Хонор Харрингтон - Война и честь (Война Хонор)

      — Да, действительно “не слишком хорошо”, — рассудительно согласился Бенджамин. — С другой стороны, такой шаг мог принести определенную пользу.
      — Да, наверно, — признал Белая Гавань. — Вилли очень долго уговаривал её повременить. Он указал, что послания Причарт становятся всё более агрессивными. Если хотите, их позиция на переговорах сейчас диктуется её гневом и досадой. И, как мы только что согласились, существует высокая вероятность того, что Республика уже приняла решения нанести удар. Это ставит нас перед выбором: свалить Высокого Хребта — а это не так-то легко, как нам хочется думать, с учетом того, что общество недостаточно информировано об ухудшении наших отношений с Хевеном, — либо оставить все как есть, по крайней мере пока мы не выберемся из текущего кризиса. Если хевы еще не приняли решения о нападении, уход Высокого Хребта и Яначека стал бы для нас наилучшим выходом. Особенно, если бы мы успели исправить последствия пагубных просчетов Яначека. Но нынешний кабинет без борьбы не уйдет, а внутренний политический кризис в Королевстве может оказаться решающим фактором, который и подтолкнет Причарт к нападению, если она ещё на него нерешилась.
      Граф пожал плечами.
      — Вилли удалось убедить Елизавету, что в сложившихся обстоятельствах следует полностью сосредоточиться на отражении вероятной атаки хевов, не обращая внимания на “её” правительство. Конечно, лучше всего было бы уладить дело без стрельбы, пусть даже Высокий Хребет присвоит заслугу себе. Если стрельба все же начнется, то, когда придет время формировать новое правительство, она подробно расскажет о том, как они сели в калошу. И если мы будем тихо делать то, что в наших силах, не афишируя и не трезвоня на публике, мы кое-чего добьемся, не спровоцировав искру, которая станет стартом схватки на внутриполитической арене.
      Бенджамин хмыкнул, откинулся на спинку кресла и задумчиво потянул себя за мочку уха.
      — Логика ваших рассуждений мне понятна. Не скажу, что я со всем согласен, но ваша внутренняя ситуация отличается от нашей. И конечно, я полностью солидарен с тем, что лучше бы обойтись без стрельбы... хотя, по правде, это представляется мне маловероятным.
      — Согласен с вашей светлостью, — сказал Мэтьюс, — и в том, что это был бы наилучший выход, и в том, что в настоящий момент он маловероятен. Предположения леди Харрингтон, касающиеся возможных способов начала военных действий Республикой, весьма убедительны. Если в Новом Париже примут решение нанести удар, то первоочередным, а возможно, и главнымобъектом нападения станет Звезда Тревора.
      — А зная Томаса Тейсмана, — угрюмо добавил граф Белой Гавани, — можно не сомневаться, что он нанесет по Третьему флоту такой удар, что разнесет его в клочья.
      — Вот именно, — кивнул Мэтьюс. — И не только ради захвата терминала. Конечно, терминал несказанно расширяет возможности маневра и материально-технического снабжения, но их главной целью станут СД(п) и НЛАКи Третьего флота.
      — Согласен. Но я не могу заставить Яначека согласиться на усиление сил обороны. Он категорически отказывается.
      — Отдавая должное Яначеку, — сказал Мэтьюс тоном человека, которому оченьне хочется отдавать должное Яначеку, — усилить Третий флот ему практически нечем. Мне кажется, что он отчаянно надеется, что всё как-нибудь утрясется и до военных действий дело так и не дойдет. Ну а если дойдет, то он, вероятно, рассчитывает повторить ваш маневр, когда вы сняли осаду с Василиска, перебросив флот от Звезды Тревора, и планирует перебросить с Мантикоры Флот Метрополии.
      — Мечтатель, — спокойно произнес Белая Гавань. — Даже если все его корабли скопятся у самого терминала — а это оставит Мантикору и Сфинкс без защиты, — ему не удастся перебросить подкрепления Феодосии прежде, чем атакующие успеют прижать её к Сан-Мартину и навязать ей бой. — Он холодно и неприятно рассмеялся. — Я это выяснил, когда не сумел помешать Жискару уничтожить к чертовой матери всю инфраструктуру Василиска.
