История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

е сложнымъ является образъ Хлестакова. Это – пустой безд?льникъ, ничтожный маленькій чиновникъ, весь смыслъ жизни котораго заключается въ томъ, чтобы "пустить кому-нибудь пыль въ глаза" – своими манерами, сигарами, моднымъ костюмомъ, отд?льными словечками… Онъ хвастаетъ постоянно передъ вс?ми и даже передъ самимъ собой. Его ничтожная, безсмысленная жизнь жалка, но онъ этого не зам?чаетъ,- онъ всегда доволенъ собой, всегда счастливъ. Особенно ему помогаетъ забывать неудачи его фантазія, которая легко уноситъ его изъ пред?ловъ д?йствительности. Въ немъ н?тъ горечи угнетеннаго самолюбія, какъ y Поприщина,- y него есть тщеславіе, и онъ лжетъ съ увлеченіемъ, потому что это лганье помогаетъ ему забыть свою ничтожность. Больное самолюбіе свело Поприщина съ ума, a тщеславіе пустого, легкомысленнаго челов?ка до этого не доведетъ. Онъ не вообразитъ себя "испанскимъ королемъ" и потому въ сумасшедшій домъ не попадетъ,- въ лучшемъ случа? его поколотятъ за вранье, или посадятъ въ долговое отд?леніе за долги. Въ Хлестаков? Гоголь вывелъ безполезнаго, ненужнаго челов?ка, который даже своими мыслями и языкомъ управлять не можетъ: покорный рабъ своей фантазіи, богато над?ленный "необыкновенною легкостью въ мысляхъ", онъ живетъ день за днемъ, не отдавая себ? отчета, что и зач?мъ онъ д?лаетъ. Вотъ почему онъ можетъ одинаково легко сд?лать зло и добро, и сознательнымъ плутомъ никогда не будетъ: онъ не выдумываетъ никакихъ плановъ, a говоритъ и д?лаетъ то, что подскажетъ ему его легкомысленная фантазія. Оттого онъ можетъ заразъ сд?лать предложеніе и жен? городничаго, и дочери, съ полной готовностью на об?ихъ жениться,- можетъ забрать въ долгъ деньги y чиновниковъ, уб?жденный, что имъ отдастъ, можетъ разолгаться до того глупо, что тутъ же и проговаривается, и заговаривается до чепухи.
       Психологическая ошибка чиновниковъ города.
      Напуганное воображеніе трусящихся чиновниковъ, ожидавшихъ ревизора, создало изъ этой "сосульки" ожидаемаго ревизора. Психологически эта ошибка вполн? понятна – она выражается пословицами: "пуганая ворона и куста боится", "у страха глаза велики". Этотъ "испугъ" и "тревога сов?сти" увлекли даже ловкаго и неглупаго плута-городничаго въ роковую для него ошибку.
       Судья. Попечитель богоугодныхъ заведеній.
      Другіе чиновники города представляютъ собою мелкія разновидности типа городничаго. Судья-челов?къ тоже нечистый на руку, чего онъ совершенно искренне самъ не зам?чаетъ {Онъ оправдываетъ себя очень распространеннымъ аргументомъ, указывающимъ на количественную сторону зла, "гр?хи гр?хамъ рознь!" – говоритъ онъ. Брать взятки борзыми щенками – это пустякъ, по его мн?нію; брать же крупныя взятки – это преступленіе – думаетъ онъ.},- д?ла не д?лаетъ, до нел?пости глупъ и, въ то же время, полонъ самомн?нія только потому, что обладаетъ см?лостью говорить о вопросахъ религіозныхъ съ такою свободой, что y в?рующихъ "волосы дыбомъ встаютъ". Но въ вопросахъ практическихъ онъ поражаетъ своею наивностью. Въ лиц? Земляники Гоголь вывелъ не только казнокрада, но еще мелкаго и подлаго интригана, который хочетъ товарищамъ по б?д? подставить ножку.
       Добчинскій и Бобчинскій.
      Добчинскій и Бобчинскій – олицетвореніе самой безпросв?тной пошлости. Они д?ломъ никакимъ р?шительно не занимаются, никакими вопросами религіозными, философскими, политическими даже въ той м?р?, которая доступна другимъ д?йствующимъ лицамъ комедіи, не интересуются,- они собираютъ и разносятъ только маленькія м?стныя сплетни, или питаютъ свое убогое любопытство, или наполняютъ свою праздную, никому ненужную жизнь…
       Осипъ.
