В результате Хеннеман, как и все его коллеги, внезапно остался без работы.
      К счастью для него, новые власти, осуществляя программу приватизации средств массовой информации, произвели массовую распродажу фондов и имущества ликвидированного государственного Комитета по бросовым ценам. Роланд, при Законодателях живший довольно скромно, при режиме Пьера сумел заработать достаточно, чтобы попытаться организовать картель. Он заложил всё своё имущество, воспользовался предоставляемыми администрацией Причарт под очень низкий процент приватизационными ссудами, но всё-таки сумел, скооперировавшись с коллегами, приобрести заметную долю имущества Комитета, чтобы проявить себя серьезной силой среди зарождавшихся частных средств массовой информации.
      Его прежняя известность в бурные времена монополии Комитета сослужила ему добрую службу, когда пришла пора заполнять эфирное расписание новой вещательной сети. Он ежедневно выходил в эфир всё с тем же ток-шоу, хотя тематика передачи приобрела эклектичное разнообразие и большую остроту, чего никогда не допустил бы Комитет открытой информации. Кроме того, Роланд создал собственную еженедельную аналитическую программу “Час Хеннемана”, в которой выступал и как комментатор, и как режиссер, и как продюсер.
      Томас Тейсман считал Хеннемана скорее шоуменом, нежели политическим аналитиком, однако признавал, что его передача стала лучшей из подобных программ, запущенных в возрожденной Республике. Забавно, но прежние “аналитики” исчезли начисто. Несколько человек подвизались в роли продюсеров, прочие вовсе канули в безвестность, и вовсе не из-за злонамеренных чисток со стороны нового правительства. Просто они совершенно не вписывались в новую политическую матрицу. Большинство из них виртуозно владели составлением “анализов”, которых требовал Комитет, но мало кто обладал умениями, навыками и силой характера, чтобы разбираться в вопросах общественной политики и поднимать темы, неугодные правительству...
      Вот уж с чем у Хеннемана проблем не было. Тейсман специально назначил время совещания так, чтобы все его участники могли посмотреть это интервью.
      — Сложный вопрос, Роланд, — ответил сенатор МакГвайр. — Я хочу сказать, что, хотя президент Причарт и госсекретарь Джанкола, безусловно, консультировались с Конгрессом, многие аспекты отношений с манти с момента падения Комитета общественного спасения постоянно меняются.
      — Разве вы не считаете, сенатор, что манти все это время неизменно уклонялись от ведения серьезных переговоров? Или, если угодно, все это время они систематически отвергали, высмеивали или игнорировали каждое предложение, сделанное нами в ходе этих переговоров?
      Тейсман внутренне поёжился. Хеннеман не повысил голоса, внимательно-вежливое выражение лица нисколько не изменилось, но от этого вопросы прозвучали даже более веско.
      А все потому, невесело подумал военный министр, что он лишь озвучивает мысли и настроения значительной части избирателей.
      — Я бы не стал формулировать это подобным образом, Роланд, — мягко укорил собеседника сенатор. — Переговоры действительно затянулись дольше, чем можно было ожидать. И я должен признать, что мне, как и многим моим коллегам в Конгрессе, и прежде всего в Комитете по иностранным делам, часто казалось, что премьер-министр Высокий Хребет и его правительство создают такую ситуацию умышленно. Поэтому, возвращаясь к вашему высказыванию, да, я могу согласиться с тем, что Звездное Королевство уклоняется от ведения серьезных и своевременных переговоров. Но, заверяю вас, наших дипломатов и нашу Республику они не “высмеивали”.
      — Полагаю, сенатор, — произнес Хеннеман, — что мы с вами можем не сойтись в целесообразности использования тех или иных глаголов для описания того, что они делаютв данном отношении. Но вы согласитесь со мной, что на практике это завело нас в тупиковую ситуацию?
      — Боюсь, что с этим не согласиться трудно, — сказал МакГвайр, сокрушенно кивая. — Во всяком случае, я и как гражданин, и как председатель Комитета по иностранным делам с сожалением констатирую, что нынешнее правительство Мантикоры не проявляет заинтересованности в решении вопроса о возвращении под контроль Республики временно оккупированных звездных систем.
      Кто-то из присутствовавших офицеров резко втянул воздух, а на лице Тейсмана появилась холодная усмешка. Сюрпризом слова МакГвайра не явились, но раньше, до обращения Причарт к народу, сенатор тщательно воздерживался от публичных комментариев по этому вопросу.
