Арктический мост

      - Течь ликвидирована, товарищ начальник! - прогудел Денисюк.
      Андрей все не отпускал Колиной руки. Он повернулся и равнодушным, чужим голосом отдал распоряжение: - Выровнять положение дока. Послать глубоководных водолазов на наружную часть.
      - Есть на наружную часть!
      Коля почувствовал в своей руке трубку.
      - Вот, отдашь, когда сомкнется туннель, первому американскому рабочему. Так хотел Сурен, - сказал Андрей.
      Коля видел, как страдальчески опустились у него уголки губ.
      - Вот он, Арктический мост... Отнял жену... Унес такого, такого друга!..
      Андрей отвернулся.
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      ВОЗДУХ
      - О'кэй, мисс Седых! Если сегодняшний эксперимент окончится благополучно, компания купит ваш патент на ракетные якори. Это как раз то, что мне нужно. Мои рабочие постоянно недовольны, а это развязало бы мне руки.
      Аня улыбнулась.
      - Моя цель не продажа патента, а оказание технической помощи вашему строительству.
      Кандербль глубокомысленно поднял левую бровь, потом полез в жилетный карман за сигарой. Вспомнив, что они в подводной лодке, инженер улыбнулся.
      - Черт возьми! К сожалению, здесь нельзя курить. Итак, мисс Седых, там все готово?
      - Да, я проверила, - коротко ответила Аня.
      Кандербль подошел к блестящему прибору. Светлое пятно на шкале показывало цифру расстояния, которое прошла от дока маленькая подводная лодка.
      - Стал! - скомандовал Кандербль.
      Зажглась лампочка на пульте. Приказ был принят.
      - Можно идти? - спросила Аня.
      - О'кэй, мисс Седых. Ваш якорь следует спускать здесь.
      - О'кэй, - с едва уловимым задором произнесла Аня и вышла в низенькую дверь.
      Нагнув голову, Кандербль последовал за ней. По узенькому, ослепительно чистому коридору, перегороженному в ряде мест водонепроницаемыми переборками, они прошли в центральную часть подводной лодки. Здесь была расположена "спускная камера". Через нее опускались балластные, "мертвые" якори, нагружаемые в подводном доке.
      Кандербль подошел к круглому иллюминатору. Сквозь толстое стекло была видна внутренность цилиндрической камеры, слабо освещенная проникающим снаружи светом.
      Сейчас камера была заполнена гигантским штопором. Его винтовые лопасти поблескивали, словно отполированные. Штопор кончался вверху поперечиной, на обоих концах которой виднелись сопла реактивных двигателей, напоминавшие трубу горниста.
      - Итак, фейерверк на дне моря? - с некоторой долей любезности в голосе произнес Кандербль, с интересом наблюдая за взволнованным лицом русской женщины.
      Аня быстро повернулась к американцу.
      Между бровей у нее появилась складка.
      - Впустить в камеру воду! - отрывисто скомандовала она.
      Кандербль громко повторил приказание.
      Оба инженера видели, как открылись в полу камеры-кингстоны, как похожими на бревна струями ринулась через образовавшиеся отверстия вода океана. Штопор вздрогнул, качнулся в сторону, уступая напору струи, отклонился до встречи с другой и, дрожа, остался в наклонном положении. Вода быстро заполнила камеру. Якорь снова повис вертикально.
      - Готово, - сказала Аня, поправляя волосы.
      - О'кэй!- отозвался Кандербль, нажимая серебристую кнопку.
      Створки пола камеры медленно раскрылись.
      Столб воды в камере слился с темным зеленоватым пространством.
      - Трави трос! - наклонила Аня голову.
      Якорь дрогнул и стал медленно опускаться, пока не исчез в зеленой темноте. В заполненной водой камере остался только натянутый канат.
      Прислонясь плечом к двойному ряду заклепок, выступавших на металлической стенке, Аня молча смотрела на счетчик длины развернувшегося каната.
      Кандербль не спускал глаз с красивого лица со сведенными прямыми бровями.
