Періоды литературной д?ятельности Пушкина.
Литературная д?ятельность Пушкина можетъ быть разд?лена на три періода: а)
періодъ лицейскихъ произведеній,b)
періодъ "міровой скорби"и – с)
періодъ сближенія съ русской д?йствительностью.Съ такимъ д?леніемъ совершенно совпадаетъ посл?довательная см?на увлеченія Пушкина различными художественными школами: а)
псевдоклассицизмомъ,b)
романтизмомъи – с)
реализмомъ{Впрочемъ, это д?леніе должно быть, принято лишь условно: тогда, какъ, наприм?ръ, y Б?линскаго см?на настроеній была такъ радикальна, что, увлекаясь однимъ, онъ р?шительно все прерывалъ съ другимъ,- Пушкинъ, при его разностороиности, въ періодъ классицизма, является иногда "реалистомъ", a въ періодъ реализма могъ возвращатъся и къ классицизму, и кь романтизму. Т?мъ не мен?е, указанное мною д?леніе можеть быть принято, такъ какъ основано
на преобладаніи(а
не на исключительности)опред?ленныхъ художественныхъ міровоззр?ній y Пушкина въ изв?стный періодъ его жизни.}.
а) Лицсйскій періодъ. Французская "легкая поэзія".
а)
Лицейскій періодъ творчества Пушкина(преобладаніе псевдоклассическихъ вліяній). Выше было указано, что въ родномъ дом? мальчика окружали французскія вліянія: преклоненіе передъ Мольеромъ, Корнелемъ и Расиномъ и увлеченіе французской "легкой поэзіей",- вотъ, атмосфера, въ которой воспитывались д?тскіе литературные вкусы Пушкина. Объ этой "легкой поэзіи" приходилось не разъ говорить выше {См. мою Исторію руcской cловесности, ч. II, 29, 57, 117 и др. "Легкая поэзія (po?sies l?g?res, po?sies fugitives, vers de soci?t?) стихотворныя шалости любовнаго, или шутливаго, характера (п?сни Анакреона, Овидія, мадригалы, стансы, сонеты, тріолеты, рондо); Хлои и Дафнисы, Психеи и Амуры, Нимфы и Сатиры – любимые образы этой поэзіи. Во Франціи произведеніями въ такомъ род? особенно прославились Лафонтенъ, Шолье, Жанъ-Батистъ-Руссо, Вольтеръ и Парни.}. Ей отдали дань почти вс? русскіе лирики-псевдоклассики, начиная съ Сумарокова. "Остроумная, слегка сентиментальная, и, въ то же время, часто прозрачно-циничная, эта поэзія, повторяя шутки древности, въ пастушескихъ эклогахъ, эпиграммахъ, насм?шливыхъ эпитафіяхъ, красиво и граціозно воплотила забавы утонченнаго французскаго ума: подъ прикрытіемъ шалостей греческихъ пастуховъ и пастушекъ, Дафнисовъ и Хлой, или веселыхъ олимпійцевъ, р?звыхъ нимфъ и сатировъ – часто изображались д?йствительныя похожденія тогдашнихъ маркизовъ и маркизъ" (II, 57).
У насъ въ Х?III в. эта поэзія им?ла большой усп?хъ: и если "серьезная" лирика (ода), уступая натиску времени, теряла свой возвышенный, строго-величавый характеръ и, наполняясь новымъ содержаніемъ, приближалась къ "поэзіи д?йствительности", то еще большую свободу, въ этомъ направленіи, им?ла "легкая поэзія".
Популярность ея y насъ въ XVIII в. Вліяніе этой поэзіи на Пушкина. Взглядъ на поэзію.
Время Екатерины, время беззаботнаго, изысканнаго прожиганія жизни, в?роятно, особенно способствовало популярности y насъ этихъ стихотворныхъ безд?лушекъ, переводныхъ, подражательныхъ и оригинальныхъ. Такими "безд?лушками" увлекался и отецъ Пушкина, и дядюшка его Василій Львовичъ, небезызв?стный, въ то время, поэтъ; въ отцовской библіотек? мальчикъ нашелъ почти полный подборъ подобныхъ произведеній; ими онъ зачитывался, ихъ выучилъ "наизусть". Немудрено, что рано стали грезиться ешу шаловливыя нимфы, фавны, сатиры… Поэзія олицетворилась для него въ вид? античнаго бога Феба,- или "музы-вакханочки": онъ бредилъ греческой ми?ологіей и легко усвоилъ избитые термины классической и псевдоклассической поэзіи: "лира", "пою", поэтъ-"жрецъ" и пр.