      — Да, я знаю, — хмыкнул Мэтьюс — А вот Яначек — вряд ли, в том-то и проблема.
      — Согласен, — сказал Бенджамин. — Как думаете, — спросил он, откидываясь в кресле и задумчиво глядя на графа Белой Гавани, — примет ли он для поддержки Третьего флота эскадру-другую наших СД(п)?
      — На этот счет, ваша светлость, я испытываю сильные сомнения, — сказал Пакстон, прежде чем граф Белой Гавани успел открыть рот.
      Все обернулись к нему, и шеф разведки пожал плечами.
      — Свое отношение к Грейсону Яначек не раз демонстрировал предельно ясно. Он нас не любит, он нам не доверяет и саму мысль просить нас о помощи находит унизительной для своего достоинства. Уверен, он придумает любую отговорку, лишь бы не согласиться на наше предложение. Например, уговорит себя, что переброска грейсонских кораблей в спорную зону будет воспринята как провокация. Или ещё что-нибудь в том же духе.
      — И вне зависимости от его отговорок, ваша милость, — озабоченно сказал Мэтьюс, — мы не можем позволить себе оголить Грейсон. В связи с отсутствием вашей Гвардии мы уже недосчитываемся шестнадцати СД(п) и шести носителей. Это заметная часть нашего флота, ведь за изъятием находящихся на ремонте или профилактике мы располагаем всего шестьюдесятью СД(п) и одиннадцатью НЛАКами. Для того чтобы чувствовать себя способным защитить Грейсон против тех сил, которые, по прогнозам разведки, может направить против нас Республика, мне этого достаточно, но с каждым кораблем, отосланным куда-то еще, например к Звезде Тревора, наша безопасность будет существенно ослабляться. А будь я республиканским стратегом, то, возобновляя войну против Альянса, первым делом постарался бы вывести из игры Грейсон.
      — Тут он прав, — удрученно согласился граф Белой Гавани.
      — Ничуть не сомневаюсь, — кивнул Бенджамин. — С той лишь поправкой, что начнут они все же не с нас.
      — Почему, ваша светлость? — осведомился Мэтьюс. Это было не возмущенное возражение, всего лишь вопрос.
      — Да потому, что они уже полгода заигрывают с нами, пытаясь соблазнить выйти из Альянса, — сказал Бенджамин.
      Граф рывком выпрямился в кресле. Мэтьюс — и тот выглядел удивленным. Один лишь Пакстон сидел с непроницаемым лицом.
      — Их потуги, Хэмиш, не увенчались успехом, — сказал Бенджамин графу с намеком на улыбку. — Естественно, они не говорили нам о неизбежности возобновления войны, но определенно предпринимали усилия с целью раскола Альянса, и я не уверен, что в других местах эти усилия оказались столь же тщетны. Мы вели себя уклончиво-вежливо, но, как вы могли заметить, не трубили об их предложениях на каждом углу Галактики. Они, надо полагать, воспринимают это как намерение держать дверь открытой для будущего соглашения. Они надеются, что Высокий Хребет уже до такой степени нам надоел, что мы захотим бросить всё и переметнуться к ним, или, по крайней мере, согласимся им не мешать. Впрочем, это все вторично. Главное, что все эти дипломатические маневры явно указывают на то, что хевы сосредоточились на Звездном Королевстве. Как мне кажется, они считают разгром Мантикоры единственным способом вернуть себе оккупированные территории. Ни с кем другим они воевать не намерены. Если уж на то пошло, мне кажется, и со Звездным Королевством они не хотятвоевать — просто решили, что у них нет другого выхода. Если я прав, они не тронут ни одно государство, которое решит остаться нейтральным, а такие — давайте, Хэмиш, посмотрим правде в глаза — наверняка найдутся. Высокий Хребет сумел настроить против себя не один только Грейсон. Кроме того, каковы бы ни были успехи Тейсмана в создании нового флота, число его кораблей ограничено, а если Хонор права и часть их уже отправлена в Силезию, здесь их осталось ещё меньше. Мы только что сошлись на том, что Звезда Тревора является для них приоритетной целью, и я не думаю, что Томас Тейсман рискнет напасть на Грейсон, не обеспечив себе подавляющее превосходство на решающих направлениях.
