Реальность под контролем

      – Что же все-таки делать с регистрацией? – произнес Макой уже совершенно пьяным голосом. – Пока найдется новый смотритель, пока все оформят… А дела мои стоять не могут.
      – Зачем тебе нужна эта регистрация? – спросил я. Мой голос, кажется, тоже отнюдь не был голосом человека трезвого.
      – Мне-то она на фиг не нужна. Но за этим очень ревностно следит Эгида. Если ненароком выяснится, что я вышел за территорию РД-станции не зарегистрировавшись, меня могут лишить лицензии и наложить такой штраф, что кричи «караул».
      – Эгида? Я краем уха слышал о ней там, в ресторане. Что это еще за беда такая?
      – Ее не любят, но, как ни крути, она нужна. Это контора, следящая за порядком реальностных деформаций и контролирующая все легальные РД-станции. Ее главные отделы расположены в мире Зенит, который считается как бы центральной реальностью Конгломерата… это, конечно, условно. Зенит еще называют Красными Песками. Слушай, Уиш, а кем тебе вообще приходился Халай?.. – произнеся последнюю фразу он посмотрел на меня очень внимательно. – Фамилии-то у вас разные.
      – Да ни кем. Я ж говорил – просто мой скупщик.
      – Но ты выдал себя за его родственника?
      – Ну да.
      – Ага… и как у тебя сейчас с финансами?
      – Фи… с чем?
      – Деньги, я имею в виду, у тебя есть?
      – Ни медяка.
      – А предвидятся?
      – Я вообще-то надеялся на это наследство. А кроме него…
      – Вряд ли Хлор много оставил. Я бы на это не рассчитывал.
      – Так мне больше не на что рассчитывать.
      Он подумал и провозгласил:
      – Уиш, я знаю, как решить твои финансовые затруднения! Тебе надо стать смотрителем РД-станции на Бьянке!
      – Как это? – удивился я. – Что ты? Мне – смотрителем?
      – А почему нет? Очень приличная должность. Ты ведь получил в наследство дом, землю и личный прайтер Хлора. Правда, ты ничего не знал о прайтере, но ведь это лишь потому, что старик внезапно помер, не успев дождаться твоего появления и ввести в курс дела. Для чего еще он вызывал тебя к се… Да, я забыл, ты же сам написал то письмо… Не важно, в общем теперь ты получаешь в наследство станцию. Во всем Конгломерате никто, кроме тебя и меня, не знает, что на самом деле ты не его родственник. Что с тобой? Тебе плохо?
      Не, мне хорошо…-
      Я сидел, развалившись в кресле, и смотрел на Макоя одним глазом, потому как уже понял, что если смотреть двумя, то собеседник начинает раздваиваться и уплывать куда-то. Мысли путались.
      – Но… но ведь эта станция не была собственностью Хуансло Хита, – возразил я.
      Ничего не значит. Прайтер твой, автопилот запрограммирован на полет к– на регистрационное поле прайтера, как-станции и обратно, датчик люма обращаться с машиной, я тебе показал… ну, потом еще подучу… Кому же, как не тебе становиться новым смотрителем?
      – Не знаю, не знаю… – промямлил я. – А какие здесь заработки?
      – Вот это правильный вопрос, Уиш. Деньги – пусть, по мнению некоторых ханжей, и низменный, но – главный лейтмотив всей жизни. За каждое использование т в о е й станцией клиент платит, понимаешь? Величина оплаты зависит от того, сколько энергии затрачивается на конкретную деформацию. У каждой реальности, видишь ли, своя сила поверхностного натяжения событийной сферы, да и расстояние между реальностями разные… ну, насчет расстояний, это, конечно, условно. Но в общем деньги сами потекут к тебе…
      – А налоги?
      – Их мало и они слишком обременительны. Вот если бы Бьянка была белая, местные власти изымали бы свои пошлины, а так… Амортизация оборудования – два процента, пенсионный фонд тоже. Больше всего забирает Эгида – десять процентов, и кроме того, маленький налог на бездетность… У тебя ведь нет детей?
