В этот вечер дежурным по номеру должен был быть Макарон. Но в его присутствии всегда зависали компьютеры и все полосы приходилось переверстывать. Энергетика Макарона была настолько сильной, что в любом поле, куда бы он ни попадал, сразу возникали помехи. Именно перед ним захлопывались турникеты в метро и регистраторы билетов в аэропорту. Поэтому он всегда просил Ясурову подменять его в дежурствах - этих бдениях по выпуску.
      Поздно вечером к Ясуровой в компьютерную комнату ворвались двое и запоздало спросили:
      - А где Варшавский?
      - В Америке, говорят, - сказала Ясурова без всякой задней мысли.
      - В Америке? - удивились прихожане. - Тогда где Артамонов? Или Прорехов? Или Макарон? Где они?
      - Макарон потащил всех в филармонию. Что ему передать? - спросила Ясурова.
      - Ничего, - сказали хлопцы. - Скажите, что приходила служба безопасности банка "СКиТ".
      Лишенцы в это время аплодировали "Хануме", которая шла в драматическом театре. После трех вызовов на бис Прорехов проснулся, привстал и как дурак захлопал еще.
      - Очень низкий акустический импеданс, - сказал он.
      Труппа, и без того выходившая с неохотой, собралась уже было по домам, но в пику выходке Прорехова решила сыграть по новой все второе отделение.
      - Ну вот, дохлопались на свою голову, - сказал Макарон, чувствуя что финальный буфет уплывает, как минимум, еще на полчаса.
      Прорехов с Улькой, подойдя после представления к дому, где они сожительствовали гражданским браком - Улька стирала, гладила, варила, а Прорехов сосредоточенно корчил из себя мужа - так вот, подойдя к дому, молодые обнаружили у своего подъезда чужую машину.
      - Странно, - сказала Улька. - Я вижу ее не в первый раз. Подъедет, постоит и снова уезжает. Из нее никто никогда не выходит.
      - Пасут кого-то, - сказал Прорехов.
      - Стекла затемненные, - присмотрелась к темноте Улька, - и сколько там человек, непонятно. Вот видишь, опять - нас засекли и отваливают.
      - Придурки какие-нибудь, - промямлил Прорехов, все еще находясь под впечатлением буфета.
      Не успели они с Улькой войти в квартиру, как следом ворвались двое.
      - Как будем отдавать долги? - спросили они, удерживая дверь от захлопывания.
      - Из-под нас вышибли залог, - произнес Прорехов заученную фразу. - И вообще, дома я рабочими делами не занимаюсь. А по финансам у нас Артамонов. Подтягивайтесь завтра в присутствие, там и разберемся.
      - В офис к вам мы заходили, вы от нас бегаете, - сказал старший наряда. - Когда будут бабки?
      - У нас их нет, вы же знаете, - сказал Прорехов. - По крайней мере, сразу всех.
      - Тогда будете отдавать равными лобными долями в течение года! сделала конкретное заявление урла.
      - Минуточку, - сказал Прорехов и нагнулся развязать шнурки. - Я же отдал Мошнаку его дурацкое вино! Что ему еще надо?
      Удар битой по голове отвлек Прорехова от дальнейших ухаживаний за обувью. Кровь не брызнула сразу по стенам, но лужа на полу образовалась порядочная. Прорехов упал, обхватив голову руками. Улька заорала на весь подъезд. Бойцы не обратили на вопли никакого внимания. По тому, как они бросили в угол комнаты бейсбольную биту, было понятно, что они не боятся последствий и действуют в рамках абсолютной безнаказанности. Они не попытались даже орудие преступления с собой унести, так сказать, вещественное доказательство.
      - Даем три дня, - бросили они на прощанье. - Если не вернете банку деньги, прибьем ваши черепа к дверям "унитаза"! Но уже после того, как передадите банку все свое новое печатное оборудование!
      Улька бросилась к телефону вызывать "скорую" и своих.
      - Макарон, Артамонов, скорее сюда! - трезвонила она. - Прорехова убили!
      - Как "убили"? - не соглашались с новостью друзья.