      Въ лиц? Осипа Гоголь вывелъ типъ стараго кр?постного слуги, испорченнаго безд?льемъ лакейской жизни. Онъ вкусилъ плодовъ цивилизаціи петербургской жизни,- научился ?здить на извозчикахъ безплатно, благодаря сквознымъ воротамъ; онъ ц?нитъ "галантерейное обращеніе" столичныхъ мелочныхъ лавокъ и Апраксина двора. Своего легкомысленнаго и пустого барина онъ презираетъ отъ всей своей души, потому что чувствуетъ себя неизм?римо умн?е его. Къ сожал?нію, умъ его исключительно-плутоватый. Если его баринъ мошенничаетъ по наивности, то онъ вполн? сознательно.
       Русская комедія до Гоголя.
      Русская комедія до пьесъ Гоголя была псевдоклассической no форм?и обличительной no иде?.Выше {См. во ІІ-ой части моей "Исторіи русской словесности" главу о псевдоклассической комедіи.} были уже выяснены вс? формальныя особенности этои комедіи (соблюденіе трехъ "единствъ", особое стременіе къ запутанности интриги пьесы, симметрическое д?леніе д?йствующихъ лицъ на типы "положительные" и "отрицательные", любовная интрига, дидактизмъ). Мы вид?ли уже, что даже лучшія пьесы XVIII в. и начала XIX (даже Фонвизина и Грибо?дова), въ формальномъ отношеніи, точно придерживались псевдоклассическихъ традицій. Только выдающійся талантъ обоихъ названныхъ писателей оживилъ сухое схематическое построеніе пьесъ живымъ изображеніемъ д?йствительности. Гораздо хуже д?ло обстояло съ писателями, мен?е талантливыми,- д?йствующія лица ихъ пьесъ, въ огромномъ большинств? случаевъ, безжизненны, шаблонны, являются односторонними носителями какихъ-нибудь опред?ленныхъ пороковъ (скупость, хитрость, лицем?ріе и пр.). Вотъ почему "обличеніе" въ этихъ пьесахъ не шло дальше критики "общечелов?ческихъ" пороковъ. Правда, въ комедіяхъ "бытовыхъ" обличались недостатки русской д?йствительности (щеголи и щеголихи, французоманія, нев?жество, дворянская спесь, педантство мнимыхъ ученыхъ и пр.), но герои, представители этихъ русскихъ пороковъ, были все такъ же безжизненны, потому что авторы, сл?дуя рецепту псевдоклассицизма {См. 1-ую часть ІІ-го вып. моей "Исторіи русской словесности", стр. 192.}, рисовали ихъ характеръ только съ одной стороны – со стороны обличаемаго порока. И въ идейномъ отношеніи комедіи Фонвизина и Грибо?дова представляютъ счастливое исключеніе въ ряду произведеній XVIII-XIX в. Въ нихъ зло русской жизни (кр?постное право, злоупотребленія чиновничества) захватывалось глубоко, казнилось сознательно и безпощадно.
       Комедія Гоголя въ формальномъотношеніи. Отсутствіе положительныхъ героевъ. Отсутствіе любовной интриги. Введеніе массы въ д?йствіе.
      Если сравнить комедіи Гоголя съ лучшими образцами русской комической драматургіи XVIII и XIX в., то мы увидимъ, что, въ формальномъ отношеніи, он? далеко оставляютъ за собой даже пьесы Фонвизина и Грибо?дова. И "Женитьба", и "Ревизоръ" – первыя русскія реалистическія комедіи, почти свободныя отъ узъ псевдоклассическихъ правилъ {Въ об?ихъ пьесахъ соблюдено толъко единство времени: д?йствіе пьесъ совершается въ одинъ день.}. Подобно тому, какъ Пушкинъ далъ въ "Борис? Годунов?" первый образецъ драмы въ "шекспировскомъ" вкус?,- Гоголь то же самое сд?лалъ въ области русской комедіи. Онъ первый y насъ далъ въ об?ихъ своихъ комедіяхъ – пьесы безъ положительныхъ героевъ. Этимъ нарушалась та шаблонная симметрія, которая соблюдается даже Фонвизинымъ и Грибо?довымъ; онъ обошелся безъ любовной интриги, которая въ пьесахъ его предшественниковъ обыкновенно связывала идеальнаго героя съ героиней. Онъ первый y насъ ввелъ массувъ д?йствіе комедіи. Въ пьесахъ псевдоклассическихъ все вниманіе устремлялось, главнымъ образомъ, на одногогероя и героиню,- остальныя немногочисленныя д?йствующія лица оставались въ т?ни,- они нужны были только для того, чтобы подавать реплики главнымъ д?йствующимъ лицамъ. У Гоголя вс? д?йствующія лица, существеннымъ образомъ, вовлечены въ д?йствіе пьесы.
      По этому поводу Гоголь говоритъ въ "Театральномъ разъ?зд?" сл?дующее: "Комедія должна вязаться сама собой, всей своей массою, въ одинъ большой, общій узелъ. Завязка должна обнимать вс? лица, a не одно или два, коснуться того, что волнуетъ, бол?е или мен?е, вс?хъ д?йствующихъ лицъ. Тутъ – всякій герой; теченіе и ходъ пьесы производятъ потрясеніе всей машины".
