно ясно, что собрать новое войско для отпора туркам невозможно. А Гаджи-Самед-хан продолжал уверять, что еще не все потеряно. Он писал консулу:
      "Господин генерал!
      Чтобы зря не губить силы, вверенные мне, я сознательно отказался дать сражение под Савуджбулагом. Готовлю большое наступление под Марагой, где на большом поле легче будет разгромить врага".
      Однако его бравада никого не могла обмануть. О подлинном положении вещей в Мараге писал Тутунчи-оглы:
      "Гаджи-Самед-хан с горсткой людей обосновался в Мараге и собирался остановить наступление Хелми-бека, отряд которого состоит из разного сброда и не располагает достаточным количеством военного снаряжения. Гаджи-Самед-хан мог бы победить его при условии, если бы сумел собрать воедино свои разрозненные силы и, главное, если бы население поддерживало его. Но произошло обратное. Марагинцы, боясь турок, решили сдать город без боя.
      В прошлую ночь они нарочно подняли панику, чтобы напугать Гаджи-Самед-хана и заставить его бежать. Они подожгли стога сена, сложенные на окраине, и стали кричать: "Турки ворвались в город!" Началась невообразимая суматоха. Проснувшись от шума и криков, военачальник Гаджи-Самед-хана, сев на неоседланных коней, ускакал чуть ли не в одном белье, хотя ночь была морозная. Артиллеристы оставили заряженными свои пушки и разбежались кто куда. Многие, удирая, бросали винтовки, чтобы в них не узнали сарбазов. С Гаджи-Самед-ханом осталось всего несколько верных ему слуг. Он был до того напуган, что даже деньги не успел забрать с собой. Целый мешок русских ассигнаций, выданных ему на снаряжение армии, все ценности, награбленные за шесть лет губернаторства, - все бросил он, а сам бежал без оглядки.
      Утром в Марагу вторглась конница врага. Пока командиров в городе еще нет, прибыли только Гаджи-Мирза-ага Биллури и Кербалай-Гусейн Фишенкчи. Аскеры грабят дом Гаджи-Самед-хана, взорван тайный склад оружия и боеприпасов.
      Несмотря на то, что марагинцы сдали свой город без боя, враги громят все дома подряд, убивают ни в чем неповинных людей. Сейчас им не до наступления. Дня два-три они будут заняты дележом награбленного, а потом двинутся на Тавриз. Уже сейчас они без конца повторяют: "Тавриз город богатый!" "Будьте готовы к встрече!"
      Лишь один человек в Тавризе не разделял общей тревоги, а наоборот, радовался и ликовал при известии о поражении Гаджи-Самед-хана. Это был его преемник Сардар-Рашид. День, когда войска его соперника были разбиты, стал для него настоящим праздником. Конечно, после такого позорного поражения, Гаджи-Самед-хану в Тавризе нечего делать. Теперь Сардар-Рашид может спокойно править, может безраздельно властвовать и грабить население. Было от чего прийти в восторг!
      ЦАРСКИЙ КОНСУЛ ПОКИДАЕТ ТАВРИЗ
      Бежав из Мараги, Гаджи-Самед-хан прискакал в Тавриз. После такого позорного разгрома ему было стыдно показаться на глаза хозяину, и в консульстве он остановиться не решился. Поэтому он поехал прямо к своему старому другу Гаджи-Мехти-аге Кузакунани*. Не успел он пробыть там и нескольких часов, как консул узнав о его приезде, вызвал его к себе. Как следует отругав, он предложил ему немедленно выехать в Россию.
      ______________ * Кузакунани - мастер по обжигу кувшинов, был близок к Саттар-хану, но одновременно поддерживал хорошие отношения с консулом и Гаджи-Самед-ханом.
