Глава 17

Дело сделано! Мисс Кэтрин Шеффилд — теперь леди Кэтрин, виконтесса Бриджертон.

Ваш автор желает всего наилучшего счастливой парочке. Благоразумных и благородных люди всегда было недостаточно в свете, и конечно, это большое удовлетворение видеть, как двое из этой редкой породы сочетаются браком.

Светская хроника Леди Уислдаун, 16 мая 1814

До этого момента, Энтони не понимал, как же ужасно он в ней нуждался, чтобы сказать да, и удовлетворить ее просьбу. Он прижал ее к себе, его щека прижалась к ее нежному животу. Даже в ее свадебном платье она пахла лилиями и мылом, и это был, тот раздражающий аромат, который посещал его все последнюю неделю.

— Ты нужна мне, — прорычал он, не уверенный, слышно ли его было за всеми этими шелками, которые все еще закрывали ее от него.

— Ты нужна мне сейчас, — он поднялся на ноги, и поднял ее на своих руках.

Сделав несколько шагов, они достигли большой кровати, доминирующей в этой спальне. Он никогда не принимал здесь женщину прежде, всегда предпочитал получать удовольствия в другом месте. И теперь был странно рад этому факту.

Кэйт была другой, особенной, его женой. Он не хотел бы, чтобы какие-нибудь воспоминания вторглись в эту, или в любую другую ночь.

Он опустил ее на постель, его глаза не покидали ее очаровательно растрепанный вид, пока он методически избавлялся от своей одежды. Сначала перчатки, одна за другой, затем пальто, уже приведенное в беспорядок его страстью.

Он поймал на себе взгляд ее темных и круглых от удивления глаз, и улыбнулся медленно и удовлетворенно.

— Ты никогда не видела обнаженного мужчину до этого, не так ли? — пробормотал он

Кэйт покачала головой.

— Хорошо, — он наклонился к ней, и стащил одну из туфель с ее ноги, — Ты никогда не увидишь другого.

Он медленно стал расстегивать рубашку, его желания увеличилось десятикратно, когда он заметил, как она высунула свой красный язычок и облизала им губы.

Она хотела его. Он знал достаточное количество женщин, чтобы быть уверенным в этом. И к тому времени, когда эта ночь пройдет, а будет уже не способна жить без него.

То, что он не способен жить без нее, он отказывался рассматривать. То, что разгоралось в спальне, и то, о чем шептало его сердце, были две различные вещи. Он смог бы не смешивать одно с другим. Он не будет смешивать одно с другим. Он не может любить свою жену, но это не значит, что они не могут наслаждаться друг другом в постели.

Его руки скользнули к пуговицам на брюках, и остались там. Она была почти полностью одета, и все еще полностью невинна, она еще не готова видеть доказательство его желания.

Он опустился на кровать, и подобно дикому коту, медленно подполз к ней, все ближе и ближе, пока не добрался до ее локтей, которые поддерживали ее. Он мягко убрал ее руки, и она упала на спину, неотрывно глядя на него, дыша часто и мелко через свои приоткрытые губы.

Нет ничего, решил он, более захватывающего дух, чем лицо Кэйт, с вспыхнувшим на нем желанием. Ее волосы темные, шелковистые и густые, уже освободились от всевозможных шпилек и булавок, державших волосы в сложную свадебную прическу.

Ее губы более полные, чем требовалось модой, были темно-розового цвета в свете конца дня. И ее кожа прежде никогда не казалась такой совершенной, такой светящейся. В бледно-розовый румянец окрасились ее щеки, оживляя вначале бескровный цвет лица. Фешенебельные дамы всегда стремились к бескровным щекам, но Энтони нашел ее румянец очаровательным.

Она была реальной, живой, и дрожала от желания. Он не мог желать большего. С благоговением он погладил ее щеку кончиками своих пальцев, затем передвинул их ниже ее шею, на чувствительную кожу, которая была чуть выше лифа ее платья.

