Я испугался, что сейчас он примется читать мне лекцию о своих несказанных перспективах, как тогда, в лаборатории ученого, и, чтобы помешать этому, быстро произнес:
      – Хочешь цитату? «Итак, властители народов, если вы услаждаетесь престолами и скипетрами, то почтите премудрость». Престолом и скипетром ты, судя по всему, услаждаешься, хоть я и не знаю, что такое «скипетр», а вот с премудростью у тебя не сложилось. Тебя засунули в ореховую скорлупу, а ты чувствуешь себя повелителем бесконечности…
      Возникла пауза, во время которой я успел помассировать ребра и определить, что, кажется, ни одно не сломано. Гленсус сказал:
      – Ну, в общем, теперь насчет того, что я собираюсь с тобой сделать…
      В этот момент дверь приоткрылась, в комнату просунулась исцарапанная физиономия и произнесла злым голосом:
      – Подавать девицу, хозяин?
      – Ага, наконец! – оживился Гленсус. – Сюда ее!
      Дверь открылась шире.
      – Ну заходи, коза!
      В комнату втолкнули Лату – платье на ней вновь было порвано, а сама она была еще более исцарапанная, чем обычно.
      Покачав головой, я откинулся на диване и прошептал:
      – Советчик, слышишь меня?
      Он молчал, скорее всего, окончательно вырубившись в результате энергетической белиберды, произошедшей в моем организме.
      – Здесь Свен Гленсус, – продолжал я. – И здесь Лата. Мы находимся в Зеленом Замке.
      – Уиш, как ты? – спросила Лата.
      – Тускло, – признался я. – А ты?
      (Вооружен? От головы до ног?) – внезапно и вполне отчетливо промолвил знакомый голос в моей голове.
      – От пят до темя, – буркнул я.
      – Да, Салоник, позволь тебе представить… – Гленсус осклабился… – представить мою невесту.
      – Невесту? – вскинулась Лата.
      – Конечно. Свадьбу сыграем сегодня же.
      – Ну, нет!
      – Ну, да. У тебя что, есть выбор?
      Несколько секунд она стояла, сжимая и разжимая кулаки, потом решительно шагнула к дивану, плюхнулась ко мне на колени, обхватила за шею и поведала во всеуслышанье:
      – А я теперь не невинная, понял ты, старый козел?
      – Во дает… – прокомментировали из-за плохо прикрытой двери.
      Ножка бокала с хрустом сломалась в руке Гленсуса, верхушка упала и красное вино растеклось по ковру.
      – Это правда? – спросил он у меня, багровея.
      – Ну, уж и не знаю… – ответил я, обнимая Лату за талию. – Как тут можно знать что-то наверняка? Есть много нюансов, на глаз ведь тоже не всегда определишь… Может быть, ты и не старый… но козел – точно!
      – Ах вот как? – завопил Гленсус, и у меня от его крика вновь заболела голова. – Так вот, да? Вот так, значит? Ну хорошо, Уиш Салоник и Лата Пат-Рай! Я не щепетильный. Никаким устаревшим понятиям не подвержен! Ты будешь моей женой! Но если раньше я еще раздумывал, то теперь решил окончательно! Теперь, Салоник, тебя казнят!
      (Да сохранят нас ангелы господни!) – перепугался Советчик.
      – Казнят? – переспросил я и спихнул Лату с колен. – Это вряд ли.
      – Тебя повесят часа через три!
      – Неужто? Давай рассмотрим этот вопрос поподробнее. Каким образом ты собираешься заставить ее выйти за себя замуж, если повесишь меня? Она что, любит тебя, или хотя бы хорошо к тебе относится? Так ведь нет… Но тебе ведь надо чем-то ее шантажировать, а?
      – Точно, – согласилась Лата. – Если Уиша повесят, то фиг ты меня получишь, Свен. Впрочем, если Уиша не повесят, то все равно…
      – М-да, а ведь когда-то… – задумчиво пробормотал Гленсус… – когда-то ты строила мне глазки… – он театрально взмахнул рукой. – Введите третьего!
      Дверь открылась, и в комнату ввалилось четверо наемников – все они крепко сжимали в руках цепь, к концу которой был за шею прикован Чоча Пат-Рай.
      – Чоча! – ахнула Лата и вскочила.
      – Сидеть! – рявкнул Его Боссовство.
      Я схватил Лату за руку и заставил усесться на диван рядом с собой.
      – Буйный очень, – пожаловался один из наемников. – Прям беда с ним. Такого в нашем контракте не было.
