Байронъ, въ періодъ расцв?та своего творчества, никогда бы не благословилъ "мирной пристани",- онъ былъ, по собственному признанію, "врагомъ покоя": онъ жаждалъ борьбы, гоненія судьбы ему были нужны, такъ какъ они воспламеняли его энергію.
Характеристика героя.
Все поведеніе пушкинскаго героя, съ начала его прибытія на Кавказъ до б?гства, оттуда подтверждаетъ его признаніе, что онъ "вянетъ жертвою страстей", "безъ упованья, безъ желаній". Онъ живетъ прошлымъ,- слушая черкешенку.
"Онъ забывался: въ немъ т?снились
Воспоминанья прошлыхъ дней.
"Слезы" катятся изъ его глазъ, такъ какъ на родин? осталось то существо, въ которое онъ былъ безнадежно влюбленъ. Отъ этой неудачной любви онъ "гаснетъ, какъ пламень дымный". Онъ хочетъ умереть "забытымъ, одинокимъ", "съ воспоминаніями, грустью и слезами". Итакъ, герой Пушкина – юноша, только "напустившій" на себя холодъ душевный, но на д?л? сохранившій и теплыя чувства, и надежды – онъ связанъ съ прошлымъ; "грусть", "слезы", "мечты" – все это знакомо ему; покоя они жаждетъ, a борьбы страшится
Автобіографическое значеніе поэмы.
Стоитъ сравнить этотъ образъ съ т?мъ, который вырисовывается изъ элегій: "Погасло дневное св?тило", "Я пережилъ своя желанья – и мы уб?димся, что герой поэмы – отраженіе личности самого поэта, котораго своимъ с?рымъ крыломъ коснулась "міровая скорбь". Это – юноша, покинутый в?тренными друзьями шумной юности,- юноша, еще привязанный къ воспоминаніямъ прошлаго, потому тоскующій,- юноша, y котораго мягкое сердце, но мало энергіи, который легко изнемогаетъ въ борьб?, но легко и ободряется.
"Байронизмъ" въ чертахъ героя.
Итакъ, въ образ? героя н?тъ ничего схожаго съ героями Байрона. Если есть въ немъ черты байронизма, то они лишь искусственно привязаны къ его облику.
"Грозноестраданіе",
"бурнаяжизнь", т. е. т? "богатырскія", сильныя черты, которыя казались Пушкину характерными для поэзіи Байрона, – совс?мъ не вяжутся съ образомъ пл?нника. Такимъ же неудачнымъ наслоеніемъ "байронизма" въ поэм? оказалась любовь къ "свобод?"… Съ призракомъ свободы (и чтобы позабыть неудачную любовь?) онъ ?детъ на Кавказъ… Зач?мъ? Чтобы убивать горцевъ? Но при чемъ же тогда "призракъ свободы"? Или герой Пушкина хот?лъ "опроститься", жить съ горцами и д?лить съ этими "свободными" сынами ихъ радости и печали? но тогда зач?мъ же б?жать отъ нихъ? и куда б?жать?
"Гордое, одинокое страданіе" – тоже черта байроническая,- черта, которую мы находимъ и y пушкинскаго героя,-
Таилъ въ молчаньи онъ глубокомъ
Движенья сердца своего
И на чел? его высокомъ
Не изм?нялось ничего.
Но и эта черта недолго удержалась за нимъ: y него, оказывается, и слезы градомъ льются; въ порыв? восторга онъ даже "вопитъ"… Такимъ образомъ, глубокаго вліянія Байронъ не им?лъ на созданіе героя "Кавказскаго Пл?нника". Сл?довательно, если Пушкинъ и увлекался въ это время произведеніями британскаго поэта, то увлеченіе это его не поработило,- онъ оставался самимъ собою, чуждымъ байроновской энергіи, далекимъ отъ гордости и титаническаго "эготизма".
Вліяніе "Рене".
Гораздо ближе и герои Пушвина, и самъ онъ подходятъ къ Шатобріану. Этого французскаго писателя Пушкинъ зналъ еще до Байрона, и помнитъ его тогда, когда давно уже пересталъ говорить о Байрон?: въ 1837 г. Шатобріана онъ называетъ "первымъ изъ современныхъ писателей, учителемъ всего пишущаго покол?нія". Герой Шатобріана – совершенный "Кавказскій Пл?нникъ": онъ не возмущается, не ненавидитъ, не мститъ,- онъ жалуется, тоскуетъ, такъ какъ онъ – жертва, a не боецъ. Глубокая меланхолія,- вотъ, чувство, которымъ онъ живетъ. Онъ – юноиа "sans force et sans vertu", бросившій родину всл?дствіе несчастной любви; среди цивилизованныхъ людей ему мало м?ста съ его безм?рнымъ эгоизмомъ. Рене б?житъ къ дикарямъ, но тоска, грусть сл?дуютъ за нимъ по пятамъ; теплая, самоотверженная любовь дикарки не выт?сняетъ изъ его сердца думъ о той женщин?, которая осталась на родин?.