      — Вы полагаете, что они намерены сохранить за собой эти системы навечно? Как Звезду Тревора? — наседал Хеннеман.
      — Отдадим мантикорцам должное, Звезда Тревора — это особый случай, — сказал МакГвайр. — Жестокая репрессивная политика карательных служб прежнего режима дискредитировала Республику в глазах жителей Сан-Мартина, и я не удивляюсь тому, что, невзирая на все наши реформы, его население высказалось за полный разрыв с Республикой. К тому же у Звезды Тревора находится один из терминалов Мантикорской туннельной Сети, и Звездное Королевство, без сомнения, проявляет законный интерес в обеспечении его безопасности. Разумеется, не могу сказать, что меня радует создание прецедента, который представляет собой аннексия звездной системы. Существует вероятность того, что у наших партнеров по переговорам может возникнуть желание удержать другие оккупированные системы заявив, что поступают они так же, как в случае со Звездой Тревора, и по тем же причинам. Если они решат воспользоваться этим предлогом — спешу заметить, пока никаких признаков, указывающих на существование подобного намерения не отмечено, — это будет ложью. Однако, невзирая на все опасения, которые мы испытываем относительно дальнейшего развития событий, полагаю, что у нас нет выбора, кроме как признать решение Звездного Королевства сохранить контроль над Звездой Тревора навсегда.
      — Даже при отсутствии официального соглашения, по которому Республика соглашается поступиться своим суверенитетом? — не унимался Хеннеман.
      — Я, разумеется, предпочел бы увидеть эту ситуацию урегулированной формальным договором, — ответил МакГвайр. — Но в свете четко выраженного избирателями Сан-Мартина желания вступить в состав Звездного Королевства и принимая во внимание официальную декларацию Конституционной Ассамблеи, провозгласившую недопустимость насильственного принуждения систем, входивших в состав прежней Народной Республики, к вступлению в новую Республику Хевен, мне трудно предложить иное практическое решение.
      — Понятно.
      Для Тейсмана было очевидно, что Хеннемана позиция МакГвайра по Звезде Тревора не удовлетворяет. Это пугало. МакГвайр был слишком близок к Арнольду Джанколе, чтобы Тейсман чувствовал себя спокойно, но создавалось впечатление, особенно за последние тридцать шесть часов, которые миновали после выступления Причарт, что — в определенном смысле — средний человек с улицы придерживается ещё более жесткой позиции, чем Джанкола. Причем, самой горячей темой стала Звезда Тревора. Тейсману казалось, что только что сказанное МакГвайром должно было быть очевидным для каждого, но многие средства массовой информации, равно как и общественные дискуссионные группы, похоже, смотрели на это иначе.
      Исчезновение существовавших некогда в Народной Республике ограничений свободы слова породило хаотичное, зачастую чрезмерно шумное брожение в средствах массовой информации. Сам факт того, что теперь люди могли высказываться свободно, породил то, что Тейсман квалифицировал как синдром общественного помешательства. Ярчайшим примером этого безумия служило истерическое требование вернуть под суверенитет Республики всезахваченные манти системы. Включая звезду Тревора. Более того, в первую очередь звезду Тревора — это стало главным лозунгом экстремистов, хотя каждому человеку хотя бы с одной извилиной должно было быть понятно, что это требование неосуществимо.
      Чего Тейсман пока не решил, так это разделяет ли радикальные убеждения сам Хеннеман, либо же он просто ищет скандальный поворот дискуссии, чтобы сыграть на нём в дальнейшем. Тейсман от души надеялся, что справедливо второе.
      — Но с высказанной президентом мыслью о том, что остальные оккупированные системы должны быть нам возвращены, вы, надо полагать, согласны? — спросил комментатор МакГвайра после короткой паузы.
      — Роланд, президент Причарт высказалась несколько иначе, — поправил его МакГвайр.
      — Сенатор, я понял её именно так.
      — Если вы обратитесь непосредственно к тексту её речи, — указал МакГвайр, — то увидите: она заявила, что статус ныне оккупированных систем должен быть определен в соответствии с законодательством Республики.
      — Но разве это не равнозначно требованию возвращения их под наш суверенитет?
