Проходя проспект Парка Семи Лебедей, Кааврен заметил, как в тени лавки, торгующей консервированными фруктами, кто-то прячется. Приглядевшись повнимательнее, Кааврен сообразил, что перед ним Раф, продавец пирогов.

— Мой дорогой Раф, — сказал Кааврен, подходя поближе. — Как дела?

— О-хо-хо! — жалобно простонал Раф. — Это вы, капитан?

— Конечно я, а кто же еще? Но расскажи мне, что явилось причиной печали, омрачающей твое лицо?

— Вы меня спрашиваете! — вскричал Раф.

— Да, я тебя спрашиваю. Мне кажется, что я уже два раза тебя об этом спросил. Так что же случилось, друг мой?

— Я погиб, капитан. Разорен!

— Разорен? Но ведь всего две недели назад твое дело процветало!

— Такова судьба человека, — согласился Раф. — Одно короткое мгновение, и ты падаешь с высоты в самую грязь.

— Что же все-таки случилось? Неужели никто больше не покупает твои пироги?

— Мои пироги? — застонал Раф. — А разве я могу продавать пироги?

— У тебя больше нет пирогов?

— Ни одного.

— Но мне казалось, что у тебя есть телега и…

— Телеги больше нет, — всхлипнул текла. — Разломали негодяи, которые решили, что могут нагрузить ее своими пожитками, чтобы покинуть город.

— Честное слово?

— А что тут такого? — продолжал Раф. — Вот уже три дня я не могу позволить себе покупать муку, необходимую для моих пирогов. Поэтому и пирогов нет.

— Ты не можешь покупать муку, мой дорогой Раф? Неужели такое возможно? Я считал тебя состоятельным человеком.

— Цена на пшеницу, мой дорогой капитан, неслыханно подскочила. И если ни у кого нет денег на хлеб, кто же станет покупать пироги? А моя жена…

— Что твоя жена?

— Никому больше не нужны горшки, которые она делает. Мы лишимся своего дома, если не уплатим налог. Правда, его просто могут взять и разрушить.

— Как это разрушить?

— Все говорят о наступлении на дворец, капитан.

— Все? Кто все?

— Все! А если они пойдут на дворец, тот ответит тем же — и что останется от города?

— Да ладно тебе, успокойся, — проговорил Кааврен. — Не может быть, чтобы все было так плохо. Надежда есть всегда.

Однако текла никак не желал успокаиваться и, потратив на уговоры некоторое время, Кааврен вручил Рафу несколько серебряных монет в надежде, что они помогут ему справиться с проблемами. Раф заплакал от благодарности, и, уезжая, Кааврен понимал, что оставляет у себя за спиной несчастного человека, чья душа исполнена горечи.

Выйдя на улицу Резчиков Стекла, Кааврен раздумывал над своим разговором с Рафом и планах на завтра, и тут на него напал Дунаан.

Мы просим у читателя прощения, если такой поворот событий показался ему слишком резким, но, поскольку история является переложением событий жизни, а история, которую мы рассказываем, посвящена Кааврену (а не Дунаану), нам кажется, что будет правильно, если мы обратим внимание на реакцию Кааврена. Кроме того, с точки зрения Дунаана, события вовсе не развивались резко и неожиданно. Как раз наоборот: выяснив, каким маршрутом Кааврен возвращается домой, он потратил достаточно много времени, выбирая место для засады, и довольно долго его прождал, поскольку не знал, когда тот намерен проехать по улице. Трое наемных убийц должны были проследить за передвижениями Кааврена и обеспечить, с одной стороны, отсутствие полиции, а с другой — позаботиться о том, чтобы рядом не оказалось никого из друзей Кааврена.

Мы должны отметить, что, хотя трое безымянных убийц выполнили порученное им дело, они не должны были находиться в поле зрения, когда Дунаан нападет на Кааврена. Да и вообще, их не посчитали необходимым подробно проинформировать о том, что должно произойти. Впрочем, так полагалось по обычаям джарегов и так и было сделано; если один из них попадет в плен и будет вынужден давать показания под Орбом, он скажет, что не видел, как Дунаан кого-то убил, и даст клятву, что ничего не знал о его планах. Орб подтвердит правдивость его слов; в результате вынести Дунаану и его сообщникам приговор будет чрезвычайно трудно.

