Тавриз туманный

      Мы с Ниной сидели в стороне и все время наблюдали за наследным принцем, сделавшимся игрушкой в искусных руках европейских дипломатов. Мисс Ганна сидела напротив нас. Она внимательно следила за мной и за Ниной, все время стараясь определить, какие между нами отношения.
      В три часа ночи наследник престола попрощался с консулами, но прежде чем направиться к выходу, подошел ко мне.
      - Я не знал, что ваша жена европейка. Княжне она очень понравилась. Прошу вас вместе пожаловать к нам. Княжна здесь одинока, ей тоскливо. Она наша гостья, нужно ее развлечь. Мы ждем вас.
      Княжна в свою очередь пожала мне руку и похвалила Нину:
      - Ваша супруга - замечательная женщина. Поздравляю вас с таким удачным выбором.
      КНЯЖНА ОСИПОВА
      Революционный комитет был обеспокоен тем, что, избавившись от Емельянова, наследный принц оказался под надзором княжны Осиповой. Я был убежден, что он попадет под ее влияние. Каджары были падки на женщин, и Мохаммед-Гасан-Мирза не составлял исключения. Еще до его приезда в Тавриз, целая толпа его возлюбленных прибыла в город. Можно было не сомневаться, что княжна сделает гораздо больше, чем все шпионы русского консульства вместе взятые.
      Удивительнее всего было то, что не прошло и месяца со дня удаления Емельянова, как во дворце появилась эта женщина. Как попала она сюда? Этот вопрос не давал мне покоя.
      Я решил спросить об этом у Нины, ведь на новогоднем банкете у царского консула она долго беседовала с мнимой княжной.
      После возвращения с банкета она не разговаривала со мной, даже Меджида не подпускала ко мне. Единственное, на что она могла обидеться, это на близкие отношения с мисс Ганной, о чем у нее зародились подозрения, едва только она заметила, как та изменилась в лице, увидев нас вместе.
      Тем не менее, когда я позвал ее, она тут же пришла, правда с Меджидом. Нина держала себя так, будто мы недавно познакомились. Войдя, она сухо поздоровалась, уселась в стороне, поправила воротничок Меджида и стала гладить его волосы.
      Я хотел нарушить воцарившееся неловкое молчание, но вопрос мой был явно неуместным:
      - Тебе нездоровилось?
      - Больных навещают, чтобы справиться о здоровье. Первый раз вижу, чтобы для этого больного вызывали. На это способен только ты, никто другой.
      Она волновалась. Голос ее прерывался. Помолчав немного и, видимо, успокоившись, она спросила:
      - Кто была та девушка?
      - Какая?
      - Девушка, с которой ты меня познакомил на новогоднем банкете у консула. И почему она приревновала тебя ко мне, когда услышала мое имя? Почему ее бросило в дрожь? Почему она так часто менялась в лице?
      - Странно. Разве ты не знаешь ее? Разве я не говорил тебе о ней?
      - Нет! Не говорил!
      Мне не оставалось ничего другого, как рассказать подробности моего знакомства с мисс Ганной, о ее услугах Революционному комитету. Я напомнил Нине, что сведения, которые она сама принесла нам о Ганне, помогли своевременно отослать ее из Тавриза и спасти от ареста. Нина заинтересовалась моим повествованием и стала даже проявлять любопытство. Я рассказал, как Рафи-заде обманул ее и повел в цыганский притон, как мы спасли ее оттуда и организовали убийство Махмуд-хана, почему Рафи-заде скрылся из Тавриза. Не забыл я и его возвращения в качестве шпиона, и списка революционеров, составленного им, и как мисс Ганна помогла нам казнить его.
      Нина почувствовала облегчение. Лицо ее засияло, словно она скинула с плеч тяжелую ношу, изнурявшую ее. Она встала и крепко обняла меня:
      - Как я, счастлива. Герой, которого женщины ищут в романах, сидит передо мной. - Она приблизила свои губы к моим, но Меджид вклинился между нами и прильнул своими маленькими сочными губками ко рту Нины.
