— Боюсь, ваша милость, у нас ещё один.
      Хонор оторвала взгляд от дисплея и, уловив эмоции Мерседес Брайэм, сжала губы. Настроение начальника штаба было не настолько мрачным, чтобы навести на мысль о тяжких потерях, но всё равно присутствовало нечто тревожное. Нечто внушающее беспокойство.
      — Насколько плохо на этот раз? — тихо спросила Хонор.
      — Лучше, чем в прошлый, и уж всяко гораздо лучше, чем с “Джессикой Эппс”, — торопливо заверила её Брайэм. — Донесение поступило от капитана Эллиса...
      — Капитан “Роялиста”? — уточнила Хонор.
      — Да, ваша милость, — подтвердила Брайэм. Хонор кивнула. “Роялист”, как и линейный крейсер её величества “Ника”, единственный линейный крейсер, которым довелось командовать самой Харрингтон, принадлежал к классу “Уверенный”. Корабли этого класса были уже не новыми, но по-прежнему считались крупными и мощными, способными справиться с кем угодно мельче корабля стены. Их переоснащали и модернизировали в первую очередь.
      — Он и его подразделение пикетировали систему Вальтер в секторе Бреслау и находились там уже пять дней, когда в систему вошла андерманская крейсерская эскадра. В соответствии с вашим приказом Эллис предупредил анди, чтобы они не приближались к его кораблям.
      Хонор снова кивнула. Одна из её инструкций предписывала требовать от любых встретившихся кораблей Императорского Флота не приближаться к кораблям КФМ или Сайдморского Флота на расстояние меньше двадцати миллионов километров под угрозой ракетной атаки. Предостережение включало также краткое и беспристрастное изложение мантикорской версии инцидента в системе Зороастр. Правда, леди Харрингтон не сомневалась, что любой имперский капитан, уже составивший собственное представление о том, кто формально сделал первый выстрел в Зороастре, едва ли примет к сведению мантикорскую трактовку. Более того, в некоторых случаях такое предупреждение могло лишь разжечь и без того накаленные страсти, но Хонор хотела, чтобы средства объективного контроля зафиксировали тот факт, что андерманцев не только предупредили, но и объяснили им причину подобного требования.
      Конечно, уберечь от стычек такие меры не могли, однако на худой конец этот приказ, как бы ни истолковали его Яначек и его доморощенные гении на Мантикоре, служил защитой её капитанам.
      — Очевидно, — продолжила Брайэм, — анди его предупреждение игнорировали. Они разделились на два дивизиона по четыре корабля и начали маневрировать, с явным намерением зажать Эллиса в клещи. Сам он, согласно его донесению, собирался поиграть с ними в пятнашки, чтобы утвердить нашу точку зрения на свободу навигации, но один из его разведывательных зондов дальнего радиуса действия подобрался достаточно близко, чтобы заглянуть “под юбку” имперского корабля, и увидел вот это, ваша светлость.
      Начальник штаба протянула Хонор планшет, нажатием кнопки та активировала плоский экран. Изображение оказалось слишком мелким, так что ей, чтобы различить детали, пришлось переключиться на голографический режим. Над планшетом возникла объемная версия снимка, и Хонор нахмурилась. Что-то показалось ей странным...
      — Что этоза... — пробормотала она, обращаясь главным образом к себе самой, и почувствовала, что сидящий на спинке кресла Нимиц, ощутив её обострившееся любопытство, поднял голову и тоже напряженно всмотрелся в изображение. Потом губы её сжались.
      — Ракетные подвески, — ответила она на собственный вопрос и, приподняв брови, посмотрела на Брайэм.
      — Если быть точной, ваша милость, скорее “ полуподвески” — так доложил Эллис, и первый беглый анализ данных, предпринятый Джорджем, с его выводом совпадает. Похоже, они распилили обычные подвески вдоль и закрепили эти облегченные устройства снаружи, на верхнем закруглении корпуса.
      — Боже мой...
