Арктический мост

      О'Кими опустилась на колени перед своим алтарем - алтарем своих наивных грез и сентиментальных мечтаний, глядя на дорогое ей лицо человека, может быть, никогда и не вспоминавшего о ней.
      Вдруг девушка вздрогнула. Она почувствовала, что сзади нее кто-то стоит. Не оборачиваясь, она сжалась в комочек, втянула голову в плечи.
      Большая рука легла на худенькое плечо О'Кими.
      -- Кими-тян, моя маленькая Кими-тян, - тихо сказал старый Усуда.
      Девушка быстро обернулась. Она испуганно смотрела на отца.
      Усуда стоял перед ней и качал коротко остриженной головой. Он смотрел на фотографию, где Кими-тян шла рядом с русским инженером.
      Они долго молчали.
      Шум большого города проникал сюда приглушенным, похожим на рокот прибоя.
      Медленно закрыл Усуда крышку ящика и повернулся к дочери. Она сжалась еще больше, словно ожидая удара.
      Усуда сказал все тем же тихим, даже печальным голосом: - Неужели, моя маленькая Кими-тян, это было так серьезно?
      О'Кими наклонила голову.
      - Да, отец.
      - И поэтому ты не хочешь выйти замуж?
      - Да, отец... - Кими-тян заплакала. - Я никогда, никогда не буду теперь счастливой.
      Старик задумался. Его широкий львиный нос сморщился. Может быть, он хотел улыбнуться, но это больше походило на гримасу.
      - Я был слеп, - сказал он и повернулся.
      Уже отойдя несколько шагов, он бросил через плечо сухим, черствым голосом: - О'Кими, этот храм - кощунство... И если бы кто-нибудь узнал... Он передернул плечами и пошел по дорожке.
      Кими-тян окаменела. Она ждала взрыва, но отец сдержался. Теперь можно было ждать самого худшего.
      Бережно взяла она из ящика драгоценную фотографию, тетрадь стихов и газету - проклятую, зловещую газету, принесшую весть о его гибели...
      Усуда прошел в кабинет и сказал: - Сегодня день совпадений, а может быть, знамения. Дайте мне это письмо из Сиэтля.
      - Какое письмо, Усуда-сударь? - почтительно справился секретарь.
      - Письмо от моего друга, психиатра.
      - Окажите благодеяние, Усуда-сударь, оно лежит у вас на столе.
      Усуда заперся в кабинете.
      Месяц прожила в страхе О'Кими. Отец желал ее видеть, но и не позволял ей никудв отлучаться из дому.
      ... Однажды к особняку Усуды подъехала санитарная карета. О'Кими вместе с Фуса-тян видела белые халаты, носилки. К изумлению девушки, больного доставили прямо в кабинет к Усуде. Раньше профессор никогда не имел дела с такого рода больными.
      Усуда стоял у дверей, наблюдая, как сани тары перекладывали больного на широкий европейский диван.
      - Спасибо, - сказал человек на носил ках, - теперь я уже могу сидеть. Он откинулся на спинку дивана, провел рукой по седеющей бороде, и равнодушно оглядел незнакомую обстановку. Санитары, низко кланяясь Усуде, вышли.
      - Это вы - профессор? - спросил человек, сидевший на диване.
      - Будем знакомы,-сказал Усуда, потирая руки и усаживаясь за стол.
      Несколько минут длилось молчание.
      - Мой друг,- начал тихим голосом Усуда,- вы представляете несомненный интерес для психиатра.- Он вскинул глаза на своего гостя. Тот сидел не шевелясь.- Передо мной, продолжал Усуда,- лежит история вашей болезни. Не знаю, насколько вы осознаете теперь, что несколько лет назад там, в Сиэтле, только обострение вашего недуга, паралич на почве старого ранения позвоночника и провал памяти спасли вас от электрического стула. - Пациент нахмурился. - Известны ли вам все обвинения?
      - Память полностью вернулась ко мне вместе со способностью передвигаться, профессор,- прервал Усуду незнакомец, пытаясь подняться с дивана.
      - Не надо, не надо, - остановил его Усуда вставая.