      — А если он узнает о переброске нами сил на укрепление Звезды Тревора, он может усомниться в наличии у него этого самого превосходства, — медленно произнес Мэтьюс.
      — Именно об этом я и думаю, — сказал Бенджамин.
      — Но если Высокий Хребет категорически отказывается просить о помощи, почему вы думаете, что он примет её по вашему предложению? — спросил граф Белой Гавани.
      — А кто вам сказал, что я собираюсь делать какие-либо “предложения”? — ответил вопросом на вопрос Протектор и демонстративно фыркнул. — Во-первых, я не могу позволить себе терять время, дожидаясь, пока Яначек с Высоким Хребтом разберутся, где у них головы, а где — задницы. Во-вторых, если я официально предложу отправить еще одно оперативное соединение нашего флота таскать каштаны из огня для Мантикоры, то даже Палата Поселенцев встанет на дыбы. О том, как отреагируют Ключи, мне даже думать не хочется. Нет, если уж посылать корабли к Звезде Тревора, то никого ни о чем не спрашивая. Просто взять да послать.
      Белая Гавань моргнул. Сказанное еще раз напомнило ему об огромной разнице между личной властью, которой пользовался Протектор, и той, которой Елизавету наделяла Конституция.
      — И как их туда перебросить? — спросил Мэтьюс, отклоняясь назад и потирая подбородок. — Только на подготовку и решение организационных вопросов уйдет не меньше недели, а до Звезды Тревора от Грейсона более ста пятидесяти световых лет. Это более трех недель пути. У нас есть этот месяц, чтобы мы успели выйти на позиции?
      — Не знаю, — ответил граф Белой Гавани. — Не думаю, что мы можем на это рассчитывать. Если признать известие о пребывании республиканских сил в Силезии за факт, то уже нет.
      — В таком случае и не будем на это рассчитывать, — сказал Бенджамин. — И не будем тратить три недели, чтобы туда добраться. Мы воспользуемся туннельной Сетью.
      — Сетью? — Граф Белой Гавани вытаращил глаза на Протектора. — Но, ваша светлость, как вы собираетесь это сделать? Если Яначек с Высоким Хребтом не попросят вашей помощи, так неужели они позволят вашим кораблям на виду у всех пройти через терминал? По меньшей мере, они глубоко оскорбятся. Если уж они вбили себе в головы, будто усиление пикетов Звезды Тревора даже мантикорскими кораблями может быть сочтено “провокацией”, то что уж говорить о кораблях Грейсона!
      — Вообще-то, Хэмиш, — сурово сказал Бенджамин, — мне нет дела до оскорбленных чувств этой парочки, а вот попытка воспрепятствовать проходу моих кораблей через Сеть будет с их стороны крайне неосмотрительным шагом. Согласно статье двенадцатой “Хартии Мантикорского альянса”, военные корабли всех союзных флотов имеют свободный и неограниченный доступ ко всем терминалам туннельной Сети. Если мне заблагорассудится провести через Сеть весь мой флот, это мое законное право, и я пошлю ко всем чертям любого, кто попытается меня остановить.
      Он улыбнулся гостю, и выражение его лица никак нельзя было назвать приятным.
      — И при сложившихся обстоятельствах, — мягко сказал он, — я даже буду рад, если они попытаются мне помешать.
 

* * *

 
      — Поверитьне могу! — шипела Элоиза Причарт, прожигая взглядом лежащий перед ней экземпляр ноты. — Какая беспримерная наглость и ложь! Как они посмелипослать нам подобное!
