Бриджертоны (№2) - Виконт, который любил меня

— Хорошо, вы вроде всегда были разумным человеком. Я …, — ее рот открылся от изумления, — Что, черт подери, там происходит?

Энтони проследил за страшным пристальным взглядом леди Данбери, и увидел открытый экипаж, вышедший из-под контроля и, начавший крениться на двух колесах.

Было слишком далеко, чтобы увидеть лица людей, когда он услышал вопль, а затем собачий лай, кровь у него застыла в жилах.

Его жена находится в том экипаже.

Не сказав не слово леди Данбери, он пнул лошадь, и понесся галопом на полной скорости к месту происшествия. Он не был уверен, что сделает, когда доберется до экипажа. Возможно, он первым делом перехватит узды правления у незадачливого водителя. Возможно, ему удастся помочь кому-нибудь пересесть на его лошадь. Но он знал, что просто не сможет стоять на месте и смотреть, в то время, когда на его глазах транспортное средство терпит бедствие.

И надо непременно узнать, что случилось.

Энтони был на полпути к вихляющему экипажу, когда тот налетел на большой камень, потерял равновесие, и перевернулся.

И Энтони в ужасе увидел перед собой, как его жена погибает в этом экипаже.

Глава 22

Вопреки популярному мнению, ваш автор знает, что его считает чем-то вроде законченного циника.

Но, дорогой читатель, это так далеко от правды. Вашему автору ничего не нравиться больше, чем счастливый конец. И это делает ее романтической дурочкой, как бы то ни было.

Светская хроника Леди Уислдаун, 15 июня 1814

К тому времени, когда Энтони добрался до опрокинувшего экипажа, Эдвина сумела выползти из-под него, и цеплялась за искореженный кусок древесины, пытаясь открыть отверстие с другой стороны экипажа. Рукав ее платья был порван, низ порвался и был весь грязный, но она, казалось, ничего не замечая, отчаянно дергала дверцу. Ньютон прыгал и скакал у ее ног, его лай был бешеный и пронзительный.

— Что случилось? — спросил Энтони, с паническими нотками в голосе, спрыгивая с лошади.

— Я не знаю, — всхлипнула Эдвина, вытирая слезы, бегущие у нее по лицу. — Мистер Бэгвел не очень опытный водитель, я думаю, и затем Ньютон получил свободу, и потом я не знаю, что произошло. Мы ехали нормально, и буквально через минуту…

— Где мистер Бэгвел?

Она двинулась к другой стороне экипажа.

— Он выпал, и несильно ударился головой. Думаю, с ним все в порядке. Но Кэйт…

— Что с Кэйт? — Энтони присел на корточки, пытаясь оценить степень повреждений.

Экипаж опрокинулся и полностью разбил правый свой бок.

— Где она?

Эдвина судорожно сглотнула, и ее голос перешел в шепот.

— Я думаю, она попала в ловушку под экипажем.

В этот момент Энтони почувствовал смерть. Горечь чувствовалась в его горле, в тело его, будто втыкали нож, а воздух не поступал в легкие. Энтони злобно начал раскидывать сломанные части экипажа, стремясь сделать отверстие побольше.

— Кэйт! — завопил он, стараясь звучать спокойно, и не волнуясь. — Кэйт, ты меня слышишь?

Единственный звук, который он услышал, было ужасное ржание лошадей. Проклятье. Он должен освободить их, прежде чем они впадут в панику и растащат развалины экипажа.

— Эдвина? — резко позвал ее Энтони, посмотрев через плечо.

Она поспешила к нему, выламывая руки.

— Да?

— Вы знаете, как распрягать лошадей?

Она кивнула.

— Не очень быстро, но я смогу сделать это.

Он мотнул головой к появившимся зрителям.

— Посмотри, может кто-нибудь сможет помочь тебе.

Она кивнула, и быстро добралась до лошадей.

— Кэйт? — снова громко позвал он ее.

Он не мог ее увидеть, сместившееся сидение все закрывало.

— Ты меня слышишь?