      – Получите премиальные, – отмахнулся Свен Гленсус. – Теперь, Лата, тебе ясно, почему мне не нужен этот воришка, чтобы убедить тебя совершенно добровольно выйти за меня замуж? Я бы мог заполучить тебя и так, без всякой свадьбы, но это не годится. Гленсинги дин Трассары – древний род, надо блюсти приличия. Согласишься – я помилую твоего брата. Откажешься – все равно будешь моей, но их повесят рядом.
      – О чем квакает эта расфуфыренная каракатица? – загремел Чоча, поднимая голову.
      – Как они тебя поймали? – спросил я.
      Свен Гленсус носком туфли отшвырнул в сторону разбитый бокал и пояснил:
      – Я давно знал, что Невод – гнездо непокорных бунтарей, помогающих моим врагам. Этой ночью мои гуманоиды захватили его. В преддверии войны с Кидаром надо было подавить очаги возможного внутреннего сопротивления. К моему удивлению, среди рыбаков оказался человек, которого я так жаждал увидеть. Очень хорошо! Так сказать, одним махом двоих забабахал…
      Чоча шагнул вперед, цепь натянулась, и наемники уперлись ногами в пол.
      – Держите его! – приказал Свенсус нервно. – Да покрепче!
      – Легко сказать, – пробормотал наемник, ближе всех находившийся к Чоче.
      – Такого в нашем контракте не было, – добавил второй.
      Убедившись, что наемники сумели остановить Чочу, Его Боссовство продолжил:
      – Часть рыбаков успела спрятаться в прибрежных лесах, и это, конечно, печально, но их все равно рано или поздно изловят. Ты, Салоник, чуть было не нарушил мои планы. Этот КРЭН был последним, нужным Урбану для совершения большой деформации. Теперь он уверяет меня, что необходимую мощность уже можно накопить. После того, как мы разобьем кидарского эмира и его чепуховое воинство, остатки его армии присоединятся к нам – им просто некуда будет деваться – и вот тогда можно будет десантироваться в Зенит. Но суть не в том. На сейчас моя программа вам троим ясна? Сначала публичное повешение этого молодчика, чтоб другим неповадно было, сразу после этого – моя свадьба.
      Чоча напрягся, закряхтел и, медленно ступая, побрел к Гленсусу. Наемники шумно вздохнули и начали съезжать, скребя ногами по полу.
      – Да держите вы его! – воскликнул Гленсус, вскакивая и отступая за кресло. – И вообще, отправьте этого бычка обратно в камеру!
      Поскольку, не взирая на сопротивление, Чоча продолжал двигаться вперед, ближайший к нему наемник извлек из-за пояса дубинку и огрел Пат-Рая по голове. Тот сделал еще шаг к Его Боссовству, мотнул головой, остановился и упал на колени. По его лбу потекла струйка крови.
      (Что за кровавый и шальной поступок.)
      Лата охнула и попыталась вскочить, я удержал ее и, решив, что обо мне временно забыли и настал подходящий момент, вскочил сам и ринулся на Свена Гленсуса.
      Не знаю, кто и чем швырнул в меня, но тут же воспоследовал удар по моей макушке, я споткнулся, брыкнул ногами и рухнул на холодные каменные плиты.
      Голос Его Боссовства загремел надо мной:
      – Приготовить платье для новобрачной! Подготовить мои парадные одежды! Этих двоих – в камеры! И позвать сюда Полпинты – д л я н е г о е с т ь р а б о т а!

***

      – А все-таки Его Боссовство зря затеял сейчас эту свадьбу. Кидарцы-то вот-вот насядут, надо к осаде готовиться. – Один из наемников схватил меня сзади за воротник и заставил остановиться. В это время другой длинным ключом принялся открывать дверь камеры – одну из многих в длинном ряду, что тянулся вдоль всего коридора.
      – Эх и везунчик ты, Рыжий. Сначала – твоя казнь, сразу после этого – свадьба твоей красули.
      (Расчетливость, приятель, с похорон
      на брачный стол пойдет пирог поминный.)
      – Ты бы лучше заткнулся, – пробормотал я.
      Дверь наконец была открыта, и меня водворили вовнутрь самым простым из возможных способов – пинком под зад.
      Прозвучало напутствие:
      – Полпинты, как всегда, пьяный, но свое дело он знает добре. Ну, будь здоров…
      Дверь захлопнулась, и я огляделся. Камера, совсем маленькая и с низким потолком, была тускло освещена солнечным светом, проникающим через узкое окно.