      — Такого, конечно, я и сам не ожидал, — начал Джанкола, — но...
      — Никаких “но”! — рявкнула Причарт. — Они совершенно беззастенчиво лгут своему народу и нам!
      Сидевший за совещательным столом Томас Тейсман был шокирован и возмущен последним посланием с Мантикоры не меньше самой Причарт.
      — Ничего не понимаю, — пробормотал Ле Пик. — С ума они, что ли, посходили? Мы же однозначно заявили, что на Звезду Тревора наши территориальные претензии не распространяются!
      Тейсман машинально кивнул: он полностью разделял недоумение друга. Почему именно после того, как Республика недвусмысленно отказалась от притязаний на Звезду Тревора, Мантикора пригрозила в одностороннем порядке прервать переговоры на том основании, что Республика претендует на возвращение ей суверенитета над этой территорией?
      — Может быть, они что-то не так поняли? — медленно спросил Вальтер Сандерсон.
      — Как это? — гневно вопросила Причарт. — Как мог даже идиот вроде барона Высокого Хребта не понять простой и недвусмысленной фразы?
      Она порылась в папке и достала экземпляр последней ноты, адресованной правительству Мантикоры.
      — “В ответ на запрос Звездного Королевства об отношении Республики к статусу Звезды Тревора, — прочитала она вслух, и голос её звучал напряженно и сурово, — Республика однозначно заявляет, что не претендует на суверенитет над данной территорией”. — Элоиза швырнула документ на стол. — Непретендует, Вальтер! Я не понимаю, как можно выразиться еще яснее!
      Сандерсон медленно качал головой в глубокой растерянности.
      — Боюсь, тому есть очень простое объяснение, — заговорил Тони Несбит и в ответ на обратившиеся к нему взгляды пояснил: — Это откровенное и наглое искажение истины. Это не недопонимание, это ложь. Это попытка свалить всю ответственность за провал переговоров на нас. Единственная причина, по которой, как мне кажется, они могли это сделать, — это их желание прервать переговоры, но так, чтобы их народ и вся Галактика поверили, что вина за это лежит на нас.
      — Но чего они надеются достичь? — спросила Анрио. Обычный скепсис, которым она всегда встречала извечные подозрения Несбита относительно истинных мотивов Звездного Королевства, исчез без следа.
      — По-моему, Рашель, это очевидно, — спокойно ответил министр торговли. — Им нужна не только звезда Тревора. Она для них лишь клин, вбитый в наше пространство, а целью является удержание за собой всехоккупированных систем.
      — Мне кажется, мы несколько перевозбудились, — сказал Джанкола и, когда все взгляды скрестились на нем, махнул рукой. — Я не пытаюсь преуменьшить огромное расхождение между тем, что, по нашему мнению, сказали мы, и тем, что, как утверждают они, им кажется, мы сказали. Подозрения по поводу их истинных намерений я высказывал с самого начала. Но давайте не горячиться: надо выдержать паузу и подумать.
      — Поздновато разыгрывать из себя голос разума, Арнольд, — язвительно сказала Причарт. — Особенно после вот этого. — Она снова постучала по тексту последней мантикорской депеши.
      — Всегда есть время разуму сказать свое слово, госпожа президент, — возразил Джанкола. — Это фундаментальный принцип дипломатии. Кроме того, мы не обязаны отвечать немедленно. За пределами кабинета о содержании этой ноты знает лишь посол Гросклод, а стало быть, если мы её придержим — по крайней мере, не будем публично демонстрировать свое недовольство, — мы сможем немного поостыть и спокойно проработаем наше решение.
      — Ну уж нет, — резко возразила Причарт. Джанкола почувствовал, что улыбка сползает с его лица, ибо в стальном голосе президента звучали набатные колокола.
      — Госпожа президент...
      — Всё, что касается джентльменских соглашений о конфиденциальности дипломатической переписки, мне известно, — прервала его она. — Но к ним это больше не относится.
      — Госпожа президент...