Никакого ответа.

— Попробуйте с другой стороны, — послышался голос Эдвины, — Там не так все сломано.

Энтони вскочил на ноги, и быстро подбежал к другой стороне экипажа. Дверца была вырвана с корнем, и оставила достаточное отверстие, чтобы он мог просунуть верхнюю часть туловища.

— Кэйт? — позвал он ее, стараясь не обращать внимание на панику в его голосе.

Каждый вдох и выдох с его губ в замкнутом пространстве раздавался громко, и напоминал ему, что он не слышит тех же звуков от Кэйт. И затем, когда он подвинул амортизаторы, находившиеся под сиденьем у исправного экипажа, он увидел ее. Она была ужасно бледная, но шея была вроде не сломана, и он не увидел никакой крови. Это мог быть довольно хороший признак. Он не был особо силен в медицине, но держался за это, будто ожидал чуда.

— Ты не можешь умереть, Кэйт, — пробормотал он, а его пальцы дергали и крушили, стараясь расширить отверстие, чтобы можно было вытащить ее через него, — Ты слышишь меня? Ты не можешь умереть.

Он порезал руку об одну из сломанных деревянных частей экипажа, но не замечал крови, капающей с его руки.

— Тебе бы следовало дышать, — предупредил он, его голос был близок к рыданию.

— Предполагалось, что первой умрешь не ты. Сейчас не твое время. Ты хоть понимаешь меня?

Он вытащил другой кусок деревяшки, и через расширенное отверстие, взял ее за руку. Его пальцы нащупали ее пульс, который казался достаточно устойчивым ему. Но было все еще невозможно определить, идет ли у нее кровь, сломала ли она спину, или, может быть, разбила голову?

Его сердце задрожало. Было так много способов умереть. Если обычная пчела может убить мужчину, то почему дорожное происшествие не может унести жизнь одной маленькой женщины?

Энтони схватил последнюю часть древесины, которая закрывала ее от него, попытался, но не смог сдвинуть.

— Не делайте этого, — взмолился он, — Сейчас не ее время. Бог, ты слышишь меня? Это не ее время!

Он почувствовал что-то влажное на щеках, и смутно понял, что это слезы.

— Предполагалось, что умру я, — задыхался он, — Изначально предполагалось, что умру только я.

И затем, как только он подготовился снова дернуть неподдающийся кусок дерева, пальца Кэйт сжались и схватили его за запястье. Его взгляд упал на ее лицо, и он увидел, как она широко открыла свои глаза, и несколько раз моргнула.

— О чем, черт возьми? — спросила она, звуча сонной, и будто недавно проснувшейся, — Ты говорил только что.

Облегчения затопило его.

— С тобой все хорошо? — спросил он, и его голос колебался на каждом слоге.

Она скорчила гримасу, затем сказала:

— Со мной все будет прекрасно.

Энтони сделал паузу, затем спросил.

— Но все ли с тобой в порядке, прямо сейчас?

Она откашлялась, и он полагал, будто услышал, что она вздрогнула от боли.

— У меня что-то с ногой, — призналась она, — Но не думаю, что у меня идет кровь.

— Близка к обмороку? Слабость? Головокружение? — она покачала головой.

— Только боль. Что ты делаешь здесь?

Он улыбнулся сквозь слезы.

— Я искал тебя.

— Ты искал меня? — прошептала она.

Он кивнул.

— Я пришел к — то есть я хотел сказать, я понял… — он судорожно сглотнул.

Он никогда не мог представить себе, что придет день, когда он скажет эти слова женщине, но они так сильно выросли в его сердце, что он не мог промолчать.

— Я люблю тебя, Кэйт, — сказал он, задыхаясь. — Потребовалось много времени, чтобы понять это. Но я люблю тебя, и искал тебя, чтобы сказать. Сейчас. Сегодня.

Ее губы сложились в слабую улыбку.

— Ты, проклятье, выбрал достаточно хороший момент.

Удивительно, но он улыбнулся в ответ.

