Тавриз туманный

      - Великолепно знаю всю его подноготную.
      - Не вы увезли его жену?
      - Знаете ли вы, кто была его жена и как она попала в его руки?
      - Нет. Ничего не знаю.
      - Есть ли у вас хоть немного времени выслушать меня?
      - Пожалуйста, прошу!
      - Украденная из дома Сардар-Рашида Ираида по национальности латышка. Она родная сестра одной моей близкой знакомой. Ни я, ни сестра не выдавали ее замуж за Сардар-Рашида. Многих русских девушек, живущих в Тавризе, в том числе и ее, консул подсылал к нужным ему лицам и через них добывал необходимые сведения. Сардар-Рашид решил использовать Ираиду, работавшую в консульстве, как средство для возвышения по службе. К тому же она была необычайно красива. Он взял ее к себе в дом в качестве жены, а в случае необходимости, заставлял утолять похоть царских офицеров. Ираида была в его руках предметом обмена: услуга за услугу. Несчастная девушка не могла вырваться из его цепких когтей и жила, как пленница, не видя света божьего. Вы сами говорили, как я отношусь к женщинам. Мог ли я равнодушно смотреть на несчастье женщины, не имеющей никакой защиты?
      - Вы оскорбляете царское консульство!
      В ответ на этот вопрос я спокойно достал из кармана три письма. Одно было написано Талышским ханом Саримиссолтаном младшей дочери Березовского Сильве. Другое, вложенное в письмо Саримиссолтана, было от консула его жене. В нем говорилось, что если Сильва согласится выйти замуж за Саримиссолтана, она будет безмерно счастлива. Одновременно она поможет и консульству разрешить многие вопросы государственной важности. Третье письмо было написано одним из бывших секретарей Мохаммед-Али-Мирзы неким Химаюном старшей дочери Березовского. Он писал, что русское консульство одобрительно относится к его бракосочетанию с Ксенией.
      Все три письма были написаны на русском языке. Березовский внимательно прочитал их, положил на стол и задал мне вопрос:
      - Как попали к вам эти письма?
      - Их дала мне ваша супруга, ибо до вашего приезда семья ваша пользовалась моим покровительством, о чем вам известно. Передавая мне эти письма, она искала во мне защиту.
      - Поддались ли они соблазну, пошли ли по скользкому пути?
      - Конечно, нет. Если бы они согласились на эти предложения, они не просили бы у меня помощи. Да и я прекратил бы с ними всякое знакомство, считая их порочными и нечистоплотными женщинами.
      - Помогли ли вы им устоять против этого натиска?
      - Об этом спросите вашу жену и дочерей. Скажу лишь одно: если бы я не оказал им помощи, развратники достигли бы своей цели силой. Да, когда три беззащитные женщины обратились ко мне, я расставил вокруг дома, где они жили, караульных. Они не дали этим развратникам и близко подойти к вашей семье. Правда, не обошлось без крови. Саримиссолтан и по сей день лежит в постели.
      Полковник смотрел на меня с удивлением.
      - Я вам верю. Еще раз спасибо за ваше мужество, но все это не имеет отношения к делу. Самое главное - как выйти из создавшегося положения, весьма щекотливого и для меня и для вас?
      - Вы верите всему, что написал Сардар-Рашид?
      - Да, на все сто процентов. Все это неоспоримые факты.
      - Вы верите и в то, что все это мог совершить я один?
      - Да, верю и этому. Потому что вы смелый, умный и находчивый человек.
      - Если так, тогда прошу вас поверить, что человек, сумевший совершить такие подвиги, не раз выходивший из трудных положений, сумеет и вас оградить от возможных неприятностей. Верите ли вы, что ваш покорный слуга сумеет сделать и это?
      - Верю. Но как только Сардар-Рашид приедет в Тегеран, он все, что писал мне, передаст и русскому послу Эттеру. Вот в чем беда! Что же вы сможете сделать, сидя в Тавризе? А что он найдет дорогу к Эттеру - это факт.
