Дилэни покосилась на командующего, удивившись — даже после всех этих месяцев — его задумчивому тону. Даже сотрудники собственного штаба с легкостью принимали всегдашнюю внешнюю напористость Лестера Турвиля за его подлинный характер, но она служила с ним почти три стандартных года и за это время узнала его лучше, чем многие.
      — А был ли у нас выбор, сэр? — спросила она, помолчав, и адмирал пожал плечами.
      — Не знаю. Полагаю, президент Причарт сделала все от неё зависящее, пытаясь найти другое решение, но, как свидетельствуют депеши “Звездного света”, со времени нашего отбытия дипломатическая ситуация явно только ухудшилась. И я уверен, как и все мы, что операция “Удар молнии” достигнет — наверное, правильнее сказать, уже достигла — своих непосредственных целей. А если совсем начистоту, мне, как и многим, хочется отомстить манти. Я больше сомневаюсь в успехе нашей части операции, — признался он, впрочем, не слишком удивив этим Дилэни, — но если наши оценки сил Сайдмора точны, мы должны справиться. Потенциальные выгоды от успеха — с политической, пропагандистской и чисто военной точек зрения — стоят того, чтобы рискнуть. Не могу избавиться от ощущения, что слишком мы все умные, как-то уж чересчур хорошо все задумано, но, как сказал давным-давно один парень с древнего морского флота со Старой Земли, это закон природы: кто не рискует, тот не выигрывает. С другой стороны, — он улыбнулся несколько натянуто, — следует помнить, что мы говорим о нападении на Хонор Харрингтон.
      — Я знаю, что она молодец, — позволив себе чересчур терпеливую нотку в голосе, произнесла Дилэни, — но она не воплощение богини войны. Она хороша, спору нет, но я никогда не понимала, почему репортеры — и у них, и у нас — так на ней зациклились. В конце концов, настоящим крупным сражением она никогда не командовала, даже у звезды Ельцина. Я хочу сказать, сравните её реальные достижения на поле боя с тем, что сотворил с нами Белая Гавань, а о нем в прессе шумят куда меньше, чем о ней!
      — Я никогда не называл её “богиней войны”, — поправил Турвиль и с усмешкой добавил: — С другой стороны, это не самое плохое определение. И я знаю, что она не непобедима, хотя в тот единственный раз, когда мы действительно сумели её побить, мы, скажем так, располагали некоторым численным превосходством.
      Дилэни поняла, что краснеет: именно Лестер Турвиль был тем единственным хевенитским адмиралом, которому удалось нанести поражение Хонор Харрингтон.
      — Суть в том, — продолжил Турвиль более серьезным тоном, — что она, весьма возможно, лучший, или, в крайнем случае, один из двух-трех лучших тактиков флота манти. У нас никто и близко не способен справиться с ней в равном бою. Между нами говоря, судя по тому, что я слышал от адмирала Тейсмана, он, по-видимому, мог разбить её у звезды Ельцина, после провала операции “Магнит”. Но даже если бы он уничтожил всю её группировку, для неё это все равно была бы стратегическая победа. А проявить себя в “настоящем крупном сражении” у неё просто ещё не было случая, и это, по правде сказать, тоже вызывает у меня беспокойство. Я не хочу оказаться первой её победой такого уровня. Ну а почему на ней “зацикливаются” газетчики — по моему мнению, причина в том, что она умудряется всегда выбираться из неблагоприятных обстоятельств. И потом, она чертовски привлекательна внешне, это тоже важно. Но самое главное, думаю, в том, что даже журналисты в ней что-то чувствуют. Нечто такое, что по-настоящему можно понять, только встретившись с ней лично... если вообще можно понять.
      Дилэни взглянула на него вопросительно, и он пожал плечами.
      — У неё есть стиль, Молли, — просто сказал он.
      — Стиль, сэр?