       Комедія "характеровъ".
      И, д?йствительно, въ об?ихъ своихъ пьесахъ Гоголю удалось такъ завязать интригу, что въ развертываньи ея должня были принять участіе многіяд?йствующія лица. Наконецъ, подобно Шекспиру и Пушкину, Гоголь въ своихъ пьесахъ далъ комедіи "характеровъ",- т. е. нарисовалъ живыхъ людей, со вс?ми своеобразностями ихъ сложныхъ характеровъ. Псевдоклассики въ своихъ комедіяхъ, сл?дуя прим?ру древнихъ комиковъ, выдвигали готовые "типы", д?лая ихъ носителями опред?ленныхъ страстей {Напр. въ древней комедіи: "Хвастливый воинъ", "Паразитъ", "Матрона" и пр. въ псевдоклассической "Петиметръ", "Субретка", "Лицем?ръ", "Хвастунъ". Самое названіе ролей, до сихъ поръ удержавшееся въ театр? ("первый любовникъ", "комическая старуха", "резонеръ", "ing?nue", "благородный отецъ" и пр.) – насл?діе псевдоклассической эпохи.}.
       Комедія Гоголя въ идейномъотношеніи.
      Но если, въ "формальномъ" отношеніи, об? комедіи Гоголя были "новымъ" и очень см?лымъ словомъ, то, въ "идейномъ" отношеніи, даже "Ревизоръ" стоитъ гораздо ниже многихъ предшествующихъ русскихъ пьесъ. He только въ комедіяхъ Фонвизина, Грибо?дова, но даже въ произведеніяхъ мен?е выдающихся,- напр. въ "Ябед?" Капниста, встр?тимъ мы больше сознательнаго отношенія къ русской жизни, больше см?лости въ ея обличеніи, глубины и ширины въ ея пониманіи.
       Сравненіе комедій Гоголя съ современными ей пьесами.
      Лучше всего выясвяются разм?ры реформы, произведенной Гоголемъ въ области русской драматургіи изъ сравненія съ современными ему пьесами Хмельницкаго, кн. Шаховскаго, Загоскина и, особенно, Квитки-Основьяненко. Произведенія ихъ – пустые фарсы, карикатурно разыгрывающіе анекдоты изъ какой-то интернаціовальной жизни съ героями, типическія черты которыхъ давно вс?мъ изв?стны. Если въ этихъ комедіяхъ авторы брались за изображеніе русской жизни, они скользили, обыкновенно, по поверхности этой жизни, не заглядывая въ глубь ея.
       "Прі?зжій изъ столицы" комедія Основьяненко и значеніе этой пьесы для "Ревизора".
      Изъ названныхъ драматурговъ особенное зваченіе для исторіи "Ревизора" им?етъ Квитка-Основьяненко; среди его пьесъ есть одна, несомн?нно, большое значеніе им?вшая для "Ревизора". Эта пьеса называется: "Прі?зжій изъ столицы, или суматоха въ у?здномъ город?",- пьеса, по содержанію своему, очень близкая къ "Ревизору".
      Самъ Гоголь говорилъ, что сюжетъ "Ревизора" уступленъ ему Пушкинымъ, который передалъ ему разсказъ о д?йствительномъ случа?, им?вшемъ м?сто въ одномъ изъ русскихъ городовъ {Въ г. Устюжну прі?халъ какой-то авантаристъ, выдалъ себя ва ревизора и обобралъ чиновниковъ.}. Но содержаніе комедіи Квитки доказываетъ, что если y Пушкина Гоголь и позаимствовался "идеей", то многія детали онъ взялъ y Квитки, по своему разработавъ заимствованное. Содержаніе названной пьесы Квитки состоитъ въ сл?дующемъ.
       Содержаніе
      Городничій у?зднаго города Трусилкинъ получаетъ изв?стіе, что черезъ городъ по?детъ одна важная особа. Вс? въ город? и семья городничаго, и знакомые, и чиновники, встревожены этимъ изв?стіемъ, такъ какъ предполагаютъ въ ожидаемой "особ?" – ревизора. Дамы городскія, со своей женской точки зр?нія, интересуются будущимъ "гостемъ изъ столицы". Особенно взволнована сестра городничаго, старая д?ва сорока л?тъ, и жена одного чиновника, разбитная и глупая дама, мать дочери-вертушки, Ейжени (по-русски "Евгаша"), получившей воспитаніе въ трехъ французскихъ пансіонахъ.
