Чм66 или миллион лет после затмения солнца

      В 81-м году постижению смысла добровольного вхождения территорий Казахстана в Россию мешало многое. В том числе условность границ между республиками, общесоюзное разделение труда, командный принцип управления народным хозяйством.
      Истинное значение акта присоединения, заключенного между ханом
      Абулхаиром и Анной Иоанновной начинает доходить до нас только сегодня. На те времена гораздо большим злом для казахов, нежели набеги джунгар, служили кровавые межродовые распри. Межродовая вражда и без набегов джунгар грозила довести народ до самоистребления. И надо отдать должное хану Абулхаиру, его мужеству, с которым он сумел во имя сохранения нации, будущего для этноса, переломить в себе гордыню и пойти на поистине мудрое, дальновидное решение. Сама Россия, ее народ, обретавшиеся в пресыщенности от необозримости подвластных ей земель, не употребили во зло безвыходность положения восточного соседа, проявили по-настоящему державные величие и благородство.
      Россия в действительности и сохранила до нынешних дней
      Казахстан, помогла уберечься от самоуничтожения молодой, только-только встававшей на путь самопознания нации.
      Диффундировавшие в казахской среде русские дали толчок смене кочевого образа жизни на оседлый. Русские помогли определить место казахов в начинавшем медленно меняться мире вокруг и внутри себя.
      Избитые банальности о благовтворном влиянии культуры русского народа на рост побудительных мотивов к сохранению духовного наследия казахов остаются избитыми. Но тем не менее, это факт, что через русскую культуру, через русский язык казахи, постепенно избавляясь от сущностно языческого понимания природы вещей, приобретали склонность видеть мир во всем его многообразии, со всеми его противоречиями, превратностями, которые всегда сопровождают пробуждение национального самосознания.
      Естественно, все эти процессы не обошлись без издержек. Однако, идеально ровных дорог не бывает. И по истинно высокому счету казахская нация, заключенная в тиски между двумя державными соседями, сделала 260 лет назад интуитивно спасительный выбор.
      Реальный социализм отдельным народам причинил море страданий. В то же время при советской власти социалистическая идея позволила
      Казахстану сделать мощный рывок. Теперь уже в становлении собственной экономики, постановки, структурировании различных видов национальной культуры, дала толчок росту национального самосознания. Отмахиваться, не признавать этого исторического результата, никому не возбраняется. Но сути дела это поменять никоим образом не может.
      И сегодня, на пороге нового века, наивным, глупым и опасным было бы продолжать находиться в плену иллюзий, ложных идей о том, что мы можем обойтись без России. Россия без нас обойтись может. Но мы без нее – нет. Сам по себе суверенитет не кормит, не поит. Его домогаются правители, чтобы без оглядки на бывших вышестоящих товарищей из центра управлять оставшимся ему в наследство народом так, как им заблагорассудится.
      …Между тем в Политбюро, видимо, чувствовали, что дни Брежнева сочтены. Среднее звено партруководства лихорадочно прогнозировало судьбу ближайших соратников Леонида Ильича. Что одним из первых падет Кунаев, мало кто смоневался. Угораздило же его получить третью звезду Героя Труда. Да и незаслуженно, по мнению недругов Кунаева, высокий статус республики тоже, по идее, должен сыграть свою зловещую роль. Уберут, видимо, и Алиева, чья фальшивая улыбка вызывала у обывателя идиосинкразию".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Полоса расширялась. Затоваренная бочкотара
      С прошлого года Ситка взял за привычку уходить из дома. 1 апреля
      1981-го выписался из больницы в отпуск и, не дойдя до дома, пропал на три недели. Позвонил рано утром с автовокзала. Доктор и я приехали на место и два часа обманом удерживали его до приезда санитаров.
      Вторично Ситка Чарли пропал в нынешнем апреле. Прошло больше месяца, о нем ни слуха, ни духа. В милиции сказали, что запрос направили по всей стране. Маме позвонила заведующая кассой вокзала
      "Алма-Ата два" Рая Байтемирова. Она поспрашивала железнодорожников.