      Хонор перевела взгляд на изображение и произвела беглый мысленный подсчет. Если такие же платформы равномерно распределены по всей длине корпуса между носовой и кормовой оконечностями, их должно быть не менее тридцати пяти или сорока.
      — А нижнее закругление? — спросила она.
      — Мы не знаем, ваша светлость. Давайте взглянем правде в глаза: “Роялисту” невероятно повезло, что он вообще их обнаружил. Но, возвращаясь к вашему вопросу, скажу, что я бы разместила их и вверху, и внизу. Думаю, мы вправе предположить, что анди по меньшей мере не дурнее меня, — невесело улыбнулась она. — Мы с Джорджем прикинули, что если платформы размещены и на крыше, и на днище, то их должно быть от шестидесяти до восьмидесяти на каждую сторону. Что дает им возможность совершить бортовой залп в три-четыре сотни пташек.
      Губы Хонор округлились в безмолвном присвисте. Ни один из старых, не оснащенных подвесками кораблей из находившихся в её распоряжении и мечтать не мог о бортовом залпе подобной мощи. А размещение платформ непосредственно на корпусе позволяло прикрыть их импеллерным клином и бортовыми гравистенами, сделав их гораздо менее уязвимыми, нежели буксируемые пусковые устройства. А значит, над кораблем больше не висело категорическое ограничение “используй, или потеряешь”, которое всегда мешало легким и средним кораблям, буксирующим подвески.
      — Но, — заметила Хонор, размышляя вслух, — ни один корабль такого размера не может произвести бортовой залп столь невероятной мощности. Если только они не провели тотального усовершенствования систем наведения.
      — Не похоже, ваша светлость, — сказала Брайэм. — Не думаю, что они способны осуществить одновременную телеметрию стольких объектов, даже если им удалось решить проблему с наблюдением за целью сквозь интерференцию стольких клиньев. Однако при правильном подходе вполне возможно ведение огня последовательными сериями по пятьдесят-шестьдесят ракет в каждом бортовом залпе. Конечно, при том условии, что сами подвески позволяют им хоть что-то видеть.
      Хонор понимающе кивнула и потерла кончик носа. Длинный ряд платформ был смонтирован довольно далеко от обычных оружейных палуб крейсера. Как заметила Мерседес, их разместили на изгибе корпуса, там, где центральное “веретено” тела военного корабля закруглялось к сравнительно плоским верхней и нижней поверхностям. Эти участки корпуса не отягощались мощной броней, поскольку их надежно прикрывали непроницаемые крыша и днище импеллерного клина. Кроме того, там же у большинства военных кораблей размещались дополнительные массивы активных сенсоров систем наведения и противоракетной обороны. Основным массивам, конечно, ничего не мешало, но не этим, вспомогательным, которые использовались для телеметрического управления индивидуальных “пташек” или отводились для контроля лазеров противоракетной обороны. А это означало, что подвески анди почти наверняка мешали их кораблю видеть цель... и атакующие его ракеты.
      — Бьюсь об заклад, эти штуковины в случае надобности отстреливаются от корпуса, — сказала Хонор. — Возможно, они смонтированы на специальных пилонах.
      — Мы с Джорджем тоже так считаем, — кивнула Брайэм. — Да и Эллис пришел к тому же выводу.
      — Да, Эллис, — Хонор тряхнула головой и еще раз всмотрелась в голограмму, затем откинулась на спинку кресла и нахмурилась. — Ты говоришь, он получил это изображение с помощью разведывательного зонда дальнего действия?
      — Так точно, ваша милость. И, по его мнению, анди этого зонда не засекли, что несколько успокаивает. Во всяком случае, “Призрачного всадника” они пока не переплюнули!
      — Мерседес, не стоит наделять их сверхчеловеческими способностями, — сказала Хонор с кривой улыбкой. — Конечно, они еще преподнесут нам несколько неприятных сюрпризов, но я уверена, что и нам есть чем их удивить. Во всяком случае, всё, с чем мы сталкивались до сих пор, похоже на игру в догонялки, причем они догоняют нас. А стало быть, скрывают они это от нас или нет, они неизбежно тревожатся по поводу наших неизвестных возможностей по крайней мере не меньше, чем мы нервничаем из-за их.