      - Вы уверены, что реактивные двигатели включатся, едва якорь коснется дна? - спросил Кандербль, может быть, лишь для того, чтобы нарушить тягостную тишину.
      Вместо ответа Аня пристально посмотрела прямо в глаза американцу. Кандербль отвел взгляд в сторону. В окошечке прибора выпрыгивали цифры, как на счетчике таксомотора.
      Кандербль сказал об этом Ане. Аня улыбнулась ему, и американский инженер сразу повеселел.
      Он стал насвистывать какую-то негритянскую мелодию, постукивая в такт носком ботинка.
      Вдруг Аня схватила его за рукав и предостерегающе подняла руку.
      Цифры в окошечке прибора перестали меняться.
      Кандербль стоял, вытянувшись во весь рост. Аня продолжала держать его за руку.
      Было слышно, как в жилетном кармане американца громко тикали часы; им вторили маленькие часики на руке Ани.
      Откуда-то донесся далекий гул.
      Аня вопросительно смотрела на Кандербля.
      Американец вместо ответа выразительно показал пальцами, как ввертывается штопор. Аня радостно кивнула головой.
      - Надо еще проверить, не вытащится ли якорь, если потянуть хорошенько за канат, - сухо произнес Кандербль.
      - Проверяйте.
      - Сейчас отдам распоряжение. Однако как быстро якорь достиг дна.
      - Наоборот! - воскликнула Аня. - Как долго он спускался!
      Гортанным голосом мистер Кандербль отдал распоряжение выбирать канат.
      - Хэлло! Мистер Кандербль! - послышалось из репродуктора. - Лодка опускается.
      - Стал! - крикнул Кандербль.
      Он протянул Ане руку. Аня крепко, по-мужски, пожала ее.
      - О, это очень много для женщины!
      - Вы думаете? - рассмеялась Аня.
      Оба вернулись в рубку управления. Предстояло отвести конец каната в натяжную камеру туннеля.
      На матовом экране всплывали смутные очертания двух труб туннеля, вдоль которых шла теперь подводная лодка. Прожектор лодки вырывал из зеленой тьмы лишь небольшой их кусок, трубы казались косо срезанными.
      В одном месте под трубами показалось какое-то утолщение.
      - А вот и натяжная камера, мисс Седых, - почему-то хрипло произнес Кандербль.
      - Я не видела, как водолазы натягивают канат, - созналась Аня, окинув внимательным взглядом лицо инженера.
      - Вот, посмотрите, он несет конец каната, закрепляет на барабане лебедки. Вам видно? Пододвиньтесь сюда.
      - Спасибо. Мне хорошо видно и отсюда. Водолаз не останется в натяжной камере? Он вернется в подводную лодку?
      - Да, мисс Седых. Вы видите, он уже спускается. Сейчас сжатый воздух вытеснит из натяжной камеры воду, а лебедка натянет канат. Я рад, леди, что могу вам это рассказать.
      - Канат натягивается, натягивается! - восхищенно воскликнула Аня. Первый ракетный якорь уже держит туннель.
      Кандербль засунул в рот сигару и стал чиркать спичкой о стенку рубки, но тотчас спохватился.
      - Странно, - покачал он головой, - просто странно.
      - Что? - обернулась Аня.
      - Нет, нет, все о'кэй, моя леди.
      Через двадцать минут подводная лодка входила в шлюз плавучего дока.
      Это был огромный металлический цилиндр, сообщающийся через люк с океаном. Едва лодка прошла люк, тотчас специальные механизмы задраили его, а насосы принялись выкачивать в океан воду, заполнявшую шлюз.
      Через иллюминаторы из соседнего помещения было видно, как постепенно спадала вода в шлюзе и обнажался корпус подводной лодки.
      К одному из таких иллюминаторов припал Джемс.
      Когда в подводной лодке открылся люк и из него показалось длинное лицо Кандербля, Джемс боязливо отодвинулся от окна. Кандербль сошел на мокрый пол шлюза по железным ступенькам, приваренным к корпусу лодки, и выжидательно посмотрел наверх. По лестнице ловко спускалась стройная женщина.
      Кандербль помог ей сойти на пол.