      Нина загорелась желанием повидать мисс Ганну и подружиться с ней. Я обещал ей это, хотя понимал, что не так просто подготовить к встрече мисс Ганну, погасить в ней огонь ревности.
      Окончательно успокоившись, Нина начала трогательно заботиться обо мне и Меджиде, а я ни о чем другом и не мечтал. Она подзадоривала мальчика задавать мне вопросы, ей нравилось, когда мы беседовали.
      В это время вошла Тахмина-ханум. Увидев, что Нина задержалась у меня, она испугалась, что мы поссорились. Найдя нас в хорошем настроении, добрая женщина заплакала от радости. Меджид не мог спокойно видеть ее слезы, вскочил с места и подбежал к ней.
      - Мама, почему ты плачешь? Я же не больной! - и повис на шее Тахмины-ханум.
      Воспользовавшись моментом, я спросил Нину о княжне, поселившейся во дворце наследного принца.
      - Что ты думаешь об этой княжне, которая приехала на банкет с принцем?
      Нина улыбнулась.
      - Нет никакого сомнения, что она не княжна. Ее манеры, разговор ясно свидетельствуют, что это опытная шпионка. Двух мнений не может быть. Разве в жандармских организациях мало таких "княжон"? Как она говорит, портрет наследного принца она случайно увидела на выставке у одного фотографа в Таганроге и влюбилась в него. Она стала переписываться с ним и, наконец, высказала желание повидаться. Он пригласил ее к себе в гости. Это еще не все. Она метит дальше, она сказала мне: "Если его высочество согласится, я приму магометанство и останусь навсегда в Тавризе". О, от этой шпионки он так легко не отделается. Если она не такая уж искусная разведчица, зато чертовски-красива. Она опутает его своими чарами, вот увидишь. Восточным, властелинам только это и нужно.
      - Не допустим! Таких шпионов мы видели немало, - ответил я Нине.
      * * *
      Нужно было во что бы то ни стало разоблачить княжну,. подосланную к молодому наследнику под видом влюбленной в него красавицы. Первым долгом мы отпечатали изящные именные бланки принца на русском и французском языках. На одном из бланков я составил письмо от имени Мохаммед-Гасан-Мирзы князю Осипову в Петроград.
      "Уважаемый князь!
      Милостью всевышнего род мой наделен могуществом и славой. Наше благородство, великолепие наших дворцов вам хорошо известны. Распространяться об этом не буду. Наши дружеские и добрососедские отношения с Российской империей установились в давние времена. Мои августейшие родители и прадеды ценили эту дружбу и я, продолжая их традиции, всемерно стремлюсь не только сохранить, но и углубить ее. Счастливая случайность предоставила мне прекрасную возможность для этого. Приезд в Тавриз ее сиятельства княжны, надеюсь, явится началом для более тесного сближения царствующей династии Романовых с династией шахиншахов в Иране. Ее сиятельство княжна, поселившаяся в нашем тавризском дворце Шамсилимаре, чувствует себя великолепно. Как старшему брату, она передает вам свой привет и радость от встречи со мною и просит вашего благословения на наш брак.
      Ее сиятельство надеется, что вы, хотя бы коротеньким письмом ответите нам. Княжна сама написала вам несколько строк, которые я посылаю вместе с моим письмом.
      Мы оба надеемся, что ваш ответ будет залогом нашей счастливой семейной жизни.
      Наследник иранского престола
      Мохаммед-Гасан-Мирза".
      * * *
      Тем временем события в Иране развивались своим чередом. Царские войска, расположенные в местечке Ени-Имам, были готовы по первому приказу командования оккупировать Тегеран. Ферманферма, душой и телом преданный русским, находящийся от них в материальной зависимости, всеми силами подготавливал для этого почву.
      В результате беспрестанного нажима русских и англичан иранское правительство решило отказаться от нейтралитета и объявить войну Турции и Германии. Однако в компенсацию за это оно потребовало так много, что министр иностранных дел России Сазонов посоветовал шаху воздержаться от присоединения к союзникам.