      Чиновники опасаются воображаемаго ревизора и, каждый по своему, толкуютъ объ его прі?зд?. Изъ чиновниковъ въ пьес? большую роль играютъ Спалкинъ, у?здный судья, Печаталкинъ, почтовый экспедиторъ, и Ученосв?товъ, смотритель училищъ. Въ ожиданіи "ревизора", перетрусившій городничій принимаетъ рядъ экстренныхъ м?ръ: приказываетъ снять заборы на нижней улиц?, положить доски тамъ, гд? про?детъ "особа", сажей подмазать на улиц? фонари, и, наконец, чтобы не произошло пожара во время пребыванія "ревизора", запечататъ печи въ домахъ y б?дныхъ, и пр. Приставъ предлагаетъ набрать кое-кого и посадить въ острогъ, такъ какъ тамъ арестантовъ очень мало. Прі?зжаетъ незначительный чиновникъ Пустолобовъ, который сознательно плутуетъ, выдавая себя за "особу",- на самомъ д?л?, ему хочется жениться на богатой нев?ст?, и онъ, пользуясь растерянностью городничаго и чиновниковъ, совершаетъ рядъ очень хитро и искусно-сочиненныхъ мошенничествъ, по ошибк? в?нчается на старой д?в? сестр? городначаго, но дальше заставы не у?зжаетъ. Его обманъ раскрывается. Его задерживаютъ, отнимаютъ деньги. Комизмъ пьесы очень неглубокъ, и психологія д?йствующихъ лицъ авторомъ слабо разработана. Кром? того, есть тутъ и неизб?жный "идеальный любовникъ",- маіоръ Миловъ и "доброд?тельная д?вица" его любящая – племянница городничаго. Сличеніе этой пьесы съ "Ревизоромъ" доказываетъ, что Гоголь взялъ отсюда н?которыхъ д?йствующихъ лицъ, взялъ н?сколько сценъ,- но все это разработалъ совершенно самостоятельно.
       Отошеніе русской критики къ "Ревизору". Булгаринъ. Сенковскій.
      Критика отнеслась къ "Ревизору" очень разнообразно: противъ комедіи высказаны были обвиненія,- ей проп?ты были и дифирамбы. Булгаринъ разругалъ пьесу, назвавъ ее не комедіей, a "фарсомъ", давъ автору сов?тъ "поучиться драматическому искусству", такъ какъ онъ не им?етъ достаточныхъ для драматурга знаній. Критикъ находилъ въ пьес? "много цинизма и грязныхъ двусмысленностей"; онъ говорилъ, что "Ревизоръ" – клевета на русскую жизнь: "Ревизоръ" производитъ непріятное впечатл?ніе, говорилъ онъ,- не слышишь ни одного умнаго слова, не видишь ни одной благородной черты сердца челов?ческаго. Еслибъ зло перем?шано было съ добромъ, то, посл? справедливаго негодованія, сердце зрителя могло бы, по крайней м?р?, осв?житься, a въ Ревизор? н?тъ пищи ни уму, ни сердцу, н?тъ ни мыслей, ни ощущеній!" Сенковскій тоже назвалъ комедію Гоголя "непристойнымъ фарсомъ", въ которомъ н?тъ идеи, н?тъ нравовъ общества. Онъ говорилъ, что злоупотребленія бываютъ въ ц?ломъ мір? и изъ злоупотребленій нельзя писать комедій, потому что это не нравы народа, не характеристика общества, но преступленія отд?льныхъ лицъ. Упрекалъ Сенковскій Гоголя и за отсутствіе любовной интриги.
      Оба эти отзыва раздались изъ "консервативной" журналистики,- оба критика стояли на старой псевдоклассической точк? зр?нія.
       Кн. Вяземскій о "Ревизор?". Надеждинъ.
