История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Добившись, наконецъ, того, чего желалъ, онъ отправился на охоту и нечаянно уронилъ ружье въ р?ку и не могъ его достать. Съ горя онъ чуть не умеръ и спасли его товарищи, въ складчину купившіе ему новое ружье. Но, кром? этого случая, давшаго для пов?сти сюжетъ,нельзя не отм?тить и то обстоятельство, что пов?сть Гоголя органически связана съ русскимъ романомъ XVIII и начала XIX в.
       Предшественники Гоголя въ изображеніи маленькихъ людей.
      Среди произведеній Чулкова мы указали уже выше на пов?сть "Горькая участь", въ которой выведенъ чиновникъ – прообразъ Башмачкина. To же ничтожное мелкое существованіе героя, то же сочувственное, гуманное отношеніе къ нему автора. Сентиментализмъ принесъ съ собой пропов?дь любви къ людямъ "малымъ",- и, вотъ, Карамзинъ сд?лалъ, въ своей "Б?дной Лиз?" великое открытіе: "и крестьянки чувствовать ум?ютъ"; за его "Флоромъ Силинымъ, доброд?тельнымъ крестьяниномъ", въ нашей литератур? излюбленными сд?лались образы разныхъ маленькихъ людей, въ сердцахъ которыхъ авторы раскрывали высокія чувства любви къ людямъ, къ родин?, къ своему долгу. Пушкинъ въ Маш? Мироновой и ея родителяхъ раскрылъ въ сердцахъ простоватыхъ русскихъ людей ц?лый міръ возвышенныхъ чувствъ. Словомъ, это гуманное, благородное вниманіе къ т?мъ людямъ, мимо которыхъ равнодушно проходитъ толпа, сд?лалось традиціей русской литературы, и пов?сть Гоголя поэтому органически связана со всей предшествующей литературой. Гоголь сказалъ "новое слово" въ этой пов?сти только въ томъ отношеніи, что онъ въ "см?шномъ", "жалкомъ" нашелъ возвышенное и сум?лъ свою идею воплотить такъ художественно, какъ это не удалось его предшественнику въ XVIII в. – Чулкову.
       Значеніе пов?сти для посл?дующей русской литературы.
      Пов?сть Гоголя им?етъ большое значеніе и для посл?дующей русской литературы. "Мы вс? явились изъ-подъ "Шинели" Гоголя!" сказалъ Достоевскій – и, д?йствительно, многія пов?сти его,- пов?сти, самыя гуманныя по настроенію, отзываются вліяніемъ Гоголя. Вс? первыя произведенія Достоевскаго ("Б?дные люди", "Униженные и оскорбленные"),- все это развитіе гуманныхъ идей Гоголя, воплощенныхъ въ его "Шинели". Иностранная критика отм?чаетъ, что одной изъ самыхъ характерныхъ чертъ русской литературы надо признать тенденцію пропов?дывать состраданіе къ падшему брату, или вообще къ несчастному, обиженному судьбой и людьми. Д?йствительно, это наша литературная традиція, и въ исторіи ея укр?пленія и развитія самое видное м?сто занимаетъ Гоголь, съ его трогательною пов?стью "Шинель".
       Основная идея "Мертвыхъ Душъ" – а) съ точки зр?нія Гоголя.
      Опред?лить основную идею поэмы "Мертвыя Души" не совс?мъ просто. Объясняется это, прежде всего, т?мъ, что мы им?емъ лишь небольшую часть этого произведенія,- лишь первуючасть, да отд?льные разрозненные куски второй.Такимъ образомъ, судить обо всемъпроизведеніи мы не им?емъ возможности. A зат?мъ положеніе критика затрудняется т?мъ, что въ его распоряженіи есть толкованія, которыя далъ своему произведенію самъ авторъ, и об?щанія, которыя онъ хот?лъ выполнить при окончаніи поэмы, но не усп?лъ. По собственному признанію Гоголя, онъ самъ сначала писалъ безъ всякихъ серьезныхъ ц?лей. Пушкинъ далъ ему сюжетъ, благодарный для его таланта; Гоголь увлекся комизмомъ т?хъ положеній, которыя легко вплетались въ этотъ сюжетъ,- и сталъ писать "карикатуру," "не опред?ливши себ? обстоятельнаго плана, не давши себ? отчета, что такое долженъ быть самъ герой. Я думалъ просто, говоритъ Гоголь, что см?шной проектъ, исполненіемъ котораго занятъ Чичиковъ, наведетъ меня на разнообразныя лица и характеры". Это свободное, чисто-художественное творчество и помогло Гоголю создать лучшія страницы первой части – т? страницы, которыя вызвали y Пушкина восклицаніе: "Господи! какъ грустна Русь". Восклицаніе это поразило Гоголя – онъ увидалъ, что изъ "шалости" его пера, изъ его шутливаго, несерьезнаго, произведенія можетъ выйти н?что крупное. И вотъ, поощренный Пушкинымъ, онъ задушалъ въ своемъ произведеніи показать "съ одного боку Россію", т. е. полн?е, ч?мъ въ "Ревизор?" {Тамъ представленъ былъ, по мн?нію Гоголя, "уголокъ" Россіи,- зд?сь вся Россія, хотя и "съ одного бока".}, изобразить отрицательныя стороны русской жизни.