      - Сильное сотрясение! - поправлялась Улька. - Наверное. На полу он лежит, короче!
      Следом за скорой явился участковый, сославшись на то, что сводка поступила в дежурную часть УВД и в его обязанности входит явиться на место происшествия.
      - Но мы никуда не заявляли! - сказала Улька.
      - Вот и я о том же, - сказал участковый. Он как раз и пришел посоветовать Прорехову с Улькой не подавать заявления в милицию.
      - Это будет означать, что вы не признаете долга, - растолковал он смысл сказанного. - И тогда никто не может ручаться за последствия. Вас поставят на счетчик и будут доставать всю жизнь. Лучше отработать в нормальном капитуляционном режиме.
      Примчались Артамонов с Деборой и ребенком, в ожидания въезда в свой новый дом они снимали квартиру неподалеку от Прорехова с Улькой, потом принесся Макарон с собакой - ему от своего желтого терема было дальше.
      Бек бросился к луже и принялся жадно лизать облитый кровью линолеум. Даже аксакал не смог оторвать его от этого занятия. Осклабившись, Бек подошел к бите и долго ее нюхал, запоминая понятный только ему узор папиллярных линий, оставленный пальцами налетчиков.
      Участковый ушел.
      - Что будем делать? - Макарон сделал попытку устроить некое подобие мозгового штурма и забрал для коллекции вторую биту.
      - Завтра с утра надо идти к Мошнаку, - сказал Артамонов. Разговаривать нужно только с ним.
      - Нет никакого смысла, - воспротивился Макарон. - Этих ублюдков он наверняка направил сюда сам. Они работают в одной упряжке. Такие парни за мертвые дела не берутся, потому что просчитывают все до мелочей. Там, где ничего не взять, они не появляются. Понятно, что наши печатные станки подвисают. А с ними и все остальное.
      - Может, об этом срочно сообщить через спецвыпуск? - предложила Дебора. - Пусть обо всем этом узнает население.
      - Само собой, заявить публично надо как можно быстрее, - согласился Макарон. - На миру и смерть красна. Но все это дранка, а не решение проблемы. Население за нас деньги не отдаст. А если мы не рассчитаемся с банком, дальше будет только хуже. То ли дело в старину было - платишь виру и мочишь кого хочешь. А если кого покалечить надо - отваливаешь полувирье, и все дела.
      - Ты предлагаешь ввязаться в бойню по закону Талиона? - спросил Артамонов. - Око за око, глаз за глаз?
      - Нет, - сказал Макарон.
      - Правильно, - обрадовался Артамонов единству мысли. - А то в таком случае с нами разберутся еще быстрее.
      - Я к тому, - сказал Макарон, - что, может, на самом деле нам пора обратиться к вашему куратору? Пока не поздно.
      В воздухе повисло молчание. Прорехов нашел в себе силы заговорщицки переглянуться с Артамоновым. Всем стало понятно, что в компании существует какая-то недосказанность.
      - Видишь ли, аксакал, - вкрадчиво произнес Артамонов. - Нас сюда никто не посылал.
      Тишина, которая только что еще присматривала себе место, повисла в прихожей окончательно. Было лишь слышно, как облизывался Бек.
      - Все это придумал Артамонов, - сказал приходящий в себя Прорехов. Шутка такая, прикол. Не было никакого Леха Валенсы, не было Гоголя, не было алмазного прибора в случае с Артуром. И не было никакого Завидово. Все придумано, извините.
      - В таком случае, неплохо придумано, - спокойно воспринял новость Макарон. Но из всех туманностей его заинтересовала самая ничтожная. - А где ж вы тогда были, если не в Завидово?
      - Пиво в "Фазане" пили, - признался Прорехов, путаясь в бинтах и мотивах. - За Киевским вокзалом.
      - А Завидово не было вообще? - еще раз спросил Макарон.
      - Нет, не так, - пояснил Прорехов, - как и Беловежская встреча, специальное совещание в Завидово было, только нас там не было. И мы выбрали себе регион, в который никого не послали.
