- Я - Астахов. Сергей Астахов.
      - Откуда вы знаете столько языков?
      - Но я же историк, - проговорил он несколько удивленно.
      - А я - начальник уголовного розыска Белоярска, - ответил тот. - И хоть работаю в области права, но латынь не знаю.
      - Могли бы и выучить, - неожиданно для себя, дерзко ответил Сергей. Но тут же вскинул удивленный взгляд на мужчину: - Начальник уголовного розыска? А что...О, Господи! - дошло до него. Он вспомнил рассказ Наташи. Я же, по-вашему, кого-то убил...
      - Есть такая версия, - кивнул, присаживаясь рядом, мужчина. - Кстати, зовут меня Петр Андреевич Иволгин. А это, - он представил сотрудников: Костиков Александр Николаевич и Приходько Игорь Васильевич. - Вы как себя чувствуете, Сергей?
      - Допрашивать будете? - усмехнулся тот. - У меня эти допросы уже в печенках сидят! - яростно вырвалось у Сергея.
      - И как прикажете понимать ваше заявление? - спокойно отреагировал майор.
      - Я по горло сыт войной, - устало проговорил Сергей. - И не хочу снова возвращаться в этот ад. Не хочу никаких допросов и признаний, версий и предположений. Я и в Белоярск приехал только потому, что ненавижу войну и тех негодяев, которые наживаются на ней. Хотел написать книгу и назвать ее "Джума". По-турецки, это значит "чума". Потому что война и есть чума.
      - Чем же вас привлек в этом плане именно Белоярск?
      - Прежде, я хотел все выяснить о самой чуме, как заболевании. А в Белоярске в начале века останавливалась экспедиция русских врачей под руководством Даниила Кирилловича Заболотного. Здесь осталось много архивных материалов. В 1910 году русские врачи работали в Харбине во время вспышки там чумы. Многие из них погибли. Среди них была и моя бабушка - Анна Снежкова.
      - Вы помните еще какие-нибудь фамилии из той экспедиции? взволнованно прервал его Георгий Степанович.
      - Мой отец был врачом, но он рано умер. Как и мама. После них осталось много материалов и семейных альбомов. Долгое время мы жили в Ашхабаде. Потом я попал в детский дом, из которого меня позже забрали родственники отца и я жил в Ленинграде. Но те самые альбомы и семейные архивы мне удалось разыскать. Конечно, помню, Георгий Степанович. В них часто упоминались Володя Михель, Илья Мамонтов, французский врач Жерар Мени и, конечно же, князь Рубецкой со своим лучшим другом - Степой Артемьевым...
      В комнате повисла напряженная тишина. Сергей непонимающе переводил взгляд с Георгия Степановича на Иволгина.
      - Что... что-то не так?.. - в его голосе послышалась тревога. - Я, правда, Астахов, - попытался он в который раз убедить приезжих.
      - Сергей, - переходя на "ты", обратился к нему Иволгин, бережно кладя руку на плечо доктора, - перед тобой сидит сын Степана Артемьева. И ты обязан ему до гробовой доски!
      - Георгий Степанович! - воскликнул Сергей. - Степанович... Надо же! Сын Степы Артемьева... - он попытался подняться, но со стоном откинулся на подушку.
      - Лежи уже, Аника-воин, - нахмурясь, бросил Иволгин.
      Сергей открыл глаза и с усилием проговорил:
      - Петр Андреевич, я готов. Спрашивайте...
      - Ты ж по горло сыт войной, - усмехнулся тот.
      - А, - отмахнулся Сергей, тяжело дыша. - Как говорили старые пираты: "Кому быть повешенным на рее - тот не утонет."
      Артемьевы - Георгий Степанович и Наташа, деликатно удалились в другую комнату. Напоследок доктор бросил на Петра Андреевича строгий взгляд. Тот покачал головой и засмеялся:
      - Все в порядке будет. Не волнуйтесь. - Затем обратился уже непосредственно к Сергею:
      - Меня интересует главное: что произошло в тот вечер?
