Гвардия Феникса (№2) - Пятьсот лет спустя

Стивен Браст

Пятьсот лет спустя

ПРЕДИСЛОВИЕ

В котором показано, что в трудах Паарфи Раундвудского присутствует как жестокая правда истории, так и восторги литературы; проиллюстрировано примерами из его историко-романтических сочинений

«Вымысел порой оказывается куда более мудрым и значительным,

нежели история, ведь вымысел озабочен всеобщим, а история — частным».

Экрасан из Сиблтауна

«Правда невероятнее вымысла».

Приписывается многим

Поскольку основатели наших критических традиций высказывают подобные суждения, нет ничего удивительного в том, что исторический роман, а таковым является том, который вы сейчас держите в руках, занимает не слишком выгодное положение между научными работами и романтическими сочинениями и подвергается яростному хулению с обеих сторон. Когда Паарфи Раундвудский собрался опубликовать «Три порванные струны», руководители издательства университета попросили его прибегнуть к вымышленному имени, дабы не компрометировать стоявшее на исторических монографиях. Паарфи отказался, и в результате любители его романтической прозы стали покупать и изучать его исторические труды, пополняя столь необходимым золотом казну университета.

Впрочем, такой исход не помешал издателям повторить свое требование перед публикацией «Гвардии Феникса», но к тому моменту Паарфи успел разойтись с ними во мнениях по множеству позиций относительно примечаний и карт к своей последней монографии, а посему снова наотрез отказался воспользоваться псевдонимом. И опять ревностные почитатели бросились раскупать его монографии. Некоторые из них даже писали в университет, выражая свое разочарование, — очевидно, монографии не оправдывали их ожиданий, однако мы склонны полагать, что те, кого сии труды удовлетворили, не удосужились взяться за перо.

Авторы приключенческих романов утверждают, будто в исторической литературе нет ни искусства, ни настоящего мастерства; ученые, в свою очередь, обвиняют писателей в незнании истории, более того — в намеренном искажении фактов, кое приводит к пагубным последствиям. Ну а сами создатели исторических романов предпочитают помалкивать и заниматься своим делом.

Давайте теперь рассмотрим работы этого автора с точки зрения вышеозначенных претензий. Следует отметить, что хотя романисты и не претендуют на историчность, их читают историки и все, кто в любой форме интересуется историей. А первые всегда беспокоятся о вторых.

Несколько уважаемых ученых, особенно автор «Бэдры из Инна и Лотро: Исторические и поэтические сравнения», а также издатель «Горных баллад» нещадно ругали «Три порванные струны» за искажение фактов. В действительности в данном произведении нет ничего выдуманного, во всяком случае, каждый из обсуждаемых эпизодов может получить подтверждение по меньшей мере в трех источниках.

Не все они надежны, и Паарфи четко формулирует это в своем предисловии; но ни один из них не является его собственным сочинением. В тех же случаях, когда герою приписываются какие-то мысли, они взяты из опубликованных воспоминаний. Диалоги составлены по ранним источникам, главным образом по «Легендам Бид'на», «Горным балладам», «Мудрым изречениям пяти бардов», по книге Ваари «Кратко об использовании наречий в разговорном языке» и неизданным письмам, собранным в «Еллоуторн МСС 1-14» и помещенным в библиотеку данного заведения.

Литературные достоинства «Трех порванных струн» осмеяли уважаемый автор «Короткой жизни Лотро» и три благородных критика, которые высказали свое мнение в «Литературных размышлениях», не пожелав, однако, назвать свои истинные имена. Все критики и историки, в конечном счете, нападают на книгу за то, что она якобы не является романом.

Между тем нельзя отрицать, «Три порванные струны» написаны с большим мастерством. Эпизоды из жизни Бид'на рассказаны не в хронологическом порядке, а сгруппированы по следующим принципам: любовные приключения, гонения, дискуссии с людьми искусства, путешествия, поэтические произведения, музыкальные пристрастия и так далее.

Способы описания этих небольших историй выбраны весьма изящные; хотя структура не всегда удачна с точки зрения развития сюжета. Автор, безусловно, проявил немалое старание при создании книги, правда, мы склонны согласиться с критиками: действительно перед нашим мысленным взором не возникает портрет менестреля. Что ж, зато книга послужит источником полезной информации для студентов; кроме того, она хорошо продается, а значит, тематическое собрание историй представляет интерес для многих читателей.