Дунаан поджидал Кааврена, спрятавшись между двумя домами, мимо которых Кааврен должен был обязательно пройти. Кроме того, он вывел из строя шар, который освещал улицу (иначе ему ни за что не удалось бы остаться незамеченным). При помощи заранее условленных сигналов ему сообщили, что капитан приближается и что нигде не видно ни полиции, ни его друзей. И тут Кааврен подошел к узкому проходу между домами, а Дунаан абсолютно безмолвно выскользнул из своего укрытия и, зажав в руке длинный кинжал, последовал за ним.

То ли инстинкт и опыт солдата предупредили Кааврена, то ли он услышал едва различимое биение сердца Дунаана, но он обернулся как раз в тот момент, когда кинжал метнулся к его горлу. Он в очередной раз разозлился на себя за то, что его застали врасплох и за отсутствие осторожности — ведь он уже трижды чуть не стал жертвой наемных убийц (читатель должен понимать, что в подобных обстоятельствах разум действует быстрее тела). Однако на сей раз рассчитывать ему было не на что, нападавший оказался в исключительно выгодном положении, а друзья Кааврена, хоть и находились всего в ста метрах от него, ничем не могли ему помочь.

Кааврен успел только открыть рот, чтобы выругаться, когда кинжал миновал его плечо и со звоном упал на землю за мгновение до того, как Дунаан вскрикнул и опустился на колени. Теперь верх над разумом взяло тело и среагировало практически моментально — Кааврен выхватил шпагу, сообразив, что судьба подарила ему удачу, на которую он даже не мог надеяться.

Дунаан упал прямо лицом в землю. Капитан заметил, что из спины убийцы торчит нечто похожее на маленький нож или дротик. Крови почти не было, однако рана джарега оказалась серьезной.

— Я не могу пошевелить ногами, — спокойно сообщил он Кааврену.

— Ну… — протянул наш капитан.

— Наверное, меня отравили.

Кааврен присматривал за напавшим на него джарегом, поскольку тот вполне мог прикидываться раненым (хотя непонятно, с какой целью) и одновременно пытался увидеть своего спасителя. Вполне возможно, что тот совершенно случайно бросил свой нож в джарега.

— Если вас и в самом деле отравили, приятель, — сказал капитан, — даю вам слово, что я тут совершенно ни при чем. Я не мог нанести вам удар в спину, поскольку стоял к вам лицом.

— Ты спрашивал обо мне, мой дорогой Дунаан? — проговорил кто-то невидимый из той же темной щели между домами, где только что прятался Дунаан.

Кааврен прищурился, пытаясь рассмотреть незнакомца, а Дунаан сказал:

— Я не знаю вас и не могу повернуть голову, чтобы посмотреть. Полагаю, что скоро я не смогу говорить, а потом и дышать.

— А ты проницателен, — заявил незнакомец.

— Значит, ты меня прикончил, — проговорил Дунаан.

— Совершенно верно.

— Как ты меня нашел?

— Я знал, что ты собираешься убить капитана, и нашел место, где ты обязательно должен был устроить засаду. Спрятавшись, я стал ждать момента, когда ты начнешь действовать. Ну как, неплохо, верно?

— Восхитительный план, можешь мне поверить. Но я никак не могу понять…

— Да?

— Кто ты такой и зачем это сделал? Признаюсь, твой голос кажется мне знакомым и…

— Ты спрашиваешь, кто я такой? И почему я решил тебя прикончить? Давай, твои мозги еще не парализовал яд. Подумай немного, и ты обязательно найдешь ответы на свои вопросы. Кого ты совсем недавно предал?

— Боги! Марио?

— И никто другой.

— Но тебя же арестовали.

— Складывается впечатление, что нет; тебе следовало убедиться в том, что твое задание выполнено.

— Но я слышал, что на его величество совершено покушение, и преступник арестован.

— Насчет этого мне ничего неизвестно, — заявил незнакомец, по-прежнему оставаясь в тени. — Но я здесь, перед тобой.

— Капитан, — сказал Дунаан, — вам следует стыдиться того, что такой опасный преступник разгуливает на свободе. Он намеревался убить его величество, а вы позволяете ему делать все, что он пожелает. Получается, что вы никудышный офицер.