      - Да поскользнулся я на этом чертовом тротуаре! - в сердцах бросил Сергей. - Еще днем, когда шел в библиотеку, подумал: хоть бы песком кто посыпал. И как напророчил! Темно было, понимаете? Чувствую, нога поехала, а в руках у меня пакет с книгами был. Ну, думаю, сейчас изваляю их все неудобно как-то будет, - он смущенно опустил глаза. - Я ж не местный, мне и так навстречу пошли, разрешили на квартиру взять, поработать. Вообщем, ноги едут, руками машу, а зацепиться не за что. Потом - будто кто топором по голове огрел и все... Провал полный. - Петр Андреевич, можно воды попить?
      Когда Игорь Приходько напоил его, Иволгин спросил:
      - Может, перерыв сделаем?
      Сергей отрицательно покачал головой:
      - Не надо. Давайте все сразу выясним.
      - Сразу не получится, милостивый государь, - Иволгин поперхнулся, так как последние два слова явились неожиданностью даже для него самого. "Вот уж, воистину, с кем поведешься... Да и этот "пациент", твою дивизию, нехай! - на латынь намекает. И с кем я, скажите, пожалуйста, на ней разговаривать буду?" - Может, ты, Сергей, встретил кого по пути? - продолжал он.
      - Да кого я мог встретить? - уныло заметил тот. - Темно было, холодно. Все по домам сидели. Нет, - покачал он головой, - не было никого. Хотя... постойте... Был мужик! Точно был, Петр Андреевич! Я его и накануне встретил, - волнуясь, быстро заговорил Сергей. - Он, наверное, живет где-то поблизости. За день до... ну, вообщем, как мне головой стукнуться, он из машины выходил. Жигули-"шестерка", возле детской площадки стояли. А в тот вечер он мне при входе в арку встретился.
      - Откуда куда? - подался вперед Иволгин.
      - Я заходил, а он мимо прошел из арки, на соседнюю улицу.
      - Узнать сможешь?
      - Не знаю, - неуверенно ответил Сергей. - Свет падал с дороги, но вряд ли. - Он с минуту размышлял: - Петр Андреевич, он может быть бывшим военным.
      - Почему ты так решил?
      - Я на них насмотрелся. Три года четыре месяца в Афгане был, переводчиком с фарси. У них походка, выправка... не знаю, но что-то неуловимое на всю жизнь остается. Вот и этот мужик - он точно раньше форму носил. Вспомнил! - азартно выкрикнул Сергей, подхватываясь, но, видимо, не расчитал собственные силы, потому как тотчас обмяк и, схватившись обеими руками за голову, протяжно и глухо замычал.
      Игоря Приходько, словно ветром, снесло со скамьи и он опрометью кинулся в соседнюю комнату, на ходу крича:
      - Георгий Степанович! У него опять... как тогда - крышу срывает!
      Вбежали перепуганные Артемьев и Наташа.
      - Ну что же, вы, Петр Андреевич, - бросил укоризненно доктор Иволгину. - Обещали же...
      Сергей закатил глаза, через стиснутые зубы с шумом вырывалось дыхание. Бледное лицо покрылось капельками пота. Он повернулся набок, поджав колени к животу и сквозь стон выдавил:
      - Ухо... У него что-то с левым ухом... Господи, да что же это! Голова... - и вдруг, выгнувшись дугой, страшно заскрежетал зубами от боли...
      Глава восьмая
      Машина мягко затормозила и остановилась.
      - Я буду ждать тебя здесь, - повернувшись, стараясь не встречаться с ним взглядом, обронил водитель.
      Он, с грацией хищника покинув салон, быстро зашагал по едва приметной тропинке. Дойдя до нужного места, остановился и осмотрелся. На лице мелькнула удовлетворительная улыбка. Пройдя еще несколько метров, он деловито и сноровисто приступил к осуществлению задания.
      Оказавшись по другую сторону забора, сначала притаился, а потом, прячась за деревьями, осторожно стал передвигаться по территории. Огромный дом был погружен во мрак, лишь над входом горела яркая лампа. Но дом ему ни к чему, разве что в самом конце, когда он выполнит все намеченное. Сейчас же его интересовал маленький флигель, расположенный в глубине соснового парка. Во флигеле свет освещал небольшую веранду и одно из окон. Вскоре на веранду вышел тот, кто был ему нужен. Он взглянул на светящийся циферблат часов и ухмыльнулся.