      — Больше не относится, Арнольд! Написать этот вздор они могли лишь с одной целью: оправдать сценарий вроде того, о чём сказал Тони. А это значит, что в нужный момент — скорее всего, после нападения на нас — они опубликуют нашу дипломатическую переписку в своей версии. И судя по вот этому, — она снова ткнула в мантикорскую ноту, — их вариант будет иметь очень отдалённое отношение к истине. А раз так, я прослежу, чтобы истина была как можно скорее объявлена журналистам и всей Галактике!
      Джанкола тяжело сглотнул. События развивались намного быстрее, чем он рассчитывал. Решение Причарт обнародовать текст последней ноты Декруа не было для него неожиданностью, но он не был готов к тому, что она отреагирует так быстро. Он немного волновался, что произойдет, когда Республика и Звездное Королевство опубликуют обе версии дипломатической переписки и расхождения выйдут на свет, но сильно на этот счет не переживал. Или, по крайней мере, раньше не переживал. Он рассчитывал, что к этому моменту обе звездные нации будут готовы поверить, что противная сторона вносила правки в реальный текст посланий с целью поддержать свои территориальные амбиции. И, конечно же, они с Гросклодом позаботились о том, чтобы в официальных архивах все послания и ноты сохранились лишь в известной Элоизе Причарт версии.
      А вот возможности такой эмоциональной реакции со стороны Причарт Джанкола не предусмотрел. И это, как он вдруг понял, было чудовищной глупостью с его стороны. Причарт одурачила его. Она всегда была спокойна и выдержанна. Всегда призывала все продумать и “дать миру шанс”. Он считал, что так все и будет продолжаться. Он рассчитывал по меньшей мере на ещё один обмен посланиями, в ходе которого вопрос о Звезде Тревора будет волшебным образом урегулирован. Но он не учел, что, прежде чем стать президентом и даже народным комиссаром, Причарт была “комбригом Дельта”, одним из трех высших полевых командиров в самом эффективном повстанческом движении, сражавшемся против Законодателей до прихода к власти Пьера.
      И когда Арнольд Джанкола понял, как ошибся, просчитывая её реакцию на тщательно срежиссированную им мантикорскую “провокацию”, его проняло ледяным ветром.
      — Насколько я понимаю, — заговорила она, обрушивая каждое слово, как удар молота, — эта пародия, эта... мешанина лжи представляет собой не что иное, как одностороннее решение о выходе из переговорного процесса. Поэтому я намерена зачитать данный документ на совместном заседании Конгресса и, основываясь на том, что он явно представляет собой бесчестную и плохо завуалированную попытку оправдать аннексию Звездным Королевством систем, населенных гражданами Республики, вне зависимости от волеизъявления этих граждан, объявить о своем решении возобновить военные действия!

Глава 50

      — Добрый вечер, леди Северной Пустоши. Я так счастлива, что вы сумели прийти ко мне!
      — Ну что вы! Это я вам благодарна, — с улыбкой ответила Джорджия Юнг, — ваше приглашение доставило мне удовольствие.
      Величественная гостиная, в которую ввел её дворецкий, казалась очень просторной для квартиры даже здесь, в Лэндинге, городе, отнюдь не страдавшем теснотой и дефицитом площадей, свойственных столицам перенаселенных планет. Конечно, она уступала, скажем, Зеленой гостиной лэндингской резиденции графа Тор, но не намного. И неудивительно, ибо гостиная вполне соответствовала огромной, в три тысячи квадратных метров, “квартире”, находившейся, разумеется, в одной из престижнейших жилых башен столицы.
      “Неплохо для простолюдинки”, — подумала Джорджия, с милостивой улыбкой подавая дворецкому роскошную накидку. Он улыбнулся ей в ответ, и графиня едва удержалась, чтобы не поднять вопросительно бровь. Во-первых, хорошо вышколенные, профессиональные слуги никогда не позволяют себе реагировать на улыбки — или иное настроение — гостей своих хозяев, а, во-вторых, в улыбке этого человека ей почудилось нечто... необычное. Что именно, она определить не смогла.
