Реальность под контролем

Если хочешь знать, все разумные существа… – тут он подмигнул… – нашего, во всяком случае, с тобой пола сподобились по возможности мыслить и действовать логично. Это их, разумных существ… – последовало второе подмигивание… – нашего с тобой пола привилегия. Я бы очень удивился, если бы какое-нибудь существо, разумное существо мужского пола, вздумало вдруг мыслить алогично. «Пфе! – сказал бы я обязательно ему. – Что же это ты, браток? Какое же ты после этого мужское существо?». Постой, а я не перепутал? Действительно, правая половина за… а левая за… или наоборот?.. – он раздумчиво покрутил пальцем у виска, вспоминая. – Впрочем, не суть важно. Коль скоро у тебя лишь слабое сотрясение, то и пройти оно должно быстро. Выпей еще – полегчает.
      Я наконец смог взять у него флягу и выпил. Полегчало действительно настолько, что я даже перебрался в кресло и сумел спросить:
      – Гдо… ты дакой?
      Незнакомец вскочил, схватил мою безвольную руку, потряс ее, снова сел и представился:
      – Мун Макой. Совладелец, торговец, коммивояжер и куча другого-всякого. На Бьянке по торговым делам.
      – Где бо… делам? – не понял я.
      – Здесь, на Бьянке. А ты кто, парень?
      – У… ух! – сказал я и, сосредоточившись, поправился: – У-иш… Салоник…
      – Салоник? У-иш? Поразительное имя! Что ж, замечательно…
      Мы помолчали, искоса разглядывая друг друга. Его голова двоилась перед моими глазами.
      – Так где же все-таки Хлор? – поинтересовался Мун Макой.
      Я глубоко вздохнул.
      – О к-каком это Х-хлоре вы в-все по… постоянно т-толкуете?
      – Ну как же, Хлор Халай, смотритель этой РД-станции! Ты, У-иш, разве не знаком с ним?
      – Уиш, – поправил я. – М-может быть, Х-хуансло Хит?
      – Хуансло? А, да-да, здесь он, кажется, звался именно так. Хуансло Хит, точно.
      – Т-так он умер, – я говорил уже почти нормально.
      – Умер? – изумился Макой. – Как умер? Ты его убил?
      – Б-безумной травы вы все пообкуривались, ч-что ли? – рассердился я. – Н-ни разу в жизни н-никого не убивал, х-хотя кое-кого и н-надо было бы! Он умер, п-понимаешь? Со-своей смертью!
      – Ну и ну! – Мун Макой откинулся в кресле и изумленно почесал нос. – И давно?
      – В-вчера были похороны.
      – Надо же! А кто эти «все», обвиняющие тебя в убийстве?
      – К-кроме тебя – му… мужик с половником и еще два кретина, один маленький, а д-другой во-олосатый как обезьяна, в голубых – ха! – трусах.
      Макой, воспринявший смерть Хита, кажется, довольно легко, хохотнул.
      – Интересные у тебя знакомцы!
      – Н-ни какие они м-мне не знакомцы. Му-у… Мун, если ты действительно знал Хита, то объяснишь мне одну вещь?
      – Какую? – с готовностью откликнулся он.
      Я набрал в свою ослабевшую грудь побольше воздуха и что было сил заорал:
      – КАКОГО-РАЗТАКОГО БЕСА ЗДЕСЬ ВООБЩЕ ПРОИСХО-ДИТ?!!
      – Говори громче, – нахмурился Макой. – А то я в последнее время что-то стал туговат на среднее ухо. Что здесь происходит? Здесь… – Он огляделся… – вроде бы, все нормально. За исключением, конечно, того, что Хлор внезапно скопытился. Что конкретно тебя волнует?
      – Конкретно? Конкретно… Я, ну… – Меня волновало настольно многое, что трудно было что-то выделить. – Ну, например… да хотя бы этот… кабак!
      – Кабак?
      – Ну, я так понял, что это кабак. Он висел в воздухе…
      – Ты имеешь в виду «На горе»? Это кабак, вернее, ресторан, и я… – Тут он хлопнул себя по лбу и рассмеялся. – «Мужик с половником, маленький, волосатый в трусах»… Ну конечно, как я сразу не догадался! Это ведь повар Жогль, администратор Вени Шилд и охранник Мармадук. Они что, побили тебя? Ну-ка, расскажи все по порядку, а я потом отвечу на твои вопросы….
