Гвардия Феникса (№2) - Пятьсот лет спустя

— Да. Будьте осторожны. Создается впечатление, что рядом начались волнения; к утру может загореться все Дно.

— Вы правы, — ответил Серый Кот. — Может.

— Тогда у меня все.

— Запомните, мы встречаемся завтра вечером.

— Я не забуду.

Ларал повернулась и пошла к двери — жутковатая серо-черная фигура. Потом она остановилась и бросила на прощание:

— Ради самого себя, надеюсь, вы знаете, что делаете.

— И ради вас, — ответил Серый Кот, — я тоже надеюсь.

Ларал кивнула и вышла из комнаты.

Гритта выскользнула из тени и встала напротив Серого Кота.

— Итак, — заговорила она, сразу переходя к делу, — видите, все уже началось.

— Да.

— Ну?

— Теперь нам остается только ждать.

— Возможно, вам следует подумать о том, чтобы найти безопасное место.

— Я всегда в безопасности, — ответил Серый Кот.

— Очень хорошо, — негромко проговорила Гритта. — Если не возражаете, мне пора.

— Вы хотите проследить за тем, как развиваются события?

— Ну уж нет. Я хочу оказаться подальше отсюда, на случай если вспышка превратится в пылающее пламя. Я не верю в собственную неуязвимость — а мне отлично известно, какие силы могут быть выпущены на свободу сегодня ночью.

Серый Кот кивнул, и Гритта ушла. Он остался сидеть, размышляя о том, как будет выглядеть Дно, да и весь город, завтра, при свете дня. И пока он предавался мрачным раздумьям, совсем недалеко, в Императорском дворце, хмурилась императрица. Если бы Серый Кот узнал о таком совпадении, его бы это весьма позабавило, а вот ее величество — оскорбило.

Но если на их лицах и застыло похожее выражение, нам вряд ли стоит объяснять, что мысли разительно отличались, не считая лишь того, что с губ слетело одно и то же слово — более того, оно же сорвалось с губ Кааврена, а еще вертелось на языке у нашего читателя — кто. Читатель, быть может, задает себе вопрос: «Кто такой Серый Кот и что он замышляет?» Кааврен между тем думает: «Кто стоит за беспорядками и зачем они ему нужны?» А ее величество мучает мысль: «Что за человек Алира и почему все находят ее такой привлекательной?»

Конечно, подобный переход — от тревог из-за пожара, смертей и разрушения города к тайным заботам императрицы — многим покажется весьма неожиданным и резким. Сознаем также, что нашему читателю не терпится узнать о первом и он не понимает, почему его влекут, вопреки желанию, к последнему. И это в то время, когда город, не говоря уже о людях, жизнь которых, как мы смеем надеяться, представляет известный интерес, подвергается опасности. В свое оправдание мы можем лишь сказать, что подобные мысли действительно приходили в голову императрице, а поскольку они имеют огромное значение для нашей истории, мы просто обязаны рассказать о них читателю.

Итак, ее величество стояла в своих покоях — фрейлины были в соседней комнате, — повернувшись спиной к зеркалу и решительно отказываясь в него смотреть. Не станем забывать, что она принадлежала к Дому Феникса и в некоторых вопросах не могла поступиться собственным достоинством даже наедине с собой.

«Прошло уже два дня, — сказала она себе, — с тех пор, как появилась леди дракон, и с тех пор все головы повернуты в ее сторону — а меня никто не замечает. Какая досада! Неужели я настолько лишена гордости и, более того, напугана, что позволю подобным мелочам испортить мне настроение? Ведь красота — это всего лишь безделушка, внешняя сторона предмета. А поскольку поверхность есть отражение сущности, которая определяется выражением лица, платьем и манерой одеваться, осмелюсь заметить, что я безупречна. Капризы природы тут совершенно ни при чем. И если — могла сказать Нойма — судьба дала Алире приятное лицо и хорошую фигуру, ну что ж, переживать из-за таких пустяков меня недостойно.