      Джемс поднял бровь: "Прекрасно! "Лошадиная челюсть" ухаживает за русской леди. Так и будет доложено миссис Амелии. Недаром она интересовалась этой особой".
      Открылись двери шлюза. Джемс отскочил за лестницу, откуда мог продолжать свои наблюдения.
      Кандербль и Аня, оживленные и довольные, прошли мимо Джемса к винтовой лестнице.
      На первой ступеньке Кандербль задержался. Джемс ухмыльнулся, когда увидел, что американец взял русскую леди за руку.
      - Простите, леди, я давно хотел вас спросить, откуда у вас это кольцо?
      - Это кольцо? - переспросила Аня и, покраснев, тихо высвободила свою руку.
      - Не истолкуйте меня неверно, моя леди. Дело в том, что не может найтись в мире другого такого кольца.
      Аня удивленно подняла брови.
      - Это кольцо подарил мне один очень близкий... и замечательный человек.
      - Матрос?
      - Нет... то есть да. Его подарил мне... Вы знаете кто?.. Инженер Андрей Корнев.
      - Мистер Эндрью Корнейв? Не может быть!
      - Да, во время корейской войны он был матросом.
      Кандербль резко повернулся к Ане.
      - Так неужели это был он?
      - Да, он помнит о первой встрече с вами на корабле.
      - И он никогда не напомнил мне об этой встрече? Мог ли я думать? И вы дорожите этим кольцом?
      - О да! Очень!..
      - Я тоже дорожил им, - сказал Кандербль печально и стал подниматься по винтовой лестнице.
      Джемс усмехнулся. Побочное занятие в подводном доке ему определенно нравилось.
      Убедившись, что оба инженера поднялись, он направился следом за ними.
      Осторожно высунув голову, он увидел длинный цилиндрический коридор и две удаляющиеся фигуры.
      "Ага! Они направляются к "Лошадиной челюсти". Хе-хе-хе! Недурное место. Миссис Амелия недаром беспокоится за своего долговязого".
      Джемс тихо пошел по коридору. Была ночь. Звуки доносились отчетливо. Скоро должна была начаться передвижка дока. В пустынных коридорах никого не было, но на всякий случай в руках Джемс держал инструменты, чтобы притвориться чем-то занятым.
      А вот и дверь в кабинет Кандербля. Интересно послушать, что там сейчас происходит.
      Джемс приложил ухо к холодному металлу и вдруг удивленно свистнул. Он услышал всхлипывания. Женщина плакала.
      - Вот, так чертовщина!
      Мистер Кандербль взволнованно ходил по комнате. Джемс сразу узнал его шаги.
      - Это ужасное несчастье, ужасное!. Когда вы получили депешу, Мейс?
      - Час назад, сэр.
      - Какая неприятность! Никто не знает у нас об этой катастрофе в русском доке?
      - Никто, сэр.
      - Вам не лучше, мисс Седых? Выпейте еще воды. Этот инженер Авакян был вашим другом? Но зачем вы плачете, леди? Право, я уже готов был считать вас настоящим парнем.
      - Сурен... Сурен... бедный Сурен! - шептала русская.
      Джемс напрасно силился -понять ее слова.
      Он сгорал от любопытства. Катастрофа. Депеша. Человеческие жертвы. Есть что рассказать!
      - Мейс, принесите еще воды для леди.
      Вдруг дверь, к которой прижался Джемс, открылась, ударив его по щеке.
      - Что вы делаете здесь, мерзавец? - крикнул Кандербль, хватая Джемса за шиворот.
      - Простите, сэр, я наклонился, чтобы поднять отвертку. Простите, сэр! Ваша дверь так неожиданно открылась...
      - Что вы здесь болтаетесь ночью? Кто вы такой? Штрафую вас на десять долларов. Ваш номер? Теперь убирайтесь, пока я не свернул вам скулы.
      - Да, сэр, - подобострастно кланялся Джемс, отодвигаясь подальше от страшного биг-босса.
      Расправившись с Джемсом, Кандербль вернулся в кабинет. Аня сидела на стуле и, вытянув руки со стиснутыми пальцами, безмолвно смотрела перед собой. Мейс стоял со стаканом воды, но не мог привлечь ее внимания.