      — Нет. Это равнозначно требованию вернуть их в сферу действия нашей юрисдикции. Мы должны быть уверены в том, что их население сделало свой выбор свободно, а не под давлением оккупантов. Требование “вернуть их нам” может быть истолковано как требование возвращения этих систем под наш постоянный политический контроль вне зависимости от волеизъявления населения.
      — Но определение этого волеизъявления должно проводиться под нашим присмотром. Вы согласны с такой трактовкой слов президента, сэр?
      — По существу — да.
      — А как по-вашему, допустят ли это манти? — не унимался Хеннеман.
      Тейсман вдруг понял, что затаил дыхание. МакГвайр заколебался, потом покачал головой.
      — Честно говоря, Роланд, я не знаю, — печально сказал он. — Должен сказать, что весь предыдущий опыт общения с ними... не внушает нам оптимизма.
      Тейсман мысленно выругался. До сих пор у него не было особых претензий к сделанным в ходе программы заявлениям МакГвайра. Этого нельзя было сказать про выступления сенатора в других местах, да и от рассуждений по поводу аннексии Звезды Тревора как предлога для дальнейшей территориальной экспансии лучше было воздержаться, но, в конце концов, сенатор имеет право высказывать свою точку зрения. К сожалению, какими бы разумными и сдержанными ни выглядели замечания МакГвайра, на деле они — а главное, последняя фраза — только подливали масла в огонь общественного негодования, разгоравшийся все жарче в связи с вопросом об оккупированных мантикорцами звездных системах.
      И сенатор должен был понимать это не хуже Томаса Тейсмана.
      — Как вы полагаете, готова ли президент Причарт примириться с их “не внушающей оптимизма” позицией? — спросил Хеннеман.
      — В прошлом, — ответил МакГвайр, осторожно подбирая слова, — возможность выбора для нашего президента и для Республики в целом была ограничена пагубным соотношением сил, унаследованным нами от режима Пьера. Независимо от наших желаний, у нас не было реальной возможности настоять на своем.
      — Вы считаете, что теперь ситуация изменилась?
      — Ситуация возможноизменилась, — поправил МакГвайр. — Безусловно, заявление военного министра Тейсмана об увеличении численности нашего флота должно быть принято к сведению обеими сторонами и оказать определенное влияние на дальнейший ход переговоров. Судя по тону выступления президента Причарт, она надеется, что это произойдет. Она недвусмысленно указала на тот факт, что мы на протяжении нескольких лет пытаемся добиться разумного решения фундаментальных проблем путем мирных переговоров, без каких-либо признаков встречного движения со стороны Звездного Королевства. Ни один человек в здравом уме не желает возвращения к военному противостоянию с Мантикорским Альянсом. Мы делаем все возможное, чтобы избежать ситуации, которая сделает подобный исход хотя бы вероятным. Тем не менее, как напомнила нам президент, настало время, когда резерв уступок исчерпан, ибо поступаться фундаментальными принципами мы не намерены. По моему мнению, предъявленное президентом Причарт требование Звездному Королевству вести переговоры в духе доброй воли и предоставить населению оккупированных систем право определить свое будущее на референдуме, проведенном в соответствии с законами Республики и под её контролем, является разумным и справедливым. Могу с уверенностью заявить, что эта позиция пользуется широчайшей поддержкой всех представленных в Конгрессе политических партий. Все патриотические силы готовы сплотиться вокруг неё и госсекретаря Джанколы.
      — Если я правильно вас понял, сенатор, — задумчиво произнес Хеннеман, — вы хотите сказать, что готовы поддержать позицию президента, даже если она будет сопряжена с риском возобновления активных военных действий?
      — Есть вещи, Роланд, — торжественно ответил МакГвайр, — достаточно важные как для национальных интересов, так и в смысле глобальных принципов, чтобы оправдать любой риск. На мой взгляд, благосостояние и право на самоопределение граждан Республики, живущих в условиях оккупации иностранной державой, без сомнения, подпадают под обе эти категории.
      Сенатор прекрасно рассчитал время, с усмешкой подумал Тейсман: сразу после этих слов последовал рекламный блок. Теперь зрителям лучше всего запомнится последняя фраза, а вместе с ней суровые карие глаза и волевой подбородок сенатора МакГвайра.
      — Выключить, — скомандовал Тейсман, и голографический контур послушно погас и бесшумно ушел в гнездо под потолком.
