Тарзан - Тарзан (Сборник рассказов)

— Какая жалость, промолвил вполголоса м-р Филандер — сотрясение мозга вызвало в нем полную умственную аберрацию! Действительно, очень, очень грустно! Особенно для такого еще молодого человека!

Профессор Портер лег на животе и осторожно выгнул спину, пока не стал похож на огромного кота, стоящего перед лающей собакой. Затем он сел и начал себя со всех сторон ощупывать.

— Все на месте! — воскликнул он. — В высшей степени замечательно!

После того он встал и, бросив неодобрительный взгляд на все еще распростертую фигуру м-ра Самюэля Т. Филандера, сказал: — Ой, ой, м-р Филандер, сейчас совсем не время валяться! Нужно вставать и действовать.

М-р Филандер снял глину со своего второго глаза и взглянул на профессора Портера с безмолвным бешенством. Затем он попытался встать, и вряд ли человек мог быть более изумлен, чем он, когда его усилия немедленно увенчались полнейшим успехом.

Он все еще был преисполнен бешенства, вызванного жестоким и несправедливым замечанием профессора Портера, и готовился едко возразить ему, когда взгляд его упал на странную фигуру, стоявшую в нескольких шагах от них и внимательно их рассматривавшую. Профессор Портер поднимал свой блестящий шелковистый цилиндр, заботливо чистил его рукавом пальто и надевал на голову, когда он заметил, что м-р Филандер указывает на что-то позади него. Он обернулся и увидел неподвижно стоявшего перед ним гиганта, совершенно голого, за исключением повязки на бедрах и нескольких металлических украшений на руках и ногах.

— Добрый вечер, милостивый государь! — сказал профессор и поднял шляпу.

В ответ гигант указал знаками, чтобы они шли за ним, и направился в сторону берега, откуда они только что пришли.

— Думаю, что было бы разумно следовать за ним, — сказал м-р Филандер.

— Постойте! — возразил профессор, — вы же сами недавно представили мне весьма логические аргументы для подтверждения вашей теории о том, что лагерь лежит от нас к югу! Я сперва относился скептически, но в конце концов вы меня убедили, и потому теперь я положительно утверждаю, что мы должны идти на юг, чтобы добраться до наших друзей. И потому я буду продолжать идти на юг.

— Но, профессор Портер, возможно, что этот человек знает лучше, чем вы или я. Он, по-видимому, туземец, уроженец этой части света. Попробуем, по крайней мере, последовать за ним.

— Ой, ой, м-р Филандер, — повторил профессор, — я человек, которого трудно убедить, но если я уже раз убедился в чем-либо, то мое решение остается неизменным. Я пойду в прежнем направлении, хотя бы мне пришлось обойти кругом весь Черный Континент, чтобы дойти до цели.

Но дальнейшая аргументация ученого была прервана Тарзаном, который, увидев, что эти странные люди стоят на месте, вернулся к ним.

Он снова знаками пригласил их идти за собою, но они продолжали стоять и припираться.

Наконец, глупость этих невежд взорвала Тарзана. Он схватил испуганного ассистента за плечо, и прежде, чем этот достойный джентльмен мог понять, убит ли он, или только искалечен на всю жизнь, Тарзан крепко привязал один конец веревки к шее м-ра Филандера.

— М-р Филандер, — вещал ему профессор Портер, — с вашей стороны крайне неприлично подчиняться такому унижению.

Но едва эти слова вылетели из его уст, как он тоже был схвачен и та же веревка крепко обмоталась вокруг его шеи. Тогда Тарзан пошел по направлению к северу, ведя за собой совершенно перепуганного профессора и его секретаря.

Усталым старикам казалось, что они шли уже целые часы. Они молчали, полные отчаяния. Но вот внезапно, поднявшись на небольшой холмик, они увидели не дальше, как в ста ярдах, маленькую хижину, покинутую ими утром, и сердца их забились от радости.