      Покинув флигель, человек, не поропясь, направился к бане.
      "Зачем он ходит туда каждый вечер? - подумал он. - Моется? В нетопленной бане? А мне это зачем? Ходит и ходит... Нет, мне интересно. Может, спросить? А вдруг не признается?" Он вновь посмотрел на часы и, засекая время, стал терпеливо ждать. Наконец, человек вышел из бани. Засунув руки в карманы, подтянул штаны, молодецки поводя при этом плечами, и закурил.
      Он видел, что курит тот с явным удовольствием - расслабившись, неспешно, глубоко затягиваясь. И то картинно выпуская тонкую струйку дыма через рот, а то, как огнедышащий дракон, две мощные струи - через нос.
      Он пристально вглядывался в стоящего неподалеку человека, пытаясь угадать, что именно нужно сделать, чтобы потом с таким наслаждением курить. Человек бросил окурок под ноги и тщательно его затоптал. Затем громко рыгнул, прочистил нос и смачно сплюнул под ближайший куст. Наблюдавший за ним, скривив губы, поморщился от отвращения. Человек приближался.
      "Может, все-таки спросить? Ему уже все-равно, а мне интересно.", - и он легко, по-кошачьи, выскользнул из своего убежища, оказавшись прямо на пути человека. Тот в первый момент испуганно отпрянул, но тут же, ни слова не говоря, ринулся вперед, пытаясь провести серию ударов и захватов. Однако, реакция незнакомца намного превосходила его собственный уровень. Не прошло и нескольких секунд, как человек уже лежал на земле, судорожно хватая ртом воздух и буквально сходил с ума от раздирающей его всего нечеловеческой, страшной боли. Он хрипел и стонал. Открыв глаза, увидел склоненную над собой фигуру.
      - Зачем ты ходишь в баню, ведь там не топлено?
      Когда до человека дошел смысл вопроса, он перестал даже корчиться от боли. Глаза его выкатились из орбит.
      - Ты кто? - лишь прохрипел из последних сил слабеющим голосом.
      - Ты не ответил на мой вопрос, - обиженно произнес незнакомец. - Жаль, - вздохнул он. - Извини, но мне придется узнать это самому.
      - Ты убьешь меня? - с ужасом спросил человек.
      - Конечно, - просто, обыденно и спокойно ответил незнакомец и веско добавил: - У меня - задание! - После этих слов он наклонился еще ниже, сделал молниеносный жест руками и человек, не проронив ни звука, умер...
      Открыть входную дверь большого дома было для него сущей безделицей. Он вошел, включил свет и с интересом оглядел интерьер. Заметив ведущую на второй этаж лестницу, быстро поднялся по ней и проверил остальные помещения. Затем, спустившись, вышел во двор, подобрал мертвое тело и перенес его к подножию лестницы. Отступив на шаг, несколько минут разглядывал, склоняя голову попеременно то вправо, то влево. Увиденное, должно быть, не вызвало в нем удовлетворения и он недовольно поморщился. Но, вспомнив о задании, он, пересилив себя, с явным сожалением покинул дом, плотно прикрыв за собой дверь.
      "Как некрасиво получилось", - подумал с досадой. Он уже подходил к забору, когда вспомнил о бане. И, решительно развернувшись, пошел по направлению к ней.
      Войдя, привычным жестом ощупал правую и левую стенки. Найдя выключатель, щелкнул им, прикрывая глаза от ярко вспыхнувшего света. Ноздрями жадно втянул воздух и... лицо его расплылось в радостной, почти детской, улыбке.
      "У нас была такая же, - подумал он. И разом пришла новая мысль: - У кого, у нас? У нас..." - Он наморщил лоб, изо всех сил стараясь что-то вспомнить, но в голове мелькали лишь слившиеся в калейдоскоп разноцветные картинки: размытые, пестрые пятна, в которых так и не обозначились отчетливые образы.
