Тринити

Справа - правой, а слева - левой. Не двумя, как раньше, а именно одной левой. Удары ею получались настолько хлесткими, что вихрился воздух. Владимир Сергеевич чувствовал себя амбидекстером - легко вращался вокруг своей оси как по часовой, так и против. А пятиться назад, чтобы убить свечу, ему было даже удобнее, чем рваться вперед, чтобы поднять почти с земли грамотно укороченный мяч. Все удары проходили на уровне ощущений, без напрягов. Раньше он за собой этого не замечал. Ему казалось, что он рассечен пополам огромным зеркалом. И все обводки соперника, все его выходы к сетке ничего не меняли - Владимир Сергеевич отражал любые мячи.
      Клинцов пытался построить игру на резаных ударах и двойных ошибках. Рудик явно подсуживал ему, но счет складывался в пользу Владимира Сергеевича, который в результате и выиграл мини-турнир.
      Победителю подарили старинную деревянную ракетку и стилизованный под набоковский костюм для лаун-тенниса. Остальным участникам вручили то же самое.
      Погода удалась на славу и позволяла расслабиться. Народ поснимал шляпы, разделся и полез в речку - кто через баню, кто прямиком с откоса. Стало заметно, что вместо шевелюр у многих появились полянки и скверы, а кое-где даже и третьи интернационалы. Дети постарше кидались в воду с батута, помоложе - с тарзанок - с привязанных к деревьям канатов с поперечной палкой на конце. Скоро к ним в отсутствие водных горок присоединились и взрослые.
      Банное зрелище выходило еще забавнее. Сквозь целлофан, как в рисованном по стеклу мультике, просматривались благообразные розовые тушки людей, красиво растворялись в тумане и плавали там, внутри, гребя березовыми вениками. Потом тушки выползали наружу и становились противными и оплывшими. Никуда не деться - у половины присутствующих от возраста появились жопьи ушки - отвислые складки на пояснице. Приметы времени. Знал бы Миша Гриншпон о понятии "жопьи ушки" во время учебы, вот бы потешился! Такой навороченной грудины не было, пожалуй, ни у кого на курсе!
      День грусти со стороны походил на волчью свадьбу, на которой присутствовали хищники бизнеса, политики, культуры и ширпотреба, словно в этом куске общества обозначилась течка и все присутствующие подались на нее и запали.
      Напитки разносились бесперебойно. Алкоголь в крови набирал критическую массу. К вечерочку течение схода стало принимать подострый характер. Танцы начались спонтанно, без вмешательства старосты Рудика. Он только успел дать команду надеть вечерние костюмы и платья.
      Владимир Сергеевич взял свой саквояж и отправился в раздевалку. Он вытащил из любимого чемодана белую рубашку и фрак, купленный тетей Паней, и надел гардероб на себя. Фрак оказался впору. Владимир Сергеевич с удовольствием взглянул на себя в зеркало. Все было нормально. И вышел к людям. К нему продолжали подходить, заговаривать, задавать вопросы. Через некоторое время на территории праздника образовалась гробовая тишина. Макарон заметил, что на него все стали как-то косо посматривать. Он ничего не понимал. Еще раз осмотрел себя с головы до ног - ничего такого, все в порядке. Разве что несколько пушинок висят на одежде, но их можно снять, сдуть, стряхнуть - пожалуйста.
      Озабоченный Владимир Сергеевич вернулся в палатку, взял щетку и, смочив ее, почистил одеяние. И вновь вышел в гущу толпы. На площадке раздался дикий гогот, и Макарон понял, что это реакция на его выход.
      По-прежнему ничего не понимая, Владимир Сергеевич стал оглядываться.
      Тут к нему подошел Артамонов и спросил:
      - Слышь, Макарон, а где тетя Паня покупала фрак?
      - В магазине. Где ж еще? - невозмутимо ответил Макарон.
      - В каком? В ритуальном?
      - А что? - спросил аксакал и попытался вывернуть голову набок, словно стараясь поймать зубами свой хвост.