      Артамонов отошел к окну. Словно для того, чтобы в стороне собраться с мыслями.
      - Цирк с призванием на службу был затеян мной только из тех соображений, - проговорил он, глядя в ночь, - что у меня были планы на Дебору, - открыл он далеко не корпоративный секрет. - Я был уверен, что Дебора приедет к нам, ко мне, если у нас будет серьезное дело. Я знал, что если пригласить ее просто в совместную жизнь, то она, скорее всего, не приедет. Никаким телом ее было не завлечь, а только делом. Вот я и придумал его, это дело. Я рассчитывал, что смогу проявить себе здесь, с ней, в работе и в жизни, чтобы она смогла принять окончательное решение не на пустом месте. Я планировал создание семьи, что, собственно, в результате и получилось. По-другому у нас с ней не срасталось. Извините.
      Так состоялось первое любовное объяснение Артамонова и Деборы. До сего момента они были вместе просто по умолчанию сторон. Как-то так само собой незаметно получилось, что за общим газетным делом образовалась ячейка общества. Они и расписались-то на ходу, словно подписали в печать с некоторым отставанием от графика оригинал-макет субботнего выпуска. И ребенок у них вышел в свет как само собой разумеющееся - как толстый номер газеты с пятничным телеприложением - хлоп, и четыре с половиной килограмма выдано на-гора. Они и оглянуться не успели, как состоялись в качестве родителей.
      Дебора стояла у двери и покачивала коляску. Она приняла объяснения Артамонова, поскольку все, что он сказал, было сущей правдой. Впервые вот так публично Артамонов признался ей в любви, впервые потому, что им все было некогда, работа заедала. Они планировали повенчаться, но все как-то руки не доходили. Малыш в коляске безмятежно спал.
      - А я пристроился к этой затее от безделья и из дружеских побуждений, сказал Прорехов, как будто перед кем-то оправдываясь. - Артамонову пришло в голову посадить дерево, построить дом, создать собственное дело, завести семью и написать об этом книгу. А что касается Варшавского, то, если честно, мы не ожидали, что он дернется за нами. Он же все бил себя в грудь, что ему есть чем заниматься в жизни и без нас.
      - Ну, а какой от всего этого вы планировали толк? - спросил аксакал и оглядел народ. - Каков предполагался итог?
      - Вот он весь итог, - указал Прорехов на коляску.
      - Но если так, то можно считать дело сделанным, - сказал Макарон. Тогда сворачиваемся. Я-то ладно, но вот Артур бы вас точно искромсал, узнай он правду. Он и так, бедный, не выдержал, а раскуси, что вы прикалываетесь, вообще сошел бы с ума.
      - Зато мы проверили его на вшивость, - сказал Артамонов.
      - И он, кстати сказать, выдержал эту проверку, - добавил Прорехов, медленно перетирая зубами таблетки для быстрого свертывания крови, которые не удалось проглотить целиком. - Не выдержала Галка.
      - Ну, а потом все понеслось, - продолжил Артамонов, отойдя от окна, остановиться было невозможно... Так что нам всем придется как-то выкручиваться самим. Без кураторов.
      - Интересные вы парни, - рассудил Макарон, сравнивая битой рост Артамонова и Прорехова. - Но мне-то вы могли сказать правду.
      - Могли, - сказал Артамонов, - только случая не представилось.
      - Посадить, значит, дерево, построить дом, родить ребенка, написать книгу, - Макарон принялся перечислять задумки Артамонова. - Что же остается из этого списка, если книга написана, ребенок выструган и дом, считай, построен?
      - Посадить дерево, - сообразила Улька, вычислив недостающее.
      - Значит, посадим! - многозначительно произнес Макарон и бросил Артамонову: - Собирайся!.
      - Куда? - ошалело спросил Артамонов.
      - Сажать, - объявил Макарон. - У нас нет другого выхода.
      В этот момент заявилась Ясурова, прознавшая об инциденте - ей позвонил Макарон, сказал, что придет на смену ей чуть позже, потому что с Прореховым что-то произошло.