— Может быть, — ответил Кааврен, — я и в самом деле никуда не годный офицер, а вы неумелый убийца. Однако подумайте вот о чем: его величество жив, я тоже. А вот вы…

— Тут с вами не поспоришь. Когда я думаю о возможности, которая мне представилась, и о том, что я ее упустил, я готов от ярости скрипеть зубами — только они меня больше не слушаются. Кажется, я начинаю невнятно говорить. Я задыхаюсь… не могу больше произнести ни слова! Я умираю, умираю.

— Ладно, — проговорил Кааврен.

— Ладно, — согласился с ним Марио.

Кааврен наклонился над телом Дунаана и обнаружил, что тот и в самом деле больше не дышит.

— Насколько я понял из вашего разговора, — обратился Кааврен к тени между домами, — вас зовут Марио и это на ваши поиски я потратил несколько часов кряду.

— Вы все правильно поняли. Но Дунаан что-то сказал про арест. Вы взяли под стражу невиновного человека?

— Вряд ли. Мы арестовали виновную женщину.

— Женщину? Послушайте, сэр, я только что спас вам жизнь. Прошу, объясните, что вы имеете в виду, хотя бы в знак благодарности.

— Согласен, это будет только справедливо, — заметил Кааврен.

— Итак?

— Сегодня я арестовал леди Алиру, которая по причинам, мне непонятным, помогла вам бежать из дворца, в то время как я и мои гвардейцы вас искали.

— Вы арестовали Алиру?

— Да, я имел такую честь.

— Дорогой капитан, несколько минут назад я спас вам жизнь, однако теперь я готов ее у вас отнять.

— Мой клинок у меня в руке, убийца, я готов. Можете попытаться.

— О, моих попыток часто оказывается вполне достаточно, уж можете мне поверить, вы ведь не находитесь под защитой Орба. Если вы сомневаетесь, спросите у Дунаана, который лежит у ваших ног.

— Как пожелаете, я готов.

— Отлично, только давайте сначала немного поговорим.

— Пожалуйста. Вы и в самом деле спасли мне жизнь, и, хотя мне очень хочется заняться вами вплотную, я не могу отказать вам в нескольких минутах беседы.

— В таком случае скажите мне вот что: какие обвинения предъявлены леди Алире?

— Государственная измена.

— А улики?

— Неоспоримые. В особенности если учесть, что она ничего не отрицает. Она заявляет, что ненавидит его величество, и утверждает, что каждый, кто намерен лишить его жизни, может рассчитывать на ее благорасположение.

— Она ничего не отрицает?

— Ни в малейшей степени.

— А суд состоится?

— Пустая формальность, если только она не передумает и не начнет отрицать свою причастность к преступлению; однако и в этом случае нет никакого сомнения в том, что его величество, которому, уверяю вас, покушение на его жизнь не доставило никакого удовольствия, объявит ее виновной.

— И что будет дальше?

— Леди Алиру казнят.

— Казнят?!

— Да.

— Как?

— Ее отведут на Звезду Смерти, а там каждая из ее конечностей будет по очереди отрублена ударом топора. Возможно, его величество проявит доброту и прикажет палачу начать с головы, но может быть, и нет.

— Я понял. Скажите, капитан, если я вас сейчас отпущу, вы станете меня преследовать? Должен признаться, что я намерен оставить вас в живых. Среди прочего, еще и потому, что мне не хотелось бы доставить радость тени Дунаана и доделать то, что он не успел. А она явно будет счастлива услышать о том, что вы убиты. С другой стороны, мне нельзя сейчас попадать в тюрьму — у меня есть срочные дела, которые не терпят отлагательства.

— Вы спасли мне жизнь, — пожав плечами, ответил Кааврен. — Если вы сделали это по каким-то только вам ведомым причинам, мне все равно. Вот что: я не стану вас преследовать. А завтра мне предстоит трудный день, и мне будет некогда отвлекаться на посторонние предметы. Но начиная с послезавтрашнего дня я приложу все силы, чтобы вас выследить.

— Согласен. Может быть, мы еще увидимся, капитан.

— Может быть, убийца.

— А пока, до свидания, Кааврен.

— До свидания, Марио. Когда мы встретимся в следующий раз — один из нас умрет.