      — Наверняка, — иронично хмыкнула Брайэм. — Впрочем, пусть переживают. С другой стороны, ваша милость, степень моего сочувствия к их переживаниям в данный момент серьезно ограничена.
      — Разделяю твои чувства, — заверила её Хонор. — Но вернемся к системе Вальтер. Как поступил Эллис, когда получил изображение?
      — Чтобы разобраться, что он, собственно говоря, увидел, ему потребовалось несколько минут. Тут он сообразил, что, если анди выпустят по нему все эти ракеты, обоим его линейным крейсерам придет конец, причем исключительно определенный. Но поскольку позволить им выгнать из системы патруль КФМ Эллис не собирался, он выпустил тучу зондов и платформ РЭБ среднего радиуса действия, после чего устремился прямиком на один из их дивизионов.
      — Он что, силами всего двух “Уверенных” атаковал четыре крейсера с таким, — Хонор кивнула на голограмму, — вооружением?
      — Не то чтобы атаковал... просто он рассудил, что ему удалось разглядеть противника лучше, чем им его. Эллис не только выпустил имитаторы, дублирующие эмиссию обоих его кораблей, чтобы задать работу системам наведения плохих ребят, но и разместил позади каждого своего линейного крейсера ещё по две дюжины имитаторов.
      Она умолкла, и Хонор посмотрела на неё с подозрением.
      — А что же они имитировали?
      — Эллис запрограммировал их на создание иллюзии буксируемых ракетных подвесок, ваша милость, — ответила Брайэм и, оценив выражение лица Хонор, издала смешок. — К тому же он догадался снизить ускорение до уровня, соответствующего кораблю, осуществляющего буксировку такого количества подвесок.
      — Блеф?
      — Именно, ваша светлость! Но главное, что этот блеф удался. При всём их агрессивном настрое, анди не захотели связываться с двумя линейными крейсерами, каждый из которых способен произвести залп в двести пятьдесят ракет.
      — И я бы не захотела, — согласилась Хонор, затем нахмурилась. — Однако, исходя из твоей же оценки их возможностей, эти четыре корабля вместе могли произвести втрое более мощный залп, чем оба корабля Эллиса.
      — Вот поэтому, ваша милость, я и сказала, что этот инцидент не так плох. Обошлось без стрельбы, и анди отступили. Правда, не на двадцать миллионов километров, как требовал Эллис, но за пределы стандартной дистанции досягаемости ракет. А в конце концов они вообще покинули систему Вальтер и отправились по своим делам. Да, пару дней Эллису пришлось понервничать, но зато в итоге никто не открыл огонь. Что — учитывая разницу в суммарной мощи ракетного залпа — доказывает, что приказа завязать бой у них не было.
      Хонор хмыкнула, потерла нос и горестно покачала головой.
      — Вообще-то, Мерседес, мне кажется, что в этот раз нам просто повезло. Полагаю, Эллис встретился с командиром эскадры, который вовсе не рвался умереть за своего императора и прикинул, что по крайней мере нескольким его кораблям в случае столкновения крепко достанется от линейных крейсеров Эллиса. И потом, если ониимели приказ не затевать драку, то как насчет тех идиотов в Шиллере?
      Теперь уже Брайэм огорченно закивала. Действительно, в системе Шиллер столкновение закончилось далеко не так благополучно, как в системе Вальтер. Командир неполного, состоявшего из трех кораблей, андерманского дивизиона легких крейсеров проигнорировал предписание сохранять дистанцию, и, хотя они уже засекли мантикорский патруль, все три имперца продолжали недопустимо сближаться с мантикорским тяжелым крейсером, который в тот момент действовал в одиночку.
      К счастью, на корпусах тех анди никаких хитрых платформ приклепано не было, и когда они приблизились к тяжелому крейсеру “Эфраим Тюдор” на пятнадцать миллионов километров, тот открыл огонь.