Героини поэмы Пушкина и пов?стей Шатобріана.
Героини об?ихъ пов?стей Шатобріана ("R?ne", "Atala") напоминаютъ черкешенку изъ "Кавказскаго Пл?нника": Atala, влюбленная въ пл?нника, появляется къ нему ночью, и съ т?хъ поръ постоянно ходитъ тайкомъ къ юнош? и ведетъ съ нимъ долгія бес?ды о любви. Потомъ она освобождаетъ его изъ пл?на и умираетъ въ борьб? съ своею любовью. Другая героиня Celuta, отдавшая всю жизнь Рене, услышала отъ него признаніе, что сердце его занято думой о другой женщин?; Celuta, потерявъ Рене, бросается въ р?ку.
Пушкинъ, Шатобріанъ и Байронъ.
Такимъ образомъ, говоря о настроеніяхъ "міровой скорби", которыя овлад?ли творчествомъ Пушкина, мы должны признать, что онъ одинаково увлекался и Шатобріаномъ, и Байрономъ, хотя вліяніе перваго было бол?е сильнымъ,
органическимъ,такъ какъ коренилось въ свойствахъ души самого Пушкина.
Отношеніе Пушкина къ поэм?.
Самъ Пушкинъ очень строго отнесся къ своей поэм? вскор? посл? ея окончанія. Онъ говоритъ въ одномъ письм?, что въ поэм? пытался создать "характерный типъ" своего времени. "Я въ немъ хот?лъ изобразить это равнодушіе къ жизни и къ ея наслажденіямъ, эту преждевременную старость души, которыя сд?лались отличительными чертами молодежи 19-го в?ка" {Элегія: "Я пережилъ свои желанія", написанная черезъ два дня посл? окончанія "Кавказскаго пл?нника", прекрасно рисуетъ это настроеніе.}, но онъ признавалъ, что нарисовать "характеръ" ему не удалось. Т?мъ не мен?е, по его словамъ, онъ любилъ свою поэму, такъ какъ въ ней были "стихи его сердца".
Отношеніе критики.
Критика не была такъ разборчива, какъ самъ авторъ. Если недостатки характера героя были зам?чены н?которыми критиками, то они превознесли ум?ніе поэта рисовать картины кавказской природы,- этотъ couleur locale, который въ этомъ произведеніи былъ введенъ, какъ художественный пріемъ…
Крои? того, критика совершенно справедливо оц?нила большую содержательность этого произведнія, большую идейность, сравнительно съ "Русланомъ и Людмилой". Зд?сь была усмотр?на попытка психолога разобраться въ душ? "героя времени". Зд?сь были и настроенія бол?е глубокія: "трогательное уныніе, бол?е чувства, бол?е силы, бол?е возвышенной поэзіи" – какъ выразился одинъ критикъ.
Критика о вліяніи Байрона.
Единодушнымъ хоромъ критика современниковъ признала, что на поэм? сказалось вліяніе Байрона: кн. Вяземскій указалъ на Чайльдъ-Гарольда, какъ на образецъ пушкинской поэмы. Характеры пушкинскихъ героевъ показались русскимъ критикамъ "чужеземцами-эмигрантами, переселившимися изъ байронова міра". На разные лады повторяетъ русская критика свои мн?нія о "байронизм?" Пушкина, и еще въ 40-ыхъ годахъ Н. Полевой утверждалъ, что "Байронъ возобладалъ совершенно поэтическою душою Пушкина, и это владычество на много времени лишило нашего поэта собственныхъ его вдохновеній". "Кавказскій Пл?нникъ, по его мн?нію, былъ р?шительнымъ сколкомъ съ того лица, которое въ исполинскихъ чертахъ, грознымъ привид?ніемъ пролет?ло въ поэзіи Байрона". Эти категорическія утвержденія упрочили въ исторіи русской литературы ходячее мн?ніе о "байронизм?" Пушкина.
Тщетно н?которые критики указывали на несходство Пушкина и Байрона, на самостоятельность русскаго генія (Булгаринъ, Фарнгагенъ-фонъ-Энзе, Надеждинъ, Б?линскій, Чернышевскій, Катковъ, Добролюбовъ); мн?ніе о полной подчиненности Пушкина Байрону,- мн?ніе, нев?рное всл?дствіе своей односторонности, дожило до нашихъ дней.
Исторія созданія героя этой поэмы.