      – Откуда я знаю?
      – И… э… не важно. И кроме того, если хочешь, можешь стать членом профсоюза смотрителей, они помогают своим, а берут немного, всего полтора процента. Да, еще считается хорошим тоном отстегивать иногда небольшие пожертвования в какие-нибудь благотворительные организации… ну там, к примеру, закрытый мужской клуб поддержки молодых девиц из неимущих семей, или что-нибудь в этом роде…
      – Довольно внушительный список, – заметил я.
      – Да нет, это все чепуха. Ты будешь уверенно преуспевать. Так что, согласен?
      – Не знаю, Мун, не знаю… Что-то все это кажется слишком неожиданным. Лучше я пока повременю, осмотрюсь…
      Но ему явно требовалось, чтобы его кто-нибудь зарегистрировал, и Макой принялся убеждать. Он был очень красноречив, и выпитое вино только усилило его красноречие, расцветив его неожиданными метафорами, смелыми сравнениями и яркими аналогиями, вся лиричность которых сводилась к тому, что я просто не могу стать смотрителем. Я же, как-то подзабыв, для чего собственно ему это требовалось, и ощущая, как голова начинает кружиться, мысли путаются все больше, и я медленно погружаюсь в какое-то вязкое словесное болото, в конце концов дал себя уговорить.
      – Стой, Мун! – выдохнул я на третьей минуте его проникновенной речи. – Стой, Заратустра тебя побери! Беззаботная жизнь до самой старости? Полные карманы денег? Вкусная еда и изысканные вина? Толпы красоток со всего Конгломерата? Лучшие курорты? Уважение и почет? Ты не преувеличиваешь, Мун? Должность смотрителя станции даст мне ВСЕ ЭТО?
      – У… уверен, – пробормотал Макой, слегка ошалевший от собственной трепотни. – На все сто!
      – Ну тогда я согласен!
      – Молодец, Уиш! Так и надо принимать судьбоносные решения в своей жизни – быстро и без оглядки. Сейчас подпишем бумаги и вступишь в новую должность.
      Он достал из-за кресла вместительный баул коричневой кожи, который я раньше не замечал. На стол легла голубая папка и несколько листов тонкого белого пергамента, похожего на тот, что я видел у Хуансло Хита. Из внутреннего кармана пиджака появился тонкий белый стержень, и с некоторым удивлением я догадался, что это пишущее перо. Я оглядел стол, ища чернильницу, но Мун уже принялся писать. Чернила каким-то образом сами появлялись на пергаменте, как будто вытекая из пера.
      – Самопишущая ручка, – пояснил Макой, заметив мой недоуменный взгляд. – Сейчас быстренько составлю документ о переходе к тебе всех прав на аренду… Я по долгу службы имел много дел со всякими бумагами и знаю, как… Вот… Распишитесь здесь и здесь… А я подпишусь в качестве свидетеля…
      – А разве не следует это как-то заверять в Эгиде? – сделал я последнюю попытку.
      – Следует, но мы заверим после. Пустая формальность. Смотри, я подписываюсь… – он черкнул под текстом что-то неразборчивое, подтолкнул ко мне пергамент и передал перо. – Теперь ты…
      Самопишущая ручка плохо держалась в моих пальцах, а буквы на тонком белом пергаменте с каким-то гербом в правом верхнем углу расплывались. В Ливии бытовала поговорка: «Не прыгай с камня в озеро, если не уверен, что камень – не скала, а озеро – не лужа», и я как раз припомнил эту поговорку, но тут Мун Макой резко произнес:
      – Пиши!
      Самопишущее перо в руке дрогнуло, и я расписался.
      – Правильный выбор, – одобрил он, пряча ручку в карман. – Декадевроны сами будут складываться в пачки и прыгать в твой кожаный бумажник.
      – У меня нет кожаного бумажника.
      – Так скоро будет.
      – И что такое дека… декадевроны?
      – Денежная единица, распространенная в Конгломерате. Тут у Хлора где-то валялась тарифная сетка, по которой определяется сумма оплаты за каждую деформацию… после найдем.