Кааврен ничего не слышал, но понял, что Марио растворился в ночных тенях. Он наклонился, чтобы посмотреть на тело в тусклом свете, который лился из домов на противоположной стороне улицы. Тиаса не спеша изучал тело убийцы, хотя, стоя в полном одиночестве на пустой темной улице, где на него только что было совершено нападение, он чувствовал легкое беспокойство. Однако Кааврен заставил себя закончить обследование (мы не станем сообщать читателю о его результатах, поскольку они не играют серьезной роли в нашем повествовании) и преодолел последние сто метров, оставшиеся до дома, где зажег свет, налил себе стаканчик вина и устроился на диване. Лицо Кааврена засияло радостной улыбкой, когда он увидел вошедшую в комнату Даро.

Она с трудом опустилась на диван, что не укрылось от глаз Кааврена.

— Мадам, вы по-прежнему испытываете боль?

— Должна признаться, что еще не могу свободно двигаться.

— Разве вам не дали лекарство?

— Возможно, я приму его чуть позже, потому что хочу, чтобы сейчас сознание у меня оставалось ясным. Вам известно, что ваш друг Айрич приказал слугам покинуть дом и уехать из города?

— Да, он мне сказал. Я собирался сделать то же самое, но он меня опередил. Кстати…

— Что?

— Вам следует покинуть город, мадам.

— Мне? Вы полагаете, что мне угрожает опасность?

— Город словно сошел с ума: лорд Адрон собирается начать военные действия, какой-то безумец решил, что он может убить его величество, несмотря на защиту Орба, — впрочем, я точно знаю, что он не безумец. Да, мадам, если вы здесь останетесь, вы подвергнете свою жизнь опасности.

— И вы считаете, что я должна от нее бежать?

— А вы считаете, что с вашим ранением вы сможете сражаться?

— Ну, в ваших словах есть определенная доля здравого смысла, однако мое ранение делает путешествие невозможным.

— Экипаж…

— А разве в городе можно найти экипаж? Слуга Айрича, Фоунд, целый час искал обычный фургон и вернулся весь в крови и синяках. Думаю, ему пришлось несладко.

— Я смогу найти для вас экипаж.

— Принадлежащий его величеству?

— Ну и что?

— Я больше не занимаю никакого положения при дворе, следовательно, не имею права передвигаться в экипаже его величества, мой дорогой капитан.

— И данное соображение вас остановит?

— Разумеется.

— Хм-м-м. А вы упрямы.

— Ну я же тиаса, и, более того, я из Адриланки, где нам каждый день приходится иметь дело с морем. Конечно, время от времени мы терпим поражение, но твердо знаем, что непременно должны вернуть себе свои позиции и строить более надежные и толстые стены, чтобы они выдержали атаки волн.

— Я вас понял, мадам. И тем не менее воспользоваться одним из экипажей его величества, который…

— Нет, капитан.

— В таком случае у меня появилась идея.

— Поделитесь ею со мной, капитан.

— Если мы будем помолвлены, иными словами, если вы согласитесь выйти за меня замуж, вы сможете ехать в экипаже в качестве невесты капитана гвардии, и ни у кого не появится никаких оснований для возражений. Ну, как?

Даро онемела на несколько мгновений, а затем проговорила:

— Должна признаться, капитан, что, во-первых, замужество не входило в мои планы.

— А во-вторых?

— Если и приходило, то я не предполагала, что предложение будет сделано в такой форме.

— Неужели форма как-то влияет на содержание? Послушайте, Даро, вы же знаете, что я вас люблю. Неужели вы меня не любите… ну хотя бы чуть-чуть.

— Вам же прекрасно известно, что я вас люблю.

— Вы позволите мне вас поцеловать?

— С радостью.

— Итак?

— Вот! Ах!

— Что такое?

— Осторожно, моя рана.

— О, прошу прощения, дорогая.

— Ничего. Еще раз, только осторожно.

— Пожалуйста.

— Уже лучше.

— И что скажет миледи?

— Вы хорошо целуетесь.

— Ча! Вы надо мной потешаетесь! Вы же знаете, я спросил о другом.

— Вас интересует мое мнение?

— Чрезвычайно.

— Так вот оно.

— Я вас слушаю.

— Во-первых, мне кажется…

— Что вам кажется?

— Что нам следует пожениться и завести некоторое количество детей.

— Да, у нас будут мальчики, такие же красивые, как их мать.

— А девочки такие же храбрые, как их отец.

