XI. ЗАТЕРЯННЫЕ В ДЖУНГЛЯХ

Прошло некоторое время после того, как жуткий крик нарушил покой лагеря заговорщиков, и люди смогли успокоиться, чтобы вновь лечь спать.

Зверев считал, что их преследует отряд воинов из Опара, от которых можно ожидать ночного нападения. Поэтому он выставил вокруг лагеря усиленную охрану, однако негры были уверены, что таинственный крик вырвался отнюдь не из человеческого горла.

Подавленные и напуганные, наутро они вновь выступили в поход. Отправились рано утром и, сделав большой переход, достигли базового лагеря еще до наступления темноты. Зрелище, которое им открылось, наполнило их ужасом. Лагерь исчез, а в середине поляны, где он располагался, высилась груда золы, поведавшая о беде, приключившейся с остававшимися в лагере людьми.

Это новое несчастье привело Зверева в неописуемую ярость, но никого конкретно нельзя было в нем обвинить, поэтому он принялся шагать взад-вперед, громко проклиная судьбу на разных языках.

За ним с дерева наблюдал Тарзан. Он тоже был в недоумении относительно того, что здесь произошло, какое несчастье постигло лагерь в отсутствие главного отряда, но поскольку видел, что их начальнику это доставляло большое огорчение, то человек-обезьяна испытывал удовлетворение.

Негры не сомневались в том, что налицо очередное проявление гнева злого духа, преследующего их, и все они сходились во мнении, что необходимо покинуть незадачливого белого, каждый шаг которого заканчивался неудачей или несчастьем.

Зверев же, надо признать, руководитель с незаурядными способностями, сумел погасить почти неминуемый бунт и с помощью лести и угроз заставил людей остаться. Приказав соорудить хижины для всего отряда, он тотчас же снарядил гонцов к своим агентам, требуя немедленно прислать необходимые припасы. Он знал, что кое-какое снаряжение уже в пути — одежда, ружья, боеприпасы. Сейчас же он особенно нуждался в продовольствии и предметах обмена. Для поддержания дисциплины он постоянно загружал людей работой: по обустройству лагеря, вырубке поляны или же отправлял их на охоту за свежим мясом.

Так проходили дни, складываясь в недели, а Тарзан тем временем выжидал, наблюдая за ними. Он не торопился, потому что спешка не присуща зверям. Он бродил по джунглям, часто на значительном удалении от лагеря Зверева, но время от времени возвращался, стараясь не досаждать им, желая, чтобы они уверовали в свою полнейшую безопасность, нарушить которую он мог в любой момент. Он посеет в их душах ужас и подорвет их волю. Тарзан разбирался в психологии страха, и именно страхом он собирался нанести им сокрушительное поражение.

В лагерь Абу Батна, разбитый на границе страны галла, от посланных им разведчиков пришло известие, что воины галла собирают силы, чтобы помешать ему пройти через их территорию. Из-за дезертирства многих людей шейх не решился бросить вызов храбрым и многочисленным воинам галла, но вместе с тем понимал, что должен что-то предпринять, так как, если он долго задержится на месте, с тыла его неминуемо настигнет погоня Зверева.

Наконец, разведчики, которых он послал вверх по реке, вернулись с донесением, что дорога на запад свободна. И тогда, снявшись с базы, Абу Батн двинулся в путь со своей единственной пленницей.

Велика была его ярость, когда обнаружилось, что Ибн Даммук похитил Лэ, поэтому он удвоил меры предосторожности, чтобы исключить возможность побега Зоры Дрыновой. Ее охраняли так тщательно, что всякая вероятность побега казалась почти безнадежной. Девушка знала, какую судьбу уготовил ей Абу Батн. Она пребывала в подавленном состоянии и вынашивала план самоубийства. Некоторое время она питала надежду, что Зверев догонит арабов и освободит ее, но проходил день за днем, не принося никаких изменений, и она давно оставила подобную надежду.