      Больной сел, а Усуда прошелся по комнате, внимательно вглядываясь в осунувшееся бородатое лицо незнакомца, опустившего полуседую голову.
      - Вы будете у меня на излечении.
      - -Почему мне не дают связаться с советским консульством? - спросил больной.
      - Подождите, - поднял руку - Усуда.Окажите благодеяние и поймите меня. Вы попадете в лучшее в Японии лечебное заведение, будете восстанавливать свое здоровье в чудесной горной местности вовсе не потому только, что вы представляете собой интересное медицинское явление. Меня до некоторой степени интересует та личность, за которую вы стали выдавать себя, когда память якобы вернулась к вам.
      - Что вы имеете в виду? - снова нахмурился пациент.
      - Я не могу связать вас с советским консульством, потому что это немедленно станет известно в американском консульстве, а больной, находившийся под специальным прокурорским надзором в Сиэтле и вдруг неизвестно как очутившийся в Японии...
      - Я не просил, чтобы меня доставили сюда. Но я давно уже понял, что я пленник.
      - Вы - мой пациент, но в вас я хотел бы узнать господина Корнева, с которым когда-то имел удовольствие встречаться.
      Больной проницательно посмотрел на японца.
      - Не вспоминаю, - сухо сказал он.
      Усуда покачал головой.
      - Не узнаете? - вздохнул он. - И я, к сожалению, не могу узнать вас.
      Оба помолчали.
      - Я могу не только вылечить вас,- снова начал тихим голосом Усуда,- но и доказать миру, что вы действительно гениальный русский инженер. Только...
      - Каковы ваши условия? - насторожился больной.
      Усуда улыбнулся и подошел к несгораемому шкафу.
      - Именно условия, именно условия. Если вы действительно тот самый русский инженер, идея которого так несправедливо заброшена и в России и в Америке...
      - Это правда? Это действительно правда? - встрепенулся больной. - Вы действительно знаете, что идея Арктического моста оставлена?
      Усуда пожал плечами.
      - Конечно, мой друг... Но если вы действительно тот инженер, за кого себя выдаете, то должны явиться миру, завершив на деле свой технический проект.
      Усуда достал из сейфа сверток чертежей.
      Его гость с настороженным вниманием следил за ним.
      Усуда неторопливо развернул чертежи, краем глаза следя за посетителем.
      - Вы должны явиться миру, как яркая комета, в ореоле осуществленного вами гениального проекта! - Усуда понизил голос: - Явиться в качестве создателя плавающего туннеля, но... в новом месте. И пока возглавляемое вами строительство не будет закончено, оно останется в строгой тайне.
      Андрей Корнев вскочил с дивана и, опираясь рукой о стол, подошел к Усуде.
      - Вот здесь... - Усуда указал на чертежи.- Быть может, вы сочтете неуклюжими эти слабые попытки ваших коллег повторить однажды задуманное вами... Это трасса, имеющая некоторый определенный интерес...
      - Кто вы? - резко спросил Андрей. - Психиатр или... или...
      Усуда поднял руку.
      - Я обещал вам излечение, - начал он совсем другим, сухим тоном,обещал возвращение в мир под именем, которое вы называете своим, но... но я прошу помнить, чем угрожает вам американский суд, рассматривающий вас как преступника, совершившего диверсию и три убийства.
      - Что вы хотите от меня?
      - Сейчас вы дадите мне согласие руководить нашим японским строительством. Вам будут предоставлены лучшие материалы, замечательные японские руки, прекрасные японские помощники. Наши разбросанные острова нуждаются в.ваших туннелях. В полной тайне, сюрпризом для всего мира вы осуществите свой гениальный замысел. В ближайшие месяцы, руководя проектными работами, вы восстановите свое здоровье. Вам будет обеспечен замечательный уход, - Усуда остановился, - прекрасное общество... Умоляю вас, господин Корн ев, соглашайтесь.
      Андрей взял со стола чертежи и тщательно свернул их в трубку.
      - Я знал, я знал, что вы согласитесь.
      Андрей усмехнулся.
      - Вы хотите, чтобы я строил для вас это сооружение тайно?
      - Какой истинный инженер, извините, может отказаться от искушения осуществить свои технические планы? - уклончиво сказал Усуда.
      - Господин профессор, - жестко сказал Андрей, - вы не психиатр, вы даже не психолог.
      С этими словами Андрей разорвал чертежи, потом еще и еще раз и бросил клочки перед Усудой на стол.
      - Прекрасно, - спокойно сказал Усуда. - Вы упорствуете. Тогда вам придется подчиниться моему лечебному режиму. Через две недели, проведенные вами на горном воздухе, мы встретимся вновь.
      Андрей, твердо глядя в глаза Усуды, отрицательно покачал головой.
      Усуда хлопнул в ладоши. Появились секретарь и санитары с носилками.
      - Не надо, - махнул рукой Андрей, - я уже могу двигаться.
      - С тревожной радостью я буду ждать улучшения вашего здоровья,поклонился Усуда, собирая со стола обрывки бумаги.
      Андрей Корнев в сопровождении санитаров вышел.
      Усуда долго сидел в задумчивости, потом приказал позвать к себе дочь.
      Она вошла, робкая, и прижалась к npитолоке двери. Усуда поднял на нее тяжелый взгляд.
      - Даешь ли ты согласие выйти замуж?
      О'Кими покачала головой.
      - Нет.
      - Даешь ли ты согласие выйти замуж? - поднялся Усуда.
      - Нет.
      Усуда вышел из-за стола и остановился перед дочерью.
      - Тогда, - продолжал он, отчеканивая слова, - ты отправишься в наш горный домик и будешь жить там до тех пор, пока... - Усуда отвернулся, пока не дашь согласия выйти замуж, - добавил он тихо.
      - Нет, я не поеду.
      Усуда ударил кулаком по столу. Никогда не видела девушка отца в таком гневе.
      - Ты поедешь туда как моя дочь, или...
      Девушка опрометью бросилась из кабинета. Фуса-тян, подслушивавшая у дверей, едва успела отскочить в сторону. Беззвучно рыдая, Кими-тян упала ей на грудь.
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      ПРОЩАЙ, О'КИМИ!
      По узенькой извилистой тропинке, опираясь на бамбуковую палку, в гору поднимался человек. Голову он задумчиво опустил на грудь. Ветер шевелил его мягкие, тронутые сединой волосы. Он часто останавливался отдыхая. Восхождение и утомляло и ободряло его.
      Забравшись на поросшие мхом камни, он остановился близ узловатой низенькой сосны.
      Внизу синела вода озера, а в ней зеленели опрокинутые лесистые склоны. Одинокая лодочка заснула вдали от берега. Широкая соломенная шляпа рыбака походила на зонтик.
      В небе и в озере, меняя очертания, плыли полупрозрачные облака.
      Вот уже четыре дня, как всей грудью дышал горным воздухом человек, но все еще попрежнему слегка кружилась голова, было непривычно легко и вместе с тем безотчетно грустно.
      Путник опустился на камень, подпер подбородок ладонью. Так, устремив перед собой взор, долго сидел он, пытаясь разобраться в происшедшем.
      Значит, все погибло. Идея Арктического моста заброшена, никто не станет больше рисковать... А он? Он лишь неудачливый фантазер, сумевший вовлечь в грандиозную авантюру целые страны.
      Туннель, туннель... Техническая греза - и суровая действительность.. Сколько надежд, бессонных ночей, исступленного труда!..
      Сколько жизней ушло под лед вместе с туннелем. Сурен, Денис... Да и он сам... Разве он живой человек?
      Аня, Аня... Девушка с косами. Когда она появилась? Вместе с идеей моста... И тот же мост отнял ее. Нет Ани, нет друзей, нет и самого моста!..
      Вот оно, настоящее одиночество. Он сидит один меж гор; вокруг дурманящий аромат цветов. Наверное, это и есть знаменитые японские вишни. Вверху чистое японское небо, удивительно прозрачное и далекое. Ниже по тропинке-предоставленный ему домик: восхитительная игрушка из деревянных раздвигающихся рам с натянутой на них бумагой, наполненный цыновками, ширмами и изящными безделушками. Чья-то нежная рука со вкусом расставляла их. Зачем ему все это?
      Свобода!. свобода!.. Он может идти, куда захочет, может делать все, что пожелает, в пределах нестрогого санаторного режима. Он свободен. Видимость это или действительность? Потерявший память паралитик, признанный судебной экспертизой невменяемым, вдруг снова провозглашается человеком. Ему дают вкусить прелесть свободы, его лечат, окружают вниманием, наконец, ему предлагают техническое поприще, играют на его инженерном самолюбии...
      Неужели его ненавистное творческое самолюбие, отнявшее у него Аню, неужели оно до такой степени стало притчей во языцех, что известно даже в Японии?
      Андрей поморщился и встал. Медленными шагами человека, которому некуда спешить, стал он спускаться, к своему домику. Крыша с загнутыми краями была едва видна, полускрытая зеленью.
      Услышав журчание ручейка, Андрей свернул с дорожки. Вода весело прыгала с камешка на камешек. Она была прозрачна и, вероятно, холодна. В одном месте она разливалась тихой заводью.
      Седина... борода... Когда они появились?
      В больнице не разрешали бриться... Уронив палку и опершись о дерево, долго смотрел он на свое изображение.
      Усталыми шагами подходил Андрей к своему домику. Слуга-японец ушел с утра, сказав, что ему надо купить в деревне продуктов.
      В домике никого не должно быть. Странно, почему открыта дверь? Корнев отлично помнил, что закрыл ее уходя.
      Андрей с улыбкой снимал у порога ботинки. Ведь в японский домик нельзя войти, не сняв обуви. Кто же у него в гостях? Может быть, предприимчивый строитель и психиатр подослал к нему шпиона? Ну что ж, этого следовало ожидать.
      Фусума, отгораживавшая первую комнату от второй, была отодвинута. Раскладывая какие-то безделушки, на цыновке сидела маленькая японка.
      При виде Андрея она широко открыла глаза, вскочила и попятилась.
      - Здравствуйте! Чем обязан я счастью видеть вас? - с трудом подбирал Андрей выученные когда-то в спальном мешке японские слова.
      Японка молчала. Андрей заметил, что она дрожит.
      - Вам холодно? Позвольте закрыть дверь.
      - Да, да... мне холодно. Спасибо, закройте дверь. Еще раз спасибо, пролепетала девушка по-английски.
      - Мне показалось, что я испугал вас, леди,- перешел Андрей на английский язык.
      - Простите меня, сэр, - сказала японка, видимо, овладев собой.- Какое поразительное сходство!.. Если бы не борода.. Но это совсем не относится к делу. Я ведь прислана сюда, чтобы помочь вам скорее выздороветь.
      - Прислана сюда... - усмехнулся Андрей, садясь на кушетку, поставленную в этом японском домике, вероятно, специально для него, большого, грубого, неуклюжего.
      - Здесь все так неустроено. Вам, наверное, было неудобно? Но я теперь обо всем, обо всем позабочусь. Как вам нравится это озеро? Вы любите удить рыбу? Я очень люблю сидеть с удочкой, но мне всегда жалко рыбок: я их отпускаю...
      Андрею было неловко, он не знал, как реагировать на это щебетание. Но больше всего смущал Андрея серьезный пристальный взгляд красивых миндалевидных глаз.
      - Меня зовут О'Кими. Отец зовет меня Кими-тян. Вы - американец? По-английски это звучит странно, не правда ли?
      - Нет, леди, я не американец. Я русский.
      Андрею показалось, что японка вздрогнула. Он даже посмотрел, не открылась ли опять дверь.
      - Как жаль, что я не умею говорить по-русски. Вы давно не были в России? Ах, я знаю по себе, как приятно возвращаться на родину, особенно если вас ждут. В каком городе ждут вас, мистер... мистер...
      - Корнев, Андрей Корнев... Но я думаю, что меня никто нигде не ждет.
      Андрей оперся локтями о колени и опустил голову. Он задумался и не видел выражения лица Кими-тян.
      - Я слышала, вы были ранены. Это правда? Я умею делать перевязки. Вы помните, кто перевязывал вам руку?
      - Мне? Руку? Я ведь был ранен в позвоночник.
      Кими-тян порывисто обернулась и несколько мгновений стояла спиной к Андрею. Потом подошла к скрытому в стене шкафу.
      - Я сейчас приготовлю вам чай, мистер Корнев. Русские ведь любят чай. Правда, что у вас есть такие смешные чайные машины?
      Андрей вздрогнул от звука бьющейся посуды. Кими-тян беспомощно стояла у шкафа.
      У ее ног валялся поднос и разбившиеся чашечки.
      Андрею почему-то стало жаль маленькую японку, против которой он старался себя настроить.
      Когда они вместе собирали разбившийся фарфор, девушка вдруг спросила его: - А это правда, что русские плохо запоминают лица?
      - Почему? - искренне удивился Андрей, подумав, что японские лица все ему кажутся похожими.
      Девушка отвернулась и ничего не ответила...
      О'Кими поселилась в другой половине домика, имевшей отдельный вход, но заполнила весь дом яркими кимоно, ширмами, безделушками, статуэтками, парчой, шелками. Андрей был положительно оглушен этим обилием красок и движения, которые внесла с собой О'Кими.
      Вечером он нашел на своем столе дорогие папиросы, сигары, коробку шоколадных конфет, американскую жевательную резину, бутылки с японским сакэ, американским виски, коньяком, ромом,-словом, все, что в представлении маленькой японки было нужно незнакомому иностранному мужчине.
      - А я ведь не пью и не курю, - смущенно сказал Андрей О'Кими, прибежавшей посмотреть на впечатление, произведенное столиком.
      Кими-тян искренне огорчилась.
      - А конфеты?
      Андрей взял из коробки самую большую конфету и увидел, как засияло личико девушки.
      Утром О'Кими настояла на прогулке по озеру. Она не позволяла Андрею грести и приладила до смешного миниатюрный парус. Лодка незаметно скользила по поверхности. Движение ощущалось только тогда, когда О'Кими опускала в воду кончики пальцев.
      - Мистер Корнев, какое у вас хорошее русское лицо! Такими были люди, мечтавшие о будущем. Скажите, почему вы так странно смотрите на воду? Мне кажется, .что у вас что-то с ней связано в жизни.
      - Все, ради чего стоило мне жить, ушло под воду, - сказал Андрей, поднимая глаза.
      - Утонуло? - робко спросила О'Кими.
      - Несколько лет назад я строил под водой замечательное сооружение, может быть, вы даже и слышали о нем. Плавающий туннель утонул в Ледовитом океане, а сама мысль о его строительстве заброшена.
      - Заброшена? - не сдержавшись, воскликнула О'Кими.
      Андрей не обратил внимания на ее тон.
      Лицо его было равнодушным и усталым.
      - Это вполне естественно. Теперь никто не станет рисковать. Вы, конечно, читали в газетах об этой гибели.
      Лодка делала большой круг, приближаясь к противоположному берегу.
      - Почему, скажите, почему, - вдруг с неожиданным жаром в голосе спросила Андрея девушка, - скажите, почему вы думаете только о том, что погибло, и не хотите даже смотреть на то, что окружает вас? Эти горы, вода, небо... Эти леса, цветы... Разве вы не хотели бы жить среди всего этого? обида, почти горечь звучала в ее голосе.
      Андрей устало огляделся.
      - Жить среди всего этого? Если вас прислали для того, чтобы заставить меня согласиться...
      - Согласиться? На что?
      Андрей бросил руль и подпер подбородок руками, спрятав их в бороде. Он глядел в упор на Кими-тян.
      - К чему притворство, мисс О'Кими? Умный профессор, желающий заполучить для японского стратегического строительства нужного инженера, прислал вас сюда, чтобы продемонстрировать мне все прелести жизни. Но напрасно, мисс О'Кими... Никакое проявление жизни уже не действует на меня.
      Кими-тян ничего не ответила Андрею. Она отвернулась и, перегнувшись через борт, брызнула себе в лицо водой. Почему-то Андрею показалось, что он видел брызги на ее щеках раньше, чем она коснулась воды рукой.
      - Мистер Корнев... я не знала вашего имени, когда мой отец, желавший, чтобы вы остались надолго среди японских вишен, послал меня сюда. Это он сказал вам, что Арктический мост не строится?
      Андрей удивленно посмотрел на девушку.
      "Она знает даже это русское название строительства?" - Мне кажется, что я понимаю его, - задумчиво сказала она. - Я догадываюсь, о ком он заботился...
      О'Кими повернула парус. Лодка поплыла быстрее. Крепко натягивая рукой веревку, японка сказала: - Мне неизвестно, мистер Корнев, как вы попали сюда и где были эти годы. Вы подозреваете меня в соучастии с кем-то, кого вы считаете, может быть, врагами... - Она помолчала. - Скажите, а что, если бы строительство вашего Арктического моста продолжалось, если бы оно сейчас...
      Странная, почти невозможная перемена произошла в Андрее Корневе. Он вскочил, едва не перевернув утлую лодочку. Его бледное лицо покрылось яркими пятнами.
      Он сделал шаг по качающейся лодочке и схватил О'Кими за руку.
      - Говорите, говорите же! - крикнул он.
      Он смотрел не на О'Кими, а мимо нее. Может быть, он видел перед собой свой любимый Арктический мост, своих друзей по работе, слышал гул центрального сборочного зала, гудок электровоза...
      Но перед ним сидела чужая, испуганная этим превращением девушка.
      - Ах, если бы вы были правы! - сквозь сжатые зубы проговорил Андрей и снова поник.
      Машинально он не отпускал руки О'Кими, а она боялась пошевелиться. Лодочка с брошенным парусом и рулем кружилась на месте.
      Наконец Андрей, снова ставший безучастным ко всему, перебрался на корму. Молча достигли они берега. А когда шли к домику, Андрей неожиданно для себя рассказал Кими-тян все, что произошло с ним с момента гибели дока: о скитаниях во льдах, о смерти Дениса; когда он, рассказывая об убийстве американца и о предательстве спутника-японца, назвал имя Муцикавы, Кими-тян опустила голову. За обедом девушка старалась быть веселой, много говорила о всяких пустяках и шутила. Андрей за что-то сердился на себя, но не мог вспомнить, за что. Он старался не подать виду, что у его прибора вместо ножа и вилки лежали два ножа.
      На следующий день О'Кими была непривычно задумчивой и молчаливой. Днем она попросила Андрея пойти с ней в горы.
      Когда они поднялись на заросшие мхом камни у японской сосны, О'Кими достала из широкого рукава кимоно красивую тетрадь в лакированном деревянном переплете.
      - Мистер Корнев, вы любите стихи? - спросила она.
      - Стихи? - Андрей задумался.
      Любит ли он стихи? Когда-то он сам писал стихи...
      Кими-тян села на камень и положила тетрадь на колени. Андрей протянул руку и взял тетрадь. О'Кими сделала порывистое движение, словно хотела взять тетрадь обратно.
      Андрей задумчиво перелистывал плотные голубые листы. На последнем стихотворении он остановился. Рядом с красиво выведенными иероглифами был старательно написан английский перевод:
      В чем счастье любви
      - В обладаньи?
      Нет, счастье любви
      - Это горечь желанья,
      Желания счастья ему...
      Андрей внимательно, почти удивленно посмотрел на смущенную девушку. Долго держал он в руках раскрытый альбом. Наконец О'Кими решительным движением взяла у него тетрадь.
      - А теперь, - повернулась она к нему, - я должна вам сказать, что строительство Арктического моста никогда не прекращалось. Вам солгали, а я... я не боюсь сказать всю правду. Я хочу, чтобы вы считали меня своим другом.
      Корнев недоверчиво смотрел на девушку.