      — Стиль, — повторил Турвиль и снова пожал плечами. — Возможно, я неисправимый романтик, но мне всегда казалось, что есть офицеры, в которых есть нечто сверх обязательной программы. Иногда это просто харизма, но обычно — сочетание харизмы и чего-то ещё. В известном смысле это было присуще Эстер МакКвин. Все знали, что она запредельно честолюбива, и все, кто не работал с ней бок о бок, ей не доверяли, но, я думаю, каждый офицер, когда-либо служивший непосредственно под её началом, пошел бы за ней куда угодно... во всяком случае до тех пор, пока от неё не отвернется удача. МакКвин могла убедить вас в том, что она может сделать всё — и что вы хотите ей в этом помочь. А вот Харрингтон... Харрингтон заставляет вас почувствовать, что это выспособны сделать всё, потому что онав это верит... а затем помогает вам добиться успеха вместе с ней. МакКвин убеждала людей следовать за ней; Харрингтон просто идет вперёд, а люди следуют за ней сами.
      — Вы восхищаетесь ею, сэр?
      Это было скорее утверждение, чем вопрос, и Турвиль кивнул.
      — Да, — сказал он. — Честно признаюсь, это так. Из всех наших офицеров по таланту вести за собой людей и добиваться от них наибольшей отдачи ближе всех к ней адмирал Тейсман. И как тактик, он ей, пожалуй, не уступает. Но при всем моем глубочайшем к нему уважении и восхищении, я все же считаю, что в чем-то она его превосходит. Стиль. Не могу подобрать другого слова. Кроме того, она обладает даром оказываться в нужное время в нужном месте — или не в том месте и совершенно некстати, если судить с нашей точки зрения. Как вы только что заметили, большинство выигранных ею сражений были невеликого масштаба в сравнении с наступлением, которое провел Белая Гавань непосредственно перед заключением перемирия. Но последствия всех её побед несоизмеримо значительнее их масштаба. И это во многом объясняет её репутацию. Если хотите, ей везло — хотя это как раз тот случай, когда человек делает свою удачу сам. Вот почему мне кажется, что, невзирая на все мои тревоги и сомнения, решение послать нас сюда было правильным.
      — Вот как, сэр? — Дилэни недоверчиво посмотрела на Турвиля, и он хмыкнул.
      — Молли, — сказал он; теперь пришла его очередь говорить очень терпеливо, — я прекрасно знаю, что вы считаете, будто в нашей операции я веду себя как Кассандра. А на самом деле это решительная, но трезвая позиция здравомыслящего командующего.
      Румянец начальника штаба обрисовался заметно ярче, и Турвиль ободряюще улыбнулся ей.
      — Я был бы сверхчеловеком — и к тому же идиотом, — если бы не испытывал серьезных опасений относительно отправки флота такого размера так далеко от баз и служб поддержки, да ещё с целью нападения на офицера с репутацией Харрингтон. Даже если предположить, что мы разобьем её наголову — на что я надеюсь, — у нас неизбежны потери и повреждения, а отсюда до дома ещё лететь и лететь. Одна только репутация и достоинства Харрингтон делают её лично полномасштабной военной целью. Победа над ней, и желательно решительная победа, на фоне успеха “Удара молнии”, которая сомнет пограничные системы манти, станет мощнейшим ударом по боевому духу манти и их желанию бороться. Да и оставить манти без такого командира, если они все же не захотят разговаривать с нами по-хорошему, тоже полезно. Хотя на этот раз, если нам удастся снова захватить её в плен, я, будь всё проклято, гарантирую, что не будет никаких сфабрикованных обвинений и никаких казней!
      Дилэни хотела ответить, но тут лифт остановился, и она посторонилась, пропуская адмирала к выходу на флагманский мостик.