      - Я со всей ответственностью вам заявляю, что Сардар-Рашид в Тегеран не попадет и не увидит Эттера. Понятно?
      После этого заверения жандармский полковник вздохнул с облегчением, зажег папиросу и жадно затянулся.
      КОММЕРЦИЯ
      Наследный принц и его помощник с первого же дня занялись коммерческими делами. Ни один чиновник, ни один градоначальник не был назначен без взятки. Принц вознамерился заменить всех правителей районов, но в основном это были ставленники и верные слуги русского консула, и он всеми силами препятствовал их смешению.
      Этот вопрос стал камнем преткновения между консулом и новым губернатором. Ни один из них не хотел идти на уступки. Царское правительство не хотело лишиться своих преданных рабов, а принц и его помощники не желали отказываться от статьи доходов. В зависимости от величины района они брали с назначаемых туда чиновников крупные и мелкие взятки. Взяточничество и коррупция, искорененные в годы конституции, теперь возобновились в еще более циничной форме.
      Первый открытый конфликт между принцем и консулом произошел из-за кандидатуры ардебильского губернатора. Низамульмульк решил снять Мухтадируддовле и назначить на его место Мукерремуддовле. Консул заявил категорический протест, потому что прежний губернатор был агентом и послушным слугой его, работал в пользу русского правительства.
      - Если вы назначите Мукерремуддовле губернатором Ардебиля, я не пропущу его туда силой! Это мое последнее слово! - решительно сказал он Низамульмульку.
      В то же время консул не хотел окончательно ссориться с принцем, прежде всего потому, что министр иностранных дел Сазонов в бесконечных телеграммах из Петербурга требовал установить с ним и его свитой хорошие отношения. Поэтому консул решил обратиться к русскому послу в Тегеране. Он написал ему:
      "Низамульмульк за десять тысяч туманов хочет назначить Мукерремуддовле губернатором Ардебиля. Допускать этого ни в коем случае нельзя. Между нами возник спор. Предлагаю уладить его таким образом: пусть Мухтадирудддовле заплатит десять тысяч туманов Низамульмульку и останется на своем посту. Другого выхода нет. Если его снимут, наши взаимоотношения с принцем могут испортиться".
      Тем временем наследный принц и его заместитель тоже начали ссориться. Низамульмульк прибрал все дела к рукам, чинил своему начальнику всяческие препятствия, и тот решил вернуться в Тегеран, но пока медлил. За его спиной Низамульмульк поспешил сообщить обо всем в столицу. Там одобрили все его действия. Узнав об этом, принц категорически заявил: "Немедленно возвращаюсь в Тегеран!"
      Иранское правительство было недовольно этим. Оно давно стремилось послать наследного принца в Тавриз. Его решение уехать ломало все планы иранского правительства. Одновременно это встревожило и русского консула. Отъездом принца немедленно воспользовались бы англичане, обвинив русских в том, что они не создали соответствующих условий для пребывания принца в Тавризе. Все это совпало с улучшением отношений между Англией и Ираном. Стремясь обезвредить турецко-германскую пропаганду в Иране, английское правительство решило завязать с ним более тесную дружбу. Русские не хотели отставать от своих союзников и соперников. Они всячески старались угодить Ирану, боясь, что он откажется от нейтралитета в войне, Англия и Россия старались привлечь Иран на свою сторону, для чего беззастенчиво угодничали перед правительством шахиншаха.
      Сложившаяся обстановка заставила царского консула и Низамульмулька объединиться. Они снарядили делегацию из купцов, духовенства и аристократии, которая должна была уговорить наследного принца отказаться от намерения уехать в Тегеран. Предварительно консул вызвал их всех к себе и дал соответствующие указания.
      * * *
      В тот же день Мирза-Алекпер позвонил мне по телефону и сказал, что консул просит меня зайти.