— Ты почти рада, что я заставил ждать тебя так долго, да? Если бы я сказал эти слова на прошлой недели, я бы не последовал за тобой в парк сегодня.

Она показала ему свой красный язычок, что, учитывая обстоятельства, заставляло его любить ее еще сильнее.

— Только вытащи меня отсюда, — попросила она.

— Тогда ты, наконец, скажешь, что любишь меня? — подразнил он.

Она улыбнулась ему задумчивой и теплой улыбкой, и кивнула.

Это было достаточное объявление своей любви к нему, учитывая, что он ползает в обломках экипажа, а Кэйт застряла в этом проклятом экипаже, и у нее может быть сломана нога. И он внезапно почувствовал огромное чувство удовлетворения и единение со всем миром.

И он понял, что не жил все эти двенадцать лет, начиная с того рокового полдня, когда он вошел в спальню родителей, и увидел отца, лежащего на диване, холодного и застывшего.

— Я собираюсь вытащить тебя отсюда, — сказал он, беря ее за талию, — Это может повредить ногу, но я боюсь, по-другому не получиться.

— Моя нога уже повреждена, — смело улыбнулась она, — Я просто хочу побыстрее выйти отсюда.

Энтони коротко кивнул ей, и, обняв за талию, начал тянуть.

— Как с тобой? — его сердце застывало, каждый раз, когда он видел, как она вздрагивает от боли.

— Прекрасно, — ответила она, задыхаясь, но он подумал, что она просто храбриться.

— Мне нужно повернуть тебя, — сказал он, увидев, выступающую сломанную деревянную конструкцию.

Будет довольно трудно вытащить ее оттуда. Он не беспокоился о ее платьях — проклятье, он купил бы ей сотню новых платьев, лишь бы она пообещала больше никогда не садиться в экипаж, управлять которым будет не он. Он не мог вынести мысль о том, что может поцарапать даже дюйм ее нежной кожи. Ей и так уже досталось.

— Я постараюсь вытянуть тебя головой вперед, — сказал он, — Ты можешь немного пошевелиться? Приподними руки так, чтобы я мог тебя схватить под руки.

Она кивнула, стиснув зубы, так она болезненно поворачивалась с его помощью дюйм за дюймом, она вытащила руки и протянула их ему.

— Я достал, — ободряюще сказал он, — Сейчас я собираюсь —

— Просто сделай это, — проговорила Кэйт, сквозь стиснутые зубы, — Не надо ничего объяснять.

— Очень хорошо, — ответил он, ногами получше упершись в землю.

На мысленный счет три, он стиснул зубы, и начал тянуть ее наружу. И остановился секундой позже, после того, как раздался душераздирающий крик Кэйт. Если бы он не был убежден в том, что ему осталось жить девять лет, он мог бы поклясться, что такой ее крик отнял у него, по меньшей мере, лет десять.

— С тобой все хорошо? — быстро спросил он.

— Все хорошо, — ответила она, но дышала с трудом, сквозь побелевшие губы, и лицо ее было напряжено от боли.

— Что случилось, — послышался взволнованный голос Эдвина, которая находилась с другой стороны экипажа, и распрягала лошадей, — Я услышала ужасный крик Кэйт.

— Эдвина? — спросила Кэйт, крутя головой во все стороны, и пытаясь увидеть ее. — С тобой все в порядке? — она в нетерпение дернула за рукав Энтони. — Что с Эдвиной? Она травмирована? Ей нужен доктор?

— С Эдвиной все в порядке, — ответил он, — А вот ты нуждаешься в докторе.

— А мистер Бэгвел?

— Как там Бэгвел? — спросил Энтони Эдвину, голос его звучал, сосредоточено, поскольку он окончательно вытаскивал Кэйт из-под обломков.

— Он ударился головой, но с ним вроде все нормально.

— Ничего. Могу ли я чем-нибудь помочь? — послышался рядом взволнованный мужской голос.

У Энтони было такое чувство, что во все виноват больше этот мелкий корги, Ньютон, чем мистер Бэгвел. Но молодой человек управлял экипажем, и Энтони сейчас был не в том настроении, чтобы почувствовать расположение к нему.