      Это повернуло мои мысли в новом направлении, и я сказал:
      – Слушай, Мун… Значит, клиенты должны платить за пользование… моим оборудованием?
      – Натурально, – подтвердил он.
      – Ты-то клиент…
      Он поспешно сказал:
      – Я какое-то время назад заплатил Хлору за несколько перемещений вперед.
      – Да?
      – Конечно! Стал бы я врать?! Я, знаешь ли, никогда не вру! Такой уж я!
      – Нет таких людей.
      – Пфе! А кто тебе сказал, что я человек? Ну, мне пора идти, – внезапно заторопился он, вставая.
      – Куда это?
      – По делам. Вот здесь у меня… – он похлопал по баулу. – Здесь у меня партия отличных С о в е т ч и к о в. Первый уровень сложности, двойная защита, сверхбыстрые синапсы, лингвистическая адаптация, визуальный рецептор, микросхема эмоционального проецирования, контур личной ЭГО-структуры и совсем небольшая цена.. Не хочешь стать дистрибью… да, я забыл, ты ведь, наверное, не знаешь, что такое Советчик.
      – Слушай, Мун… – я помотал головой. – Я… я, кажется, хотел у тебя еще спросить… Что?.. Ты совсем задурил мне голову своим бухтением… Что же я хотел спросить? Не помню…
      – Спросишь, когда я вернусь.
      – А когда ты вернешься?
      Он посмотрел на круглые часы с белым циферблатом и длинными черными стрелками, висящие на стене.
      – Скоро рассвет, – заметил он. – Я быстро вернусь, особенно если ты позволишь мне воспользоваться мо… твоим прайтером.
      – Ладно, – согласился я.
      – И, кстати, какой новый код?
      – Код?
      – Ну, базовый код доступа на станцию, который ты ввел в люм.
      – Чего это?
      – Ты совсем окосел. Я спрашиваю, какой код…
      – "Чего это"! – перебил я. – В смысле не «чего это?» – а «чего это», понимаешь? Такие два слова…
      – "Чего это"? Ты, наверное, придумал этот код в порыве вдохновения. Очень оригинально! Ну, я побежал…
      – А мне что делать?
      – Поспи пока.
      – Ладно, – согласился я, тем более, что это совпадало с моими собственными желаниями. – Посплю.
      – Главное, никуда не уходи со станции, пока не появлюсь я или… в общем, до встречи! – произнес Мун Макой и ушел.
      Некоторое время эхо доносило затихающий звук его шагов, а потом стукнула дверь, и на станцию РД (Б-1) опустилась тишина, только что-то сухое потрескивало в тахионном уловителе, да еле слышное гудение издавал мигающий сигнализатор автомодуля деформационной машины.
      Я сидел, уперев подбородок в ладони, и тупо смотрел на пергамент, который подписал – оказывается Мун Макой не убрал его в свой баул, а оставил на столе. Но ведь он так и не зарегистрировался, вяло подумал я. Впрочем, мне-то какая разница? Что ж я все-таки забыл у него спросить?.. Ведь что-то важное… Мысли путались и разбегались, голова наливалась свинцовой тяжестью. Самодельная водка и крепленое вино плескались в моих венах. Скоро рассвет… Великий Ливий, какая длинная ночь! Что же я забыл спросить?..
      Моя голова упала на стол, и я погрузился в темноту, так и не вспомнив, что не узнал у Макоя, откуда взялся одноглазый циклоп, что ему понадобилось в доме Хуансло Хита и на РД-станции, и куда он подевался после.

***

      С самого начала было ясно, что выспаться по-настоящему в эту суматошную ночь мне не удастся, но в этот раз я поспал уж совсем мало.
      Разбудил меня незнакомец, бродивший вокруг площадки деформационной машины, на которой он только что возник.
      – Серость, одна сплошная серость… – бормотал он. – Ведь говорил им: реальность Бьянки не для РД. И где, наконец, смотритель?