Но конечно, все далеко не так просто. Я обычная женщина и желаю в полной мере взять от жизни те удовольствия, которые она в состоянии мне дать. И если уж быть откровенной до конца, разве я рождена для чего-то другого? Я с восьми лет знала, что стану императрицей! Разве не является неоспоримым тот факт, что я окружена удобствами только благодаря своему положению и доброй воле других?

Несомненно, в Империи едва ли найдется человек, обладающий меньшей властью, чем я, если власть есть способность изменять по собственной воле окружающий мир. Нет, моя сила состоит в том, насколько я могу оказать влияние — в первую очередь на своего мужа, а также на тех немногих, кто прислушивается к моему мнению.

И вот появляется эта женщина! Мое влияние слабеет, а власть уменьшается. Нет, укол моему тщеславию сколь реальный, столь и низкий, не играет здесь решающей роли. На карту поставлено мое положение, которое оказывается под угрозой всякий раз, когда обращает свой взор на Алиру, — ведь всего два дня назад он не отрывал от меня глаз.

Необходимо решить, как следует себя вести. Я не хочу причинить вред леди дракон, которая не сделала мне ничего плохого, однако мне нужно себя защитить. Может, заручиться ее дружбой? Возможно. Но как? Чего она хочет? Алира леди дракон, а драконы непредсказуемы; более того, она дочь лорда Адрона, а он трижды непредсказуем. Мне придется… но что это?»

Ее размышления прервал шорох материи и звук шагов в соседней комнате (в той части дворца, где располагались покои императрицы, царила такая тишина, что были слышны даже шаги фрейлины, подошедшей к двери). Дверь в соседнюю комнату отворилась, и чей-то незнакомый голос произнес:

— Я должна немедленно переговорить с ее величеством.

— Как? — вскричала одна из ее фрейлин, тиаса по имени Даро. — В такой час, миледи?

— По моей пике вы можете догадаться, — послышался приглушенный голос, — что я на службе. Не сомневайтесь, только крайняя необходимость заставила меня потревожить ее величество в столь поздний час. Идите и сообщите ее величеству, что гвардеец доставил срочное сообщение, связанное с ее безопасностью.

— С безопасностью ее величества?

— Именно.

— Ну, — с сомнением сказала Даро, — если у вас такое срочное дело…

— Даю вам слово.

— то я поставлю ее величество в известность о том, что вы здесь.

— Чрезвычайно правильный поступок с вашей стороны.

Императрица, на которой был белый меховой пеньюар с высоким золотым воротником, вышла из своей спальни:

— Я здесь. Что случилось?

— Ваше величество, я Айлиб из Батальона Красных Сапог Императорской гвардии, и прошу вас немедленно пройти со мной.

Императрица посмотрела на высокую леди дракон, которая непринужденно держала в руке пику, и сказала:

— Пойти с вами? Почему? По какой причине?

— Ваше величество, в городе начались беспорядки и его величество пожелал, чтобы вас немедленно препроводили в такое место дворца, которое удобно защищать.

При словах Айлиб ахнули все фрейлины ее величества (всего девять), и даже сама императрица почувствовала легкое головокружение и прижала руку к груди, словно начала задыхаться.

— Беспорядки? — спросила она.

— Да, ваше величество.

— А где они начались?

— На Дне, ваше величество. Однако нам неизвестно, с какой скоростью и в каком направлении они распространяются, поэтому…

— Но гвардейцы!

— Да, все готовы действовать, и мы надеемся, что очень скоро порядок будет восстановлен. Тем не менее…

— Да, конечно. Идемте, леди, — сказала Нойма, обращаясь к своим фрейлинам. — Не следует терять ни минуты.

— Да, ваше величество, — отвечали они и приготовились следовать за Айлиб.