      – Рассказать? – переспросил я.
      – Конечно, расскажи все. Давай с самого начала.
      – Вообще-то, я их побил, всех троих. И я рассчитывал, что это ты мне что-нибудь расскажешь… ну ладно, могу первый. Так вот, слушай… – я стал рассказывать.
      Бегло коснувшись обстоятельств моего ареста и трехмесячного заключения, я продемонстрировал одежду и сапоги, вполне одобренные Макоем за фасон и качество кожи, объяснил, что намеревеался встретиться со своим скупщиком, рассказа об исчезновении тела кузнеца, о том, как обнаружил труп Хуансло Хита, сиречь Хлора Халая, о мерцающем глазе волосатого чудика на панно и о том, как нажатие на этот глаз привело к тому, что башня взлетела. Затем я описал краткую остановку в воздушном кабаке, потасовку с его персоналом…
      – Стоп! – перебил Макой. – Я так и не понял, ты обучен грамоте или нет?
      – Конечно обучен, – обиделся я. – Что ж я, по-твоему, совсем болван? То письмо от Хуансло Хита на самом деле я и написал, когда увидел, что он мертв. Нашел обрывок пергамента с его почерком и подделал… мне не впервой. Надо же было как-то объяснить мое появление в Белянах и подтвердить, что мы родственники. Никто ничего не понял, кроме старейшины. Он-то заметил, что пергамент совсем новый, даже на сгибах не потерт, а я-то говорил, что получил письмо месяца за два до того… Но старейшина вида не подал… ладно, сейчас это уже не важно… – Я продолжил рассказывать про остановку летающей башни, про коридор и про сидящего в двери Порхи…
      – Погоди! – опять перебил Макой. – Что это за сидящий в двери Порхи?
      – Он сначала был в наружной двери, а потом как-то очутился в другой, вот в этой. Он и сейчас, наверное, там. Это парень по имени Люм…
      – Парень по име… – Он непонимающе уставился на меня, а потом вдруг громко и радостно захохотал.
      – Чему мы обязаны этим бурным проявлением восторга? – сухо осведомился я. – У тебя внезапно скончалась любимая, но богатая бабушка?
      Мун Макой утер слезы.
      – Плоская шутка… Извини, Уиш. Люблю посмеяться, если есть повод – полезно для организма. Надо же было такое ляпнуть! Это просто «ПОРХИ» серии ВС, третьего поколения. Охранный люм.
      – Тоже мне охранник! – фыркнул я. – Он же слепой как крот!
      – Конечно, в этой модификации отсутствуют визуальные рецепторы, но зато есть датчик контроля регистрационного поля прайтера. Не понимаешь? Это просто машина, умная говорящая машина, созданная людьми, а «люм» – не имя, а наименование всего класса подобных машин. Как, допустим, паровозы, корабли и тому подобное. И он не сидит в стене, решетка из которой ты слышал голос – динамик.
      – Говорящая машина? – с сомнением повторил я. Идея созданного людьми устройства, которое могло бы самостоятельно говорить, была абсолютно неожиданна. Как и летающая башня, оказавшаяся теперь «прайтером», подобный аппарат не мог быть сконструирован в Ливии. Конечно, пару раз я видел фонограф, используемый во время церковных служб в пансионе, но это ведь совсем другое дело: громоздкий агрегат, внутри которого крутился валик с зазубринами, выдавал что-то шипящее и отдаленно напоминавшее органную музыку, но ни о каком связном отвечании на вопросы и речи не шло.
      – Умная говорящая машина? – Тут я, как мне показалось, нашел веское возражение. – Ха, умная! Почему же он тогда не смог отличить меня от Хуансло или, по-твоему, Халая?
      – По тембру голоса он не ориентируется, а ты прибыл на прайтере смотрителя. Я же говорил, что у модификации «Порхи» есть внешний контрольный датчик. Кроме того, ты видимо, назвал базовый код доступа…
      – А, это… Ну, он сказал, что сегодня как раз время смены кода и попросил назвать новый.