      Ясурова прямо с лестничной площадки подбежала к Прорехову, бросилась ему на грудь и запричитала в голос, выдавая с головой все то, что долгое время тщательно, но бесполезно укрывалось от Ульки и от всех остальных. Некомфортность момента усилилась, мало прямых проблем, так еще поползли и косвенные!
      - Что они с тобой сделали?! - терлась о бинты Ясурова. - Я же тебе говорила - давай сбежим отсюда!
      - Все нормально, - выкручивался Прорехов, отстраняя ее от себя. Зарастет как на собаке.
      - А мне что делать прикажете? - развела руками Улька. - Ты всю свою сперму если не пропьешь, то разбазаришь! - выкрикнула она и направилась к выходу из квартиры. - С тобой детей рожать страшно!
      Макарон тормознул ее, убедив остаться, поскольку эти козлы нападавшие, может, еще и не свалили далеко.
      - Сейчас не до разборок, - объяснил он. - Нас, того и гляди, перемолотят, как пацанов, а вы придумали тут конкурсы красоты устраивать!
      - Да отстаньте вы от меня! - пыталась вырваться Улька.
      Макарон продолжал удерживать ее, а потом спросил:
      - Интересно, Уль, а твое инфракрасное фотодуло достанет с "унитаза" до новой бани?
      - Думаю, да, - ответила Улька и успокоилась, загоревшись профессиональной затеей. - Если его немного нарастить. Пара-тройка объективов сверху не помешала бы.
      Прорехов попытался как-то руками пояснить, что у него есть на примете частник, который по дешевке может подтянуть все необходимое для ап-грейта...
      - Ладно, замяли, - резко оборвала его Улька. - Как-нибудь сама разберусь...
      - Ну вот и отлично! - обрадовался временному перемирию Макарон. Сегодня мы с Артамоновым кое-что подготовим по месту действия, а завтра понадобишься и ты, Уль. Скажи, а у фоторужья сильная отдача?
      - Смотря что ты имеешь в виду, - сказала Улька и вспомнила: - Но ведь там непроницаемая крыша! Бассейн открыт, а кабины - под матовым стеклом. Мы ничего не увидим.
      - А как ты догадалась, о чем я? - удивился Макарон.
      - А ты думаешь, самый умный здесь? - сказала Улька. - Этих товарищей можно взять только с единственной точки в городе, - спокойно сказала Улька. - И эта точка - на крыше "унитаза".
      - Что верно, то верно, - сказал Макарон. - А я так мыслю: для начала я заскочу к ним в баню, чтобы у них заклинило сигнализацию - перебью поле. Типа от имени избирателей нашего района. А ночью мы с Артамоновым бомбанем крышу бани, набросаем туда шлака и обстучим этими же битами все соседние строения. - Макарон, как стратег, сразу разбил операцию на этапы. - После чего сообщим в газете, что участившиеся полеты НЛО вызвали метеоритный дождь. Причем местами. Прослеживается четкая закономерность - наиболее кучное падение обугленных небесных тел происходит в точках с отрицательной энергетикой.
      - Баню снова застеклят, - додумалась Улька.
      - Правильно, но уже оконным стеклом, - сказал Макарон. - Мне так ка-этца. Матового стекла в этом городе за три дня они не сыщут с огнем, пояснил аксакал. - А сквозь простое мы отснимем все, что нам по такой жизни надо.
      - Неплохо придумано, сынок, - улыбнулась Улька.
      Операцию с метеоритным дождем провели грамотно, словно всю жизнь занимались звездными войнами. Все произошло именно так, как спрогнозировал Макарон. Шлак легко сошел за обугленную плоть метеоритов. Крышу элитной бани после стихийного бедствия застеклили временно простым строительным оконным стеклом.
      - Теперь они все как на ладони, - приговаривал Макарон и в полной темноте тащил Ульку за руку на крышу "унитаза". - Мы им такое жесткое порно устроим, что мало не покажется! А Ренгача, как гаерного шута, надо повесить на гайтане! - сопел он, одолевая этаж за этажом. - Устроил из лифта курилку!