      Кандербль нервно закурил сигару.
      - Простите мою слабость, мистер Кандербль.- Аня тряхнула головой. - Я разревелась здесь, как девчонка. Но то, что произошло там, слишком много значит для меня... Вероятно, я не нужна вам больше? Я хочу пройти в отведенную мне каюту.
      - Пожалуйста, мисс Седых. Поверьте, я очень расстроен происшедшим несчастьем. Я весьма уважал мистера Авакяна. Это крупная утрата для всего нашего предприятия, которому вы так послужили работой над якорями. Я сочувствую вам.
      Аня встала и, отвернувшись к стене, вытирала платком глаза. Она слушала, но не понимала американца.
      - Мистер Мейс, вы проводите меня? Я боюсь, что не найду своей каюты, попросила она секретаря.
      Кандербль остался один. Он широкими шагами прошелся по узкой и длинной комнате.
      Остановился, вынул из жилетного кармана сигару, задумчиво подержал в руках, потом бросил ее в пепельницу. Еще раз прошелся из конца в конец и стал искать по карманам спички. Все время он неодобрительно качал головой.
      - Да, да, якоря. Это прекрасно, - вслух произнес он. - Теперь эти олухи у меня попляшут! Мне больше не потребуются каменоломни, доставка балласта... Вся возня с этими мертвыми якорями не нужна.
      Кандербль сел в кресло и глубоко задумался.
      Сжимая в руке мокрый платок, Аня машинально двигалась за сдержанно-вежливым Мейсом.
      Оглядываясь на свою спутницу как бы для того, чтобы убедиться, что она следует за ним, Мейс понял, что мысли русской женщины были сейчас далеко. Почему-то вздохнув, он сказал: - Да, леди, жестокое это сооружение плавающий туннель.
      Аня сначала удивленно посмотрела на него, потом кивнула головой. Может быть, он ответил ее мыслям.
      Навстречу Ане и Мейсу стали попадаться возбужденные люди. Они кричали, махали руками. Аня не понимала, чего они хотят. Они остановили Мейса и не давали ему пройти.
      - С дороги! - мрачно произнес Мейс, держа руку в кармане.
      - Стал! Инженерский прихвостень!- кричали из толпы.
      - Мы хотим знать правду! Что случилось с русским доком? Правда, что он пошел ко дну?
      - Правда, что Люди задохнулись в нем?
      - Пропустите меня и эту леди. Мне ничего не известно об этом происшествии. Читайте газеты. - В голосе Мейса слышались нотки К;андербля.
      - Вы лжете! Вам все известно! Мы видели человека, который кое-что слышал.
      - Молчать! Вы кричите здесь, в то время как уже пора идти на сварку. С земли сейчас придут грузовики. Прочь с дороги!
      - Нет! Мы хотим знать! Мы не пойдем на работу, пока не узнаем! Мы захватим грузовики!
      - Джентльмены, вы должны считаться с леди. Она очень утомлена. Я должен проводить ее.
      Аня наклонилась к Мейсу и тихо спросила: - Отчего не рассказать им всей правды?
      - Разве это люди? Это скоты! Им нужен повод для забастовки.
      - Здесь леди? - переспросил старый рабочий.- Ребята, дайте леди пройти. Он прав, дайте дорогу.
      Рабочие расступились, провожая недобрым взглядом Мейса и его спутницу.
      . Ане было больно уйти, не рассказав этим людям об аварии в советском доке. Но она твердо помнила данные ей наставления - ни в коем случае не вмешиваться во внутреннюю жизнь американского дока, не принимать ничьей стороны в возможных конфликтах между рабочими и администрацией. Дисциплина советского человека была в Ане сильна. Она молча пошла следом за американцем.
      Рабочие слонялись без дела по коридорам И по металлической площадке дока. Они бросались навстречу каждому прибывающему из Аляски грузовику, накидывались с расспросами на каждого шофера; но те ничего не знали, кроме того, что наверху пурга и они до сих пор еще не отогрелись.