Подъ вліяніемъ этой жизнерадостной, беззаботной поэзіи, онъ даже въ сочиненіяхъ Вольтера не усмотр?лъ серьезнаго содержанія, и оц?нилъ только его остроуміе, его блестящій тонкій цинизмъ. За вольтеровскимъ см?хомъ онъ не подм?тилъ того безпросв?тнаго пессимизма, который за нимъ скрывался. Да это и понятно: въ этотъ періодъ жизни Пушкинъ былъ далекъ отъ "пессимизма": "эпикуреизмъ" классической и псевдоклассической поэзіи,- вотъ, что его пл?няло.
Творчество Пушкина въ лице?. Его философія.
Онъ продолжалъ "творить" и въ ст?нахъ лицея. Прекрасно усвоилъ онъ ученіе "эпикурейцевъ" и не разъ въ своихъ раннихъ юношескихъ стихахъ рекомендуетъ себя поклонникомъ этой ут?шительной системы. За это онъ называетъ себя "мудрецомъ", "апостоломъ мудрой в?ры", "л?нивымъ философомъ", "поэтомъ сладострастья", "сыномъ н?ги"… Охотно расточаетъ онъ наставленія, въ род? сл?дующихъ: "наслаждайся, наслаждайся! чаще кубокъ наливай, страстью пылкой утомляйся и за чашей отдыхай!" "любви н?тъ бол? счастья въ мір?" "безъ вина зд?сь н?тъ веселья, н?тъ и счастья безъ любви"; ловить "р?звое счастье", расточать безъ боязни "жизни дни златые", "играть", забывая печали, искать истины "на дн? бокала",- вотъ, что сов?товалъ друзьямъ юный "парнасскій волокита". Этотъ "безпечный Пинда пос?титель" тогда легко смотр?лъ на свою поэзію: муза его – "вакханочка", его "ц?вница" – "мечтаній сладостныхъ п?вица", его посланія "летучія", стихи его "в?тренные", веселиться – его "законъ"… Онъ "только съ музой н?жится младой", своимъ произведеніямъ онъ не придаетъ особаго значенія,- они "плоды веселаго досуга", "не для безсмертья рождены, для самого себя, для друга, да для Темиры молодой". Онъ самъ откровенно указываетъ, откуда пришли къ нему эти беззаботныя настроенія – онъ себя называетъ "насл?дникомъ поэзіи" Лафора, Шолье, Парни. Ихъ онъ именуетъ "врагами труда, заботъ, печали"; эти "сыны безпечности л?нивой" были ему "любезны"; "муза праздности счастливой в?нчала ихъ", "веселыхъ грацій перстъ игривый" "оживлялъ ихъ младыя лиры",- и нашъ молодой поэтъ, по его словамъ, увлекаемый ими, "крался всл?дъ за ними", покоренный ихъ легков?сной славой {Ср. стихи "Посланіе къ Галичу", "Посланіе къ Ив. Ив. Пущину", "Мое зав?щаніе", "Городокъ". "Къ Батюшкову'', "Гробъ Анакреона", "Посланіе къ Юдину", "Моему Аристарху".}. Изъ русскихъ писателей особенно увлекалъ юношу Батюшковъ, который въ первомъ період? своего творчества былъ такимъ же беззаботнымъ п?вцомъ эпикуреизма.
Содержаніе его поэзіи.
Ц?лый рядъ произведеній Пушкина, въ которыхъ д?йствующими лицами являлись пастухи и пастушки, нимфы и сатиры, былъ результатомъ этого преклоненія передъ Парни и КR. {Ср. стихи: "Леда", "Блаженство", "Гробъ Анакреона", "Фавнъ и Пастушка", Амуръ "и Гименей", "Фіалъ Анакреона", "Торжество Вакха".}. Даже мрачной, холодной поэзіей Оссіана увлекся онъ въ перед?лкахъ Парни {Ср. стихи: "Кольна", "Эвлега", "Осгаръ".}. Произведенія автобіографическаго содержанія проникнуты такимъ же безоблачнымъ настроеніемъ: вино, любовь и дружба,- вотъ, единственные мотивы этихъ произведеній; къ нимъ относятся вс? многочисленныя посланія его къ друзьямъ и красавицамъ, мимоходомъ пл?нявшимъ его легко-воспламеняющееся сердце.
Фантазія поэта.
Надо, впрочемъ, добавить, что многія изъ т?хъ шумныхъ и широкихъ развлеченій, которыя восп?валъ Пушкинъ во время пребыванія своего въ лице?, относились къ области "фантазіи". Онъ самъ не разъ признается, что въ ранней юности былъ большимъ "фантазеромъ-мечтателемъ"
"Фантазія, тобою
Одной я награжденъ!