      Там его дожидались остальные офицеры штаба, а также командир “Величественного” капитан Каролина Хьюз и её первый помощник коммандер Пабло Бланшар. Командиры оперативных соединений и эскадр Второго флота участвовали в совещании виртуально: их лица уже возникли в секторах голографического дисплея над столом конференц-зала. Дилэни знала, что Турвиль предпочел бы для этого последнего совещания собрать всех на борту “Величественного” живьем, однако это было весьма затруднительно. Флот находился посереди гравитационного потока, приближаясь к Сайдмору, что начисто исключало перемещение персонала между кораблями с помощью малых судов, оснащенных лишь импеллерной тягой. Саму Дилэни вполне удовлетворяли электронные конференции, заменившие собой устаревшие встречи лицом к лицу, но её шеф был ярым приверженцем традиций. При появлении Турвиля офицеры, присутствовавшие физически, встали, а когда он расположился в кресле во главе стола, снова заняли свои места. Откачнувшись вместе с креслом назад, адмирал медленно и аккуратно приготовил сигару, вложил в рот, поджег и выдул облачко ароматного дыма. Словно озорной мальчишка, он ухмыльнулся подчиненным сквозь туманную завесу собственного изготовления. Расположенный над головой кондиционер засосал облачко в вентиляционное отверстие. Дилэни скрыла улыбку. Итак, адмирал снова в седле, снова в шкуре матерого космического волка, готовый, как гласит старая поговорка, “всех построить, пересчитать и надрать жопу”.
      — Итак, — отрывисто произнес он, — примерно через пять часов мы заявимся на Сайдмор, не забронировав гостиницу.
      Шутка вызвала несколько смешков, и его улыбка из озорной сделалась свирепой.
      — Там наверняка найдутся люди, которые окажутся не очень рады нашему приходу. Это будет весьма огорчительно... для них.
      Смех прозвучал уже без стеснения. Лестер кивнул операционисту.
      — А сейчас коммандер Марстон ответит на все ваши вопросы по поводу того, как именно мы собираемся их огорчить. Джеф?
      — Благодарю, сэр, — ответил коммандер Марстон и повернулся так, чтобы обращаться не только к присутствующим, но и в камеру, осуществлявшую голографическую передачу.
      — Я знаю, что с базовым оперативным планом вы все знакомы, — начал он. — Однако некоторые выражали определенную озабоченность в связи с отдельными пунктами приложения семнадцать, поэтому, с вашего позволения, адмирал, я с него и начну.
      Он взглянул на Турвиля, и тот в знак одобрения взмахнул сигарой.
      — Хорошо. Во-первых, адмирал Зрубек, — он уважительно кивнул голографическому изображению лица недавно назначенного командира Двадцать первой эскадры кораблей стены, в состав которой входили восемь из двенадцати приданных Второму флоту СД(п), — затронул интересный вопрос: правильно ли мы используем наши разведывательные платформы дальнего радиуса действия. Тот же вопрос я обсуждал с капитаном де Кастрисом и коммандером Хиндемитом, и мы пришли к выводу, что...
      Турвиль удобно откинулся в кресле, слушая каждое слово, но не вникая. Марстон говорил бодро и уверенно. При меньшем доверии к способностям и аккуратности операциониста адмирал, наверное, уделил бы объяснениям больше внимания. Но на Марстона он полагался вполне, а потому сосредоточился на истинной (по крайней мере, для него) цели заседания: проанализировать моральное состояние подчиненных.
      То, что он увидел, ему понравилось. Один-двое волновались, но он их не винил. Некоторая нервозность не помешает, и вполне достаточно других — таких, как Зрубек и Дилэни, — чья непоколебимая уверенность в оперативном плане и, как он полагал, в его собственной компетентности, эту нервозность прекрасно компенсировала. Кроме того, вопреки переживаниям и тревоге, колеблющихся здесь не было. Эти люди, насколько возможно, готовы выполнить поставленную перед ними задачу.
 

* * *

 
      — Что скажете, Андреа? — бодро спросила Хонор, входя на флагманский мостик “Оборотня”.
      Нимиц был у неё на руках, облаченный в свой собственный, сделанный по специальному заказу скафандр. Она задержалась, чтобы посадить кота на спинку командирского кресла, и, ласково потрепав его по ушам, вновь обернулась к операционисту. Кот тем временем, ловко действуя передними лапами, пристегнул крепления скафандра к креслу.
      — Подтверждения пока не получено, ваша милость, — ответила капитан Ярувальская, — но и так все ясно. Это хевы.