      На этом окне не было решетки.
      Расшвыривая ногами устилавшую пол гнилую солому, я метнулся к окну – и тут же уразумел, что покинуть камеру этим путем невозможно. Во-первых, окно было слишком узким, во-вторых, просунув в него голову, я увидел замковый двор… с высоты этак метров в тридцать. Что дало мне прекрасную возможность разглядеть происходящее сейчас внизу.
      Там, посреди замкового двора, недалеко от кустов, в которых мы с Латой прятались ночью, на большой деревянной платформе трое наемников с плотницкими инструментами, засучив рукава, в поте лиц своих приспосабливали верхнюю перекладину к "П"-образной конструкции. О назначении данной конструкции догадаться было несложно.
      (Убийство гнусно по себе, но это
      гнуснее всех и всех бесчеловечней!)
      – Захлопнись! – взревел я, вытянул голову из окна и с размаху пнул ногой в дверь.
      Ни к чему это не привело, лишь в коридоре за дверью прозвучало короткое эхо, да начала болеть нога, но я все равно стукнул еще пару раз и добился лишь того, что нога заболела сильнее. Я хмуро сел у стены, стянул сапог и стал массировать стопу. Было тихо, с потолка в углу камеры с занудной периодичностью капала вода. Я натянул сапог и глянул на таймер. Цифры с него исчезли, вместо них тускло светились непонятные буквы ЕГГОГ, да сбоку медленно вращалась белая спираль.
      (Ты все еще окутан прежней тучей?) – осторожно осведомился Советчик.
      – О нет, мне даже слишком много солнца! – рявкнул я. Меня передернуло. Ну вот, сам заговорил стихами! Только этого не хватало! Чтобы половозрелый, здоровый, практичного склада молодой человек, в своем пока еще уме, начал вдруг изъясняться в рифму…
      – Эй, Советчик! – сказал я. – Почему у тебя поехала крыша? Не совсем точное выражение по отношению к тебе, но ты понял. И почему не сработал дефзонд? Это что, такая дурацкая случайность или как?
      (Порвалась дней связующая нить.
      Как мне обрывки их объединить?)
      – Ну и чего бы это значило?
      В моей голове разразилась целая какофония звуков: визг, гул, звон, грохот, вой… Мне показалось, что сквозь все это доносится голос со слегка обалдевшими интонациями: «Ах, неужели я возвращаюсь?» Потом как будто защелкало реле случайных чисел, но тут же умолкло. Началась знакомая вибрация, голова затряслась, в мозгу словно что-то с тихим хлопком лопнуло, и все внезапно прекратилось.
      Советчик произнес:
      (Либо это случайная невероятность, либо невероятная случайность. День добрый, организм-носитель… хозяин.)
      – Вряд ли этот день добрый, – возразил я. – Ты наконец смог выбраться из своей книженции? Ну, хоть подергал на прощание за бороду того, кто ее написал?
      (К сожалению, у меня отсутствуют ручные манипуляторы. Кроме того, автор жил в далекой окраинной реальности и давно умер. А вообще-то мне помог хаос, возникший в вашем организме, и нелинейные флуктуации-завихрения вашего биополя, появившиеся после неудачной попытки реальностной деформации. Я теперь покинул состояние личностного проецирования, но не совсем.)
      – "Не совсем"? Не люблю этого выражения. Что значит это твое «не совсем»?
      (В случае возникновения кризисной ситуации меня вновь будет отбрасывать в прежнее состояние.)
      – Опять будешь сбиваться на стишки? Ну и надоел же ты мне, Советчик! И, раз на то пошло, хочу напомнить, что сейчас я нахожусь в камере, из которой не могу выйти, в ожидании казни. Если это не опасная ситуация, то что тогда, по-твоему, опасная ситуация?
      (Сейчас мы лишь в ожидании кризиса. Это еще не кризис – кризис будет впереди.)
      – Ладно, ладно, – согласился я. – Все ясно. Теперь давай, советуй. И побыстрее.
      (Ну… – начал он. – Первое, что приходит в голо… первое, о чем я подумал, это наличие тайных ходов, ведущих из этой камеры. План, который дал вам…)
      Я перебил:
      – Нет, не выйдет. План остался в моей старой одежде. Брякни еще что-нибудь.
      (Ну… э… Оконное отверстие не подходит?)
      – Нет, слишком узко и высоко.