      – Видишь! Тем более, ты вышел из личного прайтера Хлора… Датчик определил регистрационное поле прайтера смотрителя, и люм принял тебя за него… Вполне понятно, продолжай…
      – Еще была эта зверская штуковина, которая схватила меня за сапог и…
      – Просто механический чистильщик обуви, – отмахнулся Макой. – Все для удобства клиентов, понимаешь ли. Дальше…
      – Я зашел сюда, стал осматриваться, и тут на меня напал мужик в штанах…
      – Какой мужик в штанах?
      – Если бы знать, какой… Но он не представился.
      – Ты видел его раньше?
      – Ни разу.
      – И он вдруг напал на тебя…
      – Точно.
      – Как, интересно, он очутился здесь?
      Я немного подумал над этим и сказал:
      – Знаешь, теперь мне кажется, что он был в шкафу.
      – В шкафу?
      – Да, здоровенный шкаф в комнате, которая взлетела… в этом, в прайтере. Ведь именно там находится управление? Правда, я ничем не управлял, но ведь такая штука должна как-то управляться…
      – Правильно. На прайтере Халая консоль управления была спрятана от любопытных в шкафу.
      – Так вот, этот самый шкаф был заперт, и я не смог его открыть, в замочную скважину не пролазил даже тонкий гвоздь, хотя должен был бы пролезть. А еще раньше, до того, как башня взлетела, мне показалось, что в ней кто-то ходит… Наверное, это был тот самый мужик! Но подо мной скрипнула ступень, он услышал и заперся в шкафу, оставив ключ в скважине, чтобы нельзя было отпереть. Значит весь полет он находился совсем рядом! Святой Деметриус! А где он взял ключ?
      – По-моему, Хлор обычно хранил его в ящике стола. Просто этот человек наткнулся на него раньше тебя. И тут, значит, он напал?..
      – Да, он напал неожиданно…
      – И ты дал ему огреть себя…
      – Я его повалил, я сидел на нем и уже почти придушил, но тут его рожа попала под луч вот этой штуки… – Я показал на «микроскоп»… – А еще раньше, при ударе, я случайно включил ее… Так вот, его кожа вдруг будто стекла с лица, и он превратился в настоящее чудище, такое же, что изображено на панно в башне… Это было так неожиданно, что я на секунду растерялся, и он успел треснуть меня.
      – Эта, как ты выражаешься, «штука» – зрительный камуфляжец «HAMELEON-ZET» консорциума «ELEKTRIKYM MAGIC». Стандартное оборудование любой РД-станции. Когда я появился здесь, ты лежал на полу в отключке, а камуфляжец работал в режиме дилегализации покровов. Я перетащил тебя на стол, а его выключил. Жаль, если бы не выключил, то на контрольном мониторе зафиксировалось бы изображение легализованных и дилегализованных покровов последнего объекта. Ну да ладно, и как натурально выглядел этот хитрый агрессивный мужик в штанах?
      – У него была коричневая бугристая кожа в прыщах, куча волос… И, Мун… – я понизил голос до шепота. – Мун, у него был один глаз! Вот здесь, на лбу!
      Секунду Макой смотрел на меня, а затем вдруг рявкнул:
      – Циклоп!
      Я вздрогнул.
      – Большой Конгломерат! – воскликнул он. – Серьезней, гораздо серьезней! – он нахмурился и задумчиво ухватил себя за кончик носа. – Если циклопы смогли выбраться из Вне Закона… И что, интересно, ему понадобилось на Бьянке? Плохо дело…
      «Бьянка», «электрическая магия», «дилегализация покровов», «камуфляжец», «циклопы» – я не понимал почти ничего из того, что говорил Мун Макой. Мне хотелось схватить его за шиворот и потрясти, но, сдержавшись, я хлебнул из фляги и спросил:
      – Так что же, в конце концов, все это означает?