      Короткая стычка обернулась не в пользу анди. Похоже было на то, что максимальная досягаемость ракет их средних кораблей составляла не более двенадцати миллионов километров — поскольку они выпустили первые, лишь сблизившись с “Эфраимом” на это расстояние. Да и системы РЭБ “Тюдора” оказались лучше, чем у них. Три попадания по мантикорскому тяжелому крейсеру нанесли ему на удивление легкие повреждения... и убили девять человек экипажа. Ещё семеро были ранены. Анди досталось сильнее: один легкий крейсер превратился в истекающий воздухом изувеченный кусок металла, у другого, судя по резкому падению ускорения и снижению мощности клина, было повреждено импеллерное кольцо. В сложившихся обстоятельствах имперский командир решил проявить благоразумие, и оба его легких крейсера, ещё сохранившие боеспособность, прекратили атаку, перекатились так, чтобы подставить под огонь “Тюдора” крыши импеллерных клиньев, и принялись маневрировать так, чтобы прикрывать своими клиньями и подбитого товарища.
      Во исполнение приказа Хонор по возможности сводить трения к минимуму “Эфраим Тюдор” прекратил огонь, как только увидел маневр анди и понял, что они отказались от нападения. Точных данных об андерманских потерях у Хонор не было, но они явно намного превосходили мантикорские. Хотя, конечно, для родных и близких погибших это было слабое утешение.
      — Возможно, анди в системе Вальтер знали о произошедшем в Шиллере, — предположила Брайэм. — Очевидно, оборонительные возможности “Призрачного всадника” превосходят имеющиеся у них наработки. Не исключено, что случай с “Эфраимом Тюдором” заставит их быть осторожнее.
      — Не исключено, — согласилась Хонор, — хотя, учитывая разницу во времени, курьер из Шиллера должен был гнать вовсю, чтобы эскадра, направлявшаяся в Вальтер, оказалась в курсе случившегося. И что бы ни пришло им в голову, когда Эллис блефовал, до того как он убедил их в наличии у него повышенной огневой мощи, намерения у них были определенно недружелюбные.
      — Ну что ж, — сказала Брайэм, — на худой конец, сейчас все наши корабли предупреждены. И если, несмотря на это, анди всё же застанут кого-то из наших врасплох, мы больше не будем терять корабли, не заставив анди заплатить сторицей.
      — Знаю, Мерседес, — сказала Хонор с совершенно кривой улыбкой. — Проблема в том, что мне никого не хочется убивать. Месть никого не вернет, и чем больше произойдет боевых столкновений, тем хуже для нас, даже если все они закончатся “в нашу пользу”. Пока остается хотя бы малейший шанс не доводить дело до большой драки, мы обязаны его использовать, иначе процесс выйдет из-под контроля.
      — Конечно, вы правы, — ответила Брайэм. — Но реакцию Штернхафена на ваше послание никак не сочтешь добрым знаком. Он не допускает даже мысли о неправоте своего капитана и категорически отказывается создавать комиссию по расследованию. Вряд ли это говорит о его заинтересованности в урегулировании ситуации.
      — Да уж, — хмуро согласилась Хонор, вспомнив безапелляционное коммюнике, распространенное адмиралом Штернхафеном в ответ на обращение адмирала Харрингтон в силезских и межзвездных средствах массовой информации. — К сожалению, это, скорее, говорит об обратном.
 

* * *

 
      — Быть может, герр граф, вы будете так любезны и соблаговолите объяснить, что сие означает? — с ледяной учтивостью попросил Чин-лу Андерман, герцог фон Рабенштранге, постучав по папке с официальным флотским пресс-релизом, лежавшей на письменном столе.
      Формально стол пока еще принадлежал адмиралу Сяоху Паушу, графу фон Штернхафену. Вскоре ситуация, разумеется, должна была измениться.