Само собой, она не могла знать о затруднительном положении, в котором оказался Зверев. Он не осмелился снарядить группу на ее поиски, опасаясь, что в своем бунтарском настроении чернокожие могут прикончить любого офицера, поставленного во главе отряда, и вернуться к своему племени, а значит, сведения об экспедиции и ее целях могут просочиться к его противникам. Он не мог повести и весь отряд, так как должен был оставаться в базовом лагере, чтобы получить припасы, которые, как он знал, должны прибыть со дня на день.

Возможно, знай он о той опасности, которой подвергается Зора, Зверев отбросил бы в сторону все соображения и отправился бы спасать ее, но, будучи по природе подозрительным и не доверяя никому, он убедил себя в том, что Зора умышленно покинула его. От этой мысли характер Зверева, и без того тяжелый, сделался совершенно невыносимым, и те, кому полагалось быть его соратниками и помощниками в нелегкую минуту, изо всех сил старались не попадаться ему на глаза.

Тем временем малыш Нкима спешил по джунглям, выполняя поручение. Служа своему любимому хозяину, малыш Нкима мог сосредоточиться на одной мысли и придерживаться одной линии поведения в течение длительного промежутка времени, но в конце концов внимание его неизбежно переключалось на посторонний предмет, и тогда как минимум на несколько часов он забывал про все возложенные на него обязанности. Но затем вновь как ни в чем не бывало принимался за порученное ему дело, не сознавая того, что в его деятельности возникала пауза.

Тарзан, конечно же, прекрасно знал об этой природной слабости своего маленького друга, но по опыту также знал, что, несмотря на все промашки, Нкима никогда не бросит порученного ему дела, и, будучи лишенным рабской зависимости от времени, свойственной цивилизованным людям, Тарзан был склонен смотреть сквозь пальцы на рассеянность Нкимы, воспринимая ее как пустячный недостаток. Когда-нибудь Нкима доберется до места назначения. Возможно, будет уже слишком поздно. Но если такая мысль и приходила в голову человеку-обезьяне, он, без сомнения, оставлял ее без внимания, пожимая плечами.

Но время — суть многих вещей для цивилизованного человека. Он волнуется, беспокоится и ослабляет свою умственную и физическую работоспособность, если не совершает чего-либо существенного каждую конкретную минуту. Поток времени воспринимается им, словно течение реки, воды которой струятся впустую, если не используются для дела.

Примерно такое же ненормальное понимание времени было свойственно Уэйну Коулту, который, испытывая страдания, спотыкаясь, брел по джунглям в поисках своих спутников, как будто судьбы мира зависели от того, найдет ли он их или нет.

Тщетность его усилий стала бы ему совершенно очевидной, если бы он знал, что ищет своих спутников совсем в другом направлении. Уэйн Коулт заблудился. К счастью, он об этом не подозревал, по крайней мере, пока. Это ошеломляющее открытие он сделает позже.

Проходили дни, а он все блуждал и блуждал, не находя лагеря. Он с трудом добывал себе пищу, и его меню было скудным, а подчас и отвратительным, состоявшим из фруктов, которые он уже научился распознавать, и из грызунов, которых ему удавалось убить с большим трудом и с колоссальными затратами драгоценного времени, которое он все еще ценил превыше всего.

Он вырезал себе толстую палку и подолгу лежал у тропы, где, судя по наблюдениям, следовало ожидать появления добычи — какого-нибудь маленького зверька. Он пришел к выводу, что заря и сумерки — лучшее время для охоты на тех животных, которых он был в состоянии изловить. Скитаясь по мрачным джунглям, он узнал много разных вещей, которые сводились к борьбе за выживание. Так, например, он понял, что при подозрительном шуме благоразумнее всего забраться на дерево. Обычно животные исчезали с его пути, когда он приближался, но однажды на него напал носорог, и был случай, когда он наткнулся на льва, пожирающего добычу. Всякий раз лишь счастливая случайность спасала его от гибели, но таким образом он научился осторожности.