      Подвинув кресло ближе к столу, военный министр обвел взглядом собравшихся. Стол был огромный: за ним, считая самого Тейсмана и Арно Маркетта, разместились восемнадцать адмиралов и коммодоров, и каждого сопровождали по меньшей мере два или три помощника.
      Многие из этих офицеров выглядели необычайно молодо для столь высокого ранга — собственно, это соответствовало истине. Уничтожив старый Октагон вместе со всей штабной верхушкой Народного Флота, Сен-Жюст пробил огромную брешь в рядах высшего командования флота. Последовавшие затем чистки превратили эту брешь в зияющую пропасть. Тейсману, когда он возрождал флот, не оставалось ничего другого, как продвигать по службе молодых офицеров, заполняя множество вакансий, и он (как и те, кто получал новые звания) знал, что опыта у новых назначенцев недостаточно. Именно по этой причине Тейсман совмещал в своем лице должности военного министра и главнокомандующего Флота. Как ни абсурдно звучало это в его собственных ушах, на сегодняшний день он единолично был самым опытным офицером всего Флота Республики.
      А пятнадцать стандартных лет назад он был всего лишь коммандером.
      Но при всей своей молодости и неопытности эти люди составляли сейчас Генеральный Штаб, и именно с ними приходилось работать. Кроме того, следовало признать, что за последние четыре года они очень многому научились.
      — Вы сами всё видели, леди и джентльмены, — сказал, помолчав, Тейсман. — Могу лишь добавить, что, поскольку председатель Комитета по иностранным делам озвучил эту позицию в “Часе Хеннемана”, её следует трактовать как официальную.
      Стол обежали послушные смешки, и он тоже тонко улыбнулся, хотя веселиться совсем не хотелось. Правда МакГвайр выступил с куда меньшим запалом, чем следовало опасаться, имея в виду его тесные рабочие связи с Джанколой. Тейсман не знал, отражает ли эта сдержанность истинную позицию сенатора, но был склонен считать, что это именно так. МакГвайр, несмотря на контакты с Джанколой, никогда не делал секрета из собственной крайней озабоченности предупреждением ситуаций, которые, по его мнению, могли привести к перерастанию дипломатического противостояния со Звездным Королевством в новый военный конфликт. Но, в каком-то смысле, именно это придало веса его последним словам, и Томасу Тейсману не нравилось возникшее у него ощущение.
      Тейсман подозревал, что даже Элоиза Причарт существенно недооценила силу общественной реакции, спусковым крючком для которой послужила её речь. Кажется, растущее негодование на обструкционизм мантикорцев начинало перевешивать и усталость от недавней тяжкой войны, и даже глубоко укоренившийся страх перед Мантикорским Альянсом. Возможно ещё хуже была сила глубинного негодования публики по поводу унизительного и сокрушительного поражения, нанесенного Хевену мантикорцами. Тейсман достаточно повидал проявлений человеческой природы, чтобы понимать, что реваншизм, порожденный обидой, гораздо опаснее логически объяснимого гнева, а сила этой обиды удивляла даже его.
      Казалось бы, не должна была, но удивляла. Возможно потому, что он сознавал, какой катастрофой может обернуться новое столкновение со Звездным Королевством, и не мог отделаться от убеждения, что этот факт должен быть мучительно очевиден для любого, кто хоть на секунду даст себе труд задуматься. Но, так или иначе, резкая эмоциональная реакция общества на речь Причарт была существенно сильнее, чем он ожидал.
      И это, разумеется, не радовало... А особенно раздражало то, что во многом огонь “патриотических” страстей раздуло его же собственное объявление о программе “Болтхол”. Конечно, ситуация ещё не вышла из-под контроля, но налицо была возросшая общественная поддержка конфронтационного курса Джанколы — и полное отсутствие тревоги по поводу возможных последствий этого курса.
      — Мы здесь, в Октагоне, не формулируем внешнюю политику, — сказал Тейсман подчиненным после недолгого молчания. — При Законодателях Флот пренебрег этим принципом, что в итоге способствовало появлению Комитета общественного спасения. Однако оценка военных угроз, с которыми может столкнуться Республика и которые могут помешать ей в достижении внешнеполитических целей, являетсянашим долгом. Очевидно, что с момента обнародования нами данных о наличии у нас новых кораблей параметры потенциальной угрозы существенно изменились. Надеюсь, все это понимают.
      Все кивнули. Еще бы они этого не понимали, подумал он. Столько раз уже все это проговорено.