      - Похоже, она тебе действительно выбрала фрак подешевле, - сказал Артамонов.
      - Так разовый же, - объяснил Макарон.
      - Знаешь, в таких фраках покойников в гроб кладут.
      - Ну, это ты уж слишком! - выказал обиду Владимир Сергеевич.
      - У твоего фрака спины нет - одна подкладка, - сообщил Артамонов и подтянул поближе к лицу Макарона белую нижнюю материю фрака. - В таких экономных по материалу и раскрою одеяниях кладут зажиточных покойников из числа творческих работников.
      - Какой отвязанный пиджак! - восторгался народ.
      Конфуз разросся до неимоверных размеров. Все нашли Макарова приколистом и отнесли его фокус к продолжению истории с его ложной пропажей и слишком поспешными похоронами.
      Макарон еще больше влился в компанию, стал как бы своим среди своих. Все бросились благодарить его за удачно исполненный прикол.
      Без тени улыбки, на полном серьезе Владимир Сергеевич отнекивался.
      - Да я не в курсе, о чем вы, - говорил он. - Просто тетя Паня мою просьбу взять подешевле восприняла буквально.
      - Да ладно тебе - тетя Паня! Сам придумал, а на тетю Паню валишь! восторгался народ.
      Владимир Сергеевич перестал оправдываться и согласился, что придумал все от тишины жизни.
      Заминка была исчерпана, и вечер продолжился.
      Воспользовавшись казусным случаем, я, как нанятый самописец, объявил, что до меня дошли слухи, будто по моей первой книге у героев есть замечания и претензии, поскольку не все смешные случаи, имевшие место в действительности, вошли в книгу "76-Т3". Поэтому я готов выслушать приколы студенческой жизни, которые не нашли отражения в первом издании. Они обязательно войдут в новую ткань повести.
      Народ откликнулся и бросился наперебой рассказывать случаи из учебной практики. Я начал записывать. Разбухнув от материала, я объявил, что если так пойдет дальше, то поступлю как Солженицын. Он тоже написал сначала один том "ГУЛАГа", почле к нему стали являться и писать свидетели из других лагерей. И он собрал много томов. Мне будет сложнее, потому что в нашей стране собрать семь томов преступлений властей нет проблем, а вот наскрести три тома юмора - надо постараться.
      Записавая рассказы острожелающих, я брел от компании к компании.
      Решетова обступили товарищи спортивной направленности. Шел разговор о серьезном подходе к жизни. Приложив ухо, я стал слушать.
      - В бесконтактном карате, - ведал Реша, - слабое место показывают направлением удара. Но не бьют. Это принцип карате в дружбе. Друзьям надо показать слабое место, но не бить. Но, чтобы пробить доску, удар надо мысленно направлять в точку за доской. Тогда доска будет прошиблена как промежуточная стадия. В бизнес-переговорах, чтобы достичь маленькой цели, следует говорить о великом и о далеком, упрятывая искреннее намерение. И обязательно срастется. Люди клюют на большое и перспективное и, почти не торгуясь, выполнят малое и задуманное. Это принцип карате в бизнесе. Поэтому в жизни надо не бить, а только обозначать удар. И не провоцировать на начало боевых действий.
      Выслушав кусочек карате, я подошел к кружку, в котором весело общались Макарон, Пересвет, Натан, Пунктус, Нинкин и Татьяна. Татьяна была арбитром и строго судила рассказчиков.
      - Ну, а вы, так и будете жить бобылями? - спросил она Пунктуса и Нинкина.
      - Почему? - ответил Нинкин. - Мы ходили в центр планирования семьи, у нас тоже может быть кто-нибудь появится, - сообщили он за себя и за Пунктуса, рассматривая и поглаживая по голове Дастина, юлящего на нижней отметке.
      - А кто же из вас будет рожать? - с большим интересом спросил Натан.
      - Мы еще не решили, - признался Нинкин. - Скорее всего никто, для нас родят в центре.
      - Сейчас это уже недорого стоит, вы же знаете.
      - Откуда нам знать, - сказала Татьяна, - на нас с такими задачами не выходят. А хотите, я рожу для вас?
      - А вот этого не надо! - запричитали симбиозники. - Нам такого кукушонка будет не прокормить!
      - Мне говорил мой друг Бурят, что нет четкой границы между мужчиной и женщиной, - сказал Владимир Сергеевич. - Есть тьма переходных форм.
      Стараясь не спугнуть задушевного разговора, я пристроился к беседе в качестве наблюдателя с диктофоном.
      - Я могу показаться бестактной, - продолжала пытку населения Татьяна, когда уже все изрядно подвыпили, - но мне кажется, что время зашивания суровыми нитками своих ртов давно прошло. И вот что я хочу в этой связи сказать. По моей простой бабской схеме любовное заигрывание и вычисление происходит так: я вижу объект, смотрю, как он выглядит, - в этот момент она повернулась к Макарону, - смотрю его на бронзовую грудь, на ноги, слушаю текст и делаю вывод - мой он или нет, и тогда приступаю к ухаживаниям. Макарону пришлось несколько отстраниться. - И ничего больше того, что я уже увидела, мне увидеть и узнать о жертве не предстоит. Надеяться на нечто большее, чем я вижу, не приходится. А вот как зажигаетесь вы, что влечет вас друг к другу? - обратилась она к окружающим.
      - Видишь ли, - откликнулся на серьезный разговор Пунктус, - у нас, как у категории лиц, очень большой разброс возможностей. У кого-то в полном порядке одно и совсем нет другого, кроме как в голове. То есть он - он исключительно мозгом, а все остальное у него, как у нее. Есть такие экземпляры, у которых немножко, как у нее, а все остальное - как у него, включая мозги. И теперь, прикинь, какой смысл Натану, например, иметь дело с простыми людьми? Если у него уже был контакт с человеком, у которого кроме всего прочего есть еще море разных тайн и довесков? Это улет в квадрате. Или еще - она, например, почти не имеет того, что положено, но у нее есть то, чего тебе и в голову не придет, хотя и без яичек. Опять же свои прелести, и так далее. Набор переходных явлений бесконечен. Все это до сих пор не систематизировано. Ты всегда соприкасаешься с тайной, когда идешь на новый контакт.
      - Покупаешь кота в мешке? - спросила Татьяна.
      - Где-то так, - согласился Пунктус. - Поскольку внешне это почти ничем не определяется. Есть некоторые поверхностные признаки внутренних свойств, такие, как короткая шея с крыловидными складками, словно у шарпея...
      - И что это обозначает? - спросила Татьяна и развернулась так резко, что я еле изловчился удержать на весу диктофон.
      - Секрет для потребителя, - сказал Пунктус. - Это может обозначать или аномалию скелета, или девиацию локтевых и коленных суставов плюс высокое нёбо.
      - Но как это все следует воспринимать практически? - не отставала Татьяна, полагая, что тормошит народец больше для меня, ведущего запись, чем для себя.
      - Ничего, кроме того, что у субъекта то ли отрицательный, то ли положительный половой хроматин, - запросто объяснял Пунктус. - Признаки маскулинизации, гипертрофия некоторых частей тела, вирильное оволосение.
      - И что это значит? - не отставала Татьяна. - Ты поясняй конкретней!
      - Это значит, что у объекта рудиментарная матка, а трубы вообще отсутствуют, - пояснял Пунктус под напором, - а все остальное в полном порядке, и даже слишком.
      Владимир Сергеевич слушал Пунктуса открыв рот. Он всю свою военную жизнь был врачом, но таких нюансов и специфики хлебнуть не пришлось.
      - И как это может устраивать или не устраивать? - продолжала давить Татьяна.
      - Прежде всего, тебя самого, - пояснил Пунктус. - Многие вынуждены идти на операцию по коррекции с учетом психосексуальной ориентации.
      - Ну, а после операции что? - не отставала Татьяна.
      - Если пить гормоны, то становится нежнее кожа, округляются бедра, легко перехватил разговор Пересвет.
      - И человек превращается в оленя? Да? - пытливо спросила Татьяна.
      - Картина складывается из ряда развивающихся синдромов, - влез с подсказкой Владимир Сергеевич. - Так ведь?
      - Где-то так, - согласился Нинкин.
      - Как это, из синдромов? - переспросила Татьяна.
      - Поочередно становятся более чувствительными, например, подмышечные впадины и локтевые сгибы, - пояснил Пунктус. - А можно принимать гормоны таким образом, что паховые складки вообще не будут реагировать. Или, например, вырезать и заменить на что-то другое целиком весь оральный синдром. Или всасывательную функцию. На контакт нас тянет поначалу любопытство - что же там имеется в наличии? сколько того? сколько сего? В этом есть тайна. И потом неизбежное разочарование. Потому что выясняется, что опять нет того, что ожидалось. Мы никогда не можем быть до конца вместе, потому что есть надежда, что в жизни попадется человек с еще более обширным набором чудес плюс интеллект. Нас так мало, что многие или даже, точнее сказать, все не успевают до конца жизни найти хотя бы одного человека для себя. В нашей среде много трагедий. Чувства остры, а частота счастливых сочетаний настолько мала, что радуешься, как дурак, первому встречному. Природа оставила нам радость секса и лишила его практического смысла!
      - Понятно, вас жалеть надо, - сказала Татьяна.
      - Зачем жалеть? Мы свое получаем, - выставил блок Пересвет. - Это природа ничего от нас не получает, а могла бы. При таких всплесках эмоций, которые мы выдаем, такие бы детищи рождались! С таким интеллектом! А все впустую! Вот вы, что можете изобразить меж собой вдвоем в половом смысле? Ну, дуэт, а чаще соло, а мы - целый оркестр! Тут немножечко пройдешься, скрипочка нежно, но с продером, там достанешь, дотянешься - тромбончик, а потом уж в конце хабанера! барабаны! Тут столько печали! Все тонко и безнадежно, потому что природа в этом смысле за нас, а вообще - против.
      - Я слышала, что смешение мужского и женского начал есть сатанизм, сказала Татьяна.
      - Вполне может быть, - согласился Пересвет. - Потому что эмоции и муки после всего просто нечеловеческие.
      - На вопросы о сексуальной паспортизации я привык отвечать: ночью все кошки серые! - сказал Натан.
      - В последние годы Россия догоняет Европу по этому параметру. Тусовка без транссексуала - не тусовка, а безобразие, - произнесла Татьяна. - Я в свои кабаки постоянно их зазываю.
      - Трансы относятся к полу, как к перхоти, - сказал Пересвет. Некоторые украшают тело такой татуировкой, что их можно читать, как книгу в четырех томах.
      - Их зовут хиджры, - сообщила Татьяна. - В Европе они явились в моду в начале семидесятых. Название пошло из Индии, где испокон веков смазливые люди трансформировали пол, не меняя очертаний тела.
      - И всего-то мы в курсе, - пожурил Татьяну Макарон. - Все-то мы знаем. Мне уже и самому немножко интересно!
      - На презентации журнала я познакомилась с трансвеститами, которые участвовали в концертной части, - призналась накоротке Татьяна. - Они были просто офигенными. Мы тусовались в женском туалете, отпускали друг другу комплименты по поводу выбора духов, губной помады, туфель, колготок. Они признали моего тогдашнего спутника вполне сексуальным. Трансвеститы обижаются, когда их приравнивают к категории геев. Это правда?
      - Да, поскольку переодевание - это искусство, - согласился Пересвет.
      - Эти трансы, были так восхитительны! Жеманны! Все из себя томные, продолжила делиться опытом Татьяна. - Я, женщина, и то на такое не способна! Они изображали такой гротескный сексапил! И впрямь - чем дальше от правды, тем забавнее.
      - Может, и тебе перековать свои мечи? - сказал Пересвет Татьяне и добавил: - На орала.
      - Нет смысла, - отмела предложение Татьяна. - Мне интересен любой круг общения, и с гомосексуалистами в том числе. Они безоговорочно воспринимают всех без исключения женщин как богинь. Сексуальное давление и половые страсти у них отсутствуют, давая неограниченные возможности для интеллектуального общения.
      - А по мне - все это вредно, - сказал Владимир Сергеевич. - Будь то лесбийские игры, зоофилические выкрутасики или этнические догонялки с неграми, мулатами и другими шоколадками!
      - Вы правы, уж лучше сводить концы с концами, - признались Пунктус и Нинкин.
      - Да ладно вам, - воспротивились обоюдки Пересвет и Натан, как поклонницы мануального и орального одновременно.
      - Давайте мы больше не будем мудрить, заниматься членораздельным мазохизмом, панельным и оральным поллюционизмом, а вернемся к простым шаблонным формам и позам, - сказал Макарон со ссылкой на целебные источники. - Давайте лучше выпьем!
      За разговорчиками Пересвет увлекся Пунктусом, который столько знал про сложную, полную приключений и злоключений жизнь. У Пересвета плавно возникало уважения к этому все знающему человеку. Они вместе уходили на берег, долго гуляли, обмениваясь жизненными позициями друг друга. Пунктус проникся к Пересвету за то, что тот нашел в себе отвагу отправиться в Центр хирургии. Пересвет выказывал почтение ветерану за его многолетнюю верность другу. Первый был готов расцеловать второго, и наоборот.
      Натан ревновал, провожая их тревожным взглядом.
      - Вы у меня там не очень, - говаривал он им вслед, и беспокойство на секунду устраивалось у него меж бровей.
      - Мы только на секундочку, - уверял Пересвет, поглядывая на Натана, который грозил пальчиком.
      На завалинке у Софочки тема была своей. Я незаметно пристроился за кругом, который усердно внимал ему.
      - Я проанализировал состояние судеб моих близких, родных, знакомых, соседей, коллег, - слышалось, как говорил Софочка, - и сделал вывод, что без всякого выдумывания у них настолько страшные и трагичные судьбы, что кажешься себе избраннейшим. Куда мне плакаться!? Притом, что работаю на складе. Ну, посудите сами, мать его больна - рецидив туберкулеза, сердце. Брат пьет, звонит жене и жалуется - проблемы после Чернобыля. Другой брат тоже в проблемах. У сестры муж перенес операцию по пересадке почки, у него постоянные кризы. У второй сестры муж влетел с наркотиками - проблемы, я как-то их вынужден решать. У знакомого, смертельно больна теща, рано умер отец. У сестры жены - проблемы, у моей тещи - проблемы, у отца моей жены проблемы, у соседа проблемы, и так далее. То есть, в принципе, жизни нет. У этого - проблемы, у того проблемы без конца. Такое состояние, что, если на эту тему говорить долго, может покарать Бог.
      - Нельзя так остронаправленно ныть и жаловаться на жизнь, - сказал кто-то из внемлющих.
      - Да я и не ною, - сказал Софочка. - Я как раз свыкся и терплю. А вот другие говорят, что Земля - это и есть ад.
      Я переместился в сторону детской.
      В детском загоне, как негатив, воеводил Дастин. Он построил остальных детей и проводил свою политику. Слышалось, как он записывал добровольцев в свою партию фестивальных негров и обещал воплотить в жизнь принцип второй модели хозрасчета в натуральную величину. Величину он тут же показывал, оттпыривая карман.
      Петрунев с горсткой приверженцев вел иную беседу.
      - По закону водопоя два года никто никого не трогал, - рассказывал окружению авторитетный человек. - Враждующие братки прекратили разборки, упаковывались в канареечные блейзеры и галстуки цвета наваринского дыма с пламенем и отдались полной отвязке.
      "Немного же мне сегодня удастся собрать студенческого юмора, - подумал я. - Солженицину и впрямь было проще. Наскрести горестного у нас не составляет труда, а юмор просто тает с уходом социала. Видно, жизнь заедает".
      Отдохнув, я примкнул к могучей кучке во главе с Матвеевым.
      Со времен учебы его речь стала менее посполитой и более связной. Пунктаты текста стали более протяженными во времени.
      - Меня, мля, всегда тянуло заглянуть за собой в унитаз, - слышался его голос. - Каловые массы, как и народные, могут представлять интерес, ну, это, мля, не в состоянии экстремальной подавленности, а когда они свободны, еп-тать, когда их выперло. Тогда по ним, ну, это, можно судить обо всем, мля, - трактовал Мат.
      - А соскобы слизистой тебя не интересуют? - спросил Матвеева подошедший вместе со мной Макарон. - Или обрывки стробилы?
      - Нет. Только говно, мля. У меня узкая специализация, - просто сказал Мат. - Я, еп-тать, особенно утвердился, ну, в своем мнении после, это, прочтения книги Сальвадора Дали, мля, который изучал себя и черпал вдохновение исключительно оттуда. Ничто, еп-тать, не несет в себе столь исчерпывающей информации о человеке, как его кал, мля буду. Человек, состоит из того, что он ест и о чем думает. Полная расшифровка записи черного ящика, мля, а человек относится именно к такой категории устройств.
      Мата на его козырную тему донимали человек пять.
      - Давай, давай, признавайся! - вялили они его.
      - У меня, мля, есть друг - он разбогател на говне.
      - Как ему удалось? - спрашивало окружение.
      - Очень, мля, просто, - согласился поведать Мат. - Если понимать, что подняться и разбогатеть в нашей стране можно исключительно на говне, еп-тать.
      - А поконкретней, - выводил его на чистую воду народ.
      - Ему на день рождения преподнесли, значится, юбилейный торт с набором, в общем, геморроидальных свечей, мля буду. И он на одном дыхании засунул все их себе в задницу. Оказалось, что это рекорд. Чуть не умер. Его, мля, на носилках занесли в книгу рекордов Гиннесса. А потом выплатили сумасшедший гонорар! Во!
      - Ни фига себе живем! - воскликнула публика.
      - Я, - продолжил Мат, - не только не стесняюсь признаться, какая у меня теперь профессия, но и горжусь ею, еп-тать. И воспел бы ее в стихах, если бы мог писать так же складно, как наш Нестор, - поглядел Мат на меня, мля.
      - И какую же такую поэзию можно обнаружить в ассенизации? - спросил я на продходе.
      - Поэзия, - в результате труда, - сплел Мат. - Знаете, как бывает? Ну, это, целые многоэтажки, а то и кварталы прям, натурально на дерьме плавают, потому что центральную сточную трубу в коллекторе прорвало. Вся квартира вокруг сортира, как говорится. Бывают трагикомические случаи. Пес, например, бездомный в трубу каким-то непостижимым образом заберется и задыхается там, еп-тать, став ну, это, непробиваемой пробкой. В итоге что? Коктейль норовит выплеснуться из унитаза на пол вашего дома. И мысль, как избавиться от этого, становится для вас возвышеннее любой поэзии и даже мыслей о любви, мля буду. А реализованные, ну, хоть и чужими руками возвышенные мысли, мля, - это и есть стихи.
      - Всякий жулик свое болото хвалит, - сказал кто-то.
      - Да не хвалюсь я, но так уж получилось, что и работа моя с канализацией связана, и хобби.
      - Хобби?
      - Да, коллекционирование. Что вы на меня так бешено смотрите? Пытаетесь догадаться, какая коллекция может быть у говночиста? Объясняю. Вы, еп-тать, в унитаз ничего не роняли? Не честь и достоинство, конечно. Ценное, я имею в виду. Еп-тать. Современные, например, финские или итальянские унитазы так устроены, что там не пропадает. А в старых образцах уроненное вместе с дерьмом смывается. Прямо, если хотите, мне в руки.
      - И чем же ты разжился?
      - В основном, мля, ювелирка попадается. Да сувенирка. Кольца, серьги, запонки. Есть пара заколок для галстуков. Слетают, когда владельцы перепивают, и их травит, выворачивая наизнанку. Перстенек-печатка попался один с микроскопической гравировкой: "Ты умрешь там, где потеряешь кольцо". Может, и впрямь владелец на унитазе скончался. Любопытно, но как узнаешь?
      - Значит, в комиссионку ради приработка находк не сдаешь?
      - Сами посудите, фантастически ценных вещей у меня нет. А несколько сотен, за которые можно продать иное колечко - не те деньги, чтобы лишать себя удовольствия иметь коллекцию. Так ведь, еп-тать? Сережки вообще парами в канализацию, мля, не падают - их по одной не продашь.
      - А кроме ювелирки, что нашел интересненького?
      - Старинное пенсне. И как только проскочило, не понять? Еще мост зубной серебряный с двумя несущими зубами, как у крокодила, мля. Несколько мундштуков, один потрясный, из слоновой кости. Короче, все - мелочевка, которую люди по рассеянности в унитазе топят.
      Рудик принялся сгонять народ к подиуму на просмотр спектакля.
      Не отвертелся никто. Закончилось театральное представление под утро. На природе и в сердцах - светало.
      Заскочив в кабину биотуалета после Макарона, Мат, как всегда, ревностно относившийся к такого рода человеческим документам, заметил, что Владимир Сергеевич, как молодой, отделался таким рулетом, словно у него никогда не было зашлаковок. Мат попытался повторить содеянное, но куда там. Он вспомнил молодость и то, как когда-то в общаге не мог вычислить лидера, откладывавшего несмываемые личинки неимоверных размеров. К нему вернулись чувства, с которыми он тогда переживал увиденное. Но сегодня все было по-другому, что-то изменилось в нем с тех пор. Теперь, при виде ужаса он ощутил не зависть и не боязнь. Скорее, это было трепетьм, удивлением и гордостью за страну, что в ней представлены особи, могущие такое! Мат не в меру расчувствовался, им овладело красивое и благородное беспокойство теперь он знал, что делать. Наконец-то его призвание будет востребовано обществом! Жизнь прожита не зря! Он верил, что когда-нгибудь это произойдет! Он верил в себя, и вера давала ему силы не бросать начатое.
      Весь в клубах мыслей, Мат отозвал в сторону абсолютно трезвого Решетова и поделился своими соображениями.
      - Слушай, у него это... просто страшно делается, мля, - начал он. Интересно, у него всегда такое? Или только после суточного обжорства на природе?
      - Да что - "такое"? - не понял Реша.
      - Говно! Что же еще?! Такое толстое! - объяснил свою тревогу Мат. - Не понимаешь, что ли?! Это первый признак!
      - Признак чего?
      - Властности!
      - Почему ты так решил? - не принял идею Реша. - Может, у человека просто воспаление жопоглотки, - допустил он просто и без затей.
      - Значит, когда он здоров, оно у него еще круче? - мыслил Мат. - Так, что ли, получается?!
      - Может оно и так, но при чем здесь мы? - сказал Реша, потянувшись. Идем к людям, сейчас все разбегаться начнут.
      - Нет, я, ну, это, серьезно, - обиженно сказал Мат.
      - Круче-не круче, я не знаю. - сказал Реша, попытаясь отвлечь Мата от зацикленности. - Я обычно газетку читаю.
      - А ты в следующий раз посмотри! - набросился на него Мат. - Столько информации!
      - Пойми и забудь, у тебя это было давно и по Фрейду, - сказал Реша, пора переключаться на Брэга... Успокойся.
      - Изучал, мля, - не мог прийти в себя окончательно Мат. - Четверть века изучаю! Можно сказать, всю жизнь!
      - Ну и что? - попробовал расшить ситуацию Реша.
      - Это связано с космосом, - сказал Мат. - Но, в первую очередь, это говорит о его неимоверном здоровье и страшной внутренней силе! И особенно о возрасте! Понимаешь, такое бывает только у молодых! И у помазанников!
      -У кого-у кого? - переспросил Реша.
      - У тех, кому суждено возглавить, - смутно ответил Мат.
      Решетов махнул рукой, но Мат поймал ее на лету. Подержал ее, посмотрел прямо в глаза, помолчал и очень серьезно произнес:
      - Поверь, это правда.
      Дальше все понеслось как под гору. Улучив момент, заговорщик Матвеев с горсткой друзей, куда попали Петрунев, Артамонов, Решетов, Владимир Сергеевич и я, прихватили колбасы, хлеба, луку, водки с пивом и, свалив на минутку с общего туса, устроили на бережку свой отдельный пенек. Мат настругал крупно колбасы, накромсал кусками хлеба и заговорил:
      - Господа, я вам сообщаю, что пред нами человек, который не нажил себе геморроя! А, значит, никогда не создаст его и людям! - заволновался он, как перед урной для голосования. - Почему, мля? Я скажу. Я его вычислил. Поймал. Я жизнь положил на это! И вот он здесь!
      - Кто? - спросили близкие люди, подливая напитки, стараясь заполнить чрево Мата до кадыка, чтобы нейтрализовать. Все начиная подумывать о покое после напряженки.
      - Вот этого человека! - указал Мат на Макарона и выставил его на обозрение. - Он главный среди всех нас! И не только нас! Он вождь среди всех остальных!
      - В каком смысле? - не на шутку заинтересовался я.
      - Во всех! - резко ответил Мат. - Я, мля, хочу предложить людям выдвинуть его кандидатом на пост президента страны! Поверьте моей интуиции, я никогда не видел такого! - попытался он руками объяснить свою недавнее потрясение. - Он самый подходящий! И я, это, мля буду, докажу!
      - Конкретная идея, - заключил Петрунев, не особенно понимая, о чем речь.
      Мы вернулись в лоно уставшего от веселья народа. Уже совсем рассвело. Мат вышел к притихшему собранию и потребовал абсолютной тишины, которую и нарушить-то было некому. Встав в центр, откуда все докладывали о жизнях, он выждал, пока все соберутся, кто ползком, кто опираясь на столы, затаят дыхание и внемлют, и заворочал языком:
      - Я, ну... это...
      - Что ты все вертишься вокруг пупка, - говори! - поторопили его.
      - Мы тут посоветовались и от нечего думать решили выдвинуть Владимира Сергеевича Макарова в президенты страны! На ближайших выборах! Ура, товарищи!
      - А почему именно его? - попытал какой-то неверный.
      - Да потому, что он не нажил себе, а, значит, не создаст и общественности никакого геморроя! - Артамонов объяснил простым слогом сложную идею Мата.
      - Хороший ход! - крикнула Татьяна.
      - За это надо выпить! - предложил Софочка.
      - Тащите его сюда, на трибуну! - попросил друзей Матвеев.
      Только что отошедший в историю казус Макарона с фраком как нельзя лучше увязывался с возникшей ситуацией. Обагренное первыми утренними лучами гульбище обрело дополнительное направление и стало вкатываться, как под горку, во вторые сутки.
      - Пусть выступит! - потребовал Бибилов Мурат. - Таможня дает добро!
      - Народ желает слышать своих героев! - присоединился к нему Кравец.
      - Но как его можно выдвигать?! Он сбежит с президентского кресла? опомнилась и непомерно участливо сказала Татьяна.
      - Точно, нам такие бегуны ни к чему! - подтвердил ее сомнения Натан.
      - Да никуда он не бегал! - сказал Пересвет. - Вам же говорят, был в отпуске за свой счет!
      - Средствам массовой информации лишь бы постебаться, - сказала Дебора. - Тиражи падают, газет никто в руки не берет - желтизна сплошная, пора к реализму двигаться!
      - Наше дело, мля, выдвинуть, а решает пусть народ, еп-тать! - сказал Мат.
      - Верно!
      - Давайте за это выпьем!
      - За народ!
      - Но я перестал заниматься космополитикой, - как всегда, пытался отвертеться Макарон. - Это внесуставные проявления!
      - Не надо морочить тусовке ее семантические яйки! - погрозил пальцем Артамонов. - Сказали вперед, значит, вперед!