      Я с огромным трудом разлепил веки, на которые будто вылили целую банку мучного клея, несколько раз моргнул и посмотрел на вновь прибывшего. Одет он был весьма странно – в перехваченную черным ремнем голубую тогу, голубые рейтузы, круглую голубую шапочку с козырьком и голубые ботинки на шнурках.
      – Пьяный гуманоид на территории… – произнес он, покосившись в мою сторону, и вдруг рявкнул: – Вы ведь не Хлор Халай?
      В его руке было зажато некое прямоугольное устройство с многочисленными кнопками, рычажками, переключателями и двумя свисающими проводками.
      – Нет, – сказал я. – Меня зовут Уиш Салоник. А вы кто такой?
      – Инсайдер пятой ступени Дури Глауп, – представился он не слишком вежливым тоном. – Знаете, какое наказание положено за незаконным проникновением на территорию РД-станции?
      – Понятие не имею, – нахально ответил я. Мне уже до смерти надоели всякие неизвестно откуда возникающие чудные личности. – Чего это вы так расфуфырились?
      – Расфу… что? – удивился он. – Обычная форма пятиступенчатого инсайдера Эгиды.
      Я выпрямился в кресле и стал усиленно тереть глаза.
      – Так вы из Эгиды?
      – Вот именно. Прибыл сюда для проведения ежеквартальной ревизии. Итак, вы не Хлор Халай… может быть вы клиент?
      – Сами вы клиент!
      – Ага! Вы не работник этой станции и вы не клиент, но тем не менее вы находитесь здесь без допуска… И от вас доносится явственный запах спиртного, а под столом я наблюдаю три стеклянные емкости, пустые, и ЧТО находилось раньше в этих емкостях, и ГДЕ теперь то, что находилось в них раньше, и о чем это я говорю?.. да! Я вынужден констатировать нарушение установленных правил довольно высокой степени злостности, призываю вас к порядку и определяю наказание… Штраф в размере тридцати декадевронов, либо десятидневные принудительные работы в карьере реальности Зенит. Что вы предпочтете?
      – Предпочту поспать, – сварливо ответил я. – Нет у меня этих ваших девронов-марлонов. И даже не надейтесь, что я стану махать лопатой – или чем там надо махать – в этих ваших карьерах-мальерах. Ясно вам?
      Инсайдер пятой ступени Дури Глауп довольно кивнул.
      – Неповиновение официальному представителю Эгиды… Так и запишем… – тут я заприметил на его ремне широкую голубую сумку. Он достал из этой сумки самопишущую ручку, блокнот и действительно что-то записал в нем, предварительно спрятав прямоугольное устройство с проводками.
      – Я констатирую нарушение правил крайней степени злостности. Срок принудительных работ увеличивается теперь до двадцати дней. Я даже думаю, что мы сможем организовать показательный общественный суд. Очень хорошо!.. То есть, что я говорю, очень плохо!
      Дури Глауп важно прошелся по комнате и задал вопрос:
      – Так где же все-таки смотритель Хлор Халай? Он несет ответственность за беспорядок и тоже должен подвергнуться взысканию!
      Я сказал:
      – А он умер.
      Инсайдер отскочил в сторону от меня.
      – Умер?!. Как умер?! Вы его убили?
      – Вот заело у людей! – проворчал я, закатывая глаза. – Великий Ливий, что вы все несете? С какой радости я должен был его убивать? Он умер, просто умер! Это иногда случается… Своей смертью!
      Глауп с сомнением и недовольством поджал губы.
      – Умер своей смертью? И это прямо перед квартальной ревизией? Мне требуется срочно пересмотреть весь план действий. Ревизию придется отложить, а сейчас я обязан спешно уведомить руководство о внезапной кончине смотрителя подведомственной станции. Станция РД не может функционировать без смотрителя!
      Тут я его поддержал.
      – Валяйте, сообщайте. В смысле, валите… От цвета вашего балахона болят глаза, да и весь вы какой-то неказистый. К тому же мне надо поспать до утра, а лучше до вечера…
      – Вы отправитесь со мной, – перебил он.
      – Чего это вдруг?