— Вы хотите сказать, что сами не отличаетесь храбростью?

— А вы отрицаете, что красивы?

— Вы меня смущаете, графиня.

— Вы стали хуже ко мне относиться?

— Ни в коей мере.

— Хорошо.

— Что же будет во-вторых?

— Во-вторых, я считаю, что должна находиться рядом с вами, вне зависимости от того, станем мы мужем и женой или нет.

— Мадам, завтра мне предстоят чрезвычайно опасные дела.

— Я знаю. Жаль, что я…

— Да, я понимаю, но вы не можете. Ваша рана не позволит вам сражаться по-настоящему. Более того…

— Да?

— Вам известно, что я вас люблю.

— Да, возьмите меня за руку.

— С радостью.

— Что вы хотели сказать?

— Если завтра во время боя я буду беспокоиться о вас…

— Ах, мой храбрый капитан, какая несправедливость!

— Конечно. Но зато чистая правда. Я буду о вас беспокоиться, и мысли о вас…

— Я понимаю.

— Что же делать?

Последовало долгое молчание, наконец Даро вздохнула и сказала:

— А куда мне ехать и как надолго?

— Поезжайте вслед за слугами в имение Айрича, а я приеду к вам, когда все закончится. Я попрошу у его величества отпуск, он не сможет мне отказать, и мы с вами поженимся.

— Хорошо, когда я должна уехать?

— Сегодня.

— Как сегодня?

— Я пошлю за экипажем, поскольку вы должны покинуть город до рассвета.

— А если с вами что-нибудь случится…

— Я думаю, что со мной ничего не случится.

— Почему вы так уверены?

— Потому что я вас люблю, вы будете меня ждать, и мы станем мужем и женой. Ничто не может нам помешать.

— Вы обещаете?

— Обещаю.

— Я беру с вас слово.

— Даю вам слово.

— В таком случае посылайте за экипажем. Дожидаясь его, мы будем сидеть, держась за руки, и разговаривать о будущем.

— Какой восхитительный план, графиня.

— Я рада, что он вам нравится, капитан.

Они претворили свой план в действие, и мы надеемся, что читатель не захочет нарушать их уединение и мешать им наслаждаться последними минутами перед расставанием. А мы с вами последуем за Марио, который направился по ночным улицам в сторону маленькой гостиницы, в которой жил. На самом деле он так и не прибыл к месту своего назначения.

Читатели могут подумать, что он, в свою очередь, стал жертвой нападения, однако это вовсе не так. Просто Марио в голову пришла идея, и он решил заняться ее реализацией. Вне всякого сомнения, читатель благодаря отличному знанию истории или внимательному прочтению нашего труда опередил автора — иными словами, уже понял, какая идея пришла в голову Марио, когда он шел домой после того, как прикончил Дунаана и решил оставить в живых Кааврена. Если так, то мы только рады. Конечно, автор испытывает определенную толику удовлетворения, если ему удается удивить читателя, однако мы счастливы, что нам удалось предоставить в его распоряжение достаточное количество подсказок, которые и позволили ему предугадать, как будут развиваться события в дальнейшем.

Короче говоря, догадался ли уже читатель о намерениях Марио или узнает об этом чуть позже, когда наступит подходящий момент, мы можем с уверенностью утверждать, что сделали свое дело.

Итак, вернемся к Марио. Он остановился на определенном углу определенной улицы, когда ему в голову неожиданно пришла отличная идея, постоял в раздумьях несколько мгновений, за которые его идея, упав на землю, дала ростки, а через несколько секунд расцвела пышным цветом. Когда она окончательно созрела — причем процесс занял такое короткое время, что о нем и говорить не стоит, — Марио резко развернулся и зашагал в противоположном направлении.

Миновав несколько улиц, по-прежнему заполненных людьми, которых здравый смысл, страх или дурные вести гнали из города, Марио остановился около непритязательной на вид лавки, где продавались изделия из кожи, прошел в дальний конец и постучал в дверь.

Дверь чуть приоткрылась, и глазам Марио предстала невысокого роста тысячелетняя на вид женщина, с коротко остриженными волосами и круглым приятным лицом текла, если не считать темных бровей и большого носа. Одета она была в серо-черные цвета Дома Джарега.

— Уже поздно, что вам нужно? — спросила женщина.