      — Я склонна согласиться с Андреа, ваша милость, — подала голос от консоли Мерседес Брайэм, — но, мне кажется, нельзя исключить и возможность того, что это анди. Нет, мэм, — уточнила она для Хонор, — я этого не утверждаю. Но пока мы не узнаем наверняка, тем или иным способом, лучше не отвергать никакие варианты.
      — Разумно, — признала Хонор. — Но кто бы это ни был, — она повернулась и посмотрела на огромную голосферу главного дисплея, — с виду они настроены серьёзно.
      — Да уж, — согласилась Брайэм, встав рядом с Хонор и тоже всматриваясь в экран.
      Неидентифицированные корабли углублялись в систему по курсу, обеспечивавшему им выход к Маршу с нулевой скоростью через шесть часов — при условии, что они совершат поворот через три. И было этих кораблей немало. Похоже, “официальный” списочный состав её соединения они превышали по крайней мере процентов на пятьдесят.
      — Ваша светлость, мы уже получаем информацию об их эмиссии, — доложил Джордж Рейнольдс.
      Хонор повернулась к нему, и разведчик поднял голову.
      — Это не анди, — тихо сказал он, встретившись с Хонор взглядом. — Некоторые мы вообще не можем опознать, но точно идентифицировали восемь хевенитских линейных крейсеров.
      Над мостиком пронеслось нечто похожее на едва слышный вздох, а Хонор слегка улыбнулась. Она не могла радоваться тому, что подтвердились её худшие опасения, но по крайней мере с неопределенностью покончено. Теперь — решительно выбросить из головы страхи за всё, что происходит дома. Хонор подчеркнуто спокойно наклонила голову.
      — Благодарю вас, Джордж, — сказала она и вопросительно взглянула на Ярувальскую.
      — Ваша милость, БИЦ пытается их классифицировать по типам, — доложила операционист. — Это затруднительно сделать, не располагая достоверными данными о новых типах построенных ими кораблей, и, как только что сказал Джордж, некоторые мы вообще не опознаем. Результат на данный момент: они привели с собой от пятидесяти до шестидесяти супердредноутов и двадцать-тридцать линейных крейсеров для поддержки.
      — Время ответа на досветовой запрос, Харпер? — обратилась Хонор к офицеру связи.
      — Если они откликнутся немедленно, мы получим ответ через четыре-пять минут, ваша милость, — доложил лейтенант Брантли.
      — Спасибо.
      Хонор задумчиво нахмурилась, затем снова обратилась к Ярувальской.
      — Есть признаки НЛАКов?
      — Нет, ваша милость, — ответила операционист. — Из чего не следует, что нет НЛАКов.
      — Ваша милость, с дистанционных платформ получено подтверждение на несколько супердредноутов, — вставил Рейнольдс — Это однозначно хевы. Пока что девять. Все старых моделей, с хорошо известными нашей разведке эмиссионными сигнатурами.
      — Это около двадцати процентов всех их супердредноутов, — заметила Брайэм.
      — Верно, — согласилась Ярувальская. — С другой стороны, остается около пятидесяти кораблей, которые могут оказаться СД(п).
      Согласившись с замечанием Ярувальской, Хонор еще раз взглянула на голосферу и приняла решение.
      — Похоже, лучшей возможности для “Суриаго” у нас не будет, — сказала она и перевела взгляд на экран связи с капитанским мостиком “Оборотня”. — Раф, начинай.
      — Есть, ваша милость! — четко ответил капитан Раф Кардонес и начал отдавать приказы.
 

* * *

 
      — Похоже, сэр, они почти не маскируются, — заметила Молли Дилэни.
      — Похоже, — согласился Турвиль.
      Он спокойно сидел в командирском кресле, положив ногу на ногу, и легонько постукивал пальцами правой руки по подлокотнику. Его внимательные глаза безмятежно изучали изображение на боковом вспомогательном дисплее, вмонтированном в кресло.