Как-то в полдень он вышел к реке, преградившей ему путь. К этому времени он успел убедиться, что окончательно заблудился. Не зная, в какую сторону идти, он решил пойти по пути наименьшего сопротивления и следовать по течению реки, на берегу которой, как он был уверен, ему рано или поздно встретится туземная деревня.

Он немного прошел в выбранном направлении, двигаясь по тропинке, грубоко протоптанной лапами бессчетных зверей, как вдруг его внимание привлек слабый звук, донесшийся откуда-то спереди. Коулт напряг слух и определил, что нечто движется в его сторону. Следуя отработанной методике, вернее всего способствующей сохранению жизни, как он определил, скитаясь по джунглям, одинокий и безоружный, Коулт вскарабкался на дерево и устроился на ветке, откуда хорошо просматривалась тропа. Далеко вперед он видеть не мог, так как тропинка сильно петляла. Что бы ни приближалось, в поле зрения Коулта оно попадет только, когда окажется прямо под деревом, но сейчас это не имело значения. Джунгли научили его терпению и, не исключено, что он начал потихоньку сознавать бесполезность времени, ибо, устроившись поудобнее, приготовился ждать.

Поначалу звуки напоминали легкий шелест, но вскоре усилились, приобретая новый смысл, и Коулт укрепился в предположении, что по тропе кто-то бежит, причем не один, а двое — он отчетливо слышал топот тяжелого существа, дополняющий первоначально услышанные им звуки.

И тут до него донесся голос человека, кричавшего: «Стой!». Сейчас звуки раздавались очень близко, как раз за ближайшим поворотом тропинки.

Звук бегущих шагов смолк, затем послышался шум возни, и мужской голос, извергающий непонятные проклятья.

Вдруг раздался женский голос: — «Пусти меня! Живой я никому не достанусь!» — «Тогда достанешься мне», — сказал мужчина.

Коулт услышал многое. Голос женщины показался ему знакомым. Он бесшумно спрыгнул на тропу, вытащил кинжал и бросился на звук ссоры. За поворотом прямо перед собой он увидел спину мужчины — араба, судя по одежде, ниспадавшей широкими складками. В цепкой хватке араба угадывались очертания сопротивлявшейся женской фигуры.

Прыгнув вперед, Коулт схватил человека за плечо и рванул на себя, и, когда тот оказался к нему лицом, Коулт узнал Абу Батна. Теперь он понял, почему голос женщины показался ему знакомым. Это была Зора Дрынова.

Абу Батн побагровел от ярости, но не менее велико было его удивление, когда он узнал американца.

В первый миг ему показалось, что его настигла погоня из лагеря Зверева и что расплата неминуема, однако, приглядевшись к грязному, оборванному, безоружному Коулту, араб сообразил, что этот человек был один и, без сомнения, заблудился.

— Неверная собака! — крикнул Абу Батн и резким движением вырвался из рук Коулта. — Не смей прикасаться своими грязными лапами к правоверному!

С этими словами он попытался выхватить револьвер. В то же мгновение Коулт с маху налетел на него, и оба свалились на узкую тропу.

Дальнейшие события разворачивались стремительно. Доставая револьвер, Абу Батн зацепил курком складки одежды, и раздался выстрел. Пуля, не причинив вреда, ушла в землю, но выстрел напомнил Коулту о грозящей опасности, и, подчиняясь инстинкту самосохранения, он полоснул лезвием по шее шейха.

Коулт медленно поднялся с тела араба. Зора Дрынова схватила его за руку.

— Быстрее! — крикнула она. — На выстрел сбегутся остальные. Нас не должны обнаружить.

Коулт не стал ни о чем спрашивать, нагнулся, быстро забрал оружие и патроны Абу Батна, включая длинный мушкет, лежавший на тропе рядом с телом, и бегом припустил вслед за Зорой.

Вскоре, не слыша никаких признаков погони, Коулт остановил девушку.

— Вы умеете лазать по деревьям? — спросил он.

— Да, — ответила Зора. — Но при чем тут это?

— Дальше мы пойдем по деревьям, — объяснил он. — Углубимся в джунгли на некоторое расстояние, и они потеряют наш след.

