ГЛАВА 22

В которой рассказывается о том, как Пэл занимается расследованием; Мика приглашает Сахри на обед; его величество разговаривает со своими советниками, а врач занимается ранами

К тому моменту, когда Кааврен вошел к его величеству, император закончил ужинать, что Кааврен посчитал чрезвычайно удачным стечением обстоятельств.

Ведь ужин и раздражение ее величества заставили бы его помедлить и не объявлять о своем прибытии сразу. А это, в свою очередь, привело бы к возникновению осложнений, которые вряд ли доставили бы удовольствие. Учитывая тот факт, что тиаса подслушал разговор Ноймы с Даро, он сомневался в собственной способности сдержаться и не ответить резкостью, пожелай супруга его величества сделать колкое замечание в его адрес. Размышления об ужине заставили Кааврена вспомнить о том, что он не ел целый день, кое упущение он и решил восполнить при первой же возможности. Его величество в сопровождении супруги и верного Тэка направлялся в бани, когда его отыскал Кааврен.

Император, услышав тихое покашливание Кааврена, повернулся, увидел мрачное, бледное лицо капитана, его покрытый кровью и пылью костюм и понял, что тот едва держится на ногах.

— Ну, мой дорогой капитан, — сказал он, — похоже, у вас неприятности.

Императрица оглянулась одновременно с императором и, посмотрев на раненого Кааврена, сделала шаг в сторону, понимая, что разговор пойдет о чрезвычайно важном деле. Она не должна была мешать, но по причинам, одной ей известным, она желала услышать тайное донесение капитана.

Нужно заметить, Кааврен не обратил на нее никакого внимания, если не считать того, что он поклонился Нойме, прежде чем обратиться к его величеству со следующими словами:

— Да, сир, у меня очень серьезные неприятности.

— И в чем же дело? Если речь идет о неприятностях, я желаю немедленно о них слышать.

— Сир, я не сумел выполнить приказ, который вы оказали мне честь дать.

Орб потемнел, а вместе с ним и помрачнел его величество.

— Вы не выполнили приказ, капитан?

— С превеликим сожалением должен признать, это так, сир.

— Однако если мне не изменяет память, подобных неприятностей до сих пор с вами не случалось.

— Сир, все когда-то происходит впервые, и мало что на свете не происходит никогда.

— Вы философ, капитан?

— Да, сир, или солдат, если вашей милости угодно, — трудно отличить одного от другого.

— Почему? Прошу вас, объясните, что вы имеете в виду. Ваши мысли чрезвычайно меня заинтересовали.

— Солдат думает при помощи шпаги, философ убивает пером — и каждый из них безжалостен.

— Да, я понял.

— На самом деле, сир, мне кажется, сегодня вам больше пригодился бы философ, умеющий держаться в седле и владеющий шпагой, а не солдат, у которого на все готов ответ.

— Вы говорите, все бывает, а сегодня случилось так, что вы не сумели исполнить мой приказ?

— Да, сир.

Его величество вздохнул, словно пытаясь успокоиться, хотя Орб по-прежнему оставался темно-красным.

— Расскажите, как это произошло.

— Сир, я решил отправиться один, чтобы арестовать лорда Адрона.

— Один? Почему, капитан?

— Потому что при нем была армия, сир.

— Ну, мне это известно. Что дальше?

— Сир, я подумал, если лорд Адрон посчитает необходимым вступить в сражение, моего батальона будет недостаточно, чтобы одержать верх над его знаменитыми воинами. А если захочет сдаться, меня и одного вполне хватит.

— Понятно. Получается, он не захотел сдаться добровольно?

— Не захотел, сир. На подъезде к лагерю его высочество выставил солдат, которые помешали мне.

— Помешали?

— И весьма эффективно, сир.

— Сколько их было?

— Трое.

— Я не могу винить вас за то, что вы не справились с тремя солдатами лорда Адрона — ведь они славятся своим военным искусством. Тем не менее мне кажется, если бы вы прихватили с собой отряд, все сложилось бы иначе.