Образъ "Кавказскаго Пл?нника" складывался y Пушкина, очевидно, тогда, когда онъ еще ?халъ на югъ "въ ссылку"; Кавказъ, куда онъ прі?халъ съ Раевскими, подсказалъ для его картины фонъ; знакомство съ Байрономъ (въ семь? Раевскихъ) наложило на готовый образъ н?сколько нев?рныхъ, чуждыхъ ему, чертъ. Когда поэма была написана, настроенія Пушкина уже далеко разошлись съ нею: оттого она ему не нравилась, какъ только была окончена.
"Бахчисарайскій Фонтанъ".
Подъ впечатл?ніемъ Крыма, его природы и преданій, нашсалъ Пушкинъ вторую свою поэму:
"Бахчисарайскій Фонтанъ".
Вліяніе Байрона. Герой поэмы.
Въ этой поэм? вліяніе Байрона сказалось въ попытк? заимствовать y англійскаго писателя манеру изображать южную природу, восточную жизнь,- словомъ, couleur locale и couleur ?thnografique. "Слогъ восточный, пишетъ Пушкинъ, былъ для меня образцомъ, сколько возможно намъ, благоразумнымъ, холоднымъ европейцамъ. Европеецъ и въ употребленіи восточной роскоши долженъ сохранять вкусъ и взоръ европейца. Вотъ почему Байронъ такъ прелестенъ въ "Гяур?" и въ "Абидосской нев?ст?". "Бахчисарайскій фонтанъ", говоритъ Пушкинъ, отзывается чтеніемъ Байрона, отъ котораго я съ ума сходил". Дальше этихъ возд?йствій на
манеру письмавліянія Байрона не простирались,- ни одинъ изъ героевъ этой поэмы не можетъ быть отнесенъ къ "байроническимъ", ни одинъ не отличается даже чертами "Кавказскаго Пл?нника". Впрочемъ, современники поэта умудрились увид?ть черты байронизма въ образ? Хана-Гирея, который посл? смерти Маріи и казни Заремы, сд?лался мрачнымъ, и въ то же время, разочарованнымъ и тоскующимъ… Когда ему приходилось "въ буряхъ боевыхъ" носиться по бранному полю "мрачнымъ" и "кровожаднымъ", иногда "безотрадный пламень", вспыхивалъ въ его сердц? и д?лалъ его вдругъ безсильнымъ,- сабля, поднятая въ пылу битвы, оставалась тогда неподвижной, и могучій Гирей д?лался слаб?е ребенка. Только упорное желаніе связать Пушкина съ Байрономъ могло находить эту поэму "байронической"
по духу.
Отношеніе критики.
Критика съ восторгомъ прив?тствовала это произведеніе Пушкина,- вс? были поражены удивительной картинностью произведенія, ея гармоническимъ стихомъ. Герои поэмы, Гирей и Зарема, показались н?которымъ критикамъ до того близкими къ героямъ Байрона, что одинъ критикъ утверждалъ, будто "Ханъ-Гирей составленъ по героямъ Байрона настолько чувствительно", что "самыя движенія Гирея, самыя положенія подражательны". Гораздо справедлив?е были другія указанія на то, что въ этой поэм? только въ "манер? письма" Пушкинъ сл?довалъ за англійскимъ писателемъ.
Предисловіе кн. Вяземскаго.
Гораздо больше нареканій въ русской критик? вызвало предисловіе къ пушкинской поэм?, написанное кн. Вяземскимъ и представляющее собою защиту романтизма противъ нападенія классиковъ. Защита была не изъ сильныхъ, такъ какъ самъ Вяземскій не понималъ еще сущности "романтизма". Но онъ довольно в?рно указалъ недостатки старой школы письма. Во всякомъ случа?, важно, что, начиная съ этого произведенія, Пушкинъ, такъ сказать, "оффиціально", признанъ былъ "романтикомъ".
Романтизмъ этой поэзіи.
Это бол?е широкое и расплывчатое наименованіе в?рн?е подходитъ къ его поэм?, ч?мъ "байронизмъ".
"Братья-разбойники".
Въ такой же м?р?, не "байроническимъ", a "романтическимъ" произведеніемъ можетъ быть названа третья поэма его:
"Братья-разбойники". Примыкая своимъ сюжетомъ къ "Шильонскому узнику" Байрона (два брата заключены въ тюрьм?; бол?знь и смерть младшаго на глазахъ y старшаго), произведеніе это, въ чертахъ героевъ, не им?етъ ничего специфически-байроническаго. Какъ и въ Ханъ-Гире?, такъ и въ разбойникахъ, герояхъ этой третьей поэмы,- изображены личности крупныя, сильныя въ "романтическомъ вкус?",- но "міровой скорби" н?тъ въ ихъ настроеніяхъ.