      Многіе критики выступили въ защиту "Ревизора". Кн. Вяземскій въ очень умной стать? превознесъ комедію Гоголя, поставилъ ее наряду съ "Недорослемъ" и "Горемъ отъ ума". Критикъ разбиваетъ старое псевдо-классическое д?леніе явленій природы на "низкія", недопустимыя искусствомъ,- и "возвышенныя". "Для художника, говорилъ Вяземскій, н?тъ въ природ? низкаго, a есть только истинное". Гоголя онъ превознесъ, какъ художника-реалиста. Защищаетъ онъ пьесу Гоголя и противъ т?хъ критиковъ, которые нападали на нее за отсутствіе морали, отсутствіе положительныхъ типовъ. "Литература не для малол?тнихъ", говорилъ онъ, и авторъ былъ правъ, что нарисовалъ лица въ томъ вид?, съ т?ми отт?нками св?та и безобразіями, какими они представлялись его взору. Пусть безнравственны лица – нравственно само впечатл?ніе, произведенное комедіей – и въ этомъ ея общественный смыслъ. Но надо быть справедливымъ и не преувеличивать самой безнравственности героевъ комедіи. Зач?мъ клепать на нихъ,- они бол?е см?шны, нежели гнусны: въ нихъ бол?е нев?жества, необразованности, нежели порочности… Говорятъ, что въ комедіи Гоголя не видно ни одного умнаго челов?ка; неправда. Уменъ авторъ. Говорить, что въ комедіи Гоголя не видно ни одного честнаго и благомыслящаго лица,- неправда – честное и благомыслящее лицо есть правнтельство, которое, силою закона поражая злоупотребленія, позволяетъ и таланту исправлять ихъ оружіемъ насм?шки". Съ большимъ сочувствіемъ отнесся къ комедіи журналъ Надеждина. Гоголя зд?сь похвалили за "ум?піе схватывать черты характеровъ"; его превознесли за то, что пьеса его отличается "народностью": "театръ нашъ скоро воскреснетъ", говорилъ критикъ,-"скажемъ больше, что мы скоро будемъ им?ть нашъ національный театръ, который будетъ насъ угощать не насильственными кривляньями на чужой манеръ, не заемнымъ остроуміемъ, не уродливыми перед?лками, a художественнымъ представленіемъ нашей общественной жизни". Критикъ указывалъ, что усп?хъ пьесы объясняется не только т?мъ, что она "см?шна",- "талантъ автора и современность произведенія" – вотъ, по его словамъ, главныя причины усп?ха. "Да, она см?шна, продолжаетъ авторъ, такъ сказать,- снаружи; но внутри – это горе-гореваньеце, лыкомъ подпоясано, мочалами испутано".
       Б?линскій о "Ревизор?".
      Въ 1840-омъ году отозвался о "Ревазор?" и Б?линскій. Онъ оц?нилъ пьесу съ эстетической точки зр?нія, признавъ, что строеніе, композиція пьесы образцовыя, что "Ревизоръ" – единственная русская комедія, которая вполн? удовлетворяетъ требованьямъ художественности. Критикъ ставилъ Гоголя выше Мольера, "для котораго поэзія никогда не была сама по себ? ц?ль, но средство исправлять общество осм?яніемъ пороковъ". "Комедія, говорилъ Б?линскій, должна представлять собой особый, замкнутый въ самомъ себ? міръ, т. е. должна им?ть единство д?йствія, выходящее не изъ вн?шней формы, но изъ идеи, лежащей въ ея основаніи".
       Гоголь о "Ревизор?".
      Вс? эти "похвалы" и "обвиненія", очевидно, не удовлетворяли Гоголя: онъ вид?лъ, что и хвалятъ его, и бранятъ многіе потому, что не понимаютъ т?хъ ц?лей, которыя пресл?довалъ онъ самъ, сочиняя свое произведеніе. Желая выяснить истинный смыслъ его, Гоголь написалъ н?сколько разъясненій "Ревизора": "Развязка Ревизора", "Дополненіе къ "Развязк? Ревизора", "Театральный разъ?здъ посл? представленія новой комедіи".
      " Развязка Ревизора". "Театральный разъ?здъ". Гоголь о "см?х?".
      Въ первомъ очерк? Гоголь постарался выяснить истинный смыслъ комедіи, раскрывъ ту аллегорію, которую она, якобы, собою представляетъ. Выше (стр. 131) было пересказано это толкованіе и отм?чена была его искусственность, даже фальшь, д?лающая мн?ніе Гоголя объ его пьес? для насъ необязательнымъ. Въ "Театральномъ разъ?зд?" Гоголь отв?чаетъ своимъ критикамъ, разбирая ихъ обвиненія, отчасти похвалы. Мы вид?ли уже, что обвиненія противъ пьесы сводились къ сл?дующему: 1) пьеса не комедія, a фарсъ; 2) построева она не по правиламъ: н?тъ завязки и развязки, 3) н?тъ доброд?тельныхъ героевъ. 4) комедія есть насм?шка надъ Россіей,- она опасна въ политическомъ отношеніи, такъ какъ она подрываетъ "основы" русской жизни. Эти обвиненія высказываются зрителями, которые, спускаясь посл? окончанія представленія по театральной л?стниц?, д?лятся впечатл?ніями, вынесенными изъ театра. На вс? обвиненія, тутъ же изъ толпы слышатся и отв?