      Один из проводников рассказал, что четыре недели назад провез до станции Моинты человека, по описанию похожего на Ситку. Проводник накормил безбилетного пассажира, послушал про Польшу и про мерзость запустения. Человека, похожего на Ситку, после Моинтов проводник больше не видел.
      Доктор недолго пробыл сторожем на дачах МВД. С Надькой расстаться он не в силах. Ненавидеть ее я ненавидел, и в то же время понимал, что дело не в Надьке. Не будь Нади, появилась бы в жизни Доктора другое наказание в лице какой-нибудь иной забулдыжки.. Доктор может и соображал, что и на фиг не нужен Наде, но она-то ему была нужна.
      Что их связывало помимо общности интересов? По-моему, Доктора влекли к ней не только ее безобразно огромные груди. Нетребовательность к себе опускает планку запросов, потом ведь привычка – большая сила.
      Насколько большая, настолько и непонятная. И вообще, что за разговоры о требовательности к себе после семи лет строгого режима?
      После двух попаданий в вытрезвитель Доктора поставили на административный надзор. Третья ночевка в вытрезвителе для него обернулась цельно скроенным материалом о нарушении надзора. В октябре прошлого года его посадили на год. Трубил Доктор в
      Семипалатинске.
      В местах лишения свободы следят, чтобы пути зэков, имеющих неоплаченные друг к другу счета, не пересекались. Во избежание лишней головной боли личные дела каторжан должны внимательно изучаться. Тем не менее, просмотры случаются. Вот я и думал: как бы по халатности кума где-нибудь на пересылке, или еще в другом месте, не столкнулись Бисембаев с Доктором. Убить Доктора зверек вряд ли убьет, но Доктор вновь облажается, что ни ему, ни всем нам не нужно.
      Темна вода в облацех
      В пивняке у "Целинного" видел Меченого. Омаров заметил меня, допил пиво и поспешил исчезнуть. Меченый примерно знает, на что я способен. Почему тогда он боится меня?
      Осенью 1980-го крякнул Соскин. Нашли его мертвым в подъезде чужого дома. Ничего неожиданного в смерти Соскина окружающие не находили. Пил он, будь здоров. Правда, если оглядеться кругом, пьющих круглосуточно, кроме Соскина, навалом. Не все они умирают от пьянства.
      Ибрагим Сайтхужинов получил майора и переведен в Джамбулское областное управление. Не работает в Советском РОВД и Нуржан Аблезов.
      Где он теперь, не знаю. В запальчивости мама, если и фантазировала, то не шибко. Следователя Советской райпрокуратуры Рыбину подловили на взятке и посадили на семь лет. Ее бывший начальник Мухамеджанов пошел на повышение, стал первым заместителем прокурора города.
      В 1984-м и его посадили, по громкому в те времена, делу "Антиподы".
      В марте 81-го мама позвонила заместителю заведующего отделом пропаганды ЦК Мукану Мамажанову и попросила помочь с переизданием переводов Куприна, сборника персидских сказок "Плутовка из Багдада" и романа Степанова "Семья Звонаревых". Мукан Калибекович до перехода в ЦК работал в Гокомиздате, сам немало перевел художественных книг и нашего отца знал неплохо.
      Мамажанов сказал маме, чтобы от имени папы мы составили заявление на имя секретаря ЦК по пропаганде Камалиденова и опустили его в ящик для писем на входе в Центральный Комитет партии со стороны улицы Мира.
      – Заявление попадет к нам в отдел, а там, чем могу, тем и помогу,
      – пообещал замзавотделом.
      В новом здании ЦК три парадных подъезда. Один с улицы Сатпаева, центральный, остальные два с улиц Фурманова и Мира.
      Ящик для писем трудящихся стоит в междверном пространстве парадного входа в ЦК. Я потянул на себя дверь, навстречу мне вышел мент. Я показал конверт с заявлением, охранник кивнул. Я уже опускал конверт в ящик, как мент встрепенулся, подбежал и попросил дать ему письмо. Он пощупал конверт и снова кивнул: можно опускать.