Здесь Тарзан освободил их и, указывая на маленькое строение, исчез в ближайших кустах.

В высшей степени замечательно, в высшей степени замечательно! — с трудом произнес профессор. — Но вы видите теперь, м-р Филандер, что, как всегда, я был совершенно прав. Если бы не ваше упорное своеволие, мы избежали бы целого ряда крайне унизительных, чтобы не сказать — опасных, приключений. Прошу вас в следующие разы, когда вы будете нуждаться в мудром совете, подчиниться руководству более зрелого и практичного ума.

М-р Самюэль Т. Филандер был слишком обрадован счастливым исходом их приключений, чтобы чувствовать себя задетым язвительной шуткой профессора. Вместо того, он схватил за руку своего приятеля и быстро повел его по направлению к хижине.

Небольшое общество этих растерявших друг друга людей было очень успокоено и обрадовано, когда, наконец, все оказались вместе. Заря застала их еще за пересказом различных приключений и за рассуждениями о тождественности страшного защитника и покровителя, найденного ими на этот диком берегу.

Эсмеральда не сомневалась, что это был никто иной, как ангел господень посланный со специальной миссией оберегать их.

— Если бы вы видели, Эсмеральда, как он пожирал сырое львиное мясо, — смеялся Клейтон, — вы бы убедились, что этот небесный дух достаточно материален.

— Я ничего об этом не знаю, масса Клейтон! — возразила служанка. — Но я предполагаю, что господь мог просто забыть дать ему с собой спички. Ведь его послали на землю так наспех, чтобы оберегать нас! И он, наверно, не мог ничего сжарить, не имея спичек, просто не мог.

— В его голосе тоже ничего небесного не было, — сказала Джэн Портер, слегка вздрогнув при воспоминании об ужасающем реве, раздавшемся вслед за убийством львицы.

— Моим незыблемым понятиям о достоинстве небесных посланцев, — заметил профессор Портер, — совершенно не соответствует его манера действовать. Этот джентльмен связал двух чтимых и просвещенных ученых за шеи и погнал их сквозь джунгли, как коров!

XVII

ПОХОРОНЫ

Между тем, уже почти совсем рассвело, и после бессонной ночи общество, из которого никто ничего не ел с предыдущего утра, принялось за приготовление завтрака.

Бунтовщики с «Арроу» выгрузили небольшой запас сушеного мяса, консервированных супов и овощей, галетов, муки, чая и кофе для пяти человек, которых они высадили на необитаемом берегу. Все это было поспешно вынуто для удовлетворения требования изголодавшихся желудков.

Затем следовало привести хижину в жилой вид, и для этой цели решено было тотчас же убрать мрачные остатки трагедии, разыгравшейся здесь в давно минувшие дни.

Профессор Портер и м-р Филандер были глубоко заинтересованы осмотром скелетов. Оба большие скелеты, по их мнению, принадлежали мужчине и женщине одного из высших племен белой расы.

Маленькому скелету было уделено весьма незначительное внимание, так как самое присутствие его в колыбели не оставляло сомнений в том, что это был младенец, рожденный от несчастной четы.

Подняв большой скелет, Клейтон нашел массивное кольцо, очевидно находившееся на пальце мужчины в момент его смерти, так как одна из тонких костей кисти еще была продета в золотую безделушку.

Клейтон поднял кольцо, чтобы рассмотреть его, и вскрикнул от изумления: на перстне был вырезан его собственный герб!

В то же время Джэн Портер обнаружила в шкафу книги и, открыв заглавный лист одной из них, увидела надпись:

«Джон Клейтон. Лондон». Во второй книге, которую она поспешно осмотрела, было одно только имя «Грейсток».

— Слушайте, м-р Клейтон, — крикнула она, — что это зна-чит? На этих книгах имена ваших родственников!

— А здесь, — ответил он с серьезным видом, — большой родовой перстень Грейстоков, который был утерян с тех пор как дядя мой Джон Клейтон, бывший лорд Грейсток, исчез погибнув, как предполагали, в море.