Сравненіе этихъ поэмъ cъ "Русланомъ и Людмилой".
Вс? эти поэмы, сравнительно съ "Русланомъ и Людмилой", представляютъ явленія, бол?е сложныя, въ литературномъ отношеніи. Въ первой поэм? Пушкина н?тъ ни разработки "характеровъ" героя, н?тъ драматизма, н?тъ картинъ природы. Все это появляется лишь въ указанныхъ трехъ произведеніяхъ. "Кавказскій пл?нникъ" еще относится къ субъективному творчеству, такъ какъ Пушкинъ
своинастроенія изобразилъ въ своемъ геро?; остальныя поэмы "объективны" по манер? письма; при чемъ особой драматичностью отличается "Бахчисарайскій Фонтанъ",- сцена появленія Заремы въ комнат? Маріи принадлежитъ къ первымъ удачнымъ опытамъ Пушкина въ драматическомъ род?. Вм?сто пустой, шаловливой сказки ("Русланъ и Людмила") получились первые психологическіе очерки, указывающіе на быстрый ростъ художественныхъ интересовъ Пушкина.
Лирическое творчество на юг?. "Чаадаеву".
Лирическое творчество Пушкина, за время пребыванія его на юг?, отличается разнообразіемъ и пестротой. Кром? указанныхъ ("Погасло дневное св?тило", "Я пережилъ свои желанія", прологъ къ "Кавказскому Пл?ннику"), въ другихъ стихотвореніяхъ мы не найдемъ сл?довъ "міровой тоски",- напротивъ, н?которые изъ нихъ свид?тельствуютъ о душевномъ спокойствіи поэта, – такъ, въ стихотвореніи "Чаадаеву" поэтъ прямо говоритъ, что въ его-
"…сердц?, бурями смиренномъ
Теп?рь и л?нь, и тишина.
"Къ Чаадаеву".
Оставивъ шумъ и суету культурной жизни, онъ теперь узналъ "и трудъ, и вдохновенье". Въ другомъ посланіи къ "Чаадаеву", противор?ча предисловію къ "Кавказскому Пл?ннику", онъ говоритъ:
"Оставя шумный кругъ безумцевъ молодыхъ,
Въ изгнаніи моемъ я не жал?лъ о нихъ.
Для сердца новую вкушаю тишину,-
Въ уединеніи мой своенравный геній
Позналъ и тихій трудъ, и жажду размышленій…
Музы, "богини мира", явились теперь къ нему. Либеральныя настроенія его отразились въ немногихъ произведеніяхъ {"Кинжалъ", "Отрывокъ".}. Много стихотвореній посвящено Крыму и его природ? {"Нереида", "Р?д?етъ облаковъ летучая гряда'', "Бахчисарайскому Фонтану", "Желаніе", "Въ Юрвуф? б?дный мусульманъ", "Таврида".}; немало было написано имъ стихотвореній, отражающихъ его тогдашнія сердечныя увлеченія {"Мой другъ, забыты мной", "Элегія" ("Простишь-ли мн?", "Ненастный день потухъ", "Ночь").}.
"Наполеонъ" въ лирик? этого періода; вліяніе Байрона (эготизмъ).
Любопытны стихотворенія этой эпохи, посвященныя Наполеону {"Наполеонъ", "Къ морю".}. Еще недавно французскій императоръ казался Пушкину только "преступникомъ" – теперь, подъ вліяніемъ Байрона, онъ, въ сознаніи Пушкина, выросъ до разм?ровъ "титана". Такимъ образомъ, прежде "поэзія міровой скорби" понята была Пушкинымъ только со стороны
разочарованія, унынія- въ результат?, получился герой "Кавказскаго Пл?нника". Теперь эта поэзія повернулась къ Пушкину другой своей стороной – гордымъ сознаніемъ "личности" ("эготизмъ"). Отсюда, изъ этого сознанія, вылилось н?сколько стихотвореній, въ которыхъ чувствуется, что поэть ставитъ себя выше пошлой и мелочной толпы.
Особнякомъ стоятъ среди произведеній этой поры: "П?сня о В?щемъ Олег?" и "Демонъ".
"П?сня о В?щемъ Олег?".
Первое произведеніе, одно изъ лучшихъ произведеній Пушкина, по содержанію и по форм?, является подражаніемъ "дум?" Рыл?ева: "Олегъ В?щій", – стихотворенія, написаннаго раньше пушкинскаго и Пушкину изв?стнаго. Произведеніе Пушкина, въ ряду другихъ, совершенно одиноко по содержанію и по настроенію,- ясное доказательство того, что созданіе его не было результатомъ продолжительныхъ настроеній, или интересовъ, a было "случайнымъ" произведеніемъ, написаннымъ подъ впечатл?ніемъ нечаянно-блеснувшей идеи.