      Мантикорские силы обороны устремились ему навстречу. Для передачи в реальном времени данных с негравитационных сенсоров расстояние всё ещё было слишком велико, но импеллерные следы воспринимались быстрее скорости света. Сейчас они ярко сияли на экране, подтверждая информацию первой волны разведывательных зондов. Тридцать один супердредноут манти, одиннадцать дредноутов, четыре НЛАКа и шестнадцать линейных крейсеров в сопровождении двух флотилий эсминцев и как минимум трех эскадр крейсеров. Манти равномерно набирали ускорение, взяв курс практически ему в лоб. Ось наступления и фланги манти прикрывало облако ЛАКов. При перемещении такие мелкие единицы сосчитать было намного труднее, но, по данным разведки, на самом Сайдморе постоянно базировалось около четырехсот пятидесяти ЛАКов, и, похоже, Харрингтон взяла с собой их все. БИЦ давал приблизительную цифру в восемьсот ЛАКов. Если взять максимальную цифру, предлагаемую разведкой, и приплюсовать шесть НЛАКов, которые должны были быть у неё, получится, что общее количество ЛАКов должно было быть почти под тысячу. Пару сотен она вполне могла оставить для прикрытия внутренней части системы, на тот случай если атака на Марш окажется обманным маневром, с целью выманить её с орбиты — особенно, если она уверена, что Флот Республики собственными НЛАКами так и не обзавелся.
      Двигаясь навстречу Турвилю, Харрингтон не переставала бомбардировать вторгшихся требованиями назваться и сообщить о цели визита.
      А вот замечание Дилэни о том, что она особо не маскируется, было, на взгляд Турвиля, явным преуменьшением. И это внушало некоторое беспокойство. Уж в чем никто никогда не обвинял Хонор Харрингтон, так это в применении очевидной тактики. Она многократно демонстрировала свое желание и возможность использовать традиционное мантикорское преимущество в системах РЭБ, что приводило к катастрофическим результатам. Но поскольку БИЦ идентифицировал все её корабли, складывалось впечатление, что, по крайней мере на этот раз, она пренебрегла обычной тактикой. Она не пряталась и ничего не скрывала... и именно поэтому Турвиль нервничал. “Саламандра” наиболее опасна именно тогда, когда противник наиболее уверен, что прекрасно понял её замысел.
      “Не будем переигрывать, Лестер, не доводи себя до паники, — строго сказал он сам себе. — Да, она хитра. И умна. Но сейчас у неё просто нет выбора. И, кроме того...”
      — Может, она всё ещё надеется обойтись без стрельбы, — пробормотал он вслух, и брови Дилэни поднялись.
      — Это кажется... маловероятным, сэр, — сказала она. Турвиль улыбнулся ее напряжению.
      — Я не сказал, что это вероятно, Молли. Я сказал, что это возможно. И это действительно возможно. Она наверняка успела идентифицировать по крайней мере часть кораблей по эмиссии, так что знает, кто мы такие. И она должна быть изрядно глупее, чем она есть, если не подозревает, зачем мы здесь. Но в то же время о том, что происходит дома, она не знает — пока не знает. Поэтому сейчас ею, возможно, до некоторой степени руководит осторожность. Она не собирается уклоняться от своих обязанностей, но и начинать здесь войну, которая перекинется на всю территорию Звездного Королевства, не захочет без крайней необходимости. Полагаю, поэтому они и продолжают нас вызывать, несмотря на то, что мы не отвечаем.
      — Думаете, сэр, она готова подпустить нас на дистанцию поражения лишь потому, что не хочет открывать огонь первой?
      — Сомневаюсь, что она окажется настолько любезна, — сыронизировал Турвиль. — Смею напомнить, что в настоящий момент мы нарушаем пространство союзника Мантикоры. Это означает, что если она решит пристрелить сукина сына, который настолько глуп, что даже не отвечает на её попытки установить связь, то по межзвездному законодательству она будет абсолютно права!
      Он сверкнул белозубой улыбкой из-под распушившихся усов, и Дилэни расслышала чей-то смешок.