— Но как вы объясняете себе нахождение этих вешен здесь, в африканских джунглях?

— Только одним предположением можно объяснить себе это, мисс Портер, — сказал Клейтон. — Покойный лорд Грейсток не утонул. Он умер здесь, в этой хижине, и эти останки на полу, — все, что осталось от него.

— В таком случае, это должны быть останки леди Грейсток, — сказала Джэн Портер, с благоговением указывая на бедную груду костей на кровати.

— Прекрасной леди Элис, — ответил Клейтон, — о качествах и об изумительном личном обаянии которой я не раз слышал от родителей. Несчастная леди! — грустно прошептал он.

С большою торжественностью останки покойных лорда и леди Грейсток были погребены у стен маленькой хижины, а между ними был уложен скелетик детеныша Калы.

Когда мистер Филандер завертывал хрупкие кости младенца в кусок парусины, он подробно осмотрел его череп. Затем подозвал профессора Портера, и они вполголоса говорили вдвоем несколько минут.

— В высшей степени замечательно, в высшей степени замечательно! — сказал профессор Портер.

— Господь бог мой! — воскликнул м-р Филандер, — мы должны сообщить м-ру Клейтону о нашем открытии.

— Потише, м-р Филандер, потише, — остановил его профессор Архимед Кв. Портер. — Пусть мертвое прошлое хоронит своих мертвецов.

И седовласый старик прочел похоронную службу над этой странной могилой в то время, как остальные стояли низко склонив головы, и молились.

С верхушек деревьев Тарзан, обезьяний приемыш, наблюдал торжественный и непонятный обряд; но дольше всего не спускал он глаз с милого лица и изящной фигуры Джэн Портер.

В его наивной душе просыпались новые чувства. Он удивлялся, почему его так интересуют эти люди, почему он взял на себя столько труда, чтобы спасти от гибели в джунглях мужчин? Но он не удивлялся, почему он оторвал Сабор от нежного тела этой чужой девушки.

Несомненно, мужчины были и глупы и смешны и трусливы. Даже мартышка Ману была сообразительней их. Если таковы образчики его собственной породы, ему, пожалуй, нечего гордиться своим происхождением.

Но девушка — ах, это совсем иное дело! Здесь он не рассуждал. Он знал, что она создана, чтобы быть под защитой, а он создан, чтобы защищать ее.

Его удивило, что они вырыли в земле большую яму только для того, чтобы спрятать там кости. Это было очевидно бессмысленным: кому понадобится украсть сухие кости?

Другое дело, если бы на них было мясо, — Тарзан понял бы это, так как только так можно уберечь мясо от гиены Данго и других воров джунглей.

Когда могила была засыпана землею, маленькое общество направилось к хижине, и Эсмеральда, все еще горько плакавшая по покойным, о которых она ничего не слышала до сегодняшнего дня, случайно взглянула на бухту. Ее слезы вдруг прекратились.

— Взгляните-ка на этот белый сброд, — взвизгнула она отчаянно, указывая по направлению к «Арроу». — Они уходят, оставив нас на этом ужасном острове!

И, действительно, корабль медленно направлялся из бухты к открытому морю.

— Они обещали оставить нам огнестрельное оружие и запасы патронов, — сказал Клейтон. — Безжалостные скоты!

— Все это дело рук матроса, которого они зовут Снайпсом, я в этом уверена, — заявила Джэн Портер. — Кинг был негодяем, но он обладал хоть маленькой долей человечности. Если бы они не убили его, я уверена, что он позаботился бы о том, чтобы снабдить нас всем необходимым прежде, чем покинуть нас на этом необитаемом острове.

— Жаль, что они не посетили нас перед своим отплытием, — сказал профессор Портер. — Я намеревался просить их оставить наш клад, потому что, если он пропадет, я буду совершенно разоренным человеком.