Она повела их в Нижний Квартал, который располагался под основным уровнем дворца, точнее, под Императорским крылом, состоял из восьми или девяти снабженных всем необходимым комнат. Нижний Квартал, построенный по приказу императрицы Андаунтры, предусматривал (ошибочно, как оказалось) необходимость выдерживать осаду или нападение; Андаунтра хотела иметь хотя бы какое-то место во дворце, было бы удобно защищать. Более того, тайный ход соединял Нижний Квартал с внешним миром — а из каждой комнаты шел выход в лабиринт подземных туннелей.

Точный план всех туннелей знала лишь Андаунтра, а значит, и Орб — он являлся одним из самых охраняемых секретов Империи. Андаунтра издала указ, объявляющий любые вопросы о лабиринте государственной изменой, позаботившись тем самым, чтобы только законный правитель знал его тайну. Вполне понятно, существует множество историй, связанных с лабиринтом. Так, нельзя показать в первом действии спектакля камень-вспышку и не взорвать его в третьем. Иными словами, насколько нам известно, в россказнях о туннелях нет ни капли истины, за исключением случая со свистком Андаунтры, от обсуждения которого мы откажемся, поскольку он не имеет отношения к интересующим нас событиям.

Именно в комнатах Нижнего Квартала, вместе с Джурабином, графиней Беллор, несколькими советниками и ротой гвардейцев, расположился его величество. Отказавшись от своих роскошных покоев, он теперь нетерпеливо ходил взад и вперед, дожидаясь известий о беспорядках, неожиданно начавшихся в самом сердце Империи. В сотый раз он спрашивал Тэка о посланце, который принес дурные новости, и в сотый раз Тэк отвечал, что посланец доставил лишь приказы, а не информацию, если не считать сообщения о неприятностях на Дне.

— Неприятности! — воскликнул его величество. — Неприятности! Неприятности — это пожар, наводнение или буря. Известие о том, что тысяча текл сожгли сотню зданий, — тоже неприятность! А если нам сообщат, что десять текл разгромили одно здание? Разве такую новость нельзя рассматривать как неприятность? Вооруженный мятеж, пьяная драка, вышедшая из-под контроля… Что произошло сейчас? Насколько серьезно? Что сделано, чтобы восстановить порядок?

Следует отметить, что его величество мог воспользоваться магическими свойствами Орба, чтобы связаться со своим капитаном Императорской гвардии и расспросить его лично. Тортаалик такой возможностью обладал, но отлично понимал, что если Кааврен находится в сложном положении, то такая связь может привести к непоправимым последствиям. Поэтому его величество с трудом удерживался от столь рискованного шага и продолжал нетерпеливо ходить по комнате.

Его настроение, несомненно, улучшилось, когда вместе со своими фрейлинами прибыла императрица, — теперь у Тортаалика появилась возможность направить требующую выхода энергию на то, чтобы успокоить Нойму. Ничто так не облегчает тревогу, как необходимость утешить кого-то другого; сердечные раны заживают быстрее, если помогаешь тому, чье сердце тоже ранено, — человеку всегда лучше в окружении себе подобных. Нет никаких сомнений в том, что стремление помогать другим людям заложено в человека с рождения.

Так что его величество присел рядом с ее величеством — император с императрицей, муж с женой, — и они, тихо разговаривая, стали вместе ждать новых известий. Орб вращался над ними, испуская светло-зеленое свечение, и придворные переговаривались: мол, их величества обрели гармонию. И даже поговаривали, что кризис может оказывать благотворное влияние, поскольку выделяет истинно важное и помогает тем, кто любит, преодолеть разногласия. Впрочем, никто не осмелился уточнить, какие именно проблемы возникли в отношениях между их величествами, ибо ничего такого попросту не существовало, если не считать недавней размолвки во время ужина.

Придворные занялись игрой в три медяка — все, кроме Джурабина, который захватил с собой набор фишек с'янг (вырезанных из слоновой кости и доску вишневого дерева; желобки были сделаны настоящим мастером) и вскоре погрузился в напряженную борьбу с леди Ингерой, любившей эту игру не меньше, чем сам Джурабин. Легкий стук плоских фишек перемежался с низким рокотом катящихся круглых.