      Слухи, один невероятнее другого, как вода, растекались по доку. Разгрузка грузовиков шла с перебоями. Рабочие то и дело отвлекались, чтобы поговорить друг с другом. Мастера охрипли от ругани, но ничего не могли поделать сегодня с рабочими. Инженеры держались поодаль.
      Узнав от секретаря о появившихся слухах, Кандербль заперся в своем кабинете. Хмурый, готовый к самым решительным мерам, слушал он сидевшего против него делегата рабочих - электромонтера Сэма Дикса.
      - Рабочие хотят знать правду о катастрофе, сэр, хотят знать, насколько безопасно продолжать работу в подводном доке, и наконец, хотят знать, будут ли удовлетворены требования шоферов, переданные на прошлой неделе.
      - Хорошо. Передайте своим рабочим, что в русском доке ничего особенного не произошло. Образовалась небольшая течь в сальнике. Проходя по мокрой площадке, русский инженер мистер Авакян поскользнулся, ударился виском о железные перила и умер. Работа в нашем доке совершенно безопасна. Это оговорено в нашем договоре, и компания свято выполняет свои обязательства. Что касается всех остальных ваших требований, то они противоречат нашему договору, а потому в переговоры о них я вступать не намерен.
      - Остерегайтесь, мистер Кандербль.
      Кандербль усмехнулся: - Меня не интересуют шоферы. Я их увольняю сегодня.
      - Как увольняете? - удивился Сэм. - Разве вы прекращаете работы?
      - Отнюдь нет, мистер Дике. Просто они больше мне не нужны и могут убираться ко всем чертям, так же как и все те, кто работает на добыче балласта.
      - Позвольте, но как же якоря?
      - О-о! Это уж дело инженеров. Концерн купил у русских патент новой системы якоря, не нуждающегося в балласте. Я уже заказал по телеграфу, чтобы мне прислали партию самолетами.
      Сэм нахмурился.
      - Следовательно, вы не только не удовлетворяете наши требования, но и объявляете локаут?
      - Да, сэр, - сказал Кандербль, открывая коробку с сигарами, но не предлагая закурить своему посетителю.
      - Тогда, мистер Кандербль, мы прекратим работы в подводном доке.
      - Не удастся! Я набрал сюда надежных рабочих, которые не любят связываться с такими организациями, как профсоюзы.
      - Тем не менее работы будут прекращены, сэр, - сказал твердо Сэм, решительно поднимаясь.
      - Сомневаюсь, - усмехнулся Кандербль, демонстративно кладя ноги на стол.
      - Разрешите воcпользоваться вашим телефоном? - вежливо попросил Сэм.
      - Пожалуйста.
      Сэм вызвал какогото Билля. и спокойно проговорил в трубку: - Мистер Кандербль отклонил наши требования, объявив частичный локаут. Прекратите работы на вентиляционных установках.
      - Что?! - заревел Кандербль, снимая ноги со стола.
      - Только то, что я пообещал вам, сэр. Работы прекратятся, так как на земле прекратится подача воздуха в туннель.
      Сэм повернулся и вышел. Кандербль яростно жевал челюстями, словно хотел перегрызть что-то твердое.
      - Мейс! -крикнул он. - Узнайте, что там происходит наверху, и вызовите ко мне сюда всех инженеров. И верните мистера Дикса.
      - Да, сэр, - откликнулся секретарь.
      Кандербль включил репродуктор, соединяющий его с центральным сборочным залом.
      В кабинет донесся смутный шум голосов. Кандербль ходил из угла в угол.
      Вошел Сэм.
      - Ну? - угрюмо спросил он.
      Кандербль подошел к нему вплотную.
      - Сейчас же прекратите забастовку!
      Сэм отрицательно покачал головой.
      Тогда Кандербль выругался, подался всем телом вперед и коротким ударом в челюсть свалил его на ковер.
      - Так, - сказал Кандербль, перешагнул через Сэма и, выйдя из кабинета, запер его на ключ.
      Когда он поднялся наверх, центральный сборочный зал походил на разбуженный улей.