Джэн Портер с грустью посмотрела на отца.

— Не жалейте об этом, дорогой, — сказала она. — Это не привело бы ни к чему хорошему. Ведь только из-за этого клада убили они своих офицеров и высадили нас на этот ужасный берег.

— Потише, дитя, потише, — возразил профессор Портер. — Вы добрая дочь, но в практических делах неопытны. — И профессор Портер повернулся, медленно направился к джунглям, сложив руки сзади под длинными фалдами пальто и опустив глаза к земле.

Дочь его следила за ним с трогательной улыбкой на устах, и затем, обращаясь к м-ру Филандеру, шепнула:

— Пожалуйста, не давайте ему скитаться в джунглях опять, как он это делал вчера. Вы знаете, мы рассчитываем на вас, что вы будете хорошо его охранять.

— Каждый день становится труднее смотреть за ним, — ответил м-р Филандер, со вздохом покачивая головой. — Думается мне, он теперь направляется к директорам зоологического сада с докладом, что один из львов был на свободе прошлой ночью. О, мисс Джэн, вы не знаете, сколько мне приходится выносить от него!

— Нет, я знаю, м-р Филандер; но, хотя мы все любим его, вы один умеете ходить за ним. Несмотря на все, что он может наговорить вам, он искренне уважает вас за вашу большую ученость и имеет безграничное доверие к вашему суждению. Бедный папа не делает различия между эрудицией и здравым смыслом.

М-р Филандер, с несколько озадаченным выражением на лице, обернулся, чтобы идти вслед за профессором Портером, стараясь разрешить вопрос: чувствовать ли ему себя польщенным или обиженным двусмысленным комплиментом Джэн Портер.

Тарзан заметил выражение ужаса на лицах маленькой группы следившей за «Арроу». И так как корабль сам по себе был для него интересной новинкой, то он решил отправиться к северу от входа в бухту, осмотреть его вблизи и, если возможно, узнать, куда он направляется. Переносясь по деревьям с величайшей быстротой, он достиг мыска одновременно с тем, как корабль вышел из бухты, так что ему были прекрасно видны все чудеса плавучего дома.

Около двадцати человек бегали взад и вперед по палубе и возились с канатами.

Дул легкий береговой ветер, и судно шло по проливу почти без парусов. Но теперь, когда оно миновало мысок, на нем подняли все паруса, чтобы ускорить ход.

Тарзан следил за плавными движениями корабля с глубоким восхищением, и ему страшно хотелось быть на борту его. Но вот его острое зрение заметило на далеком северном горизонте легкий намек на дым, и он удивился причине такого явления на безбрежном пространстве воды. Почти одновременно с ним, должно быть, и вахтенный на «Арроу» тоже заметил дымок. Несколько минут спустя Тарзан увидел, что паруса были вновь спущены и закреплены. Судно повернуло, и теперь Тарзан знал, что оно возвращается к берегу.

Человек на носу все время опускал в море веревку, к концу которой был привязан какой-то небольшой предмет. Тарзан не понимал, какая может быть цель этого странного действия? Наконец, судно встало прямо против ветра; якорь был брошен, и паруса убраны. На палубе началась суматоха. Была спущена лодка и в нее поставлен большой сундук. Дюжина матросов наклонилась над веслами, и лодка быстро понеслась к тому месту, где Тарзан прятался в ветвях дерева.

У руля Тарзан узнал человека с крысьим лицом.

Лодка причалила к берегу. Матросы выскочили из нее и вытащили на песок большой сундук. Они находились на северной стороне мыска, так что их присутствие было скрыто от обитателей хижины.

Матросы сердито спорили между собой несколько мину г. Потом человек с крысьим лицом, в сопровождении товарищей, поднялся на высокий пригорок, на котором росло дерево. На нем-то и сидел притаившись Тарзан. Несколько минут матросы смотрели по сторонам.

— Здесь хорошее место, — сказал человек с крысьим лицом, указывая на местечко под деревом Тарзана.