"Демонъ", литературное и автобиографическое значеніе этого произведенія.
Въ стихотвореніи "Демонъ" современники Пушкина увид?ли отраженіе личности – A. H. Раевскаго. Существуетъ разсказъ, что, познакомившись съ поэтомъ и желая подшутить надъ нимъ, онъ прикинулся всеотрицающимъ скептикомъ. Бес?да съ нимъ произвела на поэта сильное впечатл?ніе и вылилась въ стихотвореніи "Демонъ". Самъ Пушкинъ предлагалъ иное толкованіе своему произведенію, – онъ предлагалъ вид?ть въ немъ "олицетвореніе челов?ческаго сомн?нія"', "олицетвореніе отрицанія", ссылаясь даже на Гёте, который "в?чнаго врага челов?чества назвалъ духомъ отрицающимъ". Эта ссылка на Гёте, быть можетъ, указываетъ на литературное заимствованіе Пушкинымъ для своего произвед?нія н?которыхъ чертъ отъ Мефистофеля. "Скептицизмомъ" самъ Пушкинъ забавлялся наканун? ссылки на с?веръ: онъ писалъ письмо, что беретъ уроки "атеизма", отрицанія… Такимъ образомъ, произведеніе это, можетъ быть, въ равной м?р?, литературнаго и автобіографическаго происхожденія; къ "байроническимъ'' оно не можетъ быть отнесено, такъ въ немъ н?тъ никакихъ типичныхъ чертъ байроновской поэзіи.
На юг? началъ Пушкинъ сочинять
"Цыганъ"и
"Евгенія Он?гина".Первое произведеніе, начатое въ 1823 г., окончено въ 1824 году (10 окт.), второе начато было въ 1822 и окончено въ 1831-омъ {1-ая глава начата 28 мая 1822 г.; 2-ая оковлена 8 дек. 1823 г.; 3-ья – 2 октября 1824 г.; 4-ая – въ январ? 1825 г.; 5-ая въ 1825-6 г.; 6-ая въ 1826 г.; 7-ая въ 1827-8 г.; 8-ая глава – въ 1830-31 г.}.
Такимъ образомъ, об? поэмы писались въ одно время и окончаніе "Цыганъ" почти совпало съ окончаніемъ 3-ей главы "Он?гина", – поэтому, и поэма эта, и начало романа должны быть отнесены къ періоду творчества Пушкина на юг?. Оба они любопытны для характеристики отношеній поэта къ "байронизму".
"Цыгане".
Любовь въ этой поэм?. Культурный челов?къ въ первобытномъ обществ?.
Поэма
Цыгане,въ равной м?р?, является отраженіемъ личной жизни поэта и литературныхъ вліяній. Наблюденія надъ жизнью полувосточнаго Кишинева, знакомство съ бытомъ бессарабскихъ цыганъ,- все это заставило Пушкина всмотр?ться въ то своеобразное м?стное пониманіе "любви", которое было совершенно чуждо культурнаго челов?ка {Этотъ интересъ Пушкина къ м?стному пониманію "любви" выразился также въ стихахъ: "Черная Шаль", "Р?жь меня, жги меня".}. Оказалось, что среди цыганъ сохранилась еще та свобода любовныхъ отношеній, которая носитъ вс? черты первобытнаго общества и въ культурномъ обществ? давно зам?нена ц?пью зависимостей,- отъ писанннхъ законовъ до условій св?тскаго "приличія" включительно. Изъ вс?хъ челов?ческихъ чувствъ любовь, соединяющая мужчину и женщину, чувство самое эгоистическое. Пушкинъ выбралъ этотъ трудный вопросъ для пров?рки гороя, зараженнаго ядомъ "міровой тоски" – врага культурной жпзни, съ ея ложью… Мы вид?ли что вс? "скорбники" (Рене, герои Байрона, герои "Кавказскаго пл?нника") проклинаютъ культурную жизнь, вс? прославляютъ жизнь дикарей… Выдержитъ-ли такой герой
всюпервобытную жизнь, со
всейпростотой ея быта, чистотой и свободой чисто-растительнаго и животнаго бытія? И герой поэмы "Цыгане" не выдержалъ испытанія. Одной ненависти къ культур? оказалось недостаточнымъ для того, чтобы сд?латься дикаремъ
во всемъ.Выросшій въ атмосфер? эгоизма и насилія, культурный челов?къ несетъ съ собой всюду, съ прекрасными словами и мечтами – эгоизмъ и насиліе.
Исторія Алеко.