      — Речь президента и твердая позиция, которую мы намерены занять на переговорах, приведут к дальнейшему изменению данных параметров, — продолжил он. — Откровенно говоря, я не знаю, какой будет реакция Мантикорского Альянса. До сих пор, — эти три слова Тейсман произнес с нажимом, — президент заверяла меня, что у неё нет намерения прибегать к военной силе, кроме как в целях самозащиты. К сожалению, лучшим способом самозащиты, особенно в условиях, когда потенциальный противник уже оккупировал ряд наших звездных систем, может быть сочтено нападение. Цель нашей встречи, леди и джентльмены, — ознакомить вас с тем, как адмирал Маркетт и я понимаем круг наших задач, исходя из текущей ситуации. И какими видим благоприятные возможности.
      При последних словах некоторые из сидящих за столом офицеров напряглись, почти как охотничьи псы, почуявшие добычу, и Тейсман одарил их ледяной улыбкой.
      — Поймите, — сказал он очень тихо. — Я не хочу новой войны со Звездным Королевством. И адмирал Маркетт не хочет войны. А самое важное — войны не желает и президент Причарт. Если для кого-то из вас это еще не ясно, прошу усвоить, и как можно скорее. Да, я сказал “благоприятные возможности”, поскольку мы обязаны осознавать их так же четко, как и возможные проблемы; в этом суть военного планирования. Но эти возможности никоим образом немогут служить оправданием для развязывания войны, если существует хоть какой-то способ её избежать. Надеюсь, я высказался достаточно ясно.
      Никто из присутствующих не проронил ни слова. Тейсман обвел стол строгим взглядом, затем чуть смягчился и откинулся в кресле.
      — После всего уже сказанного, могу добавить, что нашей непосредственной задачей должна стать корректировка существующих военных планов с учетом реальностей, связанных с успешным выполнением адмиралом Форейкер программы “Болтхол”. Постановка в строй новых кораблей предоставляет нам более широкий выбор вариантов стратегического реагирования, из числа которых надлежит выбрать оптимальные. Мы с адмиралом Маркеттом обсудили с президентом и её кабинетом перспективы перемен в дипломатической ситуации, а с адмиралами Турвилем, Жискаром и Форейкер — наши военные возможности. Оба фактора, дипломатический и военный, должны быть учтены при разработке новых планов. Я предлагаю руководствоваться тремя основными оперативными сценариями. План первый, под кодовым названием “Синий”, представляет собой оборонительный план на случай нападения Мантикорского Альянса на Республику. Безусловно, следует изучить вариант широкомасштабного вторжения неприятеля в наше пространство, но я сразу предупреждаю, что вероятность такого развития событий невелика. Вот почему мы должны в первую очередь обеспечить отражение рейдов манти, имеющих целью выведение из строя новых кораблей. “Жёлтый” план предусматривает ограниченное вторжение наших сил в пространство, удерживаемое силами Звездного Королевства. Целью такого, подчеркиваю, ограниченногонаступления должно стать возвращение нам оккупированных манти звездных систем. Причем мы должны найти способ добиться этого с минимальными потерями с обеих сторон и при минимальном количестве боевых столкновений. Конечно, — добавил он с улыбкой, — последнее может оказаться затруднительным, особенно если противник не проявит готовности к сотрудничеству. В рамках “Желтого” плана должны быть предусмотрены два варианта развития событий. Вариант “Жёлтый-Альфа” будет исходить из предположения, что наши дипломаты сумели подготовить ситуацию таким образом, что демонстрации силы оказалось достаточно и манти отвели свои войска. В теории это возможно, но в осуществимости столь оптимистичного сценария на практике я, откровенно говоря, сомневаюсь. Вариант “Жёлтый-Альфа” требует прежде всего планирования материально-технического обеспечения. Тем не менее, мне бы не хотелось, чтобы нежелание манти отступить оказалось для наших командиров полнейшей и никак не учтенной неожиданностью. Вариант “Жёлтый-Бета”, напротив, изначально предполагает, что оккупационные силы манти будут сопротивляться до последней возможности. Наши силы при этом должны быть распределены так, чтобы оперативные группы смогли нейтрализовать любые вражеские подразделения, оккупировавшие территории Республики, при сохранении в тылу стратегического резерва, способного остановить возможную контратаку на Республику. Оба варианта “Жёлтого” плана не предусматривают полномасштабного наступления на Звездное Королевство или вторжения в глубь пространства Мантикорского Альянса. Их целью является исключительно возврат наших собственных территорий.