      Ч?мъ бол?е углублялся Гоголь въ свое произведеніе,- т?мъ слаб?е д?лалось вліяніе Пушкина; ч?мъ самостоятельн?е д?лалось отношеніе Гоголя къ его работ?,- т?мъ сложв?е, искусственн?е, тенденціозн?е д?лались его замыслы. Прежде всего, онъ задумалъ расширить пред?лы изображаемаго,- захот?лъ показать Россію ужъ не "съ одного бока", a всю ц?ликомъ – зло и добро, въ ея жизни заключенное; потомъ онъ сталъ думать о "план?" для своего уже начатаго произведенія,- онъ задавалъ себ? "тревожные вопросы о "ц?ли" и "смысл?" своего труда. И тогда поэма, въ его воображеніи, разрослась въ три части. В?роятно, поздн?е онъ усмотр?лъ въ ней тотъ аллегорическій смыслъ, о которомъ было уже сказано выше {См. стр. 131.}. Три части "Мертвыхъ Душъ" должны были, въ законченномъ вид?, соотв?тствовать тремъ частямъ дантовской "Божественной Комедіи": первая часть, посвященная изображенію только зла – должна была соотв?тствовать "Аду"; вторая часть, гд? зло не было такъ отвратительно, гд? начинается просв?тъ въ душ? героя, гд? выводятся уже н?которые положительные типы – отв?чала бы "Чистилищу",- и, наконецъ, въ заключительной третьей части, Гоголь хот?лъ представить въ апо?еоз? все то добро, которое заключалось въ душ? "русскаго челов?ка",- эта часть должна была соотв?тствовать "Раю". Такимъ образомъ, явилось то искусственное громоздкое настроеніе, та хитрая систематизація матеріала, съ которымъ не справился Гоголь.
      Но, кром? этой задуманности композиціи, еще моральная тенденція пом?шала Гоголю свободно творить. Все выраставшія заботы о своемъ "душевномъ д?л?", объ очищеніи своего сердца, пагубнымъ образомъ отразились на его творчеств?. И вотъ, его поэма понемногу обратилась въ какую-то "сточную трубу", куда онъ сливалъ свои воображаемые и д?йствительные "пороки" {В?роятно, это сильн?е всего зам?чалось въ сожженной части "Мертвыхъ Душъ", о которой самъ Гоголь говорилъ, какъ о неудачной вещи.}. "Герои мои потому близки душ?, говоритъ онъ, что они изъ души,- вс? мои посл?днія сочиненія – исторія моей собственной души". Онъ самъ сознавался, что, когда въ немъ усиливалось желаніе избавиться отъ разныхъ душевныхъ пороковъ, онъ "сталъ над?лять своихъ героевъ, сверхъ ихъ собственныхъ "гадостей" – своими собственными. И, по его словамъ, это помогло ему самому сд?латься лучше…
      Итакъ, самъ Гоголь даетъ намъ три толкованія своей поэмы – 1) начало ея (первая часть) – безхитростное изображеніе своеобразныхъ лицъ и характеровъ, взятыхъ изъ русской жизни. Характерная черта, объединяющая почти вс?хъ героевъ первой части – безотрадная пошлость, полная безсознательность жизни, непониманіе ея ц?лей и смысла: съ "этого боку" представилъ онъ "русское общество", 2) это произведеніе должно было охватить всю Россію,- все зло и добро, въ ней заключенное. Въ такомъ широкомъ толкованіи русской д?йствительности вид?лъ Гоголь "службу" передъ родиной – и 3) произведеніе это должно было служить ему лично, въ д?л? его духовнаго самосовершенствованія. На себя онъ смотр?лъ, какъ на "моралиста", который не только укажетъ согражданамъ на то зло, которое вносятъ въ жизнь отд?льные порочные д?ятели, но нарисуетъ и т? идеалы, которые спасутъ родину.
       b) съ точки зр?нія критики.