Так продолжалось до тех пор, пока не раздался куда более громкий шум — грохочущий стук о дерево из соседней комнаты. Мы не ошибемся, если скажем, что все присутствующие — конечно, в разной степени — удивились. Его величество подскочил, ее величество вскрикнула, Джурабин сделал неудачный бросок, несколько игроков уронили карты, а гвардейцы потянулись за оружием. Затем всем пришлось обменяться смущенными взглядами, когда они сообразили, что это как раз тот самый звук, которого с таким нетерпением ждали, — кто-то стучит в дверь, сообщая о своем появлении в Нижнем Квартале.

Его величество встал и направился к двери, а Тэк, старший по званию из присутствующих гвардейцев, спросил:

— Кто?

— Ролландар э'Дриен, — последовал приглушенный ответ из-за двери, — вместе с лордом Каавреном.

Один из гвардейцев успел между тем выглянуть в смотровое отверстие, повернуться к Тэку и кивнуть.

— Сир, — начал Тэк, — пришли…

— Да, да. Немедленно впустите их.

— Слушаюсь, сир.

Засовы были отодвинуты, и дверь распахнулась, чтобы впустить сумрачного, покрытого пылью главнокомандующего вместе с Каавреном, который принес с собой не только грязь, но и запах Дна, не говоря уже о многочисленных прорехах в тунике и царапинах на теле, — сапоги ободраны и заляпаны, длинные волосы растрепались. Несколько прядей прилипло ко лбу там, где от небольшого ранения запеклась кровь. Если главнокомандующий, как мы уже заметили, выглядел мрачным, то Кааврен имел вид человека, сражавшегося за свою жизнь — и готового вновь вступить в бой, и горе тому, кто окажется на его пути.

Кааврен решительно отвел взгляд от собравшихся в комнате прекрасных фрейлин и опустился на одно колено перед императором, в то время как Ролландар с глубоким поклоном сказал:

— Мы готовы сделать доклад, сир.

— Хорошо, — ответил его величество, жестом разрешая Кааврену подняться. — Говорите скорее, поскольку, как вы прекрасно понимаете, мне многое хочется узнать. Я вижу, вы пришли прямо с улиц.

— Ваше величество, вы весьма проницательны, — заметил Кааврен.

Ролландар бросил на Кааврена быстрый взгляд, но его величество решил пропустить мимо ушей иронию тиасы.

Император уселся в кресло, а оба воина встали перед ним. Рядом с Тортааликом заняла место ее величество, также приготовившаяся внимательно выслушать доклад. На ее лице отражалось некоторое беспокойство. Сзади стоял Джурабин, еще дальше теснились придворные и фрейлины.

Когда все заняли свои места, его величество сразу же задал вопрос по существу:

— Каково положение в городе?

Кааврен взглянул на главнокомандующего, и тот ответил:

— В данный момент, сир, порядок восстановлен.

Его величество вздохнул с очевидным облегчением, а потом сказал:

— Я хочу выслушать подробности.

— Очень хорошо, сир, — ответил Ролландар и кивнул Кааврену. — Вам следует начать, — обратился он к капитану, — поскольку мне сообщили о беспорядках позднее, и если уж быть точным, то по вашему приказу.

— Отлично. Я расскажу его величеству о том, что произошло, — согласился Кааврен.

— Тогда прошу вас, сделайте это незамедлительно, — сказал император.

— Так я и поступлю.

— Жду.

— Ну, дело было так. В одиннадцать часов прошлой ночью на Дне подростки начали дразнить моих гвардейцев.

— Дразнить?

— Да, сир.

— Надеюсь, ваши гвардейцы никак на это не отреагировали. Мне бы не хотелось думать, будто дети могут вынудить ваших солдат нарушить дисциплину.

— Сначала, сир, они не отвечали.

— Сначала?