      Он сделал паузу, пригляделся к подчиненным и, убедившись, что его слова поняты правильно, кивнул.
      — И наконец, “Красный” план.
      По залу пробежал приглушенный вздох.
      — Данный план предусматривает массированное вторжение в пространство Звездного Королевства и Мантикорского Альянса с целью подавления боевого потенциала противника. Операции должны планироваться таким образом, чтобы отбить оккупированные системы, используя наиболее рациональное сочетание кораблей стены традиционного образца с НЛАКами, но главный упор будет сделан на обнаружение и уничтожение вражеских подвесочных супердредноутов и носителей. При этом задача захвата систем, ранее не принадлежавших Республике, не ставится. Оккупация может быть осуществлена лишь из оперативных соображений, но не с целью аннексии, а лишь как временная мера. После нейтрализации КФМ мы окажемся в положении, когда сможем диктовать условия манти — что внесет в нашу жизнь приятное разнообразие. Но для создания хоть каких-то шансов на сохранение длительного мира между Звездным Королевством и Республикой Хевен мы должны продемонстрировать готовность вернуться к довоенному status quo, потребовав лишь безусловного уважения к нашей территориальной целостности. В беседе с президентом мы рассматривали этот вопрос особо. Акцентирую на этом ваше внимание, поскольку понимаю, что некоторым из присутствующих очень хотелось бы вернуть Республике Звезду Тревора. Так вот, леди и джентльмены, этого не будет. Без сомнения, нам придется занять эту систему в силу оперативной необходимости, однако граждане Сан-Мартина уже однозначно приняли решение стать подданными Звездного Королевства, и это решение ратифицировано мантикорским парламентом. Мы живем в Республике Хевен, а не в НароднойРеспублике Хевен и не собираемся возвращаться во времена Внутренней безопасности или БГБ. Более того, готовность вернуть Мантикоре Звезду Тревора станет ясным свидетельством оборонительного по сути характера военных действий, а стало быть, в конечном счете, наших исключительно мирных намерений. Другое дело, — он позволил себе холодную улыбку, — убеждать их в своем миролюбии нам, надо думать, придется с помощью крепкого мордобоя, но тут уж ничего не поделаешь.
      Присутствующие дружно рассмеялись.
      — Если позволите, сэр, я хотел бы упомянуть еще об одном аспекте, — вставил Маркетт, и Тейсман кивнул.
      — Как уже было сказано, леди и джентльмены, — начал начальник штаба, — мы в общих чертах обсудили все три плана с адмиралами Жискаром, Турвилем и Форейкер. Все сошлись на том, что война никому не нужна, но если обстоятельства вынудят нас сражаться, мы должны будем сражаться до победы. В случае реализации “Красного” плана нам придется действовать быстро, жестко и ничем не гнушаясь. Планируя наши действия, мы не должны упускать из виду некоторые обстоятельства. Например, мне представляется очевидным, что манти так и не осознали, сколь многого добилась адмирал Форейкер. Возросшая эффективность всех наших систем до сих пор остается для них тайной, равно как и наличие у нас НЛАКов. Разумеется, ни один секрет не остается секретом вечно, однако проводимая ими в течение последних трех лет политика в области военного кораблестроения обеспечивает нам существенное — повторяю, существенное — превосходство в современных типах кораблей. По оценкам нашей разведки, даже если завтра они сообразят, какая мощь противостоит им в действительности, Мантикоре потребуется два, а то и три стандартных года, чтобы наверстать упущенное.
      — Сэр, — с опаской перебила его директор Бюро Планирования вице-адмирал Линда Тренис, — вы предполагаете, что, скорее всего, нам предстоит реализовать “Красный” план?