      Подъезжая к консульству, я заметил, что оттуда вышло много людей. Консул принял меня приветливо, опять вспоминал мои заслуги, рассыпался в любезностях и, наконец, перешел к основному:
      - Ваша родина накануне ужасной катастрофы. Немецко-турецкая коалиция ставит целью вовлечь Иран в мировую войну. Они всеми мерами стараются перессорить Иран с его верными и испытанными друзьями Россией и Англией. В эти трудные для вашей отчизны дни все честные люди, все патриоты должны быть начеку, должны помогать правительству во всех его мероприятиях. Для спокойствия Азербайджана, для устранения трудностей, мешающих дружбе двух соседних государств, правительство его величества шахиншаха нашло необходимым направить в Тавриз наследного принца. Это вполне разумное и, я бы сказал, мудрое решение. И в такой ответственный момент его высочество принц вдруг надумал покинуть Тавриз. Это очень нежелательно. Завтра делегация уважаемых граждан отправится к нему, чтобы убедить его не уезжать. Они скажут, что его пребывание в Тавризе сугубо необходимо прежде всего с политической точки зрения. Делегация всеми мерами должна стараться уговорить наследника отказаться от своего решения. Это почетная задача. Я убедительно прошу вас принять участие в этой делегации. Полагаю, вы не откажетесь от такой почетной миссии. Простите, что побеспокоил вас, но я хотел получить ваше личное согласие.
      Ни минуты не колеблясь, я согласился участвовать в делегации. Это был совершенно неожиданный и весьма кстати подвернувшийся случай попасть к Мохаммед-Гасан-Мирзе. Мне необходимо было познакомиться с ним, это дало бы нам возможность быть в курсе всех интриг, затеянных и затеваемых русским консулом в Азербайджане.
      Выйдя из консульства, я всю дорогу думал, как подойти к принцу Мохаммед-Гасан-Мирзе. По слухам, широко распространившимся в городе, он каждому посетителю смотрел в руки, ожидая подарка. Эта черта была присуща всем правителям Ирана, их детям и наследникам. Испокон веков привыкли они жить на подачки и подношения купцов и помещиков. А так как этого не хватало, под разными предлогами взимали с богачей дополнительные налоги и штрафы. К тому же я знал, что принц нуждается в деньгах. Я решил преподнести ему дорогой подарок, но не мог ни на чем остановиться.
      Дома меня ждал Мешади-Кязим-ага. Я рассказал ему о своем затруднении. Он посоветовал положить в конверт чек на пять тысяч туманов и преподнести наследнику, но я не согласился. Это было рискованно: каждый раз, когда он почувствует недостачу денег, он вспомнит обо мне и пошлет за мной. Нет, нужно было подарить ему какую-нибудь ценную вещь. Мы выбрали часы, осыпанные драгоценными камнями.
      * * *
      В час дня делегация направилась к принцу. Нас пропустили по переданному охране списку. Мы вошли в замок. Я не был здесь с 1909 года. Я слышал, что в последнее время этот памятник старинной архитектуры пришел в запустение. Правда, к приезду принца тут был произведен ремонт, но не нашли ни старых мастеров, ни красок, необходимых для реставрации стен, ни материалов для восстановления мозаики. Портрет Надир-шаха с короной на голове, украшенной бриллиантами, знаменитый яхонт на поясе Фатали-шаха и даже морщины на лице Ага-Мохаммед-хана - все выглядело тускло, не сверкало, как раньше. Стосвечовые люстры обветшали, ангелы, летавшие на потолке, почти стерлись. Алый мрамор местами побился, и колонны уродливо выставляли напоказ зияющие раны. Простые стекла, вставленные вместо старых разноцветных, ковры, принесенные на прокат из купеческих домов, бледные, изможденные от полуголодного существования слуги - все свидетельствовало о запустении и разрушении этой когда-то великолепной резиденции Каджаров
      В старинном зале не было, как раньше, пышных тюфяков, покрытых роскошными коврами. Вместо них стояли обыкновенные стулья. Принца Мохаммед-Гасан-Мирзы в зале не было. Делегацию принимал его заместитель Низамульмульк. Взоры всех были обращены на двери, откуда должен был появиться принц. В два часа секретарь объявил, что его высочество изволит выйти к делегации. Все встали. Вошел принц.