      Сам консул тоже собирался покинуть город. Его задерживало только то, что необходимо было надежно спрятать секретный архив. Вывезти его не было возможности, так как все дороги из Тавриза находились под контролем турок. Как только все документы были размещены у переводчиков консульства Мирза-Фатулла-хана и Мирза-Алекпер-хана, консул начал собираться в путь. Оставаться в городе он не хотел, несмотря на то, что там было около тысячи русских солдат. Уж слишком свежи были в памяти события 1911 года. Он боялся, что если к городу подойдут турки, население может откликнуться на их призыв и восстать.
      Ночью он вызвал к себе иранцев, которых считал своими друзьями. Был в том числе и я.
      - Я советую вам всем, вам и Нине-ханум тоже, - повернулся он ко мне, эвакуироваться. На Тавриз наступает не регулярная армия, а полчища грабителей и разбойников. Нет сомнения, что все сочувствующие нам пострадают. Они ограбят и убьют вас. Поэтому-то я и советую вам уехать.
      Выслушав его, я ответил:
      - Премного благодарен господину консулу за заботу о нас. Конечно, Нине надо уехать. Что же касается меня, я нахожу, что мне целесообразнее остаться. Надеюсь, мне удастся предотвратить много зла. Жалко невинных людей. Ведь вам известно, что не всем под силу эвакуироваться. Я хочу организовать своих друзей в отряд защиты, надо дать отпор этому сброду, а то они камня на камне не оставят. Боюсь, как бы Тавриз не разделил печальную участь Мараги.
      Консулу мои слова очень понравились.
      - Это вы очень хорошо придумали. Я прошу вас, защитите царских подданных и тех, кто находится под покровительством императорского правительства. Желаю вам успеха. Прощайте.
      * * *
      По дороге от консула, я думал, как уговорить Нину эвакуироваться. Я и сам считал, что это необходимо. Если турки войдут в Тавриз, они не пощадят ни одного русского. Но еще больше меня беспокоило другое: Сардар-Рашид, несомненно, снюхается с их руководителями и постарается с их помощью осуществить свой гнусный замысел.
      Но как сказать обо всем этом Нине? Я не сомневался, что она отвергнет мое предложение и ни за что не согласится уехать без меня.
      Дома меня ждали руководители самообороны: мы должны были обсудить некоторые вопросы. Я прочел им последнее письмо Тутунчи-оглы и рассказал, что консул собирается покинуть Тавриз,
      - Теперь не время сидеть сложа руки, - закончил я. - Надо действовать, готовиться к встрече врага, но так, чтобы никто не догадался о наших планах. Местные власти ничего не должны об этом знать.
      Оборона у нас была крепкая. Наши отряды были размещены во всех кварталах города, заняли все центральные улицы. Они были надежно укрыты, ни у кого не было оружия, оно было сложено где-нибудь поблизости. В нужный момент тысячи вооруженных людей могли неожиданно появиться на всех улицах.
      В половине третьего ночи участники совещания разошлись. Для охраны нашего дома остались Гасан-ага, Шабан-ага, Мусеиб и еще десять товарищей. Мы собирались ужинать. Нина и Тахмина-ханум накрывали на стол. Ни на минуту не переставал я думать о том, как предложить Нине эвакуироваться. Наконец, я решил сказать ей об этом при всех, тем более, что здесь были члены кружка, которым она руководила. При них она не стала бы плакать, а наедине это было неизбежно.
      - Не знаю, Нина, согласишься ли ты с тем, что советует консул?
      - Вот уже шесть лет я в Тавризе. Скажи сам, был ли хоть один случай, чтобы я не последовала его советам?
      - Но сейчас такое положение... Он предлагает тебе временно покинуть Тавриз. Я с ним тоже согласен.
      - Если бы можно было эвакуироваться вместе с тобой, я не возражала бы, но ты занят важным делом, и я хорошо знаю, что ты никуда не поедешь, пока не доведешь его до конца. А одна без тебя, я тоже с места не двинусь.
      - Но положение очень тяжелое, пойми Нина! Возьми Меджида и уезжай на время, чтобы я был спокоен за вас и мог заниматься своим делом.