Теперь поговорим об историках. Им совершенно не на что сетовать, однако они не упускают ни малейшей возможности принизить достоинства «Трех порванных струн». А вот обычные читатели не жалуются, хотя и у них есть причины для недовольства: книга написана скорее в научном стиле, нежели в развлекательном. Спасает положение то, что для своего произведения автор выбрал живую популярную фигуру, — и недочеты не столь заметны; по-видимому, этим и объясняется отсутствие негативных отзывов не только читателей, но и литературных критиков.

В любом случае, упомянутых недостатков лишена «Гвардия Феникса», в которой автор рассказывает о событиях так, как обычно делается в романах. Это обстоятельство спровоцировало историков на еще более активную критику — они утверждают, что подобная свобода изложения не может не привести к искажению фактов.

И все же, когда мы рассматриваем имеющиеся в нашем распоряжении источники, эта так называемая свобода не выходит за весьма жесткие рамки. К любой сцене, где участвуют два и более персонажей, усердный исследователь обнаружит по крайней мере одно письменное свидетельство: письмо, или мемуары, или герой говорил об этом с кем-нибудь, кто посчитал необходимым сохранить сведения для потомков. Деятельность преступников тщательно изучена по отчетам судебных процессов. Лакей текла по имени Мика, которому удалось подслушать несколько важных разговоров и который занимает не последнее место в данной истории, весьма подробно рассказал обо всех приключениях своей подруге Сахри, сохранившей заметки о тех славных событиях вместе со счетами. Так что даже размышления Мики не могут быть названы вымыслом.

Если кто-то заинтересуется трапезой друзей во время их путешествия, он непременно отыщет упоминания о гостиницах, в которых они побывали и оставили о себе чрезвычайно яркие впечатления. Следует признать, что не сохранилось достоверных сведений относительно того, что именно отведали Кааврен и его спутники по дороге из поместья Адрона э'Кайрана в Пепперфилд, но еда, которую положил им в рот Паарфи, была приготовлена поваром Адрона, а следовательно, могли быть найдены уцелевшие рецепты.

Справедливости ради отметим, что в книге имеется один аспект, действительно не соответствующий традициям того времени. Манера разговора придворных, а также Кааврена и его друзей. Речевые формы не зафиксированы исследователями и вообще не совпадают с интересующим нас периодом.

Для создания диалогов Паарфи использовал модное в то время «Путешествие Рэдрифа и Голдстара к Вратам Смерти» неизвестного автора, в особенности те эпизоды, где главные персонажи пьесы играют во внутреннем дворе тюрьмы. Доказательством тому служат слова одного из палачей в финале пьесы: «Собака! Мне кажется, я уже битый час ни о чем другом и не прошу!» Это или похожие восклицания несколько раз звучат в «Гвардии Феникса», а также в книге, которую вы сейчас держите в руках. Их назначение — показать, что время пустых любезностей подошло к концу.

Но тонкости словоупотребления, точность выбора момента использования этих оборотов речи дают прекрасное представление о придворных манерах того периода и позволяют не прибегать к громоздким и устаревшим конструкциям. Считайте подобный подход удачным переводом, не искажающим ничего существенного для всякого, кроме разве что лингвиста.

Таков наш ответ историкам. Только нам удалось заставить их замолчать, раздались возмущенные голоса писателей. Где же тут искусство, мастерство и полет фантазии, если подтверждение каждому событию, мысли и даже описанию трапезы можно найти в документах? Наши три пожелавших остаться инкогнито критика, как и сам Ваари, задают именно эти вопросы. На них совсем не сложно ответить. Искусство, мастерство и полет фантазии присутствуют вот где.

Во-первых, в самой структуре рассказа, которую Экрасан называет систематизацией происшествий. Заметьте, ведь «Гвардию Феникса» вполне можно было начать с описания зарождающихся интриг в Императорском дворце, а потом продолжить, переходя от одного персонажа к другому и из комнаты в комнату, собирая свидетельства так, как это принято у историков. Паарфи же выбрал иной путь. Он проникает в город и во дворец вместе с Каавреном из Каслрока и остается с ним, по мере того как тот знакомится со всеми основными персонажами.