– восклицаетъ онъ въ одномъ произведеніи; себя онъ называетъ "невольникомъ мечты младой", говоритъ, что "мечта – младыхъ п?вцовъ уд?лъ". Въ мечтахъ онъ обладалъ тогда "вс?ми радостями земными". Юношу тянуло въ очарованный міръ фантазіи, туда, "гд? міръ одной мечт? послушный". Что это былъ за міръ,- мы вид?ли: д?йствительная жизнь была куда скучн?е и скромн?е,- т?мъ "прекрасн?е" былъ "міръ мечты": онъ казался ему роскошнымъ садомъ, гд? не переводятся цв?ты – увядаетъ одинъ, расцв?таетъ другой… Хлои см?няются Доридой, любовь – виномъ. Юноша-поэтъ, окрыляемый фантазіей, вид?лъ себя въ роскошномъ хоровод? красавицъ, въ кругу друзей, гд? царятъ тонкія анакреонтическія настроенія. Отуманенный этой оранжерейной атмосферой, не им?вшей ничего общаго съ д?йствительностью, онъ п?лъ восторженную п?снь безмятежному эпикуреизму…
Эпикуреизмъ Пушкина посл? лицея.
Поздн?е, когда онъ кончилъ лицей и вступилъ въ жизнь,этотъ "эпикуреизмъ" выразился въ самомъ безшабашномъ прожиганіи жизни, – тогда поэтъ пересталъ восп?вать безт?лесныхъ Хлой и Доридъ, сталъ восп?вать живыхъ женщинъ и живую любовь, мало общаго им?ющую съ т?мъ отвлеченнымъ, фантастическимъ чувствомъ, съ которымъ онъ носился въ лице?.
Но, повторяю, никогда Пушкинъ не былъ въ исключительномъ подчиненіи y однихъ настроеній,- если "эпикурейскіе" мотивы были типичными для этой эпохи, то нельзя умолчать и о другихъ, зам?тно опред?лившихся въ этотъ періодъ въ его творчеств?.
Вліяніе войны 1812-14 гг. на творчество Пушкина.
Отечественная война даже съ н?жной лиры Жуковскаго сорвала н?сколько могучихъ аккордовъ. Т?мъ понятн?е "героическія" настроенія y бол?е разносторонняго и впечатлительнаго Пушкина. И вотъ, рядъ прочувствованныхъ патріотическихъ произведеній написано имъ въ честь войнъ 1812-го и 1814-го годовъ {"Воспоминанія въ Царскомъ Сел?", "Наполеонъ на Эльб?", "На возвращеніе Государя Императора изъ Парижа въ 1814 году".}. Но эти попытки "парить" во сл?дъ Державину остались въ его творчеств? одинокими.
Элегическіе мотивы въ поэзіи лицейскаго періода.
Необходимо отм?тить также присутствіе въ его поэзіи лицейскаго періода
элегическихъмотивовъ. Эти мотивы клиномъ вр?заются въ его эпикурейскія настроенія. Они вызваны былш чувствомъ чистой любви, которая впервые охватила Пушкина въ ст?нахъ лицея. Этому чувству посвящено н?сколько произведеній, грустныхъ и возвышенныхъ по настроенію {"Посланіе къ кн. Горчакову", "Разлука", "Уныніе", "Элегія", "Я думалъ". Кром? того, объ этомъ чувств? говоритъ онъ въ стихотвореніяхъ: "На?здники", "Желаніе", "Осеннее утро", "Разлука", "Элегія", "Наслажденіе", "Окно" и др.}. Несчастная любовь отравила его радость,- онъ теперь называетъ себя на жизненномъ пиру "гостемъ угрюмымъ", "душа y него больная"; "одной слезы" оказалось достаточно, чтобъ "отравить бокалъ"; "уснувъ лишь разъ,- на тернахъ" онъ проснулся…
Реалистическій элементъ въ поэзіи этого періода. "Городокъ".
Характерно, что уже въ эту пору ранняго творчества начали опред?ляться y Пушкина симпатіи къ тому художественному
реализму,которыя впосл?дствіи упрочили за нимъ славу "поэта д?йствительности". Такъ, въ стихотвореніи "Городокъ" поэтъ сум?лъ удачно изобразить трогательную прелесть русскаго захолустья: веселый садъ, съ старыми липами, цв?тущей черемухой и березами, домикъ "въ три комнаты", тишина, лишь изр?дка прерываемая скрипомъ тел?гъ… И жизнь такъ же тиха, "безпорывна" въ этой идиллической обстановк?,- разсказы словоохотливой старушки и добродуншаго инвалида-старика пріятно разнообразятъ эту "святую" тишину. Въ этой жизни ничего н?тъ напоминающаго мотивы и картины псевдоклассической поэзіи,- это – неприкрашенная русская правда, всю красоту которой Пушкинъ, очевидно, сум?лъ прочувствовать еще юношей.
"Но вотъ ужъ полдень.