— Такое же хорошее, как и всякое другое, — ответил один из его спутников. — Если они застигнут нас с кладом на борту, его тотчас же конфискуют. Мы можем закопать его хоть здесь; быть может, кто-нибудь из нас избежит виселицы и, вернувшись сюда, воспользуется кладом.

Человек с крысьим лицом позвал людей, оставшихся в лодке, и они медленно подошли к тому месту, неся лопаты и кирки.

— Поторапливайтесь! — закричал один из матросов сердитым тоном. — Каждая мразь из себя адмирала корчит!

— А все-таки я — капитан и заставлю вас признавать это, швабра вы этакая! — кричал Снайпс, извергая поток ужасающих проклятий.

— Спокойней, товарищи, — вступился один из матросов, молчавший до тех пор. — Какой прок из того, если мы тут перегрыземся между собой?

— Правильно, — согласился матрос, рассердившийся на повелительный тон Снайпса. — Но по той же причине не годится, чтобы кто бы то ни было строил из себя начальство в честной нашей компании!

— Вы, товарищи, копайте вот здесь, — сказал Снайпс, указывая на местечко под деревом. — А когда вы будете копать, Питер сделает карту этой местности, чтобы мы могли найти ее потом. Вы, Том и Биль, возьмите еще двух или трех людей с собой и тащите сюда сундук.

— А вы что будете делать? — спросил спорщик. — Хозяина разыгрывать?

— Делайте свое дело, — ворчал Снайпс. — Так вы думали, что ваш капитан будет работать лопатой, что ли?

Все кругом сердито посмотрели на Снайпса. Никто не любил его, и его постоянное выставление напоказ своей власти с тех пор, как он убил Кинга, действительного главаря и предводителя бунтовщиков, только подливало масла в огонь.

— Значит, вы не желаете взять лопаты в руки и помочь работе? Ваше плечо не так уже сильно пробито копьем.

— Ив голову мне не приходит, — ответил Снайпс, нервно потрагивая рукоять револьвера.

— Тогда, клянусь богом, — крикнул Тарант, — если вы не хотите взять лопату, то попробуете кирки!

С этими словами он высоко поднял свою кирку и могучим ударом всадил ее острие в мозг Снайпса.

На минуту все окаменели и смотрели на жертву гнева их товарища; затем один из матросов сказал:

— -Так ему, мерзавцу, и следовало!

Другой спокойно принялся рыть землю киркой. Земля была мягкая, и он, отбросив кирку в сторону, взялся за лопату.

Тогда и остальные последовали его примеру. Об убийстве не было больше речи, но люди работали дружнее и веселее, чем когда Снайпс командовал ими.

Когда яма была достаточно велика, чтобы зарыть в нее сундук, Тарант посоветовал увеличить ее еще и тут же закопать поверх сундука тело Снайпса.

— Это может одурачить тех, которые вздумали бы рыть в этом месте, — объяснил он.

Другие нашли, что это хитро выдумано, и яма была вырыта по длине тела, а в середине ее было сделано углубление для сундука, предварительно обернутого в брезент, причем когда его спустили в яму, крышка оказалась на один фут ниже дна могилы. Его засыпали и хорошо утрамбовали землю, так что дно могилы стало ровным и гладким.

Тогда двое из матросов весьма бесцеремонно скатили в нее тело человека с крысьим лицом, сняв сначала с него оружие и еще некоторые вещицы, после чего они забросали могилу землей и старательно утоптали ее.

Остаток вырытой земли они разбросали во все стороны, и раскидали над свежей могилой массу сухих листьев и валежника, чтобы наиболее естественным образом замаскировать ее и скрыть место, где земля была только что вскопана.

Сделав свое дело матросы вернулись к маленькой лодке и стали быстро грести к кораблю.

Ветер крепчал, и так как дымок на горизонте вырос, и подымался теперь большими клубами, бунтовщики, не теряя времени, подняли все паруса и поплыли на юго-запад.