      Больше тысячи человек, собравшихся сюда, чтобы начать сварку (туннельного комбайна здесь еще не было), не приступали к работе.
      Прекращение потока привычного ветра, постоянно дующего из горловины туннеля и приносящего в док свежий воздух, подействовало на людей, как удар грома в зимний солнечный день.
      Никто не знал, что произошло. Наэлектризованные утренними слухами, встревоженные люди спрашивали друг друга, что это значит.
      В довершение всего исчезли все инженеры.
      - Скверный признак. Плохи наши дела,качали головами старики.
      - Мы задохнемся в этой ловушке.
      - Это проклятое место - док. Русские придумали его и сами утонули первыми.
      - Вот теперь и наша очередь.
      - Мы не хотим погибать! Надо бежать отсюда, иначе мы задохнемся.
      - Воздуха! Воздуха! Я уже чувствую, что трудно дышать...
      Люди толпами стали собираться у горловины туннеля, теснясь к полуразгруженным автомобилям.
      - Эй! Да что там смотреть! - крикнул кто-то. - Сбрасывай эти проклятые железки, на пол! Забирайся на грузовики!
      Это было сигналом.
      Обезумевшие люди бросились к автомобилям. Тюбинги сталкивались куда попало, загромождая дорогу и делая невозможным проезд другим машинам.
      Первый грузовик, сплошь увешанный гроздьями срывающихся людей, въехал в туннель и скрылся в темноте.
      - Они уехали, уехали, а мы останемся, задохнемся! - кричали люди, стараясь завладеть следующей машиной.
      Началась драка за место в машине. Пошли в ход кулаки. Послышались стоны, ругань, проклятия.
      Ушла вторая машина. Третья, облепленная людьми, не могла двинуться, потому что путь был загорожен сброшенными с первых двух машин тюбингами.
      Паника усилилась. С остервенением принялись люди освобождать дорогу. Но другие, воспользовавшись тем, что освободились места в машине, поспешили занять их. Началась свалка. Послышались выстрелы. Толпа, наполнявшая центральный зал, будто сошла с ума. Людям действительно казалось, что они задыхаются. Сознание того, что воздух больше не поступает в туннель, сеяло страх, переходящий в умопомешательство.
      Люди бросились бежать по туннелю, в отчаяньи забыв, что сотни миль отделяют их от берега. Автомобиль, которому удалось прорваться через толпу, догонял их, и кто знает, какие страшные сцены произошли в узкой трубе туннеля.
      Два брата, Джемс и Генри, были в общей толпе. Стараясь удержаться на узкой площадке, они качались то назад, то вперед, пытаясь пробиться к тому месту, где стояли нагруженные тюбингами грузовики.
      Здоровые и сильные, мало отдавая себе отчет в том, что делают, они действовали локтями, ногами, кулаками. Удары сыпались на них со всех сторон, но лишь больше разъяряли их. Однако братья были слишком далеко от машины. Они видели, как автомобили один за другим покидали док. Уезжали десятки людей, а оставались сотни.
      На мгновение показался Сэм, которого притащил сюда Кандербль, чтобы остановить панику. Но люди уже не могли внимать словам.
      Чувство страха торжествовало над разумом.
      Сэма никто не слушал.
      - Просто он хочет удрать раньше нас! - крикнул Джемс.
      Сэма смяли, затолкали, избили.
      Всего только две машины оставалось в доке. Люди с дикими воплями пробивались к ним. Ноги часто наступали на что-то мягкое.
      Ушла еще одна машина. Люди срывались с нее, вскакивали и снова бежали, цепляясь на ходу за висящих товарищей. Последняя машина была набита до отказа. Джемсу и Генри удалось пробраться к ней. Генри изловчился и вскочил на подножку вместо одного сорвавшегося рабочего. Джемс проталкивался, стараясь поставить свою ногу, но втиснуть ее было некуда.
      - Пусти! Пусти! - кричал он, стаскивая Генри, но тот, напрягая мышцы, судорожно держался за выступ крыла.
      - Пусти! - хрипел Джемс. Пена выбилась у него в уголках губ.