      Нетрудно понять, что для читателя "Мертвыхъ Душъ" необязательно это толкованіе: онъ им?етъ передъ глазами только первуючасть шэмы, въ которой мелькаютъ лишь случайныя об?щанія на то, что въ будущемъ разсказъ приметъ иной характеръ,- до личнаго "душевнаго д?ла" писателя читателю н?тъ д?ла. Поэтому приходилось судить произведеніе, оставивъ замыслы автора, не копаясь въ его душ?. И вотъ, современная и посл?дующая критика, вопреки Гоголю, опред?лила сама идею произведенія. Какъ раньше въ "Ревизор?", такъ и въ "Мертвыхъ Душахъ" усмотр?но было желаніе автора указать на безобразіе русской жизни, которое, съ одной стороны, завис?ло отъ кр?постного права, съ другой стороны,- отъ системы управленія Россіей. Такимъ образомъ, "идея" "Мертвыхъ Душъ" большинствомъ была признана обличительной, авторъ – причисленъ къ благороднымъ сатирикамъ, см?ло бичующимъ зло современной д?йствительности. Словомъ, произошло то же, что раньше было съ "Ревизоромъ": 1) желаніе автора было одно, a результаты его творчества привели къ выводамъ, которыхъ онъ совс?мъ не желалъ, не ожидалъ… 2) какъ относительно "Ревизора", такъ и относительно "Мертвыхъ Душъ" намъ приходится устанавливать идею произведенія, обходясь не только безъ помощи автора, но даже вопреки его желаніямъ: мы должны вид?ть въ этомъ произведеніи картину отрицательныхъ сторонъ русской жизни, и въ этой картин?, въ ея осв?щеніи, усмотр?ть великій общественный смыслъ произведенія.
       Характеристика Чичикова. Исторія его души и идеаловъ. Д?тство Чичикова. Недовольство д?йствительностью. "Деньги" въ жизни. "Карьера". Отношеніе къ людямъ. Постепенное расширеніе идеаловъ Чичикова.
      Центральную фигуру въ "поэм?" представдяетъ собою Чичиковъ. Гоголь особенно обстоятельно очертилъ этотъ образъ, который, какъ говорятъ, долженъ былъ занимать видную роль во вс?хъ трехъ частяхъ "Мертвыхъ душъ". Обрисовывая своихъ героевъ, Гоголь почти всегда даетъ намъ, бол?е или мен?е, обстоятельную исторіюихъ душъ {Исторія Плюшкина, Тентетникова, исторія жизни русскихъ мужиковъ (см. чтеніе Чичиковымъ списка именъ купленныхъ имъ крестьянъ). Въ уста Муразова онъ вкладываетъ объясненіе, почему интересна исторія челов?ка. Строгому генералъ-губернатору Муразовъ говопритъ: "…Если не примешь во вниманіе и прежнюю жизнь челов?ка, если не разспросишь обо всемъ хладнокровно, a накричишь съ перваго раза, напугаешь только его,- да и признанія настоящаго не добьешься; a какъ съ участіемъ его разспросишь, какъ братъ брата,- самъ-съ все и выскажетъ… Затруднительны положенья челов?ка, ваше сіятельство, очень, очень затруднительны. Бываегь такъ, что кажется кругомъ виноватъ челов?къ… a какъ войдешь,- даже и не онъ… Такое гуманное отношеніе къ каждому челов?ку рекомендуетъ Гоголь въ письм? къ "занимающему важное м?сто" ("Выбранныя М?ста"). Отсутствіе этого гуманнаго вниманія осудилъ онъ въ "Шинели'' – въ той сцен?, когда "значительное лицо" накричало на Башмачкина.}. Эта исторія, въ его глазахъ, много объясняетъ въ характер? героя, ко многому заставляетъ относиться снисходительн?е {"Какъ же не защищать человіка, когда знаю, что онъ половину золъ д?лаетъ отъ грубости и нев?д?нія?" ("Мертв. Души", слова Муразова).}. Вотъ почему обстоятельно разсказываетъ онъ о д?тств? и воспитаніи своего героя. Безпросв?тно, безотрадно было это д?тство: б?дность, отсутствіе любви и ласки, безнравственность черстваго, нелюбящаго отца, грязь вн?шняя и внутренняя,- вотъ, та обстановка, въ которой онъ выросъ, ник?мъ не любимый, никому не нужяый. Но судьба над?лила его жел?зной энергіей и стремленіемъ устроить свою жизнь "порядочн?е",ч?мъ отецъ-неудачникъ, нечистоплотный и въ нравственномъ, и въ физическомъ смысл?. Эта "неудовлетворенность д?йствительностью" окрылила энергію маленькаго Чичикова. Изъ раннихъ столкновеній съ нищетой и голодомъ, изъ жалобъ отца на безденежье, изъ наставленія его: "копить деньгу", такъ какъ только на одну "деньгу" въ жизни и можно положиться,- вынесъ мальчикъ уб?жденіе, что деньги – основа земного счастья. Оттого благополучіями жизни стало представляться ему то, что можно достать деньгами – сытая, роскошная жизнь, комфортъ… Такіе идеалы стали рисоваться ему… И вотъ онъ началъ "изобр?