      Она решительно ответила:
      - Тебе я мешать не буду. Если надо уехать, поедем вместе. Если это невозможно, прекратим разговор на эту тему.
      Я замолчал. Мне не хотелось расстраивать ее. Я и раньше знал, что она не согласится ехать без меня. Несмотря на угрожающее положение, я верил в наши силы. Ни Сардар-Рашид, ни вторгшиеся на нашу территорию полчища разбойников не осилят нас. Мы были готовы к отпору, большинство населения было на нашей стороне. Наша агитация дала свои плоды: народ понял, что турки вовсе не стремятся освобождать от русских угнетателей, а идут грабить. Их единственная цель - отвлечь внимание русских от сарыкамышского фронта.
      * * *
      Наши люди все время дежурили у русского консульства. Через каждые полчаса мы получали от них донесения. Около четырех часов нам сообщили: к консульству подкатил закрытый автомобиль. Из него вышел неизвестный человек и прошмыгнул в здание. Не было никакого сомнения, что это не кто иной, как Сардар-Рашид. Очевидно, уезжая, консул хотел дать инструкции этому авантюристу, выступавшему в роли правителя Азербайджана.
      Мы ждали подтверждения этого предположения от Махру-ханум. Она снова вернулась в дом Сардар-Рашида и весь день держала с нами связь через верных нам женщин. После десяти часов вечера они не могли проникнуть к ней. Мы договорились, что она будет звонить по телефону. И действительно, не прошло и получаса после сообщения дежурного, как раздался телефонный звонок. Это была Махру. Она сообщала, что за Сардар-Рашидом прислали машину из консульства. Сейчас он должен вернуться. Его ждут с минуты на минуту. Он должен отправить в Марагу двух гонцов с письмом к Гаджи-Мирза-аге Биллури. Гонцы одеты, как курды.
      Необходимо было заполучить это письмо. Мы немедленно отправили четырех всадников к Яныг-йолу и приказали им ожидать там гонцов. Еще одного конника мы послали к дому Сардар-Рашида. Он должен был, оставаясь незамеченным, следовать за гонцами до Яныга, а потом вместе с первыми четырьмя товарищами, задержать гонцов.
      Всех этих людей мы тоже одели в курдскую одежду. Под видом головорезов из отряда Гаджи-Мирза-аги Биллури они должны были ограбить гонцов.
      К шести часам утра они вернулись с письмом. Оно было очень похоже на то, копию которого несколько дней назад принесла Махру. Сардар-Рашид писал:
      "Насримин аллаху ве фахтун гариб*.
      ______________ * Да поможет бог, близка победа (арабск.).
      Уважаемый друг!
      Благодарю всевышнего, что осуществление нашей общей цели близко. Победа воинов ислама осветила наши сердца. Радости нашей нет предела. Надеюсь, в недалеком будущем мы отпразднуем нашу встречу. Город готов склонить голову перед священным стягом халифа вселенной. Передайте наши приветствия победоносной армии и ее героическим вождям, борющимся за нашу независимость. Мы усердно готовимся к встрече, хотим создать наилучшие условия для отдыха доблестных аскеров. Очень прошу вас сообщить, на сколько человек мы должны приготовить помещение, сколько комнат надо освободить и оборудовать для офицеров, сколько солдатских мундиров и сапог понадобится вам. Мы хотим предвидеть все, чтобы не краснеть перед армией, защищающей нашу свободу. Если у Вас или Кербалай-Гусейн-аги будут какие-либо поручения, прошу немедленно сообщить мне. Для Вашего покорного слуги было бы исключительным счастьем, если бы вы согласились остановиться под его кровом. Сообщите день вступления в Тавриз, чтобы мы подготовили народ к достойной встрече.
      Агаллунас* Сардар-Рашид".
