Арктический мост

      Через толпу рабочих Иван Семенович прошел к торцовой стенке дока. Тысячи глаз смотрели сейчас на эту последнюю преграду. Перед ней, скрестив руки на груди, стоял Степан Григорьевич Корнев.
      Вдруг шум моторов изменился. Сразу смолкли все голоса. Монотонно, но по-другому звенели теперь стенки. Звук этот еще больше подчеркивал наступившую тишину.
      Неожиданно люди качнулись, хватаясь друг за друга. Некоторые не удержались на ногах и со смехом повалились вперед.
      - Приехали! - громким басом возвестил Седых и, подмигнув, добавил: Встречайте американцев с гостинцами!
      - У меня есть... есть для них гостинец! - воскликнул Коля, потрясая чем-то в руке.
      - Путь подводного дока закончен!-торжественно произнес Степан Григорьевич Корнев, оставаясь все в той же позе - лицом к металлическому днищу дока.
      И снова наступила тишина. Тысячи людей словно притаились в ожидании чего-то, что должно было произойти.
      Коля шмыгнул носом и спросил: - Что же теперь, днище отвертывать?
      - Не раньше, чем вышедшие под воду водолазы соединят доки снаружи, строго сказал Степан Григорьевич.
      - Опять ждать, - упавшим голосом произнес Коля.
      - Не беда, подождешь, - ласково пробурчал Седых.
      Откуда-то донеслись близкие удары о металл. Люди переглянулись.
      - Из американского дока слышно, - заметил кто-то.
      - Из американского! - обрадовался Коля и, приставив руку рупором ко рту, неистово закричал: - Америка! Здорово!
      - Тише ты, маленькая лошадка с заячьими ушами!
      - А это я - чтобы на другом полушарии было слышно, - оправдывался Коля.
      Последний час, прошедший в ожидании, был мучительным. Казалось, что в доке было невероятно жарко. Вспотевшие, усталые, но возбужденные люди жались к торцовой стенке, взбирались на законченные трубы туннеля, сидели на металлических перилах, толкались на палубах туннельного комбайна. Мостовые краны были усеяны счастливчиками, - люди облепили ажурные фермы, как воробьи.
      Рабочие вздыхали, зевали, шептались между собой. Всем сразу захотелось есть. Из кухни прислали бутерброды, это внесло в толпу радостное оживление.
      Кто-то предложил спеть. Пели нестройно, но шумно. Из озорства на противоположной площадке начали петь другую песню, но из репродуктора послышался оглушительный рев Ивана Семеновича: - А ну, товарищи, по местам! Соединение доков закончено. Принимайтесь за последнее звено.
      Закричали крановщики, требуя, чтобы люди слезли с ферм. Рабочие начали проталкиваться вперед.
      К Седых и Корневу подошел тот же старый рабочий, который проводил импровизированный митинг, и протянул им два ключа.
      - Иван Семенович, Степан Григорьевич, на работу просим. На почетные места, днищз отвертывать.
      Иван Семенович с серьезным видом поплевал себе на руки и торжественно взял ключ.
      Степан Григорьевич оглядел всех, скинул пиджак, отдал его одному из рабочих, потом принял ключ и поцеловал его. По толпе пронесся шепот.
      Принесли алюминиевые лестницы. Притихшая толпа следила, как Иван Семенович и Степан Григорьевич одну за другой ослабляли гайки, которыми было привернуто днище центрального зала.
      Вдруг Коля закричал: - Вода! Вода! Глядите!
      Действительно, из щели днища показалась вода. Седых и Корнев продолжали отвинчивать гайки. Вода все больше и больше проникала в док.
      - Океан прорвался, - пошутил кто-то в толпе.
      - Нет, - радостно пояснил Коля, - это стекает вода, что осталась в пространстве между двумя доками. От океана нас водолазы уже изолировали.
      Вода хлестала множеством струй. Седых и Корнев сняли последние гайки. Потные, усталые, спустились они вниз.
      - Приказываю закончить туннель! - скомандовал в микрофон Степан Григорьевич.