Нам могут возразить: главные действующие лица — Сиодра, Адрон э'Кайран, лорд Гарланд, Катана э'Мариш'Чала — и другие важные исторические фигуры появились на страницах книги значительно позже. Но в этом-то и проявляется в полной мере гений автора. Вот вам демонстрация искусства, мастерства и полет фантазии: выбор точки зрения. Когда Кааврен входит в город, он никто: он общается с разными людьми, открывает для себя массу нового, просит друзей объяснить ему происходящее.

Читатель, не очень хорошо знающий историю, оказывается в таком же положении, что и Кааврен. Однако автор не доводит технику до крайности, а усиливает напряженность сюжета, в нужный момент показывая тех, кто строит козни против нашего героя и Империи, в то время как Кааврен пребывает в блаженном неведении, сменяющемся замешательством (ненавистное для нетерпеливого читателя состояние). Описаны исторические события, но порядок изложения и точку зрения, с которой они нам представлены, определяет сам автор.

«Гвардия Феникса» — это история приключений и интриг, и она соответствующим образом выстроена. Том, что вы сейчас держите в руках, совсем иного характера. Вам предстоит прочитать о неизбежной трагедии, об удивительных и странных поворотах судьбы, когда кому-то удается спастись, а кто-то гибнет. В нем также повествуется о событиях, о которых помнят даже самые забывчивые. Можно не знать о том, что произошло, когда Крионофенарр встретился с Адроном э'Кайраном в Пепперфилде в начале правления Тортаалика, однако о Катастрофе Адрона слышали все.

Построение книги, которую вы собираетесь прочитать, отражает это различие. Ученому не следует портить чтение хорошей книги предварительным подробным изложением ее содержания. И все же давайте забежим немного вперед… Перед императором появляется посланница. Наш автор прерывает рассказ, чтобы описать ее одежду и внешность, а закончив, ставит нас в известность, что задержка вызвана тем, что в это время она переходила из одного зала дворца в другой, сообщая страже о своей миссии, — и наконец предстала перед императором. Автор беспомощен перед неотвратимым ходом истории, ее невозможно остановить или замедлить, и потому он просто двигается вперед к катастрофе, словно становится жертвой наводнения или шторма.

Конечно, данная книга не является простым описанием разных точек зрения и цепи событий, во время которых вам предстоит встретиться как со старыми, так и с новыми персонажами Паарфи. При ее чтении возникают совсем другие ощущения, нежели когда вы держите в руках «Гвардию Феникса». Она сложнее и содержательнее, кажется гораздо более серьезной, хотя и не лишена смешного. Неблагодарный читатель, считающий, что написание истории не требует искусства, может трактовать ее так, как ему угодно.

Тем же, кого мы сумели убедить в противном и кто с самого начала обладал достаточной проницательностью, чтобы не совершать подобных ошибок, мы предлагаем окунуться в поток событий, и он принесет вас к ужасающей развязке, позволив ученому незаметно удалиться со сцены.

Д. Б.,

декан Памларского университета.

Р2:1/2:1/2/1/2

КНИГА 1

ГЛАВА 1

Которая повествует о состоянии дел в Империи, а также представляет читателю императора и придворных

В первый день осени, или в девятый день месяца валлисты, в пятьсот тридцать второй год правления его императорского величества Тортаалика I из Дома Феникса, в Императорском крыле появился гонец и испросил у императора разрешения на аудиенцию.

Прежде чем углубиться в подробности относительно послания, мы надеемся, нам будет разрешено сказать пару слов о самом посланце и обрисовать читателю ситуацию во дворце и Империи, что позволит ему лучше понять историю, которую мы намерены представить его вниманию.

Посланец оказался молодой женщиной приблизительно четырехсот лет, чье округлое лицо, приземистая фигура и короткие прямые русые волосы явно говорили о принадлежности их обладательницы к Дому Теклы, что подтверждалось еще и грубой кожей, и мозолями на руках. Но еще более примечательно — в сочетании с простоватой наружностью (если мы вправе употребить такое выражение касательно внешности) — выглядела одежда, в которой она предстала перед стражей Императорского крыла.