      - Да, да, Андрей,- назвала его по-русски девушка. - Ваше строительство продолжалось все эти годы. Оно уже близится к концу. И вы, гениальный его создатель, закончите его. Теперь вы верите, что я не стану уговаривать вас остаться здесь навсегда?
      - Кими-тян! Кими-тян! - закричал Андрей, схватив девушку за плечи и прижимая к своей груди. - Маленькая Кими-тян!..
      О'Кими чувствовала, как бешено колотилось сердце в груди русского инженера. Эти все учащающиеся удары были музыкой для нее. Она зажмурилась и боялась открыть глаза. В памяти возникли строчки:
      Как верить могу я,
      Что сны, только сны?..
      Андрей требовал у О'Кими подробностей, он замучил ее вопросами, и девушка была в отчаянии, что не может на многое ответить ему.
      Кто стоит во главе строительства? Кто ближе к Северному полюсу русские или американцы? Сколько километров разделяют их? Где его брат Степан Корнев? Где инженер Анна Седых?
      - Мистер Эндрью, на многое я не могу вам ответить. Я не могу вам даже объяснить, почему мне было больно читать в газетах что-либо об Арктическом мосте. Но не огорчайтесь... Я покину вас сегодня и привезу вам много-много газет. Хорошо?
      - Скорее, скорее привезите мне эти газеты! Мне нужно все это знать сейчас же, немедленно! Вы успеете вернуться к вечеру?
      Когда Андрей и Кими-тян шли вниз, Андрей перепрыгивал с камня на камень, обгоняя девушку, снова возвращался к ней; он сшибал своей бамбуковой палкой целые ветки с цветами и забрасывал ими О'Кими.
      Девушка, притихшая, счастливая, не сводила с Андрея глаз.
      Уходя на свою половину, Кими-тян почему-то прочла Андрею перевод с японских стихов Ки-но Тосисады:
      Хоть знаю я: сегодня мы простились,
      А завтра я опять приду к тебе,
      Но все-таки...
      Как будто ночь спустилась,
      Росинки слез дрожат на рукаве...
      Андрей смутился, Кими-тян тоже. Она убежала. Больше Андрей ее не видел. Она уехала.
      Взволнованный, он никак не мог уснуть. Он до самого утра бродил по берегу озера и из озорства долго не отзывался на крики обеспокоенного старика-японца.
      Этой ночью по небу промчался метеор. На миг горы вынырнули из тьмы, небо вспыхнуло, озеро засияло... Метеора уже не было, а его сверкающий свет постепенно таял в небе... потом и он исчез...
      Андрей подумал, что вот так же метеорами проходили через его жизнь люди...
      Теперь - О'Кими, раньше Сурен, Денис, Аня...
      Весь следующий день Андрей составлял планы своего возвращения. На тысячи ладов он представлял себе картины первой встречи с братом... быть может, с Аней... Он хмурился, плотно сжимал губы.
      Андрей ждал Кими-тян, ждал с нетерпением, тревогой и радостью... Ждал и не мог дождаться. Она была нужна ему, как воздух, как солнце, как сама жизнь. Может быть, это было больше, чем просто благодарность?..
      Старик-японец, видя его состояние и слыша непрестанные вопросы о том, когда вернется госпожа, довольно ухмылялся и всячески расписывал свою изумительную, нежную, умную и добрую хозяйку.
      Автомобиль не мог подходить к самому домику. Ему приходилось останавливаться на дороге значительно ниже; оттуда Кими-тян должна была прийти пешком.
      Андрей несколько раз ходил встречать ее.
      Он сидел в густом кустарнике под палящим солнцем и уносился мечтами к Северному полюсу...
      Наконец он увидел О'Кими. Сердце у него заколотилось.
      Девушка тороплово шла по дорожке; лицо ее было озабочено. Шофер тащил чемодан.
      Андрея удивило выражение лица Кимитян. Но лишь он вышел навстречу, Кими-тян сразу стала другой. Она улыбнулась, подбежала к нему и протянула пачку газет.
      Он сел тут же на камень и стал жадно читать, а она стояла перед ним и не спускала глаз с низко склоненной поседевшей головы...