Ее платье застегивалось бесконечным рядом застежек сзади, но он уже уничтожил большую их часть, и мог свободно сдвинуть ткань с ее груди.

Они даже выглядели еще красивее, чем двумя днями раннее. Ее соски, увенчивающие груди, были ярко-розового цвета, и так и просились в руку.

— Никакой женской сорочки? — пробормотал он благодарно, медленно проводя пальцем по нежной коже ее ключицы.

Она покачала головой, и ее голос прозвучал хрипло, когда она прошептала в ответ:

— Вырез платья не позволял одеть никакой сорочки.

Он улыбнулся чисто мужской улыбкой удовлетворения.

— Напомни мне послать премию твоей модистке.

Его рука переместилась еще ниже, и накрыла ее грудь, мягко сжимая ее, и почувствовал, как стон желания сотрясает ее, и услышал, как она тихо застонала.

— Как чудесно, — пробормотал он, поднимая руку, и позволяя глазам ласкать ее тело.

Никогда прежде не получал он такого удовольствия, просто глядя на женщину. Любовные ласки всегда были в его вкусе, и впервые он вид обнаженной женщины был столь соблазнителен.

Она была так совершенна, так красива на его взгляд, что он почувствовал странный приступ удовлетворения, что большинство мужчин были слепые, и не могли увидеть ее красоту. Это выглядело так, будто некоторая часть ее была видна только одному ему. Ему понравилось то, что ее шарм и обаяние были скрыты от остальной части света.

Это делало ее более принадлежащей лишь ему.

Внезапно, стремясь дать ей почувствовать себя, он поднял одну из ее рук, все еще затянутую в длинную атласную перчатку, и положил ее себе на грудь же. Он мог чувствовать высокую температуру ее кожи, даже сквозь ткань, но этого было не достаточно.

— Я хочу почувствовать тебя, — прошептал он, и снял с ее пальца на левой руке оба кольца.

Он положил их в небольшую впадину, между ее грудями. Кэйт задохнулась и задрожала от контакта холодного металла с ее кожей, затем затаив дыхание, смотрела на Энтони. Тот в этот момент начал мягко стягивать каждый палец ее перчатки, пока перчатка не стала свободна на ладони, затем начал медленно стаскивать атласную перчатку с руки. Стягивание перчатки походило на бесконечный поцелуй, заставляя еще сильнее дрожать ее тело.

После этого, с нежностью, которая почти наполнила ее глаза слезами, он надел оба кольца, одно за другим на безымянный палец руки, остановившись, лишь для того, чтобы поцеловать внутреннюю поверхность ладони.

— Дай мне твою другую руку, — мягко приказал он.

Она протянула ему руку, и повторил ту же изящную пытку, таща и двигая атлас по ее коже. На сей раз, когда он стянул перчатку, он поднес ее розовый палец к своему рту, затем провел им по губам, и начал медленно сосать его, языком обегая вокруг кончика пальца.

Кэйт почувствовала внезапный прилив желания, прошедший через ее руку, дрожащую грудь, пока это все не вылилось во что-то горячее и загадочное между ее ног.

Он пробудил что-то в ней, что-то темное, и может быть даже немного опасное, то, что бездействовало все эти годы, ожидая поцелуя от одного этого мужчины. Вся ее прежняя жизнь была лишь подготовкой к этому моменту, и она даже не знала, что ожидать дальше.

Его язык проложил влажную дорожку с внутренней стороны пальца до ладони.

— Какие прекрасные руки, — пробормотал он, перейдя на ее большой палец, и переплетая свои пальцы с ее пальцами. — Сильные, и в тоже время тонкие и изящные.

— Ты говоришь чепуху, — застенчиво пробормотала Кэйт. — Мои руки —

Но он заставил ее замолчать, поднеся палец к ее губам.

— Ш-ш, — предупредил он. — Разве ты не знаешь, что не должна противоречить мужу, когда он восхищается свое женой?