      — Тут и объяснять нечего, гросс-адмирал, — ответил Штернхафен с вызывающей невозмутимостью. — Мантикорский тяжелый крейсер произвел выстрел по нашему торговому судну, хотя капитан дер штерне Гортц неоднократно требовал оставить это судно в покое. В сложившихся обстоятельствах Гортц не видел другого выхода, кроме как атаковать мантикорцев, защищая наших соотечественников. Спровоцированный мантикорцами бой повлек за собой тяжкие потери с обеих сторон. Принимая во внимание эти очевидные факты, я не вижу оснований для проведения унизительного для достоинства его императорского величества “расследования” действий нашего флота с участием представителей иностранной державы. Пойти навстречу “предложению” Харрингтон, представлявшему собой плохо завуалированное требование, значило бы не только нанести урон достоинству императора и его флота, но и, учитывая очевидную предвзятость мантикорцев, заранее согласиться с их версией событий. Иными словами, признать нашувину. У меня не было желания участвовать в подобном фарсе ради реабилитации офицера, явившегося истинным виновником кровопролития. Как представитель его императорского величества в Силезии, я прямо и недвусмысленно информировал о своей позиции мантикорского командующего на Сайдморе и, дабы пресечь её попытки развернуть по этому поводу пропагандистскую кампанию, как можно быстрее ознакомил средства массовой информации с истинной версией событий, к чему обязывал меня мой долг.
      — Понятно. А эта “истинная” версия, разумеется, подтверждена данными под присягой показаниями капитана дер штерне Гортца?
      — Конечно нет, гросс-адмирал, — едва ли не огрызнулся Штернхафен, чья показная вежливость дала слабину под напором ядовитого сарказма герцога.
      — Ах да, я забыл, капитан дер штерне Гортц мертв, не так ли, адмирал? — сказал низкорослый гросс-адмирал, холодно улыбаясь значительно более рослому сослуживцу.
      Тот прикусил язык, и Рабенштранге подумал, что в положении императорского кузена имеются определенные преимущества.
      — И поскольку Гортц мертв, — продолжил он, — вы не можете с абсолютной точностью установить, что именно он делал или не делал. Я правильно понимаю?
      — Мы располагаем показаниями трех спасшихся членов экипажа мостика, — горячо возразил Штернхафен. — Все они сходятся в том, что...
      — Я ознакомился с их показаниями, герр граф, — прервал его Рабенштранге, — и убедился, что никого из этих людей нельзя считать надежными очевидцами. Все они были заняты исполнением своих обязанностей, и их воспоминания о переговорах Гортца с этой Ферреро весьма смутны и ненадежны. Более того, даже эти смутные воспоминания относятся лишь к словам самого Гортца, ибо что говорила ему Ферреро, никто из них и вовсе не слышал. Не находите ли вы, что в свете всего этого их единодушное восхваление благородных и самоотверженных действий капитана, вступившегося за подвергшееся совершенно неспровоцированному нападению мантикорцев мирное торговое судно, выглядит несколько подозрительно, герр граф?
      — Я категорически возражаю против подобного тона, гросс-адмирал! — резко ответил Штернхафен. — Мне известен ваш ранг на флоте и ваше положение, как члена императорской фамилии, однако до тех пор, пока вы официально меня не сменили, я остаюсь командующим силами его императорского величества в Силезии и в качестве такового не обязан сносить от кого бы то ни было оскорбления ни в свой адрес, ни в адрес людей, служивших под моим командованием и отдавших свои жизни за императора.
      — Вы правы, — сказал Рабенштранге после короткой, напряженной паузы. — Тем более, что вопрос о вашем новом назначении остается открытым.
      Взгляд Штернхафена слегка дрогнул. Герцог скрыл улыбку, прогулявшись по просторному кабинету командующего.
      — Хорошо, герр граф, — произнес он наконец, снова повернувшись лицом к собеседнику, — я постараюсь быть учтивым. Но вам, граф, придется ответить на мои вопросы. И предупреждаю: без промедления. Это понятно?
      — Разумеется, ваша светлость, — натянуто ответил Штернхафен.