      - Ты же сам ему разрешил, - сказала Улька.
      - Разрешил, а что поделаешь, - развел руками Макарон. - Если идея хорошая.
      Ульке вспоминала, как вместе с Прореховым они погорели на системе лифтовых кнопок в ДАСе, и всласть похохотала с Макароном, пока поднимались на верхотуру. Отдышавшись, папарацци приступили к работе. Улька собрала свое фотодуло, как снайперскую винтовку с инфракрасным прицелом. Фоторужье стало почти метровым. Макарон из любопытства посмотрел в него. Обзору элитной бани с живым мылом мешал только бетонный выступ, на котором висела оставленная строителями люлька для штукатурных работ.
      - Надо вывести в окно пару досок, - подсказала Улька, - чтобы можно было вытянуться и лечь. Тогда все будет видно.
      - Попробуем, - согласился Макарон и принялся городить конструкцию. Он отыскал два бруса, связал проволокой и выдвинул их далеко за фрамугу. Потом укрепил все это хозяйство двумя бетонными блоками, как противовесами. Для начала попробовал улечься сам - получилось. Если брусья не рухнули под ним значит, Ульку выдержат точно.
      Улька влезла на конструкцию, проползла вперед и велела подать фоторужье. Макарон осторожно протянул ей аппаратуру. Улька настроила оптику, навела ее на объект и приступила к съемке. Сквозь стекла было хорошо видно, как Платьев нежился в кабине в приятной близости с Додекаэдром. Девушки терли их пахучими маслами. В других комнатах занимались подобными интимными беседами еще несколько пар. В бассейне в окружении стайки пацанов плавали Мошнак и Шимингуэй. Фоминат сидел у кромки бассейна с человеком от специальных подразделений бытия. За Фаддеем, осклабясь, бегал заместитель мэра Гладков. Сам Беломырин осовело отслеживал с пива какую-то тоску по девятому каналу.
      Улька работала не покладая рук. Макарон держал ее за ноги, как тачку. Увлекаясь, она продвигалась вперед, чтобы достать точку, с которой вынимались солидные крупные планы.
      Отработав кассету, Улька перезарядила аппарат и передала Макарону заполненный электронный носитель, едва дотянувшись до его руки из неудобной позы.
      - Может, хватит? - спросил он ее. - Не фотоальбом ведь собираемся выпускать. И уж больно здесь скользко. Не ровен час, упадешь.
      - Будь спок, - сказала Улька. - Сейчас Платьев как раз вышел в бассейн к мальчикам.
      - Ну давай, доснимай его и валим, - торопил Ульку Макарон.
      - Погоди, тут такая групповуха начинается! - сказала фотоснайпер и подалась еще дальше вперед. Ее ноги, находившиеся в начале съемки по эту сторону окна, были уже на той. Она и не заметила, как оказалась снаружи почти вся.
      Приспособление качнулось, перевешиваясь наружу. Брусья имели ширину, достаточную, чтобы чувствовать себя уверенно, только немного расходились в конце.
      - Ну, все, давай обратно, - заволновался Макарон.
      - Ползу, - сказала она. - Возьми ствол.
      Макарон потянулся за аппаратом.
      - Ну, что у вас тут? - cпросил взобравшийся на площадку Прорехов.
      От резкого окрика Улька упустила лямку, и фотоаппарат заболтался в воздухе. Улька потянулась за ним, опершись всем телом на один брус, который тут же съехал вниз и развернул Ульку перпендикулярно себе.
      - Спокойней, Уля, спокойней, - контролировал ситуацию Макарон. - Я доползу до тебя и затащу сюда.
      - Сначала втащи аппарат, - посоветовала она ему.
      Прорехов не смел пошевелиться и молча наблюдал. Он онемел, потому что боялся спугнуть заведенный тут порядок. Да и чем он мог помочь? Не было ни надобности, ни возможности.
      - Конечно, Уля, сначала аппарат, - согласился Макарон, - он же ближе ко мне.
      - А потом разверни меня, - сказала она. - И я сама вползу назад.