      Мамажанов помог с переизданием перевода "Молоха" Куприна и еще одной вещи. Остальные переводы пробить было трудно и ему. Но дело не в этом. А дело в том, что в тот день я кое-что узнал о технике движения писем трудящихся наверх.
      Я шел от ЦК к трамвайной остановке по Байсеитова. На Курмашке
      (улице Курмангазы) сворачивал к остановке через косые дворы. У первой каменной двухэтажки стояли Уран, и еще другие (сейчас не помню кто именно) мужики. Один из них, в черном пальто, стоял спиной ко мне. Центровские освежались шмурдяком. Я молча поздовался с
      Ураном и другими, как кто-то из них, узнав меня, стукнул по плечу стоявшего лицом к подъезду мужика в черном пальто.
      Мужик обернулся и это был Искандер.
      – Давно откинулся?
      – Недели три как.
      Мы смотрели друг на друга и молчали. Что говорить-то? Махмудов все понимал не хуже меня. Но что-то надо говорить и Искандер сказал:
      – Ладно… Я вернулся… Теперь все они ответят за Нуртасея.
      Я промолчал. Хотел сказать, что, по подлинному счету, не его это дело. Никто никому ничего не должен. Хотел сказать, но не сказал и, попрощавшись, продолжил шаг к трамвайной остановке.
      За неделю до похода к цэковскому подъезду встречался я и с
      Коротей. Пришел он в субботу и свистнул мне в окно.
      Разговаривали на скамейке у подъезда.
      – Даль умер, – не успел я присесть, как с испуганными глазами сообщил Володя.
      – Какой Даль? Актер что ли?
      – Ага. Олег Даль.
      – Он, что твой друг?
      – Да нет… – Коротя смешался. – Какой он мне друг?
      – Так какого ж… – Я не сдержался. – На х… мне обосрался какой-то Даль?
      – Извини, Бек.
      "Все ложь, пиз…ж и провокация. – я разговаривал сам с собой. -
      Ты теперь понял, что ни х… не стоишь? То-то же… Вовка тут ни причем. Зря я на него так. Он друг Шефа, но не более того. Дружба что? Выдумка, миф".
      – На годовщину кто приходил?
      – Пришли старики, родственники.
      – Из наших никого не было?
      – Каких еще наших? Смеешься?
      – Да-а… – вздохнул Коротя.
      В лаборатории помимо Марадоны и Терезы Орловски работают другие новенькие. Томирис и Карина. Нехорошо воевать с женщинами, но ничего с собой поделать не могу. И та, и другая действуют на нервы. Томирис
      – жеманством, болтовней невпопад, Карина тем, что мажется и пудрится какой-то вонючей парфюмерией. От ее макияжа в комнате стоит амбре, от которого першит горло и слезятся глаза. Я попросил Надю Копытову:
      – Скажи Карине, чтобы перестала марафетиться. Дождется, что в ответ я начну пускать Першинги.
      – Бедный… Они тебя доведут. – Надя побежала к Карине:
      "Перестань чем попало мазаться!".
      Карина лаборант-машинистка, ей 23 года, приехала из Рудного. Ее муж учится в алма-атинской школе милиции.
      Раза два я сделал ей замечание уже не из-за парфюмерии. Салажка вместо того, чтобы делать правильные выводы, не унималась. Когда в третий раз я попросил ее не лезть в разговоры старших товарищей и услышал от нее: "Позорник!", то по-настоящему вышел из себя. Она ненадолго притихла, но оправившись от моей брани, продолжала огрызаться.
      На то и коллектив, чтобы перевоспитывать человека. Получится не получится, но пытаться надо.
      Томирис на год моложе меня, не замужем. Ее, как и Карину, я шугаю каждый рабочий день. Зашугал настолько, что однажды Томирис молча поставила мне на стол пузырь "Русской".
      – Это еще что такое?
      – Марадона сказала, что путь к сердцу Бектаса лежит через бутылку.
      – А ну пошла в сраку!