      В конце 1916 года Ахмед-шах Каджар объявил о своем отречении от престола. Сделано это было с согласия английского и русского правительств, которые материальное обеспечение его приняли на себя. Однако англичане были категорически против возвращения на престол Мохаммед-Али-шаха, придерживавшегося русской ориентации. В связи с этим Сазонов в письме Эттеру еще раз предложил назначить в Тегеран военного генерал-губернатора.
      В это время Ферманферма составил план протектората России над Ираном и представил его русскому послу в Тегеране. Это было формальным юридическим закреплением той политики, которую царский империализм проводил здесь давно. За известную сумму, полученную от русского посла в Тегеране, шах согласился на увеличение казачьей бригады. Россия получила конвенцию на эксплуатацию шоссейных и железных дорог, на разработку полезных ископаемых.
      В Азербайджане дело обстояло примерно так же. Низамульмульк за ничтожную сумму продал русскому консулу всю власть. Все градоначальники были послушным орудием в руках царских чиновников, которым они продавали свою родину оптом и в розницу.
      Народ жил в ужасающей нищете, не было конца произволу, эксплуатации и вымогательствам. Его притесняли, над ним издевались местные богачи и иноземные поработители. Страна изнывала под этим двойным гнетом.
      Хотя царский консул и был негласным хозяином Азербайджана, он все же проявлял некоторую осторожность, так как очень боялся, что потерявший терпение народ восстанет. Не так обстояло дело в других районах Ирана, например, на юге. Там никто не считался с населением и не боялся его.
      Наследный принц в последнее время ничем не интересовался, кроме подачек от царского консула и своей княжны.
      В ожидании ответа от князя Осипова, мы делали приготовления к разоблачению Низамульмулька.
      ВИЗИТ К МИСС ГАННЕ
      После казни Рафи-заде я видел мисс Ганну всего один раз, на новогоднем банкете у консула. По-видимому, она сама не хотела встречаться со мной. Раньше, когда у меня не было времени навестить ее, она разыскивала меня, писала мне письма или справлялась о моем здоровье. Теперь же она ничего не предпринимала. Мне необходимо было повидаться с ней. Секретарь американского консульства Фриксон был болен. Я должен был узнать кое-что через мисс Ганну. Поэтому я решил поехать к ней, несмотря на свою чрезвычайную перегруженность. Сделать это надо было непременно сегодня и до одиннадцати часов вечера, так как на это время я был приглашен во дворец Шамсилимаре на банкет, устроенный в честь именин княжны Осиповой. Ехать туда, ничего не зная о политической обстановке в стране, было, по меньшей мере, неразумно и бесполезно.
      Я знал, что мисс Ганна, как правило, всегда в четыре часа возвращается домой из консульства. Нужно было обязательно застать ее в это время. Поехать к ней в девять часов вечера, обычное время моих посещений, я не мог, до одиннадцати я ничего не успел бы выяснить, для этого надо было посидеть подольше.
      Ровно в четыре я постучался к ней. Старая служанка, охая, переваливаясь с боку на бок, открыла мне дверь. Увидев меня, она очень обрадовалась.
      - Барышня дома? - спросил я.
      - Да, дома.
      Мисс Ганна имела привычку, когда стучали в дверь, подходить к окну и смотреть, кто идет к ней. Поэтому, поднимаясь по лестнице, я не сводил глаз с ее окна, но там никого не было.
      Я застал мисс Ганну в столовой, она накрывала на стол. На мое приветствие она ответила холодно и сухо, не так, как обычно. Я протянул ей руку, но она, не оборачиваясь, сказала:
      - Простите, у меня грязные руки.
      И в прошлом часто случалось, что она обижалась на меня, дулась, не хотела разговаривать. Но в таких случаях она нет-нет, да поглядывала украдкой на меня. Сегодня же она ни разу не посмотрела в мою сторону.