      Баня была просторная, чисто вымытая и уютная, с устоявшимися запахами пряных трав, смолистого дерева и речной воды. В одном из углов он заметил небольшую бочку, до половины наполненную водой. Рядом с ней мокрело несколько пятен. Он подошел, наклонился и смочил в лужицах руку. Неизвестно зачем потер между пальцами капли воды и понюхал. Затем осторожно сдвинул бочку с места и глаза его азартно заблестели. Он поднял люк и смело стал спускаться по ступенькам. Ход оканчивался тяжелой дверью, закрытой на крепко сваренный стальной засов, но без замка. Отодвинув его, шагнул вовнутрь.
      Он долго стоял молча и поняв, что реакции на свое появление не дождется, подошел и сел рядом на кровать. Его пальцы осторожно коснулись ее щеки и погладили. Скользнув, провели по искусанным в кровь губам. Он откинул с лица пряди волос. Перебирая их, завороженно смотрел на текущие меж пальцев черные, но большей частью, седые локоны. Слегка оттянув наброшенное сверху одеяло, недовольно покачал головой. Тело сплошь покрывали синяки и кровоподтеки. Быстро освободив ее руки от наручников, он посмотрел ей прямо в глаза. Она лежала безучастная ко всему, безумным, остекленевшим взглядом уставившись в потолок. Казалось, жизнь и душа давно покинули эту истерзанную надругательствами плоть и только маленькие слезинки, сбегавшие из глаз, говорили о том, что женщина жива. Он огляделся в поисках ее одежды и заметил еще одну маленькую дверь.
      Это был небольшой чулан, в котором на полу, на голом матраце, посаженный на крупную цепь, сидел маленький, худенький мальчик. Свет из комнаты падал на его сведенное ужасом лицо.
      Он закрыл глаза. Стиснув зубы, сжав руками голову, стал раскачиваться из стороны в сторону, повторяя на странном, непонятном наречии:
      - Вставайте, вставайте... Они не придут... Они уже ушли...
      Он вновь силился вспомнить, потому что знал: таких женщин и таких детей он уже видел. Но где? Когда? Неужели прошлое протянуло свои шупальцы? Или будущее раскрыло перед ним двери в дни и ночи Апокалипсиса? А, может, это было всегда? Но у него нет ни прошлого, ни будущего... Тогда откуда он знает, как выглядят женщины и дети во времена, когда идет война всех против всех?!!
      Водитель нервно поглядывал на часы.
      - Идиота кусок! Шиза! - с ненавистью цедил он вполголоса, когда увидел идущего к машине напарника. Он раскрыл рот и обалдело уставился на него, а, придя в себя, заорал: - Ты что творишь, сука?! Кого ты привел?!
      - Много говорить опасно, - ледяным тоном ответил напарник, устраивая на заднем сидении машины женщину и ребенка.
      Водитель умолк, пораженный не столько его словами, сколько тем обстоятельством, что тот вообще заговорил! Он резко дал по газам. Машина, сорвавшись с места, петляя по грунтовой дороге, помчалась в сторону Белоярска. Через какое-то время сзади послышался охрипший, слабый голос:
      - Как вас зовут?
      - Лейтенант, - кратко бросил он, не оборачиваясь.
      Водитель, покачав головой, бросил на сидящего рядом мужчину полный затаенного страха взгляд...
      Глава девятая
      "Волга" мягко притормозила у ворот. Послышался звук клаксона. Затем еще несколько раз, но уже требовательно и настойчиво.
      Багров, сидевший за рулем, искоса глянул на расположившегося на первом сидении Родионова. Тот, скорчив недовольную гримасу, стал выбираться из машины, бормоча под нос:
      - Сейчас я ему устрою! Договорились же, чтобы ждал в это время!
      Он подошел к воротам, с силой вдавил кнопку звонка. В ожидании, несколько раз нервно дернул головой, подозрительно оглядываясь. За "Волгой", на которой они приехали с Багровым, стояла еще одна машина. Родионов увидел, как в ней опускается стекло со стороны водителя. Ругнувшись вполголоса, полез за ключами. Когда калитка в воротах открылась, он вошел и принялся открывать створки, распахивая их как можно шире. Затем махнул рукой. Машины одна за другой въехали и Борис Николаевич, выглянув, быстро закрыл ворота.