Кэйт задрожала от восхищения.

— Например, — продолжал он, своим дьявольским голосом. — Если я хочу потратить целый час, исследуя внутреннюю сторону твоего запястья, — движением, быстрым как молния, он мягко схватил зубами нежную кожу ее запястья. — Это полностью моя прерогатива, ты так не думаешь?

Кэйт промолчала, а он засмеялся, низким и обжигающим смехом.

— И не думайте, что я не хочу, — предупредил он, мягко водя пальцем, по едва видимым, синим венам на ее руке. — Я могу решить потратить два часа на исследование твоего запястья.

Кэйт наблюдала с восхищением, как его пальцы, касаясь ее так мягко, что ее покалывало от его прикосновений, проделали путь от запястья до локтя, медленно чертя круги на ее коже.

— Я не могу представить, — мягко произнес он, — Что потратив два часа на обследование вашей руки, и не найду это занятие превосходным.

Его рука сделал скачок к ее туловищу, и слегка задела кончик груди, тут же напрягшейся.

— Я буду крайне огорчен, если ты не согласишься со мной, — он наклонился к ней, и захватил ее губы в кратком, но иссушающем поцелуе.

Подняв голову всего на дюйм, и глядя ей в глаза, он проговорил:

— Обязанность жены соглашаться со своим мужем во всем, хм-м?

Его слова были настолько абсурдны, что Кэйт смогла заговорить.

— Если, — пробормотала она с улыбкой, — Его мнения приемлемы, милорд.

Одна из его бровей властно изогнулась.

— Вы спорите со мной, миледи? И это во время моей брачной ночи?

— Но это также и моя брачная ночь, — указала она.

Он издал кудахтающий звук и покачал головой.

— Мне, вероятно, придется наказать тебя, — произнес он. — Но как? Дотрагиваясь?

Его рука скользнула по одной ее груди, затем по другой.

— Или не дотрагиваясь?

Он убрал руки с ее кожи, но, наклонившись вниз, легонько подул на сосок ее груди.

— Дотрагиваясь, — задыхалась Кэйт, — Определенно, дотрагиваясь.

— Ты так думаешь? — он улыбнулся медленно и лениво, как кот, только что съевший свежие сливки. — Я никогда не думал, что я скажу такое, но в не дотрагивании есть своя привлекательность.

Кэйт уставилась на него. Он возвышался над ней на руках и коленях, и был похож на охотника, только что загнавшего оленя. Он выглядел диким, торжествующим, и безумно притягательным. Его густые каштановые волосы упали ему на лоб, заставляя выглядеть его по-ребячьи, но жаркие глаза, мерцали с очень даже взрослым желанием.

Он хотел ее. Это было волнующе. Он, несомненно, был мужчиной, и таким образом был способен найти удовлетворение с любой женщиной, но прямо сейчас, в этот момент, он хотел именно ее. Кэйт была уверенна в этом.

И это позволило ощущать себя, как самую красивую женщину на свете. Ободренная этим знанием, она обвила руками его затылок и заставила наклонить голову, когда его губы почти коснулись ее, она прошептала:

— Поцелуйте меня, — приказала она, немного удивленная властностью своего голоса, — Поцелуйте меня сейчас же.

Он улыбнулся слегка удивленной улыбкой.

— Все что пожелаете, леди Бриджертон. Все что пожелаете.

И затем, наконец, их губы встретились. Его губы жадно приникли к ее губам, дразня и пожирая, в то время как его руки поднимали ее в сидячее положение.

Его пальцы проворно работали над оставшимися застежками ее платья, и она почувствовала кожей прохладный воздух, поскольку ткань начала медленно скользить вниз, дюйм за дюймом, открывая ее живот, пупок, затем…

Затем его руки схватились за ее бедра, и он чуть приподнял ее, окончательно стягивая с нее платье. Кэйт задохнулась от интимности всего этого. Она была одета лишь в панталоны, чулки и подвязки. Она еще никогда прежде не была настолько обнажена перед мужчиной, и ежесекундно трепетала, пока его глаза жадно пробегали по ее телу.