      Я оказался в глупом положении, не знал, как подступиться к ней. Я видел, что она тоже нервничает, берет то одну тарелку, то другую, снова ставит на место, выходит без нужды в другую комнату и тут же возвращается обратно. Такой рассеянной я еще никогда не видел ее.
      Я внимательно всматривался в ее лицо. Она выглядела усталой, утомленной. Видимо, сказывались бесконечные думы и переживания. Под ее глазами появились круги, щеки запали, глаза лихорадочно блестели. Она была угнетена в подавлена, очевидно, не только моей невнимательностью, но вообще тем, как нескладно сложилась ее жизнь. Она казалась разочарованной во всем и во всех.
      Я молча сидел на тахте, задумавшись об истории нашего знакомства. Мне было совестно за себя. За эти семь лет я словно не замечал ее волнений, нечеловеческих переживаний, одиночества, печали и тоски. Я не мог простить себе, что исковеркал жизнь молодой неискушенной девушки. Мне было стыдно взглянуть на оскорбленную Ганну. Мое отношение к ней не имело никакого оправдания. Я обдумывал свое поведение, спрашивал себя: "Если бы я был судьей и эта девушка, молодые годы которой прошли в неопределенности, без всяких надежд на счастье, страдавшая от безразличия любимого, жаловалась мне на него, какое бы я вынес наказание этому бессердечному человеку?" Подумав немного, я ответил на свой вопрос: "Человека, годами мучившего молодую девушку, обманувшего ее лучшие чувства, не оправдавшего ее надежд, я считал бы преступником и приговорил бы к тяжелому наказанию". А кто мне судья? Моя совесть. Где бы я ни был, я всегда буду чувствовать ее укоры. Почему я сразу не сказал этой девушке из далекой Америки, что я связан с другой, люблю другую? Почему играл перед мисс Ганной глупую роль, почему в течение семи лет беспощадно ее обманывал? Почему я дал ей повод полюбить меня и поощрял ее чувство? Почему я был так жесток к ней? Что может оправдать меня? Я заставил ее служить интересам чужого ей народа? Из-за меня она стала шпионкой, она шла на все ради меня. А я, что дал я ей взамен? Зачем нужно было мне использовать ее? Разве без нее революционное движение не развивалось бы?
      Я пошел по неправильному пути с первых же дней нашего знакомства. Только теперь я понял, что каждый мужчина, даже самый умный и честный, в обществе красивой молодой девушки, забывает обо всем, не отдает отчета в своих словах, не думает, какое они производят впечатление. А женщины еще провоцируют его на это, пуская в ход свой чары. Вот почему и те и другие так часто допускают неисправимые ошибки, дают себя обманывать и сами обманываются.
      Почему мисс Ганна так опрометчиво влюбилась в молодого человека, которого едва знала? Для чего проливала она слезы в Ливарджане? Почему я, не подумав о будущем, забыв, что связан с другой, говорил ей: "Против твоей воли и желания я ничего не сделаю". Зачем я это говорил, зачем лгал?
      Погрузившись в думы, я совершенно забыл, где нахожусь. Неожиданно голос мисс Ганны вывел меня из оцепенения, освободил от кошмара. Словно неимоверная тяжесть спала с моих плеч.
      - Садитесь к столу! - сказала она.
      Нет сомнения, что она поняла мое состояние, ее чуткое сердце не выдержало.
      Когда я поднял голову, она стояла предо мною и ждала, когда я встану. Я поднялся с кресла, как маньяк, и сел за стол, не сознавая и не чувствуя, что я делаю.
      Она ухаживала за мной, как за самым дорогим и желанным гостем, была по-прежнему вежлива, гостеприимна, старалась угодить мне. А я, думая о ее заслугах перед нашей организацией, о ее беззаветной любви ко мне, чувствовал себя неловко и сидел, как на угольях.
      Не было никакого сомнения, что наше молчание долго продолжаться не может. Я знал, что мне придется выслушать упреки, критику, может быть, даже оскорбления. Необходимо было попросить у нее прощения за все. Ссориться с ней было, по-моему, неэтично, некрасиво, даже нечестно. Я хотел сохранить с ней дружбу.