      - Хорошо, - следовал ее советам Макарон.
      Прорехов продолжал тихо наблюдать за происходящим. Луч прожектора разрезал пополам придуманную Макароном конструкцию и углом уходил в темнеющую пустоту. Свет растворялся во тьме, не доставая дна.
      Пока Макарон тянулся за ружьем, железобетонный противовес под двойной нагрузкой ушел в сторону. Вползая назад, Макарон не заметил, как окончательно сбил его. Это увидел Прорехов и бросился удерживать корпусом поднимающийся в горизонтальное положение брус.
      Улька ойкнула. Теперь она висела на брусе, придавленном к полу Макароном, а второе пустое бревно от перевертывания удерживал Прорехов.
      - Брось его на фиг, это дурацкое бревно, и помоги мне! - скомандовал Макарон.
      - А ее оно не зацепит? - спросил Прорехов.
      - Вроде нет, - прикинул Макарон.
      Прорехов отпустил свой ненужный брус, и тот загремел, падая. Страшный грохот где-то внизу сотряс тишину.
      - Теперь забери аппарат, - попросил его Макарон.
      - Я не смогу пройти на ту сторону, - предупредил Прорехов Макарона. Разве что прямо через тебя.
      - Перелезай, - поторопил его Макарон, - только быстрее.
      Прорехов перевалился через Макарона, забрал ствол и вернулся на площадку. Все шло нормально. Теперь Макарон спокойно удерживал второй брус, а Прорехов, потянувшись к окну, готовился помочь Ульке влезть обратно. Он подошел к проему так близко, что получилось почти лицом к лицу с Улькой, только он стоял здесь, а она висела там.
      - Ну что? - неожиданно перевела тему мероприятия в другое русло Улька. - Теперь будешь увиваться за другими? - спросила она Прорехова, улыбаясь.
      "А не сбе...гать ли тебе лучше в ла...вку?" - решил произнести Прорехов, поскольку ничего нового придумать было просто не успеть.
      Может, все и получилось бы, как всегда, но никто не знал, что творится в голове у Ульки. То ли она вспомнила, как пугала Прорехова прыжками из окна ДАСа, чтобы он перестал заниматься ерундой, то ли на морозе у нее ослабли руки, но, так или иначе, она не проявила никакого интереса к приближающемуся Прорехову. "Занятно, что он по-прежнему уверен в том, что закончится по-его? - мыслила Улька. - Интересно, что он ответит сегодня? Опять скажет: "А не сбегать ли лучше в лавку?" Теперь бы это прозвучит просто глупо. Все давно перестало быть смешным. От такого бесконечного юмора, кроме усталости, ничего не осталось".
      Все эти мысли, возведенные в степень, полностью овладели Улькой. На секунду она вообще забыла, где находится. И когда Прорехов протянул ей руку, она просто разжала свою.
      Чтобы ничего не видеть, Макарон разбил булыжником прожектор и бросился в шахту лифта. Через несколько секунд полета с высоты он приземлился на многослойный батут и долгое время не мог остановить все подкидывающие и подкидывающие его вверх жесткие плетеные сетки. Батут качал его настолько долго, что Прорехов, спотыкаясь и грохоча, летевший вниз по лестнице, оказался у места падения Ульки быстрее.
      Улька родилась не в сорочке. Ее угораздило упасть не в лифтовую шахту. Прорехов нашел ее у подножия "унитаза". Она лежала, как бы стесняясь своего положения. Из-под комбинезона выпросталось белое свадебное платье. Зачем она напялила его на себя, было непонятно. Прорехов схватился за голову и стал отступать в темноту, надеясь упрятаться в ней. А жизнь во всем своем величии и трагизме осталась на месте.
      Подбежал Макарон.
      Улька с улыбкой лежала на снегу и не понимала, где находится.
      О случившемся Макарон сообщил Артамонову, Деборе и всем остальным. Вызвали реанимацию. Приехали врачи и определили, что потерпевшая скончалась еще в полете. От разрыва сердца.
      На место происшествия прибыл следователь и начал всех опрашивать.