      - Здравствуйте, господа, - сказал он по-азербайджански.
      Чтобы не заставлять делегатов стоять на ногах, он быстро прошел на свое место и сел.
      - Господа, прошу садиться! - предложил он присутствующим.
      Все сели, устремив свои взоры на наследника.
      - Подайте чай и кальяны! - приказал он слугам. Это распоряжение было мгновенно исполнено.
      По старинному обычаю, в торжественных случаях во дворце играл оркестр, называвшийся "Этизадие". Он пользовался широкой известностью во всем Иране. Впервые он был организован Мохаммед-Али-Мирзой. За время, пока наследные принцы не жили в Тавризе, оркестр распался. Сейчас музыканты были собраны вновь. Все молчали, - только гремела музыка.
      Я внимательно смотрел на молодого принца. Его вид, манера держаться говорили о том, что он подавлен, оскорблен. И на самом деле он был игрушкой в руках тегеранского правительства и царского консула, который фактически являлся хозяином Азербайджанской провинции, оккупированной русскими войсками. Оставаясь в тени, консул диктовал свою волю губернатору провинции. Так было всегда, но положение Мохаммед-Гасан-Мирзы ухудшалось еще тем, что всю власть захватил в свои руки опытный и ловкий пройдоха Низамульмульк. Наследный принц был манекеном, ничего не решавшим, ни во что не вмешивавшимся.
      Внимательно глядя на него, я думал: "Этот несчастный юнец красноречивый свидетель падения Каджаров"
      Принц не курил ни кальяна, ни папирос. Нехотя с заметным пренебрежением разговаривал он с сидящим рядом Низамульмульком. Наконец, он поднял голову и обратился к членам делегации:
      - Очень рад видеть у себя столь уважаемых гостей. Хотел бы знать, чем могу быть полезен вам? Я слушаю господа, прошу!
      Один из нас поднялся.
      - Делегация наша уполномочена народом выразить вашему высочеству свои верноподданнические чувства, - начал он, отвесив глубокий поклон. - Наш народ счастлив, что вы приехали в Тавриз.
      Дальше я не слушал, я знал все, что он может сказать. Гораздо больше меня интересовал ответ принца. По-моему, он не мог не знать, что Гаджи-Мирза-ага, расточавший ему клятвы в верности, принял царское подданство, тем самым изменив своей родине. Принц не заставил меня долго ждать. Он прервал оратора и довольно неприязненно спросил:
      - Уважаемый господин, от имени какого народа вы меня приветствуете? Очевидно, от имени подданных нашего искреннего друга русского императора. Правильно ли я вас понял?
      В его словах ясно чувствовалось недружелюбие по отношению к России. Гаджи-Мирза-ага смиренно сложил на груди руки и с поклоном сел на место. Воцарилась напряженная тишина. Необходимо было немедленно разрядить обстановку. Я поднялся:
      - Если его высочество разрешит мне, я осмелюсь сказать несколько слов.
      Наследник, видимо, обратил внимание на то, что я одет не как купец, а в европейский костюм.
      - Пожалуйста! Пожалуйста! Я готов выслушать господина.