— Но потом эти юнцы начали на них нападать — воспользовавшись импровизированными снарядами.

— Ага, понятно. И гвардейцы бросились за ними в погоню?

— Вы совершенно правы, сир. Бросились в погоню — а попали в засаду.

— В засаду?

— Да, сир. Из трех гвардейцев один убит, а другой ранен.

— Хм-м-м.

— Я появился на месте схватки вместе с тремя другими гвардейцами и своими друзьями, — возможно, вы их помните в связи с Пепперфилдом.

— Да, — кивнул император, — помню. Так, значит, они тоже приняли участие в сражении?

— Сир, только благодаря их помощи мы — то есть мои гвардейцы и я — смогли заставить нападавших отступить.

— Вы говорите, что заставили их отступить?

— Да, сир. Мы убили несколько человек и ранили многих, остальные бежали.

— А сколько их было?

— О, заверяю ваше величество, число получилось довольно круглым. Может быть, дюжина. Но в любом случае не больше двух десятков.

— Значит, схватка получилась жаркой, капитан?

— О да, сир, — ответил Кааврен и коротко рассмеялся, вздернув подбородок. — Не прохладней, чем лето в Сантре, но и не жарче, чем в кузницах сариоли. — Его речь вызвала восхищенные возгласы фрейлин, а ее величество чуть вздрогнула.

Лицо Джурабина, однако, оставалось неподвижным, словно было высечено из камня, если нам будет позволено воспользоваться таким сравнением, а придворные с опаской наблюдали за Каавреном — впрочем, не без некоторого оттенка зависти, то ли из-за оказанного тиасе внимания его величества, то ли потому, что фрейлины не спускали с него глаз.

— Продолжайте, — попросил его величество, глядя на Кааврена с уважением и удовольствием; следует отметить, Тортаалика восхищало все, что связано с войной и сражениями, а хладнокровное описание схватки в исполнении капитана ему очень понравилось.

— Сир, как я уже имел честь сказать, мы заставили их отступить, но не сомневались, они вернутся.

— Но почему?

— Сир, мы попали в засаду, которая являлась частью заговора, хотя до сих пор мне не известно, в чем именно он заключался. Однако я не сомневался, что необходимо задействовать серьезные силы.

— И что вы предприняли, капитан?

— Сир, я отправил посланца к ближайшему посту за подкреплением, кроме того, он должен был доставить во дворец сообщение; после чего я решил занять оборону и ждать.

— Ну и?..

— Сир, самая жаркая работа нам еще предстояла. Не прошло и четверти часа, как нас вновь атаковали — в основном теклы, сир, вооруженные лопатами и ножами, их командиры точно знали, чего они хотят. И нам не удалось бы выстоять, если бы не мой друг Айрич, который умеет сражаться, и мой друг Тазендра, которая вовремя разрядила камень-вспышку. Я также имею сообщить вашему величеству, что гвардеец Тивор проявил себя самым лучшим образом.

— Я запомню его имя, капитан, он будет вознагражден.

Кааврен поклонился.

— Расскажите скорее, что произошло дальше?

— Дальше? Сир, мы удерживали свою позицию и нанесли противнику определенный урон…

— Урон?

— Мы убили нескольких текл, сир.

Ее величество позволила себе нахмуриться — как же легко капитан говорит о смерти!

— А каковы ваши потери? — спросил император, не сводивший глаз с Кааврена.

— Сир, убит еще один из моих гвардейцев, другой получил тяжелое ранение, не знаю, переживет ли он сегодняшнюю ночь.

— Продолжайте, капитан.

— Сир, мы удерживали позицию до тех пор, пока не прибыло подкрепление из пятидесяти или шестидесяти гвардейцев из Батальона Белых Шарфов с поста в Нэрроузе, под командой капрала Кина.

— Значит, вы получили подкрепление?

— Совершенно верно, сир.

— И положили беспорядкам конец, капитан?

— Едва ли, сир.

— Ну?