Женщина была одета в желтое, зеленое и коричневое — краски своего Дома, однако желтый отличался удивительно чистым, ярким оттенком, характерным для цветов, что растут в нижних долинах Тарска. Шелковую блузу украшала поразительной красоты желтовато-коричневая вышивка. Расклешенные кожаные брюки для верховой езды прикрывали сапоги цвета сочной зеленой травы, а шерстяной коричневый плащ посланницы застегивался изящной серебряной пряжкой в форме дзура.

Теперь, когда мы поставили читателя в известность об этих деталях, давайте поспешим за теклой, которая и не собиралась останавливаться, чтобы облегчить нам задачу. Пока мы описывали ее одежду, Сэб (а именно так звали теклу) разрешили предстать перед его величеством императором — разумеется, после того, как она доложила о своей миссии. Итак, мы имеем возможность последовать за ней и послушать, какие новости она принесла императору.

Поскольку, будучи теклой, Сэб не могла получить личный пропуск, ее сопровождал один из дежурных гвардейцев, некий драконлорд по имени Таммелис э'Терикс, который и привел Сэб к дежурному офицеру. Тот быстро и внимательно оглядел ее, а затем едва заметным кивком головы показал, что она может пройти. Следует отметить, что все это происходило в Первой Приемной, или Последней Приемной, как ее иногда называют, но мы будем придерживаться терминологии историков того периода, о коем идет речь, и надеемся, что проницательность наших читателей позволит избежать возможной путаницы. Приемная соединялась с Императорскими покоями для аудиенций первого уровня — если использовать официальное наименование, — или Тронным залом, так о нем упоминают некоторые историки. Впрочем, в действительности все знали это помещение как Портретный зал.

В тот момент, когда мы начали свое повествование, было всего на пятнадцать минут больше третьего часа после полудня, и посему двери Портретного зала оставались широко распахнутыми. Сэб, несмотря на принадлежность к Дому Теклы, уверенно прошла мимо придворных и аристократов, толпившихся в комнате и подвергавших серьезному испытанию заклятие прохлады, наложенное волшебницей атирой маркизой Блэкпульской.

Наконец, непосредственно перед его величеством, Сэб ждал Брадик, хранитель колокольчиков. Таммелис, миссия которого была на этом завершена, передал теклу на попечение лорда — Брадика. Сей почтенный господин, занимавший свой пост в течение полутора тысяч лет, повернулся к Тортаалику и хорошо поставленным голосом объявил:

— Посланница от ее высочества Сенниа, герцогини Блэкбердриверской, наследницы от Дома Дзура.

Его величество в тот момент по своему обыкновению развлекался шутливой беседой с придворными: поочередно пытаясь вызвать у себя злость, печаль и радость, чтобы заставить вращающийся у него над головой Орб менять цвет. Как всегда, успех ему сопутствовал лишь частично. Орб приобрел бледно-красный оттенок раздражения, который, впрочем, сразу сменился светло-зеленым, лишь только лорд Брадик сделал свое объявление, а во взгляде Тортаалика появилось легкое любопытство.

— Ах вот оно что, — откликнулся император, — от Сенниа.

— Да, ваше величество, — кивнул Брадик.

— Ну, — промолвил его величество, стараясь вспомнить, слышал ли он когда-нибудь имя Сенниа, и если слышал, то в какой связи, — пусть посланница предстанет передо мной.

Пока уважаемая Сэб приближается к императору Тортаалику, чтобы передать ему свое сообщение, мы позволим себе вкратце рассказать о переменах, произошедших во внешности и характере его величества с тех пор, как мы в последний раз говорили о нем нашим читателям, то есть в начале его правления, описанном в «Гвардии Феникса».

Внешне император изменился совсем мало. Он теперь делал маникюр, а также наносил краску на лоб и уши (на сей раз был выбран ярко-красный цвет, отлично сочетавшийся с золотом костюма). Тортаалик просто обожал бриллианты и непременно надевал кольцо или браслет, бриллиантовые серьги или ожерелье. Ни его лицо, ни фигура не претерпели заметных трансформаций, лишь на лбу добавилось несколько морщин. Наши читатели должны помнить, какой нежной была у Тортаалика кожа. Император стал заботиться о ней с еще большим усердием: он ежедневно купался в ароматических маслах. И уж наверняка читатели не забыли его узких бледно-голубых глаз и белокурых, вьющихся кольцами волос.