      - Делегация, - начал я, - которая пришла к его высочеству наследнику шахиншаха Ирана, имеет поручение передать искренний привет от всех народностей, проживающих в Азербайджане и любящих мир и порядок. Со дня вашего приезда сюда весь народ считает себя счастливым, почувствовав власть настоящего правителя. Но радость наша омрачена неожиданной вестью о том, что ваше высочество собирается покинуть пределы вверенного вам края. Азербайджанский народ заверяет вас в том, что он окажет вам всемерную помощь во всех ваших делах. Если на вашем пути встретятся какие-нибудь затруднения, народ поможет вам справиться с ними. Тавризцы всегда искренне относились к вашей династии, были неизменно преданы ей, всегда помогали правительству шахиншаха в трудные моменты. Оставаясь верным традициям прошлого, они и сейчас готовы помочь вам. Мы заверяем вас в этом и просим отменить ваше решение.
      Наследник выслушал меня внимательно и в ответ сказал:
      - Вы совершенно правы. Только надеясь на помощь населения Тавриза, я взял на себя столь трудную обязанность. Об этом я не раз хотел поговорить с представителями народа. Я родился и вырос в Тавризе, глубоко и искренне люблю тавризцев. Бог тому свидетель, ни я, ни мой брат Ахмед-шах ни на минуту не забывали и не забываем вас. Тавриз самый дорогой, самый любимый для нас уголок нашей родины. Счастье нашей отчизны, спокойствие народа мы оба видим в конституционном образе правления, а поэтому мы оба принесли присягу в верности конституции. Мы будем защищать ее, как зеницу ока. Население Тавриза верит нам, а мы обязаны прислушиваться к его голосу. Наши коронованные предки правили страной, всегда чутко прислушивались к голосу народа, к его мудрому совету. И я, и его величество шах будем идти по этому пути. Передайте от нашего имени народу, что мы сделаем все для того, чтобы он был счастлив. Мы постараемся претворить в жизнь его мечты и чаяния.
      После наследника слово взял Низамульмульк Он повторил то же самое. Я прекрасно понимал, что ни тому, ни другому верить нельзя.
      Основная причина, заставлявшая принца покинуть Тавриз, заключалась в том, что его надежды на определенные выгоды не оправдались, он просчитался. Он думал, что Тавриз такой, каким был при Мохаммед-Али-Мирзе, когда наследник престола, проживая в Тавризе, пользовался всей властью. Он все в городе забрал в свои руки. Его помощники и пикнуть не смели при нем. Они ни во что не вмешивались. Даже споры между купцами Мохаммед-Али-Мирза разрешал сам, что давало ему большую выгодуэ Это было вскоре после заключения Туркманчайского договора, и влияние русского консула не было таким ощутимым. Теперь всего этого не было и в помине.
      Если оставалась какая-то возможность брать взятки, ею пользовался шустрый Низамульмульк, а наследнику не давал и ломаного гроша. Из поступающих в казну налогов принц тоже ничего не мог прикарманить, так как все деньги поступали в Русско-Иранский кредитный банк на погашение процентов с долга Ирана России.
      Разочарована была и свита принца, все его служащие, надеявшиеся нажиться в Тавризе.
      Когда мы собрались уходить, глаза наследника устремились на наши руки. Было ясно, что он ждет подарков.
      Выходя из зала, я положил на круглый столик, стоявший около принца, конверт, в котором лежал чек на пять тысяч туманов (в последний момент я заменил часы деньгами, мне рассказали, что принц продает все свои драгоценности). Больше никто подарков не сделал. Конечно, я знал, что деньги эти не брошены на ветер. Я дал их ему потому, что Революционный комитет решил установить связь с ним. Когда мы выходили из зала, я обернулся: принц держал конверт в руках.
      * * *
      У входа в телеграфную контору в городе Занджан Сардар-Рашид был убит Джумшидом. Весть об этом и о том, что убийцу задержать не удалось, с быстротой молнии облетела весь Тавриз. У трупа бывшего губернатора были найдены листовки с одной фразой:
      "Такое возмездие постигнет всех царских агентов, продающих свою отчизну!"