— К этому моменту, сир, начались кем-то спланированные массовые волнения, которые в короткий срок грозили перерасти во всеобщий мятеж.

— Хм-м-м, — произнес его величество.

Ее величество слегка побледнела, но потом вспомнила о своем долге императрицы, а также о словах главнокомандующего, который сообщил о восстановлении порядка.

— Даже вместе с подкреплением, — продолжал капитан, — нам удавалось лишь сдерживать толпу, сир, поэтому я разбил свои силы на группы из шести или восьми гвардейцев для оцепления толпы, в надежде что они сумеют ее сдерживать до прибытия основных сил.

— И ваш план сработал?

— Пожалуй, да, сир. Но нам пришлось хорошенько потрудиться; однако, после того как прибыл его превосходительство лорд Ролландар, благодаря исключительно умелому применению войск, — он поклонился главнокомандующему, — нам удалось остановить распространение беспорядков.

Его величество посмотрел на Ролландара.

— Сир, — заговорил главнокомандующий, — когда я прибыл, господин Кааврен, — здесь он поклонился капитану, — быстро и четко объяснил мне, как обстоят дела. После разговора с ним — более того, по его предложению — мы ввели часть его сил на пол-лиги дальше на территорию Дна, а половиной своих солдат — их было около трехсот — отбросили возмутителей спокойствия прямо на клинки гвардейцев сэра Кааврена.

— Половина ваших солдат, господин главнокомандующий?

— Да, сир. Вторая половина осталась в резерве, а потом произвела обыски в домах, чтобы ни один из злоумышленников не ускользнул.

— Ах вот оно что! Понятно. Ну и каковы же результаты?

— Сир, через два часа нам удалось подавить бунт, а его зачинщики либо мертвы, либо арестованы.

— Вам удалось поймать всех?

— Честно говоря, буду сильно удивлен, если хотя бы дюжина из них уцелела и сумела избежать правосудия вашего величества.

Его величество сиял.

— Полнейшая победа! — воскликнул он.

— Да, я так тоже считаю, — сказал Ролландар.

— А вы? — спросил Тортаалик, обращаясь к тиасе.

— Я целиком и полностью согласен с господином главнокомандующим, за исключением одной детали, сир.

— Что вы имеете в виду?

— Я убежден, что организаторы волнений не участвовали в мятеже и остались на свободе.

— Хм-м-м, — пробормотал его величество. — Почему вы убеждены, что все спланировано заранее, капитан?

— Почему, сир? Ну, во-первых, засада.

— Так.

— Во-вторых, нельзя забывать о памфлетах.

— Каких еще памфлетах?

— Понимаете, сир, в мои обязанности входит следить за появлением подрывных материалов, циркулирующих по городу в целом, а в особенности на Дне.

— Ну и что за материалы циркулируют по городу?

Кааврен слегка покраснел, бросил быстрый взгляд на императрицу, а потом сказал:

— Сир, вашему величеству нет никакой необходимости знать подробности.

— Понимаю.

— В большинстве своем памфлеты содержат насмешки.

— Насмешки?

— Да, сир. Они высмеивают двор, эдикты и…

— И меня?

— Да, сир.

— Ну?

— Сир, я считаю, что перед настоящим восстанием подобные листки перестают быть смешными, в них появляется злость.

— А вы, господин главнокомандующий? Что вы думаете?

Ролландар поклонился:

— Полностью согласен с капитаном.

— Понятно. Тогда скажите мне, капитан, почему памфлеты продолжают появляться? Почему они не запрещены?

— Сир, ну, на то есть две причины.

— Две причины? Хотелось бы их узнать.

— Во-первых, они попросту всплывут в другом месте, только будут лучше законспирированы, а значит мы не будем знать заранее о смене иронии на гнев.

— Совсем неплохая причина. А вторая?

— А вторая состоит в том, что памфлеты могут немедленно сменить тон.

— Хм-м-м. Значит, вы считаете, что насмешникам не следует мешать?