— Хорошо! — воскликнула девушка и с помощью Коулта вскарабкалась на ветки дерева, под которым они стояли.

К счастью для них, несколько больших деревьев росли близко друг к другу, так что они смогли сравнительно легко отойти на добрую сотню футов от тропинки, и там, взобравшись высоко на ветви большого дерева, спрятались, невидимые со всех сторон.

Когда, наконец, они уселись рядом, Зора обратилась к Коулту.

— Товарищ Коулт! Что случилось? Что вы делаете здесь один? Вы искали меня? Уэйн Коулт усмехнулся.

— Я искал весь отряд. Я не видел никого с тех пор, как мы вошли в Опар. Где лагерь, и почему Абу Батн преследовал вас?

— Мы далеко от лагеря, — ответила Зора. — Как далеко, я не знаю, но сумела бы вернуться, если бы не арабы.

Затем вкратце она рассказала историю предательства Абу Батна и своего пленения.

— Шейх объявил привал сегодня сразу после полудня. Люди очень устали и впервые за все дни ослабили наблюдение за мной. Я поняла, что наконец-то настал момент, которого ждала с таким нетерпением, и, пока они спали, убежала в джунгли. Меня хватились почти сразу, и Абу Батну удалось догнать меня. Остальное вы видели сами.

— Подумать только, насколько непредсказуема и вместе с тем удивительна судьба, — промолвил он. — Надо же — ваш единственный шанс на спасение зависел от моего случайного пленения в Опаре! Зора улыбнулась.

— Судьба сделала больше, — сказала она. — А что если бы вы вообще не появились на свет?

— Тогда Абу Батн увез бы вас в гарем какого-нибудь черного султана, или же, как знать, в Опаре в плен попал кто-нибудь другой.

— Я рада, что вы появились на свет, — сказала Зора.

— Благодарю вас, — ответил Коулт.

Разговаривали они тихо, прислушиваясь, нет ли погони. Коулт подробно рассказал о событиях, предшествовавших его пленению, хотя и опустил кое-какие подробности своего побега из чувства благодарности к выручившей его безымянной девушке. Коулт также умолчал о неумении Зверева управлять своими людьми, как и том, что тот бросил его и Ромеро на произвол судьбы в стенах Опара и даже не попытался им помочь, проявив тем самым непростительную трусость. Американец полагал, что девушка — возлюбленная Зверева, и не хотел ее огорчать.

— Что стало с товарищем Ромеро? — спросила она.

— Не знаю, — ответил Коулт. — Последнее, что я видел, как он мужественно отбивался от маленьких уродливых демонов.

— Один? — поинтересовалась Зора.

— Положим, я тоже без дела не стоял.

— Я имею в виду не это, — произнесла она. — Конечно, я знаю, что вы были вместе с Ромеро, а кто еще?

— Больше никого.

— Значит, в город вошли только вы вдвоем? — спросила она.

Коулт замялся.

— Видите ли, — начал он, — негры отказались войти в город. Нам оставалось либо идти без них, либо отказаться от попытки завладеть сокровищами.

— Но пошли-то только вы и Мигель, разве нет? — не унималась Зора.

— Меня так быстро вырубили, знаете ли, — произнес он со смешком, — что даже не знаю точно, что там произошло на самом деле.

Глаза девушки сузились.

— Какая низость, — возмутилась она.

Во время беседы Коулт то и дело поглядывал на девушку. Как прекрасна она была, даже в лохмотьях и заляпанная грязью. Она за это время несколько похудела, глаза глядели устало, а лицо осунулось от лишений и тревог. Тем поразительней воспринималась сейчас ее красота. Казалось невероятным, что она может любить грубого и властного Зверева, который был ее противоположностью во всех отношениях.

Вскоре она нарушила короткое молчание.

— Мы должны попытаться вернуться в базовый лагерь, — сказала она. — Мое присутствие там крайне необходимо. Столько всего нужно сделать, и никто, кроме меня, с этим не справится.