      Ульку увезли в морг первой городской больницы.
      Дача показаний для Прорехова и Макарона была единственным способом облегчиться. Меж собой они разговаривать не могли. А рассказывать все кому-то и просто так не поворачивался язык, настолько с Улькой все получилось неожиданно.
      - Что вы делали с ней там, наверху? - спрашивал следователь Макарона.
      - У нее была мечта - снять город с высоты птичьего помета, - отвечал Макарон.
      - Неужели об этом можно мечтать? - удивился следователь.
      - А почему бы и нет?
      - А больше вы ничего не снимали?
      - Нет, - сказал Макарон.
      - А где пленка? - спросил следователь.
      - Все упало вниз, - без всякого сопротивления отвечал Макарон.
      - Внизу ничего не нашли, - сказал следователь.
      - Плохо искали, что я могу еще сказать.
      - Вы занимаетесь сокрытием, гражданин Макаров, - предупредил его следователь. - Это преследуется законом.
      - Мы знаем, чем занимаемся, - сказал Макарон. - И знаем, что все, чем мы занимаемся, у нас пока что преследуется.
      ...Участие во всей этой предвыборной суете потеряло весь смысл.
      После допроса Макарон с Артамоновым отправились к Прорехову, но в квартиру к нему было не попасть. Полет Ульки отнял у него дар речи. Прорехов заперся дома и никому не открывал. Артамонов не стал ломиться, а Макарон настоял на встрече путем угрозы выломать дверь.
      Они сели в кресла друг против друга, налили по стакану горькой.
      - Я позвонил туда, - сказал Макарон. - За ней уже выехали родители. Тело хотят забрать завтра. А нам надлежит отправиться к ней чуть позже похороны там назначены на двадцать первое. Но я постараюсь уговорить родителей, чтобы ее хоронили здесь. Мы сами должны ухаживать за ее могилой.
      Прорехов только и делал, что наливал. Другого способа залить думы на самом деле не было.
      - В этой жизни пристрелян каждый наш шаг, - сказал Макарон отвлеченно, как бы рассуждая больше сам с собою. Он впервые говорил с Прореховым серьезно. - Я понимаю, что теперь неуместным будет все. Любые слова и соображения. И, тем не менее, я скажу. Потому что потом, может, и не придется. Так вот: не ценишь деньги - отнимут, уведут, не любишь женщину уйдет. Навсегда. Пользуешься дружбой - отвечай тем же. У денег, у любви и дружбы есть одна тонкость - их надо получить и потом постоянно защищать, это тебе не диплом, скинул и забыл. Заслужить и потом защищать. Это две части одной работы. И еще мой тебе совет - бери от жизни чуть меньше, чем она позволяет взять. Надо оставлять на семена. А теперь я пошел. Меня ждет Артамонов. Нужно разобраться с отснятым материалом. Поначалу мы решили все бросить, а теперь считаем, что смысл именно в том, что надо все довести до конца.
      Прорехов остался сидеть, аксакал вышел. На улице в машине его ждал Артамонов.
      Они доехали до "унитаза", поднялись в компьютерную комнату, закрылись и достали из тайника носитель. Вставили его прямо в материнскую плату и приступили к просмотру. Потом отобрали самые удачные снимки. Кадр за кадром долго по очереди вытаскивали их на монитор. Снимки получились отчетливыми. Снятые в инфракрасном диапазоне, они придавали фактам дьявольский оттенок.
      - Теперь эти ребята в наших руках, - сказал Макарон. - Мы отомстим за Ульку. Главное - промурыжить судебных исполнителей. Нам нельзя съезжать из детинца. Вплоть до того, что мы здесь забаррикадируемся.
      - Надо призвать на помощь трезвенников, - вспомнил Артамонов, - и устроить из амбалов живое оцепление. Пойду позвоню Завязьеву. Я уверен, они нам помогут.
      - Как же мы раньше до этого не додумались? - спохватился Макарон.