Въ св?тлой зал?
Весельемъ круглый столъ накрытъ:
Хл?бъ-соль на чистомъ покрывал?,
Дымятся щи, вино въ бокал?
И щука въ скатерти лежитъ…
Сос?ди шумною толпой
Взошли, прервали тишину…
"Сонъ".
Въ другомъ стихотвореніи "Сонъ" опять передъ нами чисто-русскій деревенскій пейзажъ:
"Какъ утро зд?сь прекрасно!
Въ тиши полей, сквозь тайну с?нь дубравъ,
Какъ юный день сіяетъ гордо, ясно!
Св?тл?еть все; другъ друга перегнавъ,
Журчатъ ручьи, блестятъ луга безмолвны:
Еще роса подъ св?жей муравой,
Златыхъ озеръ недвижно дремлютъ волны…
Значеніе пушкинскихъ эпиграммъ. Политическія стихотворенія. "Къ Чаадаеву".
Еще въ лице? Пушкинъ сталъ сочинять эпиграммы на различныя событія и д?ятелей лицейской жизни. По окончаніи лицея эти эпиграммы юноши-поэта пріобр?таютъ бол?е серьезный характеръ,- ими онъ разитъ теперь не только личныхъ своихъ враговъ,- но и принципіальныхъ противниковъ его литературнаго и политическаго либерализма: поражая противниковъ "Арзамаса" и враговъ Карамзина, онъ такъ же дерзко нападаетъ на тогдашнихъ вожаковъ русской государственной жизни – Аракчеева, Фотія, Голицына. Значеніе этихъ см?лыхъ и злыхъ стишковъ громадно,- они были в?рнымъ отраженіемъ того недовольства политикой императора Александра, которое созр?вало въ сознаніи либеральной части русскаго общества. Но, кром? этихъ стихотворныхъ "проказъ", написалъ Пушкинъ въ это время и три серьезныя политическія стихотворенія: "Къ Чаадаеву", "Деревня" и "Вольность". Вс? они сложились, очевидно, подъ живымъ впечатл?ніемъ чьихъ-то горячихъ искреннихъ р?чей, случайнымъ слушателемъ которыхъ удалось быть Пушкину. Отзывчивый, какъ всегда, Пушкинъ, въ минуты подъема, настраивалъ свою "изн?женную", шаловливую лиру на возвышенный ладъ, и тогда мечты о конституціи, объ освобожденіи крестьянъ,- мечты, модныя въ русскомъ обществ?, находили y него прекрасное воплощеніе въ прочувствованныхъ стихахъ:
Товарищъ! в?рь, взойдетъ она,
Заря пл?нительнаго счастья,
Россія вспрянетъ ото сна!…
"Деревня".
Въ стихотвореніи "Деревня" поэтъ тоскуетъ при вид? "губительнаго позора, нев?жества русской деревни"; его возмущаютъ картины "барства дикаго" и "тощаго рабства". Кончается это стихотвореніе прекраснымъ вопросомъ:
"Увижу-ль я, друзья, народъ неугнетенный,
И рабство, падшее по манію царя,
И надъ отечествомъ свободы
Взойдетъ-ли, наконецъ, прекрасная заря?
"Вольность".
И шутливыя, и серьезныя политическія стихотворенія Пушкина ходили по рукамъ, переписывались, заучивались наизусть. Такая популярность указываетъ, что творчество поэта было в?рнымъ "эхомъ" тогдашней повышенной политической жизни. Съ нимъ пришлось считаться петербургскимъ властямъ, и ода "Вольность" (сочинена въ періодъ отъ 1817 до 1819 г.) послужила предлогомъ для высылки поэта изъ столицы.
"Чернь".
Но если реалистическіе и политическіе мотивы очень зам?тны въ творчеств? Пушкина, – не они характерны для этой эпохи. Онъ, по преимуществу, остается еще "эпикурейцемъ". "Черни презирай ревнивое роптанье" – поучаетъ онъ въ одномъ стихотвореніи, понимая подъ чернью вс?хъ "благоразумныхъ" людей, которые не понимали его эпикуреизма. Такой-же "чернью" былъ для него и "высшій св?тъ", весь окованный "приличіями". По-видимому, готовъ онъ къ "черни" отнести и литературныхъ "старов?ровъ", – слишкомъ строгихъ Аристарховъ-псевдоклассиковъ.
Такимъ образомъ, уже въ этотъ первый періодъ опред?лилось въ Пушкин? стремленіе къ независимости чувствъ и мысли,- "чернью", въ его глазахъ, была всякая среда, которая дерзала накладывать свое "veto" на свободное пользованіе
вс?ми благамисвободной жизни.
"Русланъ и Людмила".