— Вы думаете только о деле и никогда о себе. Вы очень верны делу.

— Да, — ответила она. — Я верна тому делу, которому присягнула.

— Боюсь, что в течение последних нескольких дней я думал скорее о собственном благе, нежели о благе пролетариата, — сознался Коулт.

— Мне кажется, в душе вы остались буржуа, — сказала она, — и продолжаете относиться к пролетариату с презрением.

— С чего вы взяли? — спросил он. — По-моему, я не давал оснований для подобных выводов.

— Иной раз интонация, с которой произносится то или иное слово, выдает сокровенные мысли говорящего. Коулт от души рассмеялся.

— С вами опасно беседовать, — подытожил он. — Теперь меня расстреляют на рассвете? Она серьезно посмотрела на него.

— Вы не похожи на других, — вымолвила она. — Мне кажется, что вы не представляете, насколько мои друзья подозрительны. Хочу предупредить вас, чтобы вы следили за каждым своим словом, когда будете разговаривать с ними. Среди них есть ограниченные, невежественные люди, которые не доверяют вам ввиду вашего социального происхождения. Они очень щепетильны в вопросах классового превосходства и считают, что на авансцену выдвинулся их класс.

— Их класс? — переспросил Коулт. — А мне помнится, вы как-то говорили, что у вас пролетарские корни. Если он думал застать Зору врасплох и увидеть ее смущение, то просчитался. Она не дрогнула и не отвела взгляда.

— Так оно и есть, — ответила девушка, — но тем не менее я хорошо вижу недостатки своего класса.

Он пристально изучал ее, тень улыбки тронула его губы.

— Я не верю…

— Почему вы замолчали? — спросила Зора. — Чему вы не верите?

— Простите меня, — ответил Коулт. — Похоже, я начинаю думать вслух.

— Будьте осторожны, товарищ Коулт, — предостерегла Зора. — Думать вслух иногда смертельно опасно.

Она смягчила свои слова улыбкой.

Дальнейший разговор был прерван звуками мужских голосов в отдалении.

— Идут, — шепнула девушка.

Коулт кивнул, и оба замолчали, слушая звуки приближавшихся шагов и голосов.

Люди остановились неподалеку, и Зора, понимавшая по-арабски, услышала, как один из них сказал:

— След кончается здесь. Они вошли в джунгли.

— Что за мужчина с ней?

— Судя по следам, это неверный, — ответил первый.

— Они обязательно пойдут к реке, — сказал третий. — Если бы пытался бежать я, то пошел бы этой дорогой.

— Аллах! Ты говоришь мудрые слова, — произнес первый. — Мы развернемся здесь цепью и прочешем местность, но берегитесь неверного. У него револьвер и мушкет шейха.

Беглецы услышали звуки удалявшейся погони, прокладывающей себе путь к реке через джунгли.

— Думаю, нам следует уходить, — объявил Коулт. — И хотя идти будет тяжело, я полагаю, что лучше некоторое время придерживаться зарослей и держаться подальше от реки.

— Да, — согласилась Зора, — к тому же, в этом направлении расположен лагерь.

И они двинулись в долгий, утомительный путь на поиски своих товарищей.

Ночь застала их в густых зарослях джунглей. Одежда свисала лохмотьями, тела были исцарапаны и изранены, безмолвно и мучительно напоминая им о пройденном трудном пути.

Голодные и томимые жаждой, они устроили ночлег на ветвях дерева, где Коулт соорудил примитивное ложе для девушки, сам же приготовился спать на земле под деревом.

Но Зора на это не согласилась.

— Вот уж совсем ни к чему, — сказала она. — Мы не в таком положении, чтобы позволить себе стать жертвами всяких глупых условностей, которые определяют нашу жизнь в цивилизованной жизни. Я ценю ваше благородное решение, однако будет лучше, если вы подниметесь ко мне, чем останетесь там внизу, где можете стать жертвой первого же льва.

Тогда с помощью девушки Коулт соорудил второе ложе рядом с первым. В темноте они вытянули свои усталые тела на грубых постелях и попытались уснуть.