      - И еще надо позвать на помощь всех студентов города, - сказал Артамонов. - Надо срочно обращаться публично за студенческой поддержкой! Ведь им здесь жить дальше. И каким будет город в будущем, сейчас зависит и от них в том числе.
      Утром с белым флагом на Озерную явился Фоминат. Платьев заслал его к "лишенцам", как бывшего у них в употреблении. На Фомината возлагались функции парламентера. Он сказал, что если в выходящей завтра газете будет снята первая полоса, то найдутся люди, которые хорошо за это заплатят. Он дал понять, что та сторона в курсе всего, что происходит в лагере противника и какие материалы готовятся к выходу в свет.
      Макарон встал навстречу Фоминату, чтобы дипломата, которого корчил из себя Фоминат, объявить частным лицом и потом по этому лицу как следует настучать. Но Артамонов тормознул его.
      - Это наш человек, - сказал он. - Мы с ним проводили лотерею.
      - Ну, извини, - сказал Макарон. - Так это и есть тот самый Фоминат натрия?!
      - Конечно, - подтвердил Артамонов.
      - Похож, - заключил аксакал.
      - Сколько платите за пленки? - cпросил Артамонов у Фомината.
      - Сто пятьдесят, - назвал цифру парламентер.
      - Всего-то?
      - А сколько вы просите? - спросил Фоминат.
      - Мы ничего не просим, - сказал Артамонов. - Нашу константу вы знаете триста. Она не меняется на протяжении уже нескольких лет. Поэтому не обсуждается.
      - Я передам вашу заявку начальнику выборного штаба, - пообещал Фоминат.
      - Но это не все, - сказал Артамонов. - Положение о лотерее до сих пор вами не подписано. Хотя вы получили за подпись гонорар. Вы должны вернуть назад видео-двойку. Мы выставим ее в галерее, как в музее. Она дорога нам как память и чтобы замкнуть круг.
      - Я принесу, - сказал Фоминат. - Завтра.
      - Сегодня, - сказал Артамонов. - В четыре мы привезем в "Старый чикен" оригинал первой полосы и цифровой носитель. Деньги и видак должны быть при вас.
      Было понятно, что Артамонов оттягивает время. Когда Фоминат ушел, Артамонов дал команду снять с номера сверстанный материал.
      - Зачем? - спросил Макарон. - Мы что, свертываемся? Откатываемся назад?
      - Да нет же, - положил ему палец на губы Артамонов. - Эти фотографии мы действительно снимем с полосы и отвезем товарищам, как обещали. Нельзя же обманывать серьезных людей. А Дебора тем временем поставит другие, поконтрастнее. Ведь товарищи думают, что мы не слили всю Улькину добычу на винт.
      Артамонов распечатал первую полосу, взял этот оригинал-макет, сложил вчетверо и опустил в боковой карман.
      - Тираж надо поднять до миллиона, - сказал Макарон Толкачеву, а потом начал расписывать ситуационный план действий всему коллективу: - Пока мы с Артамоновым будем разбираться по существу вопроса, вы должны успеть отпечатать тираж и вывезти его из цеха. Ночью придут опечатывать имущество, - обратился Макарон к Николаю Ивановичу, - и нам придется подписать акты о его передаче банку, иначе не затянуть времени. Если мы промурыжим их пять-семь часов, вам будет достаточно. При разноске газеты использовать только своих людей. Никого слева не нанимать. Лучше всего привлечь студентов и трезвенников. В каждый почтовый ящик класть по две газеты - одну поглубже, на самое дно, вторую - чтобы торчала. За почтальонами будет зачистка, люди Платьева пойдут по пятам и будут вынимать газету из ящиков. Одну вытащат, вторая останется. Им и в голову не придет искать внутри ящика вторую. Да и не вытащить ее будет без взлома ящика. А на это нужно время, да и шумно очень, привлечет внимание жильцов.
      - На три оставшиеся полосы, - сказал Артамонов, - можно поместить приветы Макарону от Леха Валенсы, Жоржа Помпиду и так далее. Внутри телепрограммы поставьте фотографию Макарона с Дастином на руках. Это придаст нашему кандидату своеобразного шарму.