      — С другой стороны, если разведка права и манти ещё не знают, что у нас уже есть многодвигательные ракеты, она может подпустить нас гораздо ближе, прежде чем откроет огонь. Она знает, что у нас есть СД(п), но к этому моменту она должна знать и то, что у нас по крайней мере несколько доподвесочных СД. Кроме того, по величине нашего ускорения она обязана заподозрить, что наши старые корабли буксируют много подвесок. А она — нет, несмотря на то, что, по данным разведки, у неё всего шесть СД(п). Возможно, несколько подвесок она буксирует внутри импеллерных клиньев СД, но такого количества, как у нас, у неё быть не может. В сочетании с тем, что она открыто идет нам навстречу, я прихожу к выводу, что она до сих пор верит в их решающее превосходство в дальнобойности. Она верит, что может открыть огонь на таком расстоянии, какое выберет сама, за пределами досягаемости нашего огня, и сможет удержаться на выгодной для неё дистанции.
      — Как вы думаете, она знает о наших новых компенсаторах, сэр?
      — Я ничуть не удивлюсь, если она их просчитала — что бы ни наплели ей разведчики из РУФ, — сказал Турвиль. — Она умна, она понимает, что задачу преодоления их преимущества в ускорении мы решали как одну из основных. К сожалению, несмотря на все усовершенствования, наши компенсаторы всё еще сильно уступают мантикорским... и она достаточно умна, чтобы просчитать и это. Так что, если она хочет разыграть свое преимущество в дальнобойности, она рассчитывает, что сможет помешать нам сблизиться с ней.
      — Иными словами, вы считаете, что она блефует? Надеется, что мы уйдем? — сказала Дилэни.
      — Можно сказать и так, — согласился Турвиль. — Хотя я бы не стал выражаться столь решительно. Думаю, Харрингтон намерена до последнего держать для нас дверь открытой — на случай если мы решим, что это была плохая идея, прекратим наступление и отправимся домой. Это не блеф, Молли. Вряд ли она хоть на секунду верит, что мы отступим. Но, зная Харрингтон, скажу: она считает, что предоставить нам выбор — её обязанность, и она преисполнена решимости так и сделать. А это, возможно, означает, — добавил он с сожалением, — что она не откроет огонь до тех пор, пока не выйдет на дистанцию, которая лишь немного больше нашего эффективного радиуса поражения. Как она его себе представляет.
 

* * *

 
      — Расстояние сократилось до трех световых минут, ваша милость, — тихо сказала Мерседес Брайэм голосом человека, вежливо напоминающего другому о позабытой мелочи.
      — Вижу, — с улыбкой ответила Хонор, несмотря на свернувшееся тугой пружиной напряжение.
      На расстоянии в пятьдесят четыре миллиона километров хевы были уже глубоко в зоне досягаемости её ракет.
      — И по-прежнему никакого ответа на наши запросы, мэм, — указала Брайэм.
      — Андреа, — спросила Хонор, — что у нас с решением для стрельбы?
      — Ещё не настолько хорошо, чтобы меня это удовлетворило, ваша милость, — немедленно доложила Ярувальская мрачноватым тоном. — Не знаю, как насчет остального, а системы РЭП они усовершенствовали основательно. Они еще не так хороши, как наши, — или, если на то пошло, не так хороши, как то, что в последние месяцы демонстрировали нам анди. Но намного лучше, чем во время операции “Лютик”. Я оценила бы ухудшение точности прицеливания на таком расстояний процентов в пятьдесят-шестьдесят. Может быть, чуть больше.
      — Да и помимо систем РЭП, точностью стрельбы на таком расстоянии по активно маневрирующей цели тоже особо не похвастаешься, — заметила Брайэм.
      — Да, но у них с этим, наверное, ещё хуже, — возразила Хонор, и Брайэм хмуро кивнула.
      Мерседес была уверена, что Хонор проявляет неоправданный пессимизм, исходя из предположения, что дальнобойность новых ракет противника не меньше, чем у мантикорских. С другой стороны, Хонор с огромным удовольствием предпочла бы убедиться, что проявила чрезмерный пессимизм, чем внезапно очутиться под огнем противника на дистанции, которая, как она считала, гарантировала её кораблям безопасность.