Скоро Коулт задремал и во сне увидел стройную фигуру богини с глазами-звездами и с мокрыми от слез щеками, а когда обнял ее и поцеловал, то увидел, что это Зора Дрынова, но тут страшный звук, донесшийся из джунглей, вдруг разбудил его. Коулт рывком сел и схватился за ружье.

— Лев вышел на охоту, — сказала девушка тихо.

— Фу! — воскликнул Коулт. — Кажется, я заснул, вот и напугался во сне.

— Да, вы спали, — заметила Зора. — Я слышала, как вы разговаривали во сне.

Он почувствовал в ее голосе смех.

— Что я говорил? — спросил Коулт.

— Может, лучше не надо. А то еще смутитесь, — ответила Зора.

— Нет. Ну же, я прошу вас.

— Вы сказали: «Я люблю вас».

— Неужели?

— Да. Интересно, кому вы говорили это? — поддразнила его Зора.

— Сам удивляюсь, — смутился Коулт, припоминая, что фигура одной девушки из сна сливается с фигурой другой.

Заслышав их голоса, лев, рыча, удалился. Он не охотился на ненавистных ему людей.

XII. ТРОПОЙ СТРАХА

Медленно тянулись дни для мужчины и женщины, разыскивающих своих товарищей, дни, полные утомительных усилий, направленных в основном на добывание пищи и воды для поддержания духа. Коулт все больше и больше поражался характеру и личности своей спутницы. Он с тревогой заметил, что Зора постепенно слабеет от усталости и скудной пищи, которую ему удавалось добыть. Однако держалась она мужественно, старательно скрывая от Коулта свое состояние. Она ни разу не пожаловалась, ни разу ни словом, ни взглядом не упрекнула его за неумение раздобыть достаточное количество пищи, из-за чего он сам сильно страдал. Зора не знала, что Коулт часто сам недоедал, отдавая ей свою пищу, а, вернувшись, говорил, что съел свою долю раньше. Обман этот удавался потому, что во время охоты он часто оставлял Зору отдыхать в каком-нибудь сравнительно безопасном месте, чтобы девушка не тратила понапрасну сил.

Вот и сегодня он оставил ее в безопасности на большом дереве у извилистого ручья. Зора очень устала. Ей казалось, что ее усталость приобрела постоянный характер. Мысль о продолжении пути пугала ее, и все же она понимала, что идти надо. Зора спрашивала себя, сколько же ей удастся пройти, пока она окончательно не свалится с ног от усталости. Однако беспокоилась она отнюдь не о себе, а об этом человеке, выходце из мира капитала, мира богатства и власти, чья постоянная заботливость, бодрость и нежность явились для нее откровением.

Зора знала, что когда она уже не сможет идти дальше, он не бросит ее и тем самым потеряет шанс выбраться из этих мрачных джунглей, а все из-за нее. Ради его же блага она надеялась, что смерть придет к ней раньше и тем самым освободит его от ответственности за нее, а, избавившись от обузы, он сможет быстрее найти этот призрачный лагерь, который казался ей сейчас едва ли не бесплодной фантазией. Однако при мысли о смерти сердце ее сжалось, но не от страха, что было бы вполне естественно, а совершенно по другой причине, внезапное осознание которой потрясло ее. Сделанное ею открытие своей трагичностью вызвало в ней ужас. Эту мысль нужно было немедленно прогнать прочь, не допускать ни на секунду, и все же мысль эта возвращалась к ней, возвращалась с тупой настойчивостью, вызывавшей слезы на ее глазах.

Коулт в это утро зашел в поисках пищи дальше обычного, поскольку выследил антилопу. При виде такого количества мяса воображение его разыгралось, особенно при мысли, что теперь здоровье Зоры пойдет на поправку, и он стал упорно преследовать мелькавшую вдали добычу.