— Возможно, сир. Но если мне позволено не согласиться с моим сюзереном, скажу, что его высочество как раз и ждал меня с отрядом. Именно по этой причине он выставил на дороге троих драконлордов — в их задачу входило сообщить о нашем прибытии. Ваше величество наверняка помнит, Изрыгающий Пламя Батальон лорда Адрона знаменит тем, что его солдаты умеют быстро передвигаться и атаковать противника. Кроме того…

— Кроме того?

— Ваше величество оказали мне честь, объявив, что меня не стоит винить за то, что я потерпел поражение, сражаясь с тремя солдатами его высочества. Сир, если бы единственной моей целью было справиться с теми солдатами, я бы не чувствовал ничего, кроме ликования.

— Что такое?

— Понимаете, сир, я еще жив, а они…

— А что с ними?

— Они — нет.

— Неужели вы убили всех троих?

— Мне выпала такая честь, сир. Однако схватка оказалась исключительно горячей. Они меня ранили, и в течение некоторого времени я был без сознания. Если бы не друг, пришедший мне на помощь в тот момент, когда я лежал на земле, я бы и сейчас там оставался — живой или мертвый. Уж не знаю, как распорядилась бы на сей счет судьба.

— Понятно. — Его величество еще раз вздохнул. — Итак, нас переиграли, а Адрон решил стать мятежником.

— Да, сир, Адрон стал мятежником. И вы совершенно правы — нас переиграли, хотя…

— Да?

— Я потерпел поражение в первом туре, но игра еще не закончена.

— В самом деле, капитан? Прошу вас, говорите.

— Сир, Адрон покинул лагерь вместе со своим батальоном. И как я уже имел честь вам сообщить, на меня напали в тот момент, когда я попытался выполнить приказ вашего величества. Однако я еще не сказал, что меня просили передать вашему величеству послание от имени лорда Адрона.

— Послание?

— Да, сир.

— И что в нем говорится?

— Сир, его высочество сдастся добровольно, если ваше величество принесет ему извинения за оскорбление, которое, по мнению лорда Адрона, вы нанесли его дочери, приказав устроить в ее апартаментах обыск и изъяв вещь, принадлежащую леди Алире.

Орб еще больше потемнел, и Кааврен заметил, что супруга императора, внимательно прислушивавшаяся к разговору, сделала шаг назад и, тихонько вскрикнув, прижала руку к губам, словно позволила себе нечто неприличное во время официального обеда.

— Он так и сказал? — с сомнением в голосе спросил император.

— Это в точности его слова. Именно так прозвучало послание, переданное мне солдатами, которые затем меня сильно поцарапали, хотя и не без ущерба для себя.

— Да? И что?

— Сир, речь ведь идет о мятеже. Мне кажется, в данном случае следует прибегнуть к помощи главнокомандующего и вызвать войска. Вот почему я говорил, что игра еще не закончена.

Его величество несколько минут обдумывал его слова, а Орб тем временем приобретал более спокойный цвет.

— Меня интересует ваше мнение, капитан, — сказал император. — Неужели Адрон считает, что ему удастся справиться с военной мощью Империи?

— Сир, его высочество военный гений — более того, он могущественный волшебник. Не знаю, каким будет исход, если ваше величество примет такое решение, однако мне трудно представить себе, что вы позволите ему избежать правосудия. Наверняка лорд Адрон прекрасно все понимает. Возможно, для него это дело принципа или проблема в его упрямстве. Или он ожидает поддержки от кого-то, о ком нам ничего не известно. Или настолько уверен в себе и своей армии, что надеется одержать над Империей верх. Мне это не ведомо. Однако…

— Однако?

— Если дело в том, что он уверен в своей армии, льщу себя надеждой, сегодня мы несколько поколебали его уверенность.

— Полагаю, вы правы. — Император снова задумался, а потом сказал: — Вы не ошиблись по крайней мере в одном, капитан. Мы не позволим ему так себя вести, пока я обладаю властью и могу заставить его предстать перед судом Империи.

Тортаалик жестом подозвал слугу:

— Найди Джурабина и Ролландара, передай: мы с капитаном будем ждать их в Седьмой комнате через час.