Относительно его характера, разглядеть определенные черты которого значительно труднее, мы скажем, пользуясь имеющейся у нас возможностью, что существенные перемены наметились еще четыреста лет назад, когда Тортаалику пришлось отправить в изгнание свою сестру, попытавшуюся отравить его при помощи специально изготовленного кубка — на него не распространялось могущество Орба. Только бдительность Гиорга Лавоуда спасла императору жизнь. Более того, не вызывает сомнений, сестра Тортаалика являлась главной движущей силой заговора, что не помешало его величеству сделать все, чтобы скрыть ее причастность — из любви к сестре или желания замять скандал. А может быть, им двигали какие-то иные, не известные нам причины.

Тортаалик, несомненно, изменился, став с течением столетий капризным и угрюмым. Он посвящал все больше времени пустым затеям. Частенько он и вовсе ничего не делал. Изредка его, конечно, охватывала бурная жажда деятельности, и тогда он начинал интересоваться государственными делами, но такие периоды обычно продолжались совсем недолго.

Среди прочих событий, повлиявших на жизнь двора, следует выделить два: уход на покой его доверительности герцога Уэллборна и назначение Джурабина на должность премьер-министра; эти перемены и способствовали тому, что его величество стал слишком предаваться лени и пустым развлечениям. Читатель может не сомневаться: данные изменения привели и к другим результатам, и мы в свое время не преминем о них сообщить.

Посланница Сэб, к которой мы теперь с вашего позволения возвратимся, почтительно склонилась в реверансе перед его величеством и сказала:

— Я передаю вам, сир, слова привета из владений ее высочества Сенниа и прошу выслушать послание, которое она доверила мне, оказав немалую честь.

— Мы принимаем ее приветствие, — ответил Тортаалик, — и с нетерпением ждем новостей.

— Тогда, сир, я передам вам ее послание.

— И правильно поступите. Так где же письмо?

— Нет, нет, ваше величество. Сенниа доверила мне сообщить известие вам устно.

— В таком случае можете говорить.

— Непременно, сир, — заявила Сэб, откашлялась и начала: — Вот что я должна передать: ее высочество Сенниа, столкнувшись с очень серьезными проблемами личного характера, просит ваше величество позволить ей не присутствовать на Встрече провинций. Она надеется, что не навлечет на себя тем самым гнев вашего величества. Сенниа рассчитывает получить разрешение вашего величества.

Его величество нахмурился, а Орб стал оранжевым. Затем взгляд Тортаалика остановился на мощной, бочкообразной фигуре Джурабина. Премьер-министр, расталкивая придворных, решительно пробирался к трону. Тортаалик нетерпеливо передернул плечами; однако Сэб казалась совершенно спокойной; впрочем, кое-кто из опытных придворных заметил, как на висках у нее выступил пот.

Наконец Джурабин добрался до трона и наклонился к императору, чтобы его величество мог с ним пошептаться. Император быстро рассказал о том, что произошло, Джурабин с некоторым удивлением посмотрел на Сэб, а потом произнес следующие слова:

— Но, сир, на какой вопрос я должен дать ответ?

Его величество слегка покраснел, а придворные, которые не слышали их разговора, увидели, что Орб начал темнеть.

— Во-первых, Биспэтч, — ответил император, обращаясь к Джурабину по его титулу, — он так делал всегда, когда был раздражен, — полагаю, вы, как премьер-министр, должны знать, что еще один делегат — более того, наследник трона — отказался участвовать во Встрече. Во-вторых, я не удостоил вас чести, задавая вопрос, хотя, пожалуй, у меня к вам есть одно предложение, — теперь голос его величества был полон жесткого сарказма, — не хотите ли подумать вот о чем: может, нам следует прекратить принимать отказы. Ведь если так будет продолжаться и дальше, то очень скоро окажется, что на Встречу не соберется никто.

Джурабин понял, что слегка рассердил его величество.

— Простите меня, сир, — с поклоном сказал он. — Моя бедная голова с трудом справляется с непомерными нагрузками, и если вам показалось, что я проявил бесцеремонность в разговоре со своим сюзереном, то прошу поверить, это произошло по чистой случайности.