— Подними, свою ножку, — мягко проговорил Энтони.

Она выполнила его просьбу, и с медлительностью, заставляющей ее буквально агонизировать, он скатал один из ее шелковых чулков до ее пальцев на ноге. Сняв один чулок, он перешел на другой, а затем очередь дошла до ее панталон. И вскоре, прежде чем она осознала это, она лежала полностью обнаженная перед ним.

Его рука мягко проскользнула по ее животу, и он произнес:

— Я думаю, на мне слишком много одежды, не так ли?

Глаза Кэйт расширились, поскольку он встал с кровати, и стал раздеваться. Его тело было совершенным, грудь мощной, руки и ноги сильными, а его — О, Боже мой! — она задохнулась.

Он усмехнулся.

— Я принимаю это, как комплимент.

Кэйт судорожно сглотнула. Неудивительно, что те животные на ферме не выглядели счастливыми, когда совокуплялись.

По крайней мере, женские особи точно не выглядели счастливыми. Но она не хотела выглядеть наивной и глупой, поэтому не сказала нечего, а лишь попыталась жалко улыбнуться.

Энтони успел заметить вспышку ужаса, мелькнувшего в ее глазах, и мягко улыбнулся.

— Доверься мне, — пробормотал он, ложась на кровати рядом с ней.

Он провел по ее бедру и нежно поцеловал в шею.

— Просто доверься мне.

Он почувствовал ее кивок, и, приподнявшись на локте, стал медленно водить другой рукой круги по ее животу, перемещаясь, все ниже и ниже, пока он не достиг края небольшой поросли темных волос между ее ног.

Ее мышцы задрожали, и он услышал, как она судорожно вздохнула.

— Ш-ш, — прошептал он, успокаивающе, и нагнулся, чтобы отвлечь ее поцелуем.

Последний раз он лег в постель с девственницей, когда сам был девственником. Он полагался на свой инстинкт, надеясь, что тот поможет ему с Кэйт. Он отчаянно хотел, чтобы ее первый раз был прекрасным, или если не прекрасным, то, по крайней мере, хорошим.

В то время, когда его язык исследовал ее рот, его рука опустилась ниже, и добралась до горячего и влажного сосредоточия ее женственности.

Она задохнулась снова, но он был неумолим, дразня и щекоча, и восхищаясь каждым ее вздохом и стоном.

— Что ты делаешь? — простонала она в его губы.

Он улыбнулся ей, и один из его пальцев скользнул внутрь нее.

— Ты чувствуешь себя хорошо, по-настоящему хорошо?

Она судорожно простонала очень понравившимся ему звуком. Если бы она могла внятно говорить, он бы понял, что действует не умело. Он развел пошире ее бедра, и устроился между ее ног, неожиданно сам, издав стон, когда его жезл мужественности уперся в ее бедро. Даже здесь, она была совершенством, и он почти взорвался, когда подумал о погружение внутрь нее.

Он попробовал сдерживать себя, стараясь оставаться медленным и нежным, но его потребность в ней, все усиливалась и усиливалась, и его собственное дыхание стало прерывистым и частым.

Она была готова принять его, или, по крайней мере, собиралась быть готовой. Он знал, что в этот первый раз ей будет больно, и молился, чтобы ее боль продлилась не дольше мгновения.

Он обнял ее, прошептал ее имя, и ее глаза, наполненные страстью, уставились на него.

— Я собираюсь сделать тебя, наконец, своей, — проговорил он, медленно на дюйм, входя в нее.

Ее влагалище спазматически сжалось вокруг него; чувство было настолько изумительно, что он заскрежетал зубами, стараясь сдержать себя. Было так легко забыться, погрузиться дальше, и найти свое собственное удовлетворение.

— Скажи мне, когда будет больно, — хрипло прошептал он, медленно продвигаясь внутрь нее.