      Вечером они долго бродили по берегу озера. Руки их часто соприкасались, а однажды пальцы О'Кими остались в большой и жаркой ладони Андрея. Этот жар от пальцев передавался всему телу девушки. Едва сдерживая дрожь, она слушала Андрея, строившего планы возвращения...
      Расстались они при лунном свете, превращающем озеро в призрачную долину, устланную серебряным ковром из шевелящихся чешуек.
      Утром, открыв дверь своей половины, Андрей был страшно удивлен, увидев сидящую на ступеньках О'Кими. В руках она держала револьвер. Смущенная девушка вскочила и- пролепетала что-то бессвязное относительно дурных снов.
      Как ни умела владеть собой О'Кими, Андрей все же заметил, что в течение всего утра девушка была особенно взволнована. Она часто смотрела на часы, неожиданно вздрагивала, оглядывалась по сторонам, не давала Андрею далеко удаляться от домика.
      В половине двенадцатого, заставив Андрея поесть в неурочный час, она предложила пойти на ближайшую вершину. Андрей не мог ни в чем отказать О'Кими - ведь она пробудила его к жизни. И она уже много значила для него...
      При подъеме Кими-тян очень торопила уставшего Андрея и все время оглядывалась по сторонам.
      - Вот здесь мы отдохнем, - сказала она наконец.
      Они сели.
      - Теперь мы простимся, Андрей, - вдруг сказала О'Кими, назвав Корнева по-русски.
      - Почему простимся?
      - Я все объясню вам. В Японии у вас не только друзья. Когда я была в городе, то узнала, что Муцикава выследил вас. Извещенный о вашем исчезновении из Сиэтля, он, вероятно, испугался разоблачений и решил убрать вас. - Девушка прижалась к плечу Андрея. - Весь этот район окружен наемными людьми Муцикавы. Они хотят затравить вас как зверя, но это им не удастся.
      - Я сейчас же отправлюсь в советское консульство.
      - Это невозможно: вас убьют. Надо бежать тайно. Смотрите, смотрите, Андрей! Вы видите эту темную фигуру на скале? Это друг, человек из нашего Союза молодежи. Идите, идите к нему. Друзья помогут вам выбраться отсюда и посадят сегодня же на пароход.
      - Мне... идти... уже? - растерянно сказал Андрей, нерешительно поднимаясь.
      Сунув в карман револьвер, который подала ему девушка, Андрей повернулся к Кими-тян.
      Всем существом потянулась она к нему. Он взял ее за плечи.
      - Прощай, О'Кими, сайонара, - сказал он по-японски.
      - Вы не забудете меня так же, как в первый раз? - подняла голову Кими-тян.
      - Как в первый раз? - удивился Андрей.
      - Там... в Америке...
      - В Америке? Так это были вы?
      - Идите, идите, - легко толкнула Андрея О'Кими, улыбаясь ему.
      - Прощай, О'Кими! Прощай, мой метеор!.. - задумчиво произнес он, быстро притянул ее к себе, поцеловал и почувствовал, что слезы застилают ему глаза.
      Резко повернувшись, он зашагал к черному утесу.
      Кими-тян стояла, боясь шелохнуться. Она все еще ощущала его подле себя, еще слышала его голос: "Сайонара, сайонара, прощай, прощай!"...
      Наконец ветви заслонили его худощавую фигуру. Тогда Кими-тян опустилась на землю и заплакала. Она плакала долго и громко, как плачут дети. Но это были слезы женщины.
      Вдруг она спохватилась. Ведь она может еще раз увидеть его силуэт! Кими-тян побежала по тропинке, отошла от нее в сторону, забралась на камень - и ужаснулась: из-под самых ее ног в пропасть уходил скалистый обрыв.
      Это было так неожиданно, что Кими-тян в первое мгновение зажмурилась. А когда она открыла глаза, то увидела фигуру Андрея. Он поднимался на черный утес. Еще немного - и он будет на скале.
      Наконец-то! На черном утесе уже стояли две фигуры...
      - Так вот где застал я вас, О'Кими, дзойси!
      Кими-тян непринужденно улыбнулась.