      Дворецкий отвесил легкий поклон и удалился, а Джорджия мысленно встряхнулась. Возможно, в его улыбке и была некая странность. А возможно, она просто придумывает невесть что. Нельзя сказать, чтобы мелкие глупости входили у неё в привычку, но весь сегодняшний день складывался настолько своеобразно, что даже лучшая в Ассоциации консерваторов специалистка по улаживанию конфликтов слегка нервничала. Графиня даже подумала мельком, а не стоило ли, прежде чем принять это приглашение, сообщить о нем Высокому Хребту, — но еще раз пришла к выводу, что умолчание было правильным. Дать барону повод считать, будто она нуждается в одобрении её действий, было ошибкой, а еще большей ошибкой было бы поверить в это самой.
      — Присаживайтесь, — пригласила её хозяйка. — Не угодно ли перекусить? Может быть, чаю? Или чего-нибудь покрепче?
      — Нет, спасибо, — ответила Джорджия, устраиваясь в чрезвычайно удобном кресле. — Честно скажу, получив ваше приглашение, миледи, я была и обрадована, и удивлена. А поскольку мой день был плотно расписан задолго до того, как вы доставили мне это нежданное удовольствие, я, увы, не смогу провести в вашем обществе много времени. Сегодня нас с графом ждут у премьер-министра на благотворительном приеме. — Она улыбнулась. — И хотя я благодарна вам за приглашение, надеюсь, вы простите меня за прямоту, если я усомнюсь в том, что вы просто пригласили меня на светский вечер.
      — Разумеется, я вас прощаю, — улыбнулась хозяйка. — В сущности, я уверена, что вы наслышаны, что я и сама отличаюсь ужасающей прямолинейностью. Боюсь, мои манеры далеко не безупречны, что всегда огорчало моих родителей. Тем не менее, миледи, думаю, стоит уточнить, что в общественном отношении больше не стоит именовать меня “миледи”. Боюсь, сегодня перед вами просто Кэти Монтень.
      — А меня, — ответила Джорджия, расплываясь в любезной улыбке, — до замужества звали “просто” Джорджия Сакристос, так что мы обе легко обойдемся без титулов.
      — Это великолепно — и весьма дипломатично! — Монтень снова широко улыбнулась.
      Джорджия невольно задумалась: чему это она, собственно говоря, так радуется? Хороший это признак или плохой? Судя по досье бывшей графини Монтень, та была наиболее опасной, когда улыбалась.
      — Раз уж мы перешли на дипломатический тон, — вслух сказала Джорджия, — позвольте мне поздравить вас с избранием в Палату Общин и с поддержкой, которую вы там, по всей видимости, обретаете. Надеюсь, вы простите меня за то, что я не повторю поздравлений публично? Стефан и премьер-министр перестанут со мной разговаривать, если узнают, что я расточаю любезности в адрес злейшего врага. Ну, а уж графиня Нового Киева, наверное, устроит мне какую-нибудь гадость.
      — Прекрасно вас понимаю, — сказала Монтень с ослепительной улыбкой. — Мне случалось размышлять вечерами о том раздражении, которое вызывает моя скромная персона у этих двоих... троих, если считать и вашего супруга. Разумеется, если его хоть кто-нибудь принимаетв расчет. Включая вас.
      — Прошу прощения? — Джорджия напряглась, резко выпрямив спину, насколько позволяла обволакивавшая её уютная спинка кресла.
      В голосе её отчетливо прозвучало удивление и нотка гнева, но за чувствами, которые она разрешила себе показать, скрывалось еще одно. Внезапный, резкий прилив тревоги. Подозрение, что веселость Монтень — и впрямь очень плохое предзнаменование.
      — О, прошу прощения! — воскликнула Монтень с хлещущей через край искренностью. — Я ведь предупреждала, что мои манеры оставляют желать лучшего? У меня и в мыслях не было унизить вашего супруга, просто в политических кругах широко известно, что граф крайне склонен прислушиваться к вашим... скажем так, советам. Не хотелось бы говорить избитыми клише вроде “серого кардинала” или еще что-то в этом роде, но вы-то наверняка знаете, что ни для кого в Лэндинге не секрет, что граф Северной Пустоши дотошно следует всем вашим рекомендациям.