      – А? – задумчиво откликнулся Макой. – Н-да, веселенькое у тебя вышло приключение, ничего не скажешь. Но особо не волнуйся. Просто ты по недоразумению попал на прайтер Халая и случайно включил его, прикоснувшись к сенсорной плоскости, замаскированной под глаз циклопа на панно. Что ты там еще хотел узнать? Насчет ресторана? Пожалуйста, я разъясню тебе. Хлор подрабатывал разными способами. Перепродавал гостям местные безделушки, которые ты и другие вроде тебя приносили ему. А еще по совместительству работал поставщиком – привозил в «На Горе» кое-какие продукты… разные местные деликатесы ценятся у гостей-гурманов, знаешь ли… И чтобы каждый раз не управлять прайтером вручную, он запрограммировал автопилот на остановку возле ресторана, благо тот находится как раз по пути к РД-станции. И когда Жогль увидел тебя в личном прайтере Хлора, он резонно решил, что ты угнал машину, быть может, прибив перед этим старика… Его можно понять, я бы, наверное, и сам так решил. Что еще? Ты спросил, «что за кабак, который висит в воздухе», так? Понятия не имею, как он висит. Что они за принцип там используют, реактивный, или направленную антигравитацию, или что-нибудь еще… Не знаю, да и какая разница? Для защиты от ветра и дождя лучше всего подходят накладывающиеся магнитные поля…
      Я размахнулся и с силой запустил пустую флягу в стену над головой Макоя – она отскочила и со стуком упала где-то позади кресла.
      – Автопилот? – возопил я. – Камуфляжец?! Накладывающиеся магнитные поля?!! Антигравитация?!!! Я НЕ ПОНИМАЮ НИ ОДНОГО ДЕРЬМОВОГО СЛОВА ИЗ ВСЕЙ ТОЙ ВОНЮЧЕЙ РЕЧИ, КОТОРУЮ ТЫ МНЕ СЕЙЧАС ПРОБУЛЬКАЛ!!!
      Мун Макой уставился на меня, и на его лице медленно стало появляться понимание. Он открыл рот, потом закрыл его, потом опять открыл и наконец произнес в крайнем изумлении:
      – Слушай, Уиш, мне только что пришло в голову… Да ведь ты, кажется, даже не знаешь о сопредельных реальностях? Ты вообще когда-нибудь что-нибудь слышал о Конгломерате?

***

      – Перекуси, Уиш, перекуси, – повторил Макой. – И выпей. Это помогает в трудную минуту. Я тоже перекушу вместе с тобой. Да и выпью, пожалуй…
      Мы расположились в креслах, а на столе между нами стояли три бутылки с незнакомыми этикетками и несколько круглых железных баночек. В бутылках было вино, а в баночках – какие-то разноцветные пахучие смеси, довольно приятные, хоть и необычные на вкус. Все это Макой извлек из белого железного ящика, внутри которого, к моему вящему удивлению, было холодно. Я привык к тому, что некие устройства, именуемые в просторечье печами или паровыми котлами, вырабатывают тепло, но чтобы могло существовать нечто, производящее холод… Это оказалось совершенно неожиданным поворотом, и я пристал к Макою, а он назвал ящик «холодильником» и принялся объяснять насчет «фрионов», но потом плюнул, так как, судя по всему, и сам был не слишком-то компетентен в этом вопросе, и предложил мне просто пить и есть, не вдаваясь в подробности.
      – Это запасы старика, – заявил он, разливая вино по мягким и очень легким белым стаканчикам. – Он хранил их для себя и для гостей. Ему-то они теперь не нужны, а мы ведь и есть гости. Это, прошу заметить, не цинизм, а здравый смысл. Ну, за упокой…
      Он выпил густую красную жидкость и шумно вздохнул.
      – Может быть, мне больше не стоит … – с сомнением произнес я. – Сегодня я выпил уже столько…
      Он перебил:
      – Пей, пей… А я пока начну посвящать тебя в таинства деформации реальности…
      Я выпил и занялся содержимым одной из банок.
      – С чего бы начать? – стал вслух размышлять Мун. – Сам-то все это знаешь с детства и считаешь элементарным, но если объяснять несведущему человеку… да… Ну вот – что такое, по-твоему, реальность?
      – Реальность? – переспросил я с набитым ртом, вспоминая пансионные уроки. – Какое-то это… абстрактное понятие.
      Он усмехнулся.
      – Так что, мы сейчас находимся в абстрактном понятии? Реальность это, если хочешь, мир, пространство… Вот эта Бьянка – твой мир, твоя родная реальность.