Антилопа лишь смутно ощущала присутствие врага, так как шла против ветра от Коулта и не чуяла его запаха, мелькание же человека поодаль не вызывало у нее ничего, кроме любопытства, так что хотя она и удалялась, но часто останавливалась и оборачивалась из желания удовлетворить свое любопытство. В какой-то момент животное замешкалось, и отчаявшийся Коулт выстрелил издалека. Животное рухнуло на землю, а человек не смог сдержать громкого крика торжества.

Шло время, и Зора испытывала все возраставшее беспокойство. Никогда раньше Коулт не оставлял ее так долго, поэтому она начала рисовать себе различные несчастья, которые могли подстеречь его. Она пожалела, что не пошла вместе с ним. Знай она, где его искать, то последовала бы за ним, и вынужденное бездействие тяготило ее. Неудобное положение на дереве стало нестерпимым. К тому же, ее стала мучить жажда, и она, спустившись на землю, пошла к реке.

Когда она напилась и собралась уже возвращаться на дерево, то услышала какой-то звук, приближавшийся оттуда, куда ушел Коулт. Сердце ее сразу же запрыгало от радости, уныние и усталость, казалось, исчезли, и она вдруг поняла, как одиноко ей было без Коулта. Человек не понимает, насколько зависит от общества, пока не окажется в вынужденном одиночестве. На глазах Зоры Дрыновой навернулись слезы счастья, и она пошла навстречу Коулту. Кусты перед ней раздвинулись, и перед ее потрясенным взором предстала жуткая волосатая обезьяна.

То-ят, король обезьян, был так же удивлен, как и девушка, но его реакция оказалась совершенно иной. Он без страха смотрел на эту нежную белую самку Мангани. В его внешности девушка увидела одну свирепость, хотя в груди То-ята разгоралось совсем иное чувство. Он неуклюже двинулся к ней, но, стряхнув с себя временное оцепенение, Зора бросилась бежать. В бесполезности своей затеи она убедилась мгновение спустя, когда волосатая лапа грубо схватила ее за плечо. На миг она забыла про револьвер шейха, который Коулт всегда оставлял ей для самозащиты. Затем, быстро выхватив его из кобуры, она направила оружие на зверя, но То-ят решил, что это всего лишь дубинка, с которой она намеревается напасть на него, вырвал его из рук девушки и отшвырнул в сторону, а затем, хотя она яростно отбивалась, пытаясь вырваться, он легко подхватил ее на бедро и двинулся в джунгли в том направлении, откуда пришел.

Коулт недолго провозился с добычей, — отделил ноги, голову и внутренности, чтобы было легче нести, ибо сознавал, что недоедание подкосило его силы.

Взвалив тушу на плечо, он отправился назад, ликуя при мысли, что наконец-то возвращается с большим количеством сытного мяса. Пошатываясь под тяжестью антилопы, он строил радужные планы на будущее. Теперь они будут отдыхать, пока не восстановят силы, и за это время накоптят мяса, которое съедят не сразу, а оставят про запас, что даст им возможность преодолеть большое расстояние. Двухдневный отдых и обильная пища вольют в них новые силы и энергию.

Отправившись в обратный путь, Коулт понял, что зашел дальше, чем предполагал, однако не сожалел об этом. Он ни на минуту не сомневался в том, что дойдет до Зоры, пусть даже в состоянии полного изнеможения — настолько был уверен в своей выносливости и силе воли.

Когда он, наконец, шатаясь, дошел до цели, то взглянул вверх на дерево и позвал девушку по имени. Ответа не последовало. Коулта тут же охватило неясное тошнотворное предчувствие несчастья. Он сбросил тушу антилопы и быстро огляделся.

— Зора! Зора! — кричал он.

Но только молчание джунглей было ему ответом. Осмотревшись вокруг, он увидел револьвер Абу Батна, брошенный То-ятом, и самые худшие его подозрения подтвердились, ибо он понял, что если бы Зора ушла по своей воле, то взяла бы с собой оружие. На нее кто-то напал и похитил, в этом он не сомневался. И вскоре, тщательно исследовав землю, он обнаружил следы ног, похожие на человеческие.