      (Что ж, тогда остается использовать мою последнюю способность. Вам надо сделать следующее… Встаньте на колени…)
      – Ты уверен? – удивился я – Чем это может помочь?
      (Ну конечно, сейчас это вам поможет. Становитесь, становитесь…)
      Кряхтя я встал на колени.
      (Сведите ладони вместе в вертикальном положении так, чтобы кончики больших пальцев оказались приблизительно на уровне кончика вашего носа…)
      Удивившись еще больше, я сделал и это.
      (Держите руки на высоте подбородка…)
      Я так и держал.
      В голове защелкало.
      (Включен модуль религиозных наставлений.)
      (Повторяй, сын мой! Отче наш…)
      – Отч… – начал я, но тут же опомнился и, вскочив, завопил: – А чтоб ты скис! Совсем шестеренки с осей послетали?! Тьфу на тебя! – я тяжело уселся, привалившись спиной к стене. – Я уже действительно было подумал, что ты можешь вытащить меня отсюда! Религиозные наставления, так твою разтак!
      (Мне этого и враг мой не сказал бы!
      Зачем же вы насилуете слух?) – заволновался он, немедленно сбиваясь на стихи.
      – Это ты уже столько времени насилуешь мой слух! – ответил я тяжело дыша.
      (Откуда эта неприязнь?
      Мне кажется, когда-то мы дружили…)
      – Я терплю тебя, пока ты ведешь себя нормально. Но когда начинаются такие идиотские бредни…
      (Иной и впрямь решит, что в этом скрыт
      хоть и неясный, но зловещий разум.)
      – И прекрати щелкать!
      Щелканье смолкло, наступила пауза, по прошествии которой Советчик виновато сказал:
      (Но это все, что я могу при данных обстоятельствах сделать, хозяин. Ну хотите, я включу блок морализаторских лекций?)
      – Да катись ты со своими блоками!
      Он замолчал, но долго молчать не смог, и вскоре произнес совсем другим голосом:
      – Почему, Салоник, вы не отдали кристалл мне, когда у вас была такая возможность?
      – Как это, дубина, я мог отдать кристалл тебе, если у тебя нет ни рук, ни… – начал я и осекся. Голос не принадлежал Советчику. Да и звучал он не в моей голове.

***

      За окном парил фенгол Смолкин и грустно смотрел на меня сквозь толстые линзы очков.
      – А летяга! – я вскочил и подбежал к окну. – Как вы нашли меня?
      – Я подслушивал под окном, когда вас и девушку привели к Свену Гленсусу. Должен сказать, что вы вели себя довольно дерзко и, по-моему, глупо.
      (Глупость – наш стиль) – вставил Советчик.
      – Заткнись, опухоль, – прошипел я. – Вы тогда вернулись в лабораторию?
      – Вы имеете ввиду, ночью? Да, но там уже появился Урбан Караф, так что КРЭН я не достал. Неужели ученый сращивает кристаллы для того, чтобы увеличить энергию деформации? Разве он не знает о возможной катастрофе? Моя раса…
      – Смолкин! – перебил я. – Можете вытащить меня отсюда?
      – А вы можете пролезть через окно?
      – Не могу, Заратустра меня побери!
      – Как же тогда я помогу вам?
      – Переправьте меня через Шелуху.
      – Но, кажется, я уже говорил – для этого требуются усилия по крайней мере двоих… – Смолкин пожал узкими плечами и перевернулся, расположившись теперь перпендикулярно к стене замка.
      – Я ведь не колдун и не волшебник, Салоник. Я всего лишь представитель расы, у которой хорошо развиты генетические эсперские способности. Вы знаете классическую литературную ситуацию? Комната, запертая изнутри. А внутри труп. Здесь же у нас, так сказать, полуклассическая ситуация. Комната запертая снаружи, внутри – вы. Как вам выбраться наружу? Я не знаю…
      (Организм-носитель…) – начал было Советчик.
      – Усохни, бретелька! – рявкнул я, все еще раздраженный его советом прочитать по самому себе отходную.
      (Но, организм…)
      – А я говорю – заткнись! Это я не вам, Смолкин. Вы видели, куда увели Лату?
      – Куда-то вглубь замка. Ее сопровождало трое наемников и старуха с несколькими платьями в руках.
      – А Чоча?
      – Он сейчас находится в одной из соседних камер. У него раны на ноге и голове.
      (Организм, я лишь хочу…)
      – Молчать! Чоче вы тоже не можете помочь?