Преобладающими настроеніями лицейскаго періода проникнуто первое крупное произведеніе Пушкина: "Русланъ и Людмила" (начато въ 1817 году, окончено въ 1819 году).
Литературная исторія поэмы. "Народничество" въ поэзіи XVIII в.
По типу своему, это произведеніе принадлежитъ къ т?мъ поэмамъ и романамъ конца XVIII-го и начала ХІХ-го в?ка, въ которыхъ ясно сказалось тягот?ніе къ творчеству въ "народническомъ" дух?. Для полнаго осуществленія его – нужно было только
понять народъ.Эго сд?лалъ Пушкинъ, но гораздо поздн?е, въ періодъ жизни въ сел? Михайловскомъ. Теперь-же онъ стоялъ такъ же далеко отъ пониманія народа, как Чулковъ, Поповъ, Карамзинъ и др. (см. II ч. моей "Исторіи русской словесности" стр. 293-298). Поэтому вс? эти первыя "народническія произведенія" отразили на себ? вліянія псевдоклассицизма и сентиментализма,- въ такой же м?р? завис?ли они и отъ волшебно-рыцарскихъ романовъ; истинная-же "народность" русская очень слабо выразилась въ этихъ произведеніяхъ. Т?мъ не мен?е въ тягот?ніи къ народному, въ интерес? къ родному творчеству – великій смыслъ "народническаго" направленія. "Русланъ и Людмила" сложился ц?ликомъ подъ вліяніемъ творчества этихъ писателей.
Такимъ образомъ, Пушкинъ былъ неправъ, называя содержаніе своей поэмы "
д?ламидавно минувшихъ дней", "преданьями старины глубокой". Такъ опред?ляя свое произведеніе, онъ стоялъ на той обычной точк? зр?нія, которая не только въ народныхъ былинахъ, но и въ романахъ Чулкова вид?ла поэтическія воспомиванія о д?йствительныхъ фактахъ русскаго прошлаго.
Мы вид?ли уже, что волшебно-рыцарскіе романы Чулкова и Попова и др. т?сно примыкаютъ къ поэмамъ Аріосто, Боярдо, къ романамъ-пародіямъ Виланда ("Оберонъ") и пр., съ т?мъ только отличіемъ, что въ русскія подражанія вставлены имена русскихъ богатырей,- имена, взятыя изъ былинъ, a иногда и вымышленныя.
Построеніе волшебно-рыцарскихъ романовъ, иностранныхъ и русскихъ.
Какъ вс? волшебно-рыцарскіе романы и поэмы ("Амадисы", "Пальмерины", "Влюбленный Роландъ", "Неистовый Роландъ"), такъ и романы Чулкова и Попова построены на шаблонныхъ схемахъ: рыцари разыскиваютъ красавицъ, потащенныхъ чарод?емъ, или какимъ-нибудь насильникомъ. Для освобожденія красавицы нужно преодол?ть рядъ трудностей, испытаній, надо вооружиться особыми "талисманами", "волшебными мечами", "копьями" и пр. Подвигъ, конечно, удается – чарод?й оказывается поб?жденнымъ, и благодарная красавица награждаетъ своею любовью избавителя-рыцаря. Зд?сь и добрые чарод?и, помогающіе герою сов?томъ, или д?ломъ, зд?сь и волшебные замки, съ очарованными красавицами, и соблазны, и ужасы…
Построеніе поэмы Пушкина. Пародіи на волш.-рыц. романы. Поэма Пушкина – пародія. Достоинство поэмы.
Совершенно такъ же построена поэма Пушкина,- сравнительно съ романами Чулкова и Попова, въ ней н?тъ ни одного новаго мотива, нозато она граціозна, удивительно св?жа, вся пропитана тонкимъ остроуміемъ, блещетъ яркостью красокъ и легкой прим?сью изящнаго эпикуреизма, который такъ характеренъ для многихъ пушкинскихъ произведеній лицейскаго періода. Рыцарскіе авантюрные мотивы, которые y многихъ писателей разрабатывались серьезно, въ поэм? Пушкина разработаны шутливо: скептицизмъ ХVIII-го в?ка, вліянія Вольтера, Виланда, Гамильтона, Ла-Фонтена внесли въ юношескую поэму Пушкина эту своеобразную окраску, сближающую поэму Пушкина съ "пародіями" на рыцарскіе романы. Такимъ образомъ, это ироническое отношеніе автора къ содержанію своего произведенія и, въ то же время, полное неум?ніе разобраться, чт
овъ сказочныхъ мотивахъ народнаго происхожденія, чт
окнижнаго,- пом?шали первому произведенію Пушкина сд?латься "народнымъ". Къ достоинствамъ поэмы надо отнести прекрасную форму этого произведенія, легкій, игривый стиль, бодрое, задорное настроеніе, которое пронизываетъ всю поэму, ярко и полно отразившую на себ? идеалы и настроенія лицейскаго періода.