      Может Марадоне со стороны и видней, но упрощать не по-товарищески. Тем более, что она и некоторые другие комсомольцы называют меня наставником молодежи.
      – Марадона, – я обратился с вопросом, – что это значит "путь к сердцу Бектаса лежит через бутылку"?
      – Что разве не так? – Марадона смеется.
      – Как тебе сказать…
      – Да не мучайся.
      – Это совсем не так.
      – Я шучу.
      Гуррагча по национальности не монгол, – казах. Зовут его Хали. Не монгол, но рысачит что незабвенный хан Котян. Смеется и зауживает и без того узкие глаза, щерится золотыми фиксами: "Хи-хи-хи!".
      Поглядишь на такого и начинаешь постигать, чего стоило русскому народу пережить татаро-монгольское нашествие.
      Хали самец всем мужикам на зависть. Монгол практикует исключительно силовой беклемиш. Его коронка – анальный секс. По совокупности доблестей получил от Шастри дополнительную кличку
      "ахмеровский бычок".
      Он ходит одновременно и с Томирис, и с Кариной.
      От улыбки станет день светлей…
      Песня "Снег кружится, летает…" у Иржи Холика и Магды Головы
      – семейный гимн. Поют ее в доме исключительно на день рождения или по случаю пребывания у них в гостях важного человека.
      День рождения у Магды 4 июня, о чем она предупреждает будущих гостей за месяц. Специальной программы подготовки к торжеству у нее нет, но то, как она об этом по несколько раз заблаговременно оповещает друзей и приятелей заставляет и по трезвяни и по пьяни не забывать, что нас ждет 4 июня.
      Пьют в доме Иржика и Магды каждый день, с утра до вечера, но на день рождения хахаль Таньки обязательно принесет магнтофон, сама сестра Головы обещает к тому дню накатать кого-нибудь из лопухов и прийти не с пустыми руками.
      Таньке уже восемнадцать и девчонка она с головой. Шутя накатывает пьяных мужиков. Кого-то и продинамит, а с кем-то и всерьез приторчит где-нибудь на пару дней. Хоть и прикинута сестра Головы не ахти как, но пожилые мужики западают на нее всерьез. У Таньки хорошо развитая грудь, и глаза как у Орнеллы Мути.
      – Бектас, не обзывайся, – просит она.
      – Я не обзываюсь. Орнелла Мути красивая женщина.
      – Не гони. Блядешка, наверное.
      – Танька, это действительно известная итальянская актриса.
      – Все равно не надо. Фамилия у нее, как у прошмандовки.
      Ничего странного в протестах Тани Головченко нет. Когда Марадона сказала, что я похож на ее отца, первое пришло в голову: он у нее, что тоже пьет, как я?
      Есть у Таньки постоянный парень по фамилии Сурков. Не сказать, что он он смотрит на Танькино лаврирование сквозь пальцы, однако, в меру природного спокойствия не разделяет возмущения соседей Головы, которым не дает покоя распущенность Таньки.
      Сурков по себе знает: мало ли чего не бывает по пьяни. Пьет он, как и подруга, много и то, как Танька на его глазах пуляет сеансы,
      Суркова если и нервирует, то виду он не подает. Потому как, младшую
      Голову не переделаешь. Такая она. Крепит верность Суркова подруге и то, что среди парней на районе не он один любит без памяти Таньку. К примеру, обожает ее Игорь, официант ресторана "Болгария". Ровный, обходительный пацан, планы насчет Тани у него серьезные.
      Игорь познакомил младшую Голову с матерью, несколько раз просил ее руки.
      Но Таньку замужество не интересует.
      В третьей двухэтажке, что стоит наискосок от домов фабрикантов, живет ее первая подруга Рутка. Она младше Таньки на год, живет с мужем, имеет от него ребенка.