Какъ Рене, какъ н?которые герои Байрона, какъ герой "Кавказскаго Пл?нника", Алеко бросаетъ городъ и цивилизованныхъ людей, разочарованный ихъ жизнью. Онъ отказался отъ вс?хъ условій ихъ жизни,- и объ этомъ не жал?етъ. Молодой цыганк? Земфир? онъ говоритъ:
"О чемъ жал?ть? Когда бъ ты знала,
Когда бы ты воображала
Неволю душныхъ городовъ!-
Тамъ люди въ кучахъ, за оградой
Не дышатъ утренней прохладой,
Ни вешнимъ запахомъ луговъ;
Любви стыдятся, мысли гонятъ,
Торгуютъ волею своей,
Главу предъ идолами клонятъ
И просятъ денегъ да ц?пей.
Ему ненавистно все въ брошенной имъ жизни,- жизнь цыганъ его пл?няетъ, и онъ мечтаетъ, что сынъ его, выросши дикаремъ, не будетъ никогда знать:
"…н?гъ и пресыщенья
И пышной суеты наукъ…
за то онъ будетъ:
"безпеченъ здравъ и воленъ,
Не будетъ в?дать ложныхъ нуждъ;
Онъ будетъ жребіемъ доволенъ,
Напрасныхъ угрызеній чуждъ.
Алеко-цыганъ.
Алеко "опростился", сд?лался настоящимъ цыганомъ, водитъ ручного медв?дя и этимъ зарабатываетъ пропитаніе. Но онъ не слился съ этой первобытной жизнью: какъ Рене, онъ временаки тоскуетъ:
"Уныло юноша гляд?лъ
На опуст?лую равнину
И грусти тайную причину
Истолковать себ?
не см?лъ.
Съ нимъ черноокая Земфира,
Теперь онъ – вольный житель міра,
И солнце весело надъ нимъ
Полуденной красою блещетъ.
Что жъ сердце юноши трепещетъ?
Какой заботой онъ томимъ?
Эгоизмъего.
Отношеніе къ нему цыганъ.
Но стоило ему уб?диться, что его подруга Земфира ему изм?нила, – въ немъ проснулся прежній эгоистъ, выросшій въ условіяхъ культурной "несвободной" жизни. Онъ убиваетъ изм?нницу-жену и ея любовника. Таборъ цыганскій бросаетъ его, и, на прощанье, старый цыганъ, отецъ убитой Земфиры, говоритъ ему знаменательныя слова:
"Оставь насъ,
гордый челов?къ,
Ты не рожденъ для дикой воли,
Ты для себя лишь хочешь воли.
Ужасенъ намъ твой будетъ гласъ:
Мы робки и добры душой,
Ты золъ и см?лъ – оставь же насъ.
Прощай! да будетъ миръ съ тобой!
Разв?нчиваніе байронизма въ лиц? Алеко.
Въ этихъ словахъ Пушкинъ указалъ полную несостоятельность "байроническихъ героевъ" – "эгоистовъ", которые слишкомъ живутъ
собойи для
себя{См. выше стр. 7, подр. прим. 1, слова Гете об "апостолахъ свободы".}. Этихъ героевъ Пушкинъ теперь разв?нчиваетъ, въ характеристик?, хотя бы, поэмъ Байрона: "Гяуръ" и "Донъ-Жуанъ" – въ нихъ, по его словамъ: -
…отразился в?къ.
И современный челов?къ
Изображенъ довольно в?рно,
Съ его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безм?рно,
Съ его озлобленнымъ умомъ,
Кипящимъ въ д?йствіи пустомъ.
Въ этихъ словахъ,- вся характеристнка Алеко и ясное раскрытіе новыхъ отношеній поэта къ байронизму,- въ поэзіи Байрона увид?лъ теперь Пушкинъ только "безнадежный эгоизмъ".
Отношеніе Байрона къ своимъ героямъ.
Алеко разв?нчанъ Пушкинымъ: съ него см?ло сдернута маска, и онъ стоитъ передъ нами безъ всякихъ прикрасъ, наказанный и униженный. Байронъ никогда не разв?нчивалъ своихъ героевъ, такъ какъ они – его любимыя созданья, выношенныя на его сердц?, вскормленныя его кровыо, воодушевленныя его духомъ. У него сюжетъ, положенный въ основу поэмы "Цыганъ", конечно, им?лъ бы другой конецъ… Жаль, что въ своихъ, наибол?е типичныхъ, поэмахъ онъ никогда не подвергалъ своихъ героевъ такому испытанію, какому рискнулъ подвергнуть своего Алеко Пушкинъ.
У Байрона герой, проклинающій людей, съ ихъ суетой, съ ихъ цивилизаціей, бросается на лоно прнроды, и, если духъ его не сливается всец?ло съ жизнью природы, такъ какъ нигд? не умиротворяется,- то всетаки никогда природа эта не становилась ему на дорог? въ вид? той неумолимой, суровой силы, которая сломила Алеко.