      Приехавшие выбрались из машин, потягиваясь и разминаясь. Закурили.
      - Я сейчас, - бросил на ходу Родионов, кипя от злости, и решительно зашагал к флигелю. Рванув дверь, громко крикнул: - Василий! Черт тебя возьми, ты здесь?
      В ответ не раздалось ни звука. Он наскоро проверил флигель и никого не найдя, вышел. С хмурым, озабоченным лицом вернулся к гостям.
      - Пошли в дом, - буркнул недовольно.
      Гости многозначительно переглянулись, но не говоря ни слова, молча проследовали за ним. Вместе с Багровым и Родионовым приехали еще двое. В просторном холле гости стали снимать верхнюю одежду и самостоятельно вешать ее во встроенные, искусно сработанные под панели, шкафы. Судя по их сноровке, чувствовалось, что обстановка и расположение помещений им знакомы и они бывали здесь уже не единожды. Послышались оживленные голоса, в которых, тем не менее, можно было различить настороженность.
      - Сбежал твой денщик, Борис Николаевич, - хохотнув, произнес полный, невысоко роста, мужчина.
      - Так далеко, что не угнаться, - послышался голос Багрова, который первым разделся и теперь с непроницаемым лицом стоял на выходе из холла, глядя прямо перед собой.
      Все в недоумении уставились на него. Он поманил их рукой. Стоило им приблизиться, как тотчас раздались возгласы, которыми обычно русский человек кратко и лаконично передает всю гамму переполняющих его чувств - от удивления до страха. Михаил Спиридонович поочередно оглядел прибывших, чуть дольше остановившись взглядом на Родионове. Но лицо Бориса Николаевича выражало столь неподдельные ужас и смятение, что Багров отбросил мелькнувшую было догадку о причастности его к смерти Василия Молохова, чье безжизненное теперь уже тело покоилось у подножия крутой лестницы, ведущей на второй этаж родионовской дачи.
      - Только трупа нам и не хватало, - поморщившись, заметил один из гостей - высокий, худой мужчина с нервным, желчным лицом.
      - Что делать будем, Миша? - обратился к нему Родионов. Губы его тряслись, глаза бегали.
      "Рядом тебя положим! - мстительно, с неприязнью, подумал Михаил Спиридонович. - Вот же наградил Бог подельничком!", но вслух, естественно сказал иное:
      - Милицию вызывать надо, - и с неприкрытым злорадством взглянул на Родионова.
      - Какую милицию?! Что ты несешь?! - сразу же пришел тот в себя. Хочешь, чтобы на меня еще один труп повесили?!
      - Еще? - деланно удивился Багров, приподнимая брови.
      Гости с интересом следили за их пикировкой.
      Родионов побагровел, глаза его стали наливаться яростью. Он набычился и вплотную придвинулся к Багрову:
      - Ты меня, Миша, не лови. Не надо, - произнес уже спокойнее, с плохо скрытой угрозой. - Теперь, Миша, все трупы - общие.
      - Кто знал, что Василий живет у тебя? - спросил один из гостей.
      - Почти никто, Валерий Петрович, - ответил Родионов мужчине с желчным лицом.
      - У него родственники есть? - продолжал допытываться гость.
      - Дальние, - ответил Багров. - Где-то под Воронежем.
      - Так, может, он к ним и уехал? - спокойно произнес Валерий Петрович.
      - А что? - тут же, поняв его, загорелся Родионов. - Собрался проведать, погостить, так сказать, - он натянуто рассмеялся. - Как считаешь, Михаил Спиридонович?
      - Только "провожать" его будешь сам, - четко проговорил тот, глядя на него в упор. - С меня хватит!
      Родионов попытался что-то возразить, но его жестом остановил второй гость:
      - Борис Николаевич, я тебе помогу. Не стоит ссориться из-за какого-то Василия. Он нам ни сват, ни брат. Где у тебя лопаты?
