Чм66 или миллион лет после затмения солнца

      – М-м…
      – Но на сегодня и этого достаточно. На сегодня главное, что писать вы можете. Продолжайте в том же духе.
      Люби меня по французски…
      Наташенька, она же Черепушечка, большой специалист в этимологии.
      Например, слово "люблю", хохмы ради, прошепетывает "еблю", а песню
      "Кленовый лист" и вовсе поет так же, как понимаю ее я:
      Хреновый лист,
      Ты мне приснись…
      Мне не терпелось рассказать теткам о приговоре Черноголовиной.
      – Пошли на чердак.
      – Ты где с утра был?
      – У Галины Васильевны.
      – Кто это? – спросила Кэт.
      – Писатель. Она прочитала мою писанину и сказала, что мне нужно писать.
      – Правда? – Кэт поцеловала меня в губы. – Здорово!
      – Ты рада?
      – А ты как думал?
      Тереза Орловски протянула руку.
      – Поздравляю.
      – Рано. Надо работать. Сегодня высший день! Теперь можно послать к едреней фене эту науку. О, если б вы знали, как она мне остофигела! Уже начал про себя думать, что я идиот.
      – Я хочу тебя! – сказала Кэт. – Пошли на беклемиш.
      – Куда пойдем? Ко мне?
      – Можно у мамы побеклемишиться. Она сегодня дежурит.
      – Пошли.
      – Пузырек возьмем?
      – Не стоит. Мне надо работать.
      – Молодец.
      – Бяша, подожди. – засмеялась Орловски. – Хочу тебя еще обрадовать.
      – Что еще?
      – Приходила из приемной Лорик.
      – Ну и че?
      – Она интересовалась тобой.
      – В плане науки?
      – Вот именно. Спрашивала у нас, правда, что у вашего Бека член тридцать сантиметров?
      Лорик прелесть.
      – Что вы ей ответили?
      – Мы с Катькой побалдели… Девки в приемной думают, что ты нас обеих дрючишь. Кэт успокоила Лорика. Сказала, что у тебя вместо члена пипетка. Еще они думают…
      – Пусть себе думают, – перебил я Орловски. – Вот что, девчонки.
      Вы меня задолбали разговорами о моем маленьком…
      Как бы не успокаивала меня Кэт, но размер для них имеет не только эстетический смысл. Дабы понять с кем приходится иметь дело, я попросил Кэт и Орловски провести измерения у мужей. Сделать это, по возможности, не вызывая подозрений, с душой, не роняя телефонного аппарата.
      Как рассказала Тереза Орловски, к Валере, подобралась она с портновским сантиметром. Наташин благоверный поначалу непонимающе уставился на жену, возмущаться не стал, но и не позволил довести умысел до конца. Сказал, что ему известно откуда дует ветер.
      Для соблюдения корректности измерений Кэт проводила эксперимент при утреннем просмотре Гапоном передачи "АБВгдейка". В момент, как она говорила, активного узбекостояния. За неимением портновского сантиметра Кэт приставила к корневищу узбека ученическую линейку.
      Гапон человек от науки далекий, потому заорал:
      – Еб…лась?!
      – Не кричи. На работе попросили.
      У узбека тут же аппарат и обмяк.
      – Я Чокина убью! – пригрозил Гапон.
      – Только что говорила с Галиной Васильевной. – мама не утерпела до вечера и позвонила на работу. – Хвал, хвал… Твой язык ей нравится.
      Черноголовина переборщила. С языком-то у меня как раз беда.
      Мама потребовала, чтобы материал по вторичным энергоресурсам я отнес в "Казахстанскую правду". Статью вчера я отдал заведующему промышленным отделом Жданову.
      – Тема очень актуальная, – сказал Геннадий Николаевич, – Я посмотрю.
      "Зона риска"
      Вечером приехала Карашаш. Поговорить со мной. Она неплохо изучила меня и знает, как строить разговор.
      – На пьющего человека смотреть тяжело… Будешь продолжать пить,
      – никогда не будешь нужен людям.
      Еще Карашаш обсуждает с мамой тему моей новой женитьбы. У жены одноклассника Анеке (мужа Карашаш) есть разведенная племянница с ребенком. Племяннице 23 года, она врач, родители ее физики.