Слуга поклонился и бросился исполнять приказ. Император повернулся к жене:

— Дорогая, боюсь…

— Вашему величеству не нужно ничего говорить, — перебила его супруга. — Я все понимаю и не стану вас искать до тех пор, пока вы сами меня не позовете.

Император пожал ей руку, после чего она скрылась в глубине коридора. Его величество посмотрел на Кааврена и нахмурился.

— Капитан, а вы сможете принять участие в обсуждении плана действий? Вы ведь ранены?

— Да, сир, хотя и не серьезно. Если вы позволите мне удалиться, чтобы немного перекусить, мне кажется, я приду в себя и смогу присутствовать на совещании, посвященном столь важной проблеме. К тому же я должен внести ряд предложений по поводу весьма неотложных мер.

— Хорошо, — ответил его величество.

Кааврен поклонился и поспешил — насколько позволяло его состояние — на поиски жизненно важных средств, которые помогли бы ему восстановить силы. Он направился на императорскую кухню, расположенную в Императорском крыле, ему пришлось подняться на три этажа. После минутных поисков тиаса обнаружил слугу и, получив исчерпывающие ответы на свои скромные вопросы, узнал, где хранятся хлеб и сыр, к потреблению коих он и приступил с похвальной старательностью.

— Какой отличный теплый хлеб, — заметил он, проглотив первый кусок, — хотя его цвет меня удивляет, а сыр так приятно жжет язык!

— Рад, что вам нравится еда, милорд, — отозвался шеф-повар — он решил сам прислуживать Кааврену. — Хлеб испечен по моему рецепту, который я сохраняю в тайне. Молотый красный орех смешан с пшеничной мукой — вот откуда такой необычный цвет и консистенция. А что касается сыра, моя заслуга заключается только в том, что я его выбрал. Его прислали вассалы лорда Данна и… Милорд, вам нехорошо? Вы побледнели и как-то подозрительно наклонились над столом, умоляю вас… О! Милорд! Помогите кто-нибудь! Капитану плохо!

Не сомневаемся, читателю хватит воображения представить себе, какой поднялся шум и переполох, когда Кааврен так бесцеремонно потерял сознание. Слуги помчались искать врача его величества, подчиненные Кааврена пришли в ужас, а Тортаалик — он рассчитывал, что здравый смысл и опыт тиасы помогут ему найти правильное решение вопроса, касающегося мятежного лорда Адрона, — не на шутку рассердился. Мы же не станем задерживаться на всех этих подробностях и привлечем внимание читателя к событиям, о которых в противном случае он не узнает. Вернемся к нашему другу Пэлу. Именно в тот момент, когда Кааврена под руководством врача выносили из кухни, Пэл и Тазендра покинули Дно.

— И все же, — говорила Тазендра, когда они быстрым шагом (что было совершенно не характерно для Пэла, снова надевшего свой роскошный костюм придворного) направились в сторону дворца, — не понимаю, зачем такая срочность.

— Вы не понимаете? — переспросил Пэл.

— Совсем, уверяю вас.

— Но ведь вы же стояли рядом со мной, когда мы вошли в лавку, где продают мерчин…

— Как, там продают мерчин? Вот какая это была лавка!

— А вы о чем подумали, Тазендра?

— Ну, ни о чем особенном. Лавка ведь не моя.

— Конечно, — согласился с ней Пэл. — Все равно вы ведь стояли рядом со мной.

— Не стану с вами спорить.

— Вы ведь находились со мной, когда владелец говорил об умершем наемном убийце, которого звали Чалер.

— Разумеется, я слышала.

— И о том, где его можно найти.

— Признаться, его слова меня удивили, ведь он же умер.

— Мы пошли по следу.

— Получается, если он не представляет для нас интереса.

— По крайней мере, нашли место, в котором он бывал.

— Мы его и в самом деле нашли.

— И узнали, с кем тот встречался.

— Очень даже неплохо. Трупов я уже навидалась, и они мне совсем не нравятся.