      Машина тронулась. Джемс выхватил нож и ударил им Генри в спину. Тот крикнул, както осел и сполз на землю.
      Джемс вскочил на освободившееся место.
      Машина уже мчалась по туннелю. Рукав Генри зацепился за подножку, и тело некоторое время тащилось за машиной, пока не ударилось о торчащий тюбинг.
      - Док опускается! Помпы остановились! Запасные цистерны наполняются водой! - крикнул кто-то.
      Поток людей хлынул в отверстие туннелей.
      На площадках, на дне дока, на груде тюбингов лежали оставшиеся, обессиленные борьбой рабочие.
      На металлической галерее стояли одинокие фигуры инженеров с револьверами в руках. Они беспомощно поглядывали друг на друга.
      - К помпам! Черт вам в уши! К помпам!- кричал Герберт Кандербль. - Док действительно опускается. Я рассчитаю вас завтра же ко всем чертям!
      - Сэр, помпы работают. Кто-то уже пустил их.
      Кандербль сбежал вниз вместе со своим секретарем. В машинном отделении он не увидел ни одного рабочего. У щита управления стояла Аня Седых.
      -- Вы, мисс Седых? Вы пустили помпы?
      Откуда вы знаете устройство дока? Как очутились вы здесь?
      Аня посмотрела на американца и тихо сказала: - Подводный док проектировал когда-то мой муж и его друг.
      - Вы молодец, Анна! - произнес Кандербль, не добавляя к ее имени "мисс", и с уважением посмотрел на нее.
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      сны-только сны...
      О'Кими проснулась и открыла глаза, боясь пошевелиться, словно все то, что видела она минуту назад, могло еще вернуться. На лимонно-желтый край цыновки падал солнечный луч и золотил ее, а дальше начиналась бирюзовая прозрачная даль. Шелк ширмы казался нереальным и лишь слабо прикрывал тот таинственный мир, Б котором только что была О'Кими.
      Как это было? Он шел по узенькой дорожке, по обе стороны которой цвели вишни, вишни, вишни... Поднимался по крохотным мостикам, переброшенным через веселые ручейки, проходил мимо клумб, маленьких и изящных, как веер девочки. На песке дорожки резвились золотые зайчики, проскользнувшие сюда через просветы в листве. Они казались такими же цветами, как бледно-розовая пена вишен или мягкие синие лепестки на клумбах, - золотыми цветами, которые то вспыхивают, то гаснут.
      Потом он вошел в полосу яркого, но странного света, не похожего на солнечный. Это скорее был лунный свет, но яркий, как солнце. О'Кими где-то видела такой свет. Ах, да.,.
      В сумерки они с отцом ехали мимо завода.
      Она поразилась, увидев странно яркую стену с прыгающими фантастическими тенями. Это был свет, лишенный желтизны и жизни, мертвый, но ослепительный. Отец сказал ей, что это электросварка.
      Мертвый свет падал на невысокую худощавую фигуру, резко выделяя ее на фоне темных кустов. У него было строгое, задумчивое лицо, как и в последний раз, когда она его видела. Он смотрел прямо перед собой, словно далеко за кустами вишен, за стеклянной синевой неподвижного моря видел свою цель.
      Он шел к морскому берегу, а за ним по прибрежному песку двигалась его тень. Ужас сковал О'Кими. Тень... тень была белой! Эта тень, выделявшаяся на песке, как пятно нерастаявшего снега, была чудовищно страшна; она ползла за ним, повторяла его движения, а он все шел вперед и не оглядывался.
      О'Кими стояла у самой воды; волны с тихим шуршаньем подкатывались к ее ногам.
      С щемящим чувством ждала О'Кими, что он взглянет на нее. Но он все шел своей дорогой.
      Белое кружево воды задело его ноги, а он все шел и шел. Вода дошла ему до колен. До пояса!.. О'Кими хотела крикнуть, но голоса не было. Она хотела броситься за ним, остановить, но ей было страшно. Белая снежная тень ползла за ним по поверхности воды, странно колеблясь и извиваясь. Вот уже только плечи его поднимаются над водой. Крик снова стынет в горле О'Кими: там, где только что был он, взметнулась волна и побежала к берегу. Он ушел в воду.