      Они были доставлены в Тавриз и, конечно, попали к консулу и наследному принцу. Узнали о них и все предатели, доселе кичившиеся покровительством царского правительства и под его защитой беззастенчиво грабившие народ. Они, как черепахи, скрылись в свою скорлупу и не осмеливались высунуть нос на улицу, особенно когда темнело. Русский консул, очень обеспокоенный таким оборотом дела, пригласил к себе Низамульмулька и предложил ему принять серьезные и решительные меры для защиты иранцев, пользующихся покровительством царя.
      В эти тревожные дни посыльный принца принес мне письмо. Он приглашал меня к себе. Я полагал, что он хочет поблагодарить меня за пять тысяч туманов, но Мешади-Кязим-ага объяснил это по-другому.
      - Я хорошо знаю все их привычки и повадки. Достаточно дать им повод, и они, как попрошайки, будут приставать к тебе каждый час. Нечаянно сунете им в рот палец - не отстанут, пока не откусят всю руку.
      Он очень волновался, я решил успокоить беднягу.
      - Ничего, не беда! Это своего рода коммерция. Мы с него сторицей возьмем за все, что дадим. Деньги - это еще далеко не самое ценное. Он нам заплатит гораздо дороже.
      * * *
      Было около девяти часов вечера, когда я вошел в Шамсилимаре. Принц сидел во дворе, разговаривая с садовником, который поливал цветы и рассказывал о своей жизни, проведенной в этом дворце. Мы вместе прошлись по саду, любуясь прекрасными цветами. Признаться, некоторые я видел впервые. Примерно через час мы прошли в кабинет губернатора. На его письменном столе я заметил учебник русского языка. Проследив направление моего взгляда, он сказал:
      - Коль скоро мы являемся непосредственными соседями русских и нас с ними соединяют деловые связи, изучение их языка я считаю необходимым. В этом мне помогает господин консул. Уже неделю я занимаюсь с преподавателем, которого он направил ко мне.
      - Мысль вашего высочества достойна внимания. Бесспорно, мы должны уметь говорить со своими соседями на их языке.
      - Господин учитель (его фамилия Емельянов) человек старательный, добросовестный! Он уделяет мне много времени и подолгу засиживается со мною.
      Емельянова я знал давно Он принимал деятельное участие в уничтожении революционных организаций, был учеником знаменитого жандармского сыщика Рунича, командированного в 1904 - 1905 годах в Баку для подавления революционного движения. Не было никакого сомнения, что этот матерый шпион направлен царским консулом к наследному принцу не только как преподаватель. Видимо, основной его задачей было следить за принцем и всеми его посетителями и сообщать их имена консулу. Меня это не удивило, но несколько озадачило. Весьма вероятно, что мне придется столкнуться с этим жандармом в роли учителя. Пока беспокоиться об этом было рано, надо было выяснить, для чего губернатор пригласил меня.
      Принесли чай, предложили кальян, но я поблагодарил и отказался, сославшись на то, что не имею привычки курить кальян. Принц любезно предложил мне папиросу, а другую взял сам.
      - Я вас пригласил сюда, - сказал он, - чтобы выразить свою глубокую благодарность. Но не думайте, что дело в пяти тысячах туманов. Нет, я хочу поблагодарить вас за чуткость, за оценку, которую вы дали мне и всей нашей династии. Вместе с вами ко мне пришли люди, большинство которых в свое время сидели со мной за одним столом, ели наш хлеб, веселились с моим отцом, впоследствии коронованным. Пользуясь благоволением моих предков, их родители стали богачами. Но теперь они не сочли нужным хотя бы для приличия преподнести мне букет цветов или пару лимонов, они ничем не выказали своего расположения к нашему роду. На фоне этой вопиющей неблагодарности и невежества не оценить вас, не выразить вам лично свою признательность я не мог. Эти люди, прислуживая русскому правительству, боясь лишиться его покровительства, не встречали меня, когда я въезжал в Тавриз. Лишь купцы и нищие приветствовали меня, а старые друзья моей семьи не оказали мне даже такого внимания, как русский консул.