Итакъ, Алеко – герой, который можетъ быть сопоставленъ съ героями Байрона, такъ какъ въ немъ чувствуется и энергія, и мрачность духа, оскорбленнаго въ борьб? съ людьми; въ немъ есть и манія величія, присущая истымъ созданіямъ байроновской фантазіи, но Алеко осужденъ Пушкинымъ,- онъ не окруженъ даже т?мъ бл?днымъ ореоломъ мученичества, которое слабо мерцаетъ вокругъ чела "Кавказскаго Пл?нника". Алеко – уже не Пушкинъ, и байроническіе мотивы, звучащіе въ р?чахъ героя "Цыганъ", не прошли сквозь сердце Пушкина,- онъ просто взялъ любопытный типъ, перенесъ его въ своеобразную обстановку и поставилъ въ столкновеніе съ новой интригой. Зд?сь было чисто-объективное творчество, характеризующее въ литературной жизни Пушкина переходъ къ
періоду эпическаго творчества.
Литературное вліяніе на эту поэму Байрона и Шатобріана.
Литературныя вліянія, сказавшіяся въ созданіи этой поэмы, шли со стороны Байрона и Шатобріана: первый помогь поэту нарисовать "типъ", помогъ изобразить couleur locale, далъ самую форму поэмы, перебивающуюся діалогами. Второй далъ н?которыя детали въ обрисовк? героевъ, и, быть можетъ, помогъ разобраться въ душ? героя.
Мы вид?ли уже, что за Алеко, какъ за Рене, тоска сл?дуетъ по пятамъ – это ихъ характерная черта. Зат?мъ въ роман? Шатобріана встр?чаемъ мы любопытный образъ патріарха инд?йскаго племени – Chaktas. Онъ знаетъ жизнь, съ ея б?дами и печалями, много вид?лъ на в?ку,- онъ является судьей эгоизма и сердечной пустоты юноши Рене. Если Chaktas не произноситъ такихъ энергичныхъ укоровъ, которые услышалъ Алеко отъ стараго цыгана,- т?мъ не мен?е, зависимость пушкинскаго героя отъ шатобріановскаго вполн? возможна. Сходство между произведеніемъ Пушкина и Шатобріана простирается до тожества замысла,- оба писагеля сознательно разв?нчиваютъ своихъ героевъ, наказывая ихъ за пустоту души.
Отношеніе критики.
Русская критика и публика восторженно приняла новое произведеніе Пушкина. Вс?хъ пл?нили описанія цыганскаго быта, заинтересовалъ и драматизмъ поэмы; отм?тила современная критика и самобытность Пушкина въ отношеніи къ герою, отм?тила на зависимость отъ Байрона лишь въ "манер? пнсьма". Критикъ "Московскаго В?стника" указалъ, что съ "Цыганъ" начинается новый, третій періодъ въ творчеств? Пушкина, "русско-пушкинскій" (первый періодъ онъ назвалъ "итальяно-французскимъ", второй – "байроническимъ"). Совершенно справедливо отм?тилъ критикъ: 1) наклонность Пушкина къ драматическому творчеству, 2) "соотв?тственность съ своимъ временемъ", т. е. способность изображать "типичныя черты современности" и – 3) стремленіе къ "народности".
Если въ "Цыганахъ" Пушкинъ разв?нчалъ байроническій типъ въ обстановк? бессарабскихъ степей, то въ "Евгеніи Он?гин?" поэтъ осудилъ его въ другой обстановк? – въ шум? столичной жизни и въ тиши русской деревни.
"Евгеній Он?гинъ". Первоначальное отношеніе Пушкина къ герою.
Евгеній Он?гинъим?етъ большое значеніе не только въ исторіи русскаго романа, но и какъ произведеніе, им?ющее автобіографическое значеніе. Образъ героя сложился въ воображеніи автора тогда, когда къ байронизму онъ относился уже вполн? отрицательно. Но въ памяти его св?жи были еще воспоминанія о своемъ недавнемъ увлеченіи англійскимъ поэтомъ. И вотъ, по его признанію, онъ пишетъ
"сатирическоепроизведеніе", въ которомъ им?етъ ц?лью высм?ять "москвичей въ гарольдовыхъ плащахъ" – т. е. современныхъ ему юношей, корчившихъ изъ себя разочарованныхъ байроническихъ героевъ. Самъ Пушкинъ гр?шилъ этимъ еще недавно, и не скрылъ этой слабости въ своемъ роман?.