Она была, конечно, возбуждена, и влажна. Но она была такой узенькой, что ей необходимо было дать время приспособиться к нему.

Она кивнула. Он с трудом остановился, почувствовав боль в груди.

— Тебе больно?

Она покачала головой.

— Нет, я подразумевала, что сообщу тебе, если мне действительно станет больно. Сейчас не больно, но это так…так странно.

Энтони улыбнулся, и наклонился к ней, поцеловать кончик ее носа.

— Меня еще не называли странным, когда я занимался любовью.

На мгновение показалось, что она хочет оскорбить его, затем ее рот сложился в улыбку.

— Возможно, — сказала она мягко, — ты занимался любовью с неправильными женщинами.

— Возможно это так, — ответил он, возобновляя свое продвижение.

— Можно я расскажу тебе секрет? — спросила она.

— Конечно, — пробормотал он,

— Когда я впервые увидела тебя… той ночью…я подумала…

— При всей моей дурной славе? — подразнил он ее, высокомерно поднимая бровь.

Она довольно очаровательно сморщила носик и нахмурилась.

— Я не думаю, что это сильно повлияло.

— А можно я тебе расскажу секрет? — произнес он в ответ.

— Конечно.

— Твой секрет, — еще один небольшой толчок, и он уперся в ее девственную плеву — вовсе не секрет.

Ее брови нахмурились. Он усмехнулся.

— Это было написано на твоем лице.

Она снова нахмурилась, и он чуть было не рассмеялся.

— А теперь, — сказал он, неотрывно глядя ей в глаза, — Я хотел бы спросить тебя.

Она пристально посмотрела на него, ожидая, что он скажет дальше.

Он наклонился к ней, поцеловал ее в ухо, и прошептал:

— Что ты думаешь сейчас?

На мгновение она замолчала, затем он почувствовал ее удивление, когда она, наконец, поняла, о чем он спрашивал.

— Мы уже сделали это? — недоверчиво спросила она.

На сей раз, он рассмеялся.

— Еще далеко до этого, моя дорогая жена, — задыхался от смеха, вытирая глаза одной рукой.

— Далеко, очень далеко до этого.

Когда его глаза стали серьезны, он добавил:

— Сейчас, будет немного больно, Кэйт. Но я обещаю, боль больше никогда не повторится.

Она кивнула, и он почувствовал, как напряглось ее тело. Зная, что так будет больнее, он попробовал успокоить ее.

— Ш-ш, — пропел он, — расслабься, милая.

Она кивнула и закрыла глаза.

— Я расслабилась.

Он был рад, что она не может видеть его улыбку.

— Ты, все еще не расслабилась.

Ее глаза удивленно открылись.

— Я расслабилась.

— Я не могу поверить в это, — Энтони сказал так, будто обращался к кому-нибудь третьему, находившемуся сейчас в спальне, — Она спорит со мной, во время моей брачной ночи

— Я-я…

Он прервал ее, приложив палец к ее губам.

— Ты боишься щекотки?

— Я? Щекотки?

Он кивнул.

— Щекотки

Ее глаза подозрительно сузились.

— К чему бы это?

— Я понял, это означает да, — проговорил он с улыбкой.

— Нет, … Охх! Ай! — она завизжала, поскольку одна из его рук нашла чувствительное местечко у нее подмышкой.

— Энтони, прекрати! — задыхалась она, корчась под ним. — Я не могу это вынести! Я-я…

Он резко рванул вперед.

— Ой! — задохнулась она.

— О, Боже! — простонал он, неспособный поверить в то, как же хорошо, полностью погрузиться в нее.

— Ох, действительно. Мы все сделали уже?

Он медленно покачал головой, поскольку его тело само стало двигаться в древнем, как мир движении.

— Нет, это только начало.