      – Но ведь я уже определил смысл сложившейся ситуации. Вы нарушили установленные правила. А за сим обязательно должно воспоследовать определенное законом наказание… Кроме того, неясны еще обстоятельства смерти…
      – Ну да, как же! Вос-пос-последовать… ха! Вы всерьез? Действительно надеетесь затащить меня в эти ваши Красные Пески?
      – Фи! Красные Пески – некрасивое жаргонное название. Реальность именуется Зенит и…
      – Да мне начхать! Хоть Надир, хоть Задир!
      – …И я, конечно же, переправлю вас туда.
      – Ну конечно! – я кивнул и поморщился. – Как вас там… Дурик Глуп. Может быть, мне и плохо с бодуна, может у меня трещит голова и дрожат пальцы, но давайте, попробуйте затащить меня в эту штуковину… – я махнул рукой в сторону круглой площадки… – Нет, действительно, просто попробуйте сделать что-нибудь такое… Ну, святой Деметриус, я посмотрю, как у вас это получится! А, может быть, и подсоблю в случае чего!
      Инсайдер удивился не на шутку.
      – Затащить вас на «эту штуковину»? Что вы, молодой человек, инсайдеры Эгиды никогда не используют, скажем так, силу мускулов для подобных целей.
      – Потому что мускулов-то нет… – заметил я, оглядывая его хлипкую фигуру. – Что же вы тогда используете? Силу убеждения?
      – В подобных ситуациях нам предписано пользоваться вот этим… – он быстро извлек из сумки очередной предмет – почти плоскую коробочку с длинной, блестящей иглой.
      Вид этой иглы мне совсем не понравился. Я спросил:
      – Это чего?
      – РПП. Малогабаритный ручной парализатор-принудитель типа «Безвольный Джок». Его использование официально разрешено отделом безопасности Эгиды и контролерами Братства Оружейников.
      Дури Глауп направил иглу на меня, нажал на что-то и что-то повернул. По игле пробежал голубой огонек, и я вдруг почувствовал, что теряю контроль над своим телом.
      Пальцы инсайдера забегали по кнопкам устройства, и я с ужасом ощутил, что наклоняюсь вперед. Ноги согнулись, и я медленно встал из кресла. Еще несколько нажатий, и левая, а затем правая нога стали двигаться в сторону круглой площадки.
      Единственное, что я еще мог контролировать, был язык, и потому я заорал что есть мочи:
      – Стойте! Это незаконно!
      – Вполне законно, – заверил он.
      – Вы допускаете ошибку!
      – Не вижу, в чем суть этой ошибки.
      Краем глаза я приметил на столе лист тонкого белого пергамента.
      – Я смотритель этой станции! – взвизгнул я. – Выключите немедленно свою штуковину!
      Штуковину он не выключил, но нажал на что-то, и мои ноги перестали двигаться сами собой.
      – Врете? – подозрительно спросил Глауп.
      – Ничего не вру. Спросите у Муна Макоя, он подтвердит.
      – Мун Макой? Что-то знакомое, но сейчас не припомню…
      – Он совладелец, торговец и этот… комик-вояжер. Очень уважаемая личность.
      – Из какой реальности?
      – Понятия не имею. Знаю только, что она белая и плюс-плюс.
      – Его регистрационный номер?
      – Что такое регистрационный номер?
      – Нет, так не пойдет, – обиделся он. – Как это вы можете быть смотрителем? Смотритель РД-станции в реальности Бьянка – урожденный Хлор Халай. Вы сами сказали, что вас зовут… – он сверился с блокнотом… – Уши Салоник. К тому же, по вашим же словам, Хлор Халай умер. Так как же вы можете быть смотрителем?
      – Я – родственник Халая. Внук. Он оставил станцию мне в наследство.
      – Ерунда! РД-станции не передаются по наследству!
      – Не знаю, что вы там лепечете, а только я являюсь смотрителем данной конкретной станции. Могу доказать.
      – Ладно, докажите. Но только без фокусов, – согласился Дури Глауп и в очередной раз нажал на что-то. Голубой огонек скользнул по игле в обратном направлении, и я почувствовал сильную слабость во всем теле. Колени задрожали, ноги подогнулись. Шатаясь, я с трудом добрался до кресла, тяжело повалился в него и протянул Глаупу пергамент.