тать" и "пріобр?тать": грошъ за грошемъ копилъ онъ деньги, изворачиваясь всячески въ обществ? товарищей, обнаруживая настойчивость необыкновенную. Еще въ школ? сталъ онъ "д?лать карьеру", подд?лываясь подъ вкусы учителя. Еще на школьной скамь? развилъ онъ въ себ? талантъ всматриваться въ челов?ческія слабости, ум?ло играть на нихъ, медленно, упорно созидав свою муравьиную работу. Ум?ніе подладиться подъ челов?ка помогло ему на служб?, но оно же развило въ немъ стремленіе разбирать "нужныхъ" людей отъ "ненужныхъ". Вотъ почему холодно отнесся онъ къ печальной участи своего бывшаго учителя, вотъ почему онъ никакихъ чувствъ благодарности не питалъ къ старому откупщику, который помогъ ему получить м?сто. Чувство благодарности убыточно -оно требуетъ "отъ чего-то" отказаться, "ч?мъ-то" поступиться, a это не входило въ расчеты "пріобр?тателя"-Чичикова. Деньги, какъ единственная и главная ц?ль жизни,- ц?ль нечистая, и пути къ ней нечисты, и Чичиковъ пошелъ къ этой ц?ли дорогой мошенничествъ и обмановъ, не падая духомъ, борясь съ неудачами… Между т?мъ, выйдя на широкій просторъ жизни, онъ расширилъ и углубилъ свой идеалъ. Картина сытой, роскошной жизни см?нилась другой, – онъ сталъ мечтать о спокойной, чистой семейной жизни, въ обществ? жены и д?тей. Тепло, уютно и чисто было ему, когда онъ отдавался этой мечт?. Въ дом? было полное довольство; онъ – прим?рный мужъ, уважаемый отецъ и почтенный гражданинъ родной земли. Ему казалось, что когда сбудутся его мечты, онъ забудетъ все прошлое,- свое грязное, безотрадное и голодное д?тство и тернистую дорогу, обозначенную мошенничествами и плутовствомъ. Ему казалось, онъ броситъ тогда плутовство, "исправится" и оставитъ "честное имя" своимъ д?тямъ. И вотъ, раньше, плутуя, онъ оправдывалъ себя сознаніемъ, что "вс? такъ д?лаютъ", теперь прибавилось новое оправданіе: "ц?ль оправдываетъ средства".
       Пути къ этимъ идеаламъ.
      Чище сд?лались его идеалы, но пути къ нимъ оставались грязными, и Чичиковъ грязнился все больше и больше. И, въ конц? концовъ, ему самоиу пришлось сознаться, что "плутоватость" сд?лалась его привычкой, его второй натурой: "н?тъ больше отвращенія отъ порока!" – жаловался онъ Муразову – "огруб?ла натура; н?тъ любви къ добру, н?тъ такой охоты подвизаться для добра, какова есть для полученія имущества!" Н?сколько разъ удавалось Чичикову воздвигнуть шаткое зданіе своего благополучія на мошенническихъ прод?лкахъ всякаго рода; н?сколько разъ былъ онъ близокъ къ осуществленію своихъ идеаловъ,- и всякій разъ все рушилось, приходилось все строить сначала.
       Сила воли Чичикова. Умъ Чичикова.
      Онъ отличается необыкновенной силой воли. "Назначеніе ваше – быть великимъ челов?комъ",- говоритъ ему Муразовъ, упрекая его за то, что великая сила его души, его энергія, была всегда направлена къ нечистой ц?ли. Объ его энергіи не разъ говоритъ и Гоголь, хотя бы, разсказывая его многотрудную "одиссею", когда сызнова приходилось устраивать свою жизнь. Кром? силы воли, Чичиковъ над?ленъ большимъ умомъ, не только практическимъ,- сметкой, изобр?тательностью, лукавствомъ и изворотливостью, но и т?мъ созерцательнымъ, "философскимъ" умомъ, который ставитъ его выше вс?хъ другихъ героевъ поэмы. Недаромъ Гоголь въ его голову вкладываетъ глубокія размышленія о судьб? русскаго челов?ка (чтеніе списка купленныхъ мужиковъ). Кром? того, Чичиковъ здраво разсуждаетъ о пошлости жизни прокурора, о томъ воспитаніи, которое въ Россіи портитъ д?вушку. Недаромъ онъ понимаетъ не только слабости челов?ческія, но и достоинства людскія, недаромъ, сталкиваясь съ честными людьми (генералъ-губернаторъ, Муразовъ), онъ оказывается способнымъ, именно въ моментъ своего униженія, нравственно подыматься. Не плутомъ изворотливымъ и лукавымъ рисуется онъ въ ихъ обществ?, a павшимъ челов?комъ, который понимаетъ глубину и позоръ своего паденія. "За умъ онъ не уважалъ еще ни одного челов?ка", говоритъ Гоголь, пока судьба не свела его съ Костанжогло, Муразовымъ и др. He уважалъ потому, что самъ былъ неизм?римо умн?е вс?хъ.