      Подъемный кран, уже уцепившийся за днище, дернул его. Вода хлынула на дно дока, обрызгав многих с головы до ног. Радостный смех заглушил звон цепей и грохот крана. Кран стал постепенно отодвигаться в сторону. Днище развалилось на две части и поползло за ним. Перед взором толпы показалось другое такое же днище, но только мокрое, позеленевшее, с налипшими на него ракушками.
      - Вот он, американский металл! - крикнул Коля.
      Это днище на глазах у всех тоже дернулось и стало отваливаться внутрь второго дока. Коля, не мигая, смотрел перед собой.
      И вот, точно в зеркале, появившемся по волшебству, он увидел тот же самый зал, в котором находился сам. Как и в первый раз по приезде в туннель, он смотрел теперь словно в ствол свеженачищенного ружья.
      Общий крик потряс стены и первого и второго дока.
      На площадке американского дока прямо перед Седых и Степаном Григорьевичем стояли два человека. Один из них, высокий, с длинным лицом и тяжелым подбородком, был уполномоченный президента по управлению делами Концерна плавающего туннеля, возобновившего свою деятельность с помощью субсидии государства. Протянув вперед руку, инженер Герберт Кандербль сказал, обращаясь к человеку, стоявшему рядом с ним: - Прошу вас, сэр. Право пройти туда первым принадлежит вам.
      Почти седой, бородатый человек с молодым еще лицом двинулся вперед и с улыбкой перешагнул выступ, разделявший теперь две металлические площадки.
      Степан Григорьевич смотрел на него, не веря своим глазам.
      - Андрей! - вдруг крикнул он и с неожиданной для него порывистостью бросился в объятия брата.
      Шум пронесся по толпе.
      - Андрей Корнев!!!
      - Андрей Григорьевич!
      - Откуда?
      Иван Семенович Седых стоял с довольным видом и подмигивал Коле: - Ну как? Пришелся по вкусу мой сюрприз, а?
      Братья обнялись на стыке двух доков, а по обе стороны стояли точно две стены - русские и американцы.
      Коля шагнул вперед. Навстречу ему вышел американский рабочий. Он протянул руку Коле и сказал: - Сэм Дике.
      Коля поднял палец вверх.
      - Подожди! Ведь ты первый американский рабочий! - он полез в карман и вынул оттуда обкуренную старую трубку. - Вот на, бери! Это тебе подарок, понимаешь, подарок... от Сурена Авакяна.
      Сэм Дике непонимающе смотрел на трубку и вдруг расплылся в улыбке: О-о! Мистер Авакян! Мистер Авакян! Презент! Благодарю вас очень! Благодарю вас!
      Он обернулся к американским рабочим и, показав им трубку, что-то сказал.
      - Гип, гип, ура! - закричали американцы.
      Степан Григорьевич держал брата за обе руки, словно не хотел никому его уступать.
      - Пойдем... пойдем ко мне вниз... Нам надо поговорить... Я хочу все, все знать... У меня найдется несколько свободных минут, пока соединяют туннели. Пойдем же, Андрюша...
      Андрей смотрел по сторонам одновременно и возбужденный и смущенный. Его счастливые глаза перебегали с труб туннеля на толпу и обратно; на щеках пылали красные пятна.
      - А ведь закончили! Закончили все-таки Арктический мост! - обращался он ко всем сразу.
      В русском доке грянул оркестр. В ответ задребезжал неведомыми тембрами джаз из американской части туннеля...
      ...Братья были одни в кабинете Степана Григорьевича. Степан усадил брата в свое любимое вращающееся кресло, а сам расхаживал тяжелыми шагами, слушая сбивчивый рассказ Андрея. Когда тот на мгновенье замолчал, Степан подошел к нему сзади и осторожно погладил его мягкие седые волосы. Андрей с улыбкой оглянулся на него. Большой, крепкий, все такой же сильный, Степан стоял перед ним, как гранитная скала, выдержавшая все яростные удары океанских бурь.
      Когда Андрей говорил об О'Кими, Степан вдруг сказал: - Узнав о твоей гибели, Аня ушла ее строительства Арктического моста. Сейчас она крупный работник, недавно назначена директором Института реактивной техники.
      - Почему ушла?-живо спросил Андрей.