— Я дам вам знать, — ответил он кратко, и, повернувшись к Кэйт, сказал: — с Бэгвел все хорошо.

— Я не могу поверить, что сначала совсем забыла справиться о них.

— Я уверен, твоя ошибка прощается из-за обстоятельств, — сказал Энтони, таща ее назад, до тех по пока сам полностью не выбрался из экипажа, и не остался последний рывок, чтобы ее вытащить оттуда.

— Эдвина? Эдвина? — позвала Кэйт, — Ты уверена, что не ранена?

Эдвина просунула лицо в отверстие.

— Со мной все в порядке, — сказала она успокаивающе, — Мистер Бэгвел свалился с экипажа, а я оказалась…

— Стисни зубы, Кэйт, — приказал Энтони.

— Что? Аааааах!

Одним единственным рывком, он вытащил ее наружу, и оба они приземлились на землю, тяжело дыша. Но если Энтони усиленно дышал из-за напряжения, то Кэйт от сильной боли.

— О Боже! — почти завопила Эдвина, — Посмотрите на ее ногу!

Энтони поглядел на Кэйт, и почувствовал, как желудок судорожно опустился.

Одна из ее ног была изогнута и искривлена так, что становилось очевидным, что она сломана. Энтони судорожно сглотнул, стараясь не выглядеть чересчур взволнованным. Он много слышал о людях, которые потерял ноги или руки из-за инфекции и плохого медицинского обслуживания.

— Что с моей ногой? — спросила Кэйт, — Она повреждена, но… О, Боже!

— Лучше не смотри, — сказал Энтони, пробуя повернуть ее лицо в другом направлении.

Ее дыхание, частое до этого из-за попытки справиться с болью, стало паническим и беспорядочным.

— О, мой Бог! — она задыхалась, — Она сломана. Я не могла представить себе, что она сломана, пока не увидела.

— Не смотри, — приказал Энтони.

— О, Боже. О, Боже.

— Кэйт, — наклонилась над ней Эдвина, обеспокоенная ее голосом, — С тобой все в порядке?

— Посмотри на мою ногу! — почти завопила Кэйт, — Она выглядит в порядке?

— Я говорила о твоем лице. Оно зеленое.

Но Кэйт ничего не ответила. Она часто задышала. И затем, перед Энтони, Эдвиной, мистером Бэгвелом, и Ньютоном, которые глядели нее во все глаза, она провалилась в глубокий обморок.

* * *

Тремя часами позже, Кэйт была устроена в своей кровати, ей, конечно, не было удобно, но, по крайней мере, не было так больно, благодаря настойке опия, которую буквально влил в ее горло Энтони, через минуту после того, как они оказались дома. Ее нога была надежно закреплена тремя хирургами, которых вызвал Энтони (не потому что они все сказали, что необходимо больше одного человека, чтобы установить кость, а потому что Энтони скрестил руки и неумолимо смотрел на них в упор до тех пор, пока они не замолчали). Врачи оставили несколько предписаний, клятвенно заверяя, что они ускорять срастание кости.

Энтони трясся над ней, как курица-наседка, пристально наблюдая за каждым движением врачей, пока один из них, набравшись смелости, спросил его, когда он получил лицензию от Королевского медицинского колледжа.

Энтони не удивился. После многих увещеваний, когда, наконец, нога Кэйт была надежно установлена, перевязана и наложена шина, ей сказали, что полное выздоровление, она может ожидать лишь через месяц заключения в постели.

— Ожидать через месяц? — простонала она Энтони, как только ушел последний из хирургов. — Как я смогу так долго ждать?

— Ты могла бы занять себя чтением, — предложил он.

Она нетерпеливо выдохнула через нос; ей было трудно дышать сквозь сжатые зубы.

— Я не уверена, что смогу читать, лежа на спине.

Он с трудом сдержал смех.

— Возможно, ты могла бы взяться за рукоделие, — предложил он.