      — Да, Стефан действительно советуется со мной, — натянуто-благопристойным тоном ответила Джорджия. — И, время от времени, когда это нужно, я даю ему советы. Не вижу в том ничего предосудительного, особенно с учетом моего положения в Ассоциации консерваторов.
      — О, я не имела в виду предположить, что в этоместь нечто предосудительное! — снова улыбнулась Монтень. — Я просто хочу указать, что независимо от официального положения в правительстве Высокого Хребта ваше надлежащее место несколько выше.
      — Хорошо, — согласилась Джорджия, пристально глядя на хозяйку. — Пожалуй, я действительно имею большее закулисное влияние, чем кажется широкой публике. В этом отношении можно провести параллель между мною и, скажем, капитаном Зилвицким.
      — Туше! — Зеленые глаза Монтень вспыхнули, и она восторженно захлопала в ладоши. — Прекрасная работа, — поздравила она гостью. — Я и не заметила, как вы засадили мне нож между ребер!
      — Надеюсь, миз Монтень, вы не осудите меня строго, если я скажу, что Ассоциация консерваторов собрала на вас основательное досье. Особенно после вашего избрания в Палату Общин. И, естественно, получив ваше приглашение, я нашла время просмотреть это досье. Там, помимо всего прочего, сказано, что вы склонны обескураживать собеседников прямотой — замечание, в точности которого я стремительно убеждаюсь.
      — Ну, не стоит разочаровывать хитроумных аналитиков, которые так трудолюбиво работают на благо Ассоциации консерваторов. И вас в том числе.
      — Вы правы. С другой стороны, не пора ли нам отложить шпаги и перейти к истинному назначению моего визита... каким бы оно ни было?
      — О да. Тем более что вас ещё ждут на приеме.
      В который раз улыбнувшись, Монтень нажала кнопку замаскированного под дорогие старинные наручные часы коммуникатора.
      — Антон, — сказала она, — боюсь, час пробил. Не присоединишься ли к нам?
      Джорджия изящно изогнула бровь, но промолчала. Тут дверь, замаскированная изысканной световой скульптурой, скользнула вбок и в помещение вошел Антон Зилвицкий.
      Джорджия уставилась на него с тщательно скрываемым любопытством. Досье на этого человека она начала собирать ещё тогда, когда Монтень вместе с ним вернулась со Старой Земли, и удвоила старания после отказа графини от титула и объявления о том, что она будет баллотироваться в Палату Общин. Чем больше Джорджия находила, тем сильнее было её впечатление. Она подозревала, что ставшее для всех неожиданностью решение Монтень выдвинуть свою кандидатуру в нижнюю палату было инспирировано именно Зилвицким. Этот человек умел мыслить нестандартно, и на пару с Монтень они представляли собой мощную и потенциально опасную команду. Джорджия даже порадовалась тому, что, вступив в брак со Стефаном, связала себя с Ассоциацией консерваторов. По крайней мере, пара Монтень-Зилвицкий вряд ли будет напрямую угрожать основам её власти... а вот положение графини Нового Киева, как подозревала Джорджия, в ближайшие два-три стандартных года сильно пошатнется.
      Она впервые видела Зилвицкого во плоти и не могла не признать, что он производит сильное впечатление. Никто не назвал бы его красавцем, но мало кто посмел бы отозваться о нем непочтительно, находясь в пределах его досягаемости. Ей вдруг почти непреодолимо захотелось расхохотаться — она вдруг представила себе выражение лица своего мужа, который очутился запертым в маленькой комнате с разъяренным Зилвицким. Однако чувствовала она себя крайне напряженно. Богатый опыт подсказывал, что они стремительно приближаются к истинной цели приглашения Монтень. Впрочем, они и не притворялись, будто это не так.