      - По-видимому, со строительством моста у нее было связано много потрясений.
      - Она... она горевала обо мне?
      Степан Григорьевич пожал плечами: - Во всяком случае, замуж за Кандербля она не вышла.
      - Замуж? За Кандербля?
      - Да. Она категорически отказала ему.
      Андрей смущенно подошел к брату и пожал ему обе руки.
      - Она отказала Кандерблю?
      - Да. И мне также, - невозмутимо ответил Степан.
      - Тебе? Впрочем... Я ведь знаю... Ты воспитываешь детей Дениса.
      Дверь без стука открылась. На пороге стоял курносый, веснушчатый, торжествующий Коля Смирнов.
      - Пожалуйте Наверх, товарищи. Все уже готово. Туннель полностью собран.
      - Собран уже? Так пойдем же скорее! - заторопился Андрей.
      - Пойдемте, Андрей Григорьевич. Я свой предпоследний шов уже заварил. Комбайн отодвинул. Теперь вам последний шов варить.
      - Мне? Последний шов? - переспросил Андрей.
      Коля кивнул головой.
      - Самое почетное дело. Вы задумали Арктический мост, Андрей Григорьевич, так сказать, всю кашу заварили, вам и последний шов заваривать. Только что на митинге там, вверху, так решили.
      Андрей поднялся с места. Руки его, прижатые к груди, заметно дрожали. Он подошел к Коле и, крепко обняв его, поцеловал.
      Степан, бледный, без единой кровинки в лице, молча стоял сзади.
      Когда ничего не замечавший Андрей вышел следом за Колей в коридор, Степан поднял в воздух вертящееся кресло, в спинку которого вцепились его руки, и со всего размаха бросил его на пол. С грохотом покатилось оно по металлическому полу и ударилось о стол.
      Расставив ноги и напряженно наклонив голову, Степан тупо глядел на сломанное кресло.
      И вдруг все его тяжелое, крепкое тело обмякло. Голова повисла, спина сгорбилась.
      Когда он, сутулясь, едва волоча ноги, шел по центральному залу, рабочие охогно уступали ему дорогу.
      Он остановился у перил и тяжело оперся на них. Прямо перед ним на трубе туннеля стоял счастливый Андрей. Он уже заварил шов на одном стволе и заваривал теперь на другом. Заметив брата, Андрей выпрямился и улыбнулся. В одной руке он держал синее стекло, в другой - электрод. Он искал взглядом глаза брата, но тот круто повернулся и, толкая рабочих, почти выбежал из зала.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      "НОДМОСТНЫЙ КОРОЛЬ"
      На конечной остановке нью-йоркского трамвая водитель, он же кондуктор, обычно куда-нибудь уходит. Двери в трамвай открыты, и пассажиры могут занимать места. Поднявшись на переднюю площадку, они проходят мимо металлической копилки, висящей около кресла вагоновожатого. В эту копилку каждый опускает никель, а копилка в ответ удовлетворенно звякает.
      Если на обычной остановке входящий пассажир, считаясь с внимательным взглядом вожатого, обязательно опустит никель, то на конечной остановке, когда вожатого нет, плата за проезд целиком лежит на совести входящего...
      Прозвучали два звонка. Два американца - один огромный, грузный, другой помоложе, худощавый, развязный - заняли последние места.
      Трамвай качнуло. Кто-то тяжелый встал на подножку. Полный человек, прекрасно одетый, в модной мягкой шляпе, как-то странно втянув голову в плечи, прошмыгнул в вагон. При его появлении звонка не раздалось. Вероятно, он забыл опустить никель.
      Двое прежде вошедших американцев переглянулись. Тот, что был помоложе, ухмыльнулся и подмигнул старику.
      Трамвай наполнялся. Пришел и вожатый.
      Он внимательно оглядел пассажиров. Никто не внушал ему подозрений. Пневматические двери закрылись, и трамвай двинулся.
      Несмотря на бесчисленные автомобили, автобусы и линии сабвея подземки, трамвай все же остался в Нью-Йорке равноправным видом транспорта, незаменимым для пассажиров победнее. От старого трамвая он отличался только отсутствием троллелей и токосъемной дуги. Моторы питались током от трех рельсов, лежащих прямо на мостовой. Американцы считали выгодным применять низкое напряжение, отказавшись от загромождающей улицу воздушной сети.