      Мама приторчала от перспективы заполучить в семью собственного врача.
      – Акен аурад, мен аурам. Бизге даригер керек.
      Хоть стой, хоть падай. Меня кто-нибудь когда-нибудь спросит? Я понимаю, врач в семье нужен. Но надо, чтобы и меня тянуло к врачу.
      Что хотите, но жениться я не хочу.
      – Ты – баран? – Матушка выдвинулась на танкоопасное направление.
      – Хочешь жениться на этой салдак катын? Дождешься…
      Маму напугал звонок тети Сони, матери Кэт:
      – Калыныз калай, кудагий?
      При живом, действующем зяте вопрос маман Кэт прозвучал как напоминание: за удовольствие надо платить.
      У подъезда меня вместе с Кэт засек Ислам Жарылгапов и спросил маму: "Бектас привел невестку? Поздравляю"..
      Теперь, когда Кэт приходила к нам, матушка при каждом звонке в дверь приказывала подруге прятаться.
      Знала бы мама еще и о том, что Кэт собиралась родить от меня ребенка, тогда… Да ничего тогда бы и не было.
      – Буду рожать. – решительно заявила Кэт.
      Мне нравится решительность коллеги. Узбеку она родила пацана.
      Может и мне тоже подарит сына?
      Калина – чудная Долина…
      Доктор позвонил Наде. Та пришла в больницу и началось… Без выписки он ушел из больницы домой к Надьке. Дуркуют они на пару в центрах.
      – За бабу он нас всех продаст. – сказала мама.
      Колорада ярмарка
      Экспериментальная ГЭС КазНИИ энергетики стоит на Малой
      Алма-Атинке, по дороге на Медео, в ста метрах от въезда на территорию второго дома отдыха Совмина. Построил Чокин ее после войны. Гидроэлектростанция крошечная, но работающая. Мощность ее что-то около 5 мегаватт, она участвует в покрытии пиков энергосистемы Алма-Атаэнерго.
      На ГЭС постоянно живут обслуживающий инженер, сторож. Иногда приезжает сюда поработать и подышать чистым воздухом Чокин.
      Гуррагча предложил Максу, Марадоне и мне:
      – Поехали на ГЭС. Организуем шашлык.
      Сказано – сделано. Поехали.
      В горах падал снег. Пили в вагончике, к вечеру спустились в город. Продолжили с Гуррагчей на хате у Салты.
      Салта, она же Салтанат, разведенная бабенция лет 27, живет однокомнатной квартире, в доме через дорогу от кинотеатра "Алатау".
      Отец ее в прошлом начальник городской милиции, у Салты двое детей, воспитанием которых занимается бывший муж.
      Салтанат по-казахски – торжество, праздник. В квартире Салты каждый божий день что-то отмечают и сразу же начинают готовиться к следующему празднику. Гуррагча и я застали Салтанат с подругами.
      Застали мы их за обсуждением плана празднования приближающейся 65-й годовщины Октябрьской революции.
      Гуррагча и я остались в квартире девушки-праздник до утра.
      Проснулись и я позвонил Олегу Жукову.
      – Вася, что делаешь?
      – Подваливай. Мамаша на дежурстве.
      В квартире Жуковых Кемпил, Энтерпрайз, однокашники Олега по юрфаку Жома, Баур и другие.
      – Кэт, что делаешь? – я позвонил на работу.
      – Че делаю? Работаю. Ты сам где?
      – У друга на хате. Привези чирик.
      – Куда подъехать?
      – Знаешь на углу Фурманова и Кирова восьмиэтажку?
      – Там внизу еще ювелирный магазин? Знаю.
      – Через полчаса я буду у входа в ювелирный.
      Была у Олега девушка Наташа. Глазастая евреечка. С ней у Жукова было в серьез. Настолько в серьез, что поверить было нетрудно любому, чей взгляд встречался с ее стреляющими по сторонам глазами.
      Напоролся на ее глаза и я. Напоролся и наплевал на Олега. Подсмотрел в его записной книжке ее телефон и позвонил.