       Наклонности Чичикова къ поэзіи.
      Въ своемъ практическомъ геро?-плут? Гоголь отм?тилъ еще одну характерную черту – наклонность къ поэзіи, къ мечтательности. Его минутвое увлеченіе барышней, встр?ченной въ пути, чистое увлеченіе губернаторской дочкой, его настроеніе въ дом? Платоновыхъ, наслажденіе вечеромъ въ им?ніи П?туха, весной – въ деревн? Тентетникова, самыя мечты его о тихомъ благообразномъ семейномъ счасть? полны д?йствительной поэзіи…
       Чичиковъ съ людьми.
      Образъ Чичикова сразу пошл?етъ, когда онъ попадаетъ въ общество пошляковъ. Это происходитъ потому, что онъ всегда подлаживается подъ т?хъ людей, съ которыни им?етъ д?ло: онъ даже говорятъ {У него и стиль особенный выработанъ для того, чтобы разговаривать съ "толпой". Этотъ стиль отличается кудрявой витіеватостью, заимствованною изъ старыхъ авантюрныхъ романовъ XVIII в.: тамъ, обыкновенно, выводятся доброд?тельные герои, гонимые судьбой. Когда Чичиковъ сравниваетъ себя съ "ладьей", носимой по волнамъ житейскаго моря, говоритъ о томъ, что онъ "гонимъ за правду", пострадалъ отъ людской злобы,- мы невольно представляемъ себ? этихъ романическихъ героевъ, и это впечатл?ніе, въ глазахъ провинціаловъ, которые еще въ начал? в?ка (д?йствіе романа происходитъ въ начал? XIX в?ка, еще при жизни Наполеона I) дочитывали старые романы,- очевидно, очень пріятное. Людей бол?е образованныхъ, Тентетникова, Платонова, оно только изумило. Впрочемъ, въ разговор? съ Мурановымъ Чичиковъ не приб?гаетъ къ помощи этого "поэтическаго" стиля, который такъ расположилъ въ егопользу Манилова и губернскихъ дамъ.} и ведетъ себя иначе въ обществ? Манилова, Собакевича и Коробочки. Съ первымъ онъ сентиментальничаетъ, мечтаетъ, втирается въ его чувствительное сердце; со вторымъ онъ д?ловитъ, и на недов?ріе хозяина отв?чаетъ такимъ же недов?ріемъ (сцена съ деньгами и распиской); на безобидную глупую Коробочку онъ кричитъ, сулитъ ей "чорта". Когда Чичиковъ оказывается въ "обществ?", онъ подд?лывается подъ "тонъ" этого общества, усваиваетъ т? манеры, которыя зд?сь считаются "приличными",- и потому для толпы онъ всегда будетъ "приличнымъ", "благонам?реннымъ", "пріятнымъ"… Онъ не станетъ, какъ Чацкій, идти противъ ц?лой Москвы,- политика Молчалина ему удобн?е и легче.
      Чичиковъ понимаетъ людей и ум?етъ производить впечатл?ніе выгодное,- даже умнаго Костанжогло онъ очаровываеть, недов?рчиваго брата Платонова располагаетъ въ свою пользу. Кром? того онъ остороженъ,- даже въ подвыпитіи онъ ум?етъ удержать свой языкъ отъ излишней болтливости: осторожности, очевидно, научила его жизнь. Впрочемъ, иногда и онъ ошибается: такъ ошибся онъ въ Ноздрев?, ошибся и съ Коробочкой. Но эта ошиабка объясняется т?мъ, что и y Ноздрева, и y Kopoбочки такіе своеобразные характеры, которыхъ сразу даже Чичиковъ не постигъ.
       Отношеніе Чичикова къ себ? самому.
      Чичиковъ очень высокаго мн?вія о себ?: онъ уважаетъ себя за свою энергію, за свой умъ, за свое ум?ніе жить. Онъ любитъ себя за свои "чистыя мечты", которымъ ревностно служитъ; онъ любитъ себя за свое благообразіе, за свой нарядный костюмъ, за свои благородныя манеры,- словомъ, за то, что, выйдя изъ грязной норы, изъ грязнаго общества отца,- онъ сум?лъ сд?латься, по его мн?нію, "порядочнымъ челов?комъ".
       "Мелочность" Чичикова.
      Страсть къ "пріобр?тенію" наложила на него н?которую печать "мелочности" – онъ собираетъ въ свою шкатулку даже старыя афиши,- черта, достойная Плюшкина. Устройство его шкатулки, съ ящичками и секретными отд?леніями, напоминаетъ комодъ Коробочки, съ его м?шечкаии для гривенниковъ, двугривенныхъ. Въ школ? Чичиковъ копилъ деньги по методу Коробочки. Мелочность Чичвкова выражается и въ его любопытств?: онъ всегда выспрашиваетъ половыхъ, слугъ, собираетъ всевозможныя св?д?нія "на всякій случай",- такъ, какъ Плюшкинъ собиралъ разные предметы въ своемъ кабинет?.