Поэмы Байрона: "Донъ-Жуанъ" и "Беппо", въ которыхъ и къ героямъ, и къ жизни авторъ относится съ легкимъ юморомъ, задали тонъ первымъ главамъ пушкинскаго романа,- въ начал? своего произведенія Пушкинъ такъ же подтруниваегь надъ Он?гинымъ, быть можетъ, не предвидя элегической развязки романа,- в?дь самъ онъ впосл?дствіи указывалъ, что въ начал? "даль свободнаго романа", онъ "сквозь магическій кристаллъ еще неясно различалъ".
Байроническій "типъ" въ Евгеніи Он?гин?.
Если въ своихъ двухъ поэмахъ: "Кавказскій Пл?нникъ" и "Цыгане" онъ далъ трагическую
"развязку"въ жизни русскаго "скорбника", то въ роман? "Евгеній Он?гинъ" онъ показалъ намъ
всюжизнь этого типа, отъ д?тства до того момента, когда въ жизни его наступаетъ крушеніе, "развязка"… Если въ двухъ первыхъ произведеніяхъ указаны лишь мелькомъ причины "разочарованія" героевъ, то зд?сь онъ даетъ намъ полный психологическій очеркъ развитія этого чувства въ сердц? русскаго "байрониста".
Начало романа. Воспитаніе Он?гина.
Начинаетъ Пушкинъ свой романъ съ того, что сразу вводитъ читателя въ глубь холоднаго, эгоистическаго сердца героя, который торопится въ деревню за насл?дствомъ къ умирающему дяд?. Этотъ отталкивающій образъ поэтъ такъ скрашиваетъ своимъ св?тлымъ, добродушнымъ юморомъ, что отнимаетъ y читателя всю силу негодованія. Зат?мъ онъ раскрываетъ намъ, какъ сложился характеръ этого юноши. Онъ выросъ безъ любви, не зналъ родительской ласки, на рукахъ наемныхъ воспитателей… Его готовили къ св?тской жизни, ему прививали только св?тскія доброд?тели – знаніе французскаго языка и хорошихъ манеръ, ум?нье вести легкую, салонную болтовню. "Ребенокъ былъ р?зовъ, но
милъ"- таково первое мн?ніе "св?та" о геро?: мн?ніе, не идущее вглубь его сердца, a касающееся только его вн?шнихъ качествъ.
"Св?тъ".
Когда онъ вступилъ въ "св?тъ", онъ съ избыткомъ зналъ все, что требовалось условіями тогдашней "св?тской" жизни:
"Онъ по-французскн совершенно
Могъ изъясняться и писалъ,
Легко иазурку танцовалъ
И кланялся непринужденно…
Чего жъ вамъ больше?
И св?тъ вторично высказался въ его пользу: "онъ уменъ и очень
милъ".Опять слово
"милъ",и опять – ни слова объ его сердц? – его не нужно было для св?тской жизни. Въ "св?т?" Он?гинъ сум?лъ себя поставить такъ, что его везд? "зам?тили" – и въ кругу "золотой" молодежи, и среди "серьезныхъ" людей св?та, ведущихъ за карточнымъ столомъ "важные споры", и въ кругу св?тскихъ дамъ… Отдавая дань в?ку, Он?гинъ интересовался модной тогда политической экономіей, и зналъ изъ сочиненій Адама Смита н?сколько "ходячихъ истинъ". Это было "модно",- это было признакомъ "хорошаго тона"…
Содержаніе жизни Он?гина.
Но не это заполняло его жизнь,- ловля женскихъ сердецъ, вотъ ч?мъ особенно прилежно занялся Он?гинъ. И зд?сь ждалъ его усп?хъ. Пушкинъ помогаетъ намъ понять, откуда Он?гинъ получилъ свои знанія:
"Любви насъ не природа учитъ…
…Мы алчемъ жизнь узнать заран?
И узнаемъ ее въ
роман?…
Он?гинъ это испыталъ.
И Пушкинъ указываетъ, какой романическій герой былъ образцомъ Он?гина,- это ричардсоновскій Ловласъ, "поб?дитель женскихъ сердецъ". Ц?ль его жизни – "покорять женскія сердца"; для этого онъ выработалъ себ? опред?ленную тактику, изучилъ психологію женскаго сердца: легкія поб?ды ему неинтересны; онъ любилъ "трудную борьбу";- это для него своеобразный "спортъ"…
Причины его тоски.
Жизнь Он?гина катилась, безоблачная и спокойная, среда всевозможныхъ удовольствій – театры, балы, об?ды въ модномъ ресторан?, заботы о наружности и костюм? заполанли его пустое и пошлое существованіе; Судьба над?лила Он?гина "умомъ" и "сердцемъ", не давъ ему ни образованія, ни воспитанія, не указавъ исхода его душевнымъ силамъ. Отъ такого несоотв?тствія богатства силъ со скудостыо содержанія души произошелъ въ немъ разладъ,- и немудрено, что онъ, скоро утомился и заскучалъ:
