Арктический мост

      Присутствующие заметно оживились, головы всех как по команде повернулись к главному входу. Седых выпрямился.
      По платформе один за другим шли члены приемочной комиссии. Степан Григорьевич, не меняя позы, искоса взглянул на них. Среди них был Андрей.
      - Степан, здравствуй! - Андрей подошел к брату. - Почему ты не показывался все последние дни? Ведь ты член приемочной комиссии. Почему ты не принимал участия в нашей работе?
      Степан Григорьевич пренебрежительно пожал плечами.
      - Мое дело было построить, - кратко сказал он и отошел к столу.
      Андрей на мгновение задержался. Он как бы старался вникнуть в скрытый смысл этих слов. Потом, вспыхнув, он рванулся было к брату, но удержался.
      Люди подходили к Седых и подписывали акт и рапорт правительству в полной тишине.
      Степан Григорьевич тоже поставил свою подпись. Он расписался размашисто, через весь лист.
      Андрей взял перо последним.
      - Дай мне акт и рапорт, - протянул Степан Григорьевич руку. - Здесь не хватает американских подписей. С первым поездом я лично доставлю их Кандерблю. К тому времени, когда ты приедешь, акт ужe будет подписан и рапорт правительству отослан.
      Андрей удивленно посмотрел на брата и неуверенно передал ему бумагу.
      Седых говорил перед микрофоном, обращаясь ко всем участникам строительства: - Я счастлив, что стал современником эпохи Великих работ, создавшей Арктический мост, "луналет", плотину в Беринговом проливе, Мол Северный. Эти грандиозные работы показывают, что может создать труд людей, обращенный на борьбу с природой, покоряющий стихию, пространство, время. Сейчас подо льдом Ледовитого океана помчатся первые сверхскоростные поезда, право вести которые надо рассматривать как величайшую привилегию, как признание в водителе исключительных творческих заслуг перед человечеством...
      Степан Григорьевич взглянул на Андрея и, тщательно свернув акт, положил его в карман.
      Не дослушав речи Седых, он деловито направился в диспетчерскую. Андрей не умел скрывать своих чувств, как Степан. Со смешанным чувством настороженности и огорчения смотрел он вслед брату...
      Гул подходившего к перрону поезда отвлек его внимание. Видимо, Степан Григорьевич уже вызвал состав.
      Седых принесли радиограмму. Старик достал очки и прочел громко, забыв отодвинуть или выключить микрофон: - Радиограмма из Туннель-сити: "К приему поезда готовы. Просим привезти из Мурманска горячий обед. Получение его первым поездом рассматриваем, как личную премию.
      Из-за толпы репортеров и туристов сообщение с квартирой и ресторанами прервано. Персонал ничего не ел. Герберт Кандербль".
      Иван Семенович оглядел всех, сдвинул очки на лоб и вдруг оглушительно расхохотался. Его громкий, заразительный смех транслировался почти всеми радиостанциями мира.
      - Термосы с обедом! Живо! - послышалась команда Степана Григорьевича.
      Странный поезд, без окон и дверей, напоминавший непомерно длинную цистерну, уже стоял у перрона. Андрей любовно потрогал цилиндрическую обшивку вагонов.
      Степан Григорьевич прошел мимо него и обратился к Седых: - Иван Семенович, радируйте Кандерблю, что я доставлю ему обед. - Обернувшись к Андрею, он добавил: - А тебя, Андрей, мы встретим со всеми репортерами и туристами, как подобает. Ваш поезд пойдет следом за нашим, как только мы достигнем Туннель-сиги.
      - Хорошо, хорошо, - скороговоркой проговорил Андрей и прошел к головной части поезда.
      Седых недовольно посмотрел на Корневастаршего и сделал знак, чтобы тот подошел к нему, но Степан словно не заметил этого.
      Тогда старик крякнул, откашлялся и, пододвинув к себе микрофон, сказал: - Через несколько минут отправляется первый поезд. Правительство СССР и президент США, отмечая исключительные заслуги инженера, создавшего проект Арктического моста и принявшего самоотверженное участие в его строительстве...
      Степан Григорьевич, прервав распоряжение, которое давал одному из инженеров, вытянулся. Он высоко поднял голову. Глаза его смотрели поверх всех голов, шея была напряжена. Рукой он взялся за блестящую ручку двери, ведущей в кабину управления первого сверхскоростного поезда.
      - ...доверили ведение первого поезда автору проекта Арктического моста, председателю приемочной комиссии и бывшему начальнику строительства инженеру Корневу Андрею ГриГорьёвичу. Второй поезд поведет главный инженер-заместитель начальника строительства Степан Григорьевич Корнев.
      Степан вздрогнул. Он повернул к Седых голову, словно желая проверить услышанное.
      Автоматически он приоткрыл дверь, за ручку которой держался, потом захлопнул ее и, ни на кого не глядя, пошел прочь. Его прямая, внушительная фигура удалялась по направлению к диспетчерской.
      Слегка растерянный, покрасневший от смущения, Андрей попался ему на дороге. Он хотел остановить брата, протянул ему руку, но Степан прошел мимо. Дверь диспетчерской захлопнулась.
      Седых, пряча в карман очки, прошел следом за Степаном.
      - Степан...-тихо начал он, подходя к Корневу. - Степан, хочешь, поезжай вместе с Андреем в первом поезде. А я приеду со вторым.
      - Поезжайте с Андреем, Иван Семенович. - Степан Григорьевич говорил равнодушным голосом. - Пусть он ведет свой поезд, а я поведу свой. Это право я, кажется, заслужил.
      - Как хочешь, - буркнул Седых и, сутулясь, вышел на перрон. Андрей шел к нему навстречу.
      - Иван Семенович, - заговорил он, немного заикаясь, - мне хотелось бы, чтобы вместо меня поезд повел Степан.
      - Что? - сердито вскинул брови Седых. - А ну-ка, марш в кабину управления! Пока еще я начальник строительства... Товарищи пассажиры первого поезда, по списку, мной оглашенному, прошу в вагоны.
      Андрей колебался только мгновение. Взглянув через стеклянную перегородку на неподвижную фигуру брата, он открыл дверь в кабину управления.
      Только когда закрылись герметические двери поезда, Степан Григорьевич вышел на платформу. Скрестив руки на груди, он стоял перед головной его частью и наблюдал за стрелкой часов. До отхода поезда оставалось четыре минуты.
      Пользуясь выходящим наружу репродуктором, Андрей крикнул брату: - До Америки два часа ходу. Через четыре часа увидимся.
      - Увидимся, - без всякого выражения, как эхо, повторил Степан Григорьевич.
      Стрелка электрических часов перескочила на одно деление... До отхода поезда оставалось две минуты.
      - Люк! Люк! Открывайте! - послышался крик сзади.
      Степан Григорьевич оглянулся. По перрону бежали два запыхавшихся человека, неся термосы.
      - Скорее! Скорее! Откройте, пожалуйста! - кричали они.
      - Прекратите беготню! Поезд отправляется,- грубо остановил их Корнев.
      Люди поставили термосы на мозаичный пол и растерянно смотрели на Степана Григорьевича, отирая потные лица.
      - Так ведь обед... - начал один из них.
      Степан Григорьевич дал знак.
      Вагон плавно тронулся. Цилиндрическое тело поезда медленно скрылось в воздушном шлюзе. Автоматически поднявшаяся крышка закрыла люк.
      Послышался легкий, едва уловимый шум.
      Заработали насосы, выкачивавшие из шлюза воздух.
      На платформе никто не разговаривал.
      Медленно текли минуты. Наконец вакуумметр показал достаточное разрежение. Готово! Сейчас автоматически откроется люк, отделяющий воздушный шлюз от туннеля. Через мгновение поезд помчится по туннелю, набирая скорость.
      Степан Григорьевич все в той же позе продолжал стоять на перроне.
      Прямо перед ним зажглась сигнальная лампочка. Он круто повернулся. Поезда в шлюзе больше нет. Андрей уже мчится под водой к Северному полюсу, к Аляске.
      С противоположной стороны, из-под арки туннеля, соединяющего подземный вокзал с поверхностью земли, показался другой поезд.
      Когда Степан Григорьевич проходил мимо группы людей, стоявших на платформе, до него донеслись слова: - И к обеду и к первому восторгу встречающей толпы мы во всяком случае опоздаем.
      Степан Григорьевич замедлил шаг. Напряженные складки появились между его бровями. Он взглянул на ожидавшую группу людей, на поезд, потом решительно подошел к вагону: - Перевести на рельсы второго туннеля!
      Водитель, думая, что ослышался, пepecпpoсил Степана Григорьевича.
      - На рельсы второго туннеля! - спокойно повторил распоряжение Степан Григорьевич.
      Люди на платформе переглянулись. Вес знали, что поезд должен был пройти по тому же туннелю следом за первым, чтобы потом совершить обратный рейс по другой трубе.
      Водитель, выполняя распоряжение заместителя начальника строительства, задним ходом повел поезд на поверхность земли, чтобы перейти там на другой путь.
      Платформа опустела. Степан Григорьевич подчеркнуто неторопливыми шагами прохаживался по ней, то и дело поглядывая на часы.
      Но вот, наконец, показались цилиндрические вагоны. Степан Григорьевич с не свойственной ему поспешностью спрыгнул вниз на рельсы и по маленькой лесенке забрался в кабину управления.
      С момента отхода первого поезда прошло пятнадцать минут. Он уже мчался сейчас гдето километров за четыреста от советских берегов.
      На противоположном конце мурманского меридиана, на берегу Аляски, в городе Туннель-сити, ждали прибытия первого сверхскоростного поезда. Толпы людей забили вокзальную площадь и все прилегающие улицы. Каждые пять минут инженер Вандермайер, помощник знаменитого Герберта Кандербля, объявлял о ходе испытаний. Десятки репродукторов разносили его голос:
      - Хэлло! Леди и джентльмены! Сейчас со мной говорил мистер Эндрью Корнейв. Поезд развивает нормальную скорость - две тысячи километров в час. Прошло четверть часа, как он покинул шлюз станции Мурманск. Пройдено четыреста семьдесят пять километров. Поезд везет в Америку много спешных писем и европейских газет.
      Коле Смирнову удалось попасть на платформу подземного вокзала Туннель-сити. Он стоял в плотной толпе репортеров, рабочих и инженеров, допущенных на испытание. Его плечо упиралось в грудь американскому рабочему Сэму Диксу, работавшему в американском доке почти все годы строительства Арктического моста. Коля не говорил по-английски, американец не понимал по-русски, но тем не менее они оживленно беседовали.
      - Хэлло, Сэм! Каково? Скорее бы. Харяап. Понял?
      Сэм Дике кивал головой, посасывая маленькую трубку.
      Оба они, задрав голову, следили за движущейся стрелкой на огромном циферблате, отмечавшей движение поезда в туннеле.
      - Смотри, Сэм. Бежит, бежит! А та, другая, на соседнем циферблате, стоит. Это стрелка другого туннеля. Секонд. Понимаешь? Андерстенд?
      - Иес, иес.
      Стрелка перешла черту - пятьсот километров. В толпе закричали. Кто-то подбросил шляпу.
      Высоко над толпой, в стеклянной будочке, в торжественной неподвижности стоял Герберт Кандербль. Его низенький помощник с маленьким строгим лицом, украшенным тонкими усиками, держал в руках микрофон.
      - Хэлло! Джентльмены! Поезд мистера Эндрью Корнейва прошел пятьсот километров. Трасса туннеля настолько выровнена, сообщает нам едущий в поезде мистер Седых, что движение, несмотря на скорость, неощутимо. Из Мурманска нам посланы свежие северные цветы и замечательная русская ягодаклюква. Горячий обед, к сожалению, опоздал.
      Слово "клюква" дошло до Коли. Он с воодушевлением принялся объяснять, что это за ягода. Сэм Дике улыбался, посасывая трубку и кивая головой. Наконец он указал рукой на долговязую фигуру мистера Герберта Кандербля и сказал: - Лош-шад... - потом дотронулся до своей челюсти.
      - Что? Лошадиная челюсть? - Коля сразу стал серьезным. - Нет, брат, мы своих инженеров не дразним. И вам бы не надо.
      Вдруг по толпе пробежал гул. Сэм затормошил Колю, указывая глазами на циферблат.
      Стрелка переходила деление "пятьсот пятьдесят".
      - Ага! Хорошо! Гуд! Бери гуд! - указывал Сэм Дике. Коля взглянул на вторую стрелку и обомлел.
      Она двигалась.
      Что такое? Что случилось. Почему двинулась вторая стрелка? Ведь второй поезд должен был выйти из Мурманска только после того, как первый достигнет Туннель-сити.
      Через стекло кабинки было видно, как Герберт Кандербль склонился над аппаратом связи. Волнение толпы все увеличивалось. Обе стрелки двигались по циферблатам.
      Раздался голос Вандермайера: - Только что получено известие: второй поезд вышел со станции Мурманск. Его ведет мистер Стэппен Корнейв. Подробности пока не известны. Мы следим за его движением по телеуказателю. Публику просят не волноваться.
      Ничем нельзя было больше возбудить толпу, как просьбой не волноваться. Особенно беспокоились на платформах, где видна была вторая движущаяся стрелка.
      Вдруг раздался чей-то возглас: - Догоняет! Клянусь честью! Разница теперь пятьсот восемнадцать километров, а была пятьсот пятьдесят.
      Толпа загудела. Люди стали пробиваться ближе к циферблатам. Началась давка. Коекто пустил в ход кулаки. Но было слишком тесно, и драки не получилось.
      Внезапно наступила тишина.
      - Понимаешь, - шептал Коля, - впрямь нагоняет. Пятьсот семь километров между ними... пятьсот пять уже. Как же так? А?
      - Гонка! Подводные гонки! - послышалось в толпе.
      Поднялся невообразимый шум. Люди кричали каждый свое, поднимались на носки, хотя стрелки всем были прекрасно видны.
      Вандермайер теперь сообщал через каждые три минуты о положении поездов. Репортеры сняли с плеч коротковолновые установки и тут же передавали небывалую новость и свои редакции. Некоторые уже получили отзет, что их сообщение печатается в экстренных выпусках газет.
      - Первый поезд прошел восемьсот километров, - возвещал Вандермайер, скинувший пиджак и оставшийся в жилете. - Второй поезд идет на четыреста пятьдесят километров позади. Сообщение со вторым поездом еще не установлено.
      Все кричали друг другу, что поезд Стэппена Корнейва развивает скорость больше проектной. Кто-то высчитывал, догонит ли он брата. Заключались пари. Один репортер истошно кричал, что его редакция сообщила о желании известного миллионера и автоспортсмена Игнэса держать пари на полмиллиона долларов за мистера Стэппена Г. Корнейва.
      Сэм Дике повернулся к Коле.
      - Пари, - предложил он, протягивая, насколько позволяла теснота, руку.
      Коля покачал головой.
      - Ноу, ноу. Нет, брат! Как так пари? Тут что-то неладно.
      Толпа шумела.
      Степан уже давно готовил сюрприз ко дню открытия движения в туннеле. Его новое усовершенствование в моторе Кандербля позволяло увеличить скорость поезда.
      Решение провести испытание мотора немедленно и поразить технический мир, эффектно догнав первый отправившийся в Америку поезд, пришло к Степану внезапно и, как все его решения, было обосновано с несокрушимой логикой.
      Степан считал, что в демонстрации всему миру достижений советской техники нет преступления; что появление в Туннель-сити нового, усовершенствованного поезда первым будет иметь огромное рекламное значение; что по существу это не явится нарушением распорядка испытания, утвержденного приемочной комиссией, а будет лишь дополнением к программе; что при этом в Туннель-сити без опоздания может быть доставлен американцам для подписи акт об окончании строительства, и даже запоздавший обед, вовремя доставленный, вызовет невольную улыбку.
      Степан послал в Москву телеграмму, но, не успев, конечно, получить ответ, принял "вынужденное", как он, назвал, решение и один, без сопровождающих, под свою ответственность повел поезд...
      Степан сидел в кабине управления, не отрывая взгляда от указателя пройденного расстояния. На его лбу выступили маленькие капельки пота. Наклонившись вперед, он держал руку на рукоятке контроллера. Он перегружал мотор, который каждую минуту мог сгореть.
      Здесь, в кабине управления, Степан не сковывал мышц лица. Привычное для него спокойное выражение сменилось взволнованным, напряженным.
      Показатель расстояния отметил, что над головой Северный полюс. Степан стал быстро писать цифры на белом мраморе пульта. Он вычислял: пройдена половина пути, скорость поезда Андрея - 2000 километров в час. Если скорость не изменилась, если Андрей не прибавил ее, то он впереди на 250 километров.
      И Степан перевел рукоятку почти до самого отказа, но, словно коснувшись раскаленного железа, отдернул руку.
      В другой трубе туннеля со скоростью артиллерийского снаряда мчался поезд Андрея.
      В кабину быстро вошел Седых. Он совсем не сутулился, был, как некогда, огромен. Брови его стояли дыбом.
      - Ну что, Андрей, не собираешься ли в гонках участвовать? нахмурившись, спросил он строго.
      Андрей оглянулся.
      - Простите, Иван Семенович, - спокойно сказал он. - Этот рейс-только испытание поездов и трассы туннеля, а не подводная гонка.
      - Ну, то-то же!- пробурчал Седых.
      Напряжение в Туннель-сити достигло наивысшего предела. Скорость поезда Степана все время колебалась, словно он на короткие промежутки времени давал отдыхать своему перегруженному мотору. Возможность догнать Андрея то появлялась, то исчезала. Никогда ни одно состязание не волновало так людей, как эта непонятная и удивительная гонка. Люди не интересовались, зачем состязаются эти два сверхскоростных поезда. Их занимала только одна мысль: кто будет первым?
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      ПОБЕДИТЕЛЬ
      Наклонившись всем корпусом, Степан писал на пульте прыгающие буквы и цифры.
      "Разница - 100 километров. До материка - 500 километров".
      Степан порывисто встал, с силой надавил на карандаш и переломил его. Воспаленными глазами обвел он приборы. Поезд несется вперед.
      Едва ли признавался Степан даже самому себе в том, какие причины заставили его во что бы то ни стало обогнать поезд Андрея.
      Даже сейчас ему казалось, что он не расстается со своей несокрушимой логикой. Задумав привести свой поезд первым, он должен был сделать это любым путем.
      Степан уже утратил контроль над своими действиями. Он уже не мог бы сказать, когда сделал первую ошибку. Казалось, что все, что он делал, было логичным и вытекало из предыдущего. Сначала он хотел только испытать новый мотор, потом решил испытать его наглядно, эффектно, перегнав другой поезд. И вот, наконец, это последнее невольно стало основной его целью, и теперь...
      Снова тяжело опустился Степан в кресло водителя. Еще раз сделал в уме вычисления.
      Вынув из кармана акт приемки Арктического моста, он положил его перед собой. Уголки его рта опустились.
      Стрелки на приборах двигались. 400 километров до Аляски... 350 километров... 325.
      Что-то звякнуло, блеснула яркая вспышка...
      - Сгорел мотор... Короткое... Линия нe выдержала... - Степан рухнул в кресло. Голова его склонилась на грудь, нижняя губа выпятилась.
      В кабине погас свет. Горела только аварийная лампочка... Поезд продолжал нестись в темноте туннеля.
      Степан Григорьевич открыл глаза и подался корпусом вперед. Навалившись грудью на пульт, он подпер руками голову. Так неподвижно сидел он, устало глядя, как ползет стрелка указателя пути.
      Седых находился вместе с Андреем в кабине, когда погас свет в их поезде.
      - В чем дело? - -повернулся Андрей.
      - Выключен ток по всему туннелю.
      Поезд мчался по инерции. Андрей рванул ручку. Задрожал кузов вагона, завизжали тормоза. Туннель озарился тусклым отсветом посыпавшихся с ободов искр. Андрей и Седых качнулись вперед, уперлись руками в стекло, Туннель продолжал смутно освещаться летящими искрами. От скрипа тормозов продирало по коже.
      - В чем дело? - послышались голоса.
      Пронзительно звенел вызов со станции Туннель-сити. Зажглась сигнальная лампочка Мурманска.
      Поезд Андрея замедлял ход.
      Толпа на перроне Туннель-сити тревожно гуДела. В стеклянной будочке метались Герберт Кандербль и Вандермайер. Люди с перрона пытались проникнуть внутрь, но Кандербль предусмотрительно запер дверь. Стрелка первого поезда неподвижно застыла на месте, не дойдя на сто сорок пять делений до красной черты. Вторая стрелка, отмечавшая движение поезда Степана Корнева, продолжала перемещаться.
      Из Мурманска сообщили, что из-за короткого замыкания произошла авария на питающей подстанции. Приборы защиты, выключенные по приказу Степана Григорьевича, не сработали. Андрей Корнев сообщил, что у него в поезде все в порядке.
      Почему же движется второй поезд? Ведь тока в туннеле нет. Эти вопросы задавали друг другу взволнованные люди, толпящиеся на перронах, у вокзалов или сидящие у радиоприемников, ловя экстренные сообщения.
      Поезд Степана продолжал мчаться, убавляя скорость.
      - По инерции, - пронесся вздох по толпе. - В туннеле нет сопротивления воздуха, а трение при больших скоростях ничтожно.
      Степан полулежал в кресле водителя. Руки его свесились вниз, глаза устало следили ча стрелками приборов.
      Вдруг Степан вздрогнул, передернул плечами, как от озноба, выпрямился. Может быть, на мгновение в глазах его мелькнул страх.
      Поспешно он стал стирать рукавом все, что написал на белой мраморной доске пульта.
      До Туннель-сити оставалось немногим больше сорока километров. Но скорость поезда гасла. Степан смотрел на стрелку спидометра, словно гипнотизируя ее.
      Наконец, махнув рукой, он перестал стирать написанные цифры и сел глубже в кресло. Может быть, ему показалось, что поезд не дотянет до материка.
      Только 40 километров отделяло его от американского континента. Только 40 километров! 39... 38... Степан снова выпрямился, наклонился вперед. 36... 35...
      - Еще... еще... - шептал он беззвучно.
      34.. 33... 32...
      - Жаль, воздуха в туннеле нет... Впрочем, и здесь дышать нечем... нечем!
      Он судорожно расстегнул воротник.
      Осталось десять километров... Восемь...
      Только пять...
      Поезд еще двигался. Степан встал, прошел в купе, причесался перед зеркалом, смочил одеколоном лицо, растер морщины под глазами. Потом расправил плечи, выпрямил свою могучую шею и вернулся в кабину.
      До воздушного шлюза осталось только два с половиной километра.
      Замечательный накат!
      Степан смотрел на медленно проползавшие стены туннеля, тускло освещенные аварийной лампочкой из кабины поезда. Стряхнув с рукавов приставшие пылинки, он сел в кресло водителя и взялся за рукоятку тормоза.
      При въезде в воздушный шлюз пришлось даже притормозить поезд. Зажегся свет в кабине: ток в шлюзе был.
      Поезд неподвижно стоял в шлюзе. Механизмы закрывали люк в туннель. В неудобной, деревянной позе Степан сидел перед пультом, держа руку на рукоятке контроллера малого мотора, предназначенного для небольших скоростей. Если главный мотор сгорел, то этот, во всяком случае, был невредим. Быстрым движением Степан смахнул со лба капельки пота.
      Перед его глазами медленно опускался последний люк. Сначала о,н увидел мозаику свода американского подземного вокзала, потом замелькали подбрасываемые шляпы. Вот и машущие руки, головы, открытые рты...
      Люди кричали, приветствуя его, Степана, первого человека, прошедшего всю трассу Арктического моста.
      Толпа неистовствовала. Десятки рук тянулись клюку остановившегося поезда. Степана вынесли на руках. Его засыпали цветами.
      Оглушающий рев и свист толпы заставляли дрожать своды подземного вокзала. Рев двигался впереди и уже перекатывался по площадям и улицам Туннель-сити.
      Герберт Кандербль, бесцеремонно раздавая удары направо и налево, пытался пробиться к кумиру толпы. Жужжали кинамо. Вспыхивали в рефлекторах лампы репортеров.
      Откуда-то появились юпитеры. Кинооператоры, стоя на спинах своих помощников, старательно фиксировали на пленку каждый шаг победителя.
      Кандербль был уже близко от Степана.
      Наконец американец дотянулся до рукава Корнева и сильно дернул его. Улыбающийся Степан обернулся и кивнул головой, думая, что Кандербль приветствует его.
      - К прямому проводу! - прокричал Кандербль. - Требует Москва!
      Лицо Степана стало растерянным. Он хотел встать на ноги, но оравшие американцы еще выше подняли его. Напрасно Герберт Кандербль пытался объяснить, что мистер Корнейв должен разговаривать с Россией, с Москвой.
      Наконец слово "Москва" подействовало.
      Степана торжественно понесли к стеклянной будке и поставили на ступеньки лестницы.
      Толпа продолжала реветь. Вдогонку Степану неслись телеграфные ленты, выполнявшие по традиции роль серпантина. Кандерблю едва удалось закрыть двери.
      Степан разговаривал с Николаем Николаевичем лишь несколько минут, зажимая ухо, чтобы не слышать свиста и шума ликовавшей на перроне толпы. Люди с открытыми записными книжками дрались за право получить автограф победителя.
      Наконец из стеклянных дверей показался Герберт Кандербль. Его длинное лицо было торжественно и в то же время мрачно. Он остановился у двери, заложив руки в карманы. За ним вышел Степан, подавленный, поникший, с растерянно бегавшими глазами. Он едва держался на ногах.
      Но ликующая толпа не замечала этого. Героя дня подхватили снова на руки и понесли по перрону. Это был подлинный триумф. Почести, которых он так добивался, воздавались ему. Но он безучастно смотрел по сторонам.
      Вместе со своей ношей толпа направилась по наклонному туннелю, ведущему на поверхность земли. Распевая песни, выкрикивая хвалу Стэппену Корнейву, они несли победителя, передавали его с рук на руки. Вспышки фотолампочек молниями освещали путь. Снаружи, где собралась многотысячная толпа, слышались глухие раскаты грома. Цветы и телеграфные ленты сыпались непрерывным дождем. Степану воздавались почести, выпадавшие на долю немногих американцев. Он был кумиром толпы, больше того - кумиром американских газет, экстренные выпуски которых были заполнены сообщениями об Арктическом мосте.
      Об этом ли мечтал Степан?
      Если бы американцы могли приглядеться к человеку, которого несли, они заметили бы испуганное выражение, с каким он смотрел на протянутые к нему руки, на сыпавшиеся телеграфные ленты и цветы.
      - Час сорок семь минут двенадцать секунд!
      - Человек, пересекший Ледовитый океан в рекордное время.
      - Мистер Корнейв! Сто тысяч долларов за гастроли в кинотеатрах перед сеансом. Человек- подводный метеор! Хэлло, сэр!
      - Сверхрекордсмен!
      - Гарантирую вам- получение завтра двенадцати тысяч любовных записок!
      - Жокей, оседлавший электричество!
      - Участвовали ли вы прежде в автомобильных гонках?
      - Правда ли, что вы никогда не были женаты?
      - Гип, гип, ура мистеру Корнейву - победителю подводных электрогонок!
      Когда Степана вынесли на поверхность земли, он стал прислушиваться ко всем выкрикам. Страдальческое выражение исказило его лицо. Он слышал крики "ура" в честь рекордсмена, в честь эффектного гонщика. Но никто ни разу не назвал его "строителем" или "авторам" Арктического моста. Ни разу!..
      Степан пытался освободиться от несущих его людей. Он отталкивал их, кричал, ругался. Он требовал, чтобы его оставили в покое, размахивал руками и ногами.
      Американцы сначала смеялись и продолжали засыпать его цветами, но скоро необычное поведение героя показалось им странным и непонятным. Кончилось дело тем, что, дотащив Степана до прибрежной полосы, люди спустили его на землю. Некоторое время любопытные еще продолжали фотографировать и восхвалять победителя, но на почтительном расстоянии.
      Степан стоял, повернувшись лицом к морю. На шее его вздулись жилы. Наконец он опустился на холодный камень и, обхватив голову руками, сидел не шевелясь. Напрасно люди, осмелев, совали ему записные книжки для автографов, напрасно умоляли дать интервью или согласие на выступление в цирке с рассказом о гонке...
      Вдруг в толпе разнеслась весть, что скоро должен прибыть второй поезд, который выталкивается воздухом, выпущенным через воздушные шлюзы станции Мурманск.
      Толпа отхлынула от Степана. Он сидел одиноко на набережной и воспаленными глазами смотрел перед собой.
      "Всем все уже известно... - Горькие складки легли у губ. Отстранен... отстранен... отстранен от руководства".
      Задумчиво бросил он камень в воду, потом бросил второй, уже с силой. Камень упал, высоко подняв фонтанчик воды.
      "Они встречают теперь его, автора проекта плавающего туннеля".
      Степан вскочил, твердыми шагами пошел по набережной. Ему показалось, что какие-то люди хотят подойти к нему. Он ускорил шаги.
      Но никто не преследовал его. Далеко от вокзала, у голых, покрытых кое-где мхом СКал, опустился он на камни и пустым, невйдящим взором уставился в морскую даль.
      Несколько часов просидел Степан, ни разу не пошевельнувшись. Глаза его были пусты и сухи. Когда начало темнеть, он услышал, что его ищут, но ни разу не откликнулся.
      Стало совсем темно. Море и небо слились в серую пелену северных сумерек. Зябко ежась, Степан Григорьевич сидел у скалы, не прикасаясь к ней спиной.
      О чем он думал?
      Изредка он упрямо мотал головой и скрипел зубами. Видимо, даже перед самим собой Степан не хотел создаться в своей неправоте.
      "Отстранили... Без меня хотят обойтись... Следственную комиссию назначили..." Передернув плечами от ночного холода, он встал.
      "Без меня... без меня...".
      Низко опустив голову и скрестив руки на груди, он стал ходить меж камней...
      Только когда рассвело, побрел он назад по набережной, с силой толкая ногой попадавшиеся камни. Силуэты домов едва проступали из тумана. Десятиэтажное здание офиса Туннель-сити казалось высокой скалой.
      Встречавшиеся рабочие узнавали и вежливо приветствовали его. Степан отвечал угрюмым взглядом, не поднимая опущенной головы.
      - Мистер Корнейв, хэлло! Наконец-то я нашел вас! Я только что хотел зайти к вам на квартиру, мистер Корнейв, как обычно... Я никак не ожидал, сэр, что вы так рано проснетесь и сами придете на место подрывных работ.
      Степан Григорьевич непонимающе посмотрел на говорившего.
      Толстый десятник в синем комбинезоне в возбуждении размахивал руками. Блестели перстни на коротких толстых пальцах.
      - Еще вчера, без вас, мы наметили место взрыва, но не подрывали. Ведь вы отсутствовали, сэр, и наши работы задержались. Но теперь все будет о'кэй! Старый Том постарается нагнать упущенное и получить премию. Я подготовил заряд покрупнее. Сегодня мы сделаем за один раз то, что обычно делали за три!