— Мы получили подробное описание его дружков и выяснили, что двое из них джареги.

— А еще мы говорили с джарегом — непонятно про что.

— После чего мы побеседовали кое с кем из моих знакомых.

— Похоже, у вас с ними неплохие отношения.

— И подробно описали тех джарегов.

— А ваши знакомые нам кое-что о них рассказали…

— Теперь нам известно, что те двое — наемные убийцы.

— … после чего мы помчались…

— … мы помчались, потому что…

— … вы утверждаете…

— … что жизнь Кааврена в опасности…

— … что жизнь Кааврена в опасности…

— … и вы по-прежнему не понимаете почему?

— … и я по-прежнему не понимаю почему.

— Тазендра, вы меня внимательно слушали?

— Прошу прощения, мой дорогой Пэл, я разговаривала сама с собой, потому что продолжаю находиться в недоумении. Подождите…

— Ладно, поверьте мне на слово. Кааврену угрожает серьезная опасность.

— Кааврену? Невозможно!

Пэл покачал головой и прекратил все попытки убедить Тазендру в своей правоте. Впрочем, она, несмотря на протесты, отлично знала, что йенди обладает тонким умом и может заглянуть в суть проблемы, которая многих ставит в тупик. И потому поспешила за ним к Императорскому дворцу, стараясь не отставать ни на шаг.

В то же самое время довольно далеко от них разворачивались события, имевшие непосредственное отношение к нашей истории. В гостинице Хаммерхед — читатель, возможно, помнит по предыдущей книге, что она располагалась рядом с домом Кааврена, — разыгрывалась следующая сцена. Мика, хорошенько изучив состояние своих финансов, пригласил на роскошный обед Сахри, к которой начал все больше привязываться.

Щедрость Мики распространилась так далеко, что он заказал жареную дичь в масле и грибном соусе, хлеб, зажаренный со сладким перцем и чесноком, и бутылку вина. Сахри поглощала все эти яства с почтением, которого они заслуживали благодаря своим питательным свойствам и цене. Разумеется, нашему читателю известно, что цена — понятие относительное. Стоимость такого же точно обеда в том же самом месте показалась бы Тазендре сущим пустяком, а вот бедняга Мика выложил за него целое состояние (поскольку привык питаться тем, что оставалось на хозяйском столе).

Чтобы усилить впечатление, Сахри приступила к приятной беседе. Мы употребили слово «приступила», поскольку поначалу ей пришлось делать над собой усилие; впрочем, благодаря сходству характеров — своего и Мики — она довольно быстро освоилась, и застольная беседа потекла ровно и спокойно.

Мы не станем надоедать читателю подробностями их разговора — достаточно сказать, что два достойных представителя Дома Теклы оказались в приятной обстановке, да еще обнаружили, что получают удовольствие от общения друг с другом. А вот слуг гостиницы не особенно радовало их присутствие в обеденном зале. Существует классификация неприятных посетителей: их разделяют на два типа. Первые — те, кто очень богат и наделен властью, считают, что прислуга обязана мгновенно выполнять каждый их каприз. Вторые — те, кто очень беден и считает, что тратят на обед огромную сумму из своих заработанных тяжелым трудом денег, а следовательно, трапеза должна стать для слуг таким же важным событием, как и для них самих.

По мере приближения конца обеда, после обсуждения своих господ, неприятных поручений, необычного цвета глаз и волос друг друга (самого заурядного в действительности), ценности белого мяса против темного и важности того, чтобы оно не оказалось слишком сухим, и прочего, Мика громко и с чрезвычайно важным видом попросил принести хлеба. Он хотел собрать остатки соуса с большого деревянного блюда, на котором им подали дичь. Слуга принес ему горбушку грубого черного хлеба и сопроводил ее таким высокомерным взглядом, что Мика не мог не обратить на это внимание.

— Ты заметила, какие отвратительные здесь манеры? — сказал он.

— Заметила, — проговорила Сахри, — они совершенно не умеют себя вести!

— Если бы я прихватил с собой табуретку, уверяю тебя, я бы с ним потолковал по-свойски.