      Рутка тоже росла без отца и с детства озаботилась поисками приключений. Кончилось тем, что мамаша при содействии инспекции по делам несовершненнолетних определила дочь в школу для трудновоспитуемых. Смазливую малышку, отказывавшуюся подчиняться правилам трудового распорядка, взялся перевоспитывать мастер по производственному обучению. Перевоспитание завершилось банальщиной, мастер соблазнил двенадцатилетнюю латышку. Школу Рута не окончила, с четырнадцати лет живет с парнем, скоро они распишутся. Время от времени она присоединяется к рейдам подруги, пропадает неделями неизвестно где. Проходит дня два-три и на поиски жены выходит муж.
      Рутка объявляется, муж бъет ее, на месяц в семье устанавливается идиллия.
      Муж Танькиной подруги работает электриком, по вечерам подрабатывает и на стороне. Все ради жены. По возвращении Рутки ищет по знакомым торгашам обнову для жены. Потому-то всегда юная латышка щеголяет в фирменных джинсах, ярком блузоне.
      Стройной Рутке идет фирменный прикид. У нее тоже развитая грудь, ладная, не в пример узкобедрой Таньке, хорошо очерченная задница.
      Она знает себе цену и использует природные данные на полную катушку.
      Из соседок Магды первый враг Таньки и Рутки – усатая Валюня. Она
      1943 года рождения, мать двух дочерей, замужем за изолировщиком теплосетей. В недавнем прошлом Валюня фестивалила на районе с Вахой,
      Шварем, Иржи Холиком. Вышла замуж и переменилась.
      Сегодня с ее, грубого покроя лица, не сходит озабоченность падением нравов на районе. Все про всех знает. Кто где работает, кто чем дышит – лучше всех известно Валюне. Ругает она Магду, день-деньской материт Таньку с Руткой, жалеет Иржика:
      – Связался Ержан с этой Наташкой, пустил к себе, а она устроила в доме кельдым. Теперь и эти две шалавы к ним таскаются.
      Валюня моет подъезд каждой утро.
      Я вышел от Иржика, она как раз обметала веником ступеньки.
      – Смотри, что нашла.
      Она чуть ли не в нос сунула мне газетный клочок с ватными тампонами. Я отпрянул и попытался проскользнуть. Валюня перегородила дорогу.
      – Они в подъезде е…тся!
      Я застыл на месте..
      – Вы этого так не оставите..
      – Конечно! – заорала соседка Головы. – Вот сейчас пойду и сожгу эти затычки.
      – Зачем?
      – А чтоб у этих шалав п… сгорела!
      Магда объяснила, что колдовских приемов у Валюни не счесть. И что, если прочитать перед сожжением специальный заговор, то у девиц, обронивших средства личной гигиены, и в самом деле могут возникнуть боли в этом месте.
      В то время я не знал, что и мои появления у Иржика отслеживаются и фиксируются Валюней. Поначалу она не понимала, почему из великого множества кирюх на районе я хожу именно к ее соседям. Позднее Валюня догадалась и любопытствующим мое присутствие в доме Иржика объясняла так:
      – Этот из писательского дома поит Ержана, а взамен е…т Наташку.
      Быть или не быть?!
      Кончай понты!
      Сделай же что-нибудь!
      Из женщин лаборатории на первомайский вечер остались
      Марадона, Кэт и команда Гуррагчи – Карина с Томирис. Кэт перепила и попросила проводить ее до дома матери. Тетя Соня, мама Кэт живет на полдороге от института до моего дома.
      Карина разговаривала с Гуррагчей. Монгол обещал ей поставить новый супинатор на туфли.
      "Чтобы перевоспитать человека, для начала надо войти к нему в доверие" – подумал я и сказал Карине:
      – Пойдешь со мной провожать Кэт.
      Девушка устала от моих придирок, потому и обрадовалась.
      – Правда? – сказала Карина и подхватила Кэт с правой стороны.
      Гуррагча состроил недовольную мину. Обойдется.
      Мы оставили Кэт у подъезда, я позвонил Пельменю:
      – Берик, дай ключи.
      Сам Пельмень живет с родителями. Квартира однокомнатная, досталась ему после смерти бабушки. Когда надо, он водит туда друзей, телок.
      Карина калачик тертый.
      – Три года назад я приехала в Алма-Ату поступать в институт. Не поступила и застряла на несколько месяцев.