Она пристально посмотрела на него, как будто перспектива заняться рукоделием заставила ее почувствовать себя лучше.

Он осторожно присел на край кровати, и погладил ее по руке.

— Я составлю тебе компанию, — сказал он с ободряющей улыбкой, — Я уже решил, что сокращу время, которое я провожу в клубе.

Кэйт устало вздохнула. Она устала, ее нервы были расшатаны болью, и она с трудом посмотрела на мужа. Она повернула руку так, чтобы пальцы их рук переплелись.

— Я люблю тебя, ты знаешь, — мягко сказала она.

Он сжал ее руку и кивнул, теплота его глаз ответила на ее высказывание больше, чем могли бы любые сказанные слова.

— Ты сказал мне, что мы не должны влюбляться, — произнесла Кэйт.

— Я был задницей.

Она не спорила; изгиб его губ сказал ей, что он заметил отсутствие ее обычного противоречия.

После небольшой паузы, она заговорила вновь:

— Ты говорил странные вещи в парке.

Рука Энтони осталась в ее руке, но сам он невольно подался немного назад.

— Я не знаю, что ты под этим подразумеваешь, — ответил он.

— Я думаю, все же ты знаешь, — тихо сказала она.

Энтони закрыл глаза, и встал, его пальцы тянулись к ее руке, пока хватка не ослабла, и их руки разошлись. Так много лет он был осторожен и держал свои странные убеждения в себе. Это казалось наилучшим вариантом. Люди либо поверили бы ему и беспокоились о нем, или не поверили бы и подумали, что он сумасшедший. Ни то, ни другое ему не подходило.

Но теперь в один критический момент, он все выболтал своей жене. Он даже точно не помнил, что сказал ей. Но этого было достаточно, чтобы проснулось ее любопытство. А Кэйт была не из тех, кто отступает. Он мог попробовать отговориться от нее, но, в конце концов, она получит всю информацию из него. Не было более упрямой женщины, чем его жена.

Он подошел к окну и прислонился к подоконнику, безучастно глядя в окно, будто он мог видеть городской пейзаж сквозь тяжелые красные шторы.

— Есть кое-что, что ты должна знать обо мне, — прошептал он.

Она не сказала ничего, но он знал, что она внимательно слушает его. Возможно, он услышал, как она изменяет свое положение в кровати, возможно, это было возникшее напряжение в воздухе. Но, так или иначе, он знал, что она его слушает.

Он повернулся к ней. Ему было гораздо проще обращаться к занавескам, но она заслуживает нормального разговора. Она сидела в кровати, ее нога лежала на подушках, а ее широко открытые глаза заполнились смесью любопытства и беспокойства.

— Я не знаю, как объяснить тебе, что это и без того, звучит довольно смешно, — сказал он.

— Иногда самый легкий способ, просто сказать это, — пробормотала она.

Она погладила место на кровати рядом с собой.

— Ты не хочешь сесть рядом со мной?

Он покачал головой. Ее близость, лишь затруднит разговор.

— Что-то случилось со мной, когда мой отец умер, — медленно начал он.

— Ваши отношения были очень близки, не так ли?

Он кивнул.

— Ближе его у меня никого не было, пока я не встретил тебя.

Ее глаза заблестели.

— Что же случилось?

— Это было очень неожиданно, — сказал он.

Его голос был спокоен, будто он пересказывал прочитанные новости в газете, а не самый тревожный случай в его жизни.

— Пчела, я же говорил тебе.

Она кивнула.

— Мог ли кто-нибудь подумать, что пчела способна убить человека? — произнес Энтони, с саркастическим смехом. — Это могло выглядеть достаточно забавно, если бы не так трагически.

Она ничего не говорила, только смотрела на него с теплотой и симпатией, болезненно отзывающимися в его сердце.

— Я остался с ним один на один в течение всей ночи, — сказал он, слегка поворачиваясь так, чтобы она не могла увидеть его глаз. — Он был, конечно, уже мертв, но мне нужно было немного времени. Я лишь молча сидел рядом с ним, и смотрел в его лицо, — короткий сердитый смех сорвался с его губ, — Боже, каким же дураком я был, я ожидал, что он в любой момент откроет глаза и поднимется.