      В трамвае было уже много народу. Люди входили и выходили. Неизвестный элегантный джентльмен продолжал закрываться газетой, как будто боялся, что его могут узнать.
      - А ведь я знаю, кто это, - заметил молодой своему грузному спутнику. Он наклонился и что-то прошептал.
      Старик удивленно посмотрел на молодого, потом перевел глаза на красную шею со складками закрывшегося газетой человека.
      - Не может быть! - ужаснулся он. - Подмостный король - и в трамвае!
      Молодой презрительно пожал плечами.
      - Если вы, отец, не верите, то давайте пересядем на его скамейку. Я думаю, что ему придется нас узнать.
      - Пожалуй, - согласился старик.
      Трамвай то весело бежал по улицам, то скучал на перекрестках у светофора.
      Два американца пересели к загадочному джентльмену, которого один из них называл "подмостным королем".
      Был момент, когда неизвестный перелистывал газету.
      - Ба! Мистер Медж! Кого я вижу! - воскликнул старик.
      Пассажир вздрогнул. Газета выпала из его рук. Он испуганно посмотрел на своего грузного соседа.
      - Здравствуйте, здравствуйте! Как вы поживаете?- смущенно заговорил он. - Я вас узнал почти сразу, дядя Бен.
      - Ха-ха! Как это вы попали в трамвай, мистер Медж?
      Джемс, сидевший рядом с дядей Беном, загадочно поджав губы, ухмыльнулся.
      - Понимаю, - не дождавшись ответа, качнул головой старый Бен,-биржа тоже придавила меня - я потерял на пароходных акциях все свои сбережения.
      - Кажется, на этих самых акциях мистер Медж и заработал свои миллионы. Столкнув туннель, подкопавшись под Арктический мост, он получил титул "подмостного короля".
      Мистер Медж вздохнул.
      - Вы, Смиты, мои старые друзья, вам я могу сознаться... Я все-таки вылетел в эту проклятую арктическую трубу...
      Бен сочувственно качнул головой.
      -- О'кэй, мистер Медж! Я недавно вторично пострадал из-за этих пароходных дел. Судоверфь, на которую мне удалось было устроиться, закрылась, и я снова без работы.
      - А, так... - рассеянно протянул мистер Медж, по-видимому, занятый своими мыслями.
      - Мы с Джемсом опять живем на бобовом супе, который отпускают нам, как подаяние. Я искренне завидую своей дочери Мэри. Она все-таки сделала блестящую партию.
      - Да? - заинтересовался Медж. - Значит, она все-таки вышла замуж за миллионера? - В глазах его блеснули огоньки.
      - Нет! - рассмеялся Бен. - Она вышла замуж за своего Сэма. А он снова работает на строительстве американского плавающего туннеля.
      При словах "плавающий туннель" мистер Медж болезненно поморщился.
      - А у вас, мистер Медж, дела, значит, действительно плохи? - наивно спросил дядя Бен, вспоминая, как прошмыгнул мистер Медж мимо копилки.
      - Нет... что вы, мистер Смит, я еще надеюсь... надеюсь... Я еще дам им бой. Вы еще услышите о Медже. Да, да!
      Мистер Медж потряс скомканной газетой.
      Бен и Джемс поднялись.
      - Нам здесь сходить, мистер Медж. Вы едете дальше? Передайте привет вашей милой дочери.
      - Очень благодарен, очень благодарен. До свидания!
      Мистер Медж облегченно вздохнул. Как неприятно было встретить этих людей!
      Сходя с подножки, Джемс сказал отцу: - Я не удивлюсь, если этот "подмостный король" через неделю будет ночевать под Бруклинским мостом.
      - Нехорошо смеяться над несчастьем, мой мальник.
      Джемс скривил рот.
      Трамвай медленно передвигался рядом с цепью автомобилей. Движение в центре города было бы справедливее назвать стоянием.
      Мистер Медж ощущал почти физическое мучение. Он не привык к такой тихой езде.