Отношеніе русскаго общества къ поэм?.
Поэма была принята русской публикой восторженно – ясное доказательство того, что она пришлась по плечу русскому обществу,- въ ней вид?ли старое, изв?стное, но сказанное на новый ладъ, возведенное въ д?йствительную красоту.
а) Сочувственные отзывы о ней. b) Отрицательные.
Впрочемъ, критика русская разд?лилась на два лагеря – одни восхваляли поэму, другіе ее осуждали. Жуковскій, посл? прочтенія поэмы, подарилъ Пушкину свой портретъ, съ надписью: "поб?дителю-ученику отъ поб?жденнаго учителя". Другой "арзамасецъ" Воейковъ написалъ длинный разборъ поэмы, въ которомъ ее превознесъ, какъ произведеніе, въ "романтическомъ" дух? написанное; онъ нашелъ въ поэм? и нравственную ц?ль, которая достигнута поэтомъ, такъ какъ злод?йство оказалось наказаннымъ, а доброд?тель торжествующей… Но Воейковъ не удержался и отъ упрековъ,- онъ нашелъ, что поэтъ недостаточно ц?ломудренъ: "онъ любитъ проговариваться, изъясняться двусмысленно, намекать, употреблять эпитеты: "нагіе", "полунагіе", говоря даже о холмахъ и сабляхъ – напр.: "холмы нагіе", "сабли нагія"; онъ безпрестанно томится какими-то желаніями, сладостными мечтами и пр." Такъ наивно судилъ о поэм? Пушкина ея поклонникъ: онъ увидалъ въ ней "романтизмъ", котораго тамъ не было,- "нравоучительность", которая отсутствовала, и безнравственность тамъ, гд? была только игра молодой фантазіи. Еще курьезн?е отзывы о поэм? ея противниковъ. Одинъ изъ нихъ хулилъ поэму съ точки зр?нія псевдоклассицизма; попутно онъ высказывается и о народныхъ сказкахъ; ихъ онъ называетъ "плоскими шутками старины", несм?шными, и незабавными, а отвратительными по своей грубости. Поэтому и поэма Пушкина показалась ему произведеніемъ вульгарнымъ, недостойнымъ печати. Онъ восклицаетъ: "позвольте спросить: если бы въ Московское Благородное Собраніе какъ-нибудь втерся (предполагаю невозможное возможнымъ) гость съ бородою, въ армяк?, въ лаптяхъ и закричалъ бы зычнымъ голосомъ: "здорово, ребята!" – неужели бы стали такимъ проказникомъ любоваться!". Такимъ же "неприличіемъ" показался ему литературный дебютъ Пушкина.
Въ чемъ "новизна" поэмы?
Очень важно, что для стариковъ-псевдоклассиковъ поэма Пушкина показалась "проказникомъ",- это и было "новое слово", внесенное Пушкинымъ; за это превознесли его друзья-арзамасцы, за это на него напали старики. Вся сотканная изъ старыхъ поэтическихъ формулъ, поэма Пушкина была нова своимъ свободнымъ отношеніемъ къ литературнымъ традиціямъ; она не была романтическимъ произведеніемъ {Фантастика поэмы не та, съ которой явился романтизмъ. Романтизмъ относится къ своимъ чудесамъ съ "в?рой" (ср. сочиненія Жуковскаго),- между т?мъ, у Пушкина отношеніе къ фантастик? то, что мы встр?чаемъ въ волшебныхъ сказкахъ Х?III-го в?ка – скептическое, ироническое.}, но она была "вызовомъ" творчеству "старому", связанному правилами, подчиненному морали,- тусклому и однообразному… Тотъ фактъ, что около этого юнаго произведенія въ русской критик? разгор?лаь ожестченная полемика, доказываетъ всю важность поэмы.
b) Пушкинъ на юг?. Психологическія основаніа "міровой тоски" у Пушкина.
b) Пушкинъ на юг? (періодъ міровой скорби). Пушкинъ на юг? подчинился вліянію поэзіи "міровой скорби". Обстоятельства его жизни сложились такъ, что для пессимизма почва была хорошая. Неожиданно попавъ въ опалу, онъ, беззаботный и безмятежный эпикуреецъ, увидалъ оборотную сторону жизни,- непрочность своего положенія, полную зависимость отъ властей; онъ уб?дился, что многіе "друзья" отшатнулись отъ него, опальнаго поэта, увидалъ, что героини его легкихъ п?сноп?ній скоро забыли его… Все это были слишкомъ сильные удары для дов?рчиваго юноши, и разочарованіе въ людяхъ надвинулось на него. Знавалъ онъ и раньше приступы тоски, но тогда она лишь легкой т?нью проносилась надъ его эпикурействомъ,- теперь она, правда, ненадолго, сд?лалась господствующимъ настроеніемъ, опред?лившимъ типичныя черты его творчества на юг?.