ты, оправдывающіе автора и его произведеніе. Одинъ изъ зрителей говоритъ о правильности построенія пьесы, о великомъ общественномъ значеніи серьезнаго комическаго сочиненія. Другой зритель опровергаетъ мн?ніе, будто комедія опасна въ политическомъ отношеніи, ссылаясь на слова одного мужичка, сказавшаго по поводу комедіи: "небось прытки были воеводы, a вс? побл?дн?ли – какъ пришла царская расправа". Изъ этого восклицанія онъ выводитъ заключеніе, что "основъ" государственной жизни пьеса незатрагиваетъ,- теряется уваженіе только къ порочнымъ слугамъ государства. Тотъ же зритель говоритъ о великомъ нравственномъ значеніи комедіи, приглашая слушателей внимательн?е заглянуть въ свои сердца,- поискать тамъ т?хъ чувствъ и мыслей, которыя высм?яны авторомъ въ его комедіи. Въ конц? концовъ, въ уста "автора" Гоголь влагаетъ свои мысли о великомъ очищающемъ значеніи "см?ха". Онъ указываетъ, какая громадная духовная сила сокрыта въ см?х? – его боятся вс?,- даже т?, "кто уже ничего не боится на св?т?". Серьезный см?хъ не есть пустозвонство. "Онъ углубляетъ предметъ, заставляетъ выступить ярко то, что проскользнуло бы, безъ проницающей силы, котораго мелочь и пустота жизви не испугали бы такъ челов?ка; ничтожное и презр?нное, мимо чего челов?къ проходитъ равнодушво всякій денъ" – проясняется и д?лается понятнымъ, благодаря указанію писателя-юмориста. Его и задача поэтому сводится къ тому, чтобы поучать отрицательныии образами, подчеркивая и отдавая на см?хъ безобразіе зла. Осм?ивая зло, онъ, т?мъ самымъ, возвышаетъ идеалъ добра. Вотъ почему юмористъ- не гаеръ, не балаганный шутъ-зубоскалъ, a врачъ, который врачуетъ челов?ческіе недуги, скорбя въ то же время надъ падшимъ челов?комъ. "Въ глубин? холоднаго см?ха, говоритъ "авторъ", могугъ отыскаться горячія искры в?чной, могучей любви, и кто льетъ часто душевныя, глубокія слезы,- тотъ, кажется, бол?е вс?хъ см?ется на св?т?".
       Историко-литературное значеніе "Ревизора".
      Комедія "Ревизоръ" им?етъ большое значеніе не только художественное и общественное (вопреки желанію автора), но и "историко-литературное". Гоголь, благодаря своимъ комедіямъ, сталъ во глав? новой школы драматурговъ-реалистовъ, которые навсегда освободились отъ узъ псевдоклассицизма и взялись за правдивое изображеніе русской жизни. Гоголь создалъ "національный" русскій театръ и, подъ его вліяніемъ, создалась ц?лая школа писателей, среди которыхъ самое видное м?сто занимаетъ Островскій. Какъ въ "Женитьб?", такъ и въ "Ревизор?" Гоголь далъ н?сколько удачныхъ портретовъ изъ русской д?йствительности,- и въ произведеніяхъ Гончарова, Тургенева. Островскаго, Пот?хина, Сухово-Кобылина и мн. др. мы встр?тимъ не разъ развитіе, усложненіе т?хъ русскихъ образовъ, которые впервые найдены и художественно отм?чены еще Гоголемъ.
       Пов?сти посл?дняго періода: "Шинель". Основная идея пов?сти "Шинель".
      Изъ пов?стей Гоголя посл?дняго періода, написанныхъ въ Италіи, особенно ц?нны дв?: "Шинель" и "Мертвыя Души".
      Основная идея пов?сти "Шинель" очепь возвышенна. Положительно можно сказать, что это маленькое произведеніе, по глубин? идеи, стоитъ выше всего написаннаго Гоголемъ. Въ этой пов?сти онъ не изобличаетъ никого,- онъ выступаетъ съ евангельской пропов?дью любви къ ближнимъ; онъ въ образ? героя рисуетъ "нищаго духомъ", челов?ка "маленькаго", "ничтожнаго", малозам?тнаго и утверждаетъ, что это существо достойно и челов?ческой любви и даже уваженія. Трудно было доказать такую "см?лую" идею въ то время, когда средняя публика находилась еще подъ вліяніемъ эффектныхъ героевъ Марлинскаго и его подражателей,- и т?мъ бол?е чести Гоголю, что онъ р?шился сказать свое слово въ защиту героя "униженнаго и оскорбленнаго", не побоявшись даже поставить его на пьедесталъ.
       Характеристика героя пов?сти.
      Акакій Акакіевичъ Башмачкинъ – маленькій чиновникъ, обиженный судьбою и людьми, не над?ленный никакими способностями, кром? ум?нія красиво переписывать бумаги, представленъ челов?комъ, который не только добросов?стно, но даже съ любовью занимается своимъ д?ломъ. Это д?ло, переписыванье бумагъ,- весь смыслъ и единственная радость его одинокой, полуголодной жизни,- ни о чемъ другомъ онъ не мечтаетъ, ни къ чему не стремится и ни на что другое онъ не способенъ. Когда ему, въ вид? повышенія, дали самостоятельную работу, онъ оказался не въ состояніи ея исполнить и просилъ оставить его при переписк?. Это сознаніе своего духовнаго безсилія подкупаетъ зрителя, располагаетъ его сразу въ пользу скромнаго Башмачкина.
