Пришлось обратиться к следующему пункту Устава "Ренталла" - выпуску газеты.
      Всякое новое издание надлежало регистрировать в Инспекции по защите печати, которая была создана на базе отдела обкома после кончины КПСС и отмены шестой статьи Конституции о ведущей роли партии в жизни страны. Руководил ею бывший инструктор обкома по нежнейшим вопросам высокой печати Вячеслав Иванович Позорькин. По наступлении демократических перемен он смог перейти с галопа на рысь - сориентировался в обстановке и неожиданно для себя стал начальником инспекции по защите все той же печати. Он сменил на кабинете табличку - только и всего. А чтобы пристальнее всматриваться в портреты трудников на Доске почета напротив партийных чертогов, добавил к своему старому распорядку еще один не приемный день.
      Переждав этот самый дополнительный не приемный день, ходоки-новаторы отправились на дело. Вахтер на проходной был безучастен к персоналиям c улицы, а вот секретарша-привратница Вячеслава Ивановича встала навстречу всей своей натруженной грудью.
      - К нему нельзя! У него мероприятие! - кинулась она исполнять свой профессиональный долг. - И вообще, как вы сюда попали?! На прием все записываются заранее!
      - Мы - не все, - сообщил Прорехов.
      - Что значит "не все"? - недоуменно спросила секретарь.
      - Всех бы не вместила приемная. Нас много на каждом километре здесь и по всему миру! - пригрозил Артамонов текстом из фильма "Над всей Испанией безоблачное небо".
      У секретарши повело глаза, взгляд ее стал блуждающим. Через приоткрытую дверь слышалось, как спешно, словно с часу на час ожидая прихода немцев, инспектор Позорькин награждал активистов СМИ, путая должности, награды и поручения. В спертом воздухе кабинета звучали знакомые фамилии: Потак, Жеребятьева, Огурцова, Упертова.
      В завершение списка инспектор Позорькин икнул и поблагодарил Шерипо за то, что оно хорошо работало. Раздались легкие, раздражительные аплодисменты.
      - С этим средним родом мы еще натерпимся, - громко сказал Прорехов, откровенно изучая фигуру секретарши, а затем, склонившись над ухом Артамонова, прошептал: - Прикинь, в Индии люди приветствуют друг друга, похлопывая ладонью о стол. У нас в стране чуть сложнее - ладонью о ладонь. А надо бы знаешь как - ладонью по щекам. Представляешь, что сейчас творилось бы за дверью?
      - Мордобой, - сообразил Артамонов.
      - То-то и оно.
      Когда волна лауреатов стала вытекать из кабинета, стараясь побыстрее проскочить мимо "ренталловцев", магнаты по встречной полосе устремились к Позорькину. Секретарша ничего уже не смогла поделать и лишь заумоляла вслед быть краткими и говорить только по существу - иначе Вячеслав Иванович даже и слушать не станет!
      - C cобакой-то куда, товарищ?! - попыталась она схватить за рукав аксакала.
      - Макарон, - подсказал секретарше Прорехов. - Товарищ Макарон.
      - Каких еще "макарон"?! - не въехала секретарша.
      - Товарищ Макарон, - еще раз повторил Прорехов. - Партийная кличка такая.
      Заминки хватило, чтобы овладеть кабинетом полностью.
      Вячеслав Иванович Позорькин был неимоверно взвинчен только что завершившимся мероприятием. Он парил в сферах, которые было невозможно курировать без пристяжных крыльев. Нависая над двухтумбовым столом с подпиленными ножками, он резво поправлял папочки, карандашики, расчесочку и маленькое зеркальце, в котором имели возможность отразиться целиком лишь небольшие участки лица. По холостяцкой жизни инспектор давно не видел себя со стороны, потому и не очень ужасался.
      Под стеклом стола лежала пожелтевшая таблица экологической лотереи. Она выдавала инструктора Позорькина с головой. Выходило, что наряду с гражданами и это ответственное лицо дало слабинку и проявило живой интерес к судьбе якутских стерхов.
      Позорькин уселся во вращающееся кресло от вагонного завода - там, как и на любом социалистическом предприятии, имелся цех ширпотреба. Уселся и окинул взором вошедших.
      - Газету, говорите? - спросил он и сделал оборот вокруг оси, оттолкнувшись от пола коротенькими ножками.
      - Да, газету, - осмелился сказать правду Прорехов.
      - Свою, что ли? - спросил Вячеслав Иванович. - Частную?
      - Да, - подтвердил Прорехов.
      - Но, я слышал, у вас со "Сменой" какие-то неприятности, - намекнул Позорькин на издательскую несостоятельность гостей.
      - Да нет, все нормально, - сказал Артамонов. - Просто ребята не захотели развиваться, и мы решили открыть новую газету.
      - Какую же? - спросил Позорькин, отмолчав минут пять.
      - "Лишенец"! - выпалил Макарон неожиданно для его всегдашней заторможенности. Прорехов с Артамоновым переглянулись - такого сговора между ними не было. Насчет названия речи не велось вообще.
      - Кто "лищенец"? - не понял божественного замысла Макарона Позорькин.
      - Да не кто, а что, - пояснил Макарон. - Газета так будет называться "Лишенец"!
      - А название это хоть как-то увязано с концепцией? - строго спросил инспектор.
      - Конечно, - вынужден был поддержать товарища Артамонов.
      - Ведь все мы в какой-то мере лишенцы, - встал с ним в ряд Прорехов. Посудите сами - кого церквей лишили, кого денег, кого партии, кого права на выбор, кого газеты...
      - Мы пробовали другие названия, - поскакал дальше под гору аксакал.
      - Правда, правда, - присоединился к нему Прорехов. - Но ни "Камера-обскура", ни "Любовь к трем апельсинам" не отображают всей полноты идеи.
      - И даже "Целенаправленное движение свиней" слабовато, - добавил Артамонов.
      - "Целенаправленное движение свиней"? - переспросил Позорькин. - А почему именно свиней?
      - Да потому, что естественными носителями балантидий являются свиньи, по ветеринарному просто ответил Макарон.
      - Нельзя ли в таком случае познакомиться? - попросил Позорькин почти надсадно.
      - С чем, с движением? - спросил Артамонов, пытаясь, как птица, увести инспектора от гнезда.
      - С идеей, - сказал инспектор.
      - Прямо здесь? - не уловил намека Артамонов. - Это невозможно!
      - Почему? - расплылся инспектор. - Где ваша папочка с проектом?
      - Она очень обширна, - сник Артамонов и посмотрел на друзей, - занимает несколько томов.
      - А вы вкратце, через перечень рубрик и тематических полос. Я пойму, подтолкнул к продолжению беседы Позорькин, прикинувшись профи.
      - Хорошо, пожалуйста, - не смутился Артамонов. - "Лишения ХХVI съезда в жизнь!" - материалы идеологической направленности.
      - "Культ лишности"! - быстренько придумал на ходу Прорехов. - О проблемах потерянного поколения, "Ничего лишнего" - страничка потребителя.
      - Детские выпуски "Лишенчики", - сказал Макарон, уже практически прощенный друзьями.
      - "Третий лишний и третий нелишний" - о любви и пьянстве, - продолжил ряд Прорехов.
      - Достаточно, - тормознул их инспектор.
      - Сами захотели, - сказал Артамонов извинительно. - Мы только по делу.
      - Ну хорошо, а какова будет направленность газеты - социальная или политическая? - продлил себе рабочую минутку Позорькин.
      - Направленность? Межнациональная! - выкрикнул Макарон. Комплиментарии всех стран, соединяйтесь!
      - Газета будет выходить в том числе и на иноземных языках, - пояснил Артамонов.
      - В основном на китайском! - сказал Прорехов.
      - И лишь часть тиража на немецком, французском и финском языках для городов-побратимов! - довысказал мысль Артамонов.
      - Плюс выжимки на русском языке для собственных нужд! - добил линию аксакал.
      - Позвольте спросить, - не ленился интересоваться инспектор, - а как будет распространяться газета?
      - Веерная рассылка! - выпалил Артамонов. - Директ-мэйл и обольстительная льготная подписка. Везде понемногу, но преимущественно - в китайском городе Инкоу.
      - Бывший Порт-Артур, слышали? - спросил Макарон. - Не сам-Артур, а Порт-Артур, ну, помните все эти дела - крейсер "Варяг", "Цусима", борьба с воробьями? - нес аксакал и валил в одну кучу все, что пришлось услышать за шесть лет на факультете журналистики.
      - А вы уже договорились с китайской стороной? - спросил Позорькин.
      - Конечно, уже заговорились договариваться, у меня даже заплетык языкается, настолько договорились! - залудил Макарон. Любил он иной раз запустить в собеседника зычным спунеризмом типа "он тебе все педераст", "непокобелимые борцы" или "не дороги, а сплошные выибоны".
      - Так я не понял, - уточнил инспектор, - договорились или нет?
      - Наше дело пердупредить, - сказал Макарон. - А там - как хотят.
      - И все же? - впадал в тонкий искус Позорькин. - Согласны они или нет?
      - Китайцы рады, как дети! - не задумываясь ни на секунду, отвечал за Макарона Прорехов.
      - И корпункт планируется там, на чужбине? - продолжал слушания инспектор.
      - Конечно! - лил воду Прорехов. - Все, как у взрослых. Нам сказали: выбирайте любую пагоду...
      - "Пагоду"? - всерьез спросил инспектор.
      - У нее такая крыша - с загибом, чтоб не поехала, - пояснил Артамонов.
      Артамонов с Прореховым сдержанно доводили беседу до логического завершения. А Макарон едва не давился от смеха.
      "Ну все, - думал Прорехов, - влипли так влипли!"
      "На фиг надо было брать с собою Макарона! - думал Артамонов. Зарегистрировали бы газету спокойно, а уж потом и его попросили бы помочь с выпуском. Но теперь уже поздно - гусь военному не товарищ! Теперь не только новую газету не зарегистрирует этот инспектор Позорькин, а еще и все выходящие закроет!"
      - Как же они с вами будут расплачиваться? - обалденевал смурной инспектор. - Ведь там юани...
      - Газета будет бесплатной, - повел его по сложному медиа-фарватеру Макарон.
      - Бесплатной?! - вырвалось у Прорехова.
      - Вот как... - опять крутанулся в кресле инспектор. - И в каком количестве вы намерены выпускать эту добродетель?
      - Тираж будет плавающим, - легко сообразил Артамонов.
      - Но почему именно в Китае? - Коллежский регистратор никак не мог уловить изюминки проекта.
      - Там больше лишенцев, - честно ответил Макарон. - Мы надеемся, что наше немедикаментозное вмешательство найдет отклик в душе этого большого народа.
      - Вы полагаете, ее будут читать? - нахмурил брови Позорькин.
      - Будут! - уверенно произнес Артамонов. - Рекламную кампанию мы уже запустили. Продвижение проекта на рынке началось с наиболее простых и доступных форм.
      - Нами решен вопрос с командованием Военно-Морского Флота о размещении логотипа газеты на бортах подводных лодок, - сказал Макарон. Представляете, всплывают в разных концах света одновременно десять атомных ракетоносцев, а на каждом во всю палубу - ЛИШЕНЕЦ!
      - По-вашему, это сработает? - всерьез спрашивал Позорькин.
      - А вы посмотрите, с кем приходится соприкасаться по жизни, окончательно насел на инспектора Прорехов. - Одни лишенцы!
      - Я надеюсь, вы утверждаете это безотносительно? - отвернулся Позорькин от Доски почета.
      - Наше с вами дело - "дело врачей". - Макарон перешел на шепот с хрипотцой. - Другими словами - выпускать газету.
      - А читать ее - удел пациентов, - завершил свой тетралог Прорехов.
      Коллежский регистратор приумолк. Легкое отравление интеллектом затуманило его взор. Таких, как эта самодеятельная газетная козлобратия, старина Позорькин не принимал у себя в кабинете давненько. Пока он рулил прессой, на вверенной ему территории не вышло в свет ни одного левого или навороченного издания. Все только академически выстраданное. Над ним и сейчас продолжала висеть партийная карма. "Регистрировать - не регистрировать? - метался столоначальник внутри себя. - С одной стороны, вроде все складно, а с другой - какая-то чушь собачья. При чем здесь китайцы! Тут недолго и опрохвоститься. Скажут на коллегии, что зарегистрировал черт знает что! И главное - отказать в регистрации нельзя, нет формальных поводов, поскольку новый Закон о печати вышел".
      В этот момент инспектор походил на мужика, который лицом уже окреп, а фигурой оставался все так же юн и хлюпок. Он походил на ребенка-двоечника. Кудряшки челки коллежского регистратора весело наползали на темя. Порой он накручивал их на указательный палец, как на папильотку, потом отпускал и высчитывал, сколько она, эта спиралька из роговицы, продержится не разгибаясь. В его задачу не входило говорить магнатам твердое "нет". Как китаец, он был обучен, по выражению Варшавского, умело тянуть соплю.
      - А как часто будет выходить газета? - мило вопрошал он дальше, порядочно отдохнув.
      - Газета апериодическая, - задолдонил как по нотам Артамонов. - Будет выходить внезапно, по обстановке. Два-три раза в неделю.
      - Не маловато ли будет? - почти всерьез озаботился Позорькин.
      - Пока, нам кажется, хватит, - уверил его Прорехов, посоветовавшись взглядом с аксакалом.
      - Да хватит, - выказал свое согласие Макарон.
      - А формата она будет какого? - воображал в уме инспектор.
      - Таблоид, - угадал его вопрос и разложил Артамонов как пример английскую газету "SUN", привезенную из Голландии.
      - А объема? - не чурался абсолютно развернутого обсуждения инспектор.
      - В зависимости от набора рекламы, - как школьники, отвечали теперь уже все ходоки хором.
      - Переменный объем, веерная рассылка, плавающий тираж... - перечислял параметры нового издания Позорькин. - Странная у вас газетка... И при этом апериодическая. Здесь что-то не то, не правда ли?
      - Ничего нового в ней нет - поведал Артамонов. - Признаться честно, концепция слизана с вот этого малоизвестного западного издания.
      - А претензий они не выкатят? - кивнул он на таблоид. - За воровство.
      - Вряд ли, - успокоил инспектора аксакал. - Они даже и не узнают.
      - Вот что я вам скажу: зайдите-ка через недельку-другую, - спохватился Позорькин. - Нам надо посоветоваться. С коллегами.
      - А нам что делать все это время? - спросил Прорехов.
      - А вы тем временем готовьте документы, - смилостивился Позорькин.
      - И после этого можно будет выпускать газету?! - наивно воскликнул Прорехов.
      - Конечно! - сказал инспектор. - А зачем вялить кота за хвост? - И, словно спохватившись, спросил после длительного затишья: - А вы, собственно, кто? Из какой организации?
      - Мы? - переспросил Макарон.
      - Да, вы.
      - Союз участников конфликта на КВЖД, - сказал Артамонов. - У нас льготы.
      - Порядки для всех одинаковые, - сделался державно гордым коллежский регистратор, - моя задача - соблюсти очередность прохождения инстанций. Подпишете договор с типографией - и сразу ко мне! - завершил он слушания.
      Директор типографии Альберт Федорович Смирный посвятил магнатов в противоположную часть беспредела - он уверил прихожан, что договор на печать заключается при наличии Свидетельства о регистрации средства массовой информации, которое выдает лично товарищ Позорькин.
      - Так что ко мне только после него, - сказал Смирный.
      - Ну и ситуация! Прямо какой-то квадратный трехчлен! - охарактеризовал ходьбу по кругу Артамонов. - Чувствую, натерпимся мы с этой регистрацией.
      - Да, большой удачи тут не предвидится, - не стал возражать Прорехов. Как будто тебе нарочно кто-то не так отсосал яд от змеиного укуса и стал пересасывать.
      - Как считаешь, а мог бы, ну, чисто условно, наш инструктор Позорькин иметь имя - Додекаэдр? - задумчиво спросил Артамонов.
      - Не знаю, - осекся Макарон. - А почему именно Додекаэдр?
      - Мне кажется, он такой многосторонний, - сказал Артамонов, многогранный такой...
      Вывернуться из-под прозвища Позорькину не удалось. Долгое время коллеги к нему так и обращались - многоуважаемый товарищ Додекаэдр.
      - Еще та бестия - этот ваш Додекаэдр! - защищал защитника печати Макарон. - Молчит, молчит, а потом как ляпнет что-нибудь!
      На прошибание Додекаэдра ушли самые драгоценные нервные клетки. Каждая его грань не давалась по-своему долго. Но и это не спасло территорию газета была зарегистрирована! Оставалось наладить ее выпуск, а значит, найти под это левые деньги.
      - А теперь следует поразмыслить и выбрать редактора, - сказал Артамонов.
      - Макарон придумал название, пусть он и руководит, - сообразил Прорехов и поманил аксакала пальцем. - Иди сюда, трансгенный ты наш! Я заикнулся про троянского коня, и меня тут же упекли в комитет по охране природы. Ты без нас придумал название - "Лишенец", - вот и руководить будешь сам!
      - Я не согласен! - возразил Макарон. - Это федеральное принуждение!
      - Считай, что это твой подданнический или классовый долг, - сказал Артамонов. - Как угодно.
      - Я еще супружеского не исполнил, - юлил Макарон, - а вы меня уже гражданскими грузите!
      - А будешь хорошо работать, - перевел его на хозрасчет второй модели Артамонов, - прокурор выдаст тебе настольную медаль, плавно переходящую в наручники!
      ...Под заведомо убыточное производство "Лишенца" было решено сколотить из фанеры акционерное общество. Естественно, с ограниченной ответственностью, чтобы отвечать за базар в пределах взноса в уставный капитал. Проект газеты был сочинен в сжатые сроки. Оставалось найти в едином информационном поле пару-тройку буратин средней финансовой запущенности.
      На участие в перспективном предприятии дали предварительное согласие страховая компания "Ойстрах" и табачный картель "Самосад".
      - Самое трудное, - внушал Артамонов друзьям за день до собрания акционеров, - это соблюсти приличия. Ведь каждого, кто придет на первое собрание потенциальных пайщиков, надо заставить думать, что именно он тут "левый", а остальные - сто лет знакомые партнеры, заработавшие в одной упряжке горы твердых и мягких валют! - готовил Артамонов атмосферу завтрашней встречи. - Кофе, пепельницы и серьезные лица. Никакого пива и частиковых рыб! Кефир и еще раз кефир! И не забыть - белыми нитками по нашим лицам должна быть шита доминанта - газета. Ее следует выпячивать. А деньги под нее - это уж по необходимости, поскольку при учреждении общества с ограниченной ответственностью так или иначе приходится создавать уставный фонд. Не в деньгах дело, как говорится. Дело в деле, которое все сообща берутся прокрутить. Это должно сквозить в глазах. В наших глазах. В их глазах будет сквозить обратное. Они будут выспрашивать у нас всякую гадость типа: не прогорим ли мы, не сожрут ли нас конкуренты или еще хуже - не промотаем ли мы деньги помимо назначения?
      ...Слякотным осенним полднем "Ренталл" пригласил потенциальных участников в "Старый чикен". Компания "Ойстрах" прислала на собрание походкой от бедра даму с внешностью подиумной дивы по фамилии Дитяткина. Смотреть на нее можно было только предстательно. Смотреть просто так, за деньги - не поворачивался язык. Осмотрев гостью с ног до... Прорехов прикинул, что любой бюст при такой худобе будет казаться надуманным. Дива руководила агентурными сетями компании. Поговаривали, что она позировала самому Давликану. Он же ставил ей на якорь и походку.
      Табачный картель "Самосад" направил в газетное пекло Маргариту Павловну - пергидрольную женщину, размеры и опыт которой позволяли при нужде контролировать не только курительный рынок области, но и весь общак Средне-Русской возвышенности.
      Не смея сесть в присутствии Маргариты Павловны и поглядывая на топ-модель Дитяткину, Артамонов понес ахинею.
      - Жил-был мальчик, - начал он подобострастно месить вводный абзац своего бизнес-плана, - и случился с ним один интересный страховой случай. Получив под столом пинок Прорехова, Артамонов благополучно вышел из пике и заговорил о высочайшей доходности газетного дела в случаях, когда от влажности и температуры не теряется качество печати. Макарон, как подсобник, не успевал подливать ему ряженку. Не обращая внимания на холод в глазах Маргариты Павловны и деланную улыбку модели Дитяткиной, докладчик в полном объеме ознакомил присутствующих с сочиненным накануне бизнес-планом. Как стогометатель, Артамонов накидал в скирду экономического обоснования столько разнотравья, что постичь всю эту галиматью без комментариев к Гражданскому кодексу было невозможно. Одна только пояснительная записка к проекту газеты "Лишенец" состояла из тридцати страниц. В ней учитывался даже самый неожиданный исход предстоящих выборов губернатора. Бизнес-план удался Артамонову более чем на славу, получился своего рода "Гамлет" с плавающим сроком окупаемости, как бы его газетный вариант. Не бизнес-план, а песня. Песня о Калашниковском электроламповом заводе, купленном на днях компанией "Оsram". На примере этой сделки Артамонов заговорил о пользе инвестиций, дающих накал бизнесу.
      Как сочинитель, Артамонов получил известность еще в ДАСе. Там он параллельно Бродскому запустил в разные стороны по этажам дилогию - два диаметрально противоположных самиздатовских трактата. Первый стал результатом его многолетних занятий в кружке декоративных глистоводов и назывался "О спаривании глистов". Здесь Артамонов всячески подражал Набокову, который, как известно, измерял половые органы бабочек. Второй трактат назывался "О распаривании носков" - что-то из неудачных начал высшей семейной жизни. Артамонов выстрадал эту теорию о магическом пропадании из пары всегда почему-то одного носка и напускал на себя некую избранность в этом секторе. Он пытался опубликовать свою теорию в научных журналах, но, как и его первый трактат, теорию не признали научной. А потом она и вовсе стала банальной, когда в рекламном ролике стиральных машин прозвучала вопрос мужа: "А где мой второй носок?" - избранность Артамонова была развеяна, и все поняли, что носки пропадают и распариваются в каждой нормальной советской семье.
      Оба произведения пронизывались единой темой: "Есть ли смерть на Марсе?" Несмотря на солнечную ясность текста, трактаты были сотворены в час переживаний бессонной ночью, когда Дебора с Улькой тайно покинули ДАС и уехали в Молдавию делать репортаж из 14-й армии.
      В тех давних философских текстах Артамонова не было арифметических выкладок, и в финансовом смысле они выглядели неубедительно. А вот в более позднее и зрелое сочинение - бизнес-план - почему-то верилось. По замыслу Артамонова выходило, что, если сию же минуту акционеры сбросятся в уставный капитал по восемь-десять миллионов рублей, то буквально через пару-тройку месяцев-лет дивиденды можно будет грести совками-лопатами- бульдозерами. Кстати, лопаты, сразу после подписания протокола намерений, можно будет получить без всяких проволочек и доверенностей у коменданта гостиницы "Верхняя" с сомнительной фамилией Ренгач, который на почве постоянного контакта с "ренталловцами" сделался им сущим свояком.
      С деньгами в уставный капитал, по убеждению Артамонова, следовало поторопиться, поскольку у "Ренталла" их нет. И именно поэтому в качестве взноса он намерен вложить в перспективное дело все свое имущество: компьютерный комплекс и всю мебель до последней швабры. Что же касается контрольного пакета акций, то, естественно, его следует оставить за оператором проекта. Потому что никто не сможет так ловко управлять совместными активами, как "Ренталл" - тонкий знаток газетного журнализма и рекламной накипи. А раз "Ренталл" не боится рискнуть всем своим имуществом, значит, затея с проектом действительно стоящая. Это обстоятельство демонстрирует серьезность намерений, гарантирует успех начинания и подтверждает правильность хода реформ в стране. Хотя "гайдаровских недель" и "черных вторников" будет еще ох сколько!
      Вскоре по лицам приглашенных стало понятно, что они готовы подписать любые протоколы намерений, пойти на любые условия при составлении Устава, внести какие угодно взносы, лишь бы Артамонов сейчас же прекратил прессинг невыносимыми профессиональными домогательствами!
      Гостям приходилось сидеть и осознавать, что они профаны в этом океане печатных красок и бумажных ролей, в этой многостраничности и многоцветности! Они не смели признаться друг другу, что затевается, по их мнению, обыкновенная дичь, но возражать не поворачивался язык. Подиумная дива Дитяткина согласилась сразу, по ее глазам было видно, что она готова без всяких страховых оговорок нарушить любую тайну страхования. Понятно, что со стороны компании "Ойстрах" доверять портфель инвестиций такой внешности было верхом взбалмошности. В городе ходили слухи, что финансовые гамбиты начальника агентурной сети Дитяткиной с трудом квалифицировались как классические.
      Прорехов заслушивался песней Артамонова и, поглядывая на Дитяткину, потирал руки. "Девчонка что надо!" - проносилось у него в голове.
      Маргарита Павловна, как картофельное поле, окучивалась сложнее. Она зыбко посматривала по сторонам и, судя по нарастающей зевоте, собиралась откланяться. Тогда Артамонов стал угрожать, что жаждущих войти в общество целая очередь, буквально десятки человек! И что все они мнутся под дверью "Старого чикена" и готовы молниеносно занять места волокитчиков! Свято место пусто не бывает!
      Столь смелым маневром Артамонов попросту обрек Маргариту Павловну на участие в непредвиденных расходах. Как говорил классик, обрек ее мечам и пожарам. Но об этом позже. А пока что, на уровне флюидов, Маргарита Павловна чувствовала, как исторгаемое парами сидящего рядом Макарона понятие "краше бабы нет" обволакивает ее и скручивает в бараний рог.
      - Неплохие парни, - сказала Маргарита Павловна диве на выходе.
      - Да, и выражаются прилично, - согласилась Дитяткина.
      Журналистика в регионе была монокультурой, без всякого севооборота. Как кукуруза при Хрущеве. Профессиональных журналистов имелось негусто. Система вытесняла толковых и выбрасывала за пределы ареала. Тем временем повсеместно укоренялась путаница - никто не отличал консультанта от корреспондента. Большая часть стилистов мнила себя журналистами, пользуясь абсолютным нигилизмом народных масс в этом вопросе.
      - Нет, ребята, с кадрами для нового издания нам придется туго, - сделал вывод Артамонов. - Без Ульки, Деборы и Светы нам самим никакой газеты не потянуть. Этих Рюриковичей надо срочно призывать на издательское царствование!
      - Они уже полгода на чемоданах, только свистни... - сообщил словно ему одному известное Прорехов. - Даже Света интересовалась, - сказал он больше для Макарона.
      - Тогда ты звонишь девушкам, а мы с аксакалом - за цветами, распорядился Артамонов.
      Цветочные ряды гудели, несмотря на разразившийся в стране кризис, словно на выставке флористов, куда были приглашены все цветоводы города как в горшочках, так и на срез. В ход шло все: и необъятные букеты роз в мучнистой росе для презентации структур новой экономики, и неживые пластмассово-бумажные икебаны к цинковым гробам или, как выражался Прорехов, к "циникам" - из селения Ош и других конфликтных точек.
      - Возьмите у нас! - галдели торговки. - Неделю простоят!
      - Нам неделю не надо, - остепенил их Макарон. - Нам, чтобы утром выбросить. Работы по самое некуда!
      - Посмотрите, какие толстые стебли! - просили обратить внимание цветоводки.
      - Не для еды берем, - сказал Макарон. - Но если сбросите цену на опт...
      - А сколько возьмете? - сразу стали сговорчивее торгующие.
      - Много, - пообещал Макарон. - Сами прикиньте - к нам приезжают навсегда три иконы нержавеющей сексуальности.
      - О! Три иконы! Тогда сбросим, - засуетились цветочные горшки. - Мы замерзли тут стоять.
      - Ну, раз замерзли, тогда еще на рубль снижайте! - потребовал Макарон.
      - Больше не можем, - извинились девушки. - Хозяин не велит. Он из Баку.
      - Какая вам разница - пять рублей или шесть? - трепал им нервы Макарон. - Пять - мы купили и пошли, шесть - вы продолжаете мерзнуть. Скажите хозяину, что приходил аксакал...
      - Хорошо, мы согласны, - опустились на самый минимум девушки.
      - Тогда по четыре, - назвал свое последнее условие Макарон.
      - Это уж слишком!
      - Без упаковки берем, поймите! - давил Макарон. - Без всей этой чисто внешней слюды! Вам суеты меньше.
      - Честное слово, не можем, - признались торговки. - Хозяин не велит.
      - Ну, как хотите, - сказал Макарон и развернулся уходить.
      - Ладно, ладно! - сдались за прилавком. - Уговорили, берите!
      - И плюс еще парочку фиолетовых гвоздик, - дожал продавщиц Макарон, для Светы, вдруг и вправду приедет... И баночку компосту...
      - Бьюсь об заклад, - поспорил с Макароном Артамонов, еле удерживая охапку гвоздик. - Когда тебя исключали из КПСС, ты до последнего торговался по поводу формулировки. Придется тебе возглавить наш коммерческий отдел и работу с кадрами. Мы тебя, как Матросова, бросим на вражеский КЗОТ!
      - Нам, татарам, все равно, - отчеканил Макарон каноном "Служу Советскому Союзу!", и затаренные друзья отправились в гостиницу.
      Вызванные на помощь девушки приехали ночным экспрессом. Они дрожали, словно в поезде им выдали сырое белье, и моргали невыспавшимися глазами, потому что в течение всей поездки в волнении то и дело просыпались от тишины на остановках. Две такие потухшие пичуги-журчалки.
      - Ну вот, теперь у нас кворум, - успокоился Артамонов, завидя приветственно вскинутые руки подруг.
      - Как жизнь? - спросила Улька из темноты тамбура и ослепила встречающих фотовспышкой.
      - Слоями, - признался Прорехов, дотошно рассматривая подруг методом блуждающей маски.
      - Я представляю, какое здесь житье, если на въезде с нас не сняли никакого курортного сбора, - наигранно затосковала Улька.- Ну, и где вы тут поселились?
      - Отель "Верхний", три звезды - Артур, Галка и аксакал, - воспел свое болото Прорехов и, как таксисту, назвал Макарону адрес: - Улица Советская, дом восемь. По Гринвичу.
      - Согласно экономическому районированию, здесь что - Нечерноземье? продолжала определяться на местности Улька. - Или Черноземье?
      - Нет, - просветил ее Прорехов, - географически это центральный экономический район.
      - Жаль, - скуксилась она, будто местные подзолистые и песчаные почвы могли как-то повлиять на контрастность ее будущих снимков.
      - А политически - здесь красный пояс, - доложил обстановку Артамонов. Самое пекло!
      Гостиница встретила выводок агентов ползучей информационной диверсии потухшим рестораном и заколоченными крест-накрест дверьми парадного подъезда.
      - Вход со двора, - пояснил Прорехов. - В швейцарской - ремонт. - И поднырнул под арку.