      Ему до боли было горько вспоминать о своем роскошном лимузине, длинном, едва не с этот трамвай. Какой это был автомобиль! И только вчера его не стало...
      Не стоит об этом вспоминать. Все еще вернется. Сейчас главное добиться поддержки на это тяжелое время. Сегодня в клубе он сделает все возможное. Можно было бы прекрасно сыграть на бирже. Он чувствовал прилив вдохновения и жажду борьбы. Ах, если бы иметь сейчас деньги, чтобы обернуться! Какихнибудь два-три миллиона! Через неделю он вернул бы их с огромными процентами и смог бы уже продолжать дело сам.
      Даст ли кто-нибудь ему эти деньги?
      Мистер Медж, по своей старой привычке, стал отмечать номера обгонявших. трамвай автомобилей.
      Четырехзначные цифры он складывал в уме. 42 + 21-получается 63. Если сумма даст сто, то это к удаче. Хоть бы получилось сто! 38 + 49. Это 87. 74 + 32. Это уже больше.
      Мистер Медж увлекся этим занятием. Недаром он ехал в "Клуб суеверных" - самый модный, самый фешенебельный клуб ньюйоркских финансистов, членом которого он еще состоял. Не все пока знали о его разорении, виной которого был проклятый туннель, и, наконец, это эффектное появление погибшего инженера Корнева. В Америке все словно с ума сошли. Толпа! Слепая толпа! Она так любит все эффектное. Как хорошо можно было бы заработать, если бы знать, что появится тот Корнев. Это совпало как раз с последними днями грандиозного сражения. Мистер Медж, потеряв в неравной борьбе против окрепшего туннеля все, пытался балансировать на протянутом через Уолл-стрит канате. И он сорвался. Сорвался так, что не имел никеля, чтобы заплатить за проезд в трамвае.
      45 + 67. Получается 112. Хотя бы встретилась эта сумма - сто! Это было бы хорошим предзнаменованием. Но не дай бог, если сумма будет равна 98,-это к неудаче.
      Мистер Медж взглянул на длинный, прижавшийся к мостовой черный кар. Он так напомнил ему его собственный автомобиль! Машинально он подсчитал сумму цифр и тотчас же отвернулся... 98! Не может быть! Он ошибся. Наверное даже ошибся! Но проверить он не желает, просто не желает. Вероятно, это было 97.
      Мистер Медж повернул голову к окну только тогда, когда черный кар исчез.
      Однако пора сходить. Нельзя же подъехать к клубу в трамвае. Это сразу погубило бы все его надежды.
      Мистер Медж вышел из трамвая и пошел по Бродвею пешком. В воздухе над крышами домов уродливый светящийся канатоходец балансировал на протянутой линии огоньков.
      Через секунду он превратился в петуха, а потом в верблюда.
      "Курите папиросы "Кэмел"!", "Если вы хотите выиграть на бирже, никогда не берите денег взаймы, а обращайтесь за советами в нашу контору!". "Покупайте двухколесные автомобили!" Огни назойливо лезли в глаза. Они вертелись, появлялись, насмехались над "подмостным королем", которому надо было три-четыре миллиона, чтобы поправить свои дела, но у которого не было пяти центов на трамвай.
      По внешнему виду мистера Меджа нельзя было догадаться, что происходит в его душе.
      Он шел неторопливой походкой человека, выполняющего предписания врачей. За спиной он держал палку, на которой еще только вчера был золотой набалдашник, замененный теперь пластмассовым.
      А вот и "Клуб суеверных". Здесь собираются все состоятельные люди Нью-Йорка, играющие на бирже или в политику. В игре нельзя не быть суеверным.
      Мистер Медж вошел в светлый вестибюль.
      Согласно уставу клуба, он зажмурился, смачно плюнул через левое плечо и три раза повернулся.
      Открыв глаза, он увидел склоненные лысины двух знакомых швейцаров. Холод пробежал по спине Меджа: "Ведь им надо давать на чай!" - О, нет, сам..только сам... сегодня у меня такая примета,- пробормотал он, торопливо снимая пальто и передавая его удивленным швейцарам.