      – Не в жилу было в Рудный возвращаться?
      – Ага. Жила у тетки.
      – Где-то работала?
      – Нет. Шлялась… Познакомилась с Алтаем Габдуллиным, твоим соседом.
      – Постой, он же умер в прошлом году.
      – Умер.
      – Откуда знаешь, что он был моим соседом?
      – Знаю.
      Алтай сын Ныгмета и Магриппы Габдуллиных. Как упоминалось,
      Габдуллины живут во втором подъезде. Ныгмет завкафедрой казахского языка и литературы в КазПИ. Алтай скончался, принимая ванну. Было ему 27. После него осталась жена, маленькая дочка.
      – С Алтаем я жила… Знаю всех его друзей… Урана, Джамбу,
      Фарабу…
      – Алтай был симпатичный парень. – сказал я. – Здоровались при встрече, но толком я его не знал. По-моему, он неплохой человек..
      – Да.
      – Он вроде как сильно закуривался.
      – Ага. И я с ним. Вернулась в Рудный и полгода без анаши на стенку готова была лезть.
      Родители Алтая дружат с моими предками.
      Полгода назад Магриппа по просьбе матушки провела со мной беседу.
      – Твоя мама правильно говорит – людей то, как ты пьешь, радует. – заметила соседка.
      Магриппа не уточнила, радует ли и ее мое пьянство. После смерти
      Алтая в ее семье воцарилось спокойствие. Младший, оставшийся после смерти единственным в семье, ее сын Аскар не пьет и служит в милиции.
      Еще Магриппа говорила и такие вещи:
      – Никто никому не нужен, и если кто-то с кем-то дружит, то это неспроста. Значит, ему что-то от него нужно.
      В последнее время Габдуллина зачастила к нам. Ей то самой, что от нас нужно?
      – … Ты на меня кричал, а я по ночам плакала.
      – Да ну? – удивился я. – Я думал, тебе все по фигу.
      – Я плакала и собиралась подговорить знакомых, чтобы тебя побили.
      – Во как! Я думал, ты тостокожая.
      – Тостокожая у нас Марадона.
      – Это точно.
      – Нурхан меня заколебал.
      – На палку раскручивает?
      – Ага. Дурак старый. – Карина поднялась с кровати. – Погоди.
      Схожу в туалет.
      Ее ужасная парфюмерия меня уже не раздражала. На многое можно не обращать внимания, если человек умеет договариваться.
      – Ты не попробовал что-нибудь написать? – Карина залезла под одеяло.
      – Почему ты спрашиваешь?
      – Не знаю. Мне нравится, как ты говоришь. У тебя образная речь.
      – Образная речь? Неправда… Я говорю, как все говорят.
      – Ты за собой не замечаешь, а я ведь слежу за тобой.
      – Надо же. Э-э… По правде, я хотел бы что-нибудь написать, но…
      – Что но?
      – Да ладно.
      На работу мы заявились после обеда. На чердаке Карину допрашивали
      Кэт с Терезой Орловски.
      – Чем вы занимались?
      – Разговаривали.
      – Всю ночь?
      – Ага. До утра.
      – Рассказывай.
      "Начнем с понедельника"
      5-го мая папе исполнилось семьдесят лет. Утром я пришел к нему в больницу.
      – Заходил поздравить Ахмедья, принес "Огни Алатау".
      В областной газете сообщение в одну строку о награждении писателя
      Абдрашита Ахметова Почетной грамотой Верховного Совета Казахской
      ССР. Джубан Мулдагалиев не забыл про отца.
      1 октября юбилей и у Чокина. Подготовкой к 70-летию директора занимается Устименко. Он готовит библиографический справочник, рассылает по организациям уведомления, документы на правительственную награду отправлены в ЦК еще в январе.
      Если объективно, то Чокину следует присвоить Героя
      Социалистического Труда. Мало у кого в республике столь множество заслуг.
      Хорошо, когда твой начальник человек авторитетный. Поневоле и сам чувствуешь себя неким крупняком.