      – Бьянка? Мы называем ее Ливий.
      – Неважно. Бьянкой называем ее мы, все остальные. Так вот, ты не подавишься при известии о том, что таких реальностей – миров, пространств, измерений, как хочешь – множество? Великое множество! Как тебе это?
      – Множество? – я медленно, чтоб не подавиться, прожевал, проглотил и запил вином. – Что значит множество?
      – То и значит. Их очень много, и почти во всех обитают разумные и неразумные твари. Свыкнись с этим, и тогда я продолжу.
      Но свыкнуться с подобным было тяжело, и потому я возразил:
      – Много, да? Почему ж тогда никто в моей… реальности не знает об этом?
      Мун поднял указательный палец.
      – Вот! Ты на удивление просто справился с этим. Гибкое практическое мышление… Тут мы подходим ко второму вопросу – классификация. Есть два основных пункта, по которым классифицируется реальности, и около дюжины вспомогательных. Вспомогательные нам сейчас не важны, а вот два основных запомни. Параметр первый именуется ОСВа, второй – ПРОНом. Осведомленность и проницаемость. Разъясняю…
      ОСВа – количество жителей данной реальности, знающих, либо подозревающих о наличии множества других реальностей.
      ПРОН – степень легкости либо сложности прохода в данную реальность из окружающих или выхода из нее в окружающие.
      ОСВу принято обозначать цветами, которые варьируются от белого до черного. Всего есть пять степеней: белый, светло-серый, серый, темно-серый и черный. Белая реальность, это такая, в которой практически все аборигены осведомлены о наличии других реальностей. Черная – в которой о них не знает никто, либо знают единицы из миллионов.
      ПРОН определяется математическими знаками в двух положениях. Первый – знак выхода, второй – входа. Например так – +/+, значит доступная для прохода в обе стороны реальность. А вот так – –/+, значит, реальность, из которой сложно выйти, но в которую легко проникнуть. Все это взаимосвязано и, как правило, два первых пункта градации совпадают. То есть, например, если реальность «+/+», то она и белая, а если «-/-», то, обычно, черная. Если вход-выход легки, то туристы, торговцы, эмигранты и тому подобные появляются сплошь и рядом, население волей-неволей свыкается с мыслью о множественности реальностей, ОСВа увеличивается, и сама реальность белеет. С другой стороны, сложности с ПРОНом приводят к уменьшению ОСВы и реальность чернеет. Моя родная реальность Дестрея, к примеру, снежно-белая, самая что ни на есть +/+. Теоретически существуют идеально белые плюсовые миры, выход из которых может осуществить любое существо в любое мгновение и с приближающимися к нулю затратами энергии, и идеально черные, полностью минусовые, переход в которые и из которых абсолютно невозможен. Но на первые пока еще никто не натыкался, а вторые, если они и есть, находятся вне пределов досягаемости.
      – Ладно? – сказал я. – Хорошо! Отлично! Не буду возражать – поверю тебе на слово! Тем более, у меня нет выбора, верно? А Бьян… я хотел сказать, мой родной Ливий, какой он?
      – Бьянка – редкое исключение. Она «плюс-плюс», но темно-серая, почти черная.
      – Растолкуй еще раз, что это означает?
      Макой отправил под стол пустую бутылку, откупорил вторую и разлил вино по стаканчикам.
      – Это значит, что вход-выход достаточно легки, но почти никто из аборигенов не осведомлен о наличии иных реальностей. Такое случается довольно редко, а причины…. неблагоприятные социальные условия, религиозные табу и догмы, до много может быть причин… Я плохо знаком с местной политикой, но все, что я слышал о яркой личности Его Пресвятейшества и бурной деятельности адептов этих ваших Деметриусов Ливийских… ну, все это говорит о существовании мощных религиозных догматов и сильного аппарата подавления. Поэтому-то жители сопредельных реальностей не спешат посещать Бьянку, те же, кто все-таки очутился здесь, маскируются под местных, а немногие владеющие ОСВой аборигены не афишируют этого. Мало кого прельщает аутодафе…
      – Очень ты умно говоришь, Мун, – заметил я. – А как происходит этот твой вход-выход? Что-то вроде колдовства?