      ______________ * Агаллунас - букв: нижайший в Иране. Это слово принято ставить в конце письма в знак особой вежливости.
      Снова Сардар-Рашид гнался сразу за двумя зайцами. Пресмыкаясь перед Гаджи-Мирза-агой Биллури он хотел обеспечить себе безопасность на случай, если турки займут Тавриз. Выведывая у него сведения для консула о количестве наступающих, он выслуживался перед русскими, чтобы они не сняли его с поста губернатора, если турки будут разбиты.
      От нашего дежурного в индо-европейской телеграфной конторе мы узнали, что только за последние два дня Сардар-Рашид послал в Тифлис восемь телеграмм. К сожалению, все они были шифрованные, поэтому мы не знали, о чем он сообщал наместнику.
      До занятия Мараги турками Сардар-Рашид относился ко мне терпимо. Может быть, он и лелеял давнишнюю свою мечту убить меня и завладеть Ниной, но не подавал виду и поддерживал со мной дружбу. Но теперь, а особенно после эвакуации консула в Тифлис, он почувствовал себя хозяином положения, стал открыто враждовать со мной. Видимо, он решил, что с помощью наступающего на Тавриз Хелми-бека сможет расправиться со мной.
      Пока консул был в Тавризе, Сардар-Рашид скрывал свои гнусные планы в отношении Нины, ведь она работала в консульстве. Теперь, когда консульство выехало, и он не боялся, что будет из-за нее иметь неприятности, он открыто заявил Махру:
      - Не очень-то задирай нос. Через пару дней в этом доме появится женщина, которая своей красотой затмит тебя.
      ВСТУПЛЕНИЕ ХЕЛИМ-БЕКА В ТАВРИЗ
      Русские солдаты ушли из города, войска Гаджи-Самед-хана были разбиты, и турки занимали город без боя. Мы тоже пока решили подождать. Толпы нищих, бездельников, женщин сомнительного поведения во главе с молами и городскими богатеями направлялись к кладбищу Кечил.
      Многих из них разбирало любопытство. На ходу они заучивали приветствия, готовясь выкрикивать при появлении авангарда Хелми-бека:
      - Да здравствуют спасители ислама!
      - Да здравствует Эркен-паша!
      - Да здравствует Биллури!
      - Да здравствует Кербалай-Гусейн Фишенкчи!
      - Привет освободителям!
      По приказу Сардар-Рашида вступающим на территорию города солдатам подносились сухие фрукты, сладости, хлеб, выпеченный из теста, замешанного на масле.
      В отряде, который вошел в Тавриз, не было и тысячи человек. Они были одеты кто во что горазд. Оружие было у всех разное. Тут можно было увидеть и винтовку, и ятаган. По походке было видно, что никто не проходил военного обучения. Позади везли пушки - трофеи после сражения с Гаджи-Самед-ханом. Собственная артиллерия отряда - несколько горных орудий и пулеметов - была навьючена на мулов.
      Очень скоро встречающие поняли, что ждать от этого сброда нечего. Моллы и ахунды были сильно расстроены. Богачи, мечтавшие об освобождении Тавриза из-под влияния русских, не могли скрыть своего разочарования.
      Приветственные крики слышались все реже. Даже бродяги не проявляли никакого энтузиазма.
      Я стоял у Адъютантских ворот, наблюдая за церемонией встречи "победителей". Какой-то человек рядом со мной, не умолкая, выкрикивал два слова: "Да здравствует!" К кому относилось его приветствие, было непонятно.
      - К кому ты обращаешься, почему не договариваешь? - не выдержал я.
      Он посмотрел на меня и хитро улыбнулся:
      - Пока сам не знаю. Посмотрим...
      Постепенно все стихло. Отряд был уже в городе. Немного спустя показался штаб, состоявший из командира отряда Хелми-бека и политического комиссара Фовзи-бека. Далеко позади на старом полуразвалившемся фаэтоне ехали Кербалай-Гусейн Фишенкчи и Гаджи-Мирза-ага Биллури. Я приказал нашему кучеру подъехать к ним. Мы обнялись, расцеловались, и я предложил им пересесть в мою коляску. В город мы вернулись вместе.