Он жадно впился поцелуем ей в губы, его рука ласкала ее грудь. Она была самой прекрасной женщиной на свете, лежа под ним, поднимая ему навстречу бедра, сначала медленно и неловко, а затем все быстрее и яростнее двигаясь инстинктивно в одном ритме с ним.

— О Боже, Кэйт, — простонал он, полностью утратив способность осмысленно думать и говорить.

— Ты так хороша, так хороша.

Она дышала все чаще и чаще, и каждый ее всхлип и стон воспламеняли его страсть все больше. Он хотел непрерывно обладать ей, заявить на нее все возможные права, и держать ее в спальне, как минимум неделю, не позволяя ей выйти оттуда. И с каждым толчком было все труднее сдерживать себя. Его разум кричал ему, что это ее первый раз, что он должен очень осторожно действовать, но его тело требовало разрядки.

Со стоном, он вынудил себя прекратить движение, и попытался поймать ее взгляд.

— Кэйт? — позвал он ее, с трудом узнавая свой голос. Он звучал хрипло, жарко, и отчаянно.

Ее глаза закрытые, в то время как ее голова моталась из стороны в сторону, медленно открылись.

— Не останавливайся, — задыхалась она, — Пожалуйста, не останавливайся. Я так близка к чему-то…, чего я совсем не понимаю.

— Бог мой, — простонал он, погружаясь в нее до упора, — Ты настолько красива, так невероятно… Кэйт?!

Она напряглась под ним, но не в кульминации. Он замедлился.

— Что случилось? — тихо прошептал он.

Он успел заметить краткую вспышку боли — эмоциональную, не физическую — промелькнувшую на ее лице, прежде чем она успела скрыть ее, и прошептать: — Ничего.

— Это неправда, — произнес он низким голосом.

Его руки напряглись и обхватили ее. Он все свое внимание сосредоточил на ее лице, которое было почти непроницаемо, и отражало боль, несмотря на все ее попытки скрыть ее.

— Ты назвал меня красивой, — еле слышно прошептала она.

В течение десяти секунд он молча уставился на нее. Он никак не мог понять, в чем дело. Он никогда толком не мог понять женский разум, особенно своих сестер.

Он подумал, что наверно ей необходимо еще раз подтвердить, что она красива. Но потом решил, что сейчас один из тех моментов, когда независимо оттого, что сказал, все равно будет совсем не то. Поэтому, решив продвигаться очень медленно, он пробормотал лишь ее имя, которое, как он чувствовал, было единственным верным словом.

— Я не красива, — прошептала она, и ее глаза встретились с его глазами.

Она выглядела разбитой и смертельно уставшей, и прежде чем он успел возразить, спросила:

— Кого ты представлял?

Он удивленно моргнул.

— Прошу прощения?

— О ком ты думал, когда занимался со мной любовью?

Энтони почувствовал, как будто его ударили в живот.

— Кэйт, — произнес он медленно, — Кэйт, ты сумасшедшая. Ты —

— Я знаю мужчина, может не чувствовать желание к определенной женщине, но получить удовольствие с ней в постели, — яростно выкрикнула она.

— Ты думаешь, я не желаю тебя, — задохнулся он от возмущения.

Бог свидетель, он тут был готов буквально взорваться внутри нее, даже не двигаясь в течение последних нескольких минут.

Ее нижняя губа задрожала, а глаза наполнились слезами.

— Т-ты…ты думаешь об Эдвине?

Энтони замер.

— Как я могу вас двоих спутать.

Кэйт почувствовала, как по ее лицу потекли слезы. Она не хотела плакать, тем более сейчас, лежа под ним, но ей было так больно, так больно и…

Его руки схватили ее за щеки с ошеломительной скоростью, вынуждая ее смотреть прямо ему в лицо.