Тарзан — страшно заинтересованный непонятной сценой, очевидцем которой ему пришлось быть — сидел, раздумывая о странных поступках этих существ.

Люди оказывается действительно более глупы и более жестоки, чем звери в джунглях. Как он счастлив, живя один в тишине и безопасности громадного леса! Тарзан старался догадаться, что такое было в сундуке, зарытом матросами? Ведь если сундук им не был нужен, зачем же они не бросили его в воду? Это было бы гораздо легче сделать. — Нет, — подумал он, — видно сундук им нужен. Они спрятали его здесь потому, что хотят потом за ним вернуться.

Тарзан спустился с дерева и стал осматривать землю вокруг могилы. Он хотел убедиться, не потеряли ли эти существа какую-нибудь вещь, которая могла бы ему пригодиться. Он скоро нашел лопату, спрятанную в груде валежника, наваленного на могилу.

Он взял и попытался работать ею так, как работали матросы. Это оказалось нелегко, и он повредил себе голую ногу, но упорствовал, пока не отрыл труп. Тогда он вытащил его и положил в сторону.

Он продолжал рыть, пока не откопал сундук. И его он вытащил и поставил рядом с трупом. Затем он засыпал яму от сундука, уложил тело обратно в могилу, засыпал кругом землей и, прикрыв ветками кустарника, занялся сундуком. Четверо матросов изнемогали под его тяжестью. Тарзан поднял его, как будто это был пустой упаковочный ящик, и, привеся лопату на спину, понес его в самую глухую часть джунглей.

Он не мог удобно идти по деревьям с такой неуклюжей ношей, но держался знакомых троп, так что все же двигался

достаточно быстро.

Через несколько часов ходьбы, все время в северо-восточном направлении, он дошел до непроницаемой стены спутанной и переплетенной густой растительности. Тогда он взобрался на нижние ветви и через четверть часа вышел к амфитеатру, где обезьяны собирались для советов или для празднования обрядов Дум-Дум. Он начал рыть яму почти в центре арены, не далеко от барабана. Это было много труднее, чем раскапывать свежевырытую могилу; но Тарзан был упорен и продолжал трудиться, пока не был вознагражден видом ямы, достаточно глубокой для того, чтобы опустить в нее сундук и скрыть его от взоров.

Зачем взял он на себя всю эту работу, не зная ценности содержимого в сундуке?

Обезьяний приемыш Тарзан был человек, умом и телом, но был обезьяной по воспитанию и по всей обстановке жизни. Его мозг говорил ему, что в сундуке нечто ценное, иначе люди не стали бы его так старательно прятать. Воспитание научило его, не задумываясь, подражать всему новому и необычайному. Теперь естественное любопытство, общее и людям и обезьянам, возбуждало его открыть сундук и рассмотреть его содержимое.

Но железный замок и кованая железная обивка не поддавались ни хитростям, ни огромной физической силе, и он был вынужден зарыть сундук, так и не узнав его содержания.

Когда Тарзан, все время охотясь, чтобы отыскать себе пропитание, вернулся к хижине, было уже почти совсем темно.

В маленьком домике горел свет, потому что Клейтон нашел там непочатую еще жестянку керосина, простоявшую нетронутой в продолжение двадцати лет. То была часть припасов, оставленных Клейтону Черным Майкэлом. Лампы тоже были годны для употребления, и, таким образом, перед изумленным взором Тарзана внутренность хижины явилась светлой, как днем!

Он часто ломал себе голову, как пользоваться лампой? Чтение и картины сказали ему, что такое были лампы, но он не знал, как поступить с ними, чтобы они начали проливать удивительный солнечный свет, который, как он видел на картинках, они иногда изливали на все окружавшие предметы.

Когда он подошел к окну, ближайшему к двери, он увидел, что хижина разделена надвое грубой перегородкой из жердей и парусов.