      Опустив голову, я молчал. Мисс Ганна заговорила первая.
      - Мужчина не должен быть ни скупым, ни трусом, - сказала она.
      Ее слова задели меня за живое, я не был ни скрягой, ни трусом. Для того, чтобы создать ей обеспеченную жизнь, я не жалел никаких средств. Она знала, что я смелый и неустрашимый человек. Поэтому я задал ей вопрос:
      - Что ты хотела сказать? Я не понял.
      Насупив брови, она зло посмотрела на меня.
      - Ты поскупился сказать одно слово правды. Почему ты струсил и не сказал мне сразу, что твое сердце занято, что ты любишь другую?
      - Кого ты имеешь в виду?
      - Ту, которая вместе с тобой приехала на новогодний банкет царского консула.
      - Была ли необходимость в этом?
      - Для тебя правда, очевидно, не имела никакого значения, а для меня колоссальное. Скажи хоть теперь, кто она?
      - Разве ты ее не знаешь?
      - Так близко, как ты, не знаю Кто она?
      Я довольно скупо рассказал ей о Нине и закончил:
      - Это она спасла тебя от царских жандармов и неминуемой высылки в неведомые края. Она предупредила меня о решении консула подвергнуть тебя аресту. Теперь поняла, кто она?
      Мисс Ганна молчала. После некоторой паузы она подняла голову и задала вопрос:
      - Очевидно, ты и с ней вытворяешь все то, что делал со мной, не так ли? И она, видимо, не избегла моей участи.
      - Можешь быть уверена, наша дружба с ней такая же, как с тобой, - снова увильнул я от прямого ответа.
      - Могу ли поверить твоим словам?
      - Да, вполне. В них нет фальши.
      Настроение мисс Ганны заметно улучшилось, лицо ее прояснилось, она начала улыбаться. Видимо, она была удовлетворена моим ответом. Мы помирились. После короткой паузы, она сказала:
      - Когда я тебя не вижу, разные мысли приходят мне в голову, я многое хочу высказать тебе, даже подбираю выражения, чтобы выразить свое возмущение. Но ты приходишь, и я забываю все на свете. После твоего ухода вспоминаю все вновь и вновь.
      Она умолкла, но через несколько мгновений прошептала:
      - Кто знает, может, все эти мысли возникают у меня лишь потому, что я тебя долго не вижу.
      - Расскажи мне, что нового, - попросил я.
      - О, новостей много. Премьер-министр России назначил Ахмед-шаху пенсию в размере тридцати тысяч туманов в год. Об этом министр иностранных дел Сазонов сообщил телеграммой Эттеру. На днях русские арестовали турецкого посла, аккредитованного в Тегеране. Это событие не имеет прецедента в истории международных отношений. Этим актом царское правительство хочет показать всему миру, что Иран, как самостоятельное государство, больше не существует. По сведениям, имеющимся в консульстве, американское правительство склоняется в пользу русско-английско-французского блока.
      - Какие новости в тавризских консульствах?
      - В американском консульстве стало известно, что наследник престола живет на средства, получаемые регулярно от царского правительства.
      - Сегодня вечером наследник престола справляет именины княжны Осиповой. Работники американского консульства получили приглашения?
      - Да
      - Ты поедешь туда?
      - Поеду.
      - Нина тоже будет там?
      - Да, ее пригласили. Прошу тебя, познакомься с ней поближе. Вы подружитесь. Я уверен, что ты ее полюбишь.
      - Если она не ревнивая, может быть, и будем дружить. А то чего доброго, еще приревнует тебя ко мне
      - Когда ты узнаешь ее хорошо, увидишь, какая она приятная девушка. Она тебя полюбит и будет относиться к тебе, как к родной сестре. У нее исключительный характер, ты в этом убедишься сама.
      Мои слова очень обрадовали мисс Ганну. Она спросила:
      - Эта девушка живет в твоем доме?