Его величество расслабился и небрежным взмахом ладони дал понять, что больше не гневается. Джурабин продолжал:

— Если мое мнение по данному вопросу имеет для его величества какое-нибудь значение…

Император подтвердил, что готов выслушать совет своего премьер-министра.

— … я бы сказал, что, не соглашаясь принимать оправдания, ваше величество рискует прослыть тираном. Мало того, это всего лишь сорок шестой отказ, из чего следует, что на Встречу прибудет более двухсот делегатов, — по-моему, такого количества участников вполне достаточно.

— Тут все зависит от того, сколько еще делегатов попытаются пропустить Встречу, — пробормотал его величество.

Джурабин молча поклонился, довольный, что удалось убедить императора, который обратился к посланнице:

— Что ж, просьба вашей госпожи будет удовлетворена. Передайте ей мои наилучшие пожелания.

— Можете не сомневаться, я так и сделаю, сир, — заверила его величество Сэб, низко поклонилась и покинула зал для аудиенций.

Как только она ушла, император повернулся к премьер-министру:

— Хочу с вами переговорить, Джурабин.

— Конечно, сир. Надеюсь, я не вызвал неудовольствия вашего величества.

— Нет, но визит посланницы навел меня на некоторые размышления, и я хотел бы их обсудить с вами.

— Как пожелаете, сир. Только разрешите обратить внимание вашего величества: придворные уже собрались здесь, чтобы вы оказали им честь и…

— Да, Джурабин. И все же нам надо поговорить.

— Хорошо, сир.

— Тогда перейдем в Седьмую комнату.

— Слушаюсь, сир.

Его величество встал, и все придворные, которым в свое время удалось занять стулья, последовали его примеру. В зале наступила тишина. Тортаалик небрежно махнул им рукой и огляделся в поисках дежурного офицера, в чьи обязанности входило его сопровождать. Офицер находился у него за спиной.

— Седьмая комната, — сказал его величество. Офицер поклонился и первым устремился сквозь толпу, придворные расступились, давая дорогу. Император и премьер-министр неторопливо следовали за офицером. Орб, ставший светло-зеленым, медленно кружил над головой его величества. После того как офицер вышел через Зеркальные двери, которые слуга поспешно распахнул перед ним, процессия двинулась дальше по коридору Тика, вверх по Зеленой лестнице, в комнату с семью стенами, где его величество больше всего любил вести подобные разговоры. Офицер открыл дверь в комнату и, убедившись, что там никого нет, отступил в сторону, пропуская его величество и премьер-министра, затем аккуратно затворил дверь и встал на страже.

Его величество уселся в свое любимое кресло — с толстой золотистой обивкой и маленькой скамеечкой для ног — и жестом предложил Джурабину присесть. Когда премьер-министр опустился на стул с прямой спинкой напротив его величества, последний без всяких предисловий спросил:

— Что вы делаете для улучшения финансового положения Империи, Джурабин?

— Сир, — ответил, слегка смутившись, Джурабин, — я делаю все, что в моих силах.

— И что именно?

— Не проходит и дня, чтобы я не пытался изыскать возможности для новой экономии. Сегодня, например…

— Новой экономии, Джурабин? И это все, на что вы способны?

— Да, сир, до Встречи провинций…

— Ах да, Встреча… от которой сейчас отказался еще один участник. Джурабин, если она вообще состоится, то принцы и делегаты появятся в Драгейре в течение ближайшей недели.

— Возможно, сир, — кивнул Джурабин.

Несмотря на то, что его несколько удивил неожиданный интерес его величества к проблемам государства, премьер-министр не выглядел особенно встревоженным из-за присутствия или отсутствия принцев или делегатов.

Его величество нетерпеливо передернул плечами:

— Следовательно, вы не считаете, что такое количество отказов прибыть на Встречу является очевидным признаком заговора?

Джурабин поднял голову:

— Есть некоторое ощущение, сир. Но иногда нам кажется, будто кто-то готовит рыбу, а на самом деле мы лишь находимся на берегу океана.

— Обычно мне легко определить, нахожусь ли я на берегу океана, — заметил его величество.

— Каким образом, сир?

— Когда я чувствую, что у меня промокли ноги.

Джурабин склонил голову перед остроумным ответом его величества и спросил:

— Сир, а сейчас у вас мокрые ноги?