      – Читайте, если умеете.
      Он принялся читать, близоруко щурясь, и по мере чтения на его лице усиливалось выражение крайнего неудовольствия и неодобрения.
      – Действительно, – произнес наконец инсайдер. – Здесь так и написано. Да! И это кажется мне крайне возмутительным!
      – Чего это вы опять бормочете? – осведомился я.
      – Как столь несведущий человек занял должность смотрителя!
      – Почему я несведущий? Я даже очень сведущий! Вот этот ящик – машина реальной дефло… реальностной деформации, а тот здоровый микроскоп – кому-фляжер, нет, комуфляжец, предназначенный для… короче, для покровов. И еще я знаю все о налогах. И обязуюсь вносить деньги в этот… как его!.. сходняк… ну, клуб любителей молодых девиц. Чего еще вам надо?
      – Просто возмутительно! – повторил инсайдер, пропуская мои слова мимо ушей. – Без ученического срока, без прослушивания курса лекций по межреальностной этике у специалистов Эгиды, без прав на вождение прайтера! Какая глупость! – он швырнул пергамент на стол. – То есть полная ересь! Хорошо еще, что вы не успели причинить ущерба станции! – он повернулся и широким взмахом руки окинул аппараты. – Все это сложное, легко выходящее из строя и чрезвычайно дорогостоящее оборудование, которое требует ухода и… – он внезапно умолк, глядя куда-то выпученными глазами.
      Я проследил за его взглядом. Инсайдер смотрел поверх огороженной перилами площадки на верхушку железной штанги.
      Я пригляделся и разинул рот.
      Сразу же после того, как я пришел в сознание на столе, у меня возникло и более уже не покидало ощущение того, что на РД-станции что-то изменилось, как будто в одном из аппаратов чего-то недоставало, чего-то значительного и важного, но я никак не мог понять, чего именно, из-за опьянения и массы сведений, вываленной на мою голову Муном Макоем. И вот теперь я понял.
      Большой серебристый кристалл в гнезде на верхушке штанги исчез.
      – Ответственность! – прошептал Глауп. – Его цена… Ох! Десять лет принудительных работ без права амнистии.
      – О чем это вы? – испуганно спросил я.
      – Кто украл КРЭН?
      – Какой КРЭН?
      – Кристалл-энергонакопитель!
      – Э… циклоп.
      – Циклоп?
      – Ну да, циклоп… Такой чудик с одним глазом во лбу…
      Глаза инсайдера округлились, рот открылся, он переступил с ноги на ногу и прохрипел:
      – Абориген Вне Закона?
      – Чего?
      – Если КРЭН попал в Ссылку… – опять забормотал инсайдер. – Катастрофа! Угроза всему Конгломерату! Крах! И ответственность за пропажу накопителя лежит на смотрителе станции!
      – Так смотритель-то умер, – напомнил я.
      Дури Глауп подошел ближе. Он внимательно посмотрел на меня, я – на него.
      Потом, одновременно, я привстал в кресле и потянулся к столу, а он наклонился, вытягивая руку.
      Но я все еще был пьян, к тому же ощущал напряженность в мышцах после действия «Безвольного Джока».
      Мы чуть не столкнулись лбами, и за мгновение до того, как мои пальцы легли на лист тонкого белого пергамента, Дури Глауп успел схватить его.
      С победным видом он отскочил, спрятал пергамент в сумку и достал РПП.
      – Только не включайте его опять! – завопил я.
      – Смотритель станции РД (Б-1) Уиш Салоник! – произнес инсайдер почти торжественно. – Вы обвиняетесь в преступной халатности и несете ответственность за то, что с территории подчиненной вам станции при невыясненных пока обстоятельствах исчез ценный прибор. Вам надлежит в моем сопровождении отправиться в реальность Зенит для предварительного дознания, следствия и суда!
      – И чего теперь? – спросил я.
      – Теперь мы отправляемся в Средоточие Пространств! – ответил он. – На суд Эгиды!