Историческія и литературныя основанія "міровой тоски". "Рене" Шатобріана.
"Міровая скорбь" коренится еще въ середин? ХVIII-го в?ка. В?къ французской философіи былъ эпохой блестящей, самодовольной цивилизаціи,- эпохой холодной и умной, по своимъ уб?жденіямъ, впрочемъ, не всегда глубокимъ и потому шаткимъ. Въ вожакахъ эпохи было мало любви и страсти,- "много логики". Этотъ в?къ, додумавшійся до безпросв?тнаго матеріализма, челов?ка представившій, какъ машину ("L'homme machine"), умудрился не только на всю жизнь челов?ка, всего государства, но и на жизнь міра смотр?ть такъ же просто и близоруко. Руссо, во имя забытаго "чувства", выразилъ свой протестъ, – онъ обрушился на эту холодную, разсудочную культуру,- онъ призналъ, что цивилизація д?лаетъ людей "несчастными"… Это признаніе и было зерномъ, изъ котораго развернулась европейская "міровая скорбь". На первыхъ порахъ ученики Руссо попытались бороться съ разсудочностью в?ка, съ ложью и односторонностью цивилизаціи – во имя идеаловъ правды, простоты и любви. Въ Германіи эти сторонники Руссо создали настроеніе "Sturm und Drang'a", во Франціи – ту революцію, которая должна была перестроить всю жизнь на началахъ любви, на проведеніи въ жизнь идеаловъ "равенства", "братства" и "свободы". Въ Германіи это увлеченіе протестомъ, увлеченіе своей "свободной личностью", привело къ Вертеру, разочарованному юнош?, который кончаетъ свои дни самоубійствомъ. На земл? ему н?тъ м?ста – или онъ долженъ смириться, какъ смирились Гете, Шиллеръ и другіе. Во Франціи разочарованіе выразилось еще сильн?е,- революція показала, что апостолы прекрасныхъ словъ: "свобода", "равенство" и "братство" часто оказывались самыми обыкновенными тиранами, необузданными и свир?пыми… Революція разбудила въ обществ? вс? темныя силы, и недавній гражданинъ-идеалистъ предсталъ зв?ремъ. И вотъ, насколько прежде была безгранична въ людяхъ в?ра въ себя и въ ближняго, настолько теперь стало безгранично ихъ отчаянье. Онъ озлобился противъ людей, виновниковъ этого несчастія, сталъ презирать ихъ и ненавид?ть, отъ любви перешелъ къ вражд?, къ холодному индифферентизму и кончилъ самымъ мрачнымъ осужденіемъ жизни… Его скорбь объ этомъ мір? дошла до крайнихъ пред?ловъ,- она превратила его въ скептика и мизантропа. И революція, и имперія Наполеона одинаково вели къ этому антиобщественному настроенію. "Рене" Шатобріана, этотъ разочарованный эгоистъ, бросающій родину и уходящій отъ людей въ л?са и степи Америки – лучшій представитель этого настроенія.
Поэзія Байрона.
Поэзія Байрона была вовымъ словомъ "міровой скорби". Если его предшественники-"скорбники" ограничивались жалобами, или удаленіемъ отъ людей, отъ цивилизованнаго міра,- то Байронъ выступилъ съ "протестомъ", съ "вызовомъ"… Апостолъ "свободы", защитникъ униженныхъ и оскорбленныхъ, сл?довательно, челов?къ гуманный – онъ часто знаетъ настроенія яркой мизантропіи – тогда онъ не находитъ для людей словъ любви. Въ такія минуты онъ создаетъ своихъ мрачныхъ титановъ-героевъ, сердца которых полны ненависти къ челов?честву, или холоднаго равнодушія. Такіе герои отрицаютъ любовь и состраданіе считаютъ слабостью. И вотъ, изъ "эгоиста", на нашихъ глазахъ, выростаетъ "эготистъ", т. е. независимая личность, гордая, сильная, которой не надо людей, не надо общества,- это – титанъ-"сверхчелов?къ", стоящій выше людскихъ законовъ и обычаевъ. Такимъ образомъ, "байронизмъ",- изъ вс?хъ видовъ "міровой скорби" является самымъ сложнымъ: онъ складывается изъ "разочарованія" въ жизни, въ людяхъ, въ культур?, изъ "протеста", который выразился въ пропов?ди "свободы", и, наконецъ, изъ "культа личности", переходящаго въ крайній "эготизмъ".
Пушкинъ и Шатобріанъ. Пушкинъ и Байронъ. "Погасло дневное св?тило" и "П?снь Чайльдъ-Гарольда".