       "Сострадательность".
      Отм?чаетъ Гоголь, правда, не безъ ироніи, вскользь, еще одну черту – его "сострадательность",- онъ всегда подавалъ нищимъ гроши. Но сострадательность эта "грошовая",- она далека до способности самопожертвованія, отреченія отъ какихъ-нибудь благъ въ пользу ближняго. У Чичикова вообще н?тъ любви къ ближнему. Онъ не возвысился дальше идеаловъ любви семейной, по существу своему, всетаки эгоистическихъ.
       Сложность его натуры.
      Если Гоголь, д?йствительно, хот?лъ на Чичиков? показать возрожденіе порочнаго челов?ка къ добру, то надо сознаться, выборъ героя сд?ланъ былъ имъ удачно. Сложная натура Чичикова богата самыми разнообразными качествами. Изумительная энергія его сочеталась съ умомъ, здравымъ смысломъ, лукавствомъ, большою гибкостью и неутомимостью.
       Оригинальность ума Чичикова.
      Но, кром? всего этого, Гоголь отм?тиль въ немъ "челов?ка-изобр?тателя", способнаго выдумать н?что "новое", сказать обществу, погрязшему въ косности, свое новое, хотя и преступное слово. У Чичикова н?тъ косности,- его умъ свободенъ и фантазія крылата. Но все это качества, такъ сказать, "нейтральныя",- они могугь быть равно направлены на зло и добро. Но Гоголь отм?тилъ въ душ? своего героя наличность сознательности,- Чичиковъ знаетъ, что совершаетъ зло, но ут?шаетъ себя мыслью, что "д?ланіе зла" въ его жизни – лишь "переходный моментъ". Въ этомъ ум?ніи отличить "добро" и "зло" – кроется источникъ возрожденія Чичикова. Оно т?мъ для него легче, что, въ сущности, жизненные идеалы ("чистое семейное счастье") его были если не особенно высоки, то, все же, безупречны. Къ тому же въ душ? его есть мягкіе элементы поэзіи и мечтательности. В?роятно, на вс?хъ этихъ положительныхъ качествахъ Чичикова желалъ Гоголь построить его возрожденіе.
       Другія д?йствующія лица въ поэм?.
      Въ первой части своей поэмы Гоголь, кром? Чичикова, вывелъ ц?лый рядъ пом?щиковъ и чиновниковъ,- между пом?щиками есть хозяйственные (Собакевичъ, Коробочка) и безд?льные, разоряющіе свое хозяйство (Маниловъ, Ноздревъ, Плюшкинъ); между чиновниками есть безобидные (губернаторъ, вышивающій по тюлю, почтмейстеръ, прокуроръ и др.), есть плуты и взяточники различныхъ отт?нковъ, добродушные и злостные,- но н?тъ "челов?ка" въ томъ высокомъ значеніи этого слова, которое связываетъ Гоголь съ этимъ понятіемъ, когда рисуетъ своихъ уродовъ въ первой части "Мертвыхъ душъ". Критикуя Плюшкина, Гоголь даетъ намъ понять, что съ словомъ "челов?къ" онъ соединяетъ существо, полное благородныхъ движеній души, над?ленное яснымъ сознаніемъ того, что такое жизнь, каковы ея смыслъ и ц?ль (размышленія Чичикова по случаю смерти прокурора), каковы обязанности челов?ка къ семь?, обществу, государству. Ни y кого изъ этихъ перечисленныхъ лицъ н?тъ сознанія "долга" {Ср. разсужденія Костанжогло о "долг?" пом?щиковъ, р?чь генералъ-губернатора о долг? чиновниковъ, Муразова – о долг? челов?ка.} передъ родиной и людьми,- и, въ этомъ отношеніи, Чичиковъ головой стоитъ выше ихъ вс?хъ. Вс? они ведутъ безсознательную, пошлую жизнь, день за днемъ; духовные интересы ихъ ничтожны. "Темный уголокъ" Руси, изображенный въ "Ревизор?",- въ "Мертвыхъ Душахъ" разросся въ обширное "темное царство".
       Собакевичъ.
      Въ лиц? Собакевича Гоголь вывелъ дворянина-"кулака", захолустнаго медв?дя, грубаго, плутоватаго (пом?стилъ въ списокъ мужиковъ бабу, подд?лавъ имя). Духовныхъ интересовъ y него н?тъ никакихъ,- его "душа" проситъ только ?ды, основательной, богатырской… Къ людямъ онъ относится съ недов?ріемъ (сцена съ расплатой Чичикова и распиской); онъ – большой пессимистъ и ругатель. Къ "просв?щенію" онъ относится критически, понимая, впрочемъ, подъ "просв?щеніемъ" только модную изысканность блюдъ во вкус? французской куіни. Челов?къ онъ практическій, хитрый,- сразу понимаетъ, въ чемъ д?ло; ловко обд?лываетъ свои д?ла. Но хозяинъ онъ хорошій,- и самъ онъ живетъ въ тепл? и сытости, и крестьяне y него сыты и здоровы; онъ бережетъ ихъ съ эгоистической точки зр?нія, какъ необходимый ему рабочій скотъ.