Марио молча протянул ей маленький листок бумаги. Женщина, которую звали Кариес, внимательно изучила листок, глаза у нее округлились, после чего она широко распахнула дверь и отошла в сторону, чтобы пропустить Марио. Он вошел в небольшую комнату, заставленную мягкой мебелью, повсюду ковры, украшения из хрусталя и драгоценных камней, статуэтки из бронзы и слоновой кости. Убранство комнаты говорило о роскоши, удобстве и богатстве. После того как Марио устроился в мягком кресле у зажженной лампы, Кариес подняла тему, имеющую непосредственное отношение к богатству.

— Насколько я понимаю, — сказала она, — средства у вас имеются.

— Деньги по чеку, — ответил Марио, — можно будет получить целиком или по частям из фондов Дома Джарега.

— Так я и подумала. Сумма не маленькая.

— Мне нужна только десятая часть, остальное можете взять себе.

— Не стану делать вид, будто меня ваше предложение не заинтересовало, — кивнув, сказала Кариес. — Так чего же вы желаете?

— Сначала получить ответы на пару вопросов.

— Хорошо. Хотите клявы?

— Боюсь, после этого я не смогу уснуть.

— Чай? Вино?

— У вас есть вода?

— У меня есть колодец, в нем вкусная вода.

— Отлично.

— Минутку.

Кариес вернулась с водой, уселась и сказала:

— Теперь задавайте свои вопросы.

— Какая сила вам подвластна?

— Сила?

— Да.

— Вопрос не имеет смысла.

— Прошу меня простить, но вы ошибаетесь.

— Но… вас какая сила интересует? Чтобы сделать что?

— Ничего.

— Сила ничего не делать?

— Именно.

— Я не понимаю.

— И неудивительно, поскольку вряд ли кто-нибудь до меня задавал вам подобный вопрос.

— В таком случае вам следует объяснить, что вы имеете в виду.

— Слушайте.

— Я слушаю.

— Чистая сила, приводящая в действие волшебство, сила, которой колдун придает форму и которую контролирует, чтобы внести необходимые ему изменения в материю, — именно такую силу я хочу призвать себе на помощь в определенное время и в определенном месте. Но очень важно, чтобы ее было много. Вот почему мне необходимо выяснить, на что вы способны.

Кариес задумалась.

— Вы хотите знать, какое количество ненаправленной волшебной силы может пройти через Орб…

— Нет, не через Орб.

— Не через Орб? А как же еще…

— Я имею в виду древнее волшебство, разумеется.

— Древнее волшебство?

— Совершенно верно.

— Вы знаете гораздо больше, чем я предполагала, молодой человек.

— В моей профессии необходимо знать всего понемногу. Да, я говорю о древнем волшебстве.

— Но ведь оно запрещено законом.

Взгляд, которым наградил ее Марио, описать невозможно.

— Если, — сказала наконец Кариес, — вы объясните мне в деталях, что вы хотите сделать…

— Нет, — ответил Марио.

На лице Кариес появилось нетерпение; Марио прикоснулся к кошельку, в который положил чек; Кариес пожала плечами.

— Я могу сказать вам только вот что, — заявил Марио, — мне нужно иметь возможность при помощи древнего волшебства призвать огромное количество энергии. Я хочу направить ее в определенное место, где она пробудет некоторое время, — по правде говоря, хватит нескольких секунд.

— Вы говорите о волшебной силе так, словно речь идет о стакане воды, который вы ставите туда, куда пожелаете.

Марио поставил свой стакан около ее локтя.

— Итак? — спросил он.

— Эта сила ничего не даст, — покачав головой, проговорила Кариес.

— Как раз то, что мне нужно.

— И вы хотите воспользоваться ею сами.

— Именно.

— Еще труднее…

— Я предлагаю вам немалую сумму денег, — напомнил Марио. — Кроме того, вы не новичок в своем деле.

— Вы пытаетесь мне льстить?

— Нет, мадам, я пытаюсь купить ваши услуги.

— Для чего? — спросила Кариес с некоторым раздражением в голосе.

— Чтобы наполнить определенное место волшебной энергией, — ответил Марио, который начал сердиться оттого, что ему приходилось повторять одно и то же. — Это возможно?

— Возможно ли это? Возможно все, что угодно. Нужен медиум и…

— Как вы сказали?

— Сила должна на что-то опираться.