      – Пфе! Какая разница… Рожу хоть мордашкой назови, смотреться будет все равно убого. Нет, там, кажется, было про цветок… Короче, реальности связаны паутиной тахионных потоков. Тахионы, это такие мельчайшие частицы… вернее, античастицы… потому что они движутся во времени в обратном направлении… в общем, это очень сложно и тебе ни к чему. Ну и какая разница, как назвать накопление энергии в кристалле ДЕФ-машины, «стягивание» двух реальностей с помощью потока тахионов, кольцеобразную волну деформации и переход материального тела, находящегося в ее эпицентре, из одного горизонта событий в другой? Хоть колдовство, хоть наука, хоть метастаз прямой кишки, разницы-то никакой. Я называю это наукой, да и большинство гумов тоже, но что с того? Есть реальности, где деформацию объясняют инфернальной ерундой, где аборигены танцуют в полночь голыми вокруг костров под руководством какого-нибудь доходяги-шамана. В таком мире скромного торговца вроде меня примут за демона и побыстрее проткнут копьем с серебреным наконечником. Для таких случаев и существуют камуфляжцы.
      – Ты хочешь сказать, что не везде разумные выглядят как люди?
      – Ну, большинство являются гуманоидами – имеют две ноги, две руки и одну голову, но ты же видел циклопа…
      Я заинтересовался.
      – Тебе ведь тоже приходится камуфля… камуфли… пользоваться камуфляжцем? А сейчас ты имеешь свой натуральный вид?
      Он отпил вина и промолчал.
      – Мун Макой! – повысил я голос. – Как ты выглядишь на самом деле?
      – Н-ну… ничего необычного для твоих глаз.
      – А точнее? Как бы ты ее не называ, но я хочу знать, рожа у тебя в действительности или мордашка. В смысле, морда или рожица. Сними покровы…
      – Это с твоей-то ксенофобией!
      – Не знаю, кто такие эта Ксена и этот Фоб, но было бы неплохо, если бы ты показался мне в своем натуральном виде.
      – Ксенофобия, грубо говоря, страх перед разумом в принципиально по иному выглядящем теле. Ты испугался даже натуральной внешности циклопа, хотя он всего лишь одноглазый и волосатый, значит ты – ксенофоб.
      – Плохой пример. Тогда это произошло неожиданно, а теперь я подготовлен всем нашим разговором. Просто интересно знать, как в действительности выглядит тот, с кем я сижу и пью уже столько времени.
      – Кстати, давай выпьем, – вспомнил Макой, и после того как мы выпили, заявил: – Не может быть и речи о том, чтобы я сейчас занялся дилегализацией своих покровов. Это, положим, сделать легко, но накладывать их потом самому, без оператора, дело довольно кропотливое и тонкое. Я не собираюсь тратить на это кучу времени только из-за твоей прихоти. Тем более, что я уже, гм, слегка опьянел.
      Я был вынужден признать, что тоже уже опьянел – и не слегка.
      – А хмель так же действует и на тебя?
      – Конечно. Атмосфера во всех реальностях схожа, основные процессы… ну там фотосинтез, оплодотворение, опыление – тоже, так что метаболизм живых существ одинаков.
      Я не понял, что он сказал, и вновь был вынужден поверить ему на слово.
      – А речь? Ты говоришь с каким-то акцентом, и многие слова я не понимаю, но все же мы используем один язык. Как такое может быть?
      – Это действительно загадка, над которой до сих пор ломают головы лингвисты. В каждой реальности существует множество различных языков, но как правило каждый из них имеет аналог с каким-нибудь языком другой реальности… И, главное, самые распространенные языки схожи… Вот ты, как считаешь, на каком языке говоришь?
      – Среднеливийский городской диалект, – уверенно заявил я. – Основной язык Центрального Ливия. Ну, лично я еще, в натуре, немного по фене ботаю…
      – А вот и неправда. Это слегка искаженный провинциальный а г л о м е р а т н ы й п а н л и н г. Существует множество теорий, а самая популярная объясняет это тем, что якобы заселение Конгломерата пошло от нескольких пра-рас, неизвестно откуда взявшихся и куда подевавшихся. Каждая из этих рас вроде как разговаривала на своем языке, каждая освоила некоторое количество реальностей, а потомки их в разных мирах до сих пор используют примерно одинаковые наречия. Эта теория имеет свои огрехи, но почему бы и нет? Тебя лично этот вопрос сильно волнует?