В переднем помещении находились трое мужчин; двое старших были углублены в горячие споры, в то время как младший, сидевший на импровизированном стуле, прислонившись к стене, был совершенно поглощен чтением одной из книг Тарзана.

Тарзан, однако, не особенно интересовался мужчинами и потому перешел ко второму окну. Тут была девушка. Какие у нее прекрасные черты! Как нежна белоснежная кожа!

Она писала у окна за столом Тарзана. В дальнем конце комнаты на ворохе травы лежала спящая негритянка.

Целый час, пока писала девушка, глаза Тарзана наслаждались ее видом. Как ему хотелось бы заговорить с нею, но он не смел попытаться это сделать, так как был уверен, что и она, подобно молодому человеку, не поймет его, и к тому же он боялся, что может ее испугать.

Наконец, она поднялась, оставив рукопись на столе. Подойдя к постели, покрытой несколькими слоями мягких трав, она их поправила. Затем распустила шелковистую массу золотистых волос, венчавших ей голову; словно волны сверкающего водопада, превращенного в полированный металл лучами заходящего солнца, обрамляли они ее овальное лицо и скатывались волнистыми линиями ниже пояса.

Тарзан стоял, как зачарованный. Она потушила лампу, и вдруг все в хижине сразу оказалось окутанным тьмою первобытных времен.

Тарзан все еще стоял у окна. Подкравшись к нему вплотную, он ждал, прислушиваясь около получаса. Наконец, он расслышал звуки ровного дыхания, которое означает сон.

Осторожно просунув руку сквозь перекладины решетки до самого плеча, он тихо шарил по столу. Наконец, нащупав рукопись Джэн Портер, он так же острожно вытащил руку, зажав в ней драгоценное сокровище.

Тарзан сложил листы в маленький сверток, который засунул в колчан со стрелами. Затем он исчез в джунглях тихо и безмолвно, как тень.

XVIII

ЖЕРТВА ДЖУНГЛЕЙ

Рано утром на следующий день, Тарзан проснулся с тою же мыслью, с которой заснул накануне; — мыслью об удивительной рукописи, спрятанной в его колчане.

Торопливо достал он ее, надеясь, против всякого вероятия, что сможет прочесть то, что написала прекрасная белая девушка.

При первом взгляде, брошенном на рукопись, он испытал величайшее разочарование своей жизни. Никогда раньше не желал он чего-нибудь так страстно, как желал теперь прочесть послание золотоволосой богини, которая так внезапно и неожиданно вторгалась в его существование.

Что из того, что это послание не предназначается ему? Во всяком случае, оно было выражением ее мыслей, и этого было вполне достаточно для Тарзана. И вдруг быть обманутым странными неуклюжими знаками, подобных которым он раньше никогда не видел! Ведь они даже наклон имели противоположный тому, что он наблюдал в печатных книгах и в самых трудных рукописях! Даже маленькие букашки непонятной черной книжки были ему знакомы и дружественны, хотя сочетания их ничего не говорили ему; но эти букашки были и новы, и неведомы.

Двадцать минут пристально изучал он их, как вдруг они стали принимать знакомые, хотя и искаженные образы. Ах, это были его старые друзья, но жестоко искалеченные!

И вот он начал разбирать одно слово здесь, одно слово там. Сердце у него прыгало от радости. Он может читать! Он прочтет!

Еще полчаса — и он быстро подвигался вперед, хотя то в одном, то в другом месте и встречалось какое-нибудь совсем непонятное слово. Тарзан увидел, что ему нетрудно разобрать письмо.

Вот то, что он прочел:

Западный берег Африки, около 10 градусов южной широты (так говорит м-р Клейтон). 8-го (?) февраля 18** г.

Дорогая моя Элоиза! Быть может, и не умно писать вам, так как письмо мое по всей вероятности не попадет в ваши руки; но я просто должна рассказать кому-нибудь наши ужасные испытания с тех самых пор, как мы отплыли из Европы на злосчастном «Арроу».