      - Анатолий Иванович, - попятился Родионов, - ты, что же, хочешь... у меня на даче его... закопать?
      - А, что, есть возможность его у Кремлевской стены похоронить? ухмыльнулся тот. - Или прикажешь твоего ординарца упаковать и на городское кладбище тащить? Ночью закапывать?
      Борис Николаевич окончательно растерялся и скис. Он развел руками, затравленно переводя взгляд с одного гостя на другого, не минуя и Багрова:
      - Но как же это? Да мало ли что... Вдруг найдет кто?
      - Кто, например? - усмехнулся Багров.
      Родионов метнул на него злобный взгляд, но ничего не сказал. Осторожно подошел к телу Молохова:
      - И как его угораздило? Здоровенный мужик и... шею свернул.
      - Или свернули, - спокойно поправил Багров.
      Родионов резко дернулся, разворачиваясь к нему всем корпусом.
      - Что ты хочешь этим сказать? - на бледном лице Бориса Николаевича лихорадочно блестели глаза, в которых пополам было и панического страха, и испепеляющей ненависти.
      - Борис, это тебе привет от "святой троицы", - все так же спокойно пояснил Михаил Спиридонович. - И если ты до сих пор не понял этого, то мне искренне тебя жаль.
      Родионов не смог выдержать его взгляд и опустил голову:
      - Ладно, на даче, так на даче. Если все получится, я все-равно здесь не останусь. Но не закапывать же его белым днем?
      - Правильно, - усмехнулся Михаил Спиридонович, - давай его в спальню к тебе наверх отнесем. Пусть полежит до ночи. Борис! - рявкнул он так, что вздрогнули даже гости. - Готовь пленку и лопаты!
      Тот быстро выбежал из холла и далее во двор. Через несколько минут он вернулся, запыхавшийся и сосредоточенный. Расстелил прозрачный полиэтилен и замер в нерешительности рядом с телом Молохова. Гости переглянулись и молча приступили к "проводам"...
      Закончив, все четверо вернулись в дом. В ванной, с одинаково брезгливым и хмурым выражением на лицах, тщательно и долго отмывали руки. Пройдя в гостинную, разлив водку, замерли со стаканами в руках. Родионов, не глядя ни на кого, вдруг залпом осушил свой. Багров невольно дернул головой и тихо произнес:
      - Человек все-таки, пусть, как говорится, земля пухом... - и медленно выпил водку.
      За ним - двое гостей. Борис Николаевич принес из кухни пакеты с едой и выпивкой. Принеся посуду, принялся раскладывать на тарелках крупно нарезанную закуску. Делал он это торопливо и неумело, временами неловко подхватывая на лету грозившие упасть - то столовые приборы, то еду. Анатолий Иванович вызвался ему помочь. Валерий Петрович стал неторопливо разжигать камин. И только Багров с отсутствующим взглядом сидел в стороне в кресле, словно между ним и этими тремя, находившмися еще в комнате, кто-то провел незримую, пограничную черту.
      "Что у меня общего с ними? - думал он, прикрыв глаза. - Как я вообще попал в эту компанию? "Где он и кто мы?" - вспомнились ему некогда сказанные о Свиридове слова Родионова. - А кто мы? Без пяти минут миллионеры. Команда кладоискателей. - Он мысленно усмехнулся: - Скорее, кладбищенская команда...
      Ваську Молохова, как собаку, зарыли. На территории дачи второго секретаря горкома партии. Подвели, так сказать, "фундамент" под "здание власти". Чтоб стояло крепче и было на кого опираться. Что же это за власть такая, которая и после смерти нас "благополучно пользует"? Вот и Молохов...
      Уложил несколько урок, когда те в колонии бунт подняли. После комиссий понаехало, одно служебное расследование за другим и... начался "звездопад". На Василии, на первом, и отыгрались: всего лишили и из органов поперли. Он окончательно и озверел: готов был и своих, и чужих зубами грызть, руками голыми давить. Человеческого в нем ноль целых, ноль десятых осталось. А ведь его изначально к колонии на пушечный выстрел подпускать нельзя было. Много лет назад его сестру-малолетку изнасиловали и убили. А теперь вот и его... завалили. Господи, сплошной круговорот зла в природе! И я, между прочим, тоже в нем барахтаюсь.