      – Нисколько, – заверил я.
      – …Ну что, еще по чуть-чуть? – спросил Мун Макой несколько позже и, не дожидаясь ответа, разлил остатки вина. Мы выпили и откинулись в креслах. Моя головная боль почти прошла, тошнота тоже, и я чувствовал, что неудержимо пьянею вот уже в третий раз за эту длинную-длинную ночь.
      – А ресторан? – вспомнил я. – Причем тут ресторан?
      – "На Горе"? Да просто ресторан для путешественников вроде меня. Что тебя удивляет?
      – Но почему он висит в воздухе?
      – А почему бы и нет? Во-первых, эта лучшая маскировка в вашей реальности, где авиация находится в зачаточном состоянии, во-вторых, для экзотики. Очень популярное местечко, там сходятся большинство гостей-гуманоидов. Я тоже туда заглядываю почти всякий раз, как попадаю на Бьянку.
      – Да, понял, – сказал я. – Теперь понял. Ну а Хуансло Хит… Хлор Халай, мой покойный родственник, как во все это затесался он?
      – Он был смотрителем РД-станции, только и всего.
      – РД-станции?
      – Ну, станции реальностной деформации. «Б-1» значит Бьянка, первая. Таких станций здесь мало, в этой реальности особенно не развернешься – так, мелкие операции.
      – И мы, значит, сидим на этой станции?
      – Точно. В самой ее нутре… Здесь… – он махнул рукой в сторону аппаратов и чуть не сбил со стола бутылку, – находится деформационная машина, основное устройство…
      – Но почему же тогда Хуансло Хит поселился за тридевять земель от станции?
      – Что ж, прикажешь ему жить в горах и есть камни? Он же был цивилизованным гуманоидом, в конце концов. Какой-нибудь город для его целей не подходил, слишком людно, сующая нос не в свое дело стража, любопытные соседи… в общем, слишком много шансов на то, что тебя обнаружат. У вас тут, конечно, не инквизиция, но ребята Его Пресвятейшества тоже не промах… Селение типа Белянов – промежуточный вариант, самый подходящий. Бывал я там пару раз. С одной стороны, дом на отшибе и ночью все дрыхнут, а с другой, есть все же с кем перемолвиться словечком и при случае опрокинуть стаканчик-другой-третий.
      – Но расстояние? Зачем селиться на таком огромном расстоянии от станции?
      – Брось, Уиш, какое значение это имеет, если в твоем распоряжении скоростной прайтер? В доме у Хлора есть сигнализатор на радиосвязи, закамуфлированный под настенные часы. Каждый раз, когда на Бьянке кто-то появлялся, автоматика включала деф-машину и посылала СОП – «сигнал-о-прибытии», а приемник сигнализатора вылавливал его из эфира. Таким образом Хлор узнавал о появлении очередного клиента. По правилам, установленным Эгидой, вход-выход в серых, темно-серых и черных реальностях может осуществляться только в ночное время суток, дабы не привлекать излишнего внимания аборигенов. Так что Хлор, ничем не рискуя, активизировал прайтер и летел сюда, чтобы взять плату за пользование оборудованием и надлежащим образом зарегистрировать вновь прибывшего… – Мун Макой замолчал и уставился на меня.
      – Великий Конгломерат! – произнес он после паузы. – А ведь Хлор помер, да? Кто же теперь меня зарегистрирует?

ГЛАВА 6

      Под столом лежали три пустые бутылки, а мы сидели, развалившись в креслах, и курили сигары Муна.
      – Еще немного – и попадем в Шелуху, – пробормотал он. – Прямиком туда.
      – Шел… Шелуха? – спросил я. – Это еще что такое?
      – Оболочка реальности другими словами. Ученые называют ее Клипатом. У всякой реальности она есть. Выполняет функцию отхожего места и одновременно защищает реальность от разрушительного влияния внешних необитаемых полостей Конгломерата. Этакое полупространство, как яблочная кожура, окружающее любой мир. И такое же, как кожура, тонкое.