— Если вокруг меня и зреет заговор, Джурабин, то я его не вижу.

— Быть может, это вовсе не заговор, сир, — предположил премьер-министр, — во всяком случае, не среди нас или принцев.

— В самом деле?

— Может быть.

— Значит, вы все-таки не исключаете возможности?

— Я не это имел в виду, сир.

— А что же тогда вы имеете в виду?

— Если говорить прямо…

— О Боги! — вышел из себя его величество. — Уже давно пришло время говорить прямо!

— Я полагаю, многие делегаты боятся прибыть во дворец.

— Боятся? — вскричал император. — Неужели Сенниа, леди дзур, чего-то боится?

Джурабин пожал плечами:

— Дзуры проявляют храбрость, когда им предстоит сражение, сир. Однако многие из них пасуют перед менее явными опасностями — в особенности когда они их не понимают.

— Менее явные опасности? Объясните же наконец! Вы считаете, они боятся меня?

— Не вас, сир, скорее друг друга.

— Джурабин, должен признаться, я по-прежнему ничего не понимаю.

— Значит, мне следует объяснить?

— Осколки и черепки, вот уже целый час я вас ни о чем другом и не прошу!

— Что ж, вот как я вижу ситуацию.

— Продолжайте. Я весь внимание.

— Сир, по традиции принцам было предложено определить денежное пособие на императорские расходы для следующей фазы, которая начнется менее чем через пятьдесят лет.

— Я предпочитаю, — заметил император, — термин «императорский налог».

— Как пожелаете, — ответил Джурабин. — Хотя это трудно рассматривать как налог — ведь в данном случае, в отличие от других императорских налогов, Дома сами назначают величину своего взноса от общей суммы, которая в соответствии с законом установлена Империей.

— Тем не менее слово «пособие» оскорбляет мой слух.

— Хорошо, сир, налог. Так вот, по закону Империи, берущему начало от шестого цикла, принцы должны встретиться и прийти к соглашению о том, какую сумму необходимо заплатить каждому Дому.

— Да, да, понимаю. Продолжайте.

Джурабин откашлялся и сказал:

— Слушаюсь, сир. Именно сейчас принцам весьма затруднительно решить данную проблему.

— Именно сейчас, Джурабин, но почему? Что же делает решение этого вопроса более сложным, нежели обычно?

— Ну, во-первых, всех беспокоит позиция Дома Дракона, который требует, чтобы его доля была сведена к нулю, — они желают компенсировать расходы на создание армии.

— Создание армии? А зачем им армия?

— Люди Востока вторгаются в Империю с юга, сир. Кроме того, восстания Дома Теклы угрожают сразу нескольким владениям на западе. Мы получили петиции с просьбой о помощи от герцога Этуотера, герцога Лоунрока, герцогини Грейтуоркской и…

— Однако мне казалось, мы заключили мир с людьми Востока.

— Сир, людей Востока много, далеко не все из них общаются между собой, не говоря уже о том, чтобы соблюдать договоры, заключенные другими. Соглашение вашего величества с королевством к востоку от Пепперфилда в начале правления вашего величества все еще в силе, но остальные…

— Хм-м-м. Не слишком разумно они себя ведут. Их бы следовало поставить на место.

— Именно это через своего наследника Истменсуотча и предлагает Дом Дракона.

— Как, неужели тут замешан Истменсуотч?

— Во всяком случае, так сообщают мои источники, сир…

— Вы хотите сказать, ваши шпионы?

Джурабин пожал плечами:

— Создается впечатление, что сам герцог против подобных действий, но вынужден подчиниться решению своего Дома.

Его величество покачал головой, словно отказываясь вникать во внутренние проблемы Дома Дракона.

— Ладно, — вздохнул он, — а что теклы? Обращались ли мы к их Дому и предупреждали ли наследника, что в соответствии с законом ему придется отвечать за нарушение порядка?

— Они якобы не в состоянии выполнить своих обязательств из-за неурожая: за последние двести лет климат на западе очень изменился, что привело к тридцати или сорока сезонам засухи, причем до конца этой фазы поворота к лучшему не ожидается. Засуха и вызвала требования Дома Теклы уменьшить их платежи владельцам земель, а также бесчисленные восстания, которых становится все больше и больше.