      Но Гоголь въ своей пов?сти требуетъ уваженія къ этому челов?ку, которому, говоря словами евангельской притчи, былъ данъ "одинъ талантъ", и этотъ "талантъ" не былъ имъ зарытъ въ землю. Башмачкинъ, по мн?нію Гоголя, стоитъ выше даровитыхъ чиновниковъ, занимающихъ видныя м?ста, но небрежно отправляющихъ свои обязанности.
      Но не только уваженія къ Башмачкину, какъ къ скромному и честному работнику, требуетъ Гоголь въ своей пов?сти,- онъ требуетъ любви къ нему, какъ къ "челов?ку". Въ этомъ высокая моральная идея произведенія.
       Отношеніе Гоголя къ герою пов?сти.
      He над?ясь на то, что современные читатели въ состояніи будутъ сами разобраться въ этомъ произведеніи и понять "идею" его, Гоголь самъ раскрываетъ ее, изображая состояніе души одного чуткаго юноши, который понялъ благодаря встр?ч? съ Башмачкинымъ великое чувство христіанской любви къ ближнимъ. Эгоистическая и легкомысленная молодежь, въ чиновничьихъ вицъ-мундирахъ, любила пот?шаться надъ см?шнымъ и безотв?тнымъ старикомъ,- онъ покорно все переносилъ, лишь изр?дка жалкшхъ голосомъ повторяя: "Оставьте меня! Зач?мъ вы меня обижаете?" И Гоголь продолжаетъ:
      "И что-то страниое заключалось въ словахъ и голос?, съ какимъ они были произнесены. Въ немъ слышалось что-то такое, прекловяющее на жалость, что одинъ молодой челов?къ, который, по прим?ру другихъ, позволилъ-было себ? посм?яться надъ нимъ, вдругъ остановился, какъ будто пронзенвый, и съ т?хъ поръ, какъ будто, все перем?нилось передъ нимъ и показалось въ другомъ вид?. Какая-то неестественная сила оттолкнула его отъ товарищей, съ которыми онъ познакомился, принявъ ихъ за приличныхъ, св?тскихъ людей. И долго потомъ, среди самыхъ веселыхъ минутъ, представлялся ему низенькій чиновникъ, съ лысиною на лбу, съ своими проникающими словами: "Оставьте меая! Зач?мъ вы меня обижаете?" И въ этихъ проникающихъ словахъ звен?ли другія слова: "Я – братъ твой!" И закрывалъ себя рукою б?дный молодой челов?къ и много разъ содрогался онъ потомъ на в?ку своемъ, видя, какъ много въ челов?к? безчелов?чья, какъ много скрыто свир?пой грубости въ утонченной, образованной св?тскости – и, Боже! даже въ томъ челов?к?, котораго св?тъ признаетъ благороднымъ и честнымъ!"
      Башмачкинъ жилъ незам?тнымь и умеръ такимъ же нев?домымъ, забытымъ… Его жизнь не обильна впечатл?ніями, вотъ почему самыми крупными событіями въ ней было ужаснувшее его сознаніе, что надо купить новую шинель, радостныя мечты объ этой шинели, восторгъ его, когда шигель была y гего на плечахъ, и, наконецъ, мученья его, когда эта шинель была y него украдена и когда найти ее оказалось невозможнымъ… Вс? эти разнообразныя чувства, связанныя съ шинелью, ураганомъ ворвались въ его существованіе и смяли его въ короткое время. Башмачкинъ умеръ отъ такой же ничтожной причины, какъ старосв?тскіе пом?щики, и произошло это по той же причин?: слишкомъ безсодержательна была его жизнь, и оттого до гигантскихъ разм?ровъ выростала въ этой пустой жизни всякая случайность. Что для другого челов?ка, живущаго полной жизнью было бы непріятнымъ, но побочнымъ обстоятельствомъ, то для Башмачкина сд?лалось единственнымъ содержаніемъ жизни.
       Художественная ц?нность пов?сти.