— Убежден, сир.

Его величество вздохнул:

— Ладно. Продолжайте.

— Сир, — сказал Кааврен, — я почти ничего не могу добавить к тому, что скажет лорд Ролландар, и простите, я очень устал.

— Да, да, мой добрый капитан. Можете идти — вы заслужили отдых.

Кааврен поклонился сначала его величеству, потом ее величеству, а затем главнокомандующему, после чего покинул Нижний Квартал, отдав по дороге необходимые распоряжения своим гвардейцам, которые должны были сопровождать их величеств обратно в покои. Ему вслед с почтением смотрели придворные, в глазах фрейлин читалось восхищение.

А усталый Кааврен покинул дворец, вышел на улицу и зашагал к дому.

ГЛАВА 13

Которая повествует о возвращении Кааврена домой для разговора со своими друзьями и его решении пропустить один день службы во дворце, а также о приходе гостей

Ранним-ранним утром, когда полог тьмы еще укрывает покой на улицах Драгейры и мрак нарушают только редкие сияющие сферы или лампы, висящие на стенах общественных зданий, а тишину — лишь шаги стражи, Кааврен устало возвращался домой. В голове тиасы беспорядочно сменялись события прошедшего и такого длинного дня. Казалось, он идет как во сне, разгоряченные лица и сверкающие клинки мелькают перед его мысленным взором, на него накатывают волны самых разных эмоций — страх, гнев, возбуждение и даже удовлетворение, — тогда, в безумии сражения, был слишком занят, чтобы что-то чувствовать.

Наконец тиаса подошел к своему дому и облегченно вздохнул. Открыв дверь, он услышал голоса и ощутил приятное возбуждение: его друзья не спали и сегодня ему не придется сразу ложиться в постель. Надо заметить, что эмоции, о которых мы упоминали, ярость сражения, временами становившегося почти безнадежным, — все еще владели им.

Первой тиасу заметила Тазендра, сидевшая напротив входной двери. Она вскочила со стула и, с широкой улыбкой и сверкающими глазами, вскричала:

— Кааврен! Какая чудесная была схватка, не правда ли? Посидите с нами, выпейте бокал вина и помогите нам рассказать, как все происходило, нашему старому другу Сахри. Кстати, вы не забыли Мику? А это Фоунд, лакей Айрича.

Тазендра, как и Айрич, устроившийся в своем любимом кресле, не выглядела сонной — факт, поразивший тиасу: он знал, что они провели в седле почти тридцать часов, а потом сражались еще десять или двенадцать часов. Мика также держался исключительно бодро, и только худощавый текла, по имени Фоунд, казался, на опытный взгляд Кааврена, утомленным долгим путешествием.

Так уж получилось, что воодушевление Тазендры подействовало на нервы тиасы чрезвычайно благотворным образом, и, сам того не замечая, он очутился в своем любимом кресле с бокалом вина в руке и весело смеялся, слушая, как Тазендра привирает подробности злоключений одного из их противников. Потом они пели старую походную песню, в которой речь шла о победах неких генералов, когда-то знаменитых, а теперь почти забытых; и, конечно же, вспомнили прежние приключения.

Мика сидел на краешке дивана и краснел от удовольствия, когда Тазендра рассказывала о необычном применении знаменитого табурета во время засады возле таверны «Раскрашенный Знак», — читатель, возможно, помнит о ней из нашей предыдущей истории, Кааврена изрядно позабавило, когда он заметил, как Мика бросает смущенные взгляды на Сахри, а та игнорирует его с таким упорством, что у тиасы не возникло ни малейших сомнений — Мика может рассчитывать на взаимность.

— Ну, — заявила Тазендра, у которой временно истощился запас историй, — а как у вас дела, Кааврен? Остался ли император доволен вашим докладом?

— Доволен? — переспросил Кааврен. — Пожалуй, да. Во всяком случае, он улыбался одной из своих самых благосклонных улыбок и осыпал нас похвалами.