      Она динамила меня. Близко не подпускала, но кое-какие, по мелочам, деньги принимала.
      Забывшись, я нарисовался с ней к Кочубею. Думал, молодой человек поймет и не станет закладывать. Понятия у геологов другие, Кочубей вбагрил меня Васе.
      – Бек разве так делают? – спросил Олег.- Ну скажи, нравится баба.
      Что я не пойму? Но втихоря от кентов…
      Было жутко не в жиляк. Не поднимая глаз, я выдавил из себя:
      – Вася, ну… Знаешь, говорят, бес попутал.
      – Да х…ня, – Олежка обнял меня.
      …Кэт приехала вместе с Марадоной.
      Перепились. Обнимались с Кэт в Васиной комнате, болтали. Вышел на кухню к Марадоне. Она курила и рассказывала, где она с Максом вчера еще побывала. Вернулся в комнату и увидел разомлевшую Кэт. Боевую подругу ласкал Олег Жуков. Я налетел на него с кулаками.
      Нас растащили. Олег в умат пьяный рвался накумарить меня, испуганно кричала Марадона, ревела Кэт, ее утешал Гуррагча.
      Баур увел меня с хаты.
      На следующий день Кэт смущенно виноватилась: "Чего не бывает по пьяни". Я говорил, что сколько волка не корми – он и будет смотреть в лес, и что в социалистическом обществе падшим женщинам не должно быть места. За подругу вступилась Тереза Орловски.
      – Бек, ты же сам говорил: падшую женщину надо простить.
      – Наташа, замолчи.
      Я разлагольствовал и при этом вспоминал о том, как накануне вечером, вернувшись домой, не находил себе места из-за того, что Кэт осталась с Гуррагчой.
      Зазвенел внутренний телефон.
      – Бек, я тут на вахте. Спустись.
      Звонил Олег Жуков.
      Что он хочет? "Пришел разбираться". – решил я про себя и труханул.
      Вася поднялся со стула. Обнял.
      – Бек, прости. Пойдем бухнем.
      Главное, ребята, сердцем не стареть…
      – Уже лучше. – сказала Черноголовина.
      Она задумалась.
      – Солнечная энергия, водородная энергетика – все это интересно.
      Но… – Галина Васильевна вновь повторила: "Не надо забывать о читателе. Все же пойдем к нему навстречу".
      Я промолчал.
      – Вы кем работаете?
      – Младшим научным сотрудником.
      – Замечательно. Может напишите об институте? Кто знает, вдруг получится дневник младшего научного сотрудника?
      А что? Это идея. Только… Жизнь такая, какая она есть, вещь скучная. Это еще пол-беды. Наша повседневка состоит из подробностей, без упоминания которых она утрачивает достоверность. Чаще всего подробности эти выглядят настолько гнусными, что внимание к ним автора свидетельствует о его дурном вкусе. Поэтому строго необходимо выглядеть лучше, чем ты есть, для чего и собственно надо скрывать, что тебя в истинности интересует. О чем можно писать, а о чем нельзя? Ладно, сейчас не до этого, и не мое это собачье дело.
      И все же. О чем мне рассказать? Конечно же, не о том, что бухаю каждый день. Но я не только бухаю. Кое-что делаю. Вот именно, кое-что. Человек прекрасен, красив только в труде? Так? Так. Бывал я и на производ стве. В роли экскурсанта. Может изобразим из себя, что-то такое?
      Я вспомнил о принципе работы теплового насоса. Черноголовина поставила задачу: бросовое тепло – с температурой в диапазоне 45-50 градусов – сконцентрировать, уплотнить, поднять деградированный термодинамический потенциал до уровня, пригодного к использованию.
      В конце концов не я один живу скучно, мало кому есть что поведать другим что-либо из ряда вон выходящее, интересное. Литература – это стереотип, загоняется в рамки жанра. Отсюда потребность присочинять, домысливать, делать из опереточного сюжета собственной жизни нечто вроде драмы.
      Иначе нельзя.
      – Попробую
      – Пробуйте.
      …Спасибо Вам, я греюсь у костра.
      В дверь просунул голову Курман, инженер лаборатории энергосистем.