      Купился на "кресло". Как же - начальник! И что, больше власти стало? Да черта с два! Иволгин, вон, в последний раз "глазами ел", а на самом деле - в рожу плюнул. И что я ему сделаю, со всей своей властью?! Он хоть и майор, и по стойке "смирно" передо мной стоит, а шиш до него дотянешься! Потому как, чем выше "кресло", тем ближе оно к преисподней.
      Сколько людей за это золото костьми легло? А сколько ляжет... А смысл?"
      Внезапно в памяти всплыли страшные, мертвые лица Свиридова, Насти Родионовой, Франка, Молохова, Мухина, Стрельцова, Корнеева и... безумное лицо Натальи.
      Михаил Спиридонович сделал невольный, резкий жест рукой, словно хотел отогнать привидившийся кошмар. Он открыл глаза. Хватая ртом воздух, с силой рванул ворот рубашки, пытаясь его ослабить. В глазах замелькали яркие, разноцветные всполохи. "Нет! Я не хочу умирать!" - пронеслась в голове паническая, заставившая его похолодеть, мысль. Багров напрягся, пытаясь встать с кресла, но, казалось, оно не отпускало его, прочно и цепко охватив с боков. Он подумал, что сходит с ума и затравленно огляделся. В комнате никого не было. Из столовой доносились приглушенные голоса. Михаил Спиридонович хотел крикнуть, но губы, онемев, перекосились, обезобразив лицо страшной оскаленной ухмылкой. Он почувствовал, как в тело вонзаются тысячи острых, холодных иголок и перевел изумленный, полный ужаса, взгляд на кресло, в котором сидел. На миг ему привиделось, будто оно ожило и зашевелилось под ним, словно раскрыло чудовищную пасть, намереваясь заглотнуть всего целиком. Он дернулся, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы освободиться, но в этот момент мозг залило несперпимо ярким золотым свечением. Уже стремительно погружаясь в эту раскаленную, золотую лаву, он увидел вбегающих в комнату Родионова и двух приехавших с ними гостей. И вдруг с невероятным спокойствием и облегчением воспринял в затухающем сознании последнюю мысль: "Кладбищенская команда... но без меня. Нате-ка, суки, выкусите! Вывернулся я, в последний момент вывернулся и сбежал..."
      ... После того, как "скорая" увезла Багрова, настроение у оставшихся окончательно испортилось. С хмурыми, мрачными лицами они пребывали в гостинной, старательно избегая смотреть на кресло, в котором еще каких-нибудь полчаса-час назад живой и здоровый сидел Михаил Спиридонович.
      - У него и раньше давление прыгало, - нарушил затянувшееся молчание Родионов. Он сокрушенно покачал головой: - Вряд ли выкарабкается, инсульт в его возрасте - дело серьезное. Жалко Михаила...
      Валерий Петрович бросил на Родионова мимолетный взгляд и чуть заметно усмехнулся. Он слишком хорошо знал его, чтобы купиться на искренность этого человека, для которого понятия "жалость", "сострадание" и им подобные чувства уже давно перешли в разряд абстрактных и эфимерных.
      В душе Родионова, похожей на пыльный и темный чулан, эти чувства покоились, как ненужный хлам, в самом дальнем углу. Впрочем, изредка он доставал их, чистил и, примерив, одевал на себя, пытаясь выглядеть жалостливым и сострадательным, не замечая, что смотрится в этом "одеянии", по меньшей мере, нелепо и неественно. Как если бы Сатане, извалявшемуся в грязи многочисленных пороков и грехов, внезапно пришло в голову обрядиться в святые белые одежды Господа Бога. Его глаза могли быть скорбными, голос печальным, но сущность, пребывающая под постоянным, жестким надзором мимикрии, с годами подчинила себе и физиологические особенности его организма, заставив работать и развиваться только те мышщы, которые были необходимы для протискивания и проталкивания "в верха". Все остальное за ненадобностью постепенно дряхлело, атрофировалось и, в конечном итоге, отмирало. Поэтому все его попытки проявить искреннее, человеческое участие выглядели жалко, наталкиваясь на мощный внутренний барьер, и несли на себе отпечаток, скорее, гротеска или нелепого дешевого фарса.