      — Хорошо, — повторил Рабенштранге. — Я пытался донести до вас следующее: насколько я понял из ваших донесений, отвергнув предложение герцогини Харрингтон о совместном расследовании, ни вы лично, ни кто-либо из ваших подчиненных даже не попытались выяснить, не содержит ли версия случившегося в системе Зороастр, выдвинутая мантикорской стороной, хотя бы зерно истины.
      — Ваша светлость, — ответил Штернхафен рискованно терпеливым тоном, чего Рабенштранге решил не замечать... до поры, — не приходится сомневаться в том, что Харрингтон старается представить действия своего капитана в наилучшем свете. Вы, несомненно, скажете, что я испытываю то же искушение в отношении действий Гортца, и, возможно, будете правы. Однако в ходе всех столкновений с “Хеллбарде” этот мантикорский корабль постоянно вел себя бесцеремонно и агрессивно. Достаточно внимательно прочесть копии записей переговоров “Хеллбарде”, содержащие предыдущие послания капитана Ферреро, они лишь подтвердят мнение капитана Гортца о том, что Ферреро всегда отличалась склонностью к опасным провокационным выходкам. При последней встрече между ними — произошедшей, замечу, на суверенной территории третьей звездной нации и отнюдь нев мантикорском пространстве — Ферреро производила маневр с явным намерением остановить и как минимум досмотреть судно, идущее под императорским флагом по своим законным надобностям. Таково, во всяком случае, было вполне разумное заключение капитана дер штерне Гортца. Да, свидетели не располагают полной записью обмена сообщениями между “Джессикой Эппс” и “Хеллбарде”, но все трое сходятся и на том, что такой обмен имелместо, и на том, что Ферреро не только отвергла требование оставить наше торговое судно в покое, но и демонстративно произвела пуск. Данные обстоятельства, повторяю, делают, на мой взгляд, решение Гортца единственно возможным. Ферреро же, на мой взгляд, действовала в типично мантикорской манере, нагло потребовав, чтобы имперский военный корабль фактически топтался в сторонке, пока она будет нарушать суверенность флага Империи. По моему разумению, командованию следует посмертно представить Гортца и его экипаж к наградам, а не пытаться возложить на них вину за этот... инцидент, а именно так непременно произойдет в результате так называемого “совместного” расследования под мантикорским надзором.
      Некоторое время герцог молчал, но ноздри его трепетали.
      — Граф фон Штернхафен, — сказал он наконец, тщательно выговаривая слова. — Боюсь, мне становится непросто соблюдать учтивость, подобающую, как вы указали, при обращении к командующему космической станцией его величества. В то время как моей целью является установление истины, выпрежде всего заинтересованы в полном и абсолютном оправдании действий капитана дер штерне Гортца. И, повторяю, вы демонстративно не предпринимаете никаких усилий для того, чтобы провести расследование официального отчета герцогини Харрингтон или рассмотреть возможность того, что, при всем своем патриотизме и благородстве, капитан дер штерне Гортц, возможно — заметьте, возможно! — в данном конкретном случае совершил ошибку.
      — Ошибки действительно имели место, гросс-адмирал, — повторил Штернхафен, — но не со стороны капитана дер штерне Гортца.
      Рабенштранге с трудом удержался от крика. С большим трудом. И не в последнюю очередь потому, что по вопросу о Силезии у герцога наметились фундаментальные разногласия с его царственным кузеном. Несмотря на благородное происхождение и личные заслуги, Чин-лу Андерман не отличался ни особым тщеславием, ни показной скромностью. Ему всегда были смешны те, кто всерьез беспокоился о чужом мнении или о вопросах репутации или “сохранения лица”.
      Несмотря на это, он понимал, что император относится к нему скорее как к любимому брату, чем просто кузену, и что очень немногие люди в Андерманской империи имеют такое же влияние на Густава, как он. Но всему есть предел. Как ни пытался герцог отговорить Густава от силезской авантюры, ему это не удалось.
      По большому счету, ему трудно было не согласиться с желанием Густава обеспечить безопасность законных границ империи и Силезии.