      Сказал два слова:
      – Брежнев умер.
      Брежнев мне не сват, не брат, но стало страшноватенько. В комнате секунд на пять все замолкли.
      "Трибуна мавзолея на похоронах Брежнева вряд ли представила опытным физиономистам, психологам материал для, вызывающих доверие, выводов и обобщений. Соратник покойного стояли с отрешенными, непроницаемыми лицами. 70-летний Кунаев, как и все, думал, наверное, о смерти вообще и о есбе. В его возрасте смерти не боятся. Он, верно, думал и о том, как нелепая, если не брать во внимание билогическое старение организма, – неизбежность исхода, в своей внезапности, смерть старшего товарища может круто поменять планы, порушить надежды. Он быть может, думал и о том, что жизнь и в самом деле коротка, если уделять незаслуженно много времени и внимания удовльствиям души и тела, принимать близко к сердцу капризы судьбы, поддаваться соблазну отвлекать себя некими надуманными акциями…".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      11 ноября, в день рождения Шефа, шел снег с дождем. Доктор с
      Надей приехали домой к Большому и якобы на картошку заняли у Светы
      (жены Большого) 50 рублей.
      Большого дома не было. Дома Эдька бывает редко, фестивалит с центровскими.
      Блондинка в шоколаде
      – Кого изберут председателем похоронной комиссии, тот и займет место Брежнева. – Я помнил, что председателем комиссии по организации похорон Сталина был Хрущев.
      – Да, – подтвердил Руфа. – Так и будет.
      Папа сказал, что Андропова не изберут.
      – У него нет высшего образования. – сказал он.
      Скорее всего. Тогда кто? Портреты Кириленко на демонстрации 7 ноября нести запретили. Секретари ЦК с полным членством в Политбюро
      Андропов, Горбачев, Черненко. Кто-то из них.
      Фанарин сказал, что Андропов не годится в генеральные секретари, потому что Юрий Владимирович еврей.
      – Посмотрите на его рожу. Типичный еврей.
      Руфа и тут согласился. В самом деле, Андропов янкель.
      К обеду по радио передали об избрании Андропова председателем похоронной комиссии. Кадровый вопрос решен.К вечеру прошло сообщение о Пленуме ЦК. Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС сказал: "Отстоять мир можно, только опираясь на несокрушимую мощь наших вооруженных сил".
      Вот тебе и ответ на вопрос о роли личности в истории. Какой там к чертовой матери народ? Что хотят, то и делают.
      Поехали.
      ХХ век для России проходит под знаком борьбы с евреями у трона.
      Как удалось Андропову неостановимо подобраться к трону? По Фанарину вышло все просто. Над семитом с рождения висит запрет: еврею отказано в праве быть плохим. Андропов держал стойку и дождался своего часа.
      Сталин с евреями был строг, но понимал: без них российскому трону не обойтись.
      Все же почему евреев шугают? Что они натворили?
      С утра подошла Марадона.
      – В двенадцать в институте траурный митинг. Мне поручили выступить от комсомола,. – она замялась, – Не напишешь мне речугу?
      – Чичаза.
      Я наставлял Марадону:
      – Текст короткий… По бумаге не читай, речь заучи. Не тараторь, говори спокойно, делай паузы, изображай задумчивость. Понятно?
      – Понятно. А если что-то забуду?
      – Говорю тебе, тупо заучи, пачку колодкой и вперед!
      "Пачку колодкой". Легко сказать. Я уже и забыл, когда сам держал речь перед аудиторией. На лабораторных семинарах отмалчиваюсь, про секции Ученого совета и говорить нечего, – если докладываю свои статьи, мандражирую, на ходу забываю о чем речь.
      Марадона не боится толпы. Она упивается вниманием народа. Но выступала она так, что чувствовалось: текст не ее. Нет в ней артистизма, значения некоторых слов она не понимала. Но нашим и этого достаточно. Бывший комсомольский секретарь Юра Никонов потрясен, секретарь партбюро Сакипов после митинга скажет Марадоне:
      "Мы вас заметили".
      Шествие за райкомовской анкетой началось. Теперь можно подумать и о дисере.
      Со словом прощания вышел к народу и Чокин.
      – Я три раза встречался с Леонидом Ильичом, в бытность его Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана, – Чокин, как и полагается диктатору, говорил тихо, но слышно было всем, – В 62-м я приехал в
      Москву и узнал о болезни Каныша Имантаевича Сатпаева… У президента нашей Академии при плановом медосмотре обнаружился рак легких…
      Леонид Ильич работал Председателем Президиума Верховного Совета…
      Из кабинета вице-президента Академии наук СССР Топчиева по вертушке я позвонил ему… Поднял трубку помощник Брежнева товарищ Кузнецов.
      Он сказал: "Леонид Ильич вышел из кабинета. Перезвоните через десять минут". Через десять минут я перезвонил и говорю: "Леонид Ильич, с вами говорит академик Академии наук Казахской ССР Чокин"
      "Я вас помню, Шафик Чокинович. – сказал Брежнев. – Чем могу помочь?".
      Я говорю: "Леонид Ильич, наш Каныш Имантаевич тяжело заболел.
      Врачи подозревают злокачественную опухоль. По этому вопросу я побывал у министра здравоохранения Курашова, рассказал о беде товарищу Келдышу… Теперь вот, памятуя о вашем отношении к
      Сатпаеву, позвонил и вам".
      "Вы сделали все, что могли, – сказал Леонид Ильич, – Теперь мы в ответе за здоровье Каныша Имантаевича. Не беспокойтесь. О том, что случилось с Сатпаевым я поставлю в известность членов Президиума ЦК
      КПСС и позвоню начальнику Четвертого управления Минздрава".
      О чем я хотел вам сегодня сказать? – Чокин поправил очки. -
      Товарищ Брежнев много сделал для казахского народа, для всего
      Казахстана. Может случиться так, что начнут вспоминать упущения, ошибки Леонида Ильича… В жизни всякое бывает… Мы всегда найдем способ оправдать себя, чужие ошибки мы смакуем… В этой связи напомню о простой вещи. О том, что умение быть благодарным всегда зачтется.
      А мы ведь ждали, когда умрет Брежнев.
      Почему Руфа благодарен Сталину? Однажды он рассказал, как в войну раз в неделю к ним в класс входила женщина в белом халате с мешочком и весами. Женщина взвешивала сахарный песок и ссыпала в ладони школьников. Поедать сахар надо было на глазах женщины в халате и учительницы.
      Руфа связывал сахар детства со Сталиным.
      Советские солдаты убивают стариков и детей в Афганистане. Чем больше запачкаются в крови, тем лучше. Советы терпят поражение от моджахедов – они угодили в ловушку. Так им и надо. Из Афганистана они никогда не уйдут.
      Тем не менее, эпоха Брежнева не могла существовать отдельно от меня. Что она дала лично мне?
      Всего и не вспомнишь.

Глава 6

      Вихри враждебные веют над нами…
      В кабинете Чокина, за его спиной огромный гобелен. На нем изображена, низвергающая потоки воды, гидроэлектростанция. Стены кабинета обшиты полированным темно-коричневым шпоном. Рабочий стол, с перпендикулярно приткнутым столиком на двоих. Отдельно, по левую руку директора, большой стол для совещаний. Справа от рабочего стола вход в комнату отдыха.
      На столе у директора четыре телефона. Один общегородской, через приемную; второй прямой, третий внутренний, и четвертый – вертушка.
      Тут же письменный прибор из мрамора, пластмассовая карандашница и финтифлюшка для скрепок.
      Чокина никто не видел в институтском туалете. По большой нужде на работе ходят только иезуиты. Шафик Чокинович не показывался в общественном месте и по-маленькому. Впрочем, на крайняк, в комнате отдыха имеется умывальник.
      – Кто у тебя руководитель?
      Чокин цвиркнул. Он сидел в кресле, откинувшись левым боком на подлокотник. После обеда он принял меня по записи.
      – Каспаков.
      – Сколько тебе лет?
      – Тридцать один.
      – В твои годы я был уже главным инженером крупнейшего треста. А в тридцать два стал директором. – Сощурив правый глаз, Чокин изучал меня.
      Какой из него Чингисхан, знать не могу. Но на службе у генерала
      Горлова наш директор запросто переплюнул бы полковника Удивительного.
      – Тема твоей диссертации?
      – Методика оценки эффективности использования вторичных энергоресурсов.
      – Насчет тебя мне месяц назад звонил Ануарбек Какимжанов. Кто он тебе?
      – Дядя.
      – Диссертацию в установленный срок ты не защитил.- Чокин вновь прицвиркнул. – Более того, на настоящий момент с ней у тебя полная неопределенность. Теперь, как я понял, ты просишь, чтобы тебе помогли. Я правильно понял?
      – Да.
      – Каспаков тебе поможет. Но писать за тебя работу никто не будет.
      – Я понимаю.
      – Это одно. Про тебя я уже кое-что слышал. – Директор еще больше сощурился правым глазом. – На тебя поступает много жалоб.
      – Откуда?
      – Из лаборатории. – Чокин наклонился в правую сторону, посмотрел вниз, поднял голову и сказал. – Теперь иди.
      Разозленный я шел по третьему этажу, остановился у дверей второй большой комнаты и позвал в коридор Аленова.
      – Я был у Чокина.
      – Попал к нему на прием? Что он тебе сказал?
      – Юлит "папа". Но дело не в этом. Он сказал, что на меня поступает много жалоб из лаборатории. Кто меня обсирает?
      – Ты не догадываешься?
      – Кто?
      – Нурхан. Он бегает к Чокину по вечерам. Знаешь, почему он тебя вбагривает?
      – Почему?
      – Он недоволен, что ты со мной кентуешься. Нурхан завистник.
      Что Шастри завистник, мне известно. Да-а… Из-за Кула он бы меня не закладывал Чокину. Я знал, почему он меня сторонится..
      В цветочном Доктор с Надькой напоролись на Большого с компанией.
      Большой спросил за полтинник. Денег у Доктора нет, на такси Большой привез его к нам домой. В квартиру с Эдькой Шалгимбаевым зашел и Ес
      Атилов. И это еще не все. В моторе, прикрывая лицо шарфом, ждал их с деньгами Кеша Сапаргалиев.
      Дома были матушка с Эдит Пиаф – старшеклассницей вечерней школы
      Гульжан.
      Доктор переминжовался и молчал Препирались с Большим мама и
      Гульжан. Долг за Доктора матушка отдавать не собиралась и угрожала вызвать милицию. Большой и Ес говорили: "Вызывайте. Вам же хуже будет". Мама позвонила Жарылгапову. Сосед спустился и выдворил
      Большого с Есом.
      Что и говорить, Доктор не туда залез. И Большой тут стопроцентно прав. Но Есу Атилову и Кеше Сапаргалиеву память как оглоблей отшибло
      – они начисто все позабыли.
      Кеша Сапаргалиев с 44-го года. Чем он увлекался – я не помню. В юности Кеша дружил с Тараканом и старшим братом Пельменя -
      Галимжаном. В настоящее время всегда с иголочки прикинутый, болтался он чаще в центрах.
      Ес откинулся полгода назад. Сидел он за хулиганку. Как я уже отмечал, предпоследний в семье Атиловых сын, заматерел еще в семидесятых. По пьянке, говорил Пельмень, Ес представлял серьезную опасность.
      Может я и ошибся, решив, что в их памяти произошел сбой.
      Возможно, что они и помнили, как когда-то за них впрягался Шеф. Но
      Шефа нет и не будет. Должны они остались то Шефу, но не его оставшимся братьям. Справедливо?
      Справедливо.
      Только вот ежели бы они знали, что в доме покойного Шефа их ждет отпор, то вряд ли бы сунулись в соучастники восстановления справедливости.
      И это было бы, если не столь уж справедливо, но тоже по правилам.
      Пельмень рассказал, что Большой живет на квартире Еса.
      Атилов-средний женат на казашке по имени Лена. Шастают они по городу втроем.
      Доктора Большой и Ес не тронули. И на том спасибо. "Могло быть хуже". – подумал я.
 
      Я позвонил Жданову.
      – Геннадий Николаевич, я вам приносил материал по вторичным энергоресурсам. Помните?
      – Помню. – сказал заведующий промышленным отделом. – Статью я передал корреспонденту Паутову. Звоните ему.
      Юрий Романович Паутов служил в ВДВ, выпускник журфака КазГУ.
      Работал в пресс-центре Минмонтажспецстроя, корреспондентом молодежной газеты "Ленинская смена". Жена его когда-то закончила хореографическое училище, сейчас работала диспетчером в автоуправлении. У них дочь школьница.
      С Зорковым я не знаком. Общался с главным энергетиком УК СЦК
      Шастри, при разговорах я стоял рядом и слушал. В материале я успел много чего понаписать и про Озолинга, и про Зоркова.
      Галина Васильевна читала про себя и отмечала слух: "А вот этого не надо… Может над этим еще подумаете?". Черноголовина вспоминала слова Бианки и аккуратно напоминала: "Не надо разжевывать… Думать, что читатель глупее вас, не следует. Часто читатель умнее писателя".
      Мне не только не терпелось отнести очерк в "Простор", я уже не сомневался в своей профпригодности и подумывал, что Галина
      Васильевна в очередной раз выправляя стиль, конструкцию материала, излишне перестраховывается.
      Я звонил Паутову:
      – Юрий Романовч, когда?
      – Не волнуйтесь. Материал пойдет. Сами понимаете, газета не резиновая. Почти каждый день выходят документы партии и правительства. Они – первоочередные.
      В декабре вышло Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР "О вторичных энергетических ресурсах". Я вновь позвонил Паутову:
      – Юрий Романович, вы в курсе Постановления ЦК?
      – В курсе, в курсе. Говорю вам, не волнуйтесь.
      Статья грозила застрять. К давлению на "Казахстанскую правду" мама подключила Галину Васильевну и Карашаш.
      Черноголовина попросила помочь приятелей журналистов, Карашаш настрополила ответсекретаря своего журнала во что бы то ни стало добыть результат.
      Я отдавал себе отчет, как может разбушеваться Чокин, буде статья напечатана в "Казправде". Не знаю, как в других институтах Алма-Аты, но программные материалы из недр КазНИИ энергетики в главной газете республики выходили исключительно за авторством Шафика Чокиновича с довеском- за подписью ведущего спеца по теме. О том, чтобы какой-то мэнэсишка, да еще и сам на сам, отдал материал в газету по главной проблеме дня – энергосбережению – директор не подозревал.
      "Лишь бы материал вышел, – думал я, – директор побазарит, побазарит, да успокоится. Ничего, переживем".
      Статья не вышла ни в ноябре, ни в декабре…
      "Что ты знаешь монах, кроме собственной кельи?".
      Мигель де Сервантес. "Дон Кихот Ламанчский". Роман.
      Вечером позвонила Галина Васильевна:
      – В последнем номере "Нового мира" напечатана проза Вознесенского
      "О". Прочитайте.
      – Как вы сказали?
      – Я сказала "О". Просто "О". Думаю, в работе Вознесенский вам пригодится.
      "Новый мир" выписывают Есентугеловы. Вечером следующего дня
      Квазик привез журнал.
      Прозу Вознесенский пишет блестяще. Поэт рассказывает о встречах с
      Муром, Пикассо, Пастернаком и другими.
      Идем дальше.
      "За спиной я ощутил дыхание Вечности…" – пишет поэт. Вечность, свидетельствует толковый словарь Ушакова, – время, не имеющее ни начала ни конца. Еще в словаре говорится о том, что кануть в
      Вечность, значит, умереть, навсегда перестать существовать.
      Вознесенский кануть в Вечность не хочет, но что означает "ощутить за спиной дыхание Вечности"?
      В прямом, буквальном смысле?
      Поэт пишет о несостоявшейся попытке самоубийства. Я не помню из-за чего он решил стреляться. Кажется, из-за поэзии. Решил, но остановил себя, подумав, "о том, кто придет после меня".
      Здесь он играет. Играет неубедительно. Мысль о самоубийстве – по факту суицид. Не верится, что ухоженный, рафинированный, вполне себе сытый литератор может всерьез задуматься о казни над собой.
      По-моему, настоящему самоубийце ни до кого дела нет. Какая разница, кто придет после тебя? Вы как хотите, но не вяжется театральная эстетизация с выстрелом себе в рот.
      Читая "О", убеждаешься, проникнуть в круг друзей автора можно, только заделавшись Муром, Пастернаком, Высоцким, на худой конец,
      Пикассо. Всем остальным вход туда заказан.
      С жалобой на Надю Копытову на прием к Чокину прорвалась жена
      Сподыряка.
      – Ваша сотрудница уводит мужа из семьи! – огорошила директора супруга Николая Тимофеевича.
      Чокин слушал-слушал, потом встанет и как заорет:
      – Господи, боже мой! Уходите! Ничего из дома не носите на работу!
      Супружница завлаба не вняла предостережению директора и продолжала зашугивать Надю Копытову.
      Надя плакала и говорила:
      – Эта… караулит меня у дома… Боюсь в подьезд заходить.
      В милиции заявление на жену Николая Тимофеевича не примут. Еще и отчитают Наденьку. Ей волноваться нельзя.
      Думать нечего, помочь мог только товарищ детства Бохча.
      Бохча, он же Бахытжан Абишев, бывший сосед моего одноклассника
      Лампаса и Алима Кукешева. Он работает инспектором отдела кадров УВД города и никому из кентов в помощи не отказывает. Пару раз я уже к нему обращался – Бохча выручил без вопросов.
      Я ему позвонил и Бохча велел участковому напугать жену Сподыряка.
      Надя Копытова без ума от радости. Всучила бутылку коньяка.
      Я ей тискаю: "Ты что, Надя, брать со своих за падло!".
      Она: "Ладно, тогда передай бутылку человеку, который помог мне".
      Я умолчал, что вот уж Бохча, тот со своих действительно никогда не возьмет, но пузырь, для вида отказываясь, у Нади я забрал.
      Надя раззвонила женщинам о моем бескорыстии. Раззвонила так, что
      Марадона решила, что у меня большие связи в ментуре и в свою очередь звонила комсомольцам, будто в моих силах поломать дело любой серьезности. Это при том, что муж Марадоны сам работал в том же отделе кадров городского УВД вместе с Бохчой.
      Звон долетел и до ушей Юры Никонова, бывшего комсомольского секретаря, математика институтского ВЦ.
      …Объявился Лампас. Он несколько лет работает на Мангышлаке.
      Приехал в отпуск с кишкой денег в кармане.
      Мы пили и слонялись по городу.
      – Как Джон? – спросил одноклассник.
      – Ну…
      – Ясно.
      К концу прогулки очутились у ЦГ. В гастрономе выбросили польское пиво. Польским пивом Лампаса не удивишь. В Шевченко кроме сгущенки и сырокопченой колбасы свободно продается чешское пиво пяти сортов.
      – Возьмем по паре польского? – предложил Лампас.
      – Как хочешь, – пожал я плечами.
      У меня голяк.
      – Теперь твоя очередь покупать. – сказал одноклассник.
      Я немного офигел, но ответил:
      – Я пустой.
      – Когда у тебя будут деньги?
      Примечательно то, что Лампас, хоть и датый, но смотрел на меня строго и требовательно.
      У Галины Васильевны взгляд цепкий, острый. Текст читает быстро, молниеносно схватывает суть.
      – Может сделаем так… – Черноголовина подперла ладонью подбородок и улыбнулась. – Вот вы написали много про Зоркова… Что характер у него резкий… Несколько отдалили от себя… Я думаю, лучше было бы, если вы напишите что-то такое о связи Зоркова с вашей несостоявшейся защитой диссертации… Что, мол, человек он отзывчивый, добрый…
      "Зорков прочитает про себя и ошизеет." – подумал я.
      – Можно. – сказал я.
      – Еще вот что. – Галина Васильевна уже не улыбалась. – Композиция имеет важное значение… Удачная конструкция облегчает восприятие, помогает понять замысел автора… Но… – Черноголовина сделала паузу и сказала: "При любой композиции начало и конец произведения обязательно должны перекликаться!".