Если мы никогда не вернемся к цивилизации, что теперь кажется более, чем вероятным, это письмо явится, по крайней мере, кратким протоколом тех событий, которые приведут нас к окончательной нашей судьбе, какова бы она ни оказалась.

Вам известно, что мы предполагали отправиться в научную экспедицию в Конго. Думали, что папа намерен доказать существование какой-то неслыханно древней цивилизации, остатки которой скрываются где-то в долине Конго. Но когда мы вышли в море, истина всплыла.

Оказывается, что какая-то старая книжная крыса, владеющая в Балтиморе магазином книг и редкостей, нашла между страницами старинной испанской рукописи письмо, написанное в 1550 г. В этом письме рассказывалось подробно о приключениях взбунтовавшегося экипажа испанского галиона, шедшего из Испании в Южную Америку с большим грузом «дублонов» и «монет в восемь», — я быть может ошибаюсь? — потому что эти названия действительно звучат как-то по-пиратски и немного волшебно.

Автором письма был один из матросов галиона и адресовал он его своему родному сыну. А тот был хозяином торгового судна.

Много лет прошло со времени изложенных в письме событий, и старик сделался спокойным и уважаемым гражданином маленького испанского городка. Но любовь к золоту была в нем еще так сильна, что он рискнул всем, чтобы ознакомить сына со способами для достижения баснословного богатства.

Письмо содержит жуткую повесть о том, как, неделю спустя после отплытия из Испании, экипаж взбунтовался и перебил офицеров и всех тех, кто сопротивлялся им. Этой бессмысленной жестокостью они расстроили и свои собственные планы: у них не осталось никого, кто бы мог вести судно в открытом море.

Их бросало как щепку туда и сюда в продолжении двух месяцев, пока, наконец, больные, умирающие от цинги, жажды и голода они не были выброшены на маленький островок. Галион был выкинут волной на берег, где и разбился вдребезги, но выжившим — их было всего десять душ — удалось все же спасти один из сундуков с золотом.

Они зарыли его на острове и в продолжении трех лет жили там, в постоянной надежде на спасение.

Один за другим они болели и умирали, пока, наконец, в живых остался только тот, который написал письмо.

Из обломков галиона ими была сколочена лодка, но, ни имея представления о местонахождении острова, они не решались пуститься в открытое море.

Однако, когда все умерли, исключая одного, страшное одиночество стало до того угнетать его душу, что он не в силах был больше выносить этой жизни и предпочел опасность смерти в открытом море сумасшествию на пустынном острове. После почти целого года полного одиночества он поднял парус на своей маленькой лодке.

К счастью, он поплыл на север и через неделю попал в полосу рейсов испанских торговых судов, плававших между Вест-Индией и Испанией. Его подобрал корабль, возвращающийся на родину.

Он рассказал обычную историю о кораблекрушении, в котором все за немногими исключениями погибли, а оставшиеся в живых добрались до острова, и умерли все, кроме его одного. Он не упомянул ни о мятеже, ни о зарытом сундуке с кладом.

Хозяин торгового судна уверил его, что судя по тому месту, где его подобрали, и подувшим за последнюю неделю ветрам место их кораблекрушения могло быть лишь на одном из островов группы Зеленого Мыса, расположенных у западного берега Африки около 16 или 17 градусов северной широты.

Это письмо подробнейшим образом описывает и сам остров, и место, где зарыт клад. В виде добавления он прилагает маленькую старую карту, самую грубую и забавную, какую я когда-либо видела; все деревья и скалы помечены на ней нацарапанными Х-ми для указания точного места, где зарыто сокровище.

Когда папа объяснил мне истинную цель нашей экспедиции, сердце мое так и упало, потому что я хорошо знала, каким непрактичным мечтателем был всегда мой милый отец. Я боялась, что его опять обманули, в особенности, когда узнала от него, что он заплатил тысячу долларов за письмо и карту.