— Я не думаю, что это было глупо, — мягко сказала Кэйт, — Я тоже видела смерть. Трудно осознать, что человек уже ушел от нас, когда он выглядит нормально.

— Не знаю, когда это случилось, — проговорил Энтони, — Но уже к утру, я был полностью уверен.

— То, что он умер? — спросила она.

— Нет, — грубо ответил он, — То, что я тоже умру.

Он ждал от нее комментариев, воплей, чего-нибудь, но она просто сидела, уставившись на него, без заметного изменения выражения на лице, пока он не сказал:

— Я не такой великий человек, каким был мой отец.

— Он бы не согласился с твоим утверждением, — спокойно сказала она.

— Хорошо, но его нет здесь, чтобы он мог не согласиться, не так ли?

Снова она промолчала. Он молча проклинал все на свете, и прижал пальцы к вискам. У него заболела голова. Он почувствовал головокружение, и осознал, что не может вспомнить, когда последний раз ел.

— Это мое мнение, — произнес он низким голосом, — Ты не знала его.

Он облокотился на стену, и издал утомленный вздох.

— Позволь мне всего лишь сказать тебе кое-что. Не говори, не прерывай, и не суди раньше времени. Это достаточно сложно сделать. Ты сделаешь это ради меня?

Она кивнула.

Энтони глубоко вздохнул.

— Мой отец был самым великим человеком, из всех кого я знал. И дня не проходит, когда я понимаю, что не дотягиваю до него. Я лишь знаю, что он был всем для меня, я стремился походить на него. Я никогда не смогу быть таким же, как он. Но если бы я мог хоть немного походить на него, я был бы полностью удовлетворен самим собой. Это все, чего когда-либо я хотел, и к чему стремился. Всего лишь немного походить на него.

Он посмотрел на Кэйт. Он не был уверен почему. Может быть для заверения; может быть, чтобы увидеть у нее на лице симпатию. А может просто, чтобы увидеть ее лицо.

— Эта была единственная вещь, которую я знал и понимал, — прошептал он, ища в себе храбрость, чтобы смотреть ей в глаза. — Я никогда не смог бы его превзойти. Даже спустя годы.

— Ты пытаешься рассказать мне? — прошептала она.

Он беспомощно пожал плечами.

— Я знаю, что все это не имеет смысла. Я понимаю, что я не могу дать нормального рационального объяснения. Но, начиная с той ночи, которую я провел у постели отца, я осознал, что не смогу прожить больше, чем он.

— Понимаю, — сказала она спокойно.

— Ты?

И затем будто прорвалась дамба, и полились слова. Все вылилось из него наружу — почему он отказался жениться по любви; зависть, которую он почувствовал, когда она сражалась со своими демонами и победила их.

Он видел, как она поднесла одну из ее рук ко рту, и прикусила немного кончик большого пальца. Он видел это уже раньше, и понял — она так делает всегда, когда встревожена, или глубоко задумалась.

— Сколько лет было твоему отцу, когда он умер? — спросила она.

— Тридцать восемь.

— Сколько тебе сейчас?

Он с любопытством уставился на нее; она знала его возраст. Но он все равно сказал:

— Двадцать девять.

— Итак, по твоей оценке, нам с тобой осталось всего лишь девять лет.

— Самое большее.

— И ты искренне убежден в этом.

Он кивнул.

Она сжала губы, и выдохнула через нос. Затем через некоторое время, которое он почувствовал, как бесконечную тишину, она, прямо посмотрев на него ясными глазами, сказала:

— Ты ошибаешься.

Было достаточно странно почувствовать в тоне ее голоса глубокое убеждение в этом.

Энтони даже почувствовал, что невольно улыбается.

— Ты думаешь, я не знаю, как смехотворно все это звучит?