      Дело в том, что на трамваях ездят карабинеры, и Гильяно их взрывает…
      Бактериальное выщелачивание – один из немногих в металлургии процессов, протекающих без энергетических затрат. Шастри и нынешний директор свинцово-цинкового комбината Ахат Куленов учились в одной группе. Куленову дать однокашнику работу, тысяч этак на тридцать, ничего не стоило. Тем более по цеху выщелачивания, куда до нас, никто из пришлых энергетиков, нос не совал.
      Переговоры с Зорковым ведет Шастри. Зорков не против сотрудничества с КазНИИ энергетики, но считает, что тема исследования энергоиспользования выщелачивания надуманна и советует хорошенько подумать, прежде чем идти с предложением к Куленову.
      – Займитесь настоящим делом. – сказал Зорков.
      "Накануне отъезда наконец изловил Зоркова. В восьмом часу, когда в коридорах заводоуправления было слышно только громыханье ведер уборщиц, я постучал в дверь кабинета.
      "Что у тебя там?" – спросил главный энергетик, протирая платком стекла очков. Я объяснил, что вот, мол, привез предложения по использованию ВЭР печей кипящего слоя. "Ну ты даешь! Мы эти ВЭРы уже решили использовать посредством термосифонов, – откликнулся он в свойственной ему разбитной манере и тут же, посмотрев на меня, спросил: – Что с тобой?".
      О причине моей подавленности Валерий Аркадьевич сразу догадался: "Справка о внедрении нужна?". Я молча кивнул. Зорков помолчал, вытащил из надорванной пачки "Примы" сигарету, задымил.
      "Да чего ты со своей диссератцией носишься как с писаной торбой? – заговорил он. – Если диссератция нужная – никуда не денется. Возьми другой агрегат, поработай с ним. Но в темпе. А то снова можешь опоздать. Смурнеть из-за того, что прошляпил, глупо. Ты медленно раскачивался".
      "Понимаете, Валерий Аркадьевич, зло берет, – начал я, еще не придя в себя. – У других как-то сразу получается. Вот один товарищ, назовем его Н., написал диссертацию по ВЭРам цветной металлургии, а внедрил ее в… Сельэнергопроекте. И ничего, представьте себе, защитился.
      Я в подробностях поведал историю защиты одной диссертации, которая прошла не без моего косвенного участия.
      …Когда я кончил рассказывать, Зорков повернулся на стуле и расхохотался: "И это все? Бог ты мой, стоило так унижаться? И ты ему завидуешь? Я понимаю тебя. – главнй энергетик перестал улыбаться. – Ты прикидывал, рассчитывал три года, а Н. в это время, не коробясь, внедрил свою липу не по адресу. Но ты не смотри на других. Что тебе за дело, если кто-то делает что-то не так. Это их дело. Принципиальным быть удобно в келейной обстановке.
      Ведь Н. выведен на орбиту науки и не без твоего молчаливого поддакивания, Честно скажи: своим молчанием ты хотел купит такое же молчание другого рецензента для своей будущей защиты? Чем же ты, в таком случае, лучше Н.? Вы ведь прекрасно поняли друг друга без слов".
      Бектас Ахметов. "Приложение сил". Из дневника младшего научного сотрудника. "Простор", N 11, 1983 г.
 
      Выросли дети у Шарбану. Старшие сыновья Талап и Серик работают инженерами, Гульнара удачно вышла замуж. У нее и муж хороший, и свекровь пробивная. Самый младший в семье Арыстан рысачит, навострился в партию, зарабатывает очки на стройке в Октябрьском районе Алма-Аты.
      У ЦГ наткнулся на Квазика, сына дяди Аблая Есентугелова. Тетя
      Альмира просила матушку достать для него хорошее печеночное лекарство. С печенью осложнения у Квазика после длительных запоев. С бухлом он завязал, работает инструктором в республиканском штабе строительных отрядов.
      – Слушай, почему я не знал, что ты бухарь? – спросил я Квазика.
      "…Вылетели в Ригу ночью. Сын писателя Квазик – улыбчивый, застенчивый мальчик следующей осенью должен пойти в десятый класс.
      Ни за что не разглядеть было в угловатом отроке будущего акулу национального капитализма начала девяностых. Кто вообще мог знать, что нас ждет?
      В аэропорту Румбула встречал младший брат писателя. Он был ученый из оборонки, полгода назад защитил докторскую, связанную, если правильно запомнил, из области защитных свойств авиационных материалов. Жил в Московском (так называли часть города, населенную в большинстве своем русскими) районе Риги.
      Квазику приглянулся радиоприемник "ВЭФ", что возвышался на серванте. Писательский сынок принялся сосредоточенно крутить ручку настройки. Здесь, у западных границ, четко и не только ночью, как это было у нас, в Алма-Ате, ловились "Голос Америки", Би-Би-Си. Дядя заметил горящие глаза старшеклассника и без слов через тетю Альмиру передал приемник племяннику. Квазик удивился: "Это мне?". Тетя
      Альмира насмешливо сказала: "Тебе. Единственному наследнику всех
      Есентугеловых".
      Бектас Ахметов. "Это было недавно…". Из книги "Сокровенное.
      Аблай Есентугелов. Мысли. Изречения. Воспоминания".
      Квазик улыбнулся, потупил глаза.
      Я взял его под локоть.
      – Знал бы, что ты был бухариком, – непременно выпил бы с тобой.
      – Да-а… – Квазик смущенно отмахнулся.
      – У Асета работаешь?
      Мой одноклассник Асет председатель республиканского штаба строительных отрядов при ЦК ЛКСМ Казахстана, начальник Квазика..
      – Да.
      – Не обижает?
      – Да нет.
      – Привет передавай.
      У Квазика при разговоре привычка прятать глаза. Опытные люди повадку толкуют как признак коварства. Случай с глазами сына дяди
      Аблая, по-моему, не укладывается в общепринятое суждение. Мало ли почему человек отводит глаза? Может он стеснительный.

Глава 2

      Брат, ты мне или не брат…?
      – Не храпи! – Я открыл глаза. За плечо меня тряс усатый, лысеющий парень с бесцветными глазами. – Спать не даешь.
      Это еще что за степная птица? В комбинатовской гостинице в прошлые приезды никто из соседей по комнате не жаловался на мой храп. Я ничего не сказал и, поворочавшись, заснул.
      Когда окончательно проснулся, был полдень. Усатый причесывался у зеркала. Он похож на белька с острова Ратманова. Сосед услышал, как я чиркнув спичкой, закурил, открыл рот. В зеркале отразились два огромных, заостренных клыка на верхней челюсти.
      Нет, он не белек. Сосед мой Дракула акмолинских степей.
      – Тебя как зовут?
      – Бирлес.
      – Я сильно храпел?
      – Ужас. Обедать пойдешь?
      – Пойду.
      – Пообедаем на фабрике-кухне.У меня талоны есть.
      – Тебе сколько лет?
      – Двадцать три.
      – Ничего себе, – я присвистнул. – Я думал, ты старше меня.
      – Мне больше моего возраста дают. – Дракула улыбнулся и почесал лобешник. – Может из-за лысины?
      – Ты еще не лысый, – я подпрыгнул на кровати, – Выпить за знакомство возраст тебе позволяет? Позволяет. Как ты?
      – Можно. Только я не пью.
      – … Нас семеро братьев и сестер. – Я пью вино, Бирлес рассказывает. – Родителей потерял в тринадцать лет, учился в интернате…
      – В один год лишился родителей? От чего они умерли?
      – От инсульта.
      – Живешь в общаге?
      – У тети.
      – Где работаешь?
      – Инженером на кафедре тяжелых цветных металлов в политехе.
      – Слушай, пузырь кончился. Надо по новой сходить в магазин.
      – Я сбегаю.
      – На тебе деньги.
      – Не надо. – сосед отстранил мою руку с трехрублевкой. – Моя очередь угощать.
      – Но ты же не пьешь!
      – Ну и что?
      Бирлес демонстрировал хорошее знание правил уважения старших..