— А разве воздух не подойдет?

— Слишком нетвердая субстанция — слишком тонкая.

— Что тогда?

— Сконцентрированный воздух.

Марио нахмурился.

— Я не понимаю.

— Туман. Дымка. Воздух с большим содержанием воды, чтобы энергия могла зацепиться за воду.

— Какое количество энергии вы можете призвать?

Кариес покачала головой.

— Вы по-прежнему не понимаете — не важно, сколько ее… Она все равно будет бездействовать.

— Отлично, — заявил Марио. — В таком случае мне нужно много. Очень много.

— Если вы хотите привлечь к себе внимание всех волшебников в радиусе тысячи миль, уверяю вас, существуют более простые способы.

— Нет, у меня совсем другие намерения.

— И тем не менее это непременно произойдет.

— Пусть.

Кариес уставилась на него, словно пыталась проникнуть в его мысли и понять, зачем ему потребовалось такое необычное заклинание. Затем она вздохнула и спросила:

— Для вас важно, в каком оно будет виде?

— Я не понимаю.

— Заклинание должно быть помещено в предмет, если не я буду вызывать его к жизни. Для вас принципиально, каким будет предмет?

— Нет. Что-нибудь маленькое.

— Заклинанием воспользуетесь вы или кто-то другой? Если кто-то другой, я сделаю так, чтобы оно активировалось при помощи слова или знака. Если вы сами — оно будет отвечать на ваш приказ. Или, если пожелаете, вам нужно будет его просто открыть… ну все равно как разбить яйцо.

— Так лучше всего.

— Хорошо.

— Значит, вы сможете выполнить мою просьбу?

— Смогу.

— Какое количество волшебной энергии вы соберете?

— Волшебная энергия безгранична, однако существуют пределы того, что может контролировать человек. Когда энергия ничего не делает, ее и контролировать не нужно.

— Поэтому?

— Поэтому мы призовем больше энергии, чем кто-либо когда-либо видел в одном месте, — причем она будет только существовать, и не более того. Каждый волшебник в радиусе тысячи миль о ней узнает… А потом она исчезнет.

— Прекрасно.

— Как долго она должна оставаться в одном месте? Несколько секунд не представят особого труда; затем мне придется воспользоваться дополнительной силой, чтобы удерживать энергию, — а без Орба тут не обойтись. Но мне бы не хотелось прибегать к его помощи ради ерунды — в особенности ради ерунды.

— Десять секунд — это хорошо, может быть, хватит и пяти.

Кариес задумалась на мгновение, а потом ответила:

— Восемь секунд или, возможно, немного меньше. Тогда мне не придется рисковать.

— Хорошо. Восемь секунд. Как сработает заклинание?

— Вы получите маленький стеклянный шарик. Вы его разобьете, и площадь… кстати, какого она будет размера?

— Примерно пятьдесят футов.

— Так, понятно. Вся площадь наполнится туманом…

— Сколько на это уйдет времени?

— Вы хотите, чтобы все произошло быстро?

— Да.

— В таком случае вы не успеете сделать вдох.

— Отлично.

— Итак, вся площадь наполнится туманом, и каждая его частичка будет содержать в себе мощный заряд магической энергии, которая никак не будет действовать, только окутает плотным облаком всех, кто окажется в радиусе ее действия. — Кариес нахмурилась. — Не знаю, возможно, ощущение будет не из приятных. Впрочем, через восемь секунд туман и вместе с ним энергия растают, и все встанет на свои места.

— Хорошо. Именно то, что мне нужно. Кстати, туман…

— Да?

— Его можно сделать таким густым, чтобы в нем спрятался человек?

— Без проблем. Таким густым, что вы не разглядите в нем свою руку, даже если она будет находиться в шести дюймах от вашего лица.

— Великолепно.

Кариес покачала головой, словно ненавидела загадки.

— Когда вам понадобится заклинание?

— А когда вы сможете его изготовить?

— Через час.

— Значит, оно мне нужно через час.

— Вы его получите.

— Я подожду здесь.

— Пожалуйста. Да, вот еще что: у вас есть какие-нибудь требования к туману?

— В каком смысле?

— Я имею в виду цвет. Черный, красный, серый или…

— Серый, — ответил Марио. — Цвет смерти. Пусть будет серый.

— Пусть будет серый, — согласилась волшебница.