      – Но там аналогичная ситуация, Салоник. Такая же камера…
      (Но, разъедри мой контур, хозяин!!!)
      – Пардон, – сказал я Смолкину. – Тут мой занудный внутренний голос хочет поделиться свежими впечатлениями. Одну секунду. Так что там у тебя, ты, капля ртути?
      (Совсем необязательно приводить необоснованные логикой сравнения, мотивации которых возникают лишь на основе чисто ассоциативной внешней адекватности формы и цвета) – разродился Советчик.
      – Если ты отвлек меня только для того, чтобы пробухтеть эту дребедень…
      Он поспешно добавил:
      (Просто я хочу указать на то, что, коль скоро вы сейчас не способны получить план тайных ходов Зеленого Замка, то, может быть, это сможет сделать фенгол Смолкин? В случае, конечно, если…)
      – А! – воскликнул я. – Слушайте, Смолкин, ведь это идея!
      Он осторожно спросил:
      – Какая идея?
      – План тайных ходов замка. Может быть, в этой камере тоже есть какой-нибудь скрытый лаз…
      – Откуда у вас план?
      – Мне его дал Чоча, но сейчас у меня его как раз и нет. Я его забыл в своей старой одежде, когда переодевался. Одежда осталась в… ну, наверное, это называется кладовка или склад. Возможно, она до сих пор там.
      – Где находится этот склад?
      – Вы помните, где видели меня ночью? Окно на том же этаже, только чуток правее. Я прикрыл его, но не закрыл на крючок.
      Фенгол поправил очки и стал постепенно принимать вертикальное положение.
      – Я попытаюсь, но это будет сложно. Сейчас день, и у меня нет возможности так же свободно леветировать из опасения быть увиденным… Но, конечно, я попытаюсь.
      – Попытайтесь… – я выглянул в окно. Наемники уже почти закончили с горизонтальным брусом. – И пытайтесь быстрее. В конце концов, я тогда помогу вам достать КРЭН.
      – Разве вам он уже не нужен?
      – Нет, раз мой билет из Ссылки оказался действительным лишь в один конец. Так что, договорились?
      – Договорились, – ответил он и стал отплывать от окна, произнеся напоследок. – Его Боссовство, кажется, решил сделать вашу казнь публичной, другим в назидание. Из Хоксуса специально посланные наемники скоро пригонят толпу горожан. Не знаю, что происходит в Леринзье, но оттуда доносится ментальный шум, да и обычно слабый фон Шелухи во много раз усилился, будто в преддверии каких-то бурных событий. Кстати, мои соплеменники приближаются к замку. Очень скоро они будут здесь. Я чувствую это.

***

      Десятью минутами позже горизонтальный брус был установлен и появился Полпинты с деревянным табуретом и веревкой. Со своего места у окна я наблюдал за тем, как он поставил табурет, влез на него и поднялся на цыпочки, пытаясь привязать веревку к брусу. Даже сверху было видно, что он слишком мал для этого, но Полпинты не сдавался и все привставал и тянулся, пока табурет не зашатался и он, натурально, не рухнул в кусты. Наемники захохотали.
      Полпинты недолго поскучал в кустах, вылез оттуда, показал наемникам кулак и вновь взгромоздился на табурет. Отвернувшись, я сел в углу камеры и стал уныло постукивать по таймеру. Наблюдать за подготовкой виселицы вообще не слишком радостное занятие, знать при этом, что виселица предназначена тебе – совсем печально. Наверное, Советчика вид виселицы тоже не привел в восторг, так как он продекламировал:
      (Мужчины не достойна эта скорбь.)
      – Скажи, какой от тебя толк? – спросил я. – Насколько я понял, ты стоишь кучу денег. И не дурак тебя выдумал. А какие именно советы ты способен дать?
      (Бытового, социального, морального, эстетического, этического, этимологического, философского, физиологического, политического и физического, а так же коммутационного свойства) – ответствовал он.
      – Хорошо, – согласился я. – Подай мне совет, э… предпоследнего свойства. Как мне физически выбраться из этой камеры?
      (Но я не знаю, – пожаловался он. – Это выше возможностей умственного потенциала, заложенного в меня конструкторами. Я ведь уже охарактеризовал ситуацию. Замкнутое пространство и некий объект, находящийся внутри него. Как объекту преодолеть границы пространства, если его параметры и возможности соответственно слишком велики и слишком малы, чтобы взломать границы?)
      – Чего?