      Я решил воздержаться от ответа принцу, потому что не верил в искренность его слов. Его коронованный брат продал царю свою родину за сто тысяч туманов, и я не сомневался, что наследник престола, рассыпавшийся передо мной в любезностях, не задумываясь, мог бы продать сотни таких, как я, а вместе с нами и всю страну за значительно меньшую сумму. Я постарался переменить тему нашего разговора.
      - Уважение и почет, которые оказал вашему высочеству господин консул, достойны представителя дружественной державы. Мы должны быть признательны царскому правительству, нашему непосредственному соседу, за все, что оно делает для нашей страны.
      Я говорил еще много пустозвонных, почти бессвязных фраз, не имеющих никакого отношения к его словам. Принц понял, что я просто увертываюсь от прямого ответа и избегаю разговора о царском консуле. Он улыбнулся.
      - Я говорю с вами, как с честным иранцем Я не дипломат и не люблю, когда со мною говорят на языке дипломатов. Но я не могу не признать, что вы поступаете правильно. Сейчас такое время, что один глаз не может доверять другому. Однако вы должны хорошенько запомнить одно: если нашу династию заменит другая, она все равно не забудет изменников и предателей. Поверьте мне, я не предатель и не изменник. И все, кто любит эту землю, на которой мы родились и живем, для меня роднее и милее брата. Вы можете довериться мне. Я не могу хладнокровно смотреть, когда родина моя стонет под пятой оккупантов. Я прекрасно вижу, кто что делает, о чем думает. Если я молчу, если временно терплю унижение, то только потому, что сейчас это необходимо. Другого выхода нет. Это известно всем нам! Я опять прервал его.
      - Его высочеству я свято верю, уважаю его, а потому я хочу взять на себя смелость просить вас быть сугубо осторожным. Многие стремятся завоевать ваше доверие, показать себя вашим преданным другом, но по неопытности вы можете поверить им, в то время как они ни за понюшку табаку продадут вас в два счета.
      - Не могу не быть признательным вам. Да, к сожалению, такие люди есть. И я вам тоже советую быть осторожным, теперь редко кто объективен и честен, большинство во всем исходит с точки зрения собственных интересов. Изменились нравы, испортились люди. Не знаю, тавризец вы или нет, я родился и вырос в этом городе. Вы не можете не согласиться с тем, что рядом с честными, преданными людьми, рядом с патриотами здесь уживаются безразличные ко всему, легкомысленные, а зачастую и продажные люди. Что поделаешь, в семье не без урода.
      Наша беседа продолжалась в таком духе довольно долго, но губернатору так и не удалось заставить меня высказать свои политические убеждения. С самого начала и до конца нашего разговора я избегал острых тем. Наконец, он перешел на другое.
      - Убийство Сардар-Рашида - событие немалое. Оно говорит о том, что в стране действует какая-то, довольно сильная организация, которая внушает людям страх и тревогу. Листовки, подброшенные убийцей, ясно показывают цель, которую она поставила перед собой. Черным по белому там написано, что они намерены покарать всех предателей и изменников. Теперь времена тревожные. Одного подозрения достаточно, чтобы обвинить и уничтожить человека. Поэтому-то я, зная, что вы мой доброжелатель, прошу вас, там, где надо, говорить о моей преданности родине и конституции, словом, создайте обо мне благоприятное общественное мнение.
      Последние слова наследного принца пролили свет на цель его приглашения. Только теперь я понял, что его одолевает животный страх за свою шкуру. Убийство Сардар-Рашида, листовки, найденные возле его трупа, вселили в душу губернатора тревогу. Все его разглагольствования о любви к народу и родине должны были подготовить почву для этой просьбы. Я поспешил успокоить его:
      - Конечно, его высочество своевременно поднимает этот вопрос. Как раньше, так и теперь общественное мнение играет колоссальную роль. Но его высочество должен на деле доказать свою любовь к родине. Вы должны быть на страже интересов народа, знать все его горести, мечты и чаяния, помочь ему. Что же касается меня, можете не сомневаться, что я при каждом удобном случае буду хвалить вас. И вовсе не потому, что вы меня просите, а потому, что я убежден в вашей горячей любви к народу и желании работать на его благо.