      Кими-тян упала на песок. Она хотела плакать, но слез не было. Вдруг она увидела снежную тень. Тень двигалась по поверхности воды и уходила все дальше и дальше. О'Кими вскочила. Она не знает, откуда взялась лодка и как она попала в нее. На корме сидел Муцикава и молча правил. Он так же, как и она, не спускал глаз с одинокой плывущей тени, похожей на колеблющуюся пену. Ветер наклонял парус, вода бурлила около самых пальцев опущенной за борт руки О'Кими. Муцикава смотрел вперед и молчал. У него было злое, напряженное лицо, как тогда, на горе Фудзчсан. И опять стало страшно О'Кими. С облегчением выскочила она на песок. Они обогнали тень. Вон движется к берегу белое пятно.
      О'Кими стояла на ветру, чувствуя, как трепешет ее кимоно, и ждала. Пятно приближалось.
      И вот на поверхности воды появилась его голова... его глаза. Он смотрел прямо перед собой, и он видел ее, О'Кими. Он улыбнулся ей.
      Прежде он никогда не улыбался. Кими-тян бросилась ему навстречу. Он взял ее руки в свои и снова с улыбкой посмотрел на нее. Это было счастье. Они тихо шли по берегу. О'Кими прижалась к его плечу, чувствуя его силу и непреклонное стремление к чему-то большому, неизвестному. Она казалась себе такой маленькой... Не надо, не надо больше ни о чем думать! И вдруг она вспомнила о тени. Сжавшись в комочек, О'Кими не хотела оглядываться, но непреодолимая сила поворачивала ее голову. Она знала, что это страшно, она боялась этого... У нее перехватило дыхание.
      У Муцикавы были черные щели глаз на бледном лице. Кими-тян хотела крикнуть, но лишь крепче сжала сильную руку, в которой лежали ее пальцы. Впереди была залитая солнцем песчаная коса. О'Кими зажмурилась, чтобы почувствовать себя только с ним. Потом открыла глаза, но вместо песчаной косы увидела позолоченную солнцем циновку...
      Кими-тян села и закинула руки за голову.
      Зажмурилась, как минуту назад во сне, потом открыла глаза и вздохнула.
      Встречи во сне,
      Как печальны они.
      Проснешься,
      Ищешь вокруг
      И нет никого...
      О'Кими задумалась. Она знала: сегодня должна решиться ее судьба, а он пришел к ней во сне словно для того, чтобы напомнить о себе. Но что может теперь сделать она, маленькая японка, которую научили во Франции только мечтать да быть по-западному сентиментальной? Она не хочет никого: ни Муцикавы, ни Кото. Ни друга своего детства, гордого, напыщенного японца, прославленного летчика, ни впечатлительного юноши с аристократическими руками и восхищенным взглядом.
      Родственники в Японии - великая сила.
      Они сообща решают все семейные дела: они вмешиваются в личную жизнь; они устраивают на службу, выдают замуж, женят, отправляют на войну и выдвигают в парламент.
      На семейный совет приходят все, и каждый имеет голос. А общего голоса родственников нельзя не слушаться. Так сказал О'Кими вчера отец.
      Сегодня эти далекие Кими-тян люди придут в дом профессора Усуды, чтобы вмешаться в жизнь его дочери, в ее, Кими-тян, жизнь, воспользоваться еврей жестокой и непонятной властью над ней. Семейный совет должен решить, чьей женой она станет: Муцикавы или Кото. А ее, ее даже не спросят, даже не пригласят на совет: ведь она только японская женщина.
      Дверь тихо открылась. Заглянула Фусатян. Солнце блеснуло на валике ее черных волос.
      - Приходят, приходят, - быстро заговорила она шепотом. - Сегодня будут все Усуды. Я только что отнесла туда сакэ. Сам господин профессор очень недоволен. Он уже спрашивал меня о вас.
      Кими-тян закрыла лицо руками и сидела молча, не сменив ночного кимоно на дневное.
      У порога японской половины дома Усуды выстроилось много пар тэта и зора.