ГЛАВА 7

      Всего одно чудесное мгновение, наполненное светом тысяч солнц и грохотом сотен тысяч вулканов, и Ливий канул в никуда. Деформационная волна утопила нас в круговороте красок, белые стены РД-станции подернулись рябью и растаяли… Волна схлынула и стены возникли вновь, вот только помещение теперь было меньших размеров и напоминало скорее кабину, чем комнату.
      Для разнообразия я решил не пререкаться и последовал за инсайдером без принуждения посредством «Безвольного Джока».
      Это было длинное тусклое освещенное здание со множеством кабинок, в одной из которых мы и возникли. Людей было мало, шаги гулко разносились под высоким сводчатым потолком.
      – Идите впереди меня, – приказал Дури Глауп. – Не делайте резких движений и не выкидывайте фокусов.
      – У меня нет лишних фокусов, чтобы их выкидывать, – плоско сострил я.
      – Сюда! – Глауп подтолкнул меня к конторке, одной из множества других, установленных вдоль стены. – Инсайдер пятой ступени Дури Глауп, – представился он сидящему за конторкой чиновнику. – А это смотритель РД-станции в реальности Бьянка Уши Слоники, арестованный.
      – Ну-ну, – безо всякого энтузиазма отозвался чиновник. Он был одет точно так же, как и Глауп, но его тога была фиолетового цвета. Как я вскоре понял, тоги являлись стандартной униформой служащих Эгиды, а цвета определялись важностью занимаемой должности.
      – Дело чрезвычайное! – повысил голос инсайдер. – По всей вероятности, касающееся Вне Закона!
      – Ух ты! – оживился чиновник и посмотрел на меня. – Этот гум… он что, шпион?
      – Пока не установлено. Оповестите кого-нибудь из судебной администрации.
      – Сейчас как раз на месте судья Суспензорий, – чиновник не отрывал от меня любопытного взгляда. – Пройдите в пятисот семнадцатую комнату. Пятый ярус, леса номер двести двадцать семь. Я предупрежу…
      – Идемте! – Глауп опять подтолкнул меня.
      – Вы не пихайтесь! – огрызнулся я и пошел.
      – Вам нужна охрана? – крикнул вслед фиолетовый.
      Не оборачиваясь, Глауп помотал головой, и мы покинули здание.
      Воздух Красных Песков был еще более горяч, чем летний воздух Западного Ливия. И гораздо суше. Солнце плавилось в безоблачном небе, заливая землю океаном света. Мы шли по извилистой узкой дорожке в сторону циклопического пирамидального сооружения с гигантским ветряком вверху. Ветряк медленно вращался.
      – А для чего эта мельница? – спросил я.
      – Она дает электричество, – сказал Глауп.
      – Как дает? Ладно, не важно…
      Сооружение состояло в основном из стекла, или, во всяком случае, из чего-то очень напоминающего стекло. И оно сверкало на солнце как заснеженная горная вершина. От ветряка доносился тяжелый гул. Справа торчали одинаковые серые домики-коробки с плоскими горизонтальными крышами – наверное, тут никогда не бывало дождей – и запыленными, покрытыми решетками узкими окнами, больше похожими на бойницы. По левую сторону тянулась местами провалившаяся, провисшая на столбах металлическая сетка, за ней был выкопан глубокий ров, на дне которого копошились полуголые люди с лопатами и кирками. Над рвом висел без движения небольшой, похожий на блюдце прайтер, в котором, свесив с борта ноги, полулежал одетый в зеленую тогу человек – видимо, охранник. На плече его виднелось нечто, напоминающее оружие, а в руках он держал флягу.
      – Это осужденные? – спросил я.
      – Да, – ответил инсайдер сзади. – Карьер легкого режима, куда бы вы попали, если бы не пропажа КРЭНа.
      – Хрен вам я бы туда попал. И по-вашему, это легкий режим? Почему вы не используете свои хитрые машины для таких работ?
      – Зачем? – искренне удивился он. – Что ж тогда делать с осужденными?