      Мы поговорили еще немного. Я понял, что он мною доволен. Несколько раз я, ссылаясь на позднее время, на то, что ему пора отдыхать, порывался уйти, но он не отпускал меня, а я не мог открыто признаться, что устал от долгой беседы. По правилам этикета, посетитель высокопоставленного лица мог уйти только после того, как хозяин говорил ему: "Вы свободны". Поэтому я вынужден был сидеть.
      Было около часу ночи, когда он задал мне такой вопрос:
      - Какие темы разговора больше всего интересуют вас?
      - Пожалуй, исторические, литературные, даже любовные, но только не политические. В политике я совсем не разбираюсь.
      - Любите ли вы поэзию?
      - Устав от работы, я люблю слушать стихи, но сам читать не могу.
      - А музыку?
      - По-моему, ее любят все, и я не составляю исключения.
      После этого принц нажал кнопку на столе. Немного спустя вошел старый церемониймейстер, с лицом, изрезанным морщинами.
      - Ужин готов? - спросил губернатор.
      Церемониймейстер, молча поклонившись, удалился. Я чувствовал себя так, словно сидел на иголках. Задерживаться здесь мне совсем не хотелось, и не без причины. Если когда-нибудь возникнет конфликт между принцем и консулом, мне припомнят этот долгий визит, эту беседу наедине.
      Минут через пятнадцать старый церемониймейстер вернулся.
      - Ужин подан! - торжественно провозгласил он и выплыл из комнаты.
      Мы последовали за ним. По дороге Мохаммед-Гасан-Мирза давал мне пояснения:
      - Вот здесь был кабинет покойного Наибуссолтана, а в этой комнате Мохаммед-хан прожил около года. Тут была спальня покойного Музаффереддин-шаха, а здесь кабинет моего несчастного отца. Вот это библиотека Аббас-Мирзы.
      Так мы прошли около, двадцати комнат и, наконец, попали в огромный салон.
      - А этот салон со времен Наибуссолтане служил гостиной.
      Стол был сервирован по-европейски, на две персоны, но еды и напитков хватило бы человек на тридцать.
      Не успели мы приступить к ужину, как открылась дверь и вошли пять музыкантов, тут же начавшие играть. Спустя некоторое время вошли пять разряженных и размалеванных девиц и сели рядом с нами.
      Это меня не удивило, потому что еще до приезда в Тавриз я не раз слыхал, что иранские шахи и их наследники обедают и ужинают под звуки музыки и пения. Позднее, уже в Тавризе, я частенько встречал женщин-музыкантов. Те, что играли нам, в свое время услаждали слух Мохаммед-Али-Мирзы, а девушки были специально привезены наследным принцем из Тегерана. Мне об этом говорили и раньше, а он теперь подтвердил.
      Одну звали Санем-Лалезари, вторую - Духтарназ, третью Ханум-Дильфериб, четвертую - Аруси-Джахан, пятую - Захари-Махтабан. Первые три были танцовщицы, а две - певицы.
      Как и раньше, я не получил удовольствия от танцев, хотя исполнительницы их были исключительно красивы. Мне никогда не нравилось, как танцуют иранские женщины. Они нагибаются, двигают животом, трясут грудью, в общем, выглядят крайне вульгарно. В их движениях нет изящества, пластики. Это не относится к иранским певицам. Их вокальное искусство очень высоко и дает огромное эстетическое наслаждение. Слушая их, человек забывает обо всем.
      Аруси-Джахан пела о женской красоте на фарсидском языке:
      На груди широкой неба
      Показался месяц ясный.
      Ну, а солнце к нам явилось
      Из твоей груди прекрасной.