      - Нет. У нее есть свой дом и своя прислуга. У нее сын, Меджид, ему одиннадцать лет.
      Мисс Ганна удивилась.
      - Это ее родной сын?
      - Нет, приемный, но она любит его больше, чем родное дитя.
      Я рассказал историю Меджида, его матери Зейнаб, названной сестры Нины, и Джавад-аги. Мои слова растрогали мисс Ганну
      - Какая она добрая, искренняя, Нина! - сказала она.
      ИМЕНИНЫ КНЯЖНЫ
      Дворец Шамсилимаре со дня своего основания еще не видел такого пышного, торжественного пиршества. Банкет, посвященный дню рождения княжны Осиповой, своей пышностью превосходил празднества, по случаю восхождения на престол шахов Ирана.
      Принц израсходовал не только все деньги, имевшиеся у него наличными (оклад и подачку консула), еще продал Мешади-Кязим-аге кольцо с бриллиантом в двенадцать каратов, оставшееся ему от покойной матери.
      В Иране издавна вошло в моду сопровождать банкет пышной иллюминацией. Мохаммед-Гасан-Мирза приказал не жалеть на это средств. Гости, приглашенные на банкет, выходили на балкон, чтобы полюбоваться этим великолепным зрелищем. Ракеты, взрывающиеся в воздухе, составляли разноцветное слово "княжна".
      На этом пышном банкете Нина и мисс Ганна были первыми красавицами. Их платья и украшения приковали взоры княжны и Мохаммед-Гасан-Мирзы. Английский и американский консулы, не обращая никакого внимания на княжну, наперебой ухаживали за ними.
      Обе женщины ни на минуту не расставались. Когда Нина подала мисс Ганне руку, та прочла в ее глазах такую теплоту, что чуть не заплакала. Я следил за американкой. Когда Нина обняла и поцеловала ее, слезы радости и умиления покатились по ее щекам.
      Слушая разговоры, наблюдая за прогуливающимися по залу парами, среди которых принц прохаживался под руку с княжной, я невольно думал, что нахожусь не на банкете, а в театре и вижу перед собой профессиональных артистов, играющих заранее порученные им роли:
      Русский консул казался чрезвычайно озабоченным. Он был похож на полководца, только что получившего сообщение о поражении его армии. Он не мог ни минуты усидеть на месте. Перекидывался короткими лаконичными фразами с Емельяновым, английским или американским консулами, вскакивал, закуривал папиросу, ходил по залу, опять подсаживался к кому-нибудь. Словом, был не в своей тарелке. Княжна чувствовала себя не лучше. Было похоже, что она и сама не верила имени, под которым жила во дворце. Она жадно ловила речи гостей, растерянно оглядывалась по сторонам. Нервозность консула и княжны заставила меня насторожиться. Не было сомнения, что оба взволнованны каким-то одним событием, пока мне не известным. Я начал беспокоиться, мне хотелось как можно скорее узнать причину этого странного замешательства.
      Наконец, гостей пригласили за стол. Тосты были приторны и однообразны, как обычно: в честь английского короля и русского императора, за здоровье всех консулов и лишь в самом конце вспомнили несчастного принца. Мне было стыдно за него.
      Когда ужин кончился, гости перешли в соседний зал, где начались танцы. Наследник престола с княжной присоединились к небольшой группе, где были Нина и мисс Ганна. Как раз в эту минуту вошел главный церемониймейстер дворца и на серебряном подносе подал принцу какой-то пакет.
      Прочитав надпись на конверте, тот сказал:
      - Из Петрограда. Очевидно, от его сиятельства князя. - Потом он обратился ко мне: - Кажется, вы хорошо читаете по-русски. Пойдемте ко мне в кабинет!
      Я последовал за ним. Он плотно прикрыл дверь и подал мне письмо. Я начал читать:
      "Ваше высочество!