      – Да просто рассадите их по камерам.
      – В чем же тогда смысл наказания? Большинство из них с радостью согласятся провести свой срок в хорошо проветриваемых помещениях с визорами, бесплатным питьем и едой. Зато физический труд, причем достаточно бессмысленный – это совсем не то, чего им хочется. Машины здесь ни к чему.
      – Ущербная логика, – проворчал я.
      Циклопическое сооружение вырастало на глазах, но все же я успел вспотеть и запыхаться, прежде чем мы достигли его. Вблизи оно выглядело еще поразительнее, особенно здоровенная арка входа, с двумя какими-то голыми курчавыми мраморными мужиками, которые, подняв над головой руки, якобы поддерживали верхнюю ее часть. Туфта чистой воды.
      Возле входа чиновники шныряли, как муравьи в муравейнике, даже в глазах зарябило от разноцветных тог. Мне пришло на ум, что в такой толпе можно будет скрыться от Глаупа, но он, видимо, подумал о том же, потому что поравнялся со мной и крепко взял за локоть.
      – Это и есть Эгида? – спросил я.
      – Это? – он явно не сразу понял. – А! Нет, это – корпус судебной администрации. Весь комплекс состоит из ста семнадцати таких зданий, они располагаются по всему Зениту, а еще восемьдесят три филиала – в других реальностях.
      Мы вошли внутрь, и я остановился, пораженный размерами помещения.
      Сквозь купол падали, рассеиваясь, солнечные лучи, озаряющие огромных размеров зал с мраморным полом, по которому одновременно топало множество ног, и сверкающими стенами, среди которых звучало одновременно множество голосов, сливающихся в неровный гул. Вверху, под далеким голубым куполом, были протянуты веревочные лестницы, канаты, висячие мостики и изгибающиеся трубы. На моих глазах двое чиновников в голубых тогах, несшиеся по канатам вниз, столкнулись и рухнули в толпу с небольшой высоты.
      – Сумасшедший дом! – прокричал я Глаупу в ухо. – Называется Бедламом! Тоже мне, организация, взявшая на себя… как это…. контроль за реальностными деформациями! Вы все – кодла разноцветных придурков, не способных взять на себя контроль даже за собственными дефекациями! Да я не доверил бы вам и чистку клеток в обезьяннике!
      Инсайдер тащил меня через толпу, расталкивая чиновников свободной рукой, и вскоре подвел к квадратной платформе возле стены. Мы встали на нее. Глауп нажал что-то, и платформа довольно быстро начала подниматься вдоль металлической вертикальной рельсы, за минуту достигнув приблизительно середины высоты здания. Переплетение канатов и лестниц почти скрыло от нас толпу чиновников внизу. Платформа остановилась, мы сошли с нее, и она немедленно отправилась обратно. Теперь мы стояли на узком карнизе без перил, который тянулся по периметру всего зала. Может быть, чиновники Эгиды и привыкли к этому, но мне такая высота совсем не понравилась. Я прижался спиной к стене, всеми силами стараясь слиться с ней и унять головокружение.
      Глауп повернулся к тонкому канату, прикрепленному к стене посредством железного крюка. Рядом с крюком красной краской были выведены три цифры.
      – Какой он назвал номер лесы? – забормотал инсайдер. – Двести… двести двадцать семь! Точно, она…
      Я уже понял, что в его сумке могут находится самые неожиданные вещи, и поэтому не удивился, когда он извлек лакированную деревянную крестовину с тремя веревочными петлями, две – поменьше, одна – побольше. На большей петле была скоба. Надевая ее на канат, он озабоченно спросил:
      – Сколько вы весите?
      – Где-то семьдесят, – ответил я, наблюдая за его действиями.
      Он с сомнением посмотрел на меня.
      – Семьдесят чего? Неважно, с виду все равно меньше… Наверное, вы ширококостный. Дайте сообразить… У лес с таким разрядом номеров… предельная нагрузка до ста пятидесяти… а у нас… Да, сойдет… – заключил он и приказал, подводя ко мне крестовину: – Сядьте и возьмитесь за эти петли.