      — Нет, — ответил Тейсман за Маркетта и поморщился. — Позвольте пояснить. Если, — повторяю, если— дело дойдет до открытого столкновения с манти, мне действительно кажется, что востребован будет именно “Красный” план. В конкретной стратегической ситуации, особенно с учетом того, как близко от Хевена находятся их передовые подразделения, базирующиеся в Ловате, мы просто не располагаем оперативным простором, чтобы нейтрализовать их возможное наступление. Адмирал Маркетт совершенно прав, в настоящий момент мы имеем численное превосходство над КФМ, однако до тех пор, пока новая техника не испытана в боях с манти, судить о реальном соотношении сил очень трудно, хотя я искренне считаю, что перевес в нашу пользу. Но все наше превосходство не будет иметь никакого значения, если неприятель прорвется к Хевену и окружит столицу. А учитывая астрофизические координаты стартовых позиций, манти находятся существенно ближе к нашей столичной системе, чем мы — к их. Таким образом, если худшие опасения оправдаются и нам придется возобновить военные операции, мы должны с самого начала захватить инициативу и не упускать её на протяжении всей активной фазы. А для этого, леди и джентльмены, нам придется перейти в наступление и не уступать занятых позиций. Что опять-таки подводит нас непосредственно к “Красному” плану.
      Это неизбежное следствие текущей ситуации. Но вы, Линда, вкладывали в свой вопрос иной смысл: будем ли мы планировать нанесение упреждающего удара в период, когда за нами сохраняется военное превосходство. Ответ однозначен: нет, нет, и еще раз нет. Я прояснил ситуацию?
      — Так точно, сэр, прояснили, — ответила Тренис.
      — Хорошо.
      — В то же время, сэр, — продолжила вице-адмирал, — всё сказанное адмиралом Маркеттом остается в силе. А тот факт, что внимание манти, во всяком случае в ближайшее время, будет занято андерманцами, увеличивает наше потенциальное преимущество.
      — Верно, Линда, но лишь до определенной степени, — вступил начальник Бюро Снабжения вице-адмирал Эдвард Ратледж. — К Сайдмору они перебросили лишь несколько современных кораблей.
      — Не спорю, — кивнула Тренис — Однако на войне важна каждая мелочь. Новых супердредноутов у них не так уж много... а Харрингтон, слава богу, и вовсе одна! По мне, чем дольше они продержат её на Сайдморе, тем лучше.
      Кое-кто рассмеялся, но в смехе слышалось неподдельное беспокойство, чуть ли не страх.
      — “Саламандра” — вовсе не трехметровое чудовище, — сказал, помолчав, Тейсман. — Я не говорю, что с ней легко иметь дело. С ней трудно. Я это знаю, потому что она побила меня дважды. Но вы знаете, что и ей случалось терпеть поражения. Разумеется, если манти настолько глупы, чтобы держать её в Силезии, я не против, но едва ли не больше меня обрадовало их дурацкое решение отправить на половинное жалованье Александера.
      — Не говоря уж об отставке Капарелли. И Гивенс, — добавил Маркетт.
      Тейсман энергично закивал в знак согласия.
      — Яначек сделал всё от него зависящее, чтобы отстранить от действительной службы лучших адмиралов: вывел за штат Вебстера, д’Орвиля, Белую Гавань, даже Сарнова. По существу, из настоящих флотоводцев в строю остались лишь Харрингтон да Кьюзак. Верно и то, что, перебросив часть сил в Силезию, они еще больше сместили баланс сил в нашу пользу.
      — Вот именно, сэр, — поддержала Тренис и задумчиво нахмурилась, — Но почему бы нам в рамках “Красного” плана не попытаться извлечь пользу из сложившегося распределения сил?
      — Каким образом? — спросил Тейсман.
      — Они разделили флот на три главных соединения и ряд мелких подразделений, — ответила Тренис — Насколько я поняла из сказанного вами ранее, нам не следует рассматривать вариант нападения непосредственно на саму систему Мантикоры.
      Это прозвучало как вопрос, и Тейсман покачал головой:
      — Нет, во всяком случае не в начале активной фазы. Возможно, нам придется совершить прорыв, чтобы создать угрозу для их столичной системы, но мы не можем позволить себе вторгаться так глубоко в неприятельское пространство, пока существует угроза их углубления в наше.
      — Я так и думала, — сказала Тренис — Но раз мы не нацеливаем удар на Мантикору, то можем не беспокоиться относительно их Флота Метрополии. Который, к тому же, они не посмеют ослаблять после того, как законсервировали столько фортов, ранее охранявших терминалы их туннельной сети. Таким образом, остаются всего две точки сосредоточения их мощи: флот Кьюзак у Звезды Тревора и оперативное соединение Харрингтон у Сайдмора. Полагаю, эти соединения являются нашими естественными целями, и мы должны сосредоточиться на плане уничтожения их обоих.