       Коробочка.
      Хорошей, домовитой хозяйкой представляется Коробочка; но это челов?къ другого масштаба,-все въ ней мелко: и душа, и жизнь ея, и хозяйство… Глупая и темная старуха, суев?рна, в?рящая въ чорта, она ловко устраиваетъ свое существованіе, потому что, при всей своей глупости, она хитра, разсчетлива, осторожна; къ людямъ она тоже относится подозрительно, недов?рчиво; подобно Собакевичу, она всегда "насторож?", уб?жденная въ душ?, что челов?къ челов?ку – врагъ (homo homini lupus est). Это черствое, суровое міросозерцаніе она хитро и ум?ло прикрываетъ своею слезливостью, жалобами на вдовью безпомощность; она б?днится изъ хитрости, a въ комод? ея, вм?ст? со всякими старыми юбками, лежатъ и толст?ютъ м?шечки съ гривенниками и двугривенными. Она – такая же скопидомка, какъ Собакевичъ, и такъ же жиловата, какъ онъ, несмотря на все свое вн?шнее добродушіе, даже гостепріимство (впрочемъ, блинами она угощаетъ Чичикова въ разсчет?, что онъ будетъ закупать y нея разные товары). Ko всякимъ "новшествамъ" она, какъ и Собакевичъ, относится съ недов?ріемъ; y обоихъ слишкомъ узокъ даже хозяйственный кругозоръ, y обоихъ полное отсутствіе фантазіи, ширины и свободы замысловъ.
       Плюшкинъ.
      Въ лиц? Плюшкина вывелъ Гоголь скрягу-психопата; онъ указалъ въ этомъ жалкомъ старик? ужасныя сл?дствія страсти "пріобр?тать" безъ ц?ли,- когда само пріобр?теніе д?лается ц?лью, когда теряется смыслъ жизни. Гоголь подробно разсказываетъ намъ, какъ изъ разумнаго практическаго челов?ка, нужнаго для государства и семьи, Плюшкинъ обращается въ "наростъ" на челов?честв?, въ какую-то отрицательную величину, въ "прор?ху"… Для этого ему нужно было только утратить смыслъ жизни. Прежде онъ работалъ для семьи. Его идеалъ жизни былъ тотъ же, что и y Чичикова,- и онъ былъ счастливъ, когда шумная, радостная семья встр?чала его, возвращающагося отдохнуть домой. Потомъ жизнь его обманула,- онъ остался одинокимъ, злобнымъ старикомъ, для котораго вс? люди казалисъ ворами, лгунами, разбойниками. Н?которая наклонность къ черствости съ годами увеличивалась, жестче д?лалось сердце, тускн?лъ прежде ясный хозяйственный глазъ,- и Плюшкивъ потерялъ способность различать крупное отъ мелкаго въ хозяйств?, нужное отъ ненужнаго,- все вниманіе, всю свою бдительность устремилъ онъ на домашнее хозяйство, на кладовыя, ледники… Тогда, какъ крупнымъ хл?бнымъ хозяйствомъ пересталъ онъ заниматься,- я хл?бъ, главное основаніе его богатства,- годами гнилъ въ сараяхъ, собиралъ онъ всякую рухлядь въ своей кабинетъ, даже y своихъ же мужиковъ кралъ ведра и друія вещи… Онъ терялъ сотня, тысячи, такъ какъ не хот?лъ уступять копейки, рубля. Онъ выжилъ совс?мъ изъ ума, и душа его, никогда не отличавшаяся величіемъ, совс?мъ измельчала и опошл?ла. Плюшкинъ сд?лался рабомъ своей страсти, жалкимъ скрягой ходящимъ въ лохмотьяхъ, живущимъ впроголодь. Нелюдимый, угрюмый, доживалъ онъ свою ненужную жизнь, вырвавъ изъ сердца даже родительскія чувства къ д?тямъ.
       "Плюшкинъ" и "Скупой Рыцарь".
      Плюшкина можно сопоставить со "скупымъ рыцаремъ" Пушкина, съ тою только разницею, что y Пушкина "скупость" представлена въ трагическомъ осв?щеніи,- y Гоголя въ комическомъ. Пушкинъ показалъ, что сд?лало золото съ челов?комъ доблестнымъ, челов?комъ крупнымъ,- Гоголь показалъ, какъ извратила копейка обыкновеннаго, "средняго челов?ка"…
       Остатки св?та въ душ? Плюшкина.