      — И какова бы ни была у них точность стрельбы, ваша милость, — вставила Ярувальская, — судя по всему, что я успела просчитать, наши системы РЭП помешают им намного больше, чем их — нам. Даже если исходить из того, что им удалось усовершенствовать системы самонаведения в той же степени, что и системы радиоэлектронной борьбы.
      — Ну что ж, учитывая, что СД(п) у них как минимум вдвое больше, чем у адмирала МакКеона, это, пожалуй, хорошо, — улыбнулась Хонор.
      Ярувальская одобрительно хмыкнула, а Харрингтон повернулась к лейтенанту Кгари.
      — Теофил, как далеко они от точки невозвращения “Суриаго”?
      — Они примерно два с половиной часа двигаются внутрь системы с ускорением около двухсот семидесяти g, ваша милость. Их базовая скорость почти два-шесть-точка-семь тысяч километров в секунду. Если сохранят курс и ускорение на прежнем уровне, то достигнут точки невозвращения через одиннадцать-точка-пять минут, — доложил штабной астрогатор.
      — Если так, то, по-моему, пора, — чуть ли не с сожалением сказала Хонор. — Харпер, передайте на “Пограничника”: быть готовым через двенадцать минут выполнить маневр “Поль Ревир” .
      — Слушаюсь, ваша светлость.
      Прошло ещё двенадцать минут. Базовая скорость Второго флота возросла до 28 530 километров в секунду, тогда как Тридцать четвертое оперативное соединение достигло 19 600 километров в секунду. Скорость сближения, достигшая уже почти шестнадцати процентов скорости света, пожирала разделяющее противников пространство. Дистанция сократилась с пятидесяти трех миллионов километров до почти тридцати семи с половиной миллионов. В этот момент КЕВ “Оборотень” передал на борт КЕВ “Пограничник” короткое сверхсветовое послание. Эсминец, находившийся почти в десяти световых минутах за пределами гиперграницы системы, принял сообщение, подтвердил прием и ушел в гипер... где повторил полученное сообщение.
      Двадцать шесть секунд спустя эскадра Гвардии Протектора Грейсонского космического флота совершила альфа-переход из гиперпространства в тылу Второго флота и, стремительно набирая скорость, пошла вслед за ним внутрь системы.
 

* * *

 
      — Гиперслед! — объявил коммандер Марстон. — Множественные гиперследы, направление один-восемь-ноль на ноль-два-девять, расстояние примерно одна световая минута!
      Лестер Турвиль выпрямился в кресле и рывком развернулся к своему операционисту. Марстон еще несколько секунд таращился на показания приборов, затем поднял взгляд на адмирала.
      — Еще манти, сэр, — сказал он в недоумении. — Или манти... или грейсонцы.
      — Это не могут быть грейсонцы, — автоматически возразила Дилэни, указывая на дисплей. — Мы получили однозначную идентификацию всех кораблей Харрингтон. Даже их системы РЭБ не могут обмануть наши детекторы на таком расстоянии!
      Турвиль пытался осмыслить невероятную новость. Дилэни права. Расстояние до кораблей Харрингтон составляло менее двух световых минут. Бортовые сенсоры РЭБ манти, пожалуй, могла одурачить и на таком небольшом расстоянии, но разведывательные платформы Второго флота уже подошли к врагу на три световые секунды. На таком расстоянии они могли визуальноидентифицировать каждый супердредноут или НЛАК и уже пересчитали все до единого корабли, находившиеся в распоряжении Харрингтон.
      Или, бесстрастно подсказал разум, во всяком случае все, о наличии которых нас информировала разведка.