— Слушай меня, — его голос был четкий и интенсивный, — И слушай меня внимательно, потому что я скажу лишь один раз. Я желаю тебя. Я горю из-за тебя. Я не могу спать ночью из-за желания к тебе. Даже когда ты мне не нравилась, я жаждал тебя. Это была самая раздражающая, омерзительная и в тоже время самая соблазнительная вещь. И если я еще раз услышу, что ты некрасива, я свяжу тебя в постели, и проведу с тобой в спальне столько времени, сколько потребуется, чтобы вбить в твою глупую голову, что ты — самая красивая и желанная женщина во всей Англии. И если никто этого не видит и не замечает, то они все полные идиоты.

Кэйт никогда не думала, что можно так широко открыть рот, тем более лежа, но в этот момент челюсть у нее просто упала.

Одна из его бровей сердито поднялась, и он спросил:

— Это понятно?

Кэйт уставилась на него во все глаза, не способная ничего сказать в ответ.

Он наклонился к ней, пока его лицо не стало в дюйме от нее.

— Это понятно?

Она судорожно кивнула.

— Хорошо, — проворчал он, прежде чем она успела вздохнуть, его губы захватили ее рот в таком жестоком иссушающем поцелуе, что она сжала руками постель, чтобы не закричать.

Его бедра опустились на нее, взбешенные в своей ярости, толчок, вперед, назад — до тех пор пока, она снова не почувствовала себя, горящей в огне.

Она вцепилась в него, неуверенная можно ли их будет потом вообще разнять друг от друга.

— Я не могу, я просто не могу, — простонала она, уверенная, что сейчас распадется на части.

Ее мускулы были напряженны, и становилось все труднее дышать.

Но если он и услышал ее, то не подал вида. Его лицо застыло в концентрации, пот заливал ему глаза.

— Энтони, — задохнулась она, — Я не могу —

Одна из его рук скользнула между ними и тронула ее женственность, и она закричала.

Он дернулся вперед в последний раз, и ее мир развалился. Она выгнулась дугой, напряглась, потом затряслась, и ей показалось, что она куда-то падает. Она не могла не вдохнуть, не выдохнуть. Ее голова откинулась бессильно назад, а руки схватили матрац с такой силой, которую она никогда не подозревала в себе.

Он сделал еще пару движений, вздрогнул, его рот открылся в беззвучной крике, затем он упал на нее, и его вес вдавил ее в матрац.

— О, мой Бог, — проговорил он, задыхаясь, его тело все еще тряслось. — Никогда … это никогда…так хорошо…это никогда не было так хорошо.

Кэйт, имевшая несколько секунд, чтобы прийти в себя, улыбнулась и пригладила его волосы.

Одна мысль пришла к ней в голову, совершенно замечательная мысль.

— Энтони, — позвала она его.

Он с трудом поднял голову, прилагая титанические усилия, чтобы открыть глаза и промычать что-то в ответ.

Она улыбнулась медленно и с женской соблазнительностью, которой она научилась этим вечером. Позволяя одному пальцу пробежать у него по губам, она прошептала:

— Мы все же сделали это?

В течение долгой секунды, он ничего не отвечал, потом улыбнулся такой дьявольской улыбкой, которую она не могла себе вообразить.

— Это только сейчас, — хрипло пробормотал он, скатился с нее, и вытянувшись на постели рядом с ней, притянул ее к себе, — Всего лишь сейчас.

Глава 18

Хотя сплетни все еще окружают поспешный брак лорда и леди Бриджертон (до этого мисс Кэтрин Шеффилд для тех из вас, кто находился в бездействии в течение прошлых нескольких недель), ваш автор считает, что брак их был заключен по любви. Виконт Бриджертон не сопровождает свою жену на каждую светскую вечеринку (но разве муж обязан делать это?), но когда он присутствует, ваш автор не может не обратиться внимание не то, что виконт не отходит от своей жены, и кажется, все время что-то бормочет ей в ухо, заставляя ее улыбаться и краснеть.

Кроме того, он всегда танцует только с ней, что можно рассматривать еще одним de rigueur (фр. доказательство). Рассматривая, как много мужей не любят танцевать со своими женами — то можно считать поведение виконта очень романтическим.