      Впрочемъ, Гоголь, такъ гуманно относящійся ко вс?мъ людямъ, даже къ падшимъ, не удержался отъ того, чтобы не бросить одного луча св?та въ деревянное сердце своего героя,- когда Плюшкинъ вспомнилъ свое д?тство, школу, товарищей,- на минуту согр?лось его сердце, тепл?е сд?лался его потухшій взоръ. Такъ въ сердц? скупого барона воспоминаніе о былой дружб? съ умершимъ герцогомъ, о дняхъ боевой славы, тоже согр?раетъ охлад?вшее сердце.
       Маниловъ; историческое значеніе этого типа.
      Интересный образъ представляетъ собою Маниловъ. Самъ Гоголь призналъ, что рисовать такіе характеры очень трудно. Въ немъ не было ничего яркаго, р?зкаго, бросающагося въ глаза. Такихъ расплывчатыхъ, неопред?ленныхъ образовъ много въ св?т?, говоритъ Гоголь; на первый взглядъ они похожи другъ на друга, но стоитъ вгляд?ться въ нихъ, и только тогда усмотришь "много самыхъ неуловимыхъ особенностей". "Одинъ Богъ разв? могъ сказать, какой былъ характеръ Манилова",- продолжаетъ Гоголь.- "Есть родъ людей, изв?стныхъ подъ именемъ: "люди такъ себ?, ни то, ни ce – ни въ город? Богданъ, ни въ сел? Селифанъ". Изъ этихъ словъ мы заключаемъ, что главное затрудненіе для Гоголя представляло не столько вн?шнее опред?леніе характера, сколько внутренняя оц?нка его: хорошій челов?къ Маниловъ, или н?тъ? Неопред?ленность его и объясняется т?мъ, что онъ ни добра, ни зла не д?лаетъ, a мысли и чувства его безупречны. Онъ – мечтатель, сентименталистъ; онъ напоминаетъ собою безчисленныхъ героевъ различныхъ сентиментальныхъ, отчасти романтическихъ романовъ и пов?стей: т? же мечты о дружб?, о любви, та же идеализація жизни и челов?ка, т? же высокія слова о доброд?тели, и "храмы уединеннаго размышленія", и "сладкая меланхолія", и слезы безпричинныя и сердечные вздохи… Приторнымъ, слащавымъ называетъ Гоголь Манилова; скучно съ нимъ всякому "живому" челов?ку. Совершенно такое же впечатл?ніе производитъ на челов?ка, избалованнаго художественной литературой XIX в?ка, чтеніе старыхъ сентиментальныхъ пов?стей,- та же приторность, та же слащавость и, наконецъ, скука.
      Но сентиментализмъ y насъ захватилъ н?сколько покол?ній, и потому Маниловъ – живой челов?къ, отм?ченный не однимъ Гоголемъ. Гоголь только отм?тилъ карикатурную сторону этой созерцательной натуры,- онъ указалъ на безплодность жизни сентиментальнаго челов?ка, живущаго исключительно въ мір? своихъ тонкихъ настроеній. И вотъ, тотъ образъ, который для людей конца XVIII в?ка считался идеальнымъ, подъ перомъ Гоголя предсталъ "пошлякомъ", коптителемъ неба, живущимъ безъ пользы родин? и людямъ, не понимающимъ смысла жизни… Маниловъ – карикатура на "прекраснодушнаго челов?ка" (die sch?ne Seele), это изнанка Ленскаго… Недаромъ самъ Пушкинъ, рисуя поэтическій образъ юноши, боялся, что если бы онъ остался въ живыхъ, подольше пожилъ впечатл?ніями русской д?йствительности, то подъ старость, отяжел?въ отъ сытной, безд?льной жизни въ деревн?, закутанный въ халатъ, онъ легко обратился бы въ "пошляка". И Гоголь нашелъ, во что онъ могъ бы обратиться – въ Манилова.
      Ц?ли жизни y Манилова н?тъ,- н?тъ никакой страсти – оттого н?тъ въ немъ задора, н?тъ жизви… Хозяйствомъ онъ не занимался, мягкій и гуманвый въ обращеніи съ крестьянами, онъ ихъ подчинилъ полному произволу приказчика-плута, и имъ отъ этого было нелегко.
      Чичиковъ легко понялъ Манилова и ловко разыгралъ съ нимъ роль такого же "прекраснодушнаго" мечтателя; онъ засыпалъ Манилова витіеватыми словами, очаровалъ н?жностью своего сердца, разжалобилъ жалкими фразами о своей б?дственной судьб? и, наконецъ, погрузилъ его въ міръ мечты, "паренія", "духовныхъ наслажденій"… "Магнетизмъ души", грезы о в?чной дружб?, мечты о блаженств? вдвоемъ философствовать въ т?ни вяза,- вотъ, мысли, чувства и настроенія, которыя въ Манилов? сум?лъ ловко расшевелить Чичиковъ…