      На мгновение Турвиль мысленно вернулся на пять лет назад, когда ни один адмирал ни в грош не ставил разведывательные сводки, поставляемые аналитиками Госбезопасности Оскара Сен-Жюста. Жутковатое ощущение предательства парализовало мозг при мысли о том, что и разведка Томаса Тейсмана оказалась ненадежной. Но затем он встряхнулся. Что бы ни происходило сейчас, за последние четыре года флотская разведка не раз доказывала свою абсолютную надежность. Случившемуся наверняка есть объяснение, только какое?
      — Сэр, мы идентифицировали новые цели, — бесцветным голосом сказал Марстон. — БИЦ определил их как двенадцать СД(п) класса “Медуза”, шесть НЛАКов класса “Ковингтон” и шесть линейных крейсеров. Насчет последних ещё остаются сомнения, но, скорее всего, они принадлежат к классу “Курвуазье”.
      — “ Ковингтоны”? “ Курвуазье”? — Дилэни покачала головой и повернулась к Турвилю. — Это грейсонские корабли! Но что делают грейсонцы в центре Силезии? — почти беспомощно спросила она.
      Несколько секунд адмирал молча смотрел на нее, затем коротко и энергично выругался.
      — Это Гвардия Протектора, — четко сказал он. — Проклятье! Разведка же доложила, что они ушли в дальний тренировочный рейс. Почему же нам даже в голову не пришло, что этот хитрый ублюдок Бенджамин отправил их сюда?
      — Но почему сюда? — воскликнула Дилэни.
      — Не знаю, — ответил Турвиль, но ум его лихорадочно работал и уже выдал решение. Лестер скривился. — Сказать, что я думаю? Бенджамин с Харрингтон обсудили это ещё до того, как она прибыла сюда. Проклятье! Бьюсь об заклад, так оно и было. Она знала, что Высокий Хребет не даст ей необходимых сил, чтобы сделать свое дело, и поэтому, никому не сказав, одолжила их у другогофлота!
      Он покачал головой в мгновенном искреннем восхищении. Очевидно, подумал он, разведке флота придется пересмотреть своё представление о Харрингтон. Она не только блестящий специалист в военном деле, но и обладает политической искушенностью, которой никто от неё не ожидал. Прочь посторонние мысли. На них нет времени — его флот только что попал в ловушку, расставленную с исключительным профессионализмом.
      Вздернув себя с кресла, Турвиль подошел к главной голосфере, подождал, пока обновятся информационные врезки и установятся векторы ускорения. Цифры мелькали и плясали, затем успокоились. В желудке у адмирала Лестера Турвиля образовался ледяной ком.
      — Грейсонцы сбрасывают ЛАКи, — доложил Марстон. — Мы уже засекли свыше шестисот импеллерных следов.
      Турвиль только крякнул. Разумеется, они выпускают ЛАКи, но убивать они будут не ими. Сегодня — не ими. Второй флот был глубоко внутри радиуса досягаемости многодвигательных ракет и Харрингтон, и Гвардии Протектора, и его двенадцать СД(п), которые должны были обеспечить ему двукратный перевес сил над харрингтонскими “Медузами”, оказались двукратно превзойденными противником. И если разведка флота не ошиблась относительно новых грейсонских линейных крейсеров “Курвуазье II”, у Харрингтон имелись ещё шесть носителей подвесок. В сочетании с преимуществом мантикорцев и грейсонцев в системах РЭБ и противоракетной обороны это давало им огромное преимущество в назревающем огневом противостоянии. К тому же, Харрингтон превосходно рассчитала время. Второй флот слишком далеко ушел от гиперграницы и был зажат между двумя соединениями, у каждого из которых было преимущество перед ним в ускорении.
      — Меняем курс — право руля один-два-ноль, — сказал Турвиль. — Максимальная мощность супердредноутам. Перестроиться в “Майк-Дельта-три”, приготовиться к сбросу ЛАКов.
      Одно за другим приходили подтверждения приказа, и он физически ощутил, насколько легче стало его людям, когда они услышали его голос, которому всегда доверяли, голос, отдающий четкие, ясные приказы. Так всегда было и будет, с горечью подумал он, на всех кораблях его флота. Так должно быть, потому что он приучил своих людей, что они могутдоверять ему. Потому, что они верят в него.