      Взбегая по лестнице, мистер Медж тщательно наблюдал, чтобы кто-нибудь в черном фраке не перешел ему дорогу.
      И вдруг дорогу ему перешли сразу двое.
      Двое в черном! Это уже к удаче.
      Удача! Вдвойне удача! Ведь это же как раз те, на которых он так надеялся, те, которым он дал заработать не один миллион долларов.
      Мистер Медж весело улыбнулся старику с бычьим лбом и огромному толстяку с порывистыми, нервными движениями.
      - Хэлло! Старина Бильт! Как поживаете? Как ваши дела, друг Хиллард?
      Оба миллионера - железнодорожный и стальной короли - остановились. Они смотрели мимо Меджа.
      - Да, - сказал Хиллард, - я полагаю, что прокладка подводного плавающего туннеля вдоль нашего западного берега - чисто железнодорожное дело. Я одобряю вашу инициативу, мистер Бильт. Будьте уверены, мои заводы безукоризненно выполнят все ваши заказы. Президент Мор может быть спокоен. Я добросовестно выполнял все задания правительства по поставкам для полярного туннеля.
      Готов принять их и сейчас, мистер Бильт.
      - Хэлло! - нисколько не смущаясь холодноватым приемом, воскликнул Медж. - Что я слышу? Опять разговор о туннеле. Теперь уже о западнобережном? Но у меня есть предложение почище. Хотите настоящее дело? Плавучий курорт на якорях с гаванью и посадочной площадкой для самолетов. И все это на искусственной ледяной горе, чистый прохладный воздух даже на экваторе! Х-ха! Через год айсберг будет самым фешенебельным курортом мира. Бешеные прибыли! Я организую общество. Мы завтра же могли бы выпустить акции. Нас поддержат все пароходные компании. Они готовы открыть рейсы лучших своих судов изо всех портов мира к "Курорту-Айсбергу:".
      - Я предложил бы вам открыть новую пароходную линию в ад и с первым рейсом отправиться туда самому. Ваши аферы никому не нужны, - грубо сказал Бык-Бильт.
      - Когда-то я приобрел вексель на ваше имя,-злобно добавил Хиллард. Кроме того, вы однажды надули меня с заказом канатов. Это были две единственные ошибки в моей жизни. Вы не заставите меня сделать третьей.
      - Вы уже делаете третью, разговаривая с этим джентльменом, - проворчал Бильт.
      Хиллард резко повернулся спиной к Меджу. Бильт взял его под руку. Они снова стали говорить о проекте тихоокеанского туннеля вдоль западного берега, который служил бы естественным продолжением Арктического моста. Ведь эту идею поддерживает сам президент.
      Стараясь сохранить спокойствие, и осанку, мистер Медж прошел в следующую комнату.
      В клубе существовали свои порядки и свои чрезвычайно сложные законы; надо было тонко в них разбираться. Очень легко совершить промах - ведь здесь все может быть истолковано другими, как плохая примета.
      Мистер Медж подошел к гадальному автомату и полез в жилетный карман. Но тут он вспомнил, что в его карманах пусто. Да и что может сказать ему гадальный аппарат!
      А вот идет мистер Кент. Этот пройдоха может пригодиться. Он всегда знает, где чем пахнет.
      - Хэлло! Мистер Кент!
      - Хэлло, мистер Медж! Чем вы теперь заняты? Гадаете по автомобильным номерам? Кого, по-вашему, изберут нынче президентом?
      - Я полагаю, что наш уважаемый туннельный президент мог бы быть избран еще на один срок. Ведь, кажется, вы принимаете в этом участие?
      - О да!-самодовольно заметил мистер Кент. - Сивви! Я редко ошибаюсь в выборе претендентов. Я допустил ошибку только раз, когда вы так ловко обошли меня. Вам помог тогда туннель.
      - Да, - не удержал вздоха мистер Медж, вспоминая свою блестящую карьеру.
      - Попробуйте предложить услуги мистеру Элуэллу. Кажется, он снова собирается выставлять свою кандидатуру. Вы ведь все-таки имеете кое-какой опыт, - покровительственно заметил мистер Кент.