— Я вообще не считаю, что это звучит смехотворно. Это выглядит совсем, как нормальная реакция, особенно, учитывая насколько сильно, ты обожал и боготворил своего отца, — она задумчиво пожала плечами и склонила голову набок, — Но, при этом, ты все равно ошибаешься.

Энтони не сказал ничего.

— Смерть твоего отца была несчастным случаем, — сказала Кэйт, — Просто несчастный случай. Ужасный удар судьбы, который никто не смог бы предвидеть.

Энтони фаталистически пожал плечами.

— Я, возможно, пойду по его пути.

— Ох, ради любви к …, — Кэйт прикусила язык за секунду, прежде чем богохульство сорвалось с него. — Энтони, если подумать, я могу умереть завтра. Я могла умереть сегодня, когда тот экипаж перевернулся.

Он побледнел. — Никогда, не напоминай мне об этом.

— Моя мать умерла в моем возрасте, — резко напомнила ему Кэйт, — Ты когда-нибудь думал об этом? В соответствии с твоими законами, я должна умереть к моему следующему дню рождения.

— Не будь…, —

— Глупой? — закончила она за него.

Тишина стояла в течение минуты, а то и двух.

Наконец, Энтони прошептал: — Я не знаю, смогу ли я прекратить все это.

— Ты не должен пытаться прекратить это, — сказала Кэйт, она прикусила губу, и положила руку на пустое место рядом с собой. — Ты не мог бы присесть сюда, чтобы я могла держать тебя за руку.

Энтони ответил незамедлительно; он присел и взял ее за руку. Тепло ее тела затопляло его, просачивалось внутрь его тела, и ласкало душу.

В тот момент, он понял, что это больше, чем просто любовь. Это женщина заставляла его чувствовать себя лучшим человеком. Он и прежде был довольно хорошим, сильным и добрым человеком, но рядом с ней, он становился гораздо больше. И вместе они могли добиться чего угодно.

Это почти заставило его подумать, что сорок лет, это не такая уж невозможная мечта.

— Ты не должен пытаться прекратить это, — снова повторила она, — Честно говоря, я не вижу другого способа пройти через это, пока тебе не исполнится тридцать девять. Но сейчас, ты можешь, — она сжала его руку, и Энтони почувствовал себя гораздо сильнее и увереннее, чем прежде, — отказаться от уверенности в том, что это может управлять твоей жизнью.

— Я осознал это сегодня утром, — прошептал он, — Когда понял, что должен сказать тебе, как я люблю тебя. Но, так или иначе — теперь я знаю это.

Она кивнула, и он увидел, что ее глаза полны слез.

— Ты должен жить каждый час своей жизни так, как будто он последний, — сказала она, — И каждый день свой жизни жить так, как будто ты бессмертен. Когда мой отец заболел, он так много сожалел. Было так много вещей, которые он не сделал, сказал он мне тогда. Он всегда предполагал, что у него будет больше времени. Это то, что я поняла, и давно несла с собой. С какой стати, ты думаешь, я решила попытаться научиться играть на флейте в таком позднем возрасте? Все говорили мне, что я слишком стара для этого, что мне надо было начинать учиться в детстве. Это действительно так. Я никогда не стану очень хорошо играть на флейте. Но я могу наслаждаться этим непосредственно для себя. И я должна знать, что, по крайней мере, я попробовала сделать это.

Энтони улыбнулся. Она ужасно играла на флейте. Даже Ньютон не переносил ее игры, и убегал подальше.

— Но противоположное мнение так же верно, — мягко добавила Кэйт, — Ты не можешь избегать вызовов судьбы, или избегать любви, только потому, что ты думаешь, что ты не сможешь закончить свои начинания. В конце концов, ты сильно пожалеешь о том, что хотя бы просто не попробовал, как пожалел об этом мой отец.

— Я не хотел любить тебя, — тихо прошептал Энтони, — Это была та вещь, которую я боялся больше всего. Я вырос, довольно убежденным в моих странных взглядах. Фактически, довольно удобных. Но любовь, — он задыхался, голос его дрожал и казался немужественным, что делало его сильно уязвимым.