Съ поэзіей "міровой скорби" Пушкинъ познакомился еще въ Петербург?: Шатобріанъ, съ его Рене, былъ ему давно изв?стенъ, и, быть можетъ, въ минуты утомленія отъ жизни, уже тогда отражался въ его радостномъ творчеств? с?рыми тонами. Теперь для этихъ настроеній почва была благодарная: Пушкинъ былъ оторванъ отъ прежней жизни, въ ней онъ им?лъ основанія разочароваться; оставалась въ сердц? пустота,- лучшая почва для разочарованія. Любопытно, что подъ вліяніемъ литературныхъ образовъ, Пушкинъ сталъ воображать себя
добровольнымъизгнанникомъ, подобно Рене,
по своей вол?покинувшимъ прежнюю жизнь. Какъ разъ въ это время подошло увлеченіе Байрономъ,- этимъ геніальнымъ ученикомъ Шатобріана. Гордая муза англійскаго скорбника, полная презр?нія, даже вражды къ челов?честву, нашла отзвукъ въ впечатлительной душ? поэта; онъ зналъ уже раньше первые приступы этого "презр?нія" къ "черни" – теперь, когда судьба оторвала его отъ толпы, когда онъ былъ далекъ отъ нея, отъ ея вліяній,- онъ т?мъ сильн?е могъ ощутить это "презр?ніе" къ людямъ, къ ихъ культурной жизни, къ чувствамъ "минутной дружбы" и "минутной любви"… Спокойная жизнь въ радушной семь? Раевскихъ, живыя впечатл?нія Кавказа и Крыма, пестрота кишиневскихъ и одесскихъ впечатл?ній ослабили остроту этого разочарованія, спасли сердце Пушкина отъ байроновскаго озлобленія, отъ его безпощадной жесткости. Впрочемъ, и сердце Пушкина, мягкое и любящее, было не байроновскаго склада – онъ могъ лишь "байронствовать", но не могь перевоплотиться въ Байрона. Даже тогда, когда онъ самъ считалъ себя посл?дователемъ Байрона, онъ, на самомъ д?л?, шелъ за Шатобріаномъ и его "Рене". Стоитъ сравнить элегію Пушкина "Погасло дневное св?тило", которую онъ самъ назвалъ "подражаніемъ Байрону", съ прообразомъ ея, – "прощальной п?сней" Чайльдъ-Гарольда,- и мы сразу увидимъ, какъ далекъ былъ Пушкинъ отъ Байрона, даже въ разгаръ его увлеченія англійскимъ поэтомъ.
Произведеніе Пушкина проникнуто чувствомъ тихой грусти: прощаясь съ родиной, онъ весь во власти "воспоминаній прошлаго"; вокругъ него летаютъ мечты, въ глазахъ его "родились слезы вновь"; онъ жалуется, что "отцв?ла его младость", и покидаетъ онъ родину съ "глубокими ранами любви". Не такъ прощается со своею родиной герой Байрона,- онъ прерываетъ все съ прошлымъ, воспоминаньямъ онъ не даетъ воли надъ собой, онъ не жал?етъ о дняхъ счастья въ родной сторон?, ему не о комъ "сронить ни единой слезы",- "см?ясь", онъ покидалъ свой край родной… Это см?хъ недобрый, жесткій – и тяжело д?лается отъ него на душ?. Только маленькій пажикъ Чайльдъ-Гарольда, съ его искреннимъ плачемъ, смягчаетъ это холодное прощаніе. И, право, нашъ Пушкинъ ближе по духу къ этому пажику, ч?мъ къ его господину- Чайльдъ-Гарольду-Байрову.
"Кавказскій пл?нникъ" и "байронизмъ" этой поэмы.
Въ 1821 году, окончилъ Пушкинъ поэму:
"Кавказскій пл?нникъ".
Это произведеніе т?сно связано съ жизнью Пушкина. И опять-таки въ этомъ произведеніи специфически-байроновскаго очень немного: н?тъ тутъ ничего "мрачнаго, богатырскаго, сильнаго" {Такими словами Пушкинъ въ одномъ письм? определилъ сущность байронизма.} – н?тъ и сл?да энергіи байроновскихъ героевъ: никогда Байронъ и его герои "подъ бурей" не поникали "томною главой" – бури д?йствовали на нихъ возбуждающе. Между т?мъ, въ словахъ "посвященія" къ "Кавказскому пл?ннику": "Когда я погибалъ безвинный, безотрадный" – слышится жалоба, чуждая байроновской поэзіи…
Дал?е говорится о желанномъ успокоеніи на лон? дружбы:
"… другъ друга мы любили
И бури надо мной свир?пость утомили-
Я въ мирной пристани боговъ благословилъ.