      Мистер Медж передернулся. Ему, знаменитому "подмостному королю", ворочавшему десятками, сотнями миллионов, предлагают стать каким-то политическим импрессарио!
      Кент уже исчез. Как показалось мистеру Меджу, он усмехнулся на прощанье.
      Непроизвольно Медж стал отыскивать в толпе мистера Элуэлла. Скоро он заметил его импозантную фигуру. Элуэлл стоял в группе развязных джентльменов и что-то говорил, отставив левую ногу и делая пластические жесты правой рукой. Мистер Медж осторожно подошел. Улучив момент, когда Элуэлл кончил свою речь и отправился к буфету, мистер Медж догнал его.
      - Хэлло, мистер Элуэлл!
      Элуэлл обернулся, вопросительно глядя на Меджа. Медж откашлялся.
      - Я слышал... кхм... что вам нужен политический босс? Несколько лет назад он платил этому Элуэллу за пошленькие статейки в газетах, а теперь!..
      Мистер Элузлл гневно поднял свои густые брови.
      - Сэр! - напыщенно начал он. - Вы, кажется, полагаете, что при выборе своих политических помощников я не интересуюсь репутацией претендентов на эти должности? Вы, может быть, полагаете, что, идя на жертвы ради интересов своей партии и защищая благо народа, я могу опереться этой честной рукой на руку человека, не знающего твердых принципов, могущего ради личной выгоды сменить убеждения? Вы думаете, сэр...
      Мистер Элуэлл прервал свою тираду, потому что Медж повернулся и, опустив плечи, тихо побрел в другую комнату. Элуэлл опять картинно вскинул красивую бровь и направился к буфету.
      "Да, кому я нужен теперь?" - горько думал мистер Медж. Какое ироническое и острое прозвище дали ему когда-то за то, что он сумел подкопаться под Арктический мост: "Подмостный король"! "Подмостный"... Теперь он действительно оказался под мостом. И Арктический мост раздавил его... Завтра он пойдет ночевать под Бруклинский мост, а послезавтра утопится под мостом имени Вашингтона.
      - Сэр! - позвал кто-то тихо мистера Меджа.
      Медж вздрогнул. Только бы каких-нибудь два-три миллиона! Если бы нашелся человек, который мог бы помочь в эту минуту! О, как зло рассчитался бы он со всеми этими!..
      Перед Меджем стоял незнакомый низенький человек с узкими глазками, приплюснутым носом и выдающимися вперед скулами.
      - Да, сэр, - неопределенно отозвался мистер Мед ж.
      - Могу я вас просить, извините, пройти со мной к тому окну, прошу прощения.
      - Пожалуйста, сэр.
      Медж с любопытством оглядывал незнакомого маленького человечка.
      - Сэр,-начал тот тихо,-я буду говорить прямо, извините. Общие выгоды и, может быть, общая ненависть, я осмелюсь произнести это слово, объединяют нас.
      Медж не мог скрыть своего изумления.
      - Я пришел сюда с надеждой, со страстным желанием встретить вас.
      - Ах, вот как!
      - Сэр! Вам и мне, извините, необходимо, чтобы Арктический мост перестал существовать.
      Медж испуганно отодвинулся от незнакомца.
      Что это? К нему подослали этого человека, чтобы окончательно погубить его?
      - Кто вы? Что вам надо от меня?
      - Я капитан Муцикава. Обстоятельства сложились так, что я был вынужден покинуть родину. Причиной тому - Арктический мост и люди, его создавшие. Вы видите, извините, что я прямодушен с вами. Я горю мщением. Помогите мне проникнуть в туннель, окажите это благодеяние-и туннеля не станет.
      Мистер Медж вздрогнул. Погубить туннель? Это ужасно! Он никогда не думал об этом. Но как ловко можно было бы сыграть на бирже! Его обесцененные акции опять вскочили бы. Но пойти на преступление? Нет, никог,да! Он честный человек.
      Словно отвечая на мысли Меджа, Муцикава тихо сказал: - Я не прошу вас принимать в этом участие, извините. Вы лишь поможете мне через свою дочь. Я должен в качестве ее слуги попасть на территорию Туннель-сити, а она... она, извините меня, как супруга Герберта Кандербля всегда может пожелать проехать в Туннель-сити.