      Впрочем, справедливости ради следует заметить, что двое его гостей Полуянов Валерий Петрович и Карташов Анатолий Иванович - представители "среднего звена командования ЗабВО" - по уровню мышления и проявлению чувств вполне соответствовали хозяину дачи. Это были представители двух неприкасаемых армейских каст - "идиологи" и "интенданты".
      К концу восьмидесятых годов советская армия уже не представляла собой единый и сплоченный монолит, одухотворенный верой в идеалы своего Отечества. Русская армия, на протяжении многих столетий гордившаяся боевым духом, выносливостью и верой в победу, окончательно разложилась, "благоухая" тяжелым, смрадным фимиамом повального воровства, пьянства, стяжательства и "дедовщины". А война в Афганистане стала тем осколочным многотонным снарядом страшной убойной силы, который разорвавшись, поставил точку в развале советской армии. На огромном пространстве великой страны в какой-то момент столкнулись два стихийных вала. С южных границ государства в мирное небо поднимались "черные тюльпаны", неся в своей утробе штабеля цинковых гробов. И в это же время, через западные границы в страну, весело звеня на стыках, шли поезда - грузовые и пассажирские, в которых откормленные замполиты и прапорщики вывозили от восточных "братьев-славян" сработанное по европейским стандартам барахло. Армия перестала нести в своей сущности основную смысловую нагрузку - быть боеспособным институтом государства, призванным защишать его границы от посягательств внешнего врага, а ринулась в бизнес и в политику.
      Конечно, в ней оставалось еще немало честных, порядочных, верных присяге и долгу, офицеров, но ни Полуянов, ни Карташов к ним, увы, не принадлежали...
      Сидя сейчас на даче Родионова, каждый из них прикидывал в уме возможные последствия инсульта Багрова. Выздоровеет - придется делиться. Умрет - одной заботой меньше, а прибыли больше.
      - Валерий Петрович, - вновь заговорил после паузы Родионов, - может, мы все-таки подведем кое-какие итоги. Михаила жалко, - повторил он, но походя, словно речь шла не о близком друге, а постороннем человеке, упоминание о котором вызывает досаду и не более того. - Но впереди столько дел. Как там? - спросил, оживляясь и подавшись вперед.
      - В настоящее время мы еще не имеем данных от группы, которая должна была произвести разведку объекта. - Он замялся: - Если честно, это меня тревожит. - Но, увидев, как Родионов беспокойно заерзал в кресле, поспешил его успокоить: - Хотя время у нас еще есть.
      - Эта группа... - осторожно начал Борис Николаевич, - ... Им можно доверять? Они не начнут проявлять нездоровую инициативу? Не дай Бог полезут проверять что и как - проблем не оберемся.
      - Насколько я знаю, подполковник Краснов характеризуется, как исполнительный и дисциплинированный офицер. На счету его группы немало "подвигов", - усмехнулся он. - Но промахов и проколов еще ни разу не было.
      - Надеюсь, они не в курсе всего происходящего?
      - Борис Николаевич, - с укором произнес Карташов, - мог бы и не задавать таких вопросов.
      - Хорошо, хорошо, - быстро согласился тот. - Если все пойдет по плану, нам необходимо уточнить, каким образом мы будем осуществлять вывоз и переброску золота из Белоярска. Такой груз, сами понимаете, обычным рейсом не оформишь.
      - Ты говорил с канадцами? - пристально посмотрел на него Полуянов.
      - Да пробовал, - поморщился Родионов. - Но ты должен понимать, все эти разговоры велись полунамеками и полуфразами. Не мог же я их с ходу огорошить: помогите, мол, господа, несколько тонн золота по вашим банкам растыкать. Речь шла о крупной партии валюты.