Светская хроника Леди Уислдаун, 10 июня 1814

Следующие несколько недель, пролетели, как одно мгновение. После краткого пребывания за городом, в Обри-Холле, новобрачные вернулись в Лондон, где Сезон был в полном разгаре.

Кэйт надеялась занять свои дни, чтобы возобновить уроки флейты, но быстро обнаружила, что на нее был очень большой спрос в свете, и дни ее были заполнены социальными запросами, хождением за покупками с семьей, и поездками в парке. А вечера были заполнены чередой балов и светских приемов.

Но ночи они проводили вдвоем с Энтони.

Брак она решила, вполне подходит ей. Она видела Энтони гораздо меньшее количество раз, чем ей хотелось бы, но она понимала и соглашалась с тем, что он был очень занятый человек. У него было много различных интересов, как дела в Парламенте, так и денежные вопросы его семьи отнимали большую часть его времени. Но когда он возвращался домой и встречал ее в спальне (никаких отдельных спален для лорда и леди Бриджертон!), он был удивительно внимателен к ней, расспрашивал ее, как она провела день, рассказывал о своих делах, и занимался с ней любовью чуть ли не до рассвета.

Он даже выделил время, чтобы слушать ее игру на флейте. Она сумела найти и нанять музыканта, который приходил дважды в неделю по утрам. Учитывая не очень высокий уровень мастерства, который Кэйт достигла в игре на флейте, то готовность Энтони сидеть и слушать ее целых полчаса в течение ее занятий, могло интерпретироваться лишь, как признак большой привязанности.

У нее было прекрасная жизнь, и брак, лучший, чем могло рассчитывать большинство женщин ее положения. Если ее муж не любит ее, и не собирается влюбляться в нее, то, по крайней мере, он хорошо заставляет ее чувствовать его заботу и привязанность. И пока Кэйт была полностью удовлетворена этим. И если он и был отдален от нее днем, то никогда не был отдален ночью.

Остальная часть общества, однако, и Эдвина в частности, вбили в свои головы, что лорд и леди Бриджертон поженились по любви. Эдвина взяла за правило посещать ее днем, и это день не был исключением.

Она и Кэйт сидели в гостиной, потягивая чай и грызя бисквиты, наслаждаясь редким моментом интимности, когда Кэйт распрощалась со своим ежедневным роем посетителей.

Каждый, казалось, хотел поглядеть, как живет новая виконтесса, и гостиная Кэйт почти никогда не пустовала днем.

Ньютон запрыгнул на диван, рядом с Эдвиной, и та погладила его, когда сказала:

— По-моему все сегодня только о тебя и говорили.

— Последнее время все обо мне и говорят, — ответила Кэйт, пожимая плечами, — Очень скоро они найдут другую тему для разговоров.

— Нет, — покачала головой Эдвина, — Пока твой муж продолжает смотреть на тебя так, как он смотрел вчера вечером, разговоры не прекратятся.

Кэйт почувствовала, что ее щеки краснеют.

— Он не делал ничего экстраординарного, — пробормотала она.

— Кэйт, он точно сгорал в огне, — Эдвина немного подвинулась, поскольку Ньютон тоже немного подвинулся, давая ей понять своим поскуливанием, что он хочет, чтобы ему почесали животик. — Я сама видела, как он толкнул лорда Хавериджа, когда он поспешно двигался в твою сторону.

— Мы прибыли раздельно, — попыталась объяснить она, в то время как ее сердце наполнилось, возможно, глупой, радостью. — Я уверена, ему было нужно просто что-то сообщить мне.

Эдвина посмотрела на нее сомнительно.

— И что же он?

— Что, что он?

— Что же он сообщил тебя, — проговорила Эдвина с раздражением, — Ты только что сказала, что уверенна, что ему было нужно что-то сообщить тебе. И разве в таком случае, он не сообщил тебе того, что он хотел? Ведь в таком случае, откуда ты узнала, что он хотел тебе что-то сообщить?