– Знаю я его.
– Знаешь? – Шеф исподлобья взглянул на меня. – Откуда?
– Видел, как он у "Кооператора" лет десять назад ошивался.
– Точно он. – Шеф еще больше помрачнел. – Мне Меченый рассказал… Доктор побуцкал Надьку, а Бисембаев вступился за нее и дал ему п…
Я молчал.
– Доктор говно, но он мой брат. Вот я и отп…л Бисембаева. Так отп…л, что он надолго запомнит.
– Что делает Бисембаев у Меченого?
– Живет. Месяц назад откинулся, квартиру матери менты забрали себе.
Бисембаев живет у Меченого? Что-то екнуло во мне, проняло изнутри холодом. Бисембаев опасен, ох, как опасен. Я вспомнил сцену на скамейке у памятника генералу Панфилову. Он коварный. Бисембаев – зверек. Сказать Шефу? Но как оформить предчувствие в слова?
Я промолчал
– За брата я п…л и напропалую буду п…ть этого Бисембаева. -
Сказал он и оторвал голову от подушки. – Ты слышишь?
– Нет. А что?
– Кажется, Колобок зовет.
– Послышалось тебе. Спит матушка.
– Я тебя прошу… Ты когда поддашь, то запираешься на ключ, открываешь окно. Колобок понтуется… Боится, что простудишься.
Пожалуйста, не открывай окно.
– Хорошо.
– Ладно. – Шеф поднял с пола газеты. – Иди к себе. Я почитаю.
Сверхмаленькие люди не столь порочны, сколь дальнозорки. Я не предполагал насколько Шастри честолюбив. Сегодня он ждал меня с новостями.
– С утра вызывал Ахмеров… – переминался шалунишка.- Сказал, что
Каспаков п…й накрылся.
– В каком смысле?
– Ты не в курсе? Послезавтра партбюро разбирает персональное пьянство Каспакова.
Персональное пьянство? Шастри юморист.
– Что-то такое следовало ожидать.
Шастри раздул ноздри.
– Его и из завлабов попрут.
Каспаков не может выйти из пике, боится показаться на работе.
Совсем недавно его самого почти все боялись, боялись, вплоть до замдиректора. Только почему шалунишка сияет именинником? Неужели…?
– Ахмеров обещал тебе его место?
Шастри заулыбался.
– Он сказал, что будет говорить обо мне с Чокиным.
Ахмеров время не теряет, в открытую вербует пятую колонну.
Напрасно Таня Ушанова в минувшую пятницу уговаривала главбухшу не возникать. Уговоры дали понять бухгалтерше, что, пригрозив разоблачением парторгу, она сломала Каспакова.
– К приезду Чокина Жаркена освободят из парторгов, – Ушка подтвердила слова шалунишки.
– Знаешь, что мне сказал Нурхан? – Я хочу вернуть Таню к реальности. – Ахмеров пообещал ему место Каспакова.
– Брось чепуху городить.
– Сама погляди, Ахмеров кроме Каспакова ненавидит в нашей лаборатории и Кула. Остается Нурхан.
– Слышать ничего не хочу про Нурхана. Ты мне лучше скажи, как
Жаркена из запоя вывести?
– Коминтерн – это трудно.
– Если он сейчас же не остановится, Жаркена за неделю и из партии выгонят.
– Все-таки быстро Ахмеров положил его на лопатки.
Я не мог не отдать должное напористости гидротехника. Примитивно и быстро. Причем, не вступая в открытое столкновение.
Для Каспакова плохо, не только то, что он не показывается на работе. Вдвойне плохо, что в командировке Чокин. Будь директор на месте, он в два счета поставил на место главбухшу, шелбанул бы по устремлениям Ахмерова покончить с пьянством коммуниста Каспакова.
Как все просто и быстро. Не мечтал директор о таком преемнике, но порядок есть порядок. К своему возвращению Чокин будет поставлен перед фактом.
Я позвонил домой. Взял трубку Шеф.
– Колобок поехала к отцу. – сказал он. – Ты когда придешь?
– Скоро. Приду не один.
Вот как бывает…
Серик Касенов душевно здоровый человек и редко когда пьянеет.
Если и наберется, то из себя не выходит, не портит другим настроение. Нет в нем второго дна, умеет слушать. Друзей у него много, к концу недели они наперебой звонят на работу, приглашают разделить застолье.
Под руководством Сподыряка Серик смастрячил экономичный водогрейный котел. Котел он испытывает, но на напоминания Сподыряка о патентовании агрегата откликается вяло. Процедура регистрации изобретения длительная, но ее необходимо пройти. Серик Касенов понимает так, что новшества воруют только в книгах и кино и думает, что кроме него его котел никому не нужен.
У него двое детей, заботливая жена. У жены в близких родственниках начальник управления кадров МВД, которого регулярно снабжают черной икрой, балыками товарищи из Гурьевского УВД. От рыбных щедрот кадровика перепадает семье Касеновых. Под водочку лопаем икру и мы с Хаки.
Хаки, Серик Касенов, Шеф и я пили на кухне. О чем говорили, помню плохо. Не помню и то, как пошел спать.
… С утра шел мелкий снежок. На кухне Шеф собирал передачу для
Джона и Ситки.
– Вчера Колобок выходила на лоджию, видела открытое окно в твоей комнате. Я же просил тебя не открывать. – Шеф складывал банки в портфель и ворчал. – Ты нажрался, но я тебя не заложил.
На себя бы лучше посмотрел. Пил вместе с нами и еще делает одолжение, что не закладывал. Я разозлился и пошел к себе.
Валялся в кровати часа два. В дверь позвонили. Матушка открыла дверь.
– Он еще спит? – раздался голос Шефа.
Не хочу его видеть. Я прошел в ванную. Плескался минут двадцать.
Когда вышел, услышал матушкино: "Кашан келесын?".
– Скоро.
Хлопнула дверь, в квартире тишина.
Наконец-то. Какой он все-таки лицемер.
Матушка на кухне возилась с мясорубкой.
– Ушел?
– Ушел.
– Не сказал куда?
– Сказал: на улице какие-то друзья ждут.
Ночевать домой Шеф не пришел. Рано утром пришел Ситка Чарли.
– В отпуск выписали, – сказал он.
В "Советском спорте" разбирают причины поражения наших хоккеистов, отклики спортсменов на бойкот московской Олимпиады. В
"Известиях" тоже пишут про бойкот, в "Литературке" на всю полосу судебный очерк Ваксберга.
После обеда пришел Большой.
– Где Нуртас?
– Со вчерашнего дня не приходил.
Большой снял овчинный тулуп. Под ним он в тельняшке.
– Эдька, где достал тельняшку? – спросила мама.
– Из Одессы привезли.
Большой сел за стол, взял из рук мамы пиалушку с чаем.
– Все же где Нуртас?
Что это он? Соскучился?
– Не знаю.
– Вчера днем он заходил ко мне. С какими-то спившимися мужиками… Одного звать Сашей. Сказал, что ваш бывший сосед.
– Саша? – задумался я. – Понятия не имею.
– Эдька, мне тоже достань тельняшку.
– Тетя Шаку, зачем вам тельняшка?
– Бектасу надо такую.
– Это только в Одессе… В Одессе все можно купить.
Большой повернулся ко мне.
– Бека, давай все-таки поищем Нуртасика.
Злость на Шефа еще не прошла и я про себя подумал: "Пошел он в жопу!", а вслух сказал: "Да ну его".
– Так не говори. – Предостерег Большой, поднялся из-за стола и задержал внимание на книге, которую я держал в руке.
– Что, до сих пор Гайдара читаешь?
– От нечего делать. Вчера как раз по Алма-Ате показывали
"Комендант снежной крепости".
Глава 36
Капли абсента…
Программа "Время" закончилась, я всбивал подушку и размечал программу на завтра. Хватит откладывать, надо садиться за методику.
Для затравки с карандашом в руке почитаю Виленского, там, глядишь, какая-нибудь путная мыслишка и придет.
Я засыпал.
"Бим-бом".
Наверное Шеф пришел. Я пошел открывать.
Из столовой выскочила мама.
– Срамай ашпа.
– Кто там?
– Милиция. – отозвался незнакомый голос за дверью.
– Ашпа! – беспокойно крикнула мама.
В дверь зазвонили беспорядочно и настойчиво: "Откройте! Милиция!".
– Ашпа! – кричала матушка.
С той стороны кто-то подергал дверную ручку и сказал: "Апай, вы меня знаете. Это Нуржан".
– Какой Нуржан?
– Аблезов.
Нуржан Аблезов? Что ему нужно? В любом случае дверь надо открыть.
Матушка теснила меня от двери и прислушивалась к тишине на площадке.
Снова звонок в дверь и раздалось громкое:
– С вами говорит начальник уголовного розыска Сайтхужинов! Откройте!
– Ашпа!
– Мама, это действительно милиция! – нервно крикнул я и открыл дверь.
Первым в квартиру вбежал в коричневой, из кожзаменителя, куртке, упитанный, с белым лицом, рыжий, за ним тоже штатские – молодой узкоглазый в болоньевой куртке и шапке из нутрии узкоглазый здоровяк-казах, следом – в темно-сером пальто и ондатровой шапке лет тридцати пяти-сорока – русак. За ними вперемешку ввалились в милицейской форме и в штатском человек пять-шесть. Русак в темно-сером пальто проскочил в столовую, заглянул на лоджию. Рыжий шарил по другим комнатам. Быстро вошел в детскую, включил свет, сдернул одеяло со спящего Ситки Чарли. Ситка открыл глаза: "Что?".
– Вы что себе позволяете? – срываясь на фальцет, пропикал я. -
Как вы смеете? – Почему у меня вышло заискивающе? Нельзя с ними так.
Но по иному у меня не получалось.
Рыжий выскочил в коридор, огляделся.
– Смею, – крикнул он, – потому что твой брат Нуртас убил человека!
Кто-то невидимый двинул в бок. Я закачался, присел.
"Самолеты противника вторглись в воздушное пространство
Гельголландии и на бреющем полете бомбят объекты".
– Что-о?!
Вслед за мной вскрикнула и матушка
– Кто это? – спросил про Ситку рыжий и зашел в ванную.
– Брат. Он больной.
– Где отец? – оперативник заглядывал в северную комнату.
– В больнице.
Меня знобило и шатало из стороны в сторону.
– Мой сын не убийца! – с криком подошла мама к рыжему. – Вон из моего дома!
Рыжий и ухом не повел
– Где паспорт Нуртаса?
– Он потерял его.
В голове раздавался беспорядочный стук, во рту пересохло, я с трудом ворочал языком.
– Может это ошибка? – жалобно выдавил я из себя.
– Ошибки нет. Есть свидетели… Твой брат убил человека.
– Вон отсюда! – истошно вопила мама.
– Поздно кричите. – уже спокойней сказал рыжий. – Раньше надо было возмущаться. Сын ваш нигде не работал, дошел до убийства.
– Я повторяю, мой сын никого не убивал.
Не обращая внимания на матушку, рыжий прошел в холл и отдавал приказания:
– Вы остаетесь здесь до утра. А ты, Нуржан, – Он ткнул пальцем в узкоглазого. – Поезжай в КПЗ и вытащи мне того… Я буду у себя.
В засаде остались трое. Майор предпенсионного возраста, это был участковый из опорного пункта, дунганин лейтенант и русский в штатском.
Мама спросила майора про рыжего: "Кто этот хам?".
– Сайтхужинов.
Дунганин и русский расположились у телефона, в холле на топчане.
Ситка спал, я ходил по коридору и слышал обрывки разговора из столовой мама с участковым.
– Скажите моему сыну, что это ошибка.
Майор кивал головой и молчал.
Я лежал и замерзал под одеялом из верблюжьей шерсти.
Спал я часа два-три. За окном темень. В столовой на стуле дремал майор.
– Иди сюда. – позвала меня мама. – Вот милиционер говорит, что еще неизвестно кто кого убил. Правда?
Майор пробудился от дремы.
– Вообще, даже если бы сын мой кого-то и убил, то вы не имеете права хозяйничать в доме моего мужа.
Участковый пожал плечами. Его дело исполнять приказы.
В начале девятого зазвенел телефон. Снял трубку русский мент.
Говорил недолго. Положил трубку.
– Вас вызывает Сайтхужинов.
Районный уголовный розыск стоит отдельно от основного здания РОВД во дворе, в одноэтажном домике с верандой.
На веранду вышел вчерашний узкоглазый.
– Заходи.
– Мы знаем, вы человек серьезный, занимаетесь научной работой, – заговорил Сайтхужинов. – Должны понимать… Вы можете помочь и нам и брату.
– Простите, как вас зовут?
– Ибрагим Гузаирович.
– Ибрагим Гузаирович, Нуртас не мог убить человека. Подраться да… Он мог подраться. Но чтобы кого-то убить… И уж тем более, убежать. Нет… Он не такой.
– Ошибка исключена, – не сводя с меня белесых глаз, сказал
Сайтхужинов. – Вы не можете знать, что испытывает убийца и почему он скрывается с места преступления.
Сидевший рядом Аблезов молчал.
– Ваш брат в районе человек известный. Он дерзкий… – продолжал капитан.
– А что… убитый этот… Он что, слабосильный? Не мог за себя постоять?
– Да нет, – Сайтхужинов отвалился спиной на стену и оглянулся на
Аблезова. Инспектор кивнул. – Убитый, как раз не производит впечатления слабосильного. Малый в плечах, да и развит неплохо.
Зазвонил телефон.
– Да, да! Минут через пять освобожусь. Хорошо. – капитан положил трубку. – Так вот. Было бы хорошо, если вы вдруг где-нибудь встретитесь с братом…
– Где я с ним встречусь?
– Я говорю – вдруг встретитесь. Было бы хорошо, если вы уговорите его прийти к нам с повинной.
– Хорошо. Скажите только еще: кто убитый?
– Убитый некий Мурат Бисембаев.
У меня все опустилось. Сайтхужинов прав на все сто. Ошибка исключена.
Я шел мимо Никольского базара. Ярко светило Солнце, почерневшие сугробы источались мелкими ручейками. Я обходил лужи и думал: "Где
Шеф?". Почему-то кроме всего прочего с острой жалостью вспоминал я и о Докторе.
Дверь открыла новая смена. Дневная засада состояла из оперативника Михаила Копелиовича, участковых опорного пункта
Тлектеса Касенова и Иосифа Кима.
Оперативник ходил по столовой и разглядывал фотографии за сервантным стеклом. Фотографий было две. На одной из них Шеф с друзьями по Казоргтехсельстрою, на другой – мама на чьей-то свадьбе.
Рядом с ней ее родственник Мустахим и жена министра внутренних дел.
– Этого Мустахима я знаю, – сказал Копелиович. – Работал у него.
– Да. Мустахим мой племянник, работает в областной милиции.
Копелиович вышел в коридор позвонить.
Я тихо сказал матушке: "Мама, убил Нуртас".
– Ты веришь милиции?
– Ты ничего не знаешь. Мне Нуртас в воскресенье рассказал… Что убитый Бисембаев побил нашего Нуржана, а Нуртас за это вломил ему.
Еще он говорил, что как следует даст этому Бисембаеву.
– Никого не слушай, никому не верь.
– Я тебе еще раз говорю, – Бисембаева убил Нуртас.
В комнату зашел Копелиович, я замолчал.
На кухне Касенов и Ким призывали не отчаиваться.
– Пойми, – говорил Ким – судить будут только по показаниям Нуртаса.
– Как это?
– Терпилы то нет.
– Ну да. А расстрел?
– Смеешься? Какой расстрел?
– Хороший ты мужик Иоська.
– Чего там хороший? Ваша семья попала в беду. Я от матери слышал, что этот ногай вчера ей нахамил.
– Какой ногай?
– Татарин… – Ким улыбнулся. – Сайтхужинов.
– А-а… Было… Но его можно понять. В районе ЧП.
– Причем здесь ЧП? – возразил Иоська. – Надо понимать, с кем и как себя вести. Твой отец писатель?
– Переводчик.
– Все равно. – Ким оценивающе осматривал кухню. – Такую шикарную квартиру просто так никому не дадут.
– Я позвоню другу Нуртаса.
– Звони.
Встал Ситка. Он еще несколько дней будет отходить от лекарств.
СиткаЧарли выпил холодного чая и пошел обратно в детскую.
В дверь позвонили. Из столовой на цыпочках выбежал Копелиович.
– Это ко мне, – сказал я и открыл дверь.
– Что? – Большой, не снимая тулуп, прошел на кухню.
– Засада у нас. Нуртасей убил Мурика Бисембаева.
– Этого щипача что ли?
– Ты его знаешь?
– Знаю. Туда ему и дорога.
– Ты что Эдька?
– Я недавно видел его на трамвайной остановке. Дерганный весь…
Гнилушка…
– Три ходки у него, – сказал Ким.
– А эти ребята… – Большой повел взглядом на Тлектеса и Иоську.
– Тоже менты?
– Менты мы. – сказал Ким.
– Ну-ка расскажите.
К разговору прислушивался, бродивший по коридору, Копелиович.
– Иоська, перестань!
– Пошел ты! – прикрикнул на него Ким. – Они все равно узнают. -
Он наклонился над столом и показал головой на коридор. – Мент есть мент.
– Говори тише, – сказал Большой.
– Вчера вечером в опорный пункт прибежал хозяин квартиры Омаров,
– начал Иоська.
– Кто это? – спросил Большой.
– Меченый.
– Меченый?
– Кличка Омарова.
– Рассказывай дальше, – попросил Большой.
– Омаров сказал: "У меня на квартире убили Бисембаева". Мы побежали к нему. Терпила лежал на полу, у него оторван воротник от рубашки. На стене, на полу – кровь, везде следы борьбы. Видно, что он до последнего бился за жизнь.
– Чем убили Бисембаева?
– Рядом нашли газовый ключ. Разможжен затылок. Ударили так, что у терпилы один сапог слетел с ноги. Экспертиза будет готова завтра.
– Омаров где?
– В КПЗ. Он сказал, что весь день был на работе, пришел домой, а там труп.
– Нуртасик не мог убить. – Большой покачал головой. – Позавчера с ним был какой-то Саша. Вот он мог убить. А Нуртас… Нет…
– Что за человек Нуртас? – спросил Ким.
– Он ласковый. Обнимет тебя, расцелует, наговорит добрых слов. Но злить его не советую. Так что, если он вдруг придет, стволы не вынимайте.
– Что, сопротивляться будет?
– Сопротивляться может и не будет, но стволы лучше спрячьте подальше.
По коридору взад-вперед не продолжал ходить часовым Копелиович.
– Иосиф, что делать? – спросил Большой.
– У терпилы родственников нет. Можно быстро обрубить все хвосты на стадии уголовного розыска.
– С чего начать?
– Сунуть бабки Сайтхужинову.
– Сколько?
– Не знаю, – Ким наморщил лоб. – Надо с ним поговорить.
Большой посмотрел на меня.
– В этом доме деньги есть.
Я прошел в столовую, закрыл за собой поплотнее дверь.
– Мама, нужны деньги.
– Какие деньги?
– Дадим ментам на лапу…
– Это они тебя научили?
– Никто меня не научил. Не жидись.
– За что? Никаких денег я не дам.
На кухне тем временем разговор не прекращался. Когда вышел из столовой, услышал.
– Пока речь идет о девяносто третьей статье.
– Что это? – спросил я.
– Нанесение тяжких телесных повреждений со смертельным исходом.
Так что… Если сунуть бабки, то можно запросто переделать в убийство по неосторожности, а после что-нибудь еще придумать.
– Ладно, я пойду, – Большой поднялся.
– Эдик, о том, что здесь узнал, никому ни слова.
– Само собой.
Ситка с утра ничего не ел, да и Иоську с Тлектесом не мешало бы покормить. Я поставил размораживаться мясо и стал чистить морковь.
– Обед готовишь? – поинтересовался Ким.
– Плов в темпе сварганю.
– Хорошо, – сказал Иоська и полез в карман, – Тлек, сбегай в магазин. Купи три пузыря вина. Больших.
Вечером позвонила тетя Альмира.
– У вас все нормально? – спросила жена Есентугелова.
– Да. А что?
– Ничего.
Большой проболтался отцу, тот по эстафете передал Есентугеловым.
"Нуртас, где ты?" – спрашивал я раз за разом себя и ничего не соображал. "Где ты мерзнешь?". Нет, нет… Ничего, ровным счетом ничего не сходится. Откуда-то издалека доносился приглушенный расстоянием лай дворовых собак, перед глазами плыла темная, мерзлая ночь, черные, слежавшиеся сугробы, ледяные тротуары. Что-то помимо рваного, точущего ожидания накрывало меня. И то, что накрывало, было намного сильнее и тревожнее воцарившегося во мне хаоса. При всем этом ощущение, что 27 февраля произошло событие разом и верх ногами опрокинувшее прежние представления, самое жизнь, усиливалось и крепло.
Рано утром позвонил дяде Боре и попросил зайти.
В девять утра сменилась засада. Вновь пришли Ким, Касенов и
Копелиович. Я позвонил Большому.
– Плохо дело, – сказал Ким. – Экспертиза нашла ножевые ранения в области груди.
– Это прямое убийство. – нахмурился Большой.
– Да. – кивнул Ким и добавил. – Все равно, если не терять время, то еще можно что-то сделать.
Снявши голову, по волосам не плачут. Раз Есентугеловы в курсе, матушка позвонила к ним.
– Аблай, – сказала она, – сходи к Тумарбекову. Потребуй, чтобы он выгнал из нашего дома милицию.
Тумарбеков заместитель министра внутренних дел, хоть и по общим вопросам, но из всех руководящих ментов самый авторитетный. Он уважает заслуги Есентугелова, но вряд ли станет вмешиваться.
Матушка позвонила и Жарылгапову.
Дядя Ислам увидел засаду и, узнав в чем дело, занял принципиальную позицию:
– Тунеядец стал убийцей! И вы еще просите выгнать милицию?!
Дядя Боря подошел к обеду. Я провел его к себе в комнату.
– Это что за люди? – спросил он.
– Милиция. Ищут Нуртаса.
– Нуртаса?
Я рассказал. Дядя Боря посидел с полчасика и ушел.
Засаду сняли в пятницу. По моему звонку пришли Хаки и Серик
Касенов. Хаки разговаривал с матушкой, Серик молча сидел в моей комнате.
– Такие дела, Серик, – Я кончил рассказывать и выпалил то, что сверлило меня последние двое суток: "Лучше бы его самого убили!".
– Ты что! – вздрогнул Серик Касенов.
Откуда-то из глубины опять пробилось неясное предчувствие: "Не здесь ищешь". Не успев оформиться, ощущение покидало, возвращалось и я вновь думал том, что сообразить не в силах только от того, что случай настолько незнаком мне, что, пожалуй, лучше и не пытаться найти правдоподобное объяснение, выстроить логику в событиях минувших дней.
В субботу поехал в центр. На Броду, у перехода стоял Сэм.
– Ты слышал?
– Слышал, – сказал Сэм. – Надо было этого Бисембаева технически сделать.
– Что народ здесь говорит?
– Старшие мужики тишину поют.
Сэма зовут Самат. Окончил на год раньше меня энергофак нашего политеха. С Шефом видел я его пару раз.
Я вернулся домой. На кухне Ситка рубил мясо. Мама пересыпала куски солью и складывала в большой тазик.
Все последние дни Ситка Чарли не донимал расспросами, не интересовался, что происходит в доме. Как будто его это не касалось.
В понедельник мама от тети Марьям привела домой маляршу Веру. В руках малярши игральные карты.
– Вот смотри, – Вера раскладывала перед мной карты. – Нигде в плохом его нет.
– Мама, – взмолился я, – не морочьте мне голову.
… Пошел восьмой день. Хоть и немного времени прошло, но напряжение спадало. Сумятица мало-помалу сменялась надеждой: Шеф тут ни при чем, менты нашли истинного убийцу и сообщать нам об ошибке полагают зазорным.
Но куда пропал Шеф?
Товарищ Сталин, вы большой ученый…
"Бим бом!" короткий и приглушенный. Я открыл дверь.
Вошли Сайтхужинов и Аблезов. Капитан смотрел на меня так, как будто узнал во мне родственника.
– Как здоровье?
– Нормально.
– Кто? – крикнула из столовой матушка.
– Апай, это мы. – Сайтхужинов с Аблезовым зашли в комнату.
– Что?
– Апай, простите… – оперативник говорил спокойно, негромко. -
Произошла ошибка. Кажется, в морге находится ваш сын Нуртас.
А-а… Вот оно как. Что-то такое мелькало внутри, но, не развертывая предчувствие, я гнал его от себя прочь. Все очень просто. Просто и легко сошлось воедино несходимое.
Кто-нибудь задумывался, почему и откуда берутся первые порывы?
Именно они то и выдают тебя с головой. Первым делом меня посетила мысль о том, что все же лучше оказаться в жертвах. Второе, о чем я подумал, было: "Кто теперь будет ходить к Джону?".
Мама не ошарашена и тоже несет чепуху. Только уже вслух.
– Почему вы не поверили матери?
– Нас запутал свидетель Омаров.
– Где он?
– В машине. – ответил Сайтхужинов и, повернувшись ко мне, сказал.
"Апай, нам нужно провести опознание. Бектас с нами не поедет в морг?".
– Я не поеду.
– А-а… ну да. Тогда кто поедет? – Начальник ОУР испытующе посмотрел на маму. – Может Софью Искаковну позвать?
– Нет! – рявкнула мама.
– Я попрошу друга Нуртаса – Эдика Шалгимбаева. – сказал я.
Надо срочно удалить из дома Ситку Чарли. Я побежал в соседний дом.
– Тетя Марьям, убили Нуртаса. Позвоните в больницу. Пусть вызовут к себе Улана.
Соседка охнула и записала телефон третьего отделения.
Минут через сорок вернулись Сайтхужинов, Аблезов. В квартиру с ними зашел Большой.
– Да, это Нуртас, – сказал он, как отряхнулся.
– Кто его убил? – спросила мама.
– Бисембаев.
– Где он?
– В машине. Мы его взяли в доме братьев Котовых. – Сайтхужинов развел руками. – Апай, что нам делать? Застрелить его?
– Где Омаров?
– Тоже арестован.
Словно что-то почувствовав, заглянул Жарылгапов. Заходить не стал, всего лишь сказал по-казахски: "Хоть руки у него остались чисты. И на том спасибо".
Пришли Хаки, Серик Касенов, Аблай Есентугелов.
Матушка не до конца поняла, что произошло, потому что сказала писателю: " Аблай, помоги наказать милицию".
Есентугелов поднял руки.
– Зачем? Шакен, ваш сын не работал, пил…
Мама не узнавала своего фаворита.
– Аблай, какое тебе дело работал или не работал мой сын? Пил или не пил? Я говорю тебе: будь человеком!
Хаки вывел меня в коридор.
– Что этот Аблай говорит? Разве можно такое говорить?
Можно или нельзя, мне теперь не до этого. До меня начинало доходить что же с нами произошло.
– Хаким, Серик! Надо сообщить Вовке Короте.
Коротя работает в геофизической экспедиции за городом. Номер домашнего телефона знал только Шеф. Дома у него никого не было, но записку в дверях я не догадался оставить.
…Проснулся в первом часу ночи. Мама спала у себя в столовой, на кухне тетя Шура с Муркой Мусабаевым.
– Бекетай, вечером я разговаривала с Шарбану, – тетя Шура не нашла другого случая сообщить мне о таком важном событии, как разговор с Шарбанкой. – Я ей говорю: "Убили Нуртаса, агатай тяжело болен, а она мне: у Шаку мебель, сервизы…".
– Тетя Шура, зачем вы мне об этом рассказываете?
– Бекетай, у тебя ступор.
Мурка молчал, я курил.
– Бекетай, ты куришь одну за одной… – тетя Шура не умолкала, -
Нуртас пролежал в морге без холодильника восемь дней…
– Тетя Шура, я вас прошу…
– Нет, ты выслушай меня.
– Что?
– Завтра привезут Нуртаса и он будет припахивать.
– Почему?
– Я говорю, завтра будет уже девять дней, как тело Нуртаса в морге без холодильника.
– Ну и что теперь?
– Ничего. – вошел в разговор Мурка. – Бек, ты не сталкивался с такими делами, но это обычное явление. Будет сильно вонять.
… С утра пасмурно. К девяти пошел мелкий снежок и через час прекратился. Надо найти Доктора и Коротю.
– Можно взять вашу машину? – спросил я у тети Раи Какимжановой.
– Зачем тебе машина?
– Ребята съездят за Нуржаном и другом Нуртаса.
– Ох, друзья, друзья… Где же они были, когда Нуртас погибал? – тетя Рая вздохнула. – Машину, конечно, возьми.
– Берька, – сказал я Пельменю, – поезжай на жанатурмыские дачи.
Разыщешь там Доктора, потом смотайся к Вовке Короте. Он работает в какой-то экспедиции рядом с остановкой "Новостройка".
– Эту экспедицию я знаю.
– Привези обоих.
Пельмень плутал с час по дачам, Доктора не нашел, но Коротю привез.
Сайтхужинов помогал Большому с оформлением паспорта, за Нуртасеем поехали Мурка Мусабаев, Витька Варвар, Серик Касенов, Хаки, двоюродный брат Коля и еще какие-то родственники.
За всем не уследишь, да и сами мужики не догадались напомнить мне о мыле, одеколоне и пудре.
Каспаков молчал, Шастри сказал два слова: "Будь крепок", Руфа говорил, что ничего не поделаешь, надо теперь думать родителях, потому правильней было бы не изводить себя.
Гроб внесли и поставили на стол в маминой комнате. Шеф закрыт красным плюшем.
– Я хочу посмотреть на него.
Тетя Загиля протестующе подняла руку.
– Может не надо?
– Нет, я хочу посмотреть.
Тетя Загиля открыла лицо. Да, это Шеф. Под правым глазом две или три открытые, вывернутые наружу, ранки.
Никакой вони, никакого постороннего запаха от Шефа не исходило, но я не решился поцеловать.
В пятницу после обеда Каспаков пришел с Надей Копытовой, Ушкой,
Алимой и Умкой.
Я рассказывал женщинам о милицейской засаде.
Каспаков перебил меня: "Как ты выражаешься? Менты, стволы… Что, других слов не знаешь?".
Умка набросилась на него:
– А ну прекратите! Вы куда пришли? Нашелся тут… Святоша!
Я вышел из комнаты. Прикрыв дверь, за мной проследовала Таня
Ушанова.
– Ты не обижайся на него. У Жаркена неприятности. Позавчера его сняли из секретарей партбюро.
– Я не обижаюсь.
Дверь в столовую распахнулась. Мама пошла на кухню. В комнате продолжала бушевать Умка.
– Я с Нуртасом встречалась один раз. Мне этого было достаточно, чтобы увидеть и понять, что он настоящий мужчина. И вам, дорогой
Жаркен Каспакович, прежде чем открывать рот, советую думать.
Каспаков молчал.
– Мне ли не знать, что вы за человек? – спросила Умка и сама же ответила. – Лицемер с партбилетом, – вот вы кто!
Мурка Мусабаев провел две последних ночи у нас. Прощаясь сказал:
"Ты это… Со своим горем ни к кому не лезь. Люди не любят этого…
А я… Я больше к вам не приду".
В субботу распогодилось. Я открыл окно. Светило Солнышко, теплынь. Под окнами с цветами прошел мужчина с цветами, дверь в продмаге через дорогу не закрывается.
8-е марта.
В комнату зашла мама.
– Собирайся. Поехали к отцу.
– Я не поеду.
– Кому говорят: поехали!