      — Леди Северной Пустоши, позвольте представить вам капитана Антона Зилвицкого, — всё с той же веселостью сказала Монтень.
      — Очень приятно, капитан. — Джорджия удостоила его легким приветственным кивком, позволив себе откровенно оценивающий взгляд. — Ваша репутация летит далеко впереди вас, — добавила она.
      — Как и ваша, — отозвался Зилвицкий глубоким раскатистым голосом.
      — Ну что ж, — продолжила Джорджия, обращаясь к хозяйке, — полагаю, присутствие капитана означает, что у вас имеется некая поразительная политическая информация, которой вы хотите меня порадовать? В конце концов, премьер-министр, например, пригласил бы меня на такое вот небольшое заседание именно по этой причине.
      — Приятно всё-таки иметь дело с профессионалом, — заметил Зилвицкий. — Эффективность и прямота, ничего лишнего.
      — Я стараюсь не тратить время попусту, если этого не требуют соображения тактики, — призналась Джорджия.
      — В таком случае, Антон, — вставила Монтень, — я должна тебе пять долларов.
      Джорджия взглянула на нее вопросительно, и бывшая графиня пожала плечами:
      — Мы с Антоном поспорили. Он поставил на то, что вы не захотите ходить вокруг да около.
      Улыбнувшись Джорджии, Монтень снова повернулась к своему любовнику.
      — Как полагаешь, может, на всякий случай, попросить Исаака ненадолго вернуться?
      — Сомневаюсь, что он понадобится, — сказал Зилвицкий и тоже улыбнулся — одними губами, как отметила графиня Северной Пустоши. Он даже не взглянул на Монтень, он ни на миг не отрывал взгляда от гостьи, и она с трудом удерживалась, чтобы не поёжиться.
      — Причина, по которой мы пригласили вас, заключается в том, что мы хотим предложить вам некую благоприятную возможность. Я думаю, вы сочтете разумным воспользоваться ею.
      — Возможность? — спокойно повторила Джорджия. — Какую именно?
      — Возможность уйти из политики и покинуть Звездное Королевство, — ответила Монтень.
      Голос Кэти звучал неожиданно спокойно, почти холодно и очень, очень сосредоточенно.
      — Прошу прощения? — сказала Джорджия, едва не заморгав от удивления. Сохранить самообладание ей всё же удалось.
      — Поверьте, это превосходная возможность, — сказала Монтень тем же холодным голосом. — Особенно насчет исчезнуть из Королевства. Я бы порекомендовала сделать это, если получится, бесследно. Если вы согласитесь, мы дадим вам три дня форы... Элейн.
      Джорджия уже открыла рот для гневной отповеди, но при звуках имени “Элейн” её охватила ледяная дрожь. Взгляд её, задержавшись ненадолго на Монтень, метнулся к Зилвицкому. Как ни опасна была в политической борьбе бывшая графиня, не было никаких сомнений в том, кто из этой парочки раздобыл информацию, с которой связано произнесенное имя.
      Она хотела всё отрицать, но отбросила эту мысль спустя долю секунды. В определенных кругах Зилвицкий имел репутацию человека компетентного, дотошного и никогда не пользующегося непроверенными данными.
      — Понятно, — сказала она, усилием воли заставив голос не дрогнуть. — Этого имени я не слышала уже долгие годы. Могу поздравить вас с тем, что вы установили связь между ним и мной. Но, боюсь, я не совсем понимаю, почему вы решили, что эта связь может... убедить меня исчезнуть из Звездного Королевства, к тому же “бесследно”.
      — Моя дорогая леди Юнг, — проворковала Монтень, — мне почему-то кажется, что премьер-министр вряд ли обрадуется, узнав, чем занималась некая Элейн Командорская до того, как поступила на службу к покойному Дмитрию Юнгу. Это же просто ужас какой-то! Взять хотя бы ту историю с шантажом и промышленным шпионажем и несчастного джентльмена, который в результате покончил с собой. — Она покачала головой. — Могу себе представить, как травмируют эти шокирующие новости его чувствительное и исполненное любви к справедливости сердце.