      Въ художественномъ отношеніи, произведеніе это стоитъ очень высоко. Авторъ задалъ себ? трудную задачу,- окружить сочувствіемъ читателя ничтожный и см?шной образъ Башмачкина, не впадая въ карикатурность и слащавую сентиментальность. Какъ тонко и трогательно изобразилъ Гоголь маленькую, "муравьиную" душу своего героя, видно, хотя бы, изъ разсказа о т?хъ мысляхъ и пувствахъ, которыя овлад?ли имъ, когда онъ примирился, наконецъ, съ мыслью о необходимости купить новую шинель. У него ге хватало сорока рублей-
      "Акакій Акакіевячъ думалъ-думалъ и р?шилъ, что нужво будетъ уменьшить обыкновенныя издержки, хотя бы, по крайней м?р?, въ продолженіе одного года: изгнать употреблегіе чая по вечерамъ и не зажягать по вечерамъ св?чи, а, если что понадобится д?лать, идти въ комнату къ хозяйк? и работать при ея св?чк?; ходя по улицамъ, ступать, какъ можно легче и осторожн?е по камнямъ и плитамъ почти на цыпочкахъ, чтобы, такимъ образомъ, не истереть скоровременно подметокъ; какъ можно р?же отдавать прачк? мыть б?лье, a чтобы не занашивалось, то всякій разъ, приходя домой, скидать его и оставаться въ одвомъ только демикотоновомъ халат?,- очень давнемъ и щадимомъ даже самимъ временемъ.
      Надобно сказать правду, что сначала ему было н?сколько трудно привыкать къ такимъ ограничевіямъ, но потомъ какъ-то привыклось и пошло на ладъ,- даже онъ совершенно пріучился голодать по вечерамъ; но зато онъ питался духовно, нося въ мысляхъ своихъ в?чную идею будущей щинели. Съ этихъ поръ, какъ будто, самое существованіе его сд?лалось какъ-то полн?е, какъ будто онъ женился, какъ будто какой-то другой челов?къ присутствовалъ съ нимъ,- какъ будто, онъ быль не одинъ, a какая-то пріятная подруга жизни согласилась съ нимъ проходить вм?ст? жтзненную дорогу,- и подруга эта была не кто другая, какъ та же шинель, на толстой ват?, на кр?пкой подкладк? безъ износу… Онъ сд?лался какъ-то жив?е, даже тверже характеромъ, какъ челов?къ, который уже опред?лилъ и поставилъ себ? ц?ль. Съ лица и съ поступковъ его исчезло само собою сомн?ніе, нер?шительность, словомъ – вс? колеблющіяся и неопред?ленныя черты… Огонь порой показывался въ глазахъ его, въ голов? даже мелькали самыя дерзкія и отважныя мысли: "не положить ли, точно, куницу на воротникъ!"
      Такъ, балансируя между насм?шкой и сожал?ніемъ, см?хомъ и слезами, Гоголь тонко рисуетъ этотъ образъ, въ которомъ заразъ мы чувствуемъ сатиру и элегію.
      Изъ приведеннаго обрывка мы узнаемъ о томъ, что маленькій ничтожный Акакій Акакіевичъ былъ над?ленъ такой силой воли, которой, быть можетъ, не сыскать y многихъ людей съ характеромъ. Изъ этого же обрывка мы узнаемъ, что существо челов?ка, даже стоящаго на самой низкой ступени умственнаго развитія, доступно стремленіямъ къ "идеалу". Этимъ идеаломъвъ жнзви Башмачкина была хорошая ватная шинель. Мечта о шинели осв?тила его жизнь, показала ему ц?ль въ жизни – накопить денегъ для ея покупки. Эта мечта даже облагородила его, поднявъ его въ собственныхъ глазахъ…
       Другія д?йствующія лица въ пов?сти.
      Кром? Башмачкина, Гоголь вывелъ въ этой пов?сти чиновниковъ, находящихся на различныхъ ступеняхъ чиновничьей іерархіи. Легкомысленные молодые чиновники, между которыми есть и богачи, и знатные – это толпа, въ которой авторъ воплотилъ тотъ эгоизмъ, ту "свир?пую грубость", которой, по его словамъ, онъ много вид?лъ въ самой утонченной, образованной св?тскости. Въ "значительномъ лиц?" пов?сти Гоголь вывелъ челов?ка добродушнаго, но тщеславнаго и пустого; генеральскій чинъ ему вскружилъ голову,- къ своимъ подчиненнымъ и вообще людямъ, ниже его стоящимъ по служб?, онъ считаетъ необходимымъ отпоситься "строго, распекать ихъ при всякомъ удобномъ и неудобномъ случа?". И вотъ, челов?къ добрый въ душ?, одурманенный тщеславіемъ, онъ совершаетъ поступки, въ которыхъ тоже оказывается много самой "свир?пой грубости". "Челов?ческія", гуманныя отношенія къ людямъ вычеркнуты изъ программы его д?йствій,- онъ не желаетъ уеижать свое званіе внимательнымъ отношеніемъ къ людямъ, низшимъ по своему положенію!
       Литературная исторія пов?сти.
      Литературная исторія пов?сти выяснена историками литературы. Въ основ? ея лежитъ д?йствительный случай, происшедшій съ однимъ маленькимъ чиновникомъ, который долго копилъ деньги, чтобы купить ружье.