      (Ну ведь имеется одна явная прореха – окно. Плюнуть за окно вы можете. Но ваши параметры, то есть размеры, не позволяют вам вылезти через него. С другой стороны, ваши возможности, наоборот, малы… Ведь на практике вы не можете проломить каменную стену.)
      – Ясно, не могу.
      (Вот. Впрочем, границы пространства не сплошные, помимо одной явной, возможно, имеется энное количество скрытых прорех, но… они вот именно скрыты и потому недоступны… во всяком случае, пока что-нибудь не сделает их… или хотя бы одно из них доступным, сиречь явным.)
      Я немного подумал.
      – Ты, кажется, хочешь сказать, что пока плана нет, мне следует самому поискать?
      (Именно это я и хотел сказать. Раз мы наверняка знаем, что в замке множество тайных ходов, то вероятность обнаружения хотя бы одного в этой камере, конечно же, существует.)
      – Скажи, – произнес, поднимаясь и начиная обстукивать стены, – а какова эта вероятность?
      Он пощелкал и сообщил:
      (Девять из ста.)
      – Великолепно! Можно и не пытаться… – я все-таки простукал одну стену и принялся за вторую. Звук везде был один и тот же, глухой и короткий.
      Проходя мимо окна, я выглянул во двор.
      Несколько наемников, задрав головы, стояли у помоста, перевернутый табурет лежал между ними, а Полпинты болтался, вцепившись в уже привязанную веревку, и дрыгал ногами. То ли проверял ее на прочность, то ли боялся спрыгнуть. Я заметил, что сухопутные ворота широко распахнуты, и в замковом дворе уже начали собираться люди. Позади помоста сидело пятеро наемников с большими цилиндрами – приглядевшись, я уразумел, что это барабаны.
      – Видишь сие? – вопросил я, немедленно озлобляясь. – Видишь, спрашиваю? Теперь поведай мне, каковы шансы на то, что Смолкин успеет?
      Обошлось без щелканья, он, наверное, просчитал это заранее.
      (Двенадцать из ста.)
      – Шикарно! Потрясающе! Еще как-нибудь подымешь мне настроение?
      (Фактор-икс, расстроивший дефзонд, дестабилизирует мою структуру и не дает полностью использовать свой потенциал.)
      – Ага! – я наконец простучал комнату по всему периметру и остановился. – Скрытых прорех обнаружить не удалось. Советуй дальше.
      (Ну, поскольку скрытые прорехи так и остались скрыты, а уменьшить свои физические параметры для того, чтобы проникнуть в явную прореху вы не можете, то… то…)
      – То следует… – подсказал я. – Следует сделать еще…
      (То следует сделать заявление, что выхода я не вижу) – заключил Советчик.

***

      Вскоре обстановка в замковом дворе несколько изменилась: Полпинты наконец-то отцепился от веревки, барабанщики встали позади помоста, горожан прибавилось, больше стало и наемников.
      Все они собрались на представление под названием «казнь через повешенье» со мной в главной роли. Стоя у окна, я размышлял над тем, что за это время мог успеть сделать Смолкин при почти патологическом отсутствии у него житейской смекалки. Наверное, он все-таки нашел ту кладовку, каким-то образом проник в нее… Дальше ему надо разыскать мою куртку… или брюки? Я попытался вспомнить, в каком именно кармане оставил план и, застонав, хлопнул себя по лбу.
      (Ох! – пискнул Советчик. – Организм-носитель, не делайте этого!)
      – План в потайном кармане! – взвыл я и забегал по камере. – Этот очкастый недоумок никогда не догадается заглянуть за подкладку!
      (Бывает так с отдельными людьми,
      Что если есть у них порок врожденный –
      В том нету их вины из-за того, что естество
      Своих истоков избегать не может.)
      – Может быть! – завопил я. – Может быть и так! Может, Смолкин не виноват, что его таким олухом мама родила! Мне что, от этого легче?! Порок врожденный, да?! Если бы вдруг… Как ты сказал? – я умолк и остановился посреди камеры, потому что в голову пришла новая, неожиданная мысль. – Врожденный порок, гм… Слушай, Советчик, ты вроде как решил, что вас с дефзондом выводил из строй какой-то врожденный порок моего организма? А почему так? Почему причиной не может быть что-то не слишком для меня естественное, чем я усиленно занимался в последнее время и что, как бы это сказать… нарушило мое обычное, нормальное внутреннее состояние?
      (Что же это?) – осведомился он.
      – Вот ты подумай…

ГЛАВА 23