      - Через мою дочь? - растерянно проговорил Медж оглядываясь. - Но ведь она же развелась с Кандерблем.
      - Где она теперь? - нахмурился Муцикава.
      Медж смешался.
      - Она... Она недавно устроилась блюстительницей приличий в одно из частных учебных заведений.
      - Блюстительницей приличий... - протянул Муцикава.
      - Как же быть? - потер переносицу мистер Медж.
      Мимо, в сопровождении Сэма Леви, бывшего служащего концерна Меджа, проходили Бильт и Хиллард. Ненависть колючим холодком пробежала по телу мистера Меджа. О, как бы он хотел с ними рассчитаться! Миллионы! Миллионы снова призраками вставали перед ним... Леви, жестикулируя рукой с толстыми пальцами, произносил свое неизменное "хоп". Он не желал замечать мистера Меджа.
      - Хорошо, - бы-, стро сказал Медж,вы отправитесь в Туннель-сити в качестве слуги миссис Амелии. Ведь ей необходимо съездить в Туннель-сити за вещами. Но это будет лишь простым поручением для вас сопровождать мою дочь, которое я оплачу вам впоследствии. Я ничего не знаю, кроме этого.
      Японец наклонил голову, чтобы скрыть усмешку.
      - Не беспокойтесь, сэр. Остальное я беру на себя, извините. Для меня лишь важно проникнуть в Туннель-сити, куда теперь не допускают никого.
      - О да, сэр... Вы так кстати напомнили мне о необходимости Амелии съездить за вещами.
      - Когда я могу получить от вас записку к миссис Амелии?
      - Я напишу вам эту записку сейчас же.Мистер Медж потянулся к своему карману.
      Потом испуганно взглянул на неподвижное лицо Муцикавы. - Хотя нет, сэр, я не могу ничего писать. Завтра вы придете в мой старый коттедж: 132, 59-я авеню, Флашинг. К завтраку... Мы всегда завтракаем вместе с дочерью. О'кэй!
      - Нет, - решительно возразил Муцикава.- Извините, но эту записку я получу от вас сейчас.
      - Но... - слабо запротестовал Медж.
      Снова он увидел в толпе Бильта и Хилларда; они казались ему призраками его собственных миллионов.
      - О'кэй, - тихо произнес он. - Я напишу... напишу вам эту записку, но только... никто не должен узнать мой почерк. Я не могу... не могу быть замешанным...
      Мистер Медж вынул записную книжку и стал неловко писать левой рукой.
      Муцикава наклонил голову. Медж не видел выражения его глаз.
      "Муцикава...-вспомнил Медж. - Я слышал это имя. Ах, да... Недавно в газетах... какое-то убийство молодой японки... дочери крупного акционера американских, пароходных компаний... Ну что ж!.. Значит, этот может..." И он улыбнулся.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      ЧЕМОДАН МУЦИКАВЫ
      Муцикава вышел из "Клуба суеверных" на Бродвей. Бесконечный поток автомобилей перегораживал улицу. Настроение у него было приподнятое. Решимость наполняла все его существо.
      Сейчас он ненавидел Арктический мост и Андрея Корнева, как только может ненавидеть человек своего врага, отнявшего у него все, что он имел в жизни.
      Он, Муцикава, считающий себя истинным японцем, должен скитаться в эмиграции, не может вернуться на родину по вине Корнева.
      Он стал преступником, убийцей...
      Ненавистный профессор Усуда! Это он послал его в дьявольскую экспедицию американцев. Это он свел его с агентами пароходчиков.
      Оказывается, Усуда защищал свои пароходные акции, а Муцикава...
      Медж, некогда всесильный Медж - сейчас только жалкое существо, способное лишь на то, чтобы дать Муцикаве записку к дочери, написанную левой рукой. Ну что ж, и этого довольно. Жизни больше не существует для Муцикавы. Нет О'Кими, нет чести, нет родины. Ну что ж, пусть придет смерть, но... Но прежде весь мир узнает Муцикаву! Проклятое сооружение и его ненавистные создатели пойдут на дно. Теперь им уже не восстановить свой проклятый мост.