Но он не волновался об этом, перед ним была его Кэйт. Не имело значения, что она услышит его опасения, ведь она любила его независимо оттого, каким он был. Это заставляло его чувствовать себя возвышенно.

— Я видел настоящую любовь, — продолжал он, — Я не относился к циникам нашего, погрязшего в пороках, общества. Я знал, что такая любовь существует. Моя мать …мой отец, — он остановился, чтобы выровнять дыхание.

Этот разговор, казался, самой трудной вещь, которую он когда-либо делал. И все же он знал, что слова должны быть произнесены. Он знал, независимо оттого, как трудно было их произносить.

— Я был уверен, что это единственная вещь, которая сделает мое знание — я не знаю, как назвать это — мое знание о моей смерти…, — он взъерошил волосы, с трудом подбирая слова.

— Любовь была единственной вещью, которая могла сделать знание о моей скорой смерти невыносимым. Как я мог спокойно любить кого-нибудь, зная, что это все обреченно?

— Но это не обреченно, — произнесла Кэйт, сжимая его руку.

— Я знаю. Я влюбился в тебя, и теперь, я знаю это. Даже если я прав, и мне судьбой предопределено прожить столько, сколько прожил мой отец, я не обречен, — он наклонился вперед, и коснулся легким поцелуем ее губ.

— У меня есть ты, — прошептал он, — И я не собираюсь тратить впустую мою жизнь, когда мы вместе.

Губы Кэйт сложились в улыбку: — И что же это означает?

— Это значит, что любовь не должна опасаться, что все скоро закончиться. Любовь к человеку, который заполняет твое сердце, который делает тебя лучшим человеком, чем ты когда-либо мечтал стать. Это видно в глазах твоей жены, и знании, которое наполняет всего тебя, что она — лучший человек, которого ты когда-либо знал.

— Ох, Энтони, — прошептала Кэйт, слезы потекли по ее лицу. — Такое же чувство я испытываю к тебе.

— Когда я подумал, что ты могла умереть —

— Не произноси это, — она задыхалась, — Ты не должен переживать это вновь.

— Нет, — ответил он, — Я скажу. Я должен сказать тебе. Это был первый раз, за все эти годы ожидания смерти — когда мне по-настоящему захотелось умереть. Поскольку ты ушла…не было ничего, что могло бы заставить меня продолжать жить. Я не знаю, как моя мать пережила это.

— У нее были свои дети, — сказала Кэйт, — Она не могла оставить вас.

— Я знаю, — прошептал он, — Но боль, которую она вынесла…

— Я думаю, человеческое сердце, на самом деле, гораздо сильнее, чем мы себе можем представить.

Энтони уставился на нее, и долго не отводил своих глаз от ее лица, пока не почувствовал, что они с Кэйт две половинки одного целого.

Тогда он одной рукой притянул ее к себе, и наклонился поцеловать ее. Его губы нежно прижались к ее губам, предлагая всю любовь, преданность, почтение, которое он испытывал к ней.

— Я люблю тебя, Кэйт, — прошептал он, не отрываясь от ее губ. — Я очень люблю тебя.

Она кивнула, неспособная произнести не звука.

— И прямо сейчас, я хочу…я хочу…

И затем случилась очень странная вещь. Смех буквально пузырился в нем, прорывался из него. Он почувствовал чистую радость момента, и это все что он мог сделать, чтобы не схватить в охапку Кэйт и не подбросить ее в воздух.

— Энтони? — спросила она, немного смущенная и удивленная.

— Ты знаешь, что еще означает любовь? — спросил он, кладя руки с обеих сторон ее тела, и смотря на нее сверху вниз.

Она покачала головой.

— Я боюсь даже предположить.

— Это означает, — проворчал он, — Что я нахожу твою сломанную ногу проклятой помехой.

— И наполовину не так сильно, как я, милорд, — сказала она, бросая жалобный взгляд на свою ногу, с наложенной на ней шиной.

Энтони нахмурился.