      – И мы, значит, попадем туда?
      – Я пошутил. Я вообще люблю пошутить, знаешь ли. Такой уж я человек, то есть гуманоид. А вообще-то там можно очутиться без всяких тахионных потоков и энергетических затрат, просто воздействуя на мозг определенными веществами…
      – Вином, что ли?
      – И вином тоже, хотя при помощи спиртного проделать такое тяжело. Надо напиваться каждый божий день до умопомрачения, пока извилины не переплетутся. Скорее подойдут разные галюциногенные наркотики, природные и химические.
      – Скажи, Мун, а к этим галуцаго… короче, к этим наркотикам относятся перемолотые стебли безумной травы или отвар из ядовитых грибов чакчу?
      – Никогда о такой дряни не слышал. Это что, местное эл-эс-дэ?
      – Эл-эс-кто?
      – Неважно. Наркотиками можно довести свой мозг до такого помутнения, что вообще никогда уже не выберешься из Шелухи. Заметь, я не осуждаю этого – у каждого своя дорога. Будет казаться, что путешествуешь ты по неведомым землям, встречаешь фантастических тварей и переживаешь экзотические приключения, а на самом деле – пролежишь всю оставшуюся жизнь в психушке, кушая бульон через трубочку.
      – Психушка – это бедлам, что ли?
      – Бедлам?
      – Ну, дом для умалишенных.
      – Точно, для лишенных ума… В Клипате нельзя жить, невозможно. Это недопространство, полуреальность… Там обитают лишь с у щ н о с т и, эфемерные продукты мыследеятельности, отходы разума, так сказать… Смутные тени неосознанных стремлений и подавленных желаний разумных существ из реальностей.
      – Вроде малиновых ящериц и фиолетовых крыс?
      – Местный фольклор? Да, что-то вроде того.
      Не знаю, почему именно после этих слов, но я вдруг вспомнил:
      – Эй, Мун, я наконец сообразил, где раньше видел твою… твое лицо!
      Если бы я был менее пьян, то придал бы значение тому, как он напрягся, быстро глянул на меня и спросил:
      – Где?
      – Я рылся в столе Хуансло, искал ключ от шкафа. И, кроме всего прочего, нашел там стеклянную пластину с изображением… твоим изображением. Объемным.
      – А, это… – Он заметно расслабился. – Это всего лишь голограмма. Ну, объемное изображение в стекле. Я сам как-то подарил ее Хлору. Где она сейчас?
      – Надо полагать, там же, в столе.
      – При случае заберу.
      Мы помолчали, и я спросил:
      – А ты не мог бы показать мне, как работают эти штуковины?
      – Камуфляжец – нет. Не потому что не хочу, а потому что сейчас просто не смогу. А РД-машина – запросто.
      Поднявшись, он нетвердым шагом приблизились к аппарату и поманил меня.
      – Смотри… – Макой стал показывать, то и дело сбиваясь и путая кнопки управления. По мере сил я пытался запомнить, что он говорит и делает, но запомнил мало. Выяснилось, что круглая площадка со штангами и есть то место, от которого расходится деформация и на которое надо встать, чтобы переместиться в другую реальность, а куб из зеленого металла является тахионным уловителем. Мне показалось, что включается машина довольно просто, но, скорее всего, мне это только показалось.
      – Датчик, – говорил Мун, – инициируется, если кто-то извне хочет воспользоваться твоей станцией. Импульс проходит через радиомаяк, который отправляет «сигнал-о-прибытии», улавливаемый приемником в часах, а затем достигает автомодуля, который через внутренний контур самостоятельно активизирует автоматику. Вообще, это – сложная стационарная машина большой мощности, но существуют еще малогабаритные деформаторы типа «ПАКЕТБУК», рассчитанные на три-четыре перемещения. Сейчас появились даже микроустройства, одноразовые «дефзонды». Машину надо, конечно, уметь ремонтировать, если там вдруг что-то сломается, но, по-моему, там никогда ничего не ломается. Так что можешь теперь считать себя профессиональным смотрителем, – на этой оптимистической ноте мы вернулись в кресла.