— В присутствии всего двора? — уточнила Тазендра.

— Именно. Разумеется, я назвал ваше имя, Тазендра, и ваше, Айрич.

Тазендра засияла, а Айрич пожал плечами, словно хотел показать, что для него это не имеет значения (впрочем, Кааврен уловил в глазах Фоунда огонек интереса; похоже, верного вассала гораздо больше, чем самого Айрича, заботила его слава).

— Ну, все это, конечно, замечательно, — неожиданно вмешалась Сахри, — однако, мне помнится, вам, господин Кааврен, нужно очень рано вставать, а за плечами долгая и трудная ночь, так что не помешало бы и немного поспать.

В первый момент Кааврену захотелось сделать ей выговор, но потом, с проницательностью, которой часто одарены чуткие и умные натуры, он понял, что она по-своему заботится о Мике. Поэтому, скрыв улыбку, он поднялся на ноги и сказал:

— Ты права, Сахри. Друзья мои, вам не стоит из-за меня прерывать вашей чудесной беседы. А я не в силах проигнорировать призыв моей постели — уж слишком у нее пронзительный голос — посему приятного вам вечера.

— По правде говоря, — призналась Тазендра, — я и сама устала; возможно, годы дают о себе знать.

Айрич пожал плечами, но и на его лице тоже была усталость.

«Что ж, — подумал Кааврен, — быть может, и я постарел».

Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Кааврен направился в свою спальню, где мгновенно заснул. Сон его был мирным и глубоким.

Тиаса проснулся на следующее утро в обычное время, спотыкаясь, добрел до кухни, плеснул водой в лицо, немного подумал и написал короткую записку, в которой говорилось:

«Сир, мне необходим отдых после вчерашних событий. Если возникнет нечто срочное, ваше величество знает, как меня найти. Надеюсь, мое отсутствие не вызовет у вашего величества неудовольствия.

Остаюсь вашим верным слугой — капитан Кааврен».

В ночной сорочке он вышел на улицу и, увидев двоих гвардейцев, проходивших мимо, подозвал их, передал свое послание и приказал немедленно доставить во дворец его величеству, после чего вернулся в постель и проспал еще несколько часов, наслаждаясь отдыхом, как бывалый солдат, которому всегда не хватает времени для сна.

Второй раз Кааврен проснулся от переполнявшего его чувства стыда — почему он до сих пор еще не на посту. Но потом тиаса вспомнил события прошлой ночи и вынес себе оправдательный приговор — он, безусловно, заслужил день отдыха. Кааврен откинулся на подушки и пролежал, блаженствуя, еще несколько минут, пока в его спальню не проник аромат свежей клявы. Тут он подумал, что ведь его друзья здесь, и наверное, уже проснулись. Кааврен живо вскочил, быстро оделся и как на крыльях слетел вниз по лестнице — подобного душевного подъема он не испытывал уже несколько столетий.

Он оказался прав: в гостиной сидели Айрич, Тазендра, Мика и Сахри, а из кухни вышел Фоунд с чашкой клявы, которую он почтительно протянул Кааврену.

— У вас и в самом деле острый слух, Айрич! — воскликнула Тазендра. — Вы услышали, как Кааврен вышел из своей комнаты наверху. Доброе утро, мой дорогой капитан, или, точнее, добрый день. Мы как раз обсуждали события при дворе — а кто лучше вас сумеет ответить на наши вопросы? Но сначала вам следует выпить клявы, не сомневаюсь, вы от нее не откажетесь.

— Согласен, Тазендра, — с улыбкой ответил Кааврен. Он вновь уселся в свое любимое кресло и вдохнул горьковато-сладкий аромат. Затем, откинувшись на спинку, сделал несколько глотков и сказал: — Итак, Тазендра, как давно вы проснулись?

— О, совсем недавно, — ответила леди дзур. — Прошло не больше часа с тех пор, как я встала, а Айрич пил лишь первую чашку клявы, когда я к нему присоединилась.