      Письмо Ваше я получил. Вы пишете о славе вашей династии и об искренней дружбе с императором Российским. Все это отрадно. Одновременно Вы посвящаете несколько строк моей сестре. Должен признаться Вашему высочеству, что крайне удивлен этим. Моя сестра живет в данное время в Петрограде, к тому же она сейчас больна. Из нашей семьи нет ни одной женщины за пределами империи. Тавризскому консулу поручено установить личность женщины, проникшей к Вам под нашей фамилией.
      Кн. Осипов".
      Наследник престола был ошеломлен. Он не верил своим ушам и тупо уставился на меня.
      - Аллах великий! Какой срам! Я ничего не писал ему, - Он трясся от волнения. Потом недоуменно спросил: - Вы говорите правду? В самом деле это письмо от самого князя?
      Я показал ему подпись Осипова.
      - Вы же сами, слава аллаху, немного читаете по-русски. Возьмите письмо, на досуге прочтете еще раз.
      - Ума не приложу, кто же от моего имени мог написать князю Осипову?
      - Надо отыскать этого человека. Это провокация, позорящая династию!
      - Что же я должен предпринять теперь? Вернее, что я могу сделать? О, я погиб! Кто эта окаянная женщина! Почему консул знакомит меня со всякими подозрительными женщинами?
      - Волноваться не нужно. Никому на банкете ничего не говорите. Возьмите себя в руки. Когда представится возможность, расскажите консулу! Он вам друг, к тому же он человек умный. Вы поступите так, как он посоветует. Этот скандал позорит не только вас, но и его.
      - Заклинаю вас вашей совестью. Никому ни слова, пусть это останется между нами.
      - Непременно, ваше высочество. Никто об этом не должен знать, - я поднялся с места.
      Когда я вошел в зал, я заметил, что княжна, уставившись в дверь, с нетерпением ждала принца. Но он в зале больше не показывался.
      Мы с Ниной сидели в стороне и смотрели на порхающие в вихре вальса пары. Через несколько минут слуга вызвал царского консула к хозяину. Было уже поздно. Гости хотели расходиться, но никто не решался уехать, не попрощавшись с принцем. Вскоре церемониймейстер позвал и меня.
      Консул с наследником сидели в маленькой библиотеке. Консул напоминал человека, проигравшего огромное состояние. Наследник, упершись головой в ладони, сидел молча. Всем своим видом он выражал брезгливое отвращение к консулу.
      Как только консул увидел меня, он сказал:
      - Садитесь, мой друг Вы, конечно, знаете о случившемся. К сожалению, такие вещи происходят часто. Такова природа женщин. Они способны на ложь, всякие козни и ухищрения. Изучить их совершенно невозможно. Они похожи на лук, имеющий сотню рубашек, - он положил мне руку на плечо. - Как хорошо, что в этот секрет посторонние не посвящены. Такое другим передавать нельзя. Этот вопрос нешуточный, затрагивается честь правительства. Это неимоверный скандал. Очень прошу вас, никому не доверять эту тайну. Надеюсь, все останется между нами!..
      Я дал слово консулу и вернулся в зал. Многих уже не было. Когда мы с Ниной собирались уходить, княжна к нам не подошла, очевидно, она ожидала, что мы подойдем к ней и попросим разрешения уйти, но мы не обратили на нее никакого внимания. В дверях я оглянулся. Она стояла одна посреди зала, погруженная в думы. Несомненно, она понимала, что позорно провалилась.
      ВТОРОЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ КОМИТЕТ
      Как-то рано утром мне позвонила мисс Ганна.
      - Нам необходимо встретиться по важному делу.
      Я знал, что у нее выходной день, и спросил:
      - Ты не занята сегодня?
      - Нет, я не работаю, можешь зайти в любое время.
      Я поехал к ней в одиннадцать часов. Она приняла меня радостно. Настроение у нее было хорошее. Ничего не говоря, она показала мне несколько документов, которые удалось заполучить американскому консулу. Все это были очень важные и секретные бумаги. Интереснее всего, пожалуй, была телеграмма Эттера министру иностранных дел Сазонову.
      "Возмущенные предательством премьер-министра Ферманферма около пятисот купцов и молл засели в бест и требуют его отставки. Он вынужден был выполнить это требование. Я предложил назначить премьер-министром Супехдара, но он колеблется и боится принять этот пост. Было бы весьма целесообразно самому шаху дать сто тысяч туманов и вместе с англичанами назначить ему ежемесячное пособие в пятнадцать тысяч туманов. Пособие нужно выдать и Ферманферме"
      Во второй телеграмме Сазонову Эттер писал:
      "Сегодня лично вручил Ахмед-шаху сто тысяч туманов и посоветовал не тратить их до окончания войны".
      Когда я прочел эти документы, американка сказала:
      - Царское и английское правительства уже решили судьбу Ирана. Они больше не признают его самостоятельным государством. Иран потерял свою независимость и суверенитет.
      - Да, к сожалению, это так. Теперь решается судьба не одного иранского государства, а всех малых народов. Но пока война не кончится, ничего еще неизвестно. Кто знает, как будут развиваться события дальше. Сейчас актеры этой кровавой драмы чувствуют себя неплохо, а потом посмотрим. Нам ничего другого не остается, как спокойно ожидать финала.
      Разговаривая с Ганной, я ни на минуту не переставал думать о политическом положении Ирана. В стране не осталось ни одного учреждения, на которое царское правительство не наложило бы свою лапу. Все политические, экономические, финансовые и административные вопросы решались английским и царским правительствами. Свои решения они в Тегеране диктовали шаху, а тот передавал на периферию приказы и директивы. В Тавризе правитель Азербайджана Мохаммед-Гасан-Мирза и его заместитель Низамульмульк сидели сложа руки, им нечего было делать. Местную власть осуществляли русский и английский консулы. Они снимали и назначали градоначальников, не считаясь ни с кем. Губернатор и его заместитель не имели никакого влияния. Их распоряжения игнорировались, никто не считал их представителями власти. При таком положении вещей все - и богатые и бедные стремились принять русское подданство. Даже амбалы, недовольные платой, грозили хозяевам: "Ты знаешь, кто я такой? Я доставляю лошадям консула ячмень и саман, пожалуюсь ему, он тебе покажет, где раки зимуют".
      Долгое время царское консульство любыми способами пыталось раскрыть нелегальный Революционный комитет, но все старания ни к чему не приводили. Каждый раз нам удавалось разгадать и сорвать его план.
      Я надеялся, что мисс Ганна и сегодня что-нибудь расскажет о том, какие еще козни консульство готовит против нас, но она вдруг спросила:
      - Ты знаешь о письме, которое Низамульмульк послал царскому консулу?
      - Нет. Не слыхал. К несчастью, Нина вот уже десятый день больна и не ходит на работу.
      Мисс Ганна достала копию этого письма и подала мне.
      - Скажи, для какой цели вам понадобилось это письмо? - спросил я у нее.
      - Коль скоро сотрудник царского консульства является нашим осведомителем и получает от нас деньги, он должен приносить нам все документы, важные или неважные - безразлично.
      С разрешения мисс Ганны копию письма Низамульмулька царскому консулу я положил в карман. Вот, что в нем было написано:
      "Господин консул!
      В данное время в Тавризе множество безработных и лиц без определенных занятий и неизвестного происхождения. Эти сомнительные люди проникли в город без разрешения местных органов и не по пропускам, выдаваемым нашими пограничными чиновниками. Поэтому-то никто из них не зарегистрирован нашими административными органами, и, следовательно, не может рассчитывать на их защиту.
      Существовавшая ранее система выдачи виз для перехода границы Ирана в данное время ликвидирована военными властями России. Создалось положение, будто иранское государство перестало существовать. Вследствие этого всякий желающий попасть в Иран, может присоединиться к караванам, доставляющим военные припасы и снаряжение. По этой причине в Тавризе и оказалось так много неизвестных мужчин и женщин. Такое явление чревато нежелательными последствиями и угрожает спокойствию населения.