История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

       Взглядъ ихъ на Петра и русскую исторію. Идеалы славянофильства.
      Первые славянофилы были люди прекрасно-образованные, воодушевленые горячей в?рой въ свое ученіе, независимые и потому см?лые. Они в?рили въ великое будущее Россіи, преклонялись передъ "Святой Русью", говорили о томъ, что Москва – "третій Римъ", что тамъ новая цивилизація см?нивъ вс? устар?вшія, культуры, Запада, и этимъ "спасетъ" "гніющій Западъ". Съ ихъ точки зр?нія, Петръ совершилъ гр?хъ задержавъ самостоятельное развитіе русскаго народа. Они изложили теорію о существованіи "двухъ міровъ" – восточнаго,греко-славявскаго,- и западнаго.Они указывали, что западная культура основывается на римской церкви, древне-римской рбразованности, и государственная жизнь основана на завоеваніи. Совс?мъ иной порядокъ вещей вид?ли они въ восточномъ греко-славянскомъ мір?, главнымъ представителемъ котораго являлся въ ихъ глазахъ русскій народъ. Восточное христіанство есть православіе, отличительная черта котораго есть неизм?нное храненіе вселенскаго преданія. Православіе есть поэтому единственное истинное христіанство. Наша образованность византійскаго происхожденія; если она уступала западной во вн?шнемъ развитіи разума, то превышала ее глубокимъ чувствомъ живой христіанской истины. Въ государственномъ устройств? такая же разница: начало русскаго государства отличается отъ начала государствъ западныхъ т?мъ что y насъ не было завоеванія, a было добровольное призваніе. Этотъ основной фактъ отражается и на всемъ дальн?йшемъ развитіи обществевныхъ отношеній: y насъ не было насилія, соединеннаго съ завоеваніемъ, а потому не было феодализма, не было той внутренней борьбы, которая постоянно д?лила западное общество; не было сословій; земля была не личною собственностью феодальной аристократіи, но принадлежала общин?. Этой "общиной" славянофилы особенно гордились: они говорили, что западъ только въ самое посл?днее время дошелъ до идеи создать "общину" (сенсимонизмъ) – институтъ, в?ками уже y васъ существующій въ деревн?. Такимъ образомъ, до Петра Великаго, по мн?нію славявофиловъ, y насъ развитіе шло естественно; религіозное сознаніе было основной нравственной силой и руководствомъ въ жизни; народный бытъ отличался единствомъ понятія и единствомъ нравовъ. Государство было обширной общиной; власть принадлежала царю, представлявшему общую волю; т?сная связь членовъ этой великой обищны выражалась земскими соборами,всенароднымъ представительствомъ, см?нившемъ древнія в?ча. Съ такой либеральной идеализаціею старины (в?че, соборы) связывалось самое восторженное преклоненіе передъ простымъ русскимъ народомъ-"богоносцемъ"; въ его жизни славянофилы увид?ли воплощеніе вс?хъ христіанскихъ доброд?телей (любовь къ ближнимъ, смиреніе, отсутствіе эгоизма, благочестіе, идеальныя семейныя отношенія). Поэтому формула: самодержавіе(ограниченное земскимисоборами), православіе(съ духовными собраніями и полномочіями прихода) и народность(съ общиной, соборами и свободой развитія) сд?лалась, лозунгомъ славянофильства. Стоя на такой точк? зр?нія, они часто являлись строгими критиками русской современности, и потому если не вс?, то многіе изъ нихъ, должны быть отнесены къ оппозиціоннымъ д?ятелямъ этой эпохи.
       Западничество.
       Западничествоэтой эпохи отличалось мен?е-опред?ленными чертами: оно захватывало слишкомъ много отт?нковъ западнаго либерализма (отъ конституціонализма до республиканства и сенсимонизма). Самые видные западники эпохи, Б?линскй и Герценъ, выросли подъ впечатл?ніемъ событій 14 декабря 1825 года (Б?линскому было 14 л, Герцену 13-14). Оба признавали впосл?дствіи, что это событіе было одно изъ самыхъ сильныхъ юношескихъ впечатл?ній ихъ жизни; оба выросли въ суровую эпоху николаевскаго режима; оба прошли зат?мъ ту же школу гегеліанства, основная идея котораго – "идея законосообразнаго развитія",- легла въ основу ихъ историческаго міровоззр?нія. Это міровоззр?ніе, внесло трагизмъ въ ихъ жизнь. Условія русской жизни этой эпохи м?шали имъ проводить въ жизнь свои идеалы. Немудрено, что порою они чувствовали себя "лишними" зд?сь въ Россіи. Сознаніе своей безпомощности заставляло нашихъ западниковъ – или интересоваться европейской жизнью, гд? въ эта вреімя, вкривь и вкось, шла политическая борьба,- или полемизировать съ "славянофилами",- такъ какъ даже на писателей, представителей "оффиціальной народности", цензура не разрешала имъ подымать оружія. Т?мъ зл?е и пристрастн?е была ихъ критика "славянофильства".
       Критика славянофильства. Критика современности.
      Въ мір? византійскомъ западники вид?ли упадокъ и застой, неограниченный деспотизмъ, поглощеніе личности государствомъ, государства – императоромъ; въ древней русской жизни они тоже не вид?ли ничего привлекательнаго; въ пылу полемики они отходили отъ славянофиловъ въ другую крайность,- готовы были пренебрежительно отзываться о народной поэзіи,иронизировать надъ "славянами" и надъ ихъ "великой исторической миссіей". Они превозносили Петра и защищали западъ; мн?ніе славянофиловъ о томъ, что западъ "гніетъ", что онъ наканун? смерти – западники считали абсурдомъ, ув?ряя, что Сенъ-Симонъ и его единомышленники, выступившіе съ р?зкимъ осужденіемъ западноевропейской жизни, самъ же своимъ ученіемъ предлагаетъ и леченіе, которое воскреситъ, д?йствительно "больной западъ". Они выступили р?шительными противниками родового быта и излюбленной славянофилами "общины", такъ какъ въ ней "личность" была порабощена, не могла развиваться свободно {Славянофилы на это отв?тили, что въ древней Руси личность просв?щенная греческою церковью, была свободна,- она обладала высокимъ даромъ самопожертвованія и добровольно переносила свою свободу на личность государя… Онъ выражаетъ собою состраданіе, благоволеніе и свободную индивидуальность. Каждый отказывался отъ личной самостоятельности и, вм?с? съ т?мъ, спасалъ ee въ представител? личнаго начала -"государ?".}. Западники въ "смиреніи" русскаго народа вид?ли не доброд?тель, а недостатокъ,- слабость "личнаго начала"; мечты о великой культурной миссіи русскаго народа они называли "мистической фантазіей", такъ какъ ни въ прошломъ, ни въ настоящемъ не вид?ли основаній для такой восторженной в?ры. Русская д?йствительность стояла передъ ними слишкомъ обнаженною,- ея идеализировать они не могли. Вотъ почему мечтою западниковъ сд?лалось не сохраненіе и углубленіе національныхъ доброд?телей русскаго народа, a перевоспитаніе его на началахъ общечелов?ческаго прогресса.
       Литературная д?ятельность Пушкина въ николаевскую эпоху. Его міровоззр?ніе. Отношеніе къ Николаю I.
       Литературная д?ятельность Пушкина въ николаевскую эпоху.Пушкинъ остался ?сколько въ сторон? отъ этой сложной умственной жизни эпохи; она только н?которыми сторонами коснулась его. Мы вид?ли уже, что къ концу царствованія Александра I онъ доросъ до полной умственной самостоятельности; его міросозерцаніе, политическое и эстетическое, сложилось уже прочно и навсегда. "Примиреніе" съ жизнью, интересъ къ русскому прошлому и простому народу, любовь къ родин?,-вотъ, основы его новаго политическаго міровоззр?нія; онъ отказался отъ оппозиціи, признавъ, что можетъ больше пользы принести отечеству, будя "добрыя чувства", ч?мъ восп?вая "свободу" и высм?ивая ея враговъ. Развязка 14 декабря должна была сильно под?йствовать на его впечатлительную душу: онъ преклонился передъ мощью власти; въ націоналистическихъ идеалахъ молодого императора онъ увид?лъ сродство со своими в?рованіяни; слабость оппозиціи, обнаружившаяся при подавленіи мятежа 14 дек., и легкость, съ которою русское общество отъ поверхностнаго либерализма перешло къ консерватизму, уб?дили его, какъ неосуществимы и преждевременны были либеральныя мечты его друзей. Со свойственной ему способностью увлекаться, онъ сталъ сравнивать императора Николая I съ Петромъ Великимъ; онъ сд?лался поклонникомъ не только сильной личности Николая {"Стансы"("Смотрю впередъ я безъ боязни…"), "Друзьямъ" ("Н?тъ, я не льстецъ!…").}, но и его націоналистической политики,- ему стало казаться (въ 1830 г.), что императоръ исправитъ "ошибку" Петра Великаго, устроивъ "контръ-революцію" (возстановленіемъ націонализма) его "революціи". Но, при всемъ своемъ почитаніи Николая I, онъ далекъ былъ отъ того, чтобы закрывать глаза на вс? отрицательныя стороны режима: впрочемъ, онъ готовъ былъ вину за многое сваливать на помощниковъ царя, его приближенныхъ {Посл? прочтенія "философскихъ писемъ" Чаадаева, Пушкинъ писалъ ему въ 1836-омъ году, что не можетъ съ нимъ согласиться почти ни въ чемъ: онъ находилъ, что Россія сыграла великую культурную роль, спасая собою западноевропейскую культуру отъ татаръ,- и это было причиной русской отсталости… Онъ говорилъ, что унижать русское православіе за то, что оно взято y Византіи нельзя, такъ какъ Евангеліе остается Евангеліемъ, откуда бы оно ни было взято, и на нравственность русскую жизнь Византіи не оказала вліянія; духовенство русское до церковной реформы при Петр? пользовалось общимъ уваженіемъ… Онъ не соглашался сь Чаадаевымъ, что прошлое Россіи ничтожно: "Петръ Великій, говорилъ онъ, есть самъ – ц?лая всемірвая исторія". И въ николаевской Россіи онъ вид?лъ "что-то величественное", "поражающее". "Хотя лично я сердцемъ привязанъ къ императору, писалъ онъ, но я далекъ отъ восхищенія вс?мъ т?мъ, что меня окружаетъ… Но я клянусь Вамъ честью, что ни за какую ц?ну не хот?лъ бы м?нять отечество, или им?ть не ту исторію, которую прожили наши предки". Онъ соглашался, что не только въ управленіи страной, но и въ жизни русскаго общемтва много дурного (отсутствіе общественнаго мн?нія, равнодушіе къ долгу, справедливости и истин?, циничное презр?ніе къ мысли и достоинству челов?ка).}…
       Любовь ко вс?мъ людямъ, какъ одно изъ основаній примиренія его сь жизнью.
      Ho онъ не отвернулся и отъ своихъ друзей-декабристовъ: въ стихахъ возславляя императора Николая, онъ, въ то же время, написалъ трогательное "Посланіе въ Сибирь" къ друзьямъ-каторжникамъ. Такое равное сочувствіе ко вс?мъ людямъ и событіямъ, повидимому, не им?ющимъ между собой ничего общаго, было y Пушкина результатомъ примиренія его съ жизнью. Характернымъ въ этомъ отношеніи является его стихотвореніе на лицейскую годовщину (19 октября 1827 г.); въ немъ онъ прив?тствуетъ своихъ друзей:
 
      "Богъ помочь вамъ, друзья мои,
      Въ заботахъ жизни, царской службы,
      И на пирахъ разгульной дружбы,
      И въ сладкихъ таинствахъ любви!
      Богъ помочь вамъ, друзья мои,
      И въ буряхъ, и въ житейскомъ гор?,
      Въ краю чужомъ, въ пустынномъ мор?
      И въ мрачныхъ пропастяхъ земли!
 
      Этотъ широкій прив?тъ одинаково относится и къ друзьямъ-сановникамъ, и къ друзьямъ-каторжникамъ. Но не вс? современники понимали истинное настроеніе поэта, a за его восхваленія императора многіе открыто обвиняли его даже въ "искательств?". Эти обвиненія были, конечно, несправедливы: Пушкинъ всегда былъ правдивъ и поступалъ согласно уб?жденіямъ и чувствамъ своего честнаго сердца.
       Пушкинъ и "оффиціальная народность". "Клеветникамъ Россіи".
      Къ стихотвореніямъ, въ которыхъ онъ выразилъ свои политическія в?рованія, откликнувшись на современныя событія, относятся его изв?стныя оды: "Клеветникамъ Россіи", "Бородинская годовщина". Оба произведенія написаны по поводу возстанія въ Польш?, и оба проникнуты такимъ патріотическимъ настроеніемъ, которое свид?тельствуетъ и о народной гордости, влад?вшей тогда его сердцемъ, и о томъ чувств? обиды, которое было внушено сознаніемъ, что на Россію враждебно смотритъ западная Европа, сочувствующая полякамъ. Къ польскому вопросу Пушкинъ отнесся съ точки зр?нія "оффиціальной народности". На историческую роль Россіи онъ взглянулъ съ точки зр?нія славянофиловъ,- онъ ув?ровалъ въ ихъ мечты, что со временемъ въ "русское море" сольются "славянскіе ручьи", т. е. что Россія объединитъ вс? славянскія племена. Мирный поэтъ, увлекаясь духомъ милитаризма, моднымъ въ николаевскую эпоху, готовъ былъ преувеличить военное могущество Россіи, грозя войною всей Европ?,-
 
      "Иль намъ съ Европой спорить ново?
      Иль русскій отъ поб?дъ отвыкъ?
 
      – задаетъ онъ вопросъ "клеветникамъ Россіи", т. е. иностраннымъ журналистамъ, осуждавшимъ русскуію политику… Набросавъ картину необъятности россійскихъ пред?ловъ, поэтъ задаетъ вопросъ: неужели-
 
      Стальной щетиною сверкая,
      Не встанетъ русская земля?-
      Такъ высылайте къ намъ, витіи,
      Своихъ озлобленныхъ сыновъ:
      Есть м?сто имъ въ поляхъ Россіи
      Среди нечуждыхъ имъ гробовъ!
 
       "Бородинская годовщина".
      Въ другомъ стихотвореніи онъ выражаетъ восторгъ по поводу взятія Варшавы. Онъ иронизируеть надъ мн?ніемъ западноевропейскихъ журналистовъ, будто Россія "большой, разслабленный колоссъ"-и торжествующе вопрошаетъ:
 
      "Вашъ бурный шумъ и хриплый крикъ
      Смутили-ль русскаго владыку?
      Скажите, кто главой поникъ?
      Кому в?нецъ: мечу, иль крику?
      Сильна-ли Русь?-Война и моръ,
      И бунтъ, и вн?шнихъ бурь напоръ
      Ее, б?снуясь, потрясали -
      Смотрите-жъ: все стоитъ она!
      A вкругъ нея волненья пали,
      И Польши участь р?шена.
 
      И въ этомъ стихотвореніи грозитъ онъ западноевропейцамъ гибелью на необозримыхъ поляхъ русскихъ:
 
      "Тяжко будетъ имъ похм?лье,
      Дологъ будетъ сонъ гостей
      На т?сномъ, хладномъ новосель?
      Подъ злакомъ с?верныхъ полей!
       Пушкинъ и Шеллингъ
      Таковы были "стихотворныя отраженія" новыхъ политическихъ уб?жденій Пушкина.
      Существуетъ мн?ніе, что и философія Шеллинга коснулась его своими эстетическими теоріями. "Московскій В?стникъ", органъ московскихъ шеллингіанцевъ, проводилъ взгляды н?мецкаго философа на "поэзію", какъ на "божественный даръ", на поэта – какъ на "священнослужителя", который стоитъ выше толпы, съ ея низменными потребностями; въ его вдохновенной душ? – "святая святыхъ", куда онъ можетъ не пускать непосвященныхъ. Поэтъ Веневитиновъ, другъ Пушкина, былъ уб?жденнымъ сторонникомъ такого взгляда на поэзію.
       Взгляды Пушкина на поэзію. "Поэтъ".
      Къ стихотвореніямъ Пушкина этого рода относятся сл?дующія: "Поэтъ" (1827), "Чернь" (1828), "Поэту" (1830).
      Въ первомъ стихотвореніи Пушкинъ изображаетъ тотъ моменть, когда поэтомъ овдад?ваетъ вдохновеніе, когда Аполлонъ призываетъ его къ "священной жертв?",-тогда тотъ, еще недавно "малодушно" погруженный въ "заботы суетнаго св?та" и "межъ д?тей ничтожныгь міра" быть можетъ, самый ничтожный,- преображается: ему душно въ мелочной людской толп? -
 
      "Тоскуетъ онъ въ забавахъ міра,
      Людской чуждается молвы;
      Къ ногамъ народнаго кумира
      Не клонитъ гордой головы.
 
      "Дикій и суровый" б?житъ онъ отъ людей къ природ?. Въ этомъ стихотвореніи "вдохновеніе" представлено, какъ "наитіе свыше", творчество – какъ священнод?йствіе, принесеніе жертвы Аполлону…
 

"Чернь".

 
      Въ ствхотвореніи "Чернь" изображено отношеніе къ поэту "толпы", холодной, непонимающей…
 
      "Онъ п?лъ – a хладный и надменный,
      Кругомъ народъ непосвященный
      Ему безсмысленно внималъ.
 
      Слушая вольныя п?сни поэта, "чернь" судила о томъ, какая будетъ "польза" ей отъ т?хъ волненій, которыя пробуждались въ ея сердд? отъ слушанія этой п?сни. На эту точку зр?вія становятся вс? утилитаристы, которые отъ знанія, отъ искусства, отъ вс?хъ челов?ческихъ трудовъ, отъ генія и чернорабочаго – требуютъ только пользы, ненедленно обнаруживающейся въ осязательныхъ результатахъ. Эстетическое отношеніе къ жизни чуждо такой узкой точки зр?нія: "печной горшокъ", въ которомъ варятся щи, оказывается "полезн?е", a потому и нужн?е статуи Аполлона Бельведерскаго. Это – точка зр?нія крыловскаго п?туха, который ячменное зерно предпочитаетъ жемчужному. Отъ поэзіи утилитаристы требуютъ только "служенія обществу: поэтъ могъ быть только "учителемъ", или "обличителемъ" своихъ современниковъ. Но пушкинскій поэтъ безотрадно смотритъ на такое "служеніе" обществу – онъ уб?жденъ, что такого общества не оживитъ гласъ его лиры; не мирному поэту учить и обличать то общество, которое себя учитъ "бичами", "темницами и топорами"… Да, къ тому же, у поэта есть другое, бол?е высокое призваніе: – онъ говоритъ:
 
      "Во градахъ вашихъ, съ улицъ шумныхъ,
      Сметаютъ соръ – полезный трудъ;
      Но, позабывъ свое служенье,
      Алтарь и жертвоприношенье,
      Жрецы-ль y васъ метлу берутъ?…
      Не для житейскаго волненья,
      Не для корысти, не для битвъ -
      Мы рождены для вдохновенья,
      Для звуковъ сладкихъ молитвъ.
 
       "Поэту".
      Въ третьемъ стмотвореніи Пушкинъ ут?шаетъ поэта, оскорбленнаго непостоянствомъ и легкомысліемъ толпы:
 
      "Восторженныхъ похвалъ пройдетъ минутный шумъ,
      Услышишь судъ глупца и см?хъ толпы холодной.
 
      По мн?нію Пушкина, поэтъ, т?мъ не мен?е, долженъ остаться "твердъ, спокоенъ и угрюмъ"; по его словамъ, поэтъ – царь; онъ долженъ "дорогою свободной" идти туда, куда влечетъ его "свободный умъ"; не толп? судить его, a потому и судъ ея не долженъ его тревожить.
       Самостоятельность Пушкина въ этихъ стихотвореніяхъ.
      Вс? три произведенія, д?йствительно, соприкасаются со взглядами Шеллинга на значеніе поэта,- но большой ошибкой было бы считать эти три произведенія нав?янными знакомствомъ Пушкина съ н?мецкой философіей – 1) противопоставленіе "поэта" и "толпы" встр?чается даже въ лицейскихъ стихотвореніяхъ Пушкина, повторяется и въ поздн?йшихъ {"Добрый сов?ть" (1817), "Жуковскому' (1818), "Деревня" (1819), "кн. А. М. Горчакову" (1819), "Погасло дневное св?тило" (1820), "Чаадаеву" (1821), "Пирующіе студенты" (1814), "Посланіе къ Галичу" (1815), "Посланіе къ Юдину" (1815), "Я говорилъ предъ хладною толпой" (1822), "Свободы с?ятель пустынный" (1823).}; 2) вс? три произведенія им?ютъ автобіографическое значеніе,- они вызваны столкновеніемъ Пушкина съ русской критикой, гр. Бенкендорфомъ, дерзавшимъ подавать сов?ты Пушкину, какъ надо исправлять его произведенія,- наконецъ, съ русской публикой, охлад?вшей къ поэту; 3) въ литератур? до ознакомленія съ идеями Шеллинга Пушкинъ встр?чалъ уже представленіе поэта, какъ существа, высоко стоящаго надъ толпой. Такъ, подражая Гете (прологъ къ Фаусту), онъ еще въ 1824-омъ году написалъ: "Разговоръ книгопродавца съ поэтомъ",- произведеніе, въ которомъ нам?чены уже вс? идеи названныхъ произведеній {Эпиграфомъ къ стихотворенію "Поэть и чернь" онъ взялъ изъ Горація: "Procul este, profani" – указаніе, свид?тельствующее о томъ, что и въ римской лирик? онъ подслушалъ мотивы противопоставленія "поэта" и "черни".}. Такимъ образомъ, къ тому времени, когда Пушкинъ познакомился со взглядами Шеллинга на поэта, y него самого сложилось уже сходное представленіе.
      Но не сл?дуетъ забывать того, что вс? эти три произведенія не только не исчерпывають взглядовъ Пушкина на поэзію, но даже представляютъ недостаточно в?рно ихъ сущность: они вс? созданы подъ вліяніемъ чувства обиды, чувства горечи отъ столкновенія съ толпой,- оттого въ нихъ такъ много тревоги, вызванной оскорбленнымъ самолюбіемъ. Поэтому не въ нихъ только надо искать выраженіе взглядовъ Пушкина на поэзію.
       "Эхо".
      Гораздо спокойн?е, a, сл?довательно, и правильн?е высказался онъ въ другихъ произведеніяхъ. Въ стихотвореніи "Эхо" поэзія представлена зеркаломъ, отражающимъ всю жизнь во вс?хъ ея проявленіяхъ,- грозныхъ и мирныхъ: поэтъ, подобно "эхо", на все откликается въ силу прирожденной ему отзывчивости,- онъ, какъ эхо, не им?етъ власти выбирать изъ жизни то, или другое,- онъ долженъ откликаться на все.Такой широкой отзывчивостью, отличалось, какъ разъ, творчество Пушкина. Но безотрадно смотритъ онъ на результаты п?сни поэта: какъ на эхо, такъ и на эту п?сню, н?тъ отзыва,- только сознаніе полной отчужденности отъ современнаго общества могло вызвать такія строки.
       "Памятникъ".
      Но есть стихотвореніе y Пушкина, въ которомъ онъ опровергаетъ идеи вс?хъ вышеразобранныхъ произведеній. Зд?сь Пушкинъ всего ближе подходитъ къ опред?ленію истинныхъ ц?лей поэта и бол?е правильной самооц?нк?. Это стихотвореніе – "Памятникъ". Поэтъ отм?тилъ въ немъ великое культурное значеніе своей гуманной поэзіи.
 
      "И долго буду т?мъ любезенъ я народу,
      Что чувства добрыя я лирой пробуждалъ;
      Что въ мой жестокій в?къ возславилъ я свободу
      И милость къ падшимъ призывалъ!
 
      Это признаніе совершенно противор?читъ тому гн?вному отв?ту, который поэтъ далъ "черни", обратившейся къ нему съ просьбой "исправлять сердца собратій",- явное доказательство, что въ этомъ страстномъ, тревожномъ стихотвореніи ("Чернь"), отразившемъ минутныя настроенія, поэтъ говорилъ противъ сов?сти, самъ отрицалъ истинную сущность своего призванія, настоящую ц?ну своихъ заслугъ…
      Не будучи поэтомъ "дидактическимъ", не обращая своихъ произведеній въ "нравоученія", Пушкинъ объективно рисовалъ "добро" въ жизни,- и въ этомъ великое значеніе его гуманной поэзіи. Въ стихотвореніи "Памятникъ" н?тъ презр?нія къ черни, н?тъ самовозвеличенія поэта-жреца, н?тъ и пониманія поэзіи, какъ "художественнаго зеркала", въ которомъ фатально отражается все,- зд?сь, въ этомъ стихотвореніи, поэзія – есть любовь къ людямъ, къ падшимъ, къ рабамъ, къ "униженнымъ и оскорбленнымъ"… Таково идейноезначеніе поэта, но Пушкинъ опред?лилъ и художественноезначеніе его.
       Реализмъ, какъ художественный пріемъ.
      Въ ц?ломъ ряд? произведеній (сь лицейскаго періода) онъ шелъ опред?ленно къ реализмутворчества и въ стихотвореніи "Шалость" достигъ высшей степени проясненности этого реализма. Изображать жизнь, какъ она есть, не идеализировать ея, не закрывать глазъ на безотрадную д?ствительность, въ ней ум?ть найти настроенія и идею,- вотъ, зав?тъ, который оставилъ Пушкинъ русской литератур?. Итакъ, любовь ко вс?мъ проявленіямъ д?йствительной жизни,-вотъ, смыслъ всей поэзіи; въ этой "любви" и въ изображеніи "д?йствительности" вид?лъ онъ свое значеніе, какъ художника.
       Лирика посл?дняго періода.
      Хотя лирическое творчество Пушкина значительно ослаб?ло въ этотъ второй періодъ его творчества, см?нившись творчествомъ эпическимъ, т?мъ не мен?е, и теперь, время отъ времени, выражалъ онъ въ прекрасныхъ лирическихъ произведеніяхъ жизнь своей души.
       Элегіи. а) любовныя.
      Такъ, въ ц?ломъ ряд? прочувствованныхъ "элегій" онъ помянулъ свои прежнія увлеченія (напр. "Воспоминанія"): – Ризничъ ("Элегія" – "Подъ небомъ голубымъ", "Заклинанье", "Для береговъ отчизны дальней"),- гр. Воронцовою ("Ангелъ", "Талисманъ", "Разставаніе"),- А. П. Кернъ ("Когда твои младыя л?та"). Немало лирическихъ стихотвореній посвятилъ онъ и чувствамъ новой любви, овлад?вавшей его увлекающимся сердцемъ (напр… "Н?тъ, н?тъ не долженъ я"). Таковы стихотворенія, посвященныя А. А. Олениной ("Прим?ты", "Въ Альбомъ", "Я васъ любилъ", "Ты и вы"),- Е. И. Ушаковой ("Когда бывало"! "Вы избалованы природой", "Въ отдаленіи отъ васъ", "Я васъ узналъ"),- H. H. Гончаровой ("Мадонна", "Красавица", "Когда въ объятія мои").
      Изъ этихъ стихотвореній особенной красотой отличаіотся т?, которыя посвящены памяти Ризничъ и стихотвореніе: "Я васъ любилъ". Въ этомъ произведеніи Пушкинъ возвысился до такои чистоты чувства, что любимой женщин? высказалъ пожеланіе быть любимой другимъ "такъ искренно и н?жно", какъ любилъ ее онъ. Любовь, чувство самое эгоистическое по существу своему, y р?дкихъ людей можетъ подниматься на такія высоты самоотреченія, когда любящій челов?къ любимому существу желаетъ счастья путемъ самопожертвованія.
       b) взглядъ на жизнь.
      Большая группа произведеній посвящена изображенію т?хъ настроеній поэта, которыя были сл?дствіемъ – или воспоминаній о его прошломъ, или печальныхъ столкновеній съ д?йствительностью въ н?сколькихъ стихотвореніяхъ, глубокихъ по иде?, выразилъ онъ свои взгляды на жизнь.
       "Воспоминанія въ Царскомъ Сел?".
      Въ стихотвореніи "Воспоминанія въ Царскомъ Сел?" Пушкинъ съ горечью поминаетъ свою прошлую жизнь, полную ошибокъ… Пос?тивъ въ 1829 году Царское Село, припомнивъ свою юность, онъ, какъ "блудный сынъ", какъ -
 
      "…отрокъ Библіи, безумный расточитель,
      До капли истощивъ раскаянья фіалъ,
      Увид?въ, наконецъ, родимую обитель,
      Главой поникъ и зарыдалъ!"
 
       "Въ начал? жизни"…
      Вся жизнь пронеслась въ его воспоминаніи, припомнилъ онъ, какъ "много расточилъ сокровищъ сердечныхъ" за "недоступныя мечты", какъ долго "блуждалъ" онъ въ жизни, "раскаяньемъ горя, предчувствуя б?ды!". Въ другомъ стихотвореніи: "Въ начал? жизни школу помню я…" – онъ вспоминалъ, что съ юныхъ л?тъ въ его творчеств? перебивались два противор?чивыхъ состоянія – одно возвышенное, духовное,- другое чувственное, плотское. Поэтъ разсказываетъ, что изображенія двухъ языческихъ боговъ были ему дороги:
 
       "Одинъ(Дельфійскій идолъ) – ликъ младой,
      Былъ гн?венъ, полонъ гордости ужасной,
      И весь дышалъ онъ силой неземной.
      Другой – женообразный, сладострастный,
      Сомнительный и лживый идеалъ,
      Волшебный демонъ – лживый и прекрасный".
 
      Обращаясь отъ прошлаго къ настоящему, поэтъ чувствовалъ, что много было имъ прожито, юность и мечты улет?ли (19 окт. 1831 г.) -
 
      Мы возмужали; рокъ судилъ
      И намъ житейски испытанья
      И смерти духъ средь насъ ходилъ,
      И назначалъ свои закланья.
 
       "19 октабря 1836 г.".
      Въ другомъ стихотвореніи, тоже посвященномъ лицейской годовщин? (19 октября 1836 г.) онъ говоритъ:
 
      "Была пора: нашъ праздникъ молодой
      Сіялъ, шум?лъ и розами в?нчался…
      …
      Теперь не то: разгульный праздникъ нашъ
      Съ приходомъ л?тъ, какъ мы, переб?сился.
      Онъ присмир?лъ, утихъ, остепенился…
      …
      И р?же см?хъ средь п?сенъ раздается,
      И чаще мы вздыхаемъ и молчимъ".
 
      Но это спокойствіе души не приводитъ поэта къ холодному равнодушію; озаренное чувствомъ тихой грусти, оно полно всепрощенія къ людямъ и всей жизни, полно любви ко всему міру, къ его законамъ, см?няющимъ день ночью, жизнь – смертью, старость – юностью. Еще устами Ленскаго высказалъ онъ такой взглядъ на жизнь:
 
      "Все благо! бд?нія и сна
      Приходитъ часъ опред?ленный.
      …Благословенъ и день заботъ,
      Благословевъ и тьмы приходъ.
       "Брожу-ли я вдоль улицъ шумныхъ".
      Въ "Стансахъ": "Брожу-ли я вдоль улицъ шумныхъ" – Пушкинъ прекрасно выразилъ это чувство примиренія съ жизнью. Безъ злобы, безъ т?ни эгоизма смотритъ поэтъ на жизнь, быстро летящую мимо него,- онъ привыкъ спокойно думать о смерти и, лаская младенца, онъ думаетъ о будущемъ челов?к?, который, въ лиц? этого младенца, см?нитъ его въ жизни. И онъ безъ зависти смотритъ на него, любовно уступаетъ ему м?сто, уб?жденный, что всему свое время и свои права…
      "Мн? время тл?ть, теб? – цв?сти!"-говорилъ онъ… Любовью къ жизни, къ молодости, къ природ? звучатъ заключительныя слова его "Стансовъ",-
 
      "…И пусть y гробового входа
      Младая будетъ жизнь играть,
      И равнодушная природа
      Красою в?чною сіять"…
 
      Онъ знаетъ, что молодость, по существу своему, эгоистична, что природа равнодушна,- и все это не м?шаетъ его любящему сердцу даже изъ могилы тянуться къ жизни {Совершенно такія же чувства выражены въ стихотвореніи "Опять на родин?". Видя, какъ молодая поросль молодыхъ сосенъ эгоистично закрыла собой старыя деревья, Пушкинъ, безъ чувства горечи, шлетъ прив?тъ этому молодому л?ску: "Здравствуй, племя молодое, незнакомое", и любовно представляетъ себ? своихъ внуковъ, которые см?нятъ его на земл?, заслонятъ собою…}.
       "Безумныхъ л?тъ угасшее веселье".
      Примиряясь со смертью, онъ не отворачивался отъ жизни: въ своей "Элегіи" ("Безумныхъ л?тъ…") онъ выразилъ свои отношенія къ жизни: прошлое ему было тяжело, какъ "смутное похм?лье",- настоящее было безотрадно:
 
      "Мой путь унылъ. Сулитъ мн? трудъ и горе
      Грядущаго волнуемое море".
 
      Но всетаки жизнь была для него счастьемъ:
 
      "…Но не хочу, о други, умирать!
      Я жить хочу, чтобъ мыслить и страдать".
 
       Борьба и страданіе въ поэзіи Пушкина.
      Въ юности Пушквну смыслъ жизни представлялся въ "наслажденіи"; потомъ смыслъ жизни сосредоточился въ "борьб?"; теперь смыслъ жизни увидалъ онъ въ "страданіяхъ", которыя будятъ "мысль", подымаютъ энергію, очищаютъ душу, наполняя ее сочувствіемъ къ такимъ же страдальцамъ. Аскетъ любитъ "страданія" съ эгоистической точки зр?нія: спасеніе души и гордое сознаніе своей силы,- вотъ основы этой любви; гуманный челов?къ любитъ страданья, потому что только они учатъ его сочувствовать ближнему, – мудрый любитъ страданья потому, что, благодаря имъ, челов?къ постигаетъ ц?ну счастья.
       Свобода въ поэзіи Пушкина.
      Главнымъ условіемъ счастья въ глазахъ Пушкина была "свобода": съ д?тскихъ л?тъ до могилы боролся онъ за независимость своей личности: онъ отстаивалъ ее отъ своихъ родителей, гувернеровъ, лицейскихъ педагоговъ; увлеченный своими друзьями-декабристами, онъ отстаивалъ политическую свободу родины; онъ боролся за художественную свободу вм?ст? съ арзамассцами, a потомъ самостоятельно и единолично почти противъ всей русской критики, не понявшей его "Бориса Годунова" и посл?дующихъ произведеній. Въ 1836-омъ году, незадолго до смерти, изнемогая отъ гнета т?хъ зависимостей служебныхъ, общественныхъ и семейныхъ, которыя давили его свободолюбивую душу, онъ попытался выяснить, какая "независимость" теперьказалась ему самой разумной, самой необходимой.
       "Изъ VI Пиндемонте".
      Въ стихотвореніи "Изъ VI Пиндемонте" онъ говоритъ, что не въ политическихъ правахъ, не въ форм? правленія – счастье личности челов?ческой.
 
      "Иныя, лучшія мн? дороги права,
      Иная, лучшая, мн? дорога свобода.
      Завис?ть отъ властей, завис?ть отъ народа -
      Не все ли намъ равно? Богъ съ ними!… Никому
      Отчета не